Предупреждения: да, снова фемдом (почти), СЛР. Немного драмы в прошлом героев. Периодически встречается нецензурная лексика. Немного крепких выражений, криминала и экшена, воспоминания о насилии, местами нелинейное повествование, много сомнений и трудно дающееся доверие. Эротика здесь совсем не главное, и будет очень не скоро (и не много), как и непосредственно фемдом))
Любые совпадения с реальностью — случайность. Автор ни к чему не призывает, прекрасно понимает разницу между насилием и БДСМ и не отождествляет их; роман не является пособием по тематическим отношениям и практикам; мнение автора может быть отличным от мнения и мировоззрения героев.
Загляни мне прямо в душу
И не бойся живущих там демонов.
Я покой твой не нарушу,
Если… сам не захочешь иного.
Попроси — покажу тебе сказку,
Где желанье цветёт красным,
И где боль превращается в ласку…
Ты полюбишь на грани опасность.
Верь. Я знаю.
Обычный день обычной жизни. Рабочая суета, разъезды по объектам, а между ними всё время носом в телефон: где-то появились новые интересные обои, текстурная краска, плитка, обновление интерьерных мелочей, где-то скидки на хорошую фирму, где-то проблемы с поставкой — куда без них? Суета, суета…
Это её жизнь — в сумасшедшем темпе, полная забот и нервотрёпки. Но и удовлетворения немало. От хорошо выполненного заказа, от сияющих глаз клиентов, от их восхищённых охов.
Да, она такая. Один из лучших в Питере дизайнеров. Не самая — тут наглости не хватает настолько себя превозносить, — но однозначно хороша. Очередь из заказчиков на год вперёд — лучшее тому подтверждение.
Пожалуй, ей можно позавидовать. Эффектная двухуровневая квартира в элитном доме, обставленная с любовью и вниманием к мелочам. Сама не бедная, далеко. И не только благодаря работе — любимый брат много помогал и помогает до сих пор. Старший, самый лучший, самый внимательный и заботливый братик!
Родители никогда не были богатыми, средний класс скорее, а вот братец в смутные девяностые сумел раскрутиться, правда, она ни тогда, ни сейчас предпочитала не знать, чем именно он там занимается помимо официального направления фирмы, хоть и понимала, что законно так быстро взлететь вряд ли возможно. Из родителей осталась только мать, и та переехала в деревню, подальше от городского шума, благо брат же устроил всё так, чтобы максимально облегчить старушке жизнь (мама родила её уже глубоко после тридцати, но отец умер не от старости, а не выдержав событий почти десятилетней давности). В итоге, в непосредственной близости друг от друга были только они с братом.
Жизнь текла своим чередом. Ночные клубы, светские вечеринки, театры, рестораны… У неё всё это могло быть, но — не хотелось. Так что в основном было одиночество. Тихое, иногда давящее или жалящее, но оно тоже было её. Даже яркая красота не помогала, скорее от неё, красоты, большинство проблем в жизни и возникало. Раньше. Но об этом лучше вообще не вспоминать.
Рабочий день закончился, и уставшая девушка, осмотрев будущий объект и сделав последний звонок, спустилась на стоянку у элитной новостройки. В машинах она предпочитала функциональность, так что Вольво ХС90 модели прошлого года (опять же, подарок брата), устраивал и её потребность в прилично выглядящем внедорожнике, в который можно и клиента посадить, и материалы загрузить (и при этом он не застрянет на возможном бездорожье), и отвечал требованиям брата к её безопасности. И вообще, что может быть лучше старой доброй европейской марки?
Сняв с сигналки, опустилась в комфортное кресло и на несколько минут расслабилась, выдыхая — очередной день закончен. Тот, который в обычной жизни обычного обывателя. Но… Под кожей снова зудели неудовлетворённость и подспудно нарастающая потребность. В боли. Вот так бывает, да.
Прислушиваясь к себе, она недолгое время раздумывала: обойдётся, или уже нет? Увы, нет. А доводить до нежелательных последствий воздержания однозначно не стоит. Значит… Девушка достала смартфон, помедитировала над ним, потом решительно нашла нужный номер в контактах и отправила смс. Всего одно короткое слово: «Надо». Адресат прочитает, как сможет, и всё поймёт. Они давно уже обо всём условились: сегодняшний вызов означал, что потерпеть она ещё может, но лучше бы не затягивать до «Срочно». Вот тогда совсем труба, да.
Принятое решение расслабило плечи, даже лёгкая улыбка заиграла на губах. Сегодня.
Про клуб она, как всегда, вспоминала в последний момент, а надо хотя бы дня за два, чтобы успеть всё организовать. А то и пораньше. Так что номер-выручалочка.
Машина слушалась руля идеально, и даже вечерние пробки не уменьшили удовольствия от поездки. Всё потому, что сегодня она расслабится. Наконец-то.
Деловой центр довольно быстро сменился жилыми высотками нового квартала. Питер рос вширь. Не так интенсивно, как Москва, но тоже здорово. Знакомый двор, дорогой подземный паркинг (зато далеко идти не надо), лифт, пятнадцатый этаж. Не на самом верху, но именно отсюда начинались двухуровневки. Золотая середина — к птичьим высотам её никогда не тянуло. Красиво отделанная деревом дверь со стальным нутром (одна из всего двух на этаже). Всё, она почти дома.
