Грехи моего мужа

Глава 1

— Рая, ты уже дома? Нам поговорить нужно, — из коридора слышу голос мужа.

— Я в кухне. Мой руки, ужин готов.

Достаю из духовки румяную курицу, рядом на столешнице стоит малиновый пирог. У меня сегодня было хорошее настроение, поэтому ужин у нас прямо таки праздничный.

Десятая годовщина нашей свадьбы. Назар задержался, наверное, сюрприз какой-то для меня готовил. Годы идут, а Айдаров все такой же романтик.

— Рая, тут такое дело… — голос мужа доносится почти рядом.

Я поворачиваюсь и вместо улыбки на моем лице появляется недоумение.

Муж входит в кухню, а за ним, прихрамывая на правую ногу, маленькая девочка.

— Рая, это Лида. Моя дочь. Она будет жить с нами.

— Твоя — кто? — голос звучит с надрывом. Я смотрю на мужа, потом на девочку, и снова на мужа.

Жду, когда он скажет, что это лишь глупая шутка, но его взгляд слишком серьезен.

— Какая дочь, Назар? Ты мне что — изменяешь?

Нож выпадает из рук и со звоном падает на пол. Девочка вздрагивает. А я даже смотреть на нее не могу. Это какой-то сон, честное слово! Поверить не могу, что Назар все это время изменял мне и на две семьи жил! Да он ни одного повода так думать не давал! Самый любящий, верный и внимательный муж — все это о нем!

— Ей семь лет, Рая. Пожалуйста, давай без истерик. Не пугай ребенка.

— Верни ее обратно, — произношу с нажимом, словно Лида не маленькая девочка, а товар, купленный на полке в магазине.

— Не могу. Ее мать умерла сразу после ее рождения. Она все это время жила с бабушкой, но та вчера ночью скончалась. У нее больше нет родственников, Рая. Только я.

— Значит, ты мне изменял, — шиплю, чувствуя, как кровь приливает к щекам. — И теперь просто привел ее сюда, будто это... нормально? — язык не поворачивается назвать этого ребенка «его дочкой» или по имени.

Назар делает шаг ко мне, его взгляд полный усталости и вины. Но я не хочу его понимать. У меня мир только что разрушился. После десяти лет брака я узнала, что муж мне изменял! И не просто изменял, он завел ребенка с другой женщиной. В то время как я так и не подарила ему желанного наследника, не смогла сберечь ту жизнь, что зародилась во мне.

— Рая, послушай...

— Нет, это ты меня послушай! Как ты себе это представляешь? Господи, это что получается? — перебиваю, поднимая дрожащую руку. Мысленно подсчитываю, в какой год это все произошло. — Пока я по больницам бегала, ты, видимо, где-то на стороне детей заводил! Какая же ты мразь, Айдаров! Или это ты мне мстишь так? За то, что женила на себе обманом?

Он молчит. Смотрит на меня так, будто хочет что-то сказать, но слова застревают в горле. Мы оба прекрасно помним тот день. Из-за глупой ошибки я решила, что залетела. После четырех месяцев отношений с ним. Тесты были позитивными, я не удосужилась сходить к врачу перед тем, как сообщить об этой новости всем вокруг. Назар взял ответственность на себя, предложил пожениться. Этого ребенка все ждали с нетерпением, но прямо перед свадьбой я узнала, что это не беременность, а серьезный гормональный сбой.

Промолчала. Не сказала сразу, да и не знала как об этом сказать, когда свадебное платье куплено, а приглашения разосланы. В итоге призналась в первую брачную ночь. Назар ушел в гневе, хлопнув дверью. Где провел ночь — без понятия. Но утром явился словно не было между нами ссоры, изображал идеального мужа, общался с гостями, которые остались на несколько дней, потом уехал на две недели в командировку, вместо свадебного путешествия.

С моими и его родителями пришлось объясняться мне одной, а когда его чуть отпустило, он вместе со мной ходил по больницам, слушал рекомендации врачей и жалел меня, когда я по ночам ревела. Ни разу ни в чем не упрекнул. Просто не мог злиться на меня, потому что любил до одури, так же как и я его.

— Все совсем не так! И не ругайся при ребенке, — отвечает он резко. — Я не планировал заводить детей с другой женщиной, и вообще никаких отношений на стороне не планировал. Но так получилось. Ты думаешь, мне легко было это принять? Ты же знаешь, я одну тебя люблю…

Я почти смеюсь. Легко? Ему? А как же я? Я, которая сжигала себя ради нашего будущего, которая отдала все, чтобы у нас был шанс быть счастливыми? А теперь вот это?

— Значит, теперь я должна просто принять ребенка от другой женщины? — с сарказмом спрашиваю, смахивая со щеки слезу. — Я должна жить под одной крышей с твоей... дочерью? Ты хочешь, чтобы я смотрела ей в глаза и делала вид, что ничего не случилось? А ты обо мне подумал? Что скажут наши друзья и родные? Или… или они обо всем знают? — указываю на девочку.

Лида стоит в углу кухни, притихшая, сжимая в руках свой маленький рюкзачок. Я краем глаза замечаю, как она отступает ближе к стене, будто хочет стать невидимой. Сердце на миг кольнуло от жалости, но я не могу. Просто не могу.

— Рая, она ребенок, — тихо говорит Назар. — Она ни в чем не виновата.

— А я? Я тоже ни в чем не виновата! Но теперь должна страдать из-за твоих ошибок! — срываюсь я, чувствуя, как изнутри поднимается гнев. — Если она останется, то я уйду. Выбирай.

Назар морщится, будто от моего ультиматума ему стало физически больно. Он смотрит на меня, затем на Лиду. Я вижу, как он сжимает кулаки, как его челюсть напрягается. Но ответа я не жду. И так все ясно.

Глава 2

Я не могу найти себе места. Сердце разрывается на куски, крупные капли слез стекают по подбородку и падают вниз.

Столько лет вместе! Столько сложностей, через которые мы прошли, что невозможно вспомнить все! А теперь он заявляется домой со взрослым ребенком.

Я не понимаю как это прошло мимо меня. Он после работы каждый чертов день приходил домой. Редко ездил в командировки. Рыбалка? Черт, да он с этой рыбалки кучу фоток отправлял, а потом еще и привозил улов, хотя я каждый раз просила выпустить рыбу обратно.

Тогда как?

Падаю на кровать и закрываю глаза. Воспроизвожу в памяти лицо Лиды. Ни одной знакомой черты. На Назара вообще не похожа. Пошла в мать? Скорее всего.

Грудь сжимает так, что дышать невозможно. В голове словно нескончаемый шторм — мысли сталкиваются, переплетаются, рвут душу в клочья. Я хотела родить ему дочь, так почему у другой женщины есть от него ребенок, а у меня нет?

Лида. Как же больно даже произносить ее имя про себя. Семь лет! Семь чертовых лет он жил с этой тайной. И все это время я даже не подозревала. Как? Почему?

Столько лет мы были идеальной парой. Ну, может, не идеальной, но счастливой точно. Любовь с первого взгляда, бурный роман, быстрая свадьба… Назар всегда был рядом. Помогал, поддерживал, как никто другой. А теперь? Теперь я будто чужая в своей жизни.

В голове вдруг всплывают моменты из прошлого. Его долгие разговоры по телефону, когда он выходил в другую комнату. Улыбка, которую он пытался скрыть, когда читал сообщения. "Клиенты", — всегда говорил он. Я верила. Господи, я верила во все, что он говорил. А теперь? Теперь эта вера растоптана.

— Как же ты мог… — шепчу в пустоту.

Гнев накатывает новой волной. Это он все разрушил. Это он предал меня. И теперь хочет, чтобы я разгребала последствия его ошибок? Нет. Это несправедливо.

— Хватит, — говорю себе шепотом. — Ты справишься.

Но что это значит? Справлюсь как? Уйти? Начать жизнь с нуля? Или остаться и пытаться жить с этим? Я не знаю. Я не уверена, что смогу простить его. А еще больше не уверена, что смогу жить без него. Он — мое все. Мне было двадцать, когда мы поженились. Сейчас мне тридцать, а ему сорок. У меня — известная школа бальных танцев, у него — бизнес по всей стране. Мы не разлучались больше чем на неделю. Мы никогда не ссорились и между нами до сих пор дикая страсть. Тогда как?...

В дверь стучат. Тихо. Осторожно.

— Рая, — слышу голос Назара. — Можно?

Хочу крикнуть «Нет!», но не могу. Он уже здесь. И разговор неизбежен.

— Я понимаю, мне стоило подготовить тебя к этому, — начинает он, замерев у двери и не решаясь подойти ко мне.

— Подготовить? Ты серьезно считаешь, что к такому можно подготовить? — меня разрывает изнутри. От злости, отчаяния и неверия. Отличный подарок на годовщину свадьбы!

— Мы ведь последние месяцы обсуждали то, чтобы взять из детского дома ребенка. Лида ведь лучше, чем чужой ребенок с плохой генетикой, разве нет?

— Ты издеваешься надо мной? — голос срывается, я откидываю волосы назад, потом хватаю резинку с туалетного столика и завязываю хвост.

— Слушай, я не прошу полюбить ее и стать ей матерью, я просто прошу быть к ней чуточку добрее. Лида очень замкнутый и пугливый ребенок. Все это время она жила в деревне с бабушкой и ничего больше не видела.

— Я не собираюсь прощать тебе это. Если ты не понял, Айдаров, единственное, на что ты можешь рассчитывать — развод.

— Какой еще развод, Рая? Мы же столько лет в браке, любим друг друга.

— Тот самый, который случается после измены мужа. И не говори мне о любви, тошно слушать это.

— Рая…

— Выметайся отсюда, Назар. Я видеть тебя не могу. Завтра я уйду.

— И куда ты уйдешь?

— Не пропаду без тебя.

— Куда ты уйдешь, Рая? — повторяет Назар, и я слышу, как он делает шаг в мою сторону.

Не оборачиваюсь. Не могу. Если сейчас посмотрю на него, то окончательно сломаюсь. А мне нельзя. Нельзя показывать слабость.

— Это не твое дело, — бросаю через плечо, скрестив руки на груди.

— Рая, пожалуйста, — голос звучит ближе. Еще один шаг. Еще. Я чувствую его присутствие за спиной, это тепло, которое раньше успокаивало, а сейчас обжигает.

— Не подходи ко мне, — предупреждаю, но он не слушает.

Его руки ложатся мне на плечи. Осторожно. Нежно. Так, будто я фарфоровая кукла, которая может разбиться от одного неверного движения.

— Не трогай меня! — вырываюсь, разворачиваясь к нему лицом.

Назар стоит передо мной с таким лицом, будто весь мир рушится. Глаза красные, усталые.

— Рая, я люблю тебя, — произносит он тихо, почти шепотом. — Я очень сильно тебя люблю. Всегда любил. Только тебя.

Смеюсь. Зло. Истерично.

— Любишь? Ты? Меня? — каждое слово выплевываю, как яд. — Как же трогательно, Айдаров. Особенно учитывая, что у тебя есть семилетняя дочь от другой женщины!

Глава 3

Назар выходит, громко хлопнув дверью. Я остаюсь в тишине комнаты, еще более несчастная, чем до этого разговора. Я не понимаю, неужели он действительно считает, что это нормально? А если бы я пришла и сообщила ему, что нагуляла на стороне ребенка? Господи, да он бы убил меня!

Я метаюсь по комнате, этой ночью я точно не усну. Женам на годовщину свадьбы мужья цветы дарят, а мне от другой женщины ребенка привел!

Нет, так не может продолжаться. Не хочу его видеть. Ни сейчас, ни через неделю.

Решение дается с трудом. Но кроме как уйти, я не вижу другого выхода. Как жить рядом с ним, когда он столько лет меня обманывал? Как я могу быть уверена, что он был на работе, а не в постели другой женщины?

Оставаться в этой квартире, слышать его голос, видеть этого ребенка — я просто не выдержу.

Уйду утром. Квартира в центре пустует, ключи у меня. Назар купил ее лет восемь назад, рядом с парком и поближе к главному офису своей компании. Хотел, чтобы я с ребенком была ближе к нему, но ничего не получилось…

Ждать рассвета — самое мучительное. Время тянется нестерпимо медленно, каждая секунда будто удар по уже измученному сердцу. Я ворочаюсь, считаю вдохи, зажмуриваюсь, но все бесполезно.

К пяти утра решаю, что с меня хватит. Встаю с кровати, стараясь не шуметь. Надеваю халат, босиком выхожу в коридор. В доме тишина.

Медленно приближаюсь к спальне. Мне нужно забрать свои вещи, но, оказавшись у двери, замираю.

Щелчок дверной ручки кажется слишком громким и я зажмуриваюсь. Осторожно приоткрываю дверь и застываю на месте.

В полумраке комнаты вижу кровать. Назар спит. И рядом с ним, свернувшись калачиком, Лида. Она буквально заняла мое место.

Грудь сжимает так, что дышать становится невозможно.

На подушке, на моей подушке, раскинулись ее тонкие светлые волосы. Одеяло, которым он укрывал меня, теперь окутывает ее. А Назар… он повернулся к девочке, его рука лежит на ее плече.

Меня накрывает волна неконтролируемого гнева.

Я понимаю, что это ребенок. Я понимаю, что она ни в чем не виновата, это ошибки взрослых. Но внутри все горит от ярости. Я десять лет была для него единственной, а теперь место рядом с ним заняла его дочь от другой женщины.

