Мрак был не просто тёмным. Он был живым. Он расползался, проникал в каждую щель, обвивал тела, становясь частью воздуха, частью самого океана, который молча поглощал свет. Влажные туманные облака, как влажные пальцы, касались корпуса корабля, отчаянно скользя по его бокам, как если бы океан сам пытался остановить их, оттолкнуть назад, в пустоту. Время замедлялось, и всё вокруг становилось мутным, едва различимым.
Остров был уже близко.
Его контуры не были чёткими. Он возникал и исчезал среди серого полотна океана, как мираж, не дающий покоя, как неведомая аномалия, что манила к себе и в то же время оставалась недосягаемой. Он не был на картах. Он был исчезнувшим. Затуманенным. Покрытым страшной тенью, словно скрывал в себе нечто гораздо более древнее, чем могли осмыслить умы живущих.
Александр Фрейд стоял на палубе, глядя в даль, где туман сливался с горизонтом. Его лицо было напряжено, а сердце, даже несмотря на годы подготовок и походов, билось тревожно. Он чувствовал, как этот остров, с его зловещей безмолвной силой, тянет его в свою тень. Ожидание, которое он сам себе не мог объяснить. Глубокое чувство беспокойства, которое вырывалось наружу в самые неожиданные моменты, но которое он тщательно скрывал.
Остальная часть команды молчала. Все смотрели на него, но каждый из них был поглощён собственными мыслями и страхами. Тишина была настолько плотной, что казалось, она была физически ощутимой. Почти зловещей.
Мира Невски, инженер, проверяла оборудование с жестокой точностью, её руки двигались быстро, но глаза часто мелькали к горизонту, где исчезал остров. Карла Уитли, археолог, стояла в стороне, глядя на старую карту, её губы едва заметно двигались, будто шептала что-то себе, но слова не доходили до остальных. Даниэль Лерой, биолог, стоял с вытянутой шеей, наблюдая за водой, а его взгляд блуждал, он казался разрываемым чем-то неуловимым, словно его разум уже был где-то там, на этом острове, ещё до того, как они высадятся.
Оуэн Рид, медик, был сосредоточен, но его лицо всё же выдавало нечто большее — ту неуверенность, которая была скрыта за его спокойствием. Ричард Хейл, специалист по оборудованию, почти не произносил слов. Его пальцы дрожали, когда он прикасался к металлу, а его глаза будто пытались разглядеть нечто за пределами видимости. Он не мог понять, что именно его беспокоило, но он чувствовал, как его разум постепенно теряет свою опору.
Когда корабль наконец прикоснулся к побережью, его днище задело подводные камни, и на миг всё вокруг замерло в тишине. Остров встретил их тяжёлым дыханием, как древняя душа, что не спала уже веками.
Пляж был мёртвым. Песок под ногами был холодным, как лёд. Но не просто холодным. Он был мертвенно холодным, словно скрывал в себе что-то, что давно должно было исчезнуть, но всё ещё существовало. Влажный ветер пронзал кожу, а туман, всё ещё висящий в воздухе, прилипал к одежде, образуя мутные пятна, как если бы сама атмосфера острова пыталась стереть их следы.
— Пошли. — Это был приказ Александра, но его голос был тихим, словно даже слова не решались прорваться сквозь этот зловещий мир.
Они двигались неуклюже по мокрому песку, за каждым шагом раздавался неприятный звук, как будто земля под ногами не была землёй, а чем-то живым. Каждый их шаг вызывал странное эхо, которое казалось, что повторяется с задержкой, с какой-то мёртвой искорёженный интонацией.
Когда команда добралась до двери комплекса, скрытой среди скал, Карла была первой, кто коснулся старой металлической ручки. Она была холодной, покрытой слоем ржавчины и грязи. Почти как тело, что не трогали веками. Но, несмотря на всю свою заброшенность, дверь поддалась с трудом, будто отпиралась не от времени, а от чего-то более зловещего. Она с глухим скрежетом открылась, словно разрывая ту пустую тишину, что царила вокруг. И вот они вошли.
Внутри было темно. И не просто темно. Это была пустота, которая заполняла всё пространство. Стены, казалось, поглощали свет, не позволяя ему уйти дальше. В воздухе стоял едва ощутимый, но резкий запах гнили и плесени, как если бы сами стены дышали чем-то давно забытым.
Тишина стала такой плотной, что её можно было потрогать. В каждом шаге ощущалась тяжесть, которая не давала возможности дышать. Легкие сжались, а туман вокруг становился всё гуще. Глухие, еле слышные звуки, как если бы в этих стенах кто-то ещё жил, скрывались в темноте.
Когда они прошли внутрь, дверь за ними с тихим скрипом закрылась, словно сама построенная, чтобы удержать их здесь. В том, как звуки затихли, как не было ни ветра, ни жизни, было что-то пугающее. Казалось, что они оказались в другом времени.