Сергей резко вскинулся на кровати, выплывая из марева привычного кошмара и хватая ртом живительный воздух. Взмокший, растрёпанный, с бешено стучащим сердцем. Еле как успокоив дыхание, прошлёпал на кухню — горло сушило.
Гадство! Почти год ведь прошёл, а его всё не опускает. Но уж лучше это, чем… другие сны. Те, в которых он чувствует только руки, дарящие то ласку, то боль, слышит волнующий голос, говорящий, какой он «хороший мальчик». Где целует окровавленные пальцы, чувствуя тёплое и солёное на губах. После тех он всегда просыпался со слезами на глазах и мучительным стояком. Внезапно. И смущающее. Неправильно. Впрочем, многое со временем стало приниматься как данность.
Год назад он еле выжил после похищения и издевательств сумасшедшей бабы, в итоге даже вырезавшей (в прямом смысле!) на нём своё тавро, пусть и чужими руками. И вот эти-то руки, не только нёсшие боль, но и утешавшие, нежный голос снились ему в «других» снах.
О весьма странной реакции дурного организма на ту, что практиковалась в резке по живому, он узнал далеко не сразу. Ну в самом деле, то, что он тогда некоторым образом зафиксировался на женщине, откликавшейся на странное имя Долорис, было просто последствием стресса. Желанием найти хоть что-то относительно светлое в окружающем мраке. Помогло не сойти с ума, и всё. Должно пройти же, непременно. Вот только голос никак забываться не хотел, а со временем события во снах претерпели некоторую трансформацию в мелких деталях. Но тогда, к концу экзекуции, он боялся эту Долорис куда больше суки-Альбы (собственно похитительницы). Из-за её спокойствия и уверенности.
Со временем же как-то незаметно всё изменилось. И голос стал восприниматься волнующим против воли, привлекательным, зовущим. Постепенно пришло понимание, что, не будь он так измотан болью и голодом, да и вообще в другой ситуации, наверняка бы возбудился от этого выносящего мозг сочетания мягкости и жестокости — даже сейчас что-то в животе отзывалось глубинной, приятной дрожью. И пофиг этому самому организму на извращённую неправильность своих реакций!
Вот это как раз поначалу и пугало до усрачки. Но прошло. А стояк после «тех самых» снов — нет.
Избавляться от нежеланного стояка с помощью холодного душа, Серый считал делом глупым. Ему легче, что ли, будет, если к кошмарам прибавится ещё и неудовлетворённость? А так, передёрнул пару-тройку раз, непроизвольно (вот честно!) вызывая в памяти ощущения от прикосновений тонких пальцев, разрядился, и весь день как огурец. Прятать переживания глубоко внутри он научился виртуозно. А иначе б мозгоправы так и не отстали, до сих пор, наверное, препарируя его разум, выискивая ростки стресса и профнепригодности.
Но не только поэтому бывший старший оперуполномоченный Сергей Юрьевич Прошня распрощался с родной полицией. Да, после случившегося им плотно занимались психологи-психиатры, да, он прошёл пару крутых курсов реабилитации и это, вроде бы, даже помогло. Во всяком случае, шарахаться от чужого близкого присутствия в личных границах и отвечать на любое постороннее прикосновение агрессией перестал. А ещё научился глубоко прятать ту самую мучительную неправильность, что зародило в нём недельное (как позже выяснилось) пребывание в адских застенках. Или просто окончательно пробудило?
Серёга всегда знал, что охоч до нервирующих, острых развлечений. Будь то жестокие драки в школе и на улицах, или первые попытки краж и мелкого хулиганства (благо без приводов в милицию как-то обошлось). Позже, гораздо позже он узнал, что это называется адреналиновой наркоманией, но что меняет название? Ему по-прежнему нужно было испытывать яркие, безбашенные эмоции на грани. И самому попадало, разумеется, но тогда кайф от разбитой морды и ноющих боков списывался на удовлетворение от классной заварушки — ведь не только ему прилетало, он тоже хорошо отрывался.
В том числе и поэтому не стал косить от армии, а здоровье и навыки школьного самбо позволили призваться в ВДВ. Правда, пошёл сразу после школы, ибо по глупости оставался на второй год. В седьмом классе. Да и вообще по жизни бузотёром тем ещё был. Как только в ПТУ после девятого не выперли? Наверняка мать постаралась — у неё всегда были хорошие отношения с директрисой, а возрастную одиночку, тянущую на себе трудного подростка, ещё и позднего ребёнка, жалели.
В последний школьный год в разных конфликтах участвовать почти не случалось, а драки стали редкостью — наверное, повзрослел всё же, поумнел. Ну и материны слёзы даром не прошли: ладно бы она скандалила, выговаривала и обвиняла, но нет — просто молча рыдала. Пришлось браться за ум. Даже отметки относительно выправил до уверенного середнячка.