Губы дрожат, пальцы сжимаются в кулаки.

Больше я смотреть на это не могу.

Разворачиваюсь и бесшумно направляюсь в гардеробную.

Включаю тусклый свет. Все привычное, родное: полки с аккуратно сложенной одеждой, мои любимые платья, сумки, духи на полке. Как будто все по-прежнему, как будто нет этой кошмарной ночи, нет его дочери в моей постели.

Нахожу сумку, засовываю в нее паспорт, документы. Вспоминаю про сейф.

Код тот же, Назар ничего не менял. Внутри пачки денег. Наши деньги. Ну, точнее, его. Но теперь они мои.

Без колебаний беру все. Застегиваю сумку, выхожу в коридор. На крючке висят ключи от машины. Ну и что? Это был подарок мне, значит, заберу. Я не гордая.

Пальцы сжимаются вокруг брелока. Бросаю последний взгляд на дверь, ведущую в спальню. Сложно осознать, что я покидаю место, которое столько лет считала домом. Где все было выбрано мной. С любовью. Для нашей семьи.

Где-то вдалеке уже брезжит рассвет. Небо серое, мутное, как мои мысли. На улице тихо, мир словно замер, пока я несусь по шоссе, сбегая от собственного мужа.

Телефон начинает надрывно вибрировать на пассажирском сиденье, когда я подъезжаю к нашей городской квартире.

Назар. Конечно же. Проснулся и не обнаружил меня в доме. Он обычно встает к шести утра, идет на пробежку, я просыпаюсь позже и готовлю нам завтрак. Сегодня все по-другому.

Улыбка тронула губы. Беру телефон, пару секунд смотрю на экран. Палец зависает над кнопкой «сбросить вызов».

В глазах жжет.

От злости? От обиды? От облегчения? Не знаю.

— Справишься, Назар, — говорю в пустоту, кидая телефон обратно на сиденье.

Не маленький. Сорок лет уже! Должен же он наконец-то научиться включать посудомойку и разобраться, как работает аэрогриль. С голоду не умрет. В крайнем случае доставку закажет.

Я больше не обязана за все это отвечать. С меня достаточно.

Сколько лет я жила ради него? Верила, что он мой самый родной человек. А в итоге? На годовщину свадьбы он притащил в мой дом ребенка от другой женщины.

Не измену я застала, нет. Не банальную переписку, не нелепую ложь.

Он стоял на моей кухне с девочкой, которую тайно растил семь лет, и просто поставил меня перед фактом.

Как будто мне должно быть не больно.

Как будто я должна молча принять этот факт.

Осталось всего пара поворотов, машин на дорогах становится все больше. Я заезжаю в подземный паркинг, глушу мотор и даю волю слезам. Плачу громко, с надрывом. Пока никто не видит и не слышит. Телефон на пассажирском сиденье продолжает жужжать, пока не садится батарейка. Надеюсь, Назар не найдет меня здесь...

Глава 4

Поднимаюсь в квартиру с тяжелой сумкой на плече. Ключ поворачивается в замке с тихим щелчком. Дверь открывается, и меня встречает затхлый воздух пустого жилья.

Восемь лет здесь никто не жил. Назар купил эту квартиру с такой надеждой в глазах. «Для нас троих», — говорил он тогда, обнимая меня за талию и показывая планировку. Детская комната с окнами на парк. Просторная кухня. Балкон, где можно по вечерам пить чай.

Только вот ребенка так и не случилось.

Включаю свет. Мебель стоит под чехлами, на полу ни пылинки — клининговая служба приезжает раз в месяц. Все чисто, аккуратно и абсолютно безжизненно.

Бросаю сумку у входа, снимаю туфли. Иду босиком по холодному паркету в гостиную. Стягиваю чехол с дивана, комкаю его и швыряю в угол.

Опускаюсь на диван, обхватываю колени руками.

Десять лет. Десять чертовых лет я была уверена, что он мой. Только мой. Что между нами нет секретов. Что мы — одно целое.

А оказалось — нет.

Восемь лет назад он изменил мне. И не просто изменил — завел ребенка. Пока я по больницам металась, пыталась сохранить беременность, он... что? Утешался в чужих объятиях?

Комок подкатывает к горлу.

Вспоминаю тот год. Самый тяжелый. Я потеряла ребенка на двадцать второй неделе. Врачи сказали, что такое бывает, что это не моя вина, что нужно время, чтобы восстановиться. Назар тогда был рядом. Держал за руку в больнице. Обнимал по ночам, когда я рыдала в подушку. Шептал, что все будет хорошо, что мы попробуем еще раз.

А сам уже знал.

Знал, что его любовница беременна от него.

А может, она тогда уже родила. Может, он даже видел ее. Держал на руках. Его дочь. Не мою. Его и той женщины.

Руки сжимаются в кулаки так сильно, что ногти впиваются в ладони.

Два года я лечилась, я практически жила в больницах, чтобы наконец-то забеременеть. Это была такая радость. Я дышать боялась, была предельно осторожна, следовала всем рекомендациям доктора. Назар был счастлив. Мне так казалось. Мы с нетерпением ждали нашего ребенка, но его жизнь оборвалась. Наш малыш, наша маленькая девочка так и не родилась… Зато родилась другая. Лида.

Поднимаюсь с дивана. Иду на кухню. Открываю шкафы: ожидаемо пусто. Холодильник отключен и стерильно чист. Даже чая нет.

Возвращаюсь в гостиную, останавливаюсь у окна. Город просыпается. Люди спешат на работу, ведут детей в школу. Обычная жизнь. У них все идет своим чередом, а моя только что разлетелась вдребезги.

Вспоминаю, что оставила телефон в машине. Его нужно зарядить. Не для того, чтобы отвечать Назару, нет. Просто так, на всякий случай.

Спускаюсь в паркинг, достаю телефон из-под сиденья. Поднимаюсь обратно в лифте, подключаю телефон к зарядке.

Устройство оживает через пару минут. Экран загорается уведомлениями. Тридцать два пропущенных от Назара.

Восемь сообщений.

Голосовая почта переполнена.

Пролистываю. Не читаю. Просто смотрю, как одно за другим всплывают имена.

«Назар».

«Назар».

«Назар».

И между ними — «Витя». Брат. Звонил три раза. Открываю сообщения от него.

«Рая, что случилось? Назар названивает, спрашивает не звонила ли ты мне. Ты в порядке?»

«Серьезно, ответь. Начинаю беспокоиться.»

«Если не ответишь через час, еду к вам.»

Печатаю быстро, пальцы дрожат:

«Все нормально. Телефон сел, у меня утренние занятия с группой. Не приезжай.»

Отправляю и сразу блокирую экран.

Ложусь обратно на диван. Закрываю глаза. Хочется провалиться в сон и не просыпаться. Хотя бы на день. Хотя бы на несколько часов.

Но сон не идет.

Вместо него лицо Лиды. Испуганное. Худенькое. Как она стояла в углу кухни, сжимая свой рюкзачок. Как вздрагивала, когда я повысила голос.

Мне ее жаль. Честно. Она ребенок. Она потеряла мать, потеряла бабушку. Осталась совсем одна.

Но я не могу.

Просто не могу принять ее.

Потому что каждый раз, глядя на нее, я буду вспоминать, что Назар изменил мне. Вспоминать, что у него есть ребенок от другой женщины. Вспоминать, что я — не единственная в его жизни.

Телефон снова начинает вибрировать. Назар.

Беру телефон, смотрю на экран. Жду, пока вызов сбросится. Потом снова. И снова.

Он не остановится.

Знаю его. Будет звонить, пока я не отвечу.

На пятом звонке отключаю телефон. Кидаю телефон на диван.

Встаю. Иду в ванную. Открываю кран. Холодная вода бьет в раковину с оглушительным шумом.

Смотрю на свое отражение в зеркале.

Бледное лицо. Темные круги под глазами. Растрепанные волосы. Губы сжаты в тонкую линию.

Глава 5

Он выглядит измученным. Темные круги под глазами, мятая рубашка. Будто не спал всю ночь, хотя я знаю, что это не так. Когда я заглядывала в спальню, он крепко спал. Даже не услышал, как я ушла.

— Рая, — произносит он тихо. — Нам нужно поговорить.

Я молчу. Беспомощно смотрю на паркет с продуктами под ногами.

— Пойдем наверх, — продолжает Назар, делая шаг ко мне. — Пожалуйста.

— Не о чем нам говорить, — отвечаю, наклоняясь за пакетом.

— Рая, сбегать — это глупо. Ты прекрасно это понимаешь.

Фыркаю. Выпрямляюсь с пакетом в руках.

— Глупо? — повторяю с усмешкой. — Знаешь, что глупо, Айдаров? Десять лет верить человеку, который тебя предал.

Разворачиваюсь и направляюсь к лифту. Назар идет следом. Слышу его шаги за спиной.

Нажимаю кнопку вызова. Жду. Двери открываются. Захожу внутрь. Назар заходит за мной. Нажимаю на кнопку своего этажа.

Двери закрываются.

Тишина.

Я стою, уставившись в стену напротив. Чувствую его взгляд на себе. Он стоит чуть позади, справа от меня.

Хочу что-то сказать. Наорать на него. Оттолкнуть. Но молчу, сил просто нет.
Наконец двери открываются.

Выхожу первой. Иду к своей квартире. Достаю ключи. Открываю дверь. Назар заходит следом и закрывает за собой дверь.

Ставлю пакеты на пол в прихожей. Наклоняюсь, чтобы развязать шнурки на кроссовках.

В этот момент чувствую, как Назар замирает. Поднимаю взгляд и замечаю, что он смотрит в сторону коридора. Туда, где в конце виднеется приоткрытая дверь гардеробной. Его лицо меняется. Губы сжимаются в тонкую линию. Кадык дергается, когда он сглатывает.

Я медленно снимаю кроссовки. Выпрямляюсь. Встречаю его взгляд.

— Почему не выбросил весь этот хлам? — спрашиваю ровным голосом, как будто мне плевать на все эти детские вещи и меня это ни капли не задевает.

Назар переводит взгляд на меня. В его глазах что-то вспыхивает. Боль? Гнев?

— Хлам? — повторяет он тихо.

— Ну да, — пожимаю плечами, проходя мимо него на кухню. — Все эти коробки, игрушки, кроватка занимают место. Столько лет пылятся там без дела.

Ставлю пакеты на столешницу. Начинаю доставать продукты, щелкаю кнопку на электрочайнике, хотя если честно сейчас мне даже вода в горло не полезет. Назар стоит в дверном проеме кухни. Молчит. Смотрит на меня так, будто не узнает.

— Это не хлам, — произносит он наконец. Голос звучит хрипло.

— А что тогда? — поворачиваюсь к нему, прислоняясь спиной к столешнице. Скрещиваю руки на груди. — Реликвии? Памятные вещи?

Делаю паузу. Усмехаюсь.

— Зачем они тебе, Назар? Зачем хранить все это, если у тебя теперь есть настоящий ребенок? Живой. Здоровый. Семилетняя дочка от другой женщины.

Последние слова произношу медленно, отчеканивая каждый слог.

Назар вздрагивает, будто я ударила его.

— Рая...

— Что «Рая»? — перебиваю. — Ты же этого хотел, верно? Ребенка. Маленькую девочку. Вот она у тебя теперь есть. Лида. Твоя дочь.

Голос звучит ровно, спокойно, но внутри все горит.

Сердце разрывается на части. Хочется кричать, плакать, швырять в него всем, что попадется под руку.

Но я держусь. Не покажу ему, как мне больно. Не дам ему этого удовольствия. Назар делает шаг ко мне. Потом еще один.

— Я не хотел ребенка от другой женщины, — говорит он тихо. — Я хотел ребенка от тебя. Только от тебя, Рая.

Смеюсь. Зло. Истерично.

— Ну да, конечно. Поэтому ты и изменил мне восемь лет назад. Назар морщится от моих слов.

— Все было не так...

— А как? — кричу, теряя контроль. — Как это было, Назар? Расскажи мне! Объясни, как ты умудрился завести ребенка с другой женщиной, когда клялся, что любишь только меня!

Он стоит передо мной, сжимая кулаки. Челюсть напряжена. Дышит тяжело.

— Я люблю только тебя, — произносит он твердо. — Всегда любил. И сейчас люблю.

— Не смей! — отталкиваю его ладонями от себя. — Не смей говорить мне о любви! Ты потерял это право!

Разворачиваюсь к столешнице. Хватаюсь за край руками. Опускаю голову. Закрываю глаза.

Дышу. Глубоко. Медленно. Пытаюсь успокоиться, но не получается. Слезы жгут глаза.

— Это был корпоратив, — голос Назара совсем рядом. Чувствую его тепло за спиной. — Я даже не помню ту ночь. Я выпил лишнего, помню что в лифте поднимался в номер один. Помню как приложил карту к двери, а дальше все как в тумане. Утром я проснулся в постели с секретаршей из финансового отдела. Клянусь, я не хотел этого. Я вообще ни черта не помню и не понимаю. Я ее сразу же уволил, Рая. Но через месяц она явилась и заявила, что от меня беременна.

— Уходи, — шепчу. — Уходи отсюда, Назар.

Глава 6

Отстраняюсь от Назара. Вытираю лицо тыльной стороной ладони. Делаю шаг назад. Потом еще один.

