Грани искушений

Глава 1. Тени на кладбище

Мерный стук капель по чёрному лакированному дереву гроба звучал как глухой ритм похоронного марша, заполняя всё окружающее меня пространство тяжестью безысходности.

Я стояла у края свежевырытой могилы на старом кладбище Локсдэйла, окружённая надгробиями, потемневшими от времени и бесконечных дождей. Впереди, теряясь в серой дымке, простирались ряды кривых, раскидистых деревьев: их ветви, похожие на скрюченные пальцы, тянулись к низкому, свинцовому небу, пытаясь пронзить его беспросветную пелену.

Холод пробирался под тонкую ткань траурного платья, ледяная ткань неприятно липла к плечам, но я почти не замечала этого. Тонкая вуаль, опущенная на лицо, дрожала от порывов ветра, превращая мир в размытое, скорбное пятно. Эта зыбкая стена была моей единственной защитой от чужих, равнодушных взглядов и бесполезных соболезнований, которые доносились приглушённым, вкрадчивым шёпотом. Я обхватила себя онемевшими пальцами, пытаясь удержать вместе то, что рассыпалось внутри на тысячи осколков.

Дедушка. Он был для меня всем: наставником, другом, единственным человеком, кто видел во мне не безликое продолжение фамилии, а просто… Агнес. Только он умел смотреть на меня с тёплой, почти детской нежностью, согревающей изнутри.

Люди, стоявшие вокруг под тяжёлыми чёрными зонтами, усердно играли роль скорбящих. Я еда различала их расплывчатые силуэты, но ни в одном из них не было и капли того подлинного горя, что выжигало меня изнутри. Они пришли исполнить долг вежливости, чтобы через пару часов исчезнуть, раствориться, словно эти капли на лаковой крышке гроба.

Внезапно звуки стихли. Я оглохла, и только мерный барабан ливня остался единственной музыкой в моём рухнувшем мире.

Мне было пять, когда я потеряла родителей. Уильям Хантли забрал к себе маленькую, потерянную девочку, разом ставшую сиротой. Он оберегал меня, как самое хрупкое сокровище, посвятив этому всю свою оставшуюся жизнь. Когда лица Софи и Эндрю остались лишь на старых фотографиях, дедушка взял меня за руку и пообещал, что всегда будет рядом. И он сдержал слово.

«Ты сильная, Агнес. Ты должна быть сильной», — повторял он, ласково приглаживая выбившиеся из косы пряди.

И вот теперь, стоя у его могилы, я чувствовала, как мой внутренний свет, который он так бережно зажигал все эти годы, угасает вместе с ним.

Не в силах больше смотреть на гроб, я заставила себя поднять голову. Взгляд скользил по лицам, пока не наткнулся на него.

Дэвид.

Он стоял чуть поодаль, в стороне от скорбной процессии, и непринуждённо разговаривал с каким-то мужчиной. Скучающая элегантность его позы резала глаз. Он словно был не на похоронах, а присутствовал на очередном светском мероприятии, которое было ему откровенно безразлично. И даже здесь он умудрялся притягивать к себе взгляды, заставляя женщин замирать и украдкой следить за каждым его жестом. Тёмные волосы, чуть взъерошенные ветром, глаза, лениво-оценивающим взглядом скользящие по толпе, будто он кого-то искал, но точно не меня.

Я давно привыкла к этому выражению на его лице. Эта горькая истина стала фундаментом нашего фальшивого брака. Его спокойствие было оскорбительнее любого крика. Контраст между моей всепоглощающей скорбью и его непроницаемым безразличием был так резок, что на мгновение мне стало трудно дышать.

Два года назад во мне ещё теплилась наивная надежда. Я верила, что наш союз, навязанный обстоятельствами, может стать началом чего-то настоящего, тёплого, возможно, даже счастливого. Каждым своим действием я пыталась докричаться до него, дать понять, что рядом — не формальность, не пункт в брачном контракте, а живой человек. Человек со своим хрупким, израненным миром, который так отчаянно и безоглядно его любит.

Но все мои попытки были волнами, которые снова и снова разбивались о его молчаливый, неприступный берег. Между нами лежала ледяная пропасть, которую он и не собирался пересекать. Вместо тепла я получала дозированную, скудную учтивость. Вместо ответа — оглушающее равнодушие.

И всё же я упрямо продолжала играть в эту игру, пытаясь стать для него чёртовой идеальной женой. Я вложила все силы, чтобы соответствовать его миру. Превратила наш огромный, холодный дом в безупречный, стерильный музей его вкуса, где каждая вещь была на своём месте, отражая его стиль, но не мой. Я научилась приклеивать к лицу улыбку, даже когда от одиночества хотелось выть.

Я зарывалась в деловую литературу, следила за биржевыми сводками, наивно полагая, что если однажды смогу поддержать разговор о его работе, он наконец заметит во мне нечто большее, чем просто жену по документам. Хотя бы собеседника. Но Дэвид лишь вежливо кивал, его взгляд скользил сквозь меня, не задерживаясь, словно я была деталью интерьера, не заслуживающей внимания.

Со временем я научилась прятать свои обиды так глубоко, что порой сама забывала об их существовании. Я подавляла чувства, запирала их на замок. Каждое утро, когда он уходил, небрежно бросив «до вечера», я всё отчётливее понимала, насколько я ему безразлична.

Я поняла, что мой брак — это не просто формальность. Это клетка. И самое страшное — клетка, которую я прилежно выстроила для себя сама, в надежде, что однажды он войдёт в неё и останется.

И теперь, глядя на его безразличное лицо на похоронах единственного близкого мне человека, я окончательно осознала: все мои надежды были лишь пылью. Я была не женой. Я была функцией. Удобной, безмолвной тенью, обслуживающей жизнь мужчины, который меня никогда не видел. Которому я никогда не была нужна.

Глава 2. Иллюзии

Темноволосый молодой парень, стоящий у края фонтана, был высоким, стройным, но в то же время — заметно мускулистым. Светлая рубашка с закатанными до локтя рукавами подчёркивала сильные руки, а тёмные брюки добавляли образу строгой элегантности.

Он выглядел старше меня — лет восемнадцать или девятнадцать, — но в его взгляде не было и тени юношеской беззаботности. Тёмно-голубые глаза смотрели на нас невозмутимо и даже пристально. В нём было что-то отталкивающее и одновременно гипнотически притягательное, как в хищнике, замершем перед прыжком.

Помню, как странное волнение вспыхнуло внутри меня, заставив сердце биться быстрее. Я впервые почувствовала себя… неправильной. Неуклюжей. На фоне его отточенной, холодной красоты моё розовое платье вдруг показалось детским и нелепым.

Он был похож на обложку дорогой, старинной книги, страницы которой мне никогда не будет позволено перевернуть, чтобы узнать её содержание.

Когда мы приблизились, он сделал шаг навстречу.

— Добрый день, мистер Уильям, — произнёс он учтиво.

— Здравствуй мой мальчик, — ответил дедушка, пожимая ему руку, а затем, повернувшись, указал на меня. — Познакомься, это Агнес, — его голос звучал практически торжественно. — А это Дэвид Эванс, внук давнего друга нашей семьи.

Я пыталась скрыть волнение, до боли сжимая в потных ладонях подол платья. Хотела поздороваться первой, выглядеть уверенной, но Дэвид опередил меня.

— Приятно познакомиться, Агнес.

— Привет, — я запоздало подняла глаза, ожидая увидеть в его глазах хоть малейший интерес, но в них не было ничего, кроме холодного, абсолютного равнодушия.

Молчание между нами нарушил громкий, добродушный голос:

— Уильям, старина, ну и выбрал же ты место для встречи!

Я обернулась. К нам вальяжно приближался элегантный, высокий мужчина с благородной сединой в волосах. Его губы растянулись в широкой улыбке, но я никак не могла вспомнить, где видела его раньше.

— Джордж, рад, что ты всё-таки присоединился! — воскликнул дедушка. — Знакомься и ты, это моя внучка, Агнес.

Тот тепло улыбнулся мне, и его взгляд на мгновение стал мягче.

— Ну какая красавица выросла! Копия Софи, — его слова кольнули сердце сладким воспоминанием о маме. Затем он переключился на Дэвида: — Надеюсь, ты рад встрече, Дэвид. Мы, старики, уверены, что у вас может быть много общего с Агнес.

— Это точно, — с энтузиазмом подхватил дедушка. — Посмотри на них — как две половинки одного целого.