Два года армии, и в конце службы, в девяносто восьмом, вышли первые серии первого милицейского (тогда ещё) сериала «Улицы разбитых фонарей», которые иногда, по выходным, разрешалось посмотреть. И он заболел. Романтикой розыскной работы, буднями оперов. Именно оперов: Серёга отдавал себе отчёт, что долю следака не потянет, мозгами не вышел. Да и что там за работа — с бумагами возиться да на ковёр к начальству бегать, пфф. А вот оперативные сотрудники это ж совсем иное. Вот где адреналина хоть жопой жуй!
Так и покатилось: служба в ППС после армии и заочка в школе милиции. Был ещё вариант устроиться помощником дежурного, но… как же адреналин?! И наконец через несколько лет мечта достигнута — его взяли в убойный отдел. Работа оказалась тяжёлой, далёкой от киношной романтики, но всё перекрывала полная удовлетворённость от собственной жизни.
В армии, кстати, адреналина тоже навалом. Можно было остаться на тех же контрактах, но… В том и оно, что армия — это слишком жёсткая дисциплина и подчинение приказам. Не всегда приятным. Не всегда справедливым или хотя бы просто человечным. А ещё — отупляющий военный быт. Конечно, кто-то так жил и работал, но он не сможет. Так что мысли как возникли, так же быстро и выветрились после полугода учебки. И до выхода судьбоносного сериала он всерьёз думал пойти в пожарники.
— Серый, ну блин, ну давай поменяемся, а?
Настырный Юра, молодой, высоченный и чутка полноватый (на фоне роста эта полнота не выглядела чрезмерной) напарник, с начала смены проел уже всю метафорическую плешь. Он должен был стоять на фейс-контроле, а очередь самого Сергея — дежурить по залу. Но сегодня выступала какая-то крутая женщина-Топ с мастер-классом по найф-плею с кровью, и Юрчик буквально кипятком ссал, так хотел это выступление посмотреть. А он что, дурак? Он тоже хотел. Так что то и дело наведывающийся «на минутку» коллега нудел безрезультатно. Дебил, с таким отношением к работе — выпрут же. Начальство в клубе — не забалуешь.
Да, предложение, поначалу обварившее кишки отвратительно-леденящим ужасом поствоспоминаний, Серёга принял. Изначально — чтобы доказать самому себе, что не сломался окончательно. А сны… Что сны? Бывает. Подсознанием невозможно управлять, а психологам доверия не было (помогли, да, но ведь не полностью же, и пофиг, что это он сам не дал им шанса: чувствовал, безрезультатны дальнейшие копания, а в дурку крайне не хотелось). Ну и любопытство, конечно, сыграло — захотелось глянуть на всю эту кухню изнутри.
Работал он в клубе с поэтичным названием «Ночное солнце» уже четвёртый месяц. Работа оказалась ненапряжной. Или, может, дело в на удивление приличной публике. Хозяин клуба, Юрий Дмитриевич, любил называть своё детище камерным заведением. Для избранных. И если бы не устраиваемые периодически публичные сессии на сцене, — ресторан и ресторан. Даже не пафосный, а скорее уютный. И никаких кричащих красно-чёрных расцветок, цепей и плетей по стенам (именно такая клишированная ассоциация сейчас возникала первым делом у непосвящённых «простых смертных» при упоминании о БДСМ).
Так что благодаря той самой избранности публики (не всегда, но в основном, а тот, кто под строгие критерии хозяина заведения не подходил, второй раз у них уже не появлялся), на смену хватало всего троих секьюрити — один в зале, на всякий случай, двое на входе. Если что случится, те всегда придут на помощь.
Но на его памяти ничего не случалось. Так, то малолетки пьяные внутрь прорваться пытались, то пришлось выводить «охладиться» перепившего мудака, возомнившего себя крутым Топом с какого-то перепуга. Видимо, потому что плеть в руки взял и решил, что может ею помахать. А оно так не работало, Серый уже на собственном опыте знал.
Было дело: соблазнился перспективой. Перебороть внутренний страх, долбаные воспоминания, затереть кошмары. Чем чёрт не шутит? Вышибают же клин клином, как гласит мудрость народная. А хрен там. Взять в руки ещё взял, а вот как представил, что придётся чью-то спину-задницу охаживать, так вмиг и подурнело. Ни за какие, блин, отбивные! Ни мужику, ни, тем более, женщине! Зато, когда заметил за собой, что начал внимательнее присматриваться к Верхним дамам (пусть их и наличествовало всего ничего), охренел.
Ну да это как раз было подсознательно ожидаемо и не так уж шокирующе — с чего бы ему тогда столь интересные сны снились? И нет, не те, которые кошмары о пережитом.
Вообще, поступив на новую работу, Серый много времени провёл в интернете, выясняя непонятное, наблюдал за людьми в клубе, за их общением и взаимоотношениями, да и до этого ещё перечитал кучу всякой макулатуры по психологии. Ну и с некоторыми сотрудниками разговаривал, благо ребята все были понимающие, доброжелательные и с охотой отвечали на вопросы. В итоге вынес для себя понимание, что все эти сны, трансформация страха перед Долорис в восхищение ею же, желание боли — тесно связаны с понятием компенсаторики, наслоившейся на его давнюю адреналиновую зависимость.