— Мне нужно время, — произношу хрипло. — Я пока не готова что-либо обсуждать.

Назар делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, останавливая его.

— Пожалуйста, — добавляю тише. — Дай мне время разобраться во всем этом.

Он молчит. Смотрит на меня с такой болью в глазах, что хочется снова бросится ему на грудь и зареветь. Но нет. Нельзя.

— Хорошо, — кивает он наконец. — Сколько тебе нужно?

Пожимаю плечами.

— Не знаю. Может, день. Может, неделю. Может, месяц. Просто... дай мне побыть одной.

— Ты останешься здесь? — спрашивает он осторожно.

— Да. А ты возвращайся домой. К... — запинаюсь. Не могу произнести ее имя.

Назар сжимает губы в тонкую линию, кивает.

— Я позвоню тебе, — говорит он.

— Не надо, — качаю головой. — Я сама свяжусь, когда буду готова. Не беспокой меня, я пока не хочу ни видеть тебя, ни слышать.

Он стоит еще несколько секунд. Смотрит на меня. Потом разворачивается и идет к двери. Останавливается у порога.

— Я люблю тебя, Рая, — произносит, не оборачиваясь.

Стою посреди кухни. Тишина давит. Смотрю на закрытую дверь и чувствую, как внутри образуется пустота.

Качаю головой. Нет. Не сейчас. Не буду снова плакать.

Иду в спальню. Переодеваюсь. Джинсы, футболка. Собираю волосы в высокий хвост. Хватаю спортивную сумку, закидываю туда воду.

Семейные проблемы не должны влиять на мою работу.

Студия находится в двадцати минутах езды от дома. Включаю музыку погромче. Еду, стараясь ни о чем не думать. Едва нахожу где припарковаться у здания. Через лобовое стекло смотрю на вывеску и улыбаюсь.

Студия танцев «Гармония». Мое детище. Мое убежище. Мое все.

Помню, как еще десять лет назад это было просто увлечение. Я танцевала с детства, но никогда не думала, что это станет чем-то большим. Вышла замуж, думала заниматься домом, детьми...

Но дети не получились. А танцы остались.

Сначала преподавала в чужой студии. Пару раз в неделю. Для души. Потом появились постоянные ученики. Потом их стало больше. Потом Назар предложил открыть свою студию.

Я отказывалась. Говорила, что это слишком. Что не справлюсь. Что боюсь.

Но он настаивал. Верил в меня больше, чем я сама. Нашел помещение. Помог с ремонтом. С документами. С рекламой и бухгалтерией.

И вот, спустя семь лет, «Гармония» — одна из лучших школ бальных танцев в городе. Три зала. Двенадцать преподавателей. Больше двухсот учеников в четырех наших филиалах.

Я выстраивала все это по ступенькам. Шаг за шагом. От маленького зала до просторной студии в центре. От пяти учеников до полных групп.

Танцы спасали меня. Когда не получалось забеременеть. Когда казалось, что жизнь рушится.

Я приходила сюда и забывала обо всем. Музыка, движения, ритм — все это уносило боль прочь. Хотя бы на время.

Стоит мне войти внутрь как меня сразу же встречает улыбкой администратор Светлана.

— Доброе утро, Рая!

— Привет, — киваю, стараясь изобразить улыбку.

— Вы сегодня рано. Занятия же только через час, — удивляется она.

— Знаю. Хочу прогнать программу. Возможно, внести какие-то правки, перед тем, как придет Миша с Леночкой.

Света кивает с пониманием.

— Чемпионат уже через три дня, да?

— Да, — подтверждаю. — Нужно все отшлифовать.

Прохожу мимо ресепшена. Иду по коридору. Открываю дверь в большой зал. Включаю свет.

Зеркала во всю стену. Деревянный пол. Высокие потолки. Здесь пахнет чем-то родным.

Бросаю сумку у стены. Включаю музыку. Медленный вальс. Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох.
Начинаю двигаться.

Сначала просто разминка. Растяжка. Базовые шаги. Потом быстрее. Сложнее.

Музыка заполняет пространство. Заполняет меня. Я забываю обо всем. О Назаре. О Лиде. О той проклятой ночи восемь лет назад.

Еще один проход. Еще один. Еще.

Наконец музыка заканчивается. Останавливаюсь посреди зала. Тяжело дышу. Смотрю на свое отражение в зеркале. Улыбаюсь сама себе. Слабо. Устало. Но все же улыбаюсь.

Танцы всегда меня спасали. И сейчас спасут.

Делаю несколько жадных глотков воды, вспоминая, что так ничего и не поела. Внезапно дверь в зал открывается. Заходит Леночка. Ей двенадцать, но она такая молодец. Всего три года занятий, но она обогнала многих девочек, которые тренируются с самого детства.

— О, Рая Владимировна, вы уже здесь. Я опоздала? — Улыбается она.

— Нет, я просто пораньше пришла. Хотела прогнать программу, — отвечаю, закручивая крышку на бутылке.

Глава 7

— Может, сходим к семейному психологу? — первое, что произносит Назар, за то время, что мы вместе находимся в его машине.

Фыркаю. Смотрю в окно авто, наблюдая, как мелькают за стеклом дома и деревья.

— Мне не психолог нужен, — отвечаю холодно. — Мне нужно, чтобы ты перестал меня беспокоить. Я и сама могла прекрасно добраться до ресторана.

— Рая, мы едем на день рождения моей матери. Вместе. Как семья.

— Как лжецы, ты хотел сказать, — поправляю прическу, поворачивая голову к нему.

Назар сжимает руль крепче. Челюсть напряжена. Он одет в строгий темно-синий костюм, белую рубашку. Выглядит безупречно, как всегда. А я в изумрудном платье, которое купила специально для этого вечера еще месяц назад. Тогда, когда еще не знала, что мой муж — предатель.

— Моя мать ничего не знает, — говорит он тихо. — И я прошу тебя не говорить ей сегодня.

Честно говоря, то, что Оксана Рудольфовна на протяжении этих лет не знала о существовании внучки меня немного успокаивает. Не хотелось бы быть единственной, кто был не в курсе происходящего. Обманутой всеми, кто был мне так дорог.

— Конечно, — усмехаюсь. — Продолжим играть в счастливую пару.

— Рая...

— Что «Рая»? — поворачиваюсь к нему резко. — Ты правда думаешь, что я хочу устраивать сцену на дне рождения твоей матери? Я не настолько бесчувственная, Айдаров. В отличие от некоторых.

Назар молчит. Мы подъезжаем к светофору, машина останавливается. Он заехал за мной десять минут назад, заранее предупредив, что поедем вместе. Интересно, с кем свою дочь оставил? Раздражает, что в доме, который я на протяжении десяти лет обустраивала для нашей семьи, находится посторонний человек. Что я теперь не могу там жить. Не могу даже приехать. Мне пришлось Назара просить отправить курьером мое платье.

— Я еду с тобой только потому, что люблю твою маму, а не потому, что смягчилась к тебе, — продолжаю, глядя прямо перед собой. — Она всегда была ко мне добра. Заботилась, поддерживала. Не ее вина, что ее сын оказался подонком.

— Хватит, — голос звучит жестче. — Я понял. Я лжец, предатель, негодяй. Слышу это уже в десятый раз.

Его злят мои слова, злит то, что я не смирилась быстро с его словами, не приняла ситуацию, не отнеслась к его дочери с теплотой.

— Десятый раз? Бедняжка. А я буду жить с этим всю оставшуюся жизнь.

Светофор переключается на зеленый. Назар трогается с места.

— Я предложил психолога не просто так, — говорит он через некоторое время. — Нам нужна помощь, Рая. Мы не справляемся сами.

— Нет, — качаю головой. — Не справляешься ты. Я прекрасно справляюсь. Я уже смирилась с тем, что наш брак кончен.

Чувствую, как Назар резко поворачивает голову в мою сторону. Мне больно произносить эти слова, но разве есть другие варианты? Как бы я его не любила, но простить такое не могу. Понятия не имею как буду жить без него. Эта ночь была ужасной. Я привыкла к тому, что он рядом со мной в постели. Привыкла слышать его дыхание, привыкла, что его крепкие руки прижимают меня к его горячему телу.

— Не говори так, — голос звучит хрипло.

— Почему? Это же правда, — пожимаю плечами. — Ты изменил мне. Завел ребенка с другой женщиной. Скрывал. О каком браке может идти речь?

— О том, который мы строили десять лет! — повышает он голос. — О том, в который мы вложили столько сил, времени, любви!

— Любви? — поворачиваюсь к нему. — Какой любви, Назар? Твоей лживой любви?

Он сжимает руль так сильно, что костяшки пальцев белеют.

— Я люблю тебя, — произносит сквозь зубы. — Всегда любил. Одну тебя. Даже когда все вокруг твердили, что ты соврала о беременности для того, чтобы меня на себе женить — я в это не верил. Злился, что раньше не сказала, да, наговорил лишнего в нашу первую брачную ночь — тоже каюсь, но после ни разу не упрекнул тебя и не вспомнил об этом. Так почему ты не можешь простить мне одну чертову ошибку?

— Кто такое говорил? — переспрашиваю, внутри все холодеет. Настроение портится окончательно. Вот, значит, какого мнения обо мне были его друзья.

Назар молчит. Смотрит на дорогу. Я вижу, как он жалеет о сказанном.

— Назар, кто говорил, что я соврала о беременности ради брака? — повторяю жестче.

Он вздыхает.

— Неважно. Это было давно.

— Для меня важно, — настаиваю. — Кто?

Пауза. Долгая. Тяжелая.

— Стас, Лика, Олег. Все, — признается он наконец. — Они все выспрашивали, когда ты должна родить, пришлось рассказать, что случилась ошибка. Они решили, что ты специально соврала, чтобы заполучить меня..

— Ну конечно. Я же охотница за богатыми мужьями. Забыла совсем.

— Рая, я же сказал, что не верил в это...

— Но они говорили, — перебиваю. — Твои друзья. Те самые, которые каждый раз при встрече улыбались мне, делали комплименты. А за спиной считали меня лгуньей.

— Это было давно… — тяжело вздыхает он. — Ты хорошо выглядишь сегодня. Этот цвет тебе идет, — он резко меняет тему, я в ответ молчу. Снова отворачиваюсь к окну. Он тоже хорошо выглядит, но вслух я этого, конечно же, не произношу.

Глава 8

Мы подъезжаем к ресторану. Назар паркуется, глушит мотор. Сидим в тишине несколько секунд.

— Готова? — спрашивает он.

— Как никогда, — отвечаю сухо, открывая дверь.

Выхожу из машины. Поправляю платье. Назар обходит автомобиль, достает с заднего сиденья огромный букет белых роз и оказывается рядом со мной. Протягивает руку. Смотрю на его ладонь. Потом на лицо.

— Не надо.

— Нам нужно выглядеть как пара.

Сжимаю зубы. Разрешаю взять себя за руку. Пальцы Назара сразу сжимаются вокруг моих, у меня от этого прикосновения мурашки по коже бегут. Как раньше. Несмотря на то, что мы столько лет вместе, я все еще очень сильно люблю мужа и всегда остро реагирую на его прикосновения. В данной ситуации это так нервирует.

— Назар! Раечка! — Как только мы входим в ресторан, к нам сразу же подходит Оксана Рудольфовна.

Она в том самом бежевом платье, которое мы утвердили с ней вчера. Иду к ней. Обнимаю. Целую в обе щеки.

— С днем рождения, мама, — говорю тепло. — Желаю здоровья, счастья и долгих лет жизни.

— Спасибо, доченька. Какая ты красавица сегодня!

Назар обнимает мать. Передает ей цветы.

— С днем рождения, мам. Ты сегодня прекрасна.

Оксана Рудольфовна смеется, похлопывает сына по плечу. Тут же рядом оказывается отец Назара. С ним я не так близка, как с его мамой. Ведь большую часть времени он проводит в командировках за границей.

Вообще, когда мы только поженились, у Назара и отца были натянутые отношения. Все дело в том, что Александр Петрович крупный игрок в строительном бизнесе, и как само собой разумеющееся он считал, что Назар станет его преемником. Но моему мужу эта сфера была не интересна, поэтому они повздорили. Назар начал заниматься автосервисами, хоть отец и дал ему стартовый капитал, но никак не поддерживал, рассчитывая, что тот очень скоро прогорит и придет к нему.

Но Назар достаточно целеустремленный и умный. Сейчас, наверное, нет ни одного крупного города, где не было бы хоть одной автомойки либо автомастерской, принадлежащей компании моего мужа.

Я сдержанно здороваюсь с Александром Петровичем. Короткий разговор и я выскальзываю от внимания мужчин Айдаровых. Притворятся сегодня безумно сложно. Хочется вернуться в квартиру и никого не видеть. Как на зло, ко мне подходят по очереди все родственники мужа.

Тети, дяди, двоюродные братья и сестры Назара. Я отвечаю на приветствия. Улыбаюсь. Играю роль счастливой жены.

— Рая, ты похудела? — спрашивает тетя Зоя, разглядывая меня.

— Немного, — отвечаю неопределенно.

— Рая в последнее время очень много работает, — вмешивается Назар, мгновенно оказываясь рядом, и притягивая меня ближе к себе. Его рука ложится мне на талию. Я вздрагиваю от прикосновения, но не отстраняюсь. — Школа танцев требует много сил.

Его пальцы поглаживают мою талию. Медленно. Интимно.