Сердце сделало кульбит от этого смелого заявления. Щёки вспыхнули, заливая лицо предательским жаром. Я не смела поднять глаза, боясь встретить насмешливый взгляд Дэвида, и упрямо разглядывала свои туфли. В груди распускался странный, терпкий цветок — смесь страха и слепого, иррационального восторга. Пуская ядовитые корни, он оплетал моё сердце, которое почему-то продолжало биться в такт его оглушительному молчанию.

Мне казалось, я заглянула в его душу — холодную и прозрачную, как древний янтарь, в котором навеки застыло что-то прекрасное и мёртвое. И я, глупая мушка, летела прямо в эту вязкую, драгоценную смолу.

Как я могла попасться в эту ловушку?

Ведь я была воспитана в книгах: слова на страницах, наполненные страстью, преданностью и глубокими чувствами, убедили меня, что любовь — это не просто поддержка, это нечто гораздо большее.

Эта вера стала для меня путеводной звездой, огоньком, который, как мне казалось, освещал мой путь через самые тёмные и глухие уголки жизни. В моих фантазиях тот, кто полюбит меня, будет знать меня до последней мысли, принимать все мои слабости и недостатки, ценить их, понимать меня лучше, чем я сама…

Но жизнь нанесла свой удар. Отрезвляющая пощёчина реальности оказалась резкой и болезненной. Мои воздушные замки, выстроенные из книжных цитат, рухнули, столкнувшись с его безразличием.

И всё же, глядя на непроницаемое лицо Дэвида, я продолжала верить. Я отчаянно хотела, чтобы он был тем самым героем из моих любимых романов. Я слепо вылепливала из него тот идеал, о котором грезила по ночам, отказываясь видеть правду.

В голове не укладывается. Как я могла, чёрт возьми, попасться в эту ловушку?

***

С той самой встречи в парке мой мир сузился до ожидания. Я начала с болезненным нетерпением ждать его визитов, считая дни и часы до того момента, когда снова увижу его.

Дом, в котором мы жили с дедушкой, был старым, но крепким — как и остатки нашей семьи. Он стоял в тихом, уютном спальном районе Локсдэйла, утопая в зелени. Дедушка часто говорил, что дом — это не просто стены и крыша, а сосуд для памяти, которую мы оставляем в каждом его уголке. И наш дом был переполнен этой памятью.

Гостиная, самая просторная комната, хранила следы времени: на полу лежали чуть потёртые ковры, в углу стояли старинные кресла с продавленными от долгих разговоров подлокотниками. Стены были увешаны фотографиями — порталами в прошлое. Вот дедушка Уильям в молодости, смеющийся, стоит посреди высокого травяного поля. Вот они с бабушкой на свадьбе, застывшие в моменте чистого счастья. А вот вечно молодые и красивые мама с папой… И даже я — совсем маленькая, с растрёпанными косичками, сижу на коленях у деда, крепко прижимая к себе потрёпанную куклу.

Глава 3. Разрушение ролей

Теперь, стоя на кладбище, я это почувствовала. Последняя струна, натянутая до предела, с оглушительным звоном лопнула внутри. Шов, удерживавший мой разум под контролем, расползся, и вся гниль, которую я так долго прятала, хлынула наружу.

Много лет я послушно играла свою роль в этой дешёвой мелодраме. Сама себя обманывала. Проклятое имя, проклятые ожидания. Долбаная «невинность»!

Прямо сейчас, перед могилой дедушки, я осознала, что мой иллюзорный мир, такой уютный и правильный, рассыпается в пыль. Если бы дед знал, что со мной станет, толкнул бы он меня вместе Джорджем в объятия Дэвида? Или ему было бы всё равно? Эта мысль ожгла холодом.

Я больше не могла смотреть на этих людей, которые ходили туда-сюда и перемалывали своими гнилыми языками чужое горе. Все они — безупречно вежливые, одетые с иголочки даже на похоронах. Фарфоровые маски скорби на холёных лицах. Мне хотелось, чтобы всё это рухнуло. Чтобы кто-то закричал, зарыдал, забился в настоящей, неприкрытой истерике. Чтобы хоть что-то здесь было живым!

И мне вдруг стало совершенно неважно, что подумает обо мне Дэвид. Как его грёбаный надменный взгляд оценит мои метания. Как его до тошноты холодное лицо отвернётся. Его мысли, его суждения больше не могли причинить мне боль.

Мне стало всё равно.

Словно вынырнув из-под толщи воды, я начала различать звуки. Приглушённые вздохи, деловитое сочувствие, дежурные утешения и рассуждения о потере «великого человека». Слова, как мыльные пузыри, лопались в воздухе, оставляя после себя лишь едкое раздражение. Я наблюдала за этим спектаклем фальшивой скорби, сжимая кулаки до побелевших костяшек.

И тут кто-то приблизился.

Тётя Милдред, двоюродная сестра деда. Она стояла передо мной, излучая заботу, фальшивую, как театральный реквизит. Её лицо было безупречно накрашено, будто она готовилась не на похороны, а на званый вечер. Губы — кричаще-красные, как в рекламе старых помад, — театрально поджимались в гримасе сочувствия.

«Чёртова сука. Ты даже не пытаешься сделать вид, что тебе не всё равно на его смерть».

— Агнес, милая, ты ведь помнишь, что Уильям всегда хотел, чтобы ты была спокойна и верила в себя? — её голос был мягким, но с едва заметной тревогой, словно она инстинктивно чувствовала бурю во мне. — Он всегда гордился тобой. Ты не одна, мы все здесь, рядом.

Мне захотелось расхохотаться ей в лицо. Эти сладкие, пустые слова отскакивали от меня, не задевая. Но годы выучки не прошли даром. Я лишь безразлично кивнула и выдавила из себя едва слышное:

— Спасибо.

Тётя Милдред, должно быть, приняла моё состояние за шок. Ей и в голову не могло прийти, что сейчас мне нужно лишь одно — оглушительное, честное молчание. Но она продолжала своё напыщенное представление, упиваясь собственной ролью утешительницы:

— Ты сильная, Агнес. Ты справишься. Уильям всегда говорил, что ты умная и справедливая, и точно найдёшь в себе силы двигаться вперёд.

На этом месте мне захотелось просто развернуться и уйти. Но тётя, со скорбным вздохом, нанесла финальный удар, произнеся самое неуместное из своих «утешений»:

— Ты ведь не одна. У тебя есть Дэвид. Он твой муж и поддержит тебя, милая.

От этих слов я подавилась воздухом, и из горла вырвался истеричный, лающий кашель.

«Какого чёрта? Да он не муж, а холодный, бесчувственный кусок дерьма. Он стоит в десяти шагах, но его всё равно что нет. Это называется поддержкой?!»

Я бросила короткий, ядовитый взгляд в сторону Дэвида. Он действительно держался на безопасной дистанции, будто боялся запачкаться чужим горем. Вся его «близость» была жестокой издёвкой. Его взгляд и не думал касаться меня — он уже оживлённо жестикулировал, что-то обсуждая с приятелем. На его лице промелькнула тень улыбки, и в этот момент я поняла, что больше не могу врать себе. Между нами не было ничего настоящего. И никогда не будет.

— О, да… конечно, — прошептала я с таким плохо скрываемым сарказмом, что сама удивилась своей смелости.

Однако тётя Милдред, поглощённая своей ролью, не заметила, как меня корёжит изнутри. Она произнесла ещё несколько сентиментальных банальностей, похлопала меня по плечу и наконец отошла, чтобы присоединиться к другой группе скорбящих.

Я снова перевела взгляд на могилу. Это действительно был конец. Уильям Хантли был мёртв, и всё, что от него осталось, — это безмолвный гроб, утопающий в цветах.

Церемония подходила к завершению. Когда рабочие начали медленно опускать гроб в тёмную, влажную землю, мир на мгновение замер. Казалось, вместе с ним хоронят и последние остатки моей прежней жизни, моей наивной веры в добро. Скрип верёвок, глухой стук комьев земли о крышку — каждый звук был гвоздём, вбиваемым в воспоминания, которые больше никогда не вернутся. Я видела его улыбку, слышала его смех, чувствовала тепло его руки — и всё это теперь тоже уходило под землю.

Когда могильный холм принял свою окончательную форму, люди начали расходиться. Быстро, почти с облегчением, они рассыпались на небольшие группы, спеша покинуть это место.

Вскоре я осталась одна, не в силах оторвать взгляд от надгробия и не обращая внимания на усиливающийся дождь. Ярость, что клокотала во мне, начала медленно угасать. Холодные капли смывали её, слой за слоем, пока от моих чувств не осталось лишь выжженное, дымящееся пепелище. Пустота.