Ну понял, и что? Понимание-то не помогало избавиться от укоренившихся желаний. Как и от страхов: ведь подойти к кому-нибудь, попросить о пробной сессии — чтобы просто понять себя окончательно, или, быть может, хапнуть отвращения и переболеть наконец, — до сих пор не решался. Вот и маялся как говно в проруби. Вроде и хочется, и в то же время страшно до трясущихся коленок.
Потому, что найти ту самую Альбу, да даже выяснить, кто она и к кому из двух убитых авторитетов имела отношение, так и не получилось. Оба мужика подходили по возрасту, их жёны имели алиби, да и просто по голосу ничуть не походили. А любовницы… Кто там разберёт, сколько их у кого? Ну и не афишируются подобного плана отношения. Хотя, насколько смогли, и эту ветку отработали. Безрезультатно. В общем, полный тухляк дело.
Так что вдруг, рискнёшь подойти к кому, а она окажется той Альбой. Внешность-то похитительницы он так и не видел — продуманная тварь всё время держала его с закрытыми повязкой глазами. И даже голос не поможет узнать — год с лишним прошёл, кое-что забылось, да и мало ли похожих голосов? Пока он не пытается что-то предпринять, есть шанс, что никто из возможных Альб попросту не обратит внимания на обычного клубного секьюрити. Опять же — времени прошло достаточно, а он слегка отрастил волосы (по сравнению с суперкороткой армейской стрижкой, которой отдавал предпочтение после армии) и щеголял недельной, а то и двух, щетиной.
Наивно, конечно, — Серёга так-то вполне понимал, что будь сука-похитительница вхожа в клуб, слабенькая маскировка не помогла бы. Слишком хорошо тогда, в те жуткие дни, ощущалась дурная ненависть. Такая не забыла бы. Значит, не пересекались. Значит, он относительно в безопасности. Но пересилить себя всё никак не мог.
Нет, так-то оно, может, и неплохо, если б вдруг эта Альба нашлась — это ж какой шанс закрыть наконец его дело! Но вот, учитывая собственный опыт, ему, после такой находки, сначала потребовалось бы выжить, а потом снова приводить мозги в порядок — относительный. Психологи психологами, но вытравить глубоко въевшийся, осознаваемый только периодами страх, так и не получилось.
Выждав полчаса, Сергей таки отпросился у Юрки домой. Его всё ещё крыло, и сыграть рассеянность сознания не составило труда. Тот поёрничал немного, но в положение почти новичка вошёл и согласился, не переставая тихо причитать:
— Ну как же тебя вштырило, как вштырило! И почему мне так не повезло?
Серый хлопнул напарника по плечу и тяжело вышел из зала — общий коридор сюда от входа был сложным, с несколькими изгибами и спуском в настоящий подвал, а гардероб персонала находился в ответвляющемся от него закутке. Быстро метнувшись к шкафчику, переоделся в повседневные джинсы с уже другой футболкой, ботинки-полуберцы, даже лёгкую куртку накинул, хоть она сейчас только раздражала, выгреб личные вещи и распихал по карманам. Телефон включать не стал — всё равно некому ему звонить.
Снова изобразил перебравшего эмоций нижнего (хотя, если на чистоту, особо и играть-то не пришлось), попрощался с ещё одним напарником, Семёном, который лишь понимающе усмехнулся и, в отличие от Юрки, поинтересовался, не нужна ли ему помощь. Опытный мужик, подольше их обоих работал. Сергей отрицательно помотал головой.
Дойдя до машины, сел, посидел, окончательно успокаивая дыхание, потом тихонько тронулся и выехал с парковки. Чтобы через квартал развернуться и подъехать с чёрного хода. Разумеется, как у любого уважающего себя и приватность некоторых гостей клуба, у «Ночного солнца» он был. Шваль у них не обреталась, ключи были только у администратора, хозяина, главбуха и охраны, а потайные камеры исключались требованиями приватности. Всё на доверии. И ему на руку.
То, что он на голубом глазу и волне пережитых эмоций задумал, было преступным, диким для бывшего опера, но он не мог, не хотел упускать так удачно предоставившийся случай всё выяснить. Вот реально, аж подгорало же! Впрочем, на логичность и последовательность действий, как ему казалось, это влияло не сильно.
Серый особо не торопился, не боялся опоздать: как уже знал, Верхним (тем более если Верхний — женщина) нужен примерно час, если не больше, чтобы успокоить нижнего партнёра, успокоиться самим, принять душ, переодеться. Ну, плюс-минус, но он вроде успевал.
И таки да — Долорис уже осталась одна. Комната для выступающих тоже была не во множественном числе: Юрий Дмитриевич не любил столпотворений и шоу организовывал исключительно по одному за вечер. И то, далеко не каждый.
На звук открывшейся двери девушка (всё-таки очень молодая!) обернулась и недовольно нахмурила ровные бровки — ну да, вся «инкогнита» псу под хвост из-за отсутствия маски, ведь бояться ей здесь нечего. Беглый взгляд только и позволил понять — красивая.
