Грань

Воздух застыл.

Он стоял, как старая вода в ванне — тяжёлый, затхлый, с привкусом пыли и чего-то мёртвенного. Было сложно дышать — не от духоты, а от чего-то другого, будто кислород разбавлен чем-то чужим, мерзким, лишённым жизни.
Подъезд не имел освещения. Тьма здесь не просто была — она жила. Казалось, стоит сделать шаг, и она схватит за щиколотки, как холодная рука из-под кровати.

Зачем я вообще согласился жить здесь?.. Всё из-за этой сраной экономии. Дешёвый дом, тихий район, никто не хочет снимать — уже должен был насторожиться. Но я ведь умный, да? Думал, нашёл лазейку. А может, наоборот — это они меня нашли? Такие как я, одиночки, вечно всё считают, всё себе доказывают. Мы лёгкая мишень. Мы как мыши, что сами бегут в мышеловку, если сыр правильно разложить.
Я же чувствовал, что-то не так с первого дня. Эти соседи — слишком странные взгляды. Смотрят так, будто знают меня. Или ждут, когда я сделаю что-то. А подъезд… это не просто тьма. Это словно портал. Или клетка. А может — пасть. А я уже внутри. Может, я давно внутри. А всё, что я думаю сейчас — это не мои мысли? Они подкинули их мне. Через стены, через провода, через этот воздух... Он будто дышит в меня.

— Чёрт. Мне надо уехать. Или уже поздно? Если я уеду — они поймут, что я понял. И тогда...

Мысль обрезал звук снизу.
Этажом ниже — топот.
Копыта.

Не шаги. Не каблуки.
Копыта. Металл по бетону — тяжёлый, ритмичный, чужой.
Я не мог перепутать.
Он поднимался.
Ступень за ступенью.
Уверенно. Не спеша.

Сердце ударило в грудную клетку — как кулак.
Дыхание сбилось. Грудь сжало в тиски.
А ноги... стали ватными. Безвольными.
Как в кошмаре — когда бежишь, но не можешь.
Когда кричишь, но нет звука.
Когда всё вокруг замедляется, кроме ужаса.

Я рванул вверх по лестнице.

Тьма сгустилась, как смола — плотная, вязкая. Я почти не видел ступеней, но знал: останавливаться нельзя. Сердце колотилось, лёгкие горели.
Снизу — топот.
Копыта.
Он тоже побежал.
Копыта били по бетону — чаще, быстрее, злее.

Я ускорился, перепрыгивая по две ступени.
Рука судорожно в карман — ключи, ключи, ключи!
Нащупал что-то — сигареты, скомканные, липкие. Отбросил. Зажигалка — мешает. Потом — монеты. Целая куча. Скользкие, катаются, звенят. Пальцы путаются, как будто против меня.

Ключей нет.

Сзади — ещё шаги.
Громкие. Жуткие. Он всё ближе. Он бежит.

Я вывернул карман — и всё посыпалось.
Сигареты. Зажигалка. Монеты — по лестнице, звонко, в никуда.
И — ключи. Блеснули, но не от света — от удара о пол, короткой вспышкой звука.
Я бросился, вслепую нащупал. Цепочка кольнула ладонь. Вот они.

Позади — удар копыта.
Как молот. Он уже почти на этом пролёте.

Я сорвался с места. Последние ступени — вслепую.
Дверь.
Ключ в замок. Мимо. Ещё раз. Щёлк!

Я ввалился внутрь, захлопнул дверь, всем телом навалился на неё.
В темноте — только моё дыхание.
И сердце, гремевшее, как чугунный колокол.

За дверью — тишина.
Но я знал: он прямо там.
И он слушает, как я дышу.
Я не двигался.
Не смел даже моргнуть.
Темнота за дверью была абсолютной, но я чувствовал её. Его.
Как если бы между мной и этим чем-то не было ни стены, ни двери — только тонкая, исчезающая грань.

Он стоял.
Прямо там.

И тишина была хуже, чем звук. Потому что тишина — это всегда ожидание. Ловушка.
И я в ней.

Я прижался ухом к холодному металлу. Осторожно.
Там — ничего.
Но это «ничего» было как затишье перед... нет, не бурей. Перед вскрытием.
Будто скальпель вот-вот войдёт под кожу.
Я отступил назад, на ощупь, не отрывая взгляда от двери.
В квартире было всё так же темно, как и в подъезде.

Почему я не включил свет?
Рука дрогнула, потянулась к выключателю.
И замерла.

А вдруг он этого и ждал?
Чтобы я включил свет. Чтобы увидеть меня. Чтобы начать.

Нет.
Я остался в темноте.

Прихожая вдруг показалась чужой.
Вешалка, комод, вещи — всё стало будто нарисованным.
Как декорации в театре, за которыми пустота.
Или сцена, где я — не зритель, а главный актёр.
Только я не знаю своей роли.
А он — знает.
И тут...
Тихий, почти незаметный звук.
Щелчок.

Дверная ручка.

Я застыл.
Мир застыл.
Время остановилось, как на сломанном часе.

И вдруг.

Резкий, жёсткий рывок. Металл звякнул, дверь не поддавалась.

Ещё раз. Сильнее.

Ручку дёргали. С силой. С яростью.
Не как человек — нет.
Как зверь, что чует добычу.

Дверь дрожала. Пружинила.

Я прижался к ней всем телом, сжав зубы, затаив дыхание.
Тишина.

И вдруг — снова.

Копыта.

Он ходил у двери. Медленно, как будто обнюхивал, обдумывал.
Металл царапал бетон, создавая ритм, от которого дрожала грудная клетка.

Я почувствовал запах.

Сырой. Тяжёлый. Как после дождя.

Запах мокрой шерсти.
Откуда я знал, что это именно шерсть — не знаю.
Подсознание просто выдало это слово, и оно легло в голову, как истина.
Я даже увидел образ — грязная, липкая шкура, насквозь пропитанная чем-то живым и гниющим.

Я услышал, как открылась дверь соседней квартиры.
Медленно. С ужасным скрипом.
Такой скрип бывает, когда что-то старое и забытое снова начинают двигать.
Он был глухой, долгий, и становилось ясно — кто-то вышел.

Оттуда — шёпот.

Неясный. Не язык вообще. Звуки — вязкие, чужие, будто мрак шевелится в глотке.
Он тянулся сквозь стены, обволакивал, залезал в уши, как слизь.
Там жила старуха.

Не бабушка.

Не та, что печёт пироги и вяжет шарфы.

Старуха. Как из легенд. Сгорбленная, без возраста, с глазами, в которых не отражается свет.

Она шептала. Но не мне.

Ему.

К тому, кто за моей дверью.

Я чувствовал, как холод растекается по коже, как сердце отступает в пятки.