Глава 4. Лицом к лицу

Проведя в последний раз кончиками пальцев по холодному граниту надгробия, я заставила себя встать. Комья мокрой земли прилипли к подолу платья, и я попыталась отряхнуть их, но лишь сильнее размазала грязь, оставляя липкие, уродливые пятна. Символ этого дня.

Осознав бессмысленность своих действий, я сделала глубокий вдох и направилась к машине. Этот короткий путь по кладбищенской аллее показался мне дорогой на эшафот. Виктор уже стоял у задней двери, его лицо было непроницаемой маской. Он молча распахнул её, и я, стараясь не смотреть на него, скользнула внутрь.

Воздух в салоне, пропитанный запахом дорогой кожи и его парфюма, показался слишком плотным, почти удушающим. Я сразу почувствовала на себе пристальный взгляд. Дэвид сидел, откинувшись на спинку, его руки были небрежно сцеплены в замок. Глаза, полные ледяного упрёка, медленно прошлись по моему платью.

— Ты долго, — наконец произнёс он. Голос, лишённый всякой теплоты, резанул по нервам. — И вся в грязи. Испачкаешь сиденье.

Он добавил это с лёгким подёргиванием плеча, словно боялся, что моя скорбь может коснуться его безупречного мира.

— Поторопиться?! — голос сорвался. — Я должна была поторопиться на похоронах своего деда?! Ты ведь даже не удосужился подойти, чтобы сказать хоть слово!

Дэвид лениво приподнял одну бровь. Уголки его губ дрогнули в презрительной усмешке.

— Хм… Разве тебе не хватило утешений от всех этих скорбящих?

Я откинулась на сиденье, чувствуя, как в груди закипает слепая ярость. Эта тупая насмешка сводила меня с ума, словно я находилась здесь исключительно для его развлечения.

— Знаешь, Дэвид, только сейчас я по-настоящему вижу твоё гнилое нутро, — выплюнула я, глядя ему прямо в глаза. — Единственное, что тебя когда-либо волновало, — это ты сам. Для тебя всё это просто шутка? Игра? Где, чёрт возьми, границы твоей человечности?!

На его лице мелькнуло удивление. Губы чуть приоткрылись, и он задержал на мне взгляд дольше обычного. На долю секунды мне показалось, что он впервые меня услышал. Но лишь на долю секунды.

— И что ты хочешь этим сказать? — холодно процедил он. — Ждёшь от меня жалости?

Меня прорвало. Сухой, надрывный смех, похожий на кашель, вырвался из груди.

— Жалости? Да пошёл ты к чёрту! Ты неспособен на это чувство. Ты всегда был занят только собой, своим драгоценным эго! Ты был настолько слеп, что никогда не видел меня. Ни разу! Тебе было плевать! Ты убивал меня медленно, каждый проклятый день, пока я, как идиотка, смотрела на тебя, как на бога!

Дэвид нахмурился, открыл было рот, чтобы перебить, но я не дала ему. Слова лились потоком, вымывая всю ту боль, что годами копилась и разъедала меня изнутри.

— Ты вытравил из меня всё! Надежду, любовь, саму жизнь! Ты выжег мою душу своим безразличием, пока от неё не остался один лишь пепел! Так что поздравляю, Дэвид! Это конец! — я с трудом сдерживала слёзы, обжигавшие глаза. — На этот раз — окончательный!

Он молча, внимательно наблюдал за мной, но на его лице не отразилось ничего, кроме ленивого недовольства. Он медленно поднял руку и элегантным, выверенным жестом смахнул с плеча своего дорогого пальто невидимую пылинку.

Смахнул меня. Мою боль. Всю нашу жизнь.

— В таком случае, — его тон был спокоен до неприличия, — не трать моё время. Ты давно знаешь, где выход.

Я до боли сжала ладони. В груди медленно поднималось тихое, холодное бешенство, что годами тлело под пеплом молчания. Глядя на его безупречный профиль, я не могла понять, как вообще могла его любить. Кого я любила? Эту красивую, пустую оболочку?

— Знаешь, что всегда шептали за моей спиной твои друзья и коллеги? — мой голос был тихим, но пропитанным ядовитой иронией. — «Невинная Агнес». «Жертвенная овечка». Они даже не пытались скрыть своего отношения. «Слабая, бесполезная игрушка для вида». Я слепо верила, что они говорят это у тебя за спиной. Но признайся, ты ведь сам им это позволял? Стоял рядом, слушал всю эту грязь и тебе было плевать! Неужели ни разу не возникло желание встать на мою защиту? Хотя бы для вида?!

Дэвид озадаченно нахмурился. Но трещина в его маске безразличия тут же исчезла. Он снова принял расслабленную позу, закинув ногу на ногу.

— Агнес, — произнёс он с оттенком отеческого снисхождения, которое взбесило меня ещё больше. — Если ты закончила с этим дешёвым театром, позволь напомнить: ты сама согласилась на эти условия. Сама выбрала быть «овечкой». К чему теперь эта буря в стакане воды?

— Согласилась на это?! — я задохнулась от возмущения. — Я соглашалась на то, чтобы ты день за днём выжигал из меня всё живое? На твоё молчание, на твоих женщин, о которых гудел весь город? Ты так боялся, что я сделаю тебя несчастным, что сам столкнул меня в эту бездну!

— Ты сама в неё шагнула, — парировал он с убийственным спокойствием. — Хватит жаловаться на «жестокого мужа». Ты сама выбрала эту роль. Деньги, безопасность, статус — разве не этого ты хотела? Любви? — он усмехнулся. — Не смеши меня. Ты не знаешь, что такое любовь, Агнес.

Его слова — точные, безжалостные — вонзились в самое сердце. И это была ужасающая, горькая правда. Я сама выбрала эту иллюзию. Неужели я была настолько жалкой?

— Ты прав, — выдохнула я, и это признание далось с огромным трудом. — Я сама виновата. Думала, что смогу найти в этом браке счастье. Надеялась, что раз уж ты мой муж, тебе хоть на долю секунды не будет на меня плевать. Но ты, Дэвид? Неужели нельзя было быть… просто чуть человечнее? Чтобы не превращать меня в это жалкое подобие женщины, вымаливающей каплю внимания?

Глава 5. Окончательная точка

— Как ты смеешь?! — прошипела я, подаваясь вперёд. — Строишь из себя невинную жертву! У тебя даже не хватило смелости отказаться от этого брака с самого начала!

На водительском сиденье Виктор застыл, вцепившись в руль. Он стал безмолвным зрителем нашего уродливого спектакля, и от этого унижение казалось ещё острее. Он давно знал, что наши отношения — фикция, но впервые стал свидетелем подобного скандала.

— О, ради бога, прекрати, — устало выдохнул Дэвид,. — Сколько можно мусолить одно и то же? Ты прекрасно знала, на что идёшь. Решила поиграть в любовь? Это твоя проблема, не моя. Мне было достаточно, чтобы ты не путалась под ногами. Всё остальное — твои иллюзии. А что касается моих обязательств…

— Ты просто отвратителен! — перебила я. — Красивая обёртка с абсолютной пустотой внутри. Чудовище!

— Это я чудовище? — он криво усмехнулся. — Смешно слышать это от тебя. Никто не заставлял тебя меня любить. Это ты прилипла, как жвачка к подошве ботинка, превратив мою жизнь в испытание! Ты и сейчас — та самая «жертвенная овечка», которой тебя все считают. Только почему-то решила обвинить в этом меня!

В машине повисла тяжёлая, удушливая тишина. Я отвернулась к окну, уставившись на гипнотизирующую белую линию дорожной разметки. Она бежала бесконечно, как и мои мучения.

Но истерика прошла. На её место пришла холодная, звенящая ясность.

— Но ты ведь знал, что тебе нужна эта свадьба, — прошептала я. — Неужели ты считаешь меня настолько тупой, чтобы не понять твой план? «Схватить двух зайцев»: жениться на мне, чтобы получить дедово наследство, а потом сделать всё, чтобы я сама подала на развод. Я, чёрт возьми, не отвечаю за то, что твой дед поставил тебя в такие рамки! Моя единственная вина в том, что я была наивной дурочкой. Но разве это повод вытирать об меня ноги?

Всё тело била дрожь, словно в лихорадке.

— Ты мог быть мягче, Дэвид… Мог хотя бы поговорить со мной честно. Мы могли договориться. Но ты выбрал вести себя как расчётливый, холодный урод!