— Простите, Госпожа Долорис, Юрий Дмитриевич просил вас зайти.
Изумлялась она тоже красиво: с заломленными бровями, округлившимися глазами, чуть растерянной улыбкой.
— Юра? Разве он уже не уехал?
Фига се — Юра. Но да, слабый момент в плане, ведь владелец действительно уехал как раз полчаса назад, почти сразу после выступления, сказав, что с концами. Дела какие-то внезапные. Потому Серый и решился. На всё.
Он пожал плечами, старательно отыгрывая тупого качка.
— Уезжал. Только чего-то вернулся. Пять минут назад буквально.
— Странно… Ладно, ступай, сейчас подойду.
Серёга послушно засунулся назад за дверь и спрятался в тенях полумрака. Только бы никого нелёгкая не принесла! Только бы…
Не принесла. То ли не принято лезть к Верхним после шоу, то ли эта конкретная подобного не приветствовала, как-то не вникал он раньше в подобные нюансы.
Долорис очень удобно вышла из комнаты полностью экипированная — в одежде, с сумочкой. Видимо, собиралась сразу уезжать, и, не вымани её Сергей, может, и ушла бы по-английски. Кто её знает, как привыкла? И это просто отлично! Какое-то время никто ничего не должен заподозрить. Ему хватит.
Нет, хоть сколько-нибудь зверских, мстительных планов у Серёги не было. Просто хотелось потолковать с девушкой… в приватной обстановке, чтоб никто не помешал. Долорис остановилась посреди коридора, в сумочке мелькнул краешек белоснежного гаджета. Не-не-не, вот этого им точно не надо! Шагнув из тени за спиной девушки, Сергей умело зажал ей рот, чтоб не заорала, само собой, а пальцы второй руки споро отыскали точку на шее (о да, он прекрасно знал, как и сколь долго надо давить, чтоб и эффект достаточно длительный, и не навредить), и спустя совсем недолгое время лёгкое тело обмякло в его руках.
Вся грозность Верхней слетела вмиг. Сейчас он прижимал к себе просто красивую девчонку, и плевать на не так уж и давний оргазм — член очень бодро начинал реагировать. Блядь! Ещё накинуться и изнасиловать не хватало! Да нет, не настолько же всё плохо… Бредятина какая-то в голову лезет!
Немного продышавшись и успокоив слегка плоть, подобрал выпавшую сумочку, перекинул руку девушки себе через плечо и осторожно повёл (а по факту — потащил) к выходу. За то, что Долорис и должна была самостоятельно покинуть клуб этим путём, сказало отсутствие кого-либо из персонала «за кулисами». Видимо, ключи всё же были не только у тех, про кого он знал, потому что на общем входе она мимо точно не проходила. Он бы заметил.
Воровато выглянув на улицу, не заметил никого постороннего (только одинокий Вольво стоял в сторонке — крутая машинка, и понятно, чья) и шустро уложил бессознательную девушку на заднее сиденье. Предварительно вытащив из кармана пластиковые наручники (клубной охране обычные как-то не положены), обмотал тонкие запястья мягким шарфом и стянул полоской. Во избежание — вдруг таки очухается по пути? Подумал немного и нарыл в бардачке широкий скотч, заклеив притягательные губки. Вот теперь можно и трогаться… Охренеть — он похитил человека! Мент бывший, ёлы-палы…
В голове шумело и тяжело ворочалась мутная одурь. Язык словно распух, ощущаясь неповоротливым и сухим. Надо срочно попить… Ещё и руки болели, как чёрт знает что.
Надя ненавидела такое состояние, прекрасно понимая, что оно из себя представляет. И почему она так себя чувствует. Когда с головой непорядок и периодически случаются неприятные приступы, быстро учишься узнавать ключевые признаки. Правда, давно уже не было, по крайней мере таких, чтоб понадобилось медикаментозное вмешательство. И Надя грешным делом начала надеяться, что всё миновало, что получилось избавиться от страшного наследия памяти…
Не получилось, выходит.
Но что-то же спровоцировало? Вот только, что именно?
Стоило задать себе вопрос, как эта самая, коварная и непостоянная память мгновенно откликнулась. Мужчина! Тот, из клуба, что поначалу показался недалёким, обычным секьюрити-бычком. А потом неожиданно напавший. Похитивший. И обвинивший её в насилии. Её!!! В груди знакомо начала разливаться оглушающая ледяная пустота, но лекарства всё ещё действовали, и эмоции получилось обуздать. Вдох-выдох, ещё. Медленно, глубоко. Вот так. Она сможет.
Тема дала ей очень многое. Не только понимание собственных склонностей, возможность обмануть и накормить внутренних демонов, но и научила сосредоточенности, контролю. Просто… нападение и эти обвинения — всё было слишком внезапным. Ошеломляющим и выбивающим почву из-под ног, а из души — хрупкое чувство равновесия.