Я напрягаюсь.

— Да, работы много, — киваю, стараясь отстраниться, но Назар не дает этого сделать.

К нам подходит его двоюродный брат Артем с женой. Назар все никак не убирает руку. Более того, его большой палец рисует круги на моем боку. Через тонкую ткань платья я чувствую каждое прикосновение.

— Рая, вы с Назаром все еще так влюблены друг в друга, как десять лет назад, — замечает Лена с улыбкой. — Прямо завидно.

Ее слова как удар поддых.

— Да, — отвечаю натянуто. — Все так же.

Назар наклоняется ко мне. Целует в висок. Медленно. Нежно.

— Я самый счастливый мужчина на свете, — говорит он, глядя мне в глаза.

Внутри все сжимается. От гнева. От боли. От того, как естественно он лжет.

К счастью, все гости прибыли и нас зовут к столу. Назар отодвигает стул для меня, сам садится рядом.

Слишком близко. Его бедро прижимается к моему.

Официанты разносят напитки. Назар наливает мне воды. Ставит стакан передо мной. Его пальцы задевают мои.

— Спасибо, — говорю сквозь зубы.

Он улыбается. Наклоняется ближе.

— Ты прекрасно выглядишь сегодня, — шепчет мне на ухо.

Его дыхание касается моей шеи. Мурашки бегут по коже.

— Отодвинься, — шиплю тихо.

— Не могу, — отвечает он. — Все смотрят.

Поворачиваю голову. Действительно. Несколько родственников поглядывают на нас с улыбками. Сжимаю кулаки под столом.

Тем временем ведущий начинает толкать стандартную речь, а Назар кладет руку мне на бедро под столом.

Я резко поворачиваюсь к нему.

— Прекрати, — шиплю.

— Рая... — начинает он.

— Я сказала прекрати!

Убираю его руку. Отодвигаюсь на своем стуле как можно дальше. Назар смотрит на меня. В его глазах что-то темное. Голодное.

Глава 8.2

— Что ты делаешь? — разворачиваюсь к нему. — Это женская уборная!

Он закрывает дверь за собой. Поворачивает замок.

— Назар...

Он делает шаг ко мне. Потом еще один.

— Не подходи, — предупреждаю, отступая назад.

Спина упирается в столешницу с раковинами. Некуда отступать. Назар подходит вплотную. Его руки ложатся мне на талию.

— Не трогай меня! — пытаюсь оттолкнуть его.

Но он не отпускает. Притягивает ближе. Практически вжимает меня в свое тело.

— Я не могу без тебя, — шепчет он хрипло. — Не могу, Рая.

Его руки скользят по моей талии. Вверх. К ребрам.

— Отпусти меня, — говорю, но голос предательски дрожит.

— Мне так тебя не хватает, — продолжает он, наклоняясь ближе. — Каждую ночь. Каждый день. Я схожу с ума без тебя.

— Всего два дня прошло, не преувеличивай.

Его губы неожиданно касаются моей шеи. Легко. Нежно. Тело предательски отзывается. Мурашки бегут по коже. Дыхание учащается.

— Прекрати, — пытаюсь оттолкнуть его снова, но это безумно сложно. Тело знает, как хорошо может быть с ним.

— Не могу, — шепчет он в мою кожу. — Не могу остановиться.

Его руки сжимают мою талию крепче. Одна скользит выше, к груди.

— Назар! — резко отталкиваю его.

Он отступает на шаг. Смотрит на меня. Взгляд безумный, дыхание тяжелое.

— Рая...

— Не смей, — говорю жестко, выпрямляясь. — Не смей ко мне прикасаться. Ты мне противен, Айдаров.

Вижу, как он вздрагивает от моих слов.

— Противен, — повторяю тверже. — Каждый раз, когда ты касаешься меня, мне хочется стереть твои прикосновения. Потому что я помню, что этими же руками ты касался ее. Той женщины.

Назар бледнеет.

— Это было...

— Мне плевать! — кричу. — Мне плевать, когда это было и сколько раз! Ты изменил мне! И теперь думаешь, что можешь просто прижать меня к стене и все будет как раньше?

Обхожу его. Иду к двери.

— Рая, подожди, — хватает меня за руку.

Вырываюсь.

— Не трогай меня! — разворачиваюсь к нему. — Я серьезно, Назар. Если ты еще раз попытаешься прикоснуться ко мне, я уйду прямо сейчас. Плевать на день рождения твоей матери. Плевать на всех. Понял меня? — Чувствую себя истеричкой, но это так сложно! Господи, если бы кто-то знал как же это сложно!

Он стоит, сжимая кулаки. Дышит тяжело.

— Понял, — говорит он наконец.

— Отлично, — открываю дверь. — Тогда вернись к столу. И держись от меня подальше.Выхожу из уборной и сразу же натыкаюсь на Оксану Рудольфовну.

Глава 9

Замираю, в первое мгновенье решив, что она слышала каждое слово, произнесенное мной в адрес ее сына.

Назар выходит следом, на лице Оксаны Рудольфовны появляется улыбка, она решает, что мы там как несдержанная влюбленная пара занимались чем-то непристойным.

— Ну вы даете, — шепчет она, качая головой. — Не могли дождаться, когда праздник закончится?

Я ощущаю, как жар поднимается к щекам. Назар молчит, но уголки его губ дергаются, видно, что он рад такому выводу матери.

— Мам, — хрипло произносит он. — Мы просто разговаривали.

— Ага, конечно, — усмехается она. — Разговаривали. Ну что ж, пусть будет так. Но раз уж вы все равно здесь, пойдемте со мной.

— Куда? — спрашиваю я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

— Мы с папой хотели кое о чем с вами поговорить. Важном, — мягко, но настойчиво говорит она. — Я тебе вчера говорила, Рая.

Я обмениваюсь коротким взглядом с Назаром, он лишь пожимает плечами и мы идем по коридору следом за его мамой. Мы поднимаемся по лестнице на второй этаж. Там, вдали от шумного зала, располагаются небольшие уютные комнаты для гостей. Оксана Рудольфовна открывает одну из дверей и пропускает нас внутрь.

За столом сидит Александр Петрович, серьезный, сосредоточенный, с бокалом красного вина в руке. Он поднимается, когда мы входим. Оксана Рудольфовна прикрывает дверь, оборачивается к нам, вздыхает.

— Дети, — говорит она. — Мы с папой долго думали, как начать этот разговор. Понимаем, что тема непростая, но... хватит вам мучиться.

Я напрягаюсь. Что происходит?

— Мама, о чем ты? — спрашивает Назар.

— О том, что вы заслуживаете быть счастливыми, — вмешивается Александр Петрович, ставя бокал на стол. — Мы с мамой знаем, как вы старались все эти годы. Больницы, врачи... Мы видим, через что вы проходите. И больше смотреть на это не можем.

У меня в горле пересыхает. Я делаю шаг назад, ощущая, как напряжение растет в груди.

— Пап, — начинает Назар, но мать перебивает его:

— Назар, дай я скажу. Мы нашли через знакомых клинику. Проверенную. Хорошую, с отличной репутацией. Там можно оформить все официально.

— Что оформить? — севшим голосом интересуюсь я.

— Услуги суррогатной матери.

Тишина. Сердце будто перестает биться. Я смотрю на них, не веря своим ушам.

— Что? — шепчу.

— Раечка, — говорит Оксана Рудольфовна, делая шаг ко мне. — Милая, ну подумай сама. Хватит вам страдать. Ничего ведь страшного, если ребенка выносит другая женщина. Главное — он будет ваш. Ваш с Назаром. Ваши гены, ваша кровь.

Я молчу. Слышу только собственное дыхание. Это вообще не к месту. Если бы она предложила это неделю назад, я бы точно задумалась. Ведь не важно кто родит ребенка, важно то, что он будет нашим. Но сейчас… Я вообще-то в процессе поиска хорошего адвоката, специализирующегося на бракоразводных процессах… Поэтому ее слова делают мне больно.

— Мам, — Назар тихо произносит. — Это не так просто.

— Мы все понимаем, сынок, — говорит отец. — Но мы уже обо всем узнали. Там запись на полтора года вперед, но... — он делает паузу и смотрит прямо на Назара. — Для нас сделают исключение.

— Исключение? — переспрашивает Назар, нахмурившись.

— Да, — подтверждает Александр Петрович. — Мы уже поговорили. Вас примут вне очереди. И вы сами сможете выбрать женщину, которая выносит вашего ребенка. Тебе уже сорок, Назар, да и Рая не молодеет. Нужно пробовать все методы. Если не получается с ЭКО, нужно идти дальше.

У мея будто выбивают почву из-под ног. Все плывет перед глазами. Я знаю, что это не упрек в мою сторону, они никогда не винили меня в том, что я не могу родить их сыну ребенка, но сейчас я воспринимаю все слишком остро. Поэтому их слова воспринимаются как то, что я не полноценная. Воздуха в комнате становится все меньше, я начинаю дышать чаще.

— Мы хотим, чтобы вы наконец стали родителями, а мы - дедушкой и бабушкой.

Назар смотрит на меня странным взглядом. Он тоже понимает, что это предложение родителей совершенно не вовремя. Где-то глубоко внутри я чувствую, как будто трескается что-то хрупкое. Очень важное. Я весь вечер притворялась, играла роль счастливой, любимой жены. Весь вечер была взвинчена, и сейчас настал мой предел.

Я смотрю на мужа, на его маму, отца. Делаю глубокий вдох. Карточный домик рушится. Все, что мы строили рушится. Мы мечтали о детях, но никогда их у нас не будет. Я понимаю это сейчас так ясно, как никогда раньше.

— Думаю, Назар больше не нуждается в услугах суррогатной матери. У него уже есть ребенок. От другой женщины. Поздравляю, у вас есть внучка, ей семь лет и зовут ее Лида, — слова вместе с горечью вырываются из моего рта. Обещала себе, что не испорчу праздник, но, кажется, именно это сейчас и сделала.

9.2

Повисает тишина. Оксана Рудольфовна моргает. Раз. Другой. Смотрит на меня, будто не понимая слов.

— Рая, — произносит она медленно. — О чем ты?

Я чувствую на себе взгляд Назара. Он смотрит на меня с такой яростью, что на мгновение становится страшно. Его глаза темнеют, скулы напрягаются.

— Рая, — произносит он низко, с угрозой, — не смей.

Но поздно.

— Назар, что происходит? — Александр Петрович делает шаг вперед. — Это правда?

Назар не отрывает от меня взгляда. Он в бешенстве. Но неужели он собирался скрывать собственную дочь от своих родителей всю жизнь? Или его план заключался в том, чтобы всем рассказать о том, что мы удочерили Лиду? Но это глупо. Это для меня эта девочка никто, но для его мамы и папы она родная кровь!

— Назар! — голос Оксаны Рудольфовны становится выше. — Объясни немедленно!

Я отворачиваюсь от него. Смотрю на его родителей. На их растерянные, испуганные лица.

— Пусть ваш сын сам расскажет вам все, — говорю устало. — А я пойду.

Разворачиваюсь и иду к двери.

— Рая, стой! — Назар хватает меня за руку.

Резко вырываюсь.

— Не смей меня трогать!

— Рая, подожди, не надо так...

— Я ухожу, — говорю тихо. Вырываю руку из его захвата и практически лечу к двери, хватаюсь за ручку, но вдруг замираю.

Оборачиваюсь.

— Простите меня, — произношу тихо. — Простите, что испортила вам вечер. Это... это не должно было случиться так.

Чувствую жгучую вину за это все. Не смогла совладать со своими чувствами и в итоге испортила всем настроение.

— Раечка, милая, я ничего не понимаю, — свекровь смотрит на меня растерянно.

— Спросите у своего сына, — киваю в сторону Назара. — Он все объяснит.

Выхожу из комнаты. Закрываю за собой дверь. За спиной слышу голос Александра Петровича:

— Назар, какая внучка? О чем она говорит?

Не останавливаюсь. Иду по коридору к лестнице. Спускаюсь вниз. Прохожу через зал, не обращая внимания на гостей и происходящее там. В груди жжет. Я на грани. Только-только успокоилась и вот снова. Едва удается сдержать слезы.

Выхожу на улицу. Холодный вечерний воздух ударяет в лицо. Внутри все пульсирует болью. Сначала едва ощутимо, потом все сильнее, пока не становится невозможно дышать.

Я сворачиваю за угол здания, туда, где никого нет. Рядом какие-то кусты, густые, разросшиеся. Я захожу за них, чтобы никто меня не заметил, и останавливаюсь, опираясь рукой о стену. Только теперь позволяю себе выдохнуть.

Горло сжимается. Я зажмуриваюсь, но слезы все равно прорываются. Горячие, обжигающие. Плечи начинают дрожать. Я прижимаю ладонь к губам, чтобы не выдать себя звуком, чтобы никто не услышал. Боже, как же больно.

Достаю телефон. Открываю приложение такси. Пальцы дрожат, когда набираю адрес. Заказ принят. Машина будет через три минуты.

Замечаю, что дверь ресторана открывается. На мгновенье напрягаюсь, но это не Назар. Он наверное, объясняется с родителями.

Подъезжает машина. Сажусь на заднее сиденье.

— Добрый вечер, — говорит водитель.

— Добрый, — отвечаю тихо.