Я видела, как он едва сдерживает гнев, и в этот момент мне стало почти приятно. Я наконец-то смогла пробить его ледяную броню.

— Мне плевать на тебя, дорогая, — выплюнул он, и в его голосе звенела ненависть. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя презираю.

Внезапно Дэвид подался вперёд и схватил свой кейс. Щелчок замка прозвучал как выстрел в гробовой тишине салона. Секунда — и в его руках оказались несколько листов бумаги. Белые листы — оружие, которое он держал наготове.

— Ты думаешь, я не был готов к этому моменту? — с ядовитой издёвкой спросил он. — Я знал, что рано или поздно твоё терпение лопнет, Агнес. Эти бумаги давно ждали своего часа.

Задержав их в руке, он сделал театральную паузу, давая мне время осознать, что теперь это не просто разговор, не просто конфликт. Документы лежали в его руке, как свидетельства нашего разрыва, готовые стать окончательной точкой.

На секунду я опешила, не ожидая такого хода. Сердце заколотилось, но я постаралась сдержаться и не показывать ему, как сильно это сбило меня с толку.

— О! Так вот в чём дело! Ты всё это время носил их с собой? — я горько рассмеялась. — Невероятно. Так тщательно готовился, как крыса, что караулит у стола, надеясь на упавшую крошку. Духу не хватило предложить развод первому?

Его глаза потемнели.

— Ах да, я же забыла! — продолжила я с едким сарказмом. — Если инициатором будешь ты, все твои денежки уплывут в благотворительные фонды, как и завещал дедушка! Какой же ты стратег, Дэвид. Можешь собой гордиться!

— Я не даю себе ни одной слабости, Агнес. Теперь тебе некуда деваться. Просто подпиши эти документы, и мы закончим.

Как бы я не храбрилась, всё равно чувствовала подсознательный страх, беря эти бумаги в руки. Они были уже заполнены, лишь поле для даты оставалось пустым.

В этот миг мне стало невыносимо горько. Моё решение о разводе, которое я считала своим первым шагом к свободе, своим триумфом, оказалось пустышкой. Этот момент принадлежал не мне. Он был срежиссирован им от начала и до конца. Я была лишь актрисой, произносящей последнюю реплику в его пьесе.

Медленно вытащив ручку из сумочки, я сжала её онемевшими пальцами.

— Не тяни время. Ты ведь уже всё решила, — подгонял меня Дэвид, будто боялся, что я в последний момент передумаю.

С каждым мгновением дышать становилось труднее. Все эти месяцы, все эти годы… И вот так всё заканчивается.

Рука, наконец, устремились к строкам, требующим подписи, и я уверенно поставила её, несмотря на внутреннюю бурю.

Один чёрный след на бумаге и мир вокруг замер.

Кажется, даже атмосфера в машине стала ещё тяжелее и напряжённее, но когда моя рука сдвинула листы в сторону уже бывшего мужа, мне стало легче дышать. Словно с плеч свалился невидимый, но неподъёмный груз.

— Всё, — сказала я, устало подняв голову. — Ты получил, что хотел. Теперь ты свободен. Как и я.

Дэвид не торопился с ответом. Он медленно взял документы, и я увидела, как его губы тронула хищная, торжествующая улыбка. Его глаза светились от удовлетворения. Для него этот момент был не просто долгожданным, а идеально просчитанным. Всё могло бы закончиться гораздо раньше, но, к его несчастью, я оказалась той ещё упрямой овцой.

Глава 6. Не для меня

Когда машина замедлила ход на нашей улице, я всмотрелась в строгий, минималистичный силуэт двухэтажного дома. Его холодная геометрия, которую я когда-то так отчаянно пыталась смягчить, теперь казалась чужой и враждебной. Все мои попытки создать здесь уют — мягкие серые пледы, хрупкие фарфоровые статуэтки, тёплый бежевый ковёр в прихожей — были лишь тщетной борьбой с этой стерильной пустотой. Этот дом никогда не хотел становиться домом. Он был лишь очередной декорацией.

Внутри меня разливалось странное чувство: горечь, смешанная с холодным, почти звенящим облегчением. Дэвид, сидевший рядом, неотрывно наблюдал за мной, но его взгляд, как всегда, был направлен не на меня, а сквозь меня. Его безразличие было не менее жестоким, чем если бы он кричал мне в лицо.

— Ты идёшь? — спросил он, его рука уже потянулась к дверной ручке.

Я промолчала, лишь тяжело выдохнула, глядя на потемневшее небо. Решение пришло само собой — ясное, острое и бесповоротное. Мне нужно съехать. Сегодня. Прямо сейчас.

Не дождавшись ответа, Дэвид вышел и уверенно зашагал к дому. Я смотрела ему вслед, всё ещё не двигаясь с места. Виктор, наш водитель, тоже ждал, молчаливо признавая значимость этого момента.

— Берегите себя, мисс, — произнёс он с тихим уважением, прощаясь не только со мной, но и со всей той прошлой жизнью, свидетелем которой он был.

Слово «мисс» прозвучало в его устах неожиданно правильно. Он уже признал мою новую свободу, даже если я сама ещё не до конца её ощутила. Я с благодарностью посмотрела на него и едва заметно кивнула.

— Спасибо.

Наконец, я вышла наружу. Дождь закончился, оставив после себя запах мокрого асфальта и прозрачные лужи, в которых отражалось серое небо. Я быстрым шагом направилась к дому, взбежала по ступеням и шагнула в просторный, тёмный холл. Стены, раньше казавшиеся мне светлыми, теперь давили своей мёртвой пустотой.

На кухне всё ещё стоял стол, накрытый на двоих этим утром. Стол, за которым Дэвид почти никогда не сидел, предпочитая завтракать где угодно, но не со мной. На стенах висели картины — пейзажи и абстракции с изображениями счастливых людей, купленные им на аукционах. Раньше я пыталась видеть в них красоту, но теперь они казались лишь жалкими фантомами того счастья, которого в моей жизни никогда не было.

Я сделала шаг вперёд, дыхание на секунду сбилось, но я подавила эту слабость.

— Я собираюсь съехать сегодня.

Мои слова прозвучали особенно звонко в полной тишине, как последний гвоздь, забитый в крышку гроба нашей жизни. Дэвид, стоявший ко мне спиной, замер. На несколько долгих секунд он оставался неподвижным, и я видела лишь его напряжённые плечи. Затем он медленно повернулся.

— Ты серьёзно?

— Абсолютно. Я уеду сегодня. Здесь для меня больше нет места.

— Думаешь, можешь вот так просто взять и уйти? — в его голосе проскользнули стальные нотки. — Есть правила.

Я вздрогнула, услышав это слово. Правила. Вся наша жизнь была пронизана этим абсурдным понятием. Его правила. Его мир, в котором моим желаниям и чувствам никогда не было места. Правила, которые служили ширмой для этого жалкого фарса.

— Понимаю, для тебя это важно, — ответила я ровно. — Но давай будем честны, Дэвид. В этом доме не то чтобы нет для меня места — его никогда и не было. Ни одного уголка, ни одной чёртовой стены, которую я могла бы назвать своей. Так что ты можешь завершить все формальности с документами хоть сегодня. Мы оба знаем, что для тебя это проще простого.

— Ты уверена, что хочешь сделать это прямо сейчас? — он чуть склонил голову, изучая меня с холодным любопытством, словно сомневаясь в моей решимости. — Ты всё ещё моя жена для окружающих. Могут пойти разговоры... Всё-таки сегодня день похорон твоего деда. Или ты просто делаешь это мне назло?

— Назло тебе? — я почти выплюнула эти слова, смакуя каждый слог. — Дэвид, я наконец-то делаю что-то для себя. И давай обойдёмся без этой лживой заботы о приличиях. Ты сам сказал, что наш брак — просто бумажка. Пустое слово. Так что хватит трахать мне мозг. Ты получил свой развод. И я не обязана спрашивать твоего разрешения, чтобы уйти.

Дэвид замер. Впервые за все эти годы он посмотрел на меня не как на предмет мебели, а как на… достойного противника. В его глазах мелькнул неподдельный интерес. Он ощутил это — мою новую, злую силу. Мою грубость, моё нахальство, то откровенное хамство, которого он никогда не ожидал от «невинной Агнес».

— Какая речь, — фыркнул он, но в голосе уже не было прежнего снисхождения. — Уходи, если хочешь.

Он прошёл в гостиную, окинул пространство задумчивым, хозяйским взглядом, а затем снова повернулся ко мне:

— Собирайся спокойно. Я уеду ненадолго, у меня ещё есть дела.