Она не могла сделать того, о чём кричал мужчина, но в то же время понимала, что — невольно, непреднамеренно — такое могло произойти, и он имеет полное право на эту вспышку. Просто потому, что Альба вполне могла нечто в этом роде отмочить, насколько Надя её знала. Знала не то чтобы хорошо, но они раньше довольно часто пересекались на многих тусовках. Хорошо хоть не на всех. У Юры, вот, её никогда не бывало — слишком щепетильно он относился к своему детищу.
Альба была из тех Домин, кого в тематическом сообществе воспринимали довольно предвзято — платница. Та же проститутка, по сути, только с определённым уклоном. Нет, это не её мнение, а тех самых, «многих». Сама Надя всё же чувствовала в Альбе эту внутреннюю потребность властвовать и причинять боль, не зависящую ни от денег, ни от каких-либо ещё материальных моментов. Так что женщина не то чтобы играла роль, ей на самом деле всё нравилось. А уж как и кто живет, и чем зарабатывает на жизнь… В этом плане западный подход к кинкам ей импонировал больше. Так что Надя старалась принимать людей такими, как они есть, и не осуждать.
До тех пор, пока то, что они делают, не несёт опасности для окружающих, м-да.
И если Альба действительно похитила мужчину, если издевалась против его воли, если втёмную втянула в это саму Надю — это плохо, очень плохо, потому что теперь в душе начинало разрастаться чувство вины. И не важно, что она не знала, и не подозревала.
А могла ли вообще догадаться тогда, что связанный парень — вовсе не добровольная жертва?
Тщательно воспроизводя в памяти все запомнившиеся детали больше чем годовой давности события (хорошая память здорово помогала в работе), Надя мысленно покачала головой. Вряд ли. Связанный мужчина в подвале? И что? У Домины ведь. Да, платница, но это же не значит, что у неё все нижние только за деньги, и тем более не значит, что однажды у неё не может случиться высоких чувств, если попадётся подходящий партнёр. Он не дёргается, не сопротивляется, не пытается кричать. Кляп? Да боже ж мой! Когда это он мешал проявить своё недовольство ситуацией? Пусть и не слишком членораздельно. Дышит часто, напряжён? Ну так шрамирование — это не жук чихнул, даже для маза. Даже при сильном желании заполучить знак своей принадлежности. Рабов она понимала не особо, в какую бы сторону те ни ударялись, но признавала за людьми право иметь собственных демонов. У неё-то не лучше. Вон, даже свой «зайка» есть.
Да ладно, он же на однозначный вопрос о добровольности кивнул утвердительно! С чего бы ей догадаться об обратном? И неважно, что мотивом к этому самому кивку могло быть много всего, в том числе и страх перед гораздо большими неприятностями. Ну, так получается, исходя из ситуации
А как он реагировал на прикосновения? Ведь песня же! Отзывчивый такой, покорный своему страданию, льнущий к её утешающим рукам… Нет, на такое не способен ни один ванильный мужчина. Но и сомневаться в яростно выплюнутых недавних обвинениях смысла нет. О таком и так не врут. Спросить бы, что же это тогда было, но страшно.
Внезапно разум входит в ступор, а после моментально очищается до кристальной ясности и начинает стремительно соображать.
Она лежит на чём-то мягком. Не связана, несмотря на последние воспоминания. Укрыта. Приступ явно купирован медикаментозно — слишком знакомые ощущения. Вот только откуда незнакомцу знать, как поступать в её случае? А самостоятельно она вряд ли бы вышла из того состояния. Впрочем, проверять как-то не доводилось — рядом всегда вовремя оказывался Егор. И эти факты говорили только об одном: брат снова успел каким-то невероятным образом. Не просто помог, а реально спас — кто знает, что могло прийти в голову разъярённому мужчине? Что он мог…
Надя поёжилась и решительно прогнала незаконченную мысль. Об этом она не будет думать. Вот просто нет, и всё.
Однако, если Гор нашёл и спас, она теперь в безопасности и дома. Заставив себя открыть глаза, Надя наткнулась взглядом на знакомый до мелочей интерьер — сама же проект ремонта делала, сама обставляла. Поправка: дома, но у Егора. Которого сейчас нет возле кровати, против обыкновения. Не сидит, держа за руку и взволнованно наблюдая за её дыханием, не ждёт, когда бедовая сестрёнка очнётся. Не прижимает к груди, утешая и обещая защиту. А это значит…
Очнулся Серый ещё в машине. То ли хлороформ тому виной, то ли сама ситуация, но его внезапно накрыло воспоминаниями.
— Так тебе удалось-таки найти постоянного нижнего по своему вкусу, Альба? Твоя привередливость уже притчей во языцех стала.
О! Впервые он услышал хоть какое-то имя! Хотя не слишком на имя похоже, скорее кличка, прозвище, позывной? Последнее — бред, он ведь не в армии, давно уже.
Этот, новый голос ворвался в переживаемый в последние дни кошмар. Или не дни? Недели? Месяцы? Нет, последнее вряд ли, не выдержал бы он столько без еды. Дни наверняка. Но вот внутреннему мироощущению на это насрать — прошла бесконечность в руках сумасшедшей суки. И извращенки.