И тогда они услышали его — плач. Тихий, пронзительный, как будто раздавался из самой души комплекса. Плач, полный боли, полной тьмы, разрывавшей пространство. И в этот момент всем стало ясно: они не были одни.
Плач. Он был почти невыносимым — резким и пронзительным, как металлический скрежет по натёртому стеклу. Гулкий, будто из самых глубин этого мрачного комплекса, он вибрировал в воздухе и заставлял их сердца биться быстрее, с каждым моментом сжимая их, будто невидимыми пальцами. Но, что было хуже всего, — этот звук был не чужим. Он был живым. Он был здесь. И он знал, что они здесь.
Александр, не в силах больше скрывать тревогу, первым нарушил тишину, вытащив из кобуры оружие. Его рука слегка дрожала, но он сдерживался. Он всегда держал себя в руках, всегда контролировал ситуацию, но здесь, среди этих стен, он не мог избавиться от ощущения, что каждый его шаг был под контролем чего-то древнего и невидимого. Он резко повернулся к команде.
— Остаться в группе, никому не отходить. — Его голос был резким, но внутри него дрожал тот же страх, что и у остальных. Он знал, что команда не готова к тому, что скрывает этот остров, что за ним стоит нечто большее, чем они могли себе представить.
Мира кивнула и направила взгляд на технику. Стены тут были покрыты грязью и мхом, словно что-то старое, что не трогали веками. Время здесь остановилось. В её глазах была решимость, но и страх — тихий, но ощутимый. Карла, как всегда, молчала, но её губы, сжаты, а её тело напряжено — она знала, что не только физические стены скрывают здесь опасность.
Как только они начали двигаться вперёд, слыша всё более отчётливый плач, с каждым шагом тьма становилась всё плотнее, как если бы сама атмосфера вокруг них уплотнялась. Эхо шагов на каменных плитах было странно многоголосым — оно возвращалось к ним с таким задержанием, как если бы кто-то тоже шагал по этим коридорам, но не был видим.
Ричард первый остановился. Он резко повернулся, лицо его искажалось от страха, его глаза метались по темным углам.
— Я не могу… — его голос дрожал, почти неразборчивый. — Там что-то… что-то было! Я… я видел…
Он замолчал, но все почувствовали, как его страх передается всем. Даже Александр невольно замедлил шаги, хотя пытался держаться стойко. Карла пошла впереди, её руки, как всегда, сжаты в кулаки, она была готова отразить любую угрозу. Но когда они приблизились к следующему повороту, нечто происходило.
Плач стал громче. Он стал ощутимым. Из каждого уголка, из каждой щели. Как если бы в этом месте, среди этих стен, скрывалась живая тень, чьи муки не прекращались.
И вот, когда они подошли к следующей двери, та внезапно раскололась с оглушительным треском. Больше ничего не было слышно, только этот звук, режущий слух, больно входящий в уши. Скрежет отрываемого металла. Внутри помещения всё было покрыто старой плесенью, а на полу — следы. Следы крови. Оранжевые, давно засохшие пятна. Они вели к чёрной двери, открытой в пустоту.
— Открывай. — Слово вырвалось из уст Александра, как команда. Но его глаза уже не были спокойными. Он знал, что за этим поворотом нет ничего, что могло бы их спасти. Он уже чувствовал, что с каждым шагом всё больше погружается в бездну.
Когда Карла повернула ручку, дверь открылась почти бесшумно. Внутри, в глубоком сумраке, они увидели то, что скрывалось за этой дверью. Это не было просто пустым помещением. Это было убежище страха. В центре стояла высокая металлическая стойка, похожая на распятие, в центре которой находилась фигура, закованная в цепи. Её тело было искажено, истерзанно, как если бы оно не было живым уже давно, но всё ещё двигалось.
Её кожа была неестественно бледной и покрытой глубокими ранами, её глаза были пустыми, безжизненными, но когда она подняла голову, все замерли. Она была жива. И она видела их.
Плакала не она. Плакали её цепи.
Они вибрировали, как если бы внутри них были голоса, кричащие и стонущие. Стена, что окружала их, была покрыта кровавыми следами, и на них было отчётливо видно — руки. Руки, что в цеплялись в металл, не отпуская его.
Александр резко отступил.
— Назад! — его голос теперь был почти не человеческим, полным дикого страха, сдавленность, словно его душу начали сжигать невидимые палачи.
Но было уже поздно.
С тем, как его приказ отошёл в пустоту, фигура на распятии вдруг вздрогнула. Металлический хруст был жутким, но он был ничего по сравнению с тем, что произошло дальше.
Её рот открылся. Но не для слов. Всё, что вырвалось из её горла, было ужасным, как животный крик, сливающийся с теми же самыми криками в стенах. Эти крики были не от живых. Они были от тех, кого здесь оставили.