С этими словами он направился к выходу, проходя мимо меня так близко, что я почувствовала холод, исходивший от него. Я слышала его гулкие, уверенные шаги за спиной. Я знала, что его «дела» — это не работа. Я могла мысленно разложить весь его вечер по часам: встреча с приятелями, дорогой алкоголь, а затем… очередная женщина. Новая или уже привычная — та, которую он будет трахать этой ночью, пока я пакую чемоданы.

Когда-то эти мысли терзали меня. Но теперь... теперь я ощущала радость, что есть кто-то, кто займёт его время и внимание, освободив меня навсегда.

Глава 7. Изменение направления

Вынырнув из оцепенения прошлого, я направилась в ту самую спальню на втором этаже. Открыв дверь, огляделась: дорогие книги, аксессуары, моё любимое кресло у окна, где я когда-то сидела по утрам, наивно надеясь, что новый день принесёт хотя бы каплю счастья.

Резко отвернувшись от этих призраков гнилых надежд, я подошла к шкафу. Распахнув дверцы, скользнула взглядом по стройным рядам вешалок, и он тут же зацепился за тонкий шелковый халат. Тот самый. Я надевала его, пытаясь быть желанной, соблазнительной для него, но видела в ответ лишь холодное безразличие.

Схватив эту тряпку, я дернула её с такой силой, что шёлк, зацепившись за крючок, с сухим треском порвался. В руках остались только рваные куски. Я бросила их на пол, а в груди что-то болезненно сжалось. Как будто вся жизнь, которую я пыталась построить здесь, прямо сейчас исчезла, не оставив ничего.

И в этот момент ярость, которую я так долго держала на цепи, наконец вырвалась наружу.

Все попытки удержаться на поверхности, не дать чувству несправедливости окончательно овладеть моим разумом — всё это исчезло, как только я повернулась к вещам, которые стали для меня символами моего бессилия.

Это был не просто мой дом, не просто мои вещи. Это был долгий путь, который я шла, убеждая себя, что всё должно быть правильно, что я должна оставаться спокойной и собранной. Но слишком много событий для одного дня. Похороны, откровение с Дэвидом, развод, и теперь, решимость уйти.

Я закричала, сбросив на пол ненавистную чёрную вуаль со своих волос. Мои пальцы схватили и сжали стеклянную фигурку ангела, стоявшую рядом на комоде, и я с силой швырнула её на пол. Оглушительный звон осколков эхом отозвался в моих ушах, и этот звук был слаще любой музыки.

Движения стали хаотичными, яростными. Я вырывала из шкафа платья — те самые, в которых ждала его одобрения, а получала в спину глумливые комментарии его друзей:

«О, вы только посмотрите, вот и она, его маленькая светская зверушка, всегда под рукой, когда нужно произвести впечатление примерного семьянина».

Я швыряла вещи в чемоданы, не разбирая, что беру. Мысли метались, мешая сосредоточиться. Оставалось только действовать, вычищая это место от своего присутствия.

В какой-то момент я замерла и подняла глаза на зеркало. Оно отразило измождённое лицо незнакомки. Уставшие каштановые волосы спутались в небрежный узел, кожа была бледной, почти мертвенно-серой, а под глазами залегли тёмные круги — следы бессонных ночей и непролитых слёз.

Странное, почти жестокое спокойствие овладело мною, когда я вытащила последнюю вещь из гардероба и задумалась. Это был конец. Всё это было ошибкой.

Или нет? Не ошибкой, а той глупой иллюзией, в которую я так отчаянно хотела верить. Верой, в которой я больше не нуждалась.

Мои руки замерли на мгновение, но сделав резкий вдох, я закрыла замок.

Встав, сделала шаг назад, но вдруг мой взгляд упал на фотографию, стоявшую на тумбочке у кровати. Мы с Дэвидом вдвоём, когда только поженились. Молодая, невероятно счастливая я, с блеском в глазах, и он — с отрешённым взглядом, будто совершенно не понимающий, зачем вообще оказался на этом снимке.

Эту вещь я не собиралась брать с собой.

В тишине комнаты завибрировал телефон. Палец сам скользнул по экрану, открывая уведомление.

«Уважаемый клиент, на Ваш счёт поступила сумма...»

Я не сразу поняла, что это. Открыла сообщение. Триста тысяч. Не слишком много, чтобы выглядеть подозрительно, и не слишком мало, чтобы я могла с гордостью отказаться.

«Откупные», — мелькнула мысль, и я рассмеялась. Сухим, горьким смехом.

Для Дэвида это была мелочь, карманные деньги, которые он тратил на отпуске, не задумываясь. Но для меня… для меня это было окончательным унижением и, как ни парадоксально, спасением. Это были деньги, которые толкали меня за порог, в новую жизнь, от которой уже нельзя было отвернуться.

Гордость — это роскошь. А у меня сейчас не было права на роскошь. Только на выживание.

Я не испытывала ни стыда, ни сожаления, принимая эти деньги. Дэвид всегда умел всё сводить к цифрам, к материальному. Что ж, сегодня я сыграю по его правилам. Моя боль, моя разрушенная жизнь, моя потерянная вера — всё это теперь имело свою цену.

Триста тысяч долларов. Ровно столько стоил мой брак.

Я снова вытерла лоб, и мои губы сжались в жёсткую линию. Я могла бы заплакать, но не делала этого. Вместо этого я, наконец, взяла все свои вещи и пошла к лестнице на первый этаж.

На одной из ступеней каблук предательски соскользнул, и я едва не упала, чудом удержав равновесие. Вспышка иррационального раздражения пронзила меня. Каждый угол, каждая тень в этом доме, казалось, желали моего падения.

— Чёртов дом! — вырвалось от злости. — Пытаешься избавиться от меня на прощание? Не волнуйся, я и так ухожу навсегда!

Дойдя до конца лестницы, я с облегчением выдохнула. Проходя через гулкий холл, я направилась в гостиную, чтобы посмотреть, не забыла ли чего-то. Тут же мой взгляд случайно зацепился за стол, заваленный нераспакованной корреспонденцией.

Я остановилась. Подошла ближе, скользнула пальцами по стопке глянцевых конвертов. Счета, рекламные проспекты, налоговые уведомления — всё на имя Дэвида. Я привыкла к своему статусу невидимки в этом доме. Привыкла до такой степени, что перестала замечать такие мелочи. Но сейчас это ударило с новой силой.

Глава 8. Первый рывок

Я стояла на обочине, а рядом, как два молчаливых свидетеля моего бегства, стояли чемоданы. Прохладный вечерний воздух пробирал до костей и я громко чихнула. В порыве своей истерики я даже не удосужилась сменить сырое траурное платье и теперь сильно жалела об этом. Ещё не хватало начать новую жизнь с соплей и температуры...

Сжав в руке телефон, сделала глубокий вдох и вызвала такси.

Жёлтый автомобиль подъехал почти сразу. Водитель, мужчина средних лет с уставшими, но добрыми глазами, вышел из машины.

— Добрый день, мэм, — сказал он вежливо, открывая багажник. — Помочь с вещами?

— Да, пожалуйста. Спасибо, — ответила я, благодарная за эту простую человеческую любезность.

Он без лишних слов подхватил чемоданы, легко забросив их внутрь. Сев в салон, я назвала адрес, который нашла в интернете пару часов назад, выбирая самое неприметное и далёкое от нашего прошлого с Дэвидом место.

— В гостиницу «Сильвер Стар», пожалуйста.

Машина тронулась, и я прижалась лбом к холодному стеклу. За окном мелькали огни Локсдэйла. Но сегодня город выглядел иначе. Он больше не был просто декорацией к моей несчастной жизни. Я вдруг начала замечать детали: смеющиеся лица в окнах кафе, яркие неоновые вывески, спешащих по своим делам прохожих. Город жил своей жизнью, и впервые за долгое время он не давил на меня, а, казалось, приглашал стать его частью. Я чувствовала, что наконец-то готова найти в нём своё место.

Такси медленно подъехало к гостинице. «Сильвер Стар» не была ни роскошной, ни современной. Это было старинное здание из тёмного кирпича, с ухоженным фасадом и старомодными фонарями у входа, которые излучали тёплый, медовый свет. Оно было полной противоположностью холодному, стеклянному миру Дэвида. Он бы, наверное, презрительно усмехнулся, увидев мой выбор. Но мне было всё равно. Мне больше не нужно было оправдываться или соответствовать.