Он был стоек, он же мужик! Терпел боль, отказываясь выполнять бредовые требования: признать похитительницу хозяйкой (что за ересь?!), добровольно встать на колени (еще хуже — пережиток Средневековья). Пару раз пытался сбежать, но два ручных цербера-амбала страховали суку на совесть. Каким бы там подготовленным самбистом ты ни был, но когда уже скован по рукам и ногам, когда даже чихнуть лишний раз не позволяют бдительные и ни фига не уступающие в умениях стражи, когда тело постоянно терзает боль и от банального избиения, и от куда более изощрённых забав (с кнутом, например), когда слабость от постоянного чувства голода — много не насопротивляешься.
Он не знал, кто его похитительница. Она не представлялась. Объяснила лишь причину, но, по правде, легче не стало.
Он её ненавидел, мечтал сжать ладони на тонкой (непременно!) шейке и… боялся. Научился. Но так и не сдался. Пока. А новый, немного скучающий голос продолжал:
— Ты уверена, что нижний осознаёт все последствия? Это ведь навсегда.
— О, осознаёт, поверь. Этот мальчик со мной до конца.
Против воли по позвоночнику пробежала колкая волна. Да, придурошная похитительница предупредила, что он пожалеет, если во время визита посмеет хоть как-то показать своё неприятие происходящего. Мало, что ему перепадёт, так ещё и гостья может пострадать. И пусть та с похитительницей, кажется, неплохо знакома, за прошедшее время он понял, что эта ненормальная способна на всё.
И это — «до конца»… Он и так не верил, что останется в живых, просто потому, что условием выживания было полное подчинение безумной бабе. Нет уж, его настолько не сломают, хотя умирать чертовски не хотелось. А тут такое явное подтверждение.
И ещё одна извращенка на его голову, даже если та не в курсе нюансов. Где только умудрился так нагрешить? Риторический вопрос. И да, непременно извращенка: пусть и спрашивала вроде про осознание последствий, но не может нормальная женщина остаться спокойной при виде увязанного как сарделька мужика, да ещё со следами побоев (а после всего здесь пережитого они точно должны быть).
Даже дёрнуться, сука, не получится. Да и, если уж быть честным с самим собой, он… опасался дёргаться. И предупреждение сыграло, и за бесконечно длинные дни в плену его приучили, что любое недозволенное телодвижение или звук влекут за собой наказание. Смерть смертью, конечно, но бывает кое-что похуже, и надо быть идиотом, чтобы по собственной воле намеренно ухудшать и так незавидное положение. И без того его потчевали болью и унижением по поводу и без. Да и неизвестную женщину, несмотря на собственные подозрения, тоже подводить под удар неохота — вдруг Альба не блефовала? А эта, пусть и извращенка, но ему-то ничего плохого не сделала. Ну да, вот такой он дурной, рыцарь, ёпта.
— Ну ладно, как знаешь. Всё в силе? Убираем верхний слой?
— Да, конечно в силе, и поглубже убирай.
— Будешь меня учить, ммм?..
— Ох нет, что ты, прости.
Шаги раздавались всё ближе, и он замер, напряжённый, не понимающий пока, чего ждать. Понятно, что ничего хорошего, но вот насколько? Чего там убирать собрались? Вообще, догадаться не сложно, если подумать, но он банально, по-детски, хотел оттянуть этот момент.
Увидеть гостью возможности не было. Как и вообще видеть, с тех пор как попал в эти адские застенки — плотная повязка на глазах, туго затянутая узлом на затылке, не позволяла рассмотреть ни обстановку, ни самих похитителей. Только голоса слышно. И голос гостьи вдруг зазвучал крайне недовольно.
— Альба, так не пойдёт. Надо ослабить ремни на животе — сосуды сильно передавлены, крови много будет.
— Да и ладно, кровь малыш любит, как и боль.
Кровь? Стылая волна снова окатила хребет. Неужели…
— А мне она будет мешать. И вообще неудобно!
Голос гостьи оставался спокойным, но ощутимо отдавал неумолимостью. Сука-Альба вот, к примеру, частенько просто истерично орала.
— Но, Долорис, так он тоже тебе может помешать, если дёрнется в ненужный момент! Как бы мой мальчик ни любил боль, сама же понимаешь — фактор неожиданности.
Сука! Малыш, мальчик. Любит боль. Это ведь она о нём. Сука-сука-сука! Какая же всё-таки сука, эта Альба грёбаная. И Долорис — точно ведь какие-то кодовые имена.
Выплыть из воспоминаний получилось с большим трудом. Шум города вскоре сменился относительной тишиной — кажется, по итогу за пределы КАДа его вывезли точно — слишком долго длилась дорога. Вот только куда именно везут?
Тело затекло, так что, когда его извлекали на «свет божий» (а то ж, классика жанра: когда ещё довелось бы «прокатиться» в багажнике?), получилось только неуклюже попытаться лягнуться — неудачно. Ногу перехватили и так дёрнули, что мышцы в паху как кипятком обдало. Потом и всего его вытащили, да хорошенько приложили сначала по почкам, и следом сразу в солнышко, лишая дыхания, возможности хотя бы брыкаться и шанса осмотреться.