Машина трогается с места. Я смотрю в окно. Я думаю о том, как странно устроена жизнь: все рушится не из-за бурных ссор, а от одного единственного слова, которое вырывается из тебя, как заноза из раны — с кровью, с болью, с облегчением. И после него уже невозможно вернуться туда, где было «до».

Глава 10

Сумка стоит у двери, мне пора выезжать а я никак не могу найти ключи от машины. Замираю перед зеркалом. Все же консилер и тональный крем творят чудеса, но полностью скрыть бессонную ночь не удается.

Завтра конкурс. Моих учеников нужно отвезти в другой город. Четыре часа часа дороги, заселение в отель, репетиция. День будет долгим.

Хватаю с тумбочки телефон. Я отключила его вчера, как только вернулась домой. Не хотела ни с кем разговаривать. Особенно с Назаром. Или его родителями.

Стыд накатывает новой волной, когда вспоминаю вчерашний вечер. Как я выпалила правду прямо в лицо Оксане Рудольфовне и Александру Петровичу. В день рождения.

Что было после моего ухода? Что сказал им Назар?

Качаю головой. Неважно. Уже неважно.

Иду на кухню. Наливаю кофе из турки в чашку. Делаю глоток и смотрю на часы. Девять утра. Родители с детьми приедут к студии через полчаса. Нужно успеть загрузить в машину костюмы и реквизит.

Допиваю кофе. Ставлю чашку в раковину и тут же замираю, потому что по всей квартире разносится мелодия дверного звонка.

Сердце пропускает удар.

Тяжело вздыхаю. Это точно Назар. Пришел разбираться. Объясняться. Или ругаться.

Совсем не хочу сейчас с ним видеться, стоит сделать вид, что меня здесь нет. Но есть одна проблема — мне нужно ехать, а он все еще за входной дверью.

Снова звонок.

Сжимаю кулаки. Иду к двери и резко распахиваю ее.

— Чего тебе? — выпаливаю зло, не поднимая взгляд.

Тишина.

Поднимаю взгляд.

На пороге стоит не Назар.

Передо мной Оксана Рудольфовна. В светлом пальто, с сумочкой в руках. Волосы аккуратно уложены, макияж безупречен. Но глаза красные. Припухшие. Всю ночь не спала скорее всего.

Я замираю.

— Простите за грубость, — говорю растерянно, не зная куда себя деть. Черт, не стоило открывать дверь. И что теперь делать? Что говорить? — Я думала, это Назар.

Она вздыхает.

— Можно войти? — спрашивает наконец, скользя по мне взглядом с ног до головы.

— Да, конечно, — отступаю в сторону, пропуская ее.

Оксана Рудольфовна заходит внутрь. Снимает пальто. Я вешаю его на вешалку.

— Проходите в гостиную, — говорю неловко.

Она кивает. Идет следом за мной. Садится на диван, рассматривает комнату, словно ей и в самом деле интересен интерьер. Она не была в этой квартире. Мы не переехали сюда, никакого новоселья не было. Здесь даже не все комнаты меблированы.

Я замираю рядом с ней.

— Хотите чай? Кофе? — предлагаю.

— Нет, спасибо, — качает она головой. — Присядь, пожалуйста, Рая.

Сажусь в кресло напротив. Нервничаю. Лучше сказать, что я опаздываю и отложить этот непростой разговор. Но не могу ни слова выдавить из себя.

Молчим. Она смотрит на меня. Я — на нее.

— Извините за вчера, — начинаю тихо. — Я не хотела так. Не хотела портить вам праздник.

— Я знаю, — говорит она без упрека. — Назар все рассказал, — продолжает она. — Мы с папой долго разговаривали с ним.

Киваю. Не знаю, что сказать.

— Семь лет, — произносит Оксана Рудольфовна, и голос дрожит. — Семь лет у меня есть внучка. И я ничего не знала.

— Я тоже узнала только пару дней назад, — говорю тихо.

Она вздыхает. Достает из сумочки платок.

— Как ты, Раечка? — спрашивает она, глядя на меня. — Как ты держишься?

Вопрос застает врасплох. Я ожидала упреков. Обвинений. Я ждала, что она будет на стороне сына. Что с радостью примет новость о том, что у нее есть внучка. Но ничего из этого в ее взгляде и выражении лица нет.

— Не знаю, — признаюсь честно. — Честно говоря, сама не понимаю, как держусь.

Оксана Рудольфовна кивает. Молчит некоторое время.

— Я приехала не просить простить Назара, — говорит она наконец. — Я приехала потому что ты мне как дочь, Рая. Всегда была. И я должна знать, как ты и что собираешся делать.

Комок подкатывает к горлу. Зажмуриваюсь. Не плакать. Только не сейчас.

— Мне больно, — выдавливаю из себя. — Очень больно. И я не знаю, как с этим жить дальше.

— Понимаю, — кивает она. — Понимаю, милая.

— Вы злитесь на меня?

Оксана Рудольфовна качает головой.

— Нет. Это же не твоя вина. Но я злюсь на Назара, — продолжает она. — На своего сына. За то, что он обманывал всех нас. Тебя, меня, отца.

Она снова вытирает глаза платком.

— Мы с папой всю ночь не спали. Обсуждали, как быть дальше. Что делать. Хотим познакомиться с ней. Это наша кровь, Рая. Пойми меня правильно.

Я слушаю ее слова, и с каждой фразой внутри будто что-то ломается, трещит, осыпается, превращаясь в пыль.

Глава 11

Соревнования оказываются спасением. Настоящим спасением от мыслей, которые не дают покоя ни днем, ни ночью. От всего этого кошмара, в который превратилась моя жизнь за последнюю неделю.

Я полностью погружаюсь в работу. Поправляю прически, подбадриваю перед выходом на сцену, обнимаю после. Делаю все, что должен делать хороший тренер.

Дети танцуют великолепно. Я смотрю на них со стороны и чувствую гордость. Такую сильную, что на мгновение вытесняет всю боль. Мои ученики. Мои дети, можно сказать. Я вложила в них столько сил, времени, любви. И вот они здесь, на этой сцене, показывают все, чему я их учила.

Мы проходим в финал, который пройдет через неделю. Обратная дорога проходит в приятной усталости и обсуждении выступлений. Дети болтают на заднем сиденье, делятся впечатлениями. Я слушаю вполуха, улыбаюсь в нужных местах, отвечаю на вопросы. Но мысли уже где-то далеко. Возвращаются туда, откуда я так старательно их гнала весь день.

Высаживаю детей у студии и прощаюсь с родителями. Обещаю прислать фотографии с конкурса. Улыбаюсь, машу рукой. А потом еду домой. В эту квартиру, которая должна была быть временным убежищем, а стала чем-то вроде тюрьмы.

Паркуюсь. Поднимаюсь в лифте. Открываю дверь и щелкаю выключателем.

Назар еще ни разу не пытался со мной связаться. Он либо держит дистанцию, либо так зол на меня, что решил пока не беспокоить, чтобы не усугубить ситуацию. А, возможно, он занят новыми обязанностями отца.

Чайник закипает. Наливаю воду в чашку. Кофе растворяется, окрашивая воду в темно-коричневый цвет. Я подхожу к панорамному окну и смотрю на город за стеклом. Еще не стемнело окончательно. Вид из окон и в самом деле красивый.

Делаю глоток кофе и скольжу взглядом по двору. Замираю. Сердце пропускает удар и начинает биться с удвоенной силой. Внизу, на парковке перед домом, стоит машина. Черный Бентли. Знакомый до боли. Его машину невозможно перепутать с другими. Слишком броская.

Смотрю вниз не отрываясь. Из-за темных тонированных стек не видно, есть ли кто-то внутри.

Почему он не поднимается? Почему просто сидит там?

Стою у окна. Смотрю вниз. Жду. Не знаю чего именно. Может, того, что он выйдет из машины. Подойдет к двери, позвонит в домофон. От этой мысли страшно становится.

Но машина стоит на месте и из нее никто не выходит. На целых пятнадцать минут я прилипаю к окну. Что он делает? О чем думает? Знает ли он, что я дома?

Наконец, Бентли резко трогается с места, выезжает с парковки. Поворачивает за угол и исчезает. Я остаюсь стоять у окна. Смотрю на пустое место, где только что стояла машина Назара.

Он был здесь. Совсем рядом. В нескольких метрах от меня. Но не поднялся. Не постучал в дверь. Не попытался поговорить.

Почему? Потому что все кончено?

Это какое-то наказание. Моя личная карма, расплата. За то, что обманула его в самом начале. Соврала о беременности, хоть и не специально. Может, за то, что не смогла родить ему ребенка. Дать то, чего он так хотел.

Или может, это просто жизнь. Жестокая. Несправедливая. Которая дает тебе все, а потом отбирает в один момент.

В этот момент я остро понимаю, что несмотря на всю боль, на всю злость, на все слезы я безумно скучаю по нему. Скучаю так сильно, что иногда не могу дышать.

На следующий день он снова приезжает. А потом снова и снова. Но ни разу не выходит из машины. Я же жду его, прилипнув к окну и злюсь на себя за это. Гадаю как он там. Кто присматривает за Лидой? Он ведь на работе. Его родители? Как они приняли эту девочку? Рады ли они? Глупый вопрос, конечно рады. Они столько лет мечтали об этом.

Молчание между нами нарушается через две недели. Когда мне звонят из школы и называют меня мамой Лиды.

Девочки, сегодня действует скидка на книгу "Ищу мужа после развода". Легкая история для хорошего настроения, не пропустите! https://litnet.com/shrt/BwZZ

Глава 12

Я раскладываю новую посуду по полкам, только приехав из торгового центра. Остро накрыло осознание, что в этой квартире я надолго, поэтому нужно создать хоть какой-то уют. Для начала, например, купить необходимые вещи. Такие, как сковорода.

На столе начинает вибрировать телефон. Номер незнакомый. Я вытираю о полотенце руки и принимаю вызов.

— Алло?

— Рая Владимировна, добрый день. Вас беспокоят из администрации школы. Не могли бы вы приехать сейчас?

— Из какой школы? — совершенно не понимаю о чем речи и что от меня хотят. Если бы не назвали мое имя, я бы решила, что номером ошиблись.

— Из школы «Авангард». Дело в том, что у вашей дочери произошел конфликт с одной из учениц. Она подралась с дочерью уважаемого судьи. Ее мама уже едет. Вам лучше тоже быстрее приехать и попытаться все уладить.

— Что? — выпадаю из реальности. Какая дочь? О чем вообще речь?

— Понимаете, родители Астаховой делают каждый год благотворительные взносы, на их пожертвования был построен корпус с бассейном, поэтому конечно же академия не может закрыть глаза на случившееся. Лида у нас всего неделю, а у Астаховых уже третий ребенок в нашей школе учится, если она и дальше будет конфликтовать…

— Подождите-подождите, — прерываю ее, наконец-то понимая о чем речь. — Откуда у вас мой номер? Разве не мой муж занимается всеми делами…. Лиды.

Сглатываю, с трудом произнося имя девочки. Злит, что они решили, что я ее мать.

— Дело в том, что ваш муж не берет трубу, в личном деле в контактных лицах указаны только он и вы. Так вы приедете? Нам не удается никак успокоить детей.

Господи, кто вообще в контактах внебрачной дочери указывает номер жены? Назар вообще умом тронулся? Почему он внес меня туда без моего ведома? Меня не должны тревожить по таким вопросам!

— Я... — начинаю, но голос срывается.

— Рая Владимировна, я понимаю, что ситуация непростая, — говорит женщина на том конце провода. — Но сейчас ребенку нужна помощь. Родители другой девочки настроены очень серьезно. Они хотят, чтобы Лиду исключили.

— Исключили? — переспрашиваю. — За одну драку?

— Ну... как я уже говорила, семья Астаховых для нашей школы очень важна. Их дочь Аня утверждает, что Лида первая начала. Толкнула ее на перемене, а потом ударила. У Ани разбита губа.

Закрываю глаза. Представляю маленькую Лиду. Испуганную. Одинокую. Которая, наверное, сейчас сидит в кабинете директора и не понимает, что происходит.

Нет. Это не мои проблемы. Не мой ребенок. Не моя ответственность.

— Я сейчас позвоню мужу, — говорю твердо. — Он приедет. Я не смогу.

— Хорошо. Но, пожалуйста, поторопитесь. Родители Астаховой уже в пути.

Сбрасываю вызов. Стою посреди кухни с телефоном в руке.

Не мое дело. Совсем не мое. Но почему-то и злюсь, и переживаю одновременно.

Ищу в контактах номер Назара. Нажимаю вызов.

— Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети.

Перезваниваю. Тот же результат.

Он недоступен. Конечно. В тот момент, когда нужен — недоступен.

Хожу по кухне. Смотрю на телефон. Потом на часы. Уже почти час дня. Решаю позвонить его маме, но та не берет трубку. Да что ж такое? Они там все сговорились что ли?

Снова набираю мужа. Опять недоступен.

Бросаю телефон на стол. Хватаюсь за столешницу. Это не мое дело. Пусть школа справляется сама. Или ждет, пока Назар наконец ответит на звонок. В конце концов, за Лидой должен кто-то приехать. Не одна же она добирается от школы до дома?

Но в голове всплывает образ Лиды. Когда Назар привел ее домой, она выглядела маленькой и напуганной. Могла ли она затеять драку? Вряд ли.

— Черт, — выдыхаю сквозь зубы.

Хватаю телефон. Ищу адрес школы.