Мы остановились. Я не торопилась выходить, позволив себе ещё несколько секунд в этом кратком, но таком надёжном укрытии. Водитель выгрузил чемоданы на тротуар.

— Мы на месте. Удачи вам, мэм.

Я кивнула, расплатилась и, поблагодарив его, вышла. Машина уехала, оставив меня одну.

Когда я вошла внутрь, меня окутала атмосфера спокойствия и достоинства. В холле пахло полированным деревом и старыми книгами. За стойкой регистрации меня встретил пожилой администратор в идеально отглаженном жилете. Его лицо, испещрённое мелкими морщинками, озарила искренняя, тёплая улыбка.

— Добрый вечер, мадам, — сказал он немного хрипловатым голосом, делая лёгкий, почти старомодный поклон. — Меня зовут Артур Миллер. Рад приветствовать вас в «Сильвер Стар».

— Добрый вечер. Мне нужен номер на несколько ночей. Что-нибудь тихое, пожалуйста.

— Разумеется, — он кивнул и повернулся к компьютеру. Его пальцы забегали по клавиатуре. — У нас есть прекрасный номер на самом верхнем этаже. Там вас точно никто не потревожит.

— Это было бы идеально. Возможно, с видом на город?

— Как пожелаете, — улыбнулся Артур. Затем его взгляд на мгновение задержался на мониторе. — Могу я узнать ваше имя, мисс?

— Агнес Эв… — я осеклась. Фамилия мужа, как клеймо, выжженное на душе, чуть не сорвалась с губ по инерции. Я почувствовала, как прошлое пытается уцепиться за меня, утащить назад. Собравшись с духом, я выпрямила спину и произнесла, твёрже, чем ожидала от себя:

— Агнес Хантли.

Мужчина понимающе кивнул, не подавая виду, что заметил моё замешательство.

— Мисс Хантли, конечно, — он записал моё имя и протянул мне ключ-карту. — Прошу, ваш номер — 408. Надеюсь, вам здесь понравится. Если что-нибудь потребуется, я всегда к вашим услугам.

— Спасибо, — прошептала я, принимая ключ.

Когда лифт наконец остановился на четвёртом этаже, я шагнула в коридор. Тихо. Очень тихо. Здесь не было ни гама, ни звуков, которые обычно сопровождали бы меня в больших отелях, наполненных шумом людей и обслуживающего персонала.

Под ногами расстилался мягкий ковёр глубокого, винного оттенка, его ворс был таким плотным, что каждый мой шаг беззвучно тонул в нём. Стены украшали изящные бра, лившие мягкий, обволакивающий свет, который обещал покой и уединение. Это был не просто коридор отеля. Это был путь к моему первому настоящему убежищу.

Я остановилась перед дверью с номером 408. Мгновение — и замок тихо щёлкнул, впуская меня внутрь.

Номер был небольшим, но в нём было всё, что нужно, и ничего лишнего. Простая мебель и спокойные тона. Я подошла к огромному, во всю стену, окну. Внизу раскинулся ночной Локсдэйл — мерцающее, живое море огней. И впервые я смотрела на него не как на враждебную территорию.

Я оставила чемоданы у порога. Теперь они показались мне невероятно тяжёлыми, будто я притащила в них весь груз своего прошлого.

— Что ж я в вас такого напихала, — пробормотала я.

Пройдя в комнату, я сняла траурное платье, наконец избавившись от сырой ткани, и повернулась к зеркалу. Спутанные волосы, серые тени под глазами. «Мисс Хантли» в лучшем виде. Усталая, но всё же живая.

Сжав пальцами ткань платья, я отбросила его в сторону. Пусть лежит. Чёрный, мокрый от дождя наряд. Последний раз надет ради тех, кто дорог.

Глава 9. Отражения в заголовках

Я проснулась от мягкого света, пробивавшегося сквозь плотные шторы. Он лежал на полу тёплым прямоугольником, безмолвно намекая о наступившем утре, но впервые за много дней я чувствовала себя почти выспавшейся.

На автомате бросила взгляд на часы. Семь тридцать. Даже сейчас старая привычка, въевшаяся под кожу, сработала как безотказный механизм. Я всегда вставала в это время, чтобы приготовить завтрак для Дэвида. Тихо вздохнула, сбрасывая с себя это фантомное воспоминание, и направилась в ванную.

Глядя в зеркало, я увидела собственное отражение: глаза были опухшими, волосы, чуть спутанные, торчали в разные стороны.

«Хватит прятаться, Агнес, — мысленно приказала я себе. — Нельзя вечно сидеть в гостиничных номерах. Бюджет ограничен прощальной подачкой от бывшего. Квартира и работа. Вот твой план. Простой и ясный».

Вернувшись в комнату, взяла с прикроватной тумбочки телефон, намереваясь сделать первые заметки. Но стоило экрану ожить, как перед глазами десятками заголовков взорвалась новостная лента. Они цеплялись за глаза, как острые крючки, не давая отвести взгляд.

«Самый желанный мужчина Локсдэйла снова свободен».

Я смотрела на буквы, но не сразу поняла их смысл. Развод, который для меня стал выстраданным освобождением, для всего города оказался поводом для праздника. «Свободен». Будто это было только его благо, только его счастье. Моё имя мелькало где-то на втором плане, как сноска мелким шрифтом в его блестящей биографии.

Я пролистала несколько статей. Описание нашего брака было похоже на дешёвую мелодраму, в которой мне отводилась роль бесцветной, невидимой жены. Но комментарии под статьями были ещё хуже.

Люди писали о том, как Дэвид «наконец-то освободился от оков», как ему теперь «снова открыта дорога к настоящему счастью». Обо мне почти ни слова. Словно я была не живым человеком, а туманной фигурой, безликой тенью, которая случайно оказалась рядом с влиятельным мужчиной и так же случайно исчезла.

Раздражение обожгло изнутри, но за ним, к моему собственному удивлению, пришло другое чувство — лёгкость. Острая, почти пьянящая. Да, для них я была проигравшей стороной. Но я-то знала правду. Я действительно была свободна. Эта мысль была как глоток свежего воздуха после душной, запертой комнаты. Я глубоко вздохнула и, глядя на своё отражение в тёмном экране телефона, тихо усмехнулась.

— Посмотрим, кто на самом деле победил.

Возможно, это прозвучало слишком самоуверенно. Но мне было всё равно. Дела не ждали.

Быстро переодевшись в простые джинсы и белую футболку, я накинула кардиган. Провела рукой по волосам, пытаясь придать им хоть какой-то порядок, и шагнула в коридор. Утренняя суета ещё не захлестнула отель. Внизу, у стойки администратора, меня снова встретил мистер Миллер.

— Доброе утро, мисс Хантли, — его голос, как вчера, был бодрым и доброжелательным. — Как прошла ваша ночь? Всё ли вас устраивает?

Я позволила себе лёгкую улыбку, встречая его тёплый, искренний взгляд.

— Всё прекрасно, мистер Миллер. Благодарю вас за заботу.

Он, казалось, был действительно рад видеть, что со мной всё в порядке.

— Если хотите, можете начать день с завтрака. У нас сегодня чудесная свежая выпечка и замечательный кофе. — Он с лёгким поклоном указал на небольшой столик в углу холла. На белоснежной накрахмаленной скатерти стояли чистые чашки, ваза с фруктами и плетёная корзинка с румяными пирожками. Здесь же — небольшой кофейный аппарат.

Это приглашение было таким ненавязчивым и искренним, что на душе стало немного теплее.

— Спасибо, мистер Миллер, но, пожалуй, я сначала немного прогуляюсь. Мне хочется подышать свежим воздухом.

— Конечно, мисс Хантли. Наслаждайтесь утренней прогулкой. Если вам что-то понадобится, вы знаете, где меня найти.

Я вышла на улицу, и резкий порыв ветра тут же выбил из меня остатки гостиничной дрёмы. Он продувал тонкий кардиган, но я почти не чувствовала холода. Казалось, я впервые по-настоящему видела Локсдэйл. Не размытым фоном для моей боли, а живым, дышащим городом. Фактура кирпичной кладки на старых домах, причудливый изгиб вывески над кофейней, отражение облаков в витринах магазинов — всё это вдруг обрело цвет, объём и смысл. Словно с моих глаз спала пелена, и я больше не проходила мимо жизни, поглощённая погоней за тем, что не имело значения.