Успел только понять, что дом явно частный, и что в ближайшем обозримом пространстве источников света как-то не наблюдается. Лес, что ли? Ещё чего не хватало… Не то чтобы похитителям (твою ж, поменялись, блин, ролями!) что-то могло помешать, раз действуют столь уверенно и хладнокровно, но в лесу тёмные дела проворачивать всяко легче.
Руки завернули кверху и поволокли, сзади раздавались ещё шаги — видимо, их главного, потому что среди достававших его из багажника мужиков того не было. Лёгкая ночная прохлада быстро закончилась, а раздавшийся хрипловатый голос заставил шерсть по телу встать дыбом.
— В подвал его, да «подготовьте» к беседе. А беседовать мы будем вдумчиво, с чувством, с толком… После того, как я сестру устрою.
Мммать! Его тряхнуло поствоспоминанием, паника заставила снова задёргаться, но «успокоительное» в печень Сергею выписали быстро. От паники, кстати, помогло: пусть в светлых глазах мужика стыла ядрёная ненависть, обещавшая всяческие кары, почему-то казалось, что превзойти суку-Альбу ему не под силу. Главное, чтоб закончилось не так же, как у неё, а обычное избиение он уж как-нибудь переживёт. Наверное.
Ну или не переживёт, если мужик за, как оказалось, сестру, решит закатать его «в бетон». Или просто в землю, не суть. Ох, как не хочется-то сдыхать! Ведь из такой передряги умудрился вырваться-выплыть… И снова — дежавю.
Сейчас-то он однозначно сам виноват, но кто ж мог знать, что у этой Нади-Долорис такие связи? Мысленно стукнув себе по лбу, Серый тут же подумал: ну да, не угодили тебе, сердешному, не подсунули беззащитную девушку, за которую ни от кого не прилетело бы.
Сам дурак, сам и должен попытаться выкарабкаться. Эх, что же ему показалось знакомым в этом спасителе сестёр? И насколько родной брат? Александров, Александров… нет, слишком простая, распространённая фамилия. Но он непременно вспомнит, если дадут достаточно времени, конечно. Да и, может получится с этим бешеным братцем поговорить, объясниться?
Вот только легче сказать (ну или подумать), чем сделать — разговаривать с ним явно не собирались. Во всяком случае, не сейчас — точно.
Приспособленность подвала к содержанию таких вот недобровольных гостей неприятно поразила — амбалы быстренько перековали его из наручников в прочные кожаные кандалы, подвесив над полом так, чтобы мог его касаться лишь мысками (ботинки с него зачем-то сняли, и холод бетона просачивался сквозь тонкую преграду носок, расползаясь вверх). Быстрый взгляд по сторонам выявил наличие оборудования, которому любая БДСМ-темница позавидует: какие-то станки, рама, колодки, кажется даже цепи, вмурованные в стену, были. В одном из дальних углов, на большом столе, что-то угрожающе тускло поблёскивало, и, ей богу, Сергей не хотел знать, что именно.
А потом один из мужиков красноречиво так, рисуясь, повёл плечами, хрустнул шеей и… удар прилетел от другого, по многострадальным почкам!
Следующие… Минуты? Часы?.. Время слилось в одну сплошную, разнотактную оду боли: люди, к которым он попал в руки, однозначно умели и любили эту боль причинять.
Двое из ларца, как он окрестил крупных и чем-то похожих друг на друга бодигардов, как следует отработали на его теле по самым уязвимым местам. И ведь, сучье племя, неспешно работали, словно передавая эстафетную палочку друг другу, да не в полную силу, а так, чтоб прочувствовал жопу своего положения как можно глубже, но сознание не потерял. О да, он прочувствовал. С одной стороны, так больно Серому давно не бывало, и довольно быстро перестало получаться сдерживать стоны от сотрясающих тело ударов. С другой… ну, стандартное такое, пусть и грамотное избиение, ничего особенного. До фантазии суки-Альбы однозначно далеко.
Ну да ему и того хватило: когда появилось новое действующее лицо (читай — братец Нади-Долорис), он смутно воспринимал реальность, обвиснув всем телом, пытаясь отдышаться. Руки давно затекли, грубая кожа врезалась в запястья, губы ссохлись коркой, а тело, по ощущениям, представляло собой сплошной, стреляющий огнём и болью синяк.
— Хех!.. Красавцы! Ладно, Андрей, иди-ка, постой наверху на стрёме. Надюшка вроде спит, но мало ли. Поможешь, если что, но сюда пускать не вздумай!
— Понял, Егор Маркович, — пробасил один из бодигардов, а Серёга, совершенно некстати и вдруг, вспомнил, откуда лицо мужика показалось знакомым.
Вот же чёрт! Было, было в начале двухтысячных в разработке дело общегородского уровня — торговля оружием, плюс очередные бандитские разборки по переделу влияния. Вот оттуда родом и знакомая физия: Александров Егор Маркович, в то время ещё достаточно молодой да борзый, как раз проходил как один из возможных подозреваемых. Только доказательств не нашлось. Потом он ещё какое-то время находился под наблюдением, но в итоге на законопослушного бизнесмена так ничего внятного и не сумели собрать.