Грани

ГЛАВА 1: Хорошо, что есть на свете это счастье - путь домой

…Шур представил лагерь Дружины, его подхватил вихрь. Крутанул вокруг оси и выплюнул перед нужной дверью. Обычной филенчатой из прессованного картона за 4 тысячи рублей в супермаркете.

«Могла бы и по красивей быть», - подумал Шур, потянул ручку и второй раз за этот день шагнул вперед…

В глазах картинки со скоростью катящегося колеса сменялись одна на другую. Увиденное походило на цветную абстракцию. Треугольники, квадраты, ромбы, овалы разной формы и разного размера сливались в единое панно, чтобы затем развалиться на фрагменты. И такая круговерть не останавливалась ни на мгновение. Наверное, так выглядит хаос под микроскопом. В голове заезженной пластинкой звучала музыка: «Веу-вау. БУМ! Вау-веу. БУМ!» Вскоре эти звуки стали кристаллизоваться в мелодию, которую я узнал. Это же песня «Мой калейдоскоп» группы «Гражданская оборона». И точно, где-то внутри меня голос Егора Летов запел:

«…Солнце помогает мне

Тёплая волна

Мглистое сознание

Загробная страна

Лунное затмение

Мысленный потоп

Солнечное зрение

Мой калейдоскоп…»

И действительно, то что предстало перед глазами было картинками калейдоскопа. Но, кто-то бессовестный крутил его слишком быстро, не давая рассмотреть узор. При этом картинки не лежали в одной плоскости, а прыгали верх-вниз, добавляя желания блевануть. Словно один ребенок смотрит в калейдоскоп, а другой пытается отобрать игрушку.

Пока я все это наблюдал, всплыли знания, которыми меня пичкала моя Наставница Яна. Она утверждала, что лишних знаний не бывает. Все, когда-нибудь в какое-то время пригодится. Вот и сейчас энциклопедия всплыла, как всегда в тему и вовремя.

«Изобретение калейдоскопа приписывают Михаилу Ломоносову. У него было устройство похожее на калейдоскоп – но подтверждений этому предположению нет: возможно, хрупкая диковинка просто не сохранилась. Поэтому лавры изобретателя калейдоскопа принадлежат – сэру Дэвиду Брюстер, который запатентовал его. Любопытно, но цели изобрести подобное устройство ученый перед собой не ставил, он проводил физические эксперименты со светом, исследуя поляризацию волн. Причудливые узоры и картинки, которые получались при движении и вращении зеркал, навели его на мысль соорудить прибор вроде подзорной трубы, который будет преследовать одну лишь цель: развлечь и удивить игрой отражений и многочисленными вариантами изображений, которые могут получаться в результате перемещения отражающих поверхностей.

Брюстер запатентовал свое изобретение в 1817 году, а спустя несколько лет выпустил трактат, в котором пояснял, как правильно использовать калейдоскоп, чтобы раскрыть все его возможности.

«Узорник», как называл калейдоскоп словарь Даля, долгое время оставался детской игрушкой, как, впрочем, и сейчас. Но после того, как в мире искусства стал модным экспрессионизм, художники срисовывали картинки. Например, еще один британец Луис Уильям Уэйн, известный своими многочисленными изображениями антропоморфных котов, кошек и котят, а также тем, что попал в психиатрическую лечебницу, после того как спустил свою сестру с лестницы.

Сегодня калейдоскоп подсказывает новые узоры для тканей, обоев. С изобретением фотокамеры появилась возможность фиксировать узоры, которые сложились на короткий период по воле случая, чтобы вскоре навсегда уйти в небытие».

Любопытные знания, но бесполезные, как и калейдоскоп. Вот зачем они мне в данную секунду? Но игры разума не всегда подконтрольны людям. Даже, если они Ключники.

Мельтешение, после открытия двери, возникшее сразу, так же неожиданно прекратилось, застывая в единую картинку. После чего узор стек гуашью щедро вспрыснутой водой, чтобы явить глазам реальность. После буйства красок, она казалась, нет, не черно-белой, а какой-то блеклой. Но постепенно картинка насыщалась колером, к ней прибавились звуки, запахи, а лицо почувствовало ласковое прикосновение ветерка. Я еще не видел мир в привычной форме, но понимал, что добрался до дома. Я на Земле.

Вообще, мне неоднократно приходилось перемещаться в пространстве. Но каждый раз, все получалось по-разному. К примеру, навык «Телепорт» дарил совсем иные ощущения. Почему так происходит, я не знал, но гипотеза на этот счет была. Вероятно, потому, что в каждом переносе задействованы разные физические компоненты. Одно дело прыгать на расстояние в одной реальности, другое – через «паралельности» и, возможно, время.