Я свернула в небольшой парк. Под лёгким ветерком тихо шуршали листья, переливаясь на солнце всеми оттенками зелёного и жёлтого. Вдалеке по аллеям мелькали размытые фигуры бегунов. Я опустилась на свободную скамейку, и утреннее солнце тут же окутало меня своим теплом. Вчерашний дождь, безжалостный и тяжёлый, казался отпечатком того дня, когда я потеряла что-то невообразимо важное, что не вернуть. Но сегодня всё иначе.

«Зачем тянуть с поиском жилья?» — стала размышлять я. — «Это может занять не один день, а то и больше. Время — это не то, чего у меня в избытке. И чем быстрее я найду квартиру, тем быстрее смогу сосредоточиться на поиске работы».

Я взяла в руки телефон и открыла карту. Белдстон — район, в котором я находилась, был тихим, удалённым от делового центра, но здесь, как оказалось, было полно небольших офисов и компаний. В том числе и агентств недвижимости. Через пару секунд я уже нашла то, что искала: офис, расположенный всего в нескольких кварталах от парка.

Глава 10. Погорячее

Через пятнадцать минут я стояла у нужного мне здания. Подняв глаза на вывеску, я невольно усмехнулась. «Открытое небо». Какая ирония. Словно сама вселенная подмигивала мне, одобряя мой первые шаги.

Когда я вошла, офис окутал меня запахами свежей бумаги, крепкого кофе и едва уловимым ароматом чистящего средства. Напротив меня, развалившись в кресле, сидел агент. Мужчина среднего возраста, с потухшим, сонным взглядом, он олицетворял собой человека, давно потерявшего всякий интерес к своей работе.

— Здравствуйте, — произнёс он, не меняя позы. — Маркус Штейн. Чем могу помочь?

— Доброе утро. Мне нужно снять квартиру, — ответила я.

Он окинул меня скептическим взглядом, скользнув по моим простым джинсам и кардигану, и, кажется, уже мысленно списал со счетов. Но всё же он повернулся к компьютеру и начал лениво щёлкать по клавишам.

— Хорошо. Как я могу к вам обращаться?

— Агнес.

— Какие районы вас интересуют, Агнес?

Я на секунду задумалась. Чего я хотела?

— Главное, чтобы это был спокойный район, но недалеко от центра. И… — я запнулась, — мне нужно много света.

Он кивнул, и в его движениях появилось чуть больше деловой активности. Моя конкретика, кажется, вывела его из полусонного состояния.

— Понимаю. Есть несколько хороших вариантов. Например, просторная квартира в районе набережной, с панорамным видом на реку. — Он посмотрел на меня, снова оценивая. — Цена, правда, немного выше среднего.

Вид на реку. Панорамные окна. Статус. Всё это было из прошлой жизни, из мира Дэвида. Мне же сейчас нужно было не витрина, а убежище.

— Мне нужно что-то более скромное, но функциональное, — спокойно ответила я. — Вид не важен. Важнее цена и удобство.

Он снова кивнул, на этот раз без удивления, и тут же открыл несколько новых вкладок. Я почувствовала, как он наконец-то втянулся в процесс, увидев во мне клиента.

— Понимаю, — повторил он уже с большим интересом. — Вот несколько вариантов, которые, думаю, вам подойдут.

На экране замелькали фотографии уютных, светлых квартир. Несколько из них сразу привлекли моё внимание.

— Могу организовать просмотры уже сегодня.

Я взглянула на часы. Времени было предостаточно.

— Да, давайте. Чем быстрее, тем лучше.

— Отлично. Мы можем выехать через час. Мне нужно подготовить ключи.

— Хорошо, — сказала я, поднимаясь. — Подскажите, где поблизости можно выпить кофе? Я бы не хотела ждать здесь.

— Конечно. Рядом есть кафе «Лаванда», — он кивнул в сторону улицы. — Небольшое, но очень уютное место.

— Спасибо, мистер Штейн, — сказала и, не оглядываясь, добавила: — Вернусь через час.

Выйдя на утреннюю улицу, я направилась в указанном направлении. Кафе оказалось совсем рядом. Едва я толкнула дверь, меня окутал густой, дурманящий аромат свежей выпечки и насыщенный запах кофейных зёрен. Мягкий свет, проникавший сквозь большие, идеально чистые окна, создавал приятную атмосферу.

Я выбрала столик у самого окна. Ко мне тут же подошёл официант. Молодой парень с лёгкой щетиной на щеках и живой, открытой улыбкой.

— Добро пожаловать, я готов принять ваш заказ, — сказал он чуть хрипловатым голосом.

— Чашку капучино, пожалуйста, и круассан с ягодной начинкой.

— Капучино и круассан, — повторил он, делая пометку в блокноте. Он поднял на меня глаза, и в них блеснул огонёк. — Думаю, вам будет приятно, если я позабочусь о том, чтобы кофе был погорячее...

Его голос звучал непринуждённо, с лёгкой, едва уловимой игривостью. Это не было пошлостью, лишь намёком, простой мужской симпатией. И от этого мне стало не по себе. Неожиданное, забытое чувство смущения захлестнуло меня. На мгновение захотелось сжаться, спрятаться, как я делала всегда. Но я заставила себя не отводить взгляд.

— Думаю, что не стоит делать его слишком горячим...

— Конечно, — произнёс он с понимающей улыбкой. — Если вам захочется чего-нибудь ещё, я буду рядом.

— Да, спасибо.

Я почувствовала, как щёки заливает предательский румянец. Я не могла поверить. Меня заметили. Просто как женщину, сидящую за столиком в кафе. Даже в крайне плачевном виде... Годами я была тенью, невидимкой, привыкшей к тому, что на меня не смотрят. Мужское внимание, даже такое невинное, было для меня чем-то из другой, невозможной вселенной.

Через несколько минут официант вернулся, поставив передо мной заказ.

— Наслаждайтесь, — сказал он, сделав короткую паузу, будто хотел добавить что-то ещё, но передумал.

Как только он отошёл, я сделала первый глоток кофе, наслаждаясь его горьковатым, терпким вкусом. В этот момент гул кафе словно затих. Взгляды нескольких посетителей вдруг устремились в угол, на экран телевизора. Начались утренние новости.

Я тоже подняла глаза.

Ведущая с сияющей, воодушевлённой улыбкой произнесла звонким и безжалостным голосом:

Глава 11. Моё место

Я поставила почти пустую чашку на стол и взглянула на часы. Обещанный час истёк. В тот же миг, словно почувствовав мой уход, подошёл официант.

— Всё было вкусно? — спросил он со своей лёгкой, обезоруживающей улыбкой.

— Да, спасибо, — ответила я, доставая из сумки кошелёк. Прежде чем успела передумать, я оставила на столе щедрые чаевые.

Этот молодой парень, сам того не зная, подарил мне нечто бесценное. Его непринуждённый флирт, его мимолётный, но внимательный взгляд — всё это на несколько минут заставило меня почувствовать себя не сноской в скандальной хронике, а просто… привлекательной девушкой. И это стоило гораздо больше, чем чашка кофе.

Когда я вновь перешагнула порог агентства, атмосфера в нём неуловимо изменилась. Маркус Штейн, тот самый сонный и апатичный агент, теперь ждал меня у стойки, энергично перелистывая документы. Увидев меня, он встрепенулся.

— Мисс Агнес, вы как раз вовремя! Отлично! — его голос был полон энтузиазма, который разительно контрастировал с его утренним настроем. — Готовы выезжать?

Я кивнула. Он с хлопком закрыл папку, быстро накинул пиджак со спинки стула и, подхватив со стола ключи от машины, крикнул через весь зал:

— Стивен! Я на просмотр с клиентом, не теряй меня!

Его коллега в глубине помещения лишь махнул рукой, не отрываясь от экрана. Маркус повернулся ко мне.

— Пойдёмте, мой автомобиль на стоянке за офисом.

Мы вышли из здания, и Маркус уверенно зашагал к парковочным рядам. Его чёрный седан блестел под полуденным солнцем.

— Устраивайтесь поудобнее, — сказал он, открывая передо мной пассажирскую дверь с галантностью, которой я от него не ожидала.

Забросив папку на заднее сиденье, он сел за руль. Двигатель завёлся с мягким, уверенным рокотом.

— Итак, — начал он, выруливая со стоянки, — начнём с места, которое, на мой взгляд, вам понравится больше всего. Просторная квартира в тихом районе, с большими окнами и видом на парк. Вы упоминали, что хотите больше света, — думаю, этот вариант идеально подойдёт.

«Больше света», — эхом отозвалось у меня в голове. Да, мне отчаянно нужен был свет, чтобы выжечь из памяти мрак последних лет.