Что я делаю? Зачем я это делаю? Это же дочь той женщины. Той, с которой спал Назар. Ребенок, из-за которого моя жизнь разлетелась вдребезги.

Но она всего лишь ребенок. Семилетняя девочка, которая ни в чем не виновата.

Я смотрю маршрут. Тридцать минут на машине. Иду в прихожую. Натягиваю куртку. Хватаю ключи от машины и спускаюсь в паркинг. Сажусь за руль. Завожу мотор.

Я не должна этого делать. Совсем не должна. Пусть Назар разбирается сам. Это его дочь. Его ответственность. Но он недоступен, а ребенок в беде и звонят мне.

Это первый и последний раз, говорю себе. Первый и последний раз, когда я вмешиваюсь. Приеду, улажу конфликт, и все. Больше никогда. Потребую, чтобы он больше не смел нигде указывать мой номер телефона.

Дорога кажется бесконечной. Пробки. Светофоры. Я нервничаю и всю дорогу пытаюсь дозвониться до Назара. Где его черти носят?

Наконец подъезжаю к школе. Большое современное здание. Ухоженная территория. Дорогие машины на парковке.

Элитная школа. Конечно. Назар бы не стал отдавать свою дочь куда попало.

Паркуюсь. Выхожу из машины и иду ко входу. Охранник на проходной спрашивает документы. Называю свое имя. Он сверяется со списком, кивает, турникет открывается.

12.2

Директор откашливается.

— Давайте я объясню ситуацию, — начинает она, но Алла перебивает.

— Я сама все объясню, — хмыкает она и поворачивается ко мне, выпрямляя спину. — Ваша дочь толкнула мою Аню на перемене. Без всякой причины. Просто подошла и толкнула так, что Аня упала и разбила губу.

Перевожу взгляд на разбитую губу девочки. Действительно выглядит болезненно.

— И что вы хотите? — спрашиваю ровно.

— Извинений, — отвечает Алла, скрестив руки на груди. — Публичных. При всем классе. И письменных от вас лично. А также компенсацию расходов на лечение. И не мешало бы, чтобы ты получше воспитывала свою дочь. Я понимаю, что ты, Рая, росла без матери…

— Причем здесь это? — резко перебиваю ее. Какого черта она в моей жизни копается? Делает вид, что мы не из одного маленького городка, не одного социального статуса. И если уж на то пошло, то в университете ходили слухи, что ее отец был запойным и часто поднимал руку на ее мать. Так кто из нас двоих рос в нормальной любящей семье?

Поворачиваюсь к Лиде.

— Лида, — обращаюсь к ней строго. — Это ты толкнула Аню?

Девочка вздрагивает. Смотрит на меня большими испуганными глазами. Отрицательно качает головой.

— Нет, — шепчет она еле слышно.

Алла хмыкает. Закатывает глаза.

— Ну конечно. Так она и призналась бы, — говорит она с сарказмом. — Дети всегда врут, когда попадаются.

Смотрю на ее надменное лицо и еще больше все бесить начинает.

Что-то внутри меня щелкает.

— В этой школе везде есть камеры видеонаблюдения, — говорю я спокойно, поворачиваясь к директору. — Верно?

Когда шла к крылу администрации заметила парочку.

Директор моргает. Переводит взгляд с меня на Аллу.

— Да, конечно. Во всех коридорах...

— Отлично, — киваю. — Тогда почему бы нам не посмотреть запись? Увидеть, что произошло на самом деле.

Повисает тишина.

Алла вздергивает подбородок.

— Не вижу в этом необходимости, — говорит она холодно. — Моя дочь не врет. И свидетели есть. Другие дети видели.

— Тогда запись это только подтвердит, — отвечаю я, не отводя взгляда. — Разве нет?

Мы смотрим друг на друга. Я вижу, как в ее глазах появляется неуверенность. Или раздражение?

Она смотрит на меня сверху вниз. Пытается доминировать. Запугать.

Я делаю вид, что абсолютно расслабленна. В конце концов Лида не моя дочь и мне плевать исключат ее или нет, потому волнения нет. Смотрю ей прямо в глаза. Спокойно. Уверенно. Не отвожу взгляда.

Это игра. Кто первый моргнет.

— Рая Владимировна права, — вмешивается директор осторожно. — Было бы правильно посмотреть запись. Чтобы разобраться объективно.

Алла резко поворачивается к ней.

— Вы серьезно? Вы ставите под сомнение слова моей дочери?

— Я просто предлагаю посмотреть на факты, — отвечает директор дипломатично.

Алла смотрит на нее. Потом на меня. Потом снова на директора.

— Хорошо, — бросает она наконец. — Смотрите вашу запись. Но когда вы увидите, что я права, я требую немедленного исключения этой... — она указывает на Лиду, — девочки.

— Об этом мы поговорим после того, как все выясним, — отвечаю я спокойно.

Директор кивает. Берет трубку внутреннего телефона.

— Соедините меня с охраной. Да. Нам нужна запись с камеры в коридоре третьего этажа. Сегодня, большая перемена. Да, сейчас. Спасибо.

Кладет трубку. Смотрит на нас.

— Запись будет готова через пять минут. Принесут на флешке.

Алла демонстративно смотрит на часы. Вздыхает.

— Надеюсь, это не займет много времени. У меня дела.

Я не отвечаю. У меня вообще-то тоже дела.

Смотрю на Лиду. Она сидит, сжавшись в комочек. Смотрит в пол.

Хочу успокоить ее, но у меня нет сил это сделать.

Это не мой ребенок. Но почему-то внутри все сжимается, когда я вижу ее такой испуганной

Глава 13

Через десять минут в кабинет заходит охранник с флешкой. Директор вставляет ее в ноутбук. Мы все собираемся вокруг экрана — я, Алла, директор. Девочки остаются сидеть на стульях.

На экране появляется изображение. Коридор третьего этажа. Черно-белая запись, но качество хорошее. Видно все четко.

Дети бегают туда-сюда. Перемена в разгаре.

— Вот, — директор указывает на экран. — Это Лида.

Я вижу ее. Маленькую, худенькую. Стоит у стены одна. Прижимает к груди учебник. Смотрит по сторонам растерянно.

Новенькая. Не знает, куда пойти. С кем общаться.

К ней подходят три девочки. Одна из них Аня. Я узнаю ее по волосам, собранным в высокий хвост. Аня что-то говорит Лиде. Та опускает голову. Пытается отойти.

Но Аня делает шаг вперед. Снова что-то говорит. Тычет пальцем в Лиду. Агрессивно. Явно не по-дружески.

— Что она ей говорит? — спрашиваю у директора.

— Звука нет, — отвечает та. — К тому же на перемене такой шум, что даже если бы был, ничего не разобрать.

Смотрю дальше. Лида пытается отойти снова. Но Аня хватает ее за руку. Дергает. Что-то кричит прямо в лицо.

Лида вырывается. По ее лицо видно, что вот-вот расплачется. А потом Аня толкает ее. Двумя руками. В грудь. Сильно. Лида отступает назад. Натыкается спиной на стену.

Аня смеется. Подруги рядом тоже получают от этого удовольствие. Господи, этим детям всего по семь лет, откуда столько жестокости?

— Стоп, — говорю я. — Вы это видите? Это Аня толкнула Лиду. Не наоборот.

Алла молчит. Смотрит в экран напряженно. На записи Аня снова делает шаг к Лиде. Собирается толкнуть еще раз. Но Лида быстро отходит в сторону.

И тут происходит то, что меняет всю картину.

Аня замахивается для очередного толчка, но Лида успевает отступить. Аня теряет равновесие. Запинается о собственную ногу. Падает вперед. Лицом вниз. Прямо на пол.

Удар жесткий. Видно, как ее голова дергается от столкновения с плиткой.

Лида замирает. Смотрит вниз испуганно. Протягивает руку, чтобы помочь, но Аня отталкивает ее. Вскакивает. Прижимает руку ко рту. Оттуда течет кровь.

Она указывает на Лиду. Подруги тут же окружают ее. Директор останавливает запись.

Тишина.

Я выпрямляюсь. Поворачиваюсь к Алле.

— Думаю, после этого это мы должны требовать извинений, — говорю спокойно. — Тебе так не кажется, Алла?

Она молчит. Лицо каменное.

— Как же ты воспитала дочь, что она новенькую в первые же дни в школе травит? — продолжаю жестче.

— Давайте без эмоций, — быстро вмешивается директор. — Ситуация, конечно, неприятная...

В этот момент Аня громко всхлипывает, видать расстроилась, что ее обман раскрылся. Алла резко поворачивается к дочери. Смотрит на нее так, что та вжимается в стул.

Лицо Ани меняется мгновенно. Губы дрожат. Она сжимается, будто ожидая удара.

— Алла Викторовна, пожалуйста, — директор делает шаг вперед. — Дети есть дети. Они совершают ошибки.

Алла не слушает. Хватает сумочку. Смотрит на директора холодно.

— Полагаю, разговор окончен, — бросает она. — Аня, пошли.

Девочка вскакивает со стула. Идет за матерью, опустив голову.

— А как же извинения? — останавливаю я ее.

Алла замирает у двери. Медленно оборачивается.

— Что?

— Извинения, — повторяю спокойно. — То есть ты в праве требовать отчисления Лиды и публичных извинений, а мы нет? Твоя дочь публично унизила мою, — «мою», черт я реально это произнесла? — С этими доказательствами мы можем подать заявление в полицию о буллинг, — конечно я блефую, но выражение лица Аллы этого стоит.

Ее лицо краснеет. Шея покрывается пятнами. Эта ситуация ее унижает. Я вижу это по тому, как она выпрямляет спину, пытаясь сохранить остатки достоинства.

— Давайте разойдемся мирно, — говорит она натянуто. — Я поговорю с дочкой.

Делает паузу и изо всех сил пытается выдавить из себя улыбку. Заметно, что унижаться перед другими она не привыкла. Но пора бы ей опуститься на землю.

— Думаю, это какое-то недоразумение. Лида ее могла спровоцировать. Моя дочь просто так ни на кого не нападала бы.

Я открываю рот, чтобы возразить, но она хватает Аню за руку, давай понять что разговор окончен.

— Мам, больно...

— Молчи, — шипит Алла и тянет ее к выходу.

Дверь захлопывается за ними.

В кабинете повисает тишина. Директор тяжело вздыхает. Снимает очки. Протирает их салфеткой.

— Какая неприятная история, — бормочет она себе под нос.

Я не отвечаю. Поворачиваюсь к Лиде.

Она все еще сидит на стуле, не понимает что делать дальше. Мы обе понимаем, что я ей никто. Что мне делать? Не оставлять же ее в кабинете директора? Стоит еще раз попытаться дозвониться до Назара.

Глава 14

Я открываю дверь машины. Лида неуверенно подходит ближе.

— Садись, — говорю коротко, кивая на заднее сиденье.

Она забирается внутрь. Устраивается, прижимая рюкзак к груди.

Захлопываю дверь сильнее, чем нужно. Обхожу машину. Сажусь за руль. Завожу мотор. Руки дрожат, когда кладу их на руль.

Что я делаю? Зачем притащила ее в свою машину?

Достаю из сумочки телефон. Экран черный. Совсем разрядился. Черт. Нужно было давно новый купить. У этого после падения батарея жестко лажает. Держит заряд от силы полдня.

Подключаю телефон к зарядному шнуру. Жду, пока появится значок зарядки.

Тяжело вздыхаю, откидываясь на спинку сиденья. Закрываю глаза на секунду, а потом смотрю в зеркало заднего вида.

Лида сидит неподвижно. Смотрит на меня не отрываясь. Огромнейшие глаза достались ей совсем не от Назара. Россыпь веснушек по лицу, несмотря на то, что уже почти зима, все еще держится.

Я отвожу взгляд. Смотрю в лобовое стекло. Потом снова на нее.

Она тоже все еще смотрит. Настороженно, недоверчиво и враждебно.

Тру лицо рукой. Провожу ладонями по щекам. Совершенно не понимаю, что делать.

Зачем я ее в машину притащила? Надо было оставить там. Меня не должно волновать, что с ней случится. Не должно. А если она исчезнет, то все встанет на свои места и моя жизнь вновь наладится.

Но вот я здесь. Она на заднем сиденье. И мы обе молча пялимся друг на друга, явно не поделив Назара.

Телефон наконец включается. Экран загорается. Появляются уведомления.

Пропущенные вызовы.

Открываю. Смотрю список.

Оксана Рудольфовна. Три раза.

Незнакомый номер. Один раз.

И все. Назар не перезванивал. Ни разу.

Сжимаю телефон в руке. Смотрю на экран.

Бросаю телефон на пассажирское сиденье. Смотрю снова в зеркало. Лида все так же сидит. Обхватив рюкзак руками, только теперь смотрит в сторону.

— Вы собираетесь отвезти меня домой? — спрашивает резко, хмурясь.

Хмыкаю. Домой. Вообще-то это мой дом.

— У меня в дневнике адрес записан, сейчас скажу, — она собирается открыть рюкзак но я перебиваю.

— Адрес знаю, — говорю сухо.

Еще бы мне его не знать. Я там вообще-то десять лет прожила! Ладно, все равно собиралась заехать и забрать кое-какие вещи. Тогда впопыхах собиралась и почти ничего не взяла. Была на эмоциях, сбегала, словно это я провинившаяся сторона. А сейчас голова немного прояснилась. Просто так туда приезжать не хотела, ее и Назара видеть не хотела, но раз все так сложилось…

Выезжаю с парковки. Еду по знакомым улицам. К своему дому.