При этом мой вестибулярный аппарат издевательства выдержал, но изрядно пострадал. Кружилась голова, хотелось наклониться и вытолкнуть съеденное-выпитое на землю. Я силой воли подавил подступающее «ВЭЭЭ!», вдохнул свежего воздуха и, словно, открыл глаза.

Да, этой мой мир, но не база Дружины. Вокруг меня стеной стояла вековая тайга. Я огляделся и попытался сделать шаг, и сразу почувствовал, как меня повело. Не упал, удалось сохранить равновесие, но ноги отказывались двигаться. Испугался, что парализовало. Но нет, конечности ощутили неприятное касание чего-то жидкого. Я опустил взгляд ниже и увидел, что попал в какой-то овраг-канаву. Слева повалена лесина. Причем давно, она была трухлявой и поросшей мхом. Справа высились ели. Одна огромная в пять охватов, другая поменьше. Видимо, «мама» и «дочка». Спереди заросли папоротника в человеческий рост, через которые ничего не разглядеть. За спиной стенка «впуклости», сверху небо с облаками, а снизу вода, омывающая мои ноги почти до колена. Это куда же я попал? При этом, я точно знал, что попал, куда надо. Только чутка промахнулся. Но заблудиться в тайге можно сразу же. Стоит отойти лишь пару метров от обжитого места. Сделал лишний шаг, обернулся, а все, нет обратной дороги. Попытки вернуться могут ни к чему не привести, пройдешь в паре сантиметров от той местности, что тебе нужна, и не заметишь. Это, друзья мои, тайга. Тут не до шуток.

Но разбираться с направлением будем позже, когда выдернем мою задницу из этой впадины. Я приложил больше усилий и с чавкающим звуком вытащил правую ногу. Ну, не с левой же начинать. Этак весь день может на задаться. Вытащить-то я ее вытащил, а куда ставить? Кругом вода. Да и пофиг, надо двигаться к суше. Вот так по 20-30 сантиметров вперед я преодолевал путь, чтобы вскоре почувствовать под ступнями твердую поверхность.

ГЛАВА 2: Два тела — одна душа

Бекара, или как ее чаще звали – Бека – была представителем малой расы эльгнов. Точнее даже не расы. На самостоятельный вид эльгны претендовать не могут – это помесь от связи эльфа и гномши. Этакий лошак – дитя жеребца и ослицы. Отпрыски впитывали в себя черты двух народов, но своего потомства иметь не могли.

Но у пары лошадь-осел мог получиться и другой гибрид – мул. Это когда папа ишак, а мама кобыла. Поэтому были и другие помеси гномов и эльфов, когда рожать приходилось эльфийкам. Воинственные дварфы, нападавшие на леса альваров, брали не только «живую воду» и золото. Они охотно воровали прекрасных эльфиек, делая их наложницами. У них появлялось потомство. Таких детей называли гнэлы. Но в обоих случаях доминирующими становились гены отца. От этого гнэлы были более коренастыми, ниже ростом, с рыжими волосами, лицом с крупными чертами и мощным торсом на длинных (по сравнению с дварфами) ногах. И такими же бесплодными. Вот только гнэлов было гораздо больше. Ведь гномов прельщала красота эльфийских женщин. А гномшы этой особенностью похвастаться не могли. Нет, среди них тоже встречались, так сказать, красавицы. Но эти прелестницы не могли сравниться с эльфийками, и смотрелись крестьянками рядом с моделями.

Мир, где жила Бекара – представлял из себя континент, разделенный на две части. Он походил на квадратный блин с оплавленными углами. Север и Юг или, если смотреть на карту – Верх и Низ, имели границы по Большой реке – Кибил-нара (Kibil). Или Селирон. Это с какого берега посмотреть. Река отливала ночью цветом расплавленного серебра, коим награждали ее две луны. Темный страж Елерин, отдавал свой оттенок потоку своей спутнице, а по поверью аборигенов и жене – прекрасной Зафире. Их совместный цвет напитывал ночной порой все окружающее цветом серебра. Когда в силе был Еларин – это было черненое серебро и его производные. А, когда главенствовала Зафира, то мир окрашивался в серебристый молочный туман. Но если предметы лишь отливали благородными оттенками, то Большая река буквально впитывал их в себя, за что и получила название. Ведь и Кибил и Сели – это серебро на языке дварфов и альваров. Так вот Большая река делила квадрат-континент фактически на две равные части. Это, если судить по площади, а по ландшафту куски сильно отличались друг от друга. Север представлял из себя горный кряж – плато. Оно начиналось с крутого берега реки и тянулось дальше на Север постепенно наращивая каменную мощь, чтобы на самом краю земли вырасти в снежные пики. Здесь было царство льда и холода, и сюда не ступала короткая нога даже самого смелого дварфа. Поэтому, что за снежной кручей, не ведал никто. Зато ее ледники регулярно поставляли воду реке-границе, делая ее полноводной.