— Звучит многообещающе, — ответила я, стараясь, чтобы голос не выдал моего волнения.

Мы ехали по городу, и оживлённые центральные улицы постепенно уступали место спокойным, тенистым переулкам. Наконец, машина свернула на узкую улочку и остановилась у элегантного трёхэтажного здания с витражами на лестничных пролётах.

Маркус выключил двигатель и повернулся ко мне.

— Вот оно. Наше первое место, — сказал он, указывая на дом. — Думаю, вам стоит это увидеть.

Мы вышли из машины.

— Этот дом был построен в конце прошлого века, — пояснял Маркус на ходу, — но недавно его полностью отреставрировали. Сохранили всё лучшее, добавив современные детали.

Он открыл тяжёлую дубовую дверь в подъезд, и я сразу ощутила смешанный запах свежей краски и дерева, но тотчас забыла об этом, затаив дыхание от настоящего волшебства. Солнечные лучи, проходя сквозь цветные витражи, рассыпались по стенам и ступеням танцующими цветными бликами — синими, жёлтыми и рубиновыми. И это цветное великолепие превращало всё пространство в ожившую сказку.

Мы поднялись на второй этаж. Маркус остановился у массивной деревянной двери и вставил в замок ключ.

Первое, что бросилось в глаза, когда мы вошли, — это большие окна с тонкими рамами, свет из которых почти полностью заливал комнату естественным освещением. Даже без мебели квартира не казалась пустой. Она выглядела обжитой и тёплой благодаря стенам мягкого, сливочного оттенка и гладкому деревянному полу, который ловил и отражал каждый солнечный луч.

— Открытая планировка, — пояснил Маркус, проходя вперёд. — Кухня объединена с гостиной, но обратите внимание на детали.

Он жестом указал на элегантную барную стойку, которая зонировала пространство, не утяжеляя его.

— Квартира имеет отдельную спальню, а также совмещённый санузел. Но главная изюминка — вот тут.

Он распахнул балконную дверь, и в комнату ворвался свежий, прохладный воздух. Я подошла ближе и замерла. Передо мной, насколько хватало глаз, раскинулся парк. Бескрайняя зелень, тишина и покой. Вид был просто потрясающим.

— Здесь очень тихо, несмотря на близость к центру, — продолжал Маркус, стоя рядом. — Это одно из лучших мест для тех, кто ищет уединения, но не хочет отрываться от жизни города.

Я слушала его, но уже не вникала в слова. В груди что-то щёлкнуло. Громко и отчётливо. Это было не просто одобрение. Это было чувство узнавания. Словно я вернулась домой, хотя никогда здесь не была. Этот вид, этот свет, этот воздух…

— Ну как? — Маркус повернулся ко мне, ожидая ответа.

— Здесь… очень красиво, — сумела выговорить я, чувствуя, как слова бессильны передать то, что творилось у меня внутри.

Была ли я готова принять решение так быстро? Я снова обернулась, сделала несколько шагов к середине комнаты.

— Думаю, мне не нужно смотреть что-то ещё, — сказала я, поворачиваясь к Маркусу.

Глава 12. Маленькие шаги

Когда я, наконец, добралась до гостиницы, меня накрыла приятная усталость. В агентстве я не задержалась: быстро подписала договор аренды, внесла оплату и забрала ключи от своей квартиры.

Дверь номера мягко закрылась за мной. Я сбросила туфли и подошла к окну. В голове всё ещё мелькали детали новой квартиры: залитые светом стены, тёплый деревянный пол, запах свежей краски… Это место теперь было по-настоящему моим.

Я опустилась на край кровати. Половина третьего. Тело молило об отдыхе, но я не могла себе этого позволить. Остановка сейчас была равносильна поражению. Отложив телефон, я заказала в номер обед.

Через двадцать минут раздался вежливый стук. Официант с улыбкой вкатил тележку. Я поблагодарила его и, закрыв дверь, осталась одна. Быстро поев, я отодвинула поднос. Сонливость окутывала тело, но я упрямо отогнала её, доставая свой ноутбук из чемодана.

Я уже какое-то время сидела за столом перед включённым экраном, пытаясь составить резюме для поиска работы. Простое, вроде бы элементарное задание, но в голове было пусто, как на этом самом экране.

Что я могла предложить миру? Стандартный диплом экономического факультета без единой строчки об опыте работы. В браке я была домохозяйкой. Идеальной, послушной, невидимой домохозяйкой, которая по ночам читала деловую литературу, наивно надеясь, что однажды сможет «пригодиться» мужу.

Ха-ха. Это было крайне наивно.

Теперь я смотрела на вещи трезво. Моя реальность была скромной. Секретарь, помощник в какой-нибудь небольшой фирме — вот мой потолок. Я начала печатать, подбирая сухие, деловые формулировки.

«Образование: экономический факультет. Способность быстро усваивать информацию и анализировать данные. Опыт в организации мероприятий и планировании бюджета. Отличные коммуникативные навыки».

Это выглядело не так уж и плохо. Пусть у меня не было опыта работы в офисе, но управлять временем, бюджетом и находить выход из самых сложных ситуаций я научилась. Просто всё это происходило в другом контексте. В контексте выживания.

«Ответственность. Умение работать в режиме многозадачности. Внимание к деталям».

Что ещё? Я не смогла удержаться от горького смешка. Пальцы сами набрали текст.

«Стрессоустойчивость. Умение безукоризненно подчиняться руководителю».

Брак научил меня этому лучше любой бизнес-школы. Я на секунду замерла, глядя на эту строчку, а затем с силой удалила её. Хватит.

Наконец, закончив, я несколько раз перечитала резюме. Процесс рассылки оказался монотонным и нервным. Я открыла сайт по поиску работы и начала методично, страница за страницей, отправлять отклики.

И тут мой взгляд наткнулся на знакомое название. «Индастриал». Объявление о поиске помощника в их финансовый отдел. Ледяной укол в груди. Ну уж нет, только не это. Не хотелось бы встретить Дэвида, или хоть кого-то из его окружения. Я с содроганием закрыла вакансию. Это была территория прошлого, и вход туда для меня был закрыт навсегда.

И вот, среди десятков безликих объявлений, я наткнулась на одно. «Осмас Глобал». Название компании, которое я не раз слышала от Дэвида. Его главный, самый ненавистный конкурент. Они искали помощника в отдел по работе с корпоративными клиентами.

Сердце на мгновение замерло. Это было безумием. Шаг на вражескую территорию. Но в этом безумии была какая-то дерзкая, пьянящая свобода. Палец завис над кнопкой «Отправить». Я понимала, что эта работа, если меня примут, станет не просто началом чего-то большего. Это будет моим личным актом неповиновения.

Без лишних колебаний я нажала на кнопку. И, сделав глубокий вдох, с хлопком захлопнула крышку ноутбука.

Незаметно подкрался вечер. Я поняла это только тогда, когда затёкшая спина напомнила о себе ноющей болью. День почти прошёл, а я так и не поужинала. Мне не хотелось заказывать его в номер, поэтому, наспех накинув кардиган, я вышла из номера.

Спустилась на лифте и, прошмыгнув мимо стойки ресепшена, направилась к небольшим столикам в холле, где для гостей был выставлен вечерний перекус. Стоило мне приблизится, как меня буквально сбил с ног густой, тёплый, сводящий с ума запах горячих булочек с корицей. Точно такой же, как в детстве, когда дедушка пёк их по воскресеньям. Идея поужинать ими, запивая горячим чаем, тут же завладела моим сознанием.

Набрав целую тарелку воздушной сдобы, я направилась в номер с подносом в руках. Уже выходя на своём этаже, я невольно задержалась у окна, любуясь мерцанием ночных огней Локсдэйла, словно город протягивал мне свои сияющие ладони.

И тут я услышала его голос. Голос дедушки, ясно прозвучавший в моей памяти:

«Даже в самой кромешной тьме всегда найдётся огонёк, который выведет тебя к свету, моя милая Агнес. Нужно только не бояться идти к нему».

Я ощутила, как по щеке скользнула одинокая слеза. Запах корицы, окутывающий меня мягким облаком, пробудил в сердце мысль о дедушке — тёплую и одновременно щемящую.

По щеке медленно скатилась одинокая горячая слеза. Запах корицы, окутывавший меня мягким облаком, пробудил в сердце такую тёплую и одновременно щемящую тоску. Ещё вчера я стояла на краю пропасти, не зная, как жить дальше. А сегодня, всего один день спустя, я сделала первые шаги. Увидела тот самый огонёк.