Телефон начинает звонить. Смотрю на экран. Оксана Рудольфовна.

Беру трубку.

— Алло?

— Раечка, милая, прости, я в бассейне была, телефон в шкафчике оставила. Что-то случилось? Ты мне несколько раз звонила, я только увидела.

Снова смотрю в зеркало заднего вида. Лида сидит, уставившись в окно. Да, случилось. Ваша внучка подралась в школе.

Но вслух говорю другое:

— Все в порядке. Просто хотела спросить, как называется тот салон красоты, где вы плазмотерапию делали? Вы как-то рассказывали.

Пауза на том конце провода.

— А, да, конечно. «BeautyHub» на Пушкинской. Хочешь, я тебе сообщением напишу адрес и телефон?

— Да, напишите, пожалуйста.

— Хорошо, милая. Сейчас отправлю.

— Спасибо, я за рулем, поэтому говорить сейчас не очень удобно.

— Понимаю. Тогда не буду отвлекать.

Сбрасываю вызов. Бросаю телефон на пассажирское сиденье. Выдыхаю. Продолжаю ехать.

Вдруг чувствую движение сзади. Лида встает с места. Наклоняется вперед между передними сиденьями. Ее лицо практически на уровне моего.

Я вздрагиваю от неожиданности.

— Сядь обратно, это не безопасно,— говорю резко, не оборачиваясь. — И пристегнись.

Но она не слушает меня. Наоборот, наклоняется еще ближе. Я вижу ее лицо краем глаза. Серьезное. Хмурое.

— Это вы та плохая тетка, из-за которой папа ко мне не приезжал? — спрашивает она. Голос звучит требовательно. Почти агрессивно.

14.2

Машину едва не заносит. Я резко выравниваю руль. Съезжаю на обочину. Включаю аварийку. Глушу мотор. Разворачиваюсь к ней. Смотрю в эти большие глаза. Полные обиды. Злости. Боли.

Вот, значит, как. Оказывается, плохая тетка это я, а не ее мать, которая в постель к женатому мужчине запрыгнула.

— Во время движения машины нельзя вставать, — говорю строго, пытаясь удержать эмоции в себе. Я столько лет с детьми работала, чужих, как своих любила, но сейчас… — Нельзя отвлекать водителя. Ты могла спровоцировать аварию. Поняла?

Лида молчит. Смотрит на меня упрямо.

— Я спросила — поняла меня? — повторяю жестче.

— Поняла, — бросает она сквозь зубы.

— Садись обратно. Немедленно. И пристегнись.

Господи, дай мне силы не сойти с ума за эти полчаса.

Она не двигается. Продолжает стоять, уперев руки в спинки передних сидений.

— Лида, я не буду повторять в третий раз.

— Бабушка мне все рассказала! Что из-за вас папа ко мне почти не приезжал, даже мой день рождения пропустил! Я вообще-то ждала его, даже торт бабушке помогала испечь!

Внутри все кипит. От злости. От обиды. От того, что эта женщина — бабушка Лиды — внушила ребенку, что я виновата.

Что я та самая злая мачеха из сказок.

А на самом деле я просто обманутая жена. Которая узнала правду слишком поздно.

Честно говоря, умом я понимаю, что негодяй здесь Назар, который эгоистично избегал дочь, которая ни в чем не виновата и нуждалась в его любви и заботе, и бабушка, которая какого-то черта маленькой девочке наговорила кучу гадостей обо мне.

И мне жаль Лиду. Несмотря ни на что.

Потому что она ребенок, который стал жертвой чужих ошибок.

Как и я.

Но эмоционально я настолько устала, выгорела и разочарована, что в данный момент нет сил даже ответить что-то этому ребенка, который решил вдруг высказаться мне. Просто хочется поскорее высадить Лиду у дома и обрести спокойствие.

— Садись, — повторяю тверже. — Сейчас же.

— Не сяду! — упрямо качает она головой. — Вы плохая!

Я глубоко вдыхаю. Раз, два. Пальцы на руле все ещё дрожат, но я заставляю себя отпустить злость. Щёлкаю аварийкой, выруливаю обратно на дорогу.

— Слушай, — говорю наконец, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, без злости. — Смелая ты девочка, Лида. Только зря храбрость тратишь не на того. — Краем глаза замечаю, как она медленно поджимает губы. — Вот бы ты такой бойкой была не со мной, а с теми, кто задирал тебя на перемене. Чего они вообще к тебе пристали-то?

Она хмурится, садится обратно на место и демонстративно отворачивается к окну. Из подлокотника выглядывает шоколадный батончик. Я беру его, на секунду смотрю на обёртку, потом бросаю назад.

— Угощайся. Он вкусный.

Тишина. Только шелест фантика, когда батончик ударяется о рюкзак и падает на сиденье. Я уже думаю, что она опять замкнётся и не скажет ни слова.

Но вдруг тихо, почти шепотом:

— Они... Аня и её подруги... обзывают меня хромоножкой, — говорит обиженно.

Я смотрю на дорогу, но внутри всё обрывается.

— Хромоножкой? — повторяю глухо.

— Да. — Голос у неё дрожит, но она упрямо не смотрит на меня. — Перед всем классом меня так дразнят. Со мной никто дружить не хочет. Только Денис со мной разговаривает.

— Из-за чего?

Небольшая пауза. Она тяжело выдыхает, будто собирается с силами.

— Учитель посадила меня с Денисом. Аня в него влюблена.

— Знаешь, стоило сказать, что ты упала, когда слазила с аттракциона в Диснейленде. Сразу бы заткнулись. Иногда ложь полезна. — Пытаюсь улыбнуться, но выходит неловко. — Тем более, что нога-то скоро заживет и об этом все забудут.

Лида качает головой.

— Не прокатило бы, — отвечает спокойно, почти без эмоций. — Я всегда хромала и буду хромать.

Я бросаю на неё быстрый взгляд в зеркало.

— Так это не травма? — Удивляюсь.

Она снова качает головой. Потом отворачивается к окну, поджимает колени и затихает.

Если это врождённое... этой девочке будет нелегко. Очень. Дети нынче злые. Гораздо злее, чем раньше. Тем более, что Назар устроил ее в элитную школу, где половина учеников чьи-то любимые избалованные детки, не знающие отказа, меры и манер. Обычно даже учителя боятся быть с ними излишне строгими.

— Тебе стоит научиться постоять за себя, Лида. Потому что не всегда найдётся запись с камер, которая спасет тебя. Тебе нравится эта школа? Попроси Назара перевести тебя в другую.

Она чуть шевелится, будто от моих слов ей стало не по себе.

— Эта школа красивая. Папа сказал, что она лучшая в городе.

Ну, конечно, что еще может сказать ребенок, который всю жизнь из деревни-то не выезжал?

Глава 15

Достаю из сумочки ключи и открываю дверь. Лида прошмыгивает мимо меня внутрь, быстро снимает обувь и, прихрамывая, сбегает вглубь дома. Скрывается в гостевой спальне. Наверное, Назар уже успел переделать ее под детскую комнату.

Стою в прихожей. Смотрю на гостиную.

Везде игрушки. На полу, на диване, на журнальном столике. Куклы, мягкие зверушки, какие-то кубики.

Мой дом, который я всегда держала в идеальном порядке, теперь выглядит как детский сад после тихого часа.

Устало окидываю взглядом пространство и тяжело вздыхаю. Эмоции с новой волной накатывают, стоит оказаться в привычном месте, которое хранит множество воспоминаний о нашей с Назаром счастливой совместной жизни.

Разворачиваюсь и иду в спальню в гардеробную. Нужно быстрее закончить то, зачем я сюда приехала и уйти.

Свет включается автоматически. Полки с одеждой. Обувь. Сумки. Все мое. Все, что я оставила здесь почти месяц назад.

Достаю два больших чемодана с верхней полки и начинаю собирать вещи. Аккуратно складываю вещи, чтобы как можно больше поместилось. Один чемодан почти полон. Закрываю. Перехожу ко второму.

Достаю с полки коробку. Открываю. Там набор тарелок. Мой любимый.

Белый фарфор с синим узором. Куплены во время отпуска в Греции три года назад. Мы с Назаром гуляли по старому городу. Зашли в лавку. Я увидела эти тарелки и влюбилась сразу.

Дорогие. Очень. Но я только получила первую большую зарплату из студии после того, как набрала достаточно учеников. Потратила почти все на этот набор.

Для меня они были символом того, что я сама заработала. Своим трудом. Своими руками.

Беру коробку. Аккуратно укладываю в чемодан. Обкладываю одеждой со всех сторон, чтобы не разбились.

Мелочно, наверное, забирать тарелки из общего дома. Но они мои. Памятная покупка.

Продолжаю паковаться. Достаю еще пару коробок с обувью. Зимние сапоги. Ботильоны.

Взгляд падает на полку с его вещами. Рубашки. Костюмы. Галстуки. Все на месте. Аккуратно развешено, скорее всего домработница приходила. Обычно этим занимаюсь я, когда есть время, если нет, то приезжает из агентства персонал.

Закрываю дверь гардеробной. Выхожу из спальни и иду на кухню. Открываю шкафы. Достаю еще одну коробку. Кладу туда кружки. Те, что с моими инициалами. Подарок от подруги на прошлый день рождения.

Мелочно? Да. Но это мое.

Я качу чемоданы по коридору. Когда дохожу до крыльца, останавливаюсь на мгновение, переводя дыхание. Большой чемодан почти выскальзывает из руки, когда я пытаюсь его поднять, но все-таки удается неловким движением запихнуть его в багажник, задевая бампер. Второй идет легче. Я захлопываю крышку багажника и на секунду опираюсь на машину, выдыхая. Ноют руки. Спина тоже. Хочется просто сесть в машину и уехать. И тут я вспоминаю, что оставила телефон на зарядке в машине.

Открыв дверь, тянусь за ним. Экран загорается, и перед глазами вспыхивает несколько пропущенных вызовов. Все от Назара. Несколько секунд я просто смотрю на дисплей. Сердце пропускает удар, потом начинает биться чаще. Неужели он наконец решил появиться? Я колеблюсь, прикусываю губу, но все-таки нажимаю «Перезвонить». В конце концов я же хотела высказать ему все, что думаю по поводу сложившейся ситуации.

Он отвечает почти сразу. Голос взволнованный, дрожащий на грани паники:

— Рая, это ты забрала Лиду? Она с тобой?

Я делаю несколько медленных, глубоких вдохов, прежде чем ответить. Голос выходит спокойным. Холодным.

— Да. Я отвезла ее домой. Уезжаю через десять минут, так что постарайся успеть.

— Зачем ты ее забрала? — растерянно и с подозрением спрашивает он.

— Ты издеваешься? — резко бросаю я, хотя тон остается по-прежнему сдержанным. — Ты же сам в личном деле Лиды в поле «мать» указал мои контакты. Зачем, по-твоему, они мне позвонили? Я жду, Айдаров. Поторопись.

И я сбрасываю звонок.

Я кладу телефон экраном вниз на пассажирское сиденье. Несколько секунд просто сижу, вцепившись в руль, стараясь выровнять дыхание. Потом бросаю взгляд на дом, стоит проверить, что там делает Лида.

Я нажимаю кнопку блокировки на машине и возвращаюсь в дом. Ноги будто налиты свинцом, но я заставляю себя пройти по коридору к гостевой спальне. Дверь приоткрыта. Я толкаю ее.

Лида свернулась калачиком на маленькой кровати и крепко спит, обняв плюшевого зайца. Ее грудь ровно поднимается и опускается, губы чуть приоткрыты, щеки порозовели от усталости и тепла в комнате. Она, должно быть, очень вымоталась после сегодняшних событий.

На секунду во мне вспыхивает что-то теплое, а потом я вижу комнату целиком. Двуспальная кровать, что стояла здесь раньше, исчезла. На её месте детская кровать с балдахином, белая, с крошечными вырезанными цветами. Розовый комод. Ящик для игрушек. Маленький столик с карандашами в стакане. В углу ночник в форме облака.

Это не временная обстановка. Это комната мечты. Только не моей. Боль расползается медленно, будто кто-то сжал сердце в груди и не дает вдохнуть. Назар обустроил детскую, но не для нашего ребенка.

Глава 16

Он стоит в дверях, плечи чуть опущены, глаза полны растерянности, которую он изо всех сил пытается скрыть. Потом, наконец, он говорит:

— Что случилось, Рая? Почему ты забрала Лиду из школы?

Я смеюсь.

— Ты все еще спрашиваешь, что произошло? — Слова вырываются из моих уст, прежде чем я успеваю их остановить, острые и режущие, как осколки стекла. — Оказывается, Назар, что помимо того, что ты плохой муж, ты еще и никудышний отец.

Его выражение мгновенно меняется. Скулы напрягаются, губы сжимаются в тонкую линию. Мои слова попали точно в цель. Я вижу эту вспышку сдержанной ярости в его глазах. На мгновение я решаю, что он что-то скажет, начнет оправдываться, спорить, сделает что-нибудь. Но вместо этого он просто проходит мимо меня в дом.

Берёт кувшин со стола, наливает воду в стакан. Делает несколько жадных глотков. Я вижу что он очень нервничает. Я давно его таким не видела.

— Где Лида? — спрашивает он наконец, голос усталый.

— Спит, — отвечаю я.

Я обхватываю себя руками, внезапно почувствовав холод, несмотря на то, что в доме достаточно тепло.

— Ясно.

Моя прежняя ярость гаснет, оставляя после себя ту тупую пустоту, которую я ненавижу. Я скучала по нему так сильно, что теперь больно даже смотреть.

За эти недели молчания я сотни раз ловила себя на том, что тянулась к телефону, составляла сообщения, которые так и не отправляла. Я видела что-то смешное и думала: «Назар бы над этим посмеялся», а потом вспоминала, что мы больше не вместе. Я просыпалась посреди ночи, и моя рука блуждала по простыням в поисках тепла, которого не было.

Прекрати, твердо приказываю себе. Оставайся злой. Оставайся обиженной. Не впускай его обратно.

Я прочищаю горло, выпрямляюсь в кресле.

— Попроси школу убрать мой номер из списка контактов, — говорю твердо. — Я никем не являюсь для твоей дочери и не хочу, чтобы меня из-за нее беспокоили.

— Рая…

— Ты вообще был в своем в своем уме? — перебиваю я. — Зачем ты указал меня как ее мать?

Он тяжело выдыхает, проводит рукой по затылку, в этом жесте есть что-то мальчишеское.

— Прости, — бормочет он. — Я просто указал тебя как жену. Не подумал, что они будут тебе звонить. Тем более через неделю, после того как Лида пошла в школу.

Жена.

Слово проскальзывает между нами, как призрак, хрупкое, неуместное в данной ситуации.

Я смотрю на него несколько секунд, чувствуя, как это слово обжигает, потом отвожу взгляд.

— В любом случае, я не понимаю чем ты думал, когда отдавал ее в элитную школу. Ты знал, что над ней издеваются? Что с ней никто из класса не общается, придумывают ей обидные клички из-за того, что она хромает?

Назар резко поднимает голову. Смотрит на меня.

— Что? — голос хрипнет. — Какие издевательства?

— Ты серьезно не знал? — усмехаюсь. — Конечно. Откуда тебе знать. Ты же даже на звонки из школы не отвечаешь.

В его глазах вспыхивает гнев, но я чувствую, что направлен он не на меня, а на полученную информацию.

— Ее дразнят хромоножкой, — продолжаю жестче. — Сегодня дочь какого-то судьи толкала ее, пыталась унизить при всех. Лида пыталась уйти, та споткнулась, упала и разбила губу. А потом обвинила Лиду в том, что это она ее толкнула. Ее родители требовали у директора исключения Лиды. А ты телефон не брал. Мне пришлось вмешаться в это все. Еще и матерью той девочки оказалась моя однокурсница. Представляешь, в какой неловкой ситуации я оказалась?

— Господи, — выдыхает он.

— Да, господи, — повторяю я, не давая ему и слова вставить. — Ты устроил ее в элитную школу, где половина детей — избалованные детки богатых родителей. Ты вообще не думал о ней. Ты просто отдал ее в самую дорогую школу города, чтобы успокоить свою совесть.

Резко замолкаю, выговорившись наконец-то. Дышу громко и тяжело, не отвожу от него взгляда.

Назар молчит несколько секунд. Потом качает головой.

— Что не так с этими детьми? — голос звучит глухо. — Какого черта они пристали к Лиде?

Он опускается в кресло напротив меня. Упирается локтями в колени. Прячет лицо в ладонях.

Сидит так неподвижно какое-то время. Похоже, он устал. Но кто бы знал, как я устала.

Раньше я бы подошла к нему. Обняла. Погладила по волосам. Сказала бы, что все будет хорошо. Но сейчас... сейчас я просто смотрю и ничего не чувствую, кроме тоски и усталости.

— В любом случае, это не мои проблемы, — говорю, вставая с кресла. — Мне пора.

Делаю шаг. Второй. Вдруг он резко встает. Хватает меня за руку, не давая сдвинуться с места. Его прикосновение обжигает и по телу проносится горячая волна. Я опускаю взгляд на его руку. Меня буквально разрывает от этого прикосновения, такое влияние он имеет на меня.

В его глазах столько всего. Боль. Отчаяние. Мольба.

— Не уходи, — произносит хрипло.

16.2

Пытаюсь высвободить руку, но он сильнее. Да и у меня сил на сопротивление почти не осталось.

— Отпусти меня, Назар.

— Нет, — качает он головой. — Не отпущу. Не могу больше так.

— Так как?

— Без тебя, — выдыхает он. — Я не могу без тебя, Рая.

Его руки обхватывают меня. Прижимают к груди. Так крепко, что больно.

— Назар, отпусти...

— Не могу, — шепчет он в мои волосы. — Не могу больше так, Рая. Не могу.

Голос срывается. Дрожит.

— Я скучаю, — продолжает он, словно в бреду. — Так чертовски скучаю. Спать не могу без тебя. Просыпаюсь ночью, тянусь к тебе, а тебя нет. Дома чертовски неуютно без тебя.

Я стою неподвижно, не обнимаю его в ответ, но и не отталкиваю. Просто дышу, пытаюсь не заплакать. За последний час успела испытать весь спектр эмоций. От гнева и ненависти, до тоски и боли. Его слова кажутся такими искренними. Он действительно меня любит. Ну почему… Почему все так произошло? Почему мы просто не можем быть как и прежде любящей парой? Мы столько всего прошли, были поддержкой друг для друга, наша любовь не угасала столько лет, а сейчас… Простить ведь значит смириться с изменой, разве не так? Простить, значит видеть каждый день Лиду, напоминание о женщине, что была в его постели, когда он принадлежал мне. Правильно ли тогда терзать себя, жертвовать собой ради этого брака?

— Мне так тебя не хватает, — шепчет он. — Каждую секунду. Каждую минуту. Я не знаю, как жить без тебя.

Его дыхание горячее на моей шее. Руки дрожат, когда гладят мою спину.

— Отпусти меня, — говорю тихо.

— Нет, — качает он головой, прижимаясь ко мне сильнее. — Не отпущу. Не могу.

— Назар...

— Я каждый день езжу к твоему дому, — признается он хрипло. — Сижу под окнами. Смотрю на свет в твоей квартире. Представляю, что ты там делаешь. О чем думаешь. Плачешь ли. Скучаешь ли по мне хоть немного.

Сердце сжимается. Я вспоминаю каждый раз, когда видела его машину внизу и гадала, зачем приехал.

— Почему не поднялся? — спрашиваю, сама не понимая, зачем.

— Боялся, — выдыхает он. — Боялся услышать твое окончательное "нет". Боялся, что ты скажешь, что все кончено. Что между нами больше ничего нет. Я не готов был это услышать, Рая. До сих пор не готов.

Его голос ломается на последних словах.

Я чувствую, как учащается его дыхание. Руки медленно поднимаются. Обхватывают его за спину. Я прижимаюсь к нему. Закрываю глаза. Вдыхаю родной запах. Ком встал в горле и не дает нормально говорить.

— Я не могу простить тебя, — шепчу. — Еще не могу. Слишком больно.

— Я знаю, — кивает он, не отпуская меня. — Знаю. Но я буду ждать. Сколько угодно. Год, два, десять. Я буду ждать, пока ты не будешь готова.

Он отстраняется всего на полшага, но этого достаточно, чтобы я почувствовала, как накаляется воздух вокруг нас. Его ладони все еще на моих плечах. Я поднимаю взгляд и встречаюсь с его. Медленно, будто опасаясь спугнуть, он проводит большим пальцем по моей щеке. От этого прикосновения все внутри сжимается в тугой узел.

— Рая... — шепчет он, и в этом шепоте столько нежности, что мне становится страшно. — Не надо... — прошу тихо, но голос предательски дрожит.

Он наклоняется, совсем чуть-чуть, и я могла бы сразу отстраниться, но я снова не двигаюсь. Секунда, другая и его губы касаются моих. Осторожно, будто спрашивают разрешения. А потом чуть глубже. Мир исчезает. Есть только горячее, живое, до боли родное тело рядом.

Я чувствую, как что-то внутри ломается, как рушится тот хрупкий заслон, который я строила все это время.

— Папа, я есть хочу.

Детский голосок, звонкий и сонный, разрезает тишину и врывается в наш хрупкий мир. Мы оба замираем. Секунду стоим, не дыша. Потом я будто просыпаюсь. Резко отталкиваю его. Лида стоит в дверях, растрепанные волосы, глаза сонные, рубашка смята. Она — прямая причина помнить, почему я должна его ненавидеть.

— Рая, подожди, — успевает сказать Назар, прежде чем я срываюсь с места, быстро направляясь к выходу.

Сердце колотится в груди, будто пытается вырваться. На улице холодно. Я почти бегу к машине, ключи выпадают из рук, я поднимаю их и наконец сажусь в салон. Дрожащими руками завожу двигатель.

Сдаю назад и… черт! Перед глазами блестящий капот его "Бентли". Он стоит поперек двора, загородив выезд.

— Гадтство... — выдыхаю я, ударяя ладонью по рулю.

Из дома выходит Назар, из-за его спины с любопытством в глазах выглядывает Лида.

Он что-то говорит, кажется, зовет меня, но в машине хорошая звукоизоляция, Назар постарался, в его автомастерской сделали, и я не слышу ни слова, сказанного им. Закрываю глаза, опускаю голову на руль. Дышу коротко, сбивчиво.

А потом медленно вытираю слезы, ставлю коробку на паркинг. Если он думает, что я останусь он ошибается.

Глава 17

Он стучит по стеклу костяшками пальцев. Я медленно опускаю стекло.

— Чего тебе? — голос звучит хрипло, почти раздраженно. Словно это не я пару минут назад чуть не растаяла от его поцелуя и прикосновения.

— Давай поужинаем вместе, — говорит он спокойно. — Останься.

Я моргаю, смотрю на него с недоумением. Какой еще ужин?

— Убери машину, — произношу с нажимом. — Мне нужно ехать.

Он не двигается с места. Даже не думает выполнять мои требования.

— Рая, — произносит он мягким голосом. — Ты же знаешь, нам и так надо было поговорить.

Пауза.

— Вчера я получил звонок от твоего адвоката.

Удар прямо в грудь. Словно голыми руками он вытащил наружу то, о чем я старательно пыталась не думать.

Я отвожу взгляд.

Да, я действительно наняла адвоката. Хотела, чтобы все решилось официально, быстро. Без встреч. Без лишних разговоров. Потому что каждый раз, когда я его вижу, все внутри меня рушится и я действую уже не так решительно.

— Я не хотел, чтобы это затянулось, — произношу глухо. — Просто... так проще.

— Тебе проще, — уточняет он. — Но мне — нет.

Он опирается ладонью на крышу машины, чуть наклоняется и его лицо практически напротив моего.

— Я хочу обсудить все с тобой. Лично. Не через посредников. Не по телефону.

Он кивает в сторону дома:

— Раз уж ты и так здесь... Давай поговорим. Как взрослые люди.

Я сглатываю. Задерживаю дыхание, смотря на дом. Ощущение, словно кто-то вдавил невидимую ладонь мне в грудь, не давая дышать. Я не хочу заходить туда снова, потому что боюсь сорваться. Потому что меня все еще тянет к нему. Но встречаться с ним снова? Этого я точно не выдержу! Раз уж я и так здесь, то почему бы и в самом деле не обсудить развод, чтобы он не затягивал процесс?

И только поэтому — именно поэтому — я киваю.

— Только по делу, Назар.

— Хорошо, — быстро отвечает он. — Только по делу.

Он отходит, открывает передо мной дверь. Я выхожу, чувствуя, как сердце грохочет, будто предупреждает: "Беги". Но я иду за ним.

Он не произносит ни слова. Вместо того, чтобы начать обсуждать развод и денежку имущества, направляется к холодильнику, открывает дверцу и начинает доставать из него несколько коробок с едой.

Я с удивлением замечаю, что полки заставлены одинаковыми контейнерами с логотипом ресторана, того самого, где мы раньше часто заказывали еду по выходным. Их слишком много для одного ужина. Похоже, он заказал на несколько дней вперед.

Я чувствую взгляд со стороны, оборачиваюсь и замечаю, что Лида стоит у стены, будто охраняет территорию. Ее взгляд цепкий, недовольный. Она прищуривается, когда смотрит на меня, в ее глазах тревожная настороженность. Будто боится, что я пришла забрать у нее Назара.

Но стоит Назару повернуться к ней, как ее лицо преображается и она сразу улыбается.

Он подходит к ней, гладит ее по голове и протягивает ей тарелку с едой.

— Котенок, поешь в своей комнате? — просит мягко. — Мне нужно немного поговорить с Раей. Наедине.

От того как он обращается к ней, как смотрит на нее, мне становится снова больно.

Лида хмурится. Ее нижняя губа немного выдается вперед, она недовольна, но она не спорит. Берет тарелку, кидает в мою сторону короткий, колючий взгляд, и, не говоря ни слова, выходит из комнаты. Мы остаемся вдвоем.

Следующая глава ==>>

17.2

— Ты голодна? — спрашивает он.

— Нет, — отвечаю с задержкой. Слишком долго смотрю в ту сторону, где только что скрылась Лида.

Он не настаивает. Достает с верхней полки кофейные чашки. Спокойно, молча варит кофе. Потом вытягивает из шкафчика маленькую коробочку и кладет ее рядом с моей