Кибил-нара/Селирон тянулась не строго по горизонтали. Если взглянуть на нее глазами орлов, то можно увидеть, что это горизонтальная диагональ, лежащая на земле под углом градусов 10-12, где верхний край берет начало с гор, а нижний, разливается поймой в несколько рукавов и теряется на Юге в бескрайнем болоте, которое признано альварами непроходимым. Но перед ним на многие гала территории растянулся огромный лес. Даже Волшебный Лес, бережно взращенный эльфами и оберегаемый ими.

В этой дубово-сосново-березово-эвкалиптово и иже с ним массиве, затерялись эльфийские города. Их было несколько, а самым большим был Вельденварден – Лесной Охранник. Он являлся столицей земли альваров и королевской резиденцией.

Была своя столица и у подгорного народа. Арауфаерн – Большой дом. Это был единственный город, вылезший на свет из-под гор. Город наполненный двух-трехэтажными крепкими каменными домами, был знаменит мощным королевским дворцов из лазурного базальта. А его семь башен венчали Семь Самоцветов с лошадиную голову величиной. Причем, самоцветы здесь не номинальное название, не имя нарицательное. Каждый камень реально светился в определенное время суток, наполняя Большой дом цветными тенями.

Земли хватало обоим королевствами даже с излишком. Так что захватывать новые территории не было смысла. Тем более, они словно были созданы для одних и непригодны для жизни других. Но дварфы и альвары перманентно враждовали, устраивая промежутки нейтралитетов. Пакты о ненападении легко подписывались сторонами и также легко нарушались, чтобы снова заключить перемирие на короткий срок. Но даже во времена условного мира, мир не брал народы. Мелкие стычки на территории врага устраивались постоянно. Такие диверсионные рейды в стан противника не только служили источником обогащения прибрежных князьков, мясорубкой для лихих голов, но и источником пополнения стана полукровок – гнелов и эльгнов. Вот так на свет и появилась Бекара – Бека. Ее мать – Бродия стала жертвой одного из налетов, когда погиб ее отец и брат. А через положенные одиннадцать месяцев на свет появилась дочь. Девочка получилась писанной красоты, забрав ненавистные черты отца-насильника. Белые волосы цвета лебединого крыла, стройная и гибкая, хрупкая и длинноногая. Про таких говорят грациозная. Вот только ростом подкачала – всего метр шестьдесят пять. Да и глаза с ушками достались от мамы. Глаза хоть и большие, но лишенные характерного миндалевидного разреза. А уши, по понятия альваров, не удались. Не длинные и изящные, а две круглые ракушки от моллюсков. В общем, как в нашем мире рождаются иногда бракованные Мэйн-куны, без длинных ушек с кисточками, а, значит - нечистокровные. Вот и для эльфов, приходящих на берега Селирона, где и селились эльгны, Бека была нечистокровной. Поэтому относились к ней с презрением. В детстве, когда на свет смотришь наивными глазками, она не могла понять причину такой нелюбви. Но уже к своим 16-ти – периоду невест, осознавала, что выйти замуж даже за чистокровного бедняка-лесничего – это верх мечтаний. Да и кому она нужна бездетная – тупиковая ветвь развития. Таких много в их деревне, много и на противоположном берегу, где жили гнэлы.

Кстати, оба народа полукровок, столкнувшиеся с одними и теми же проблемами, не стали врагами. Наоборот, они, если и не дружили, то и войны между ними не было никогда. А иногда, даже селились рядом, пополняя демографию поселения. При этом, гнелы, в чьей крови было больше от дварфов, становились ремесленниками: гончарами, столярами, плотниками, слесарями, каменщиками, кузнецами и так далее. По мастерству им было далеко до Высокого народа дварфов, но с бытовыми нуждами справлялись. А вот эльгны склонялись к рыбной ловле и огородничеству. Поэтому на берегах Большой реки деньги водились, но были не в чести. Здесь преобладал натуральный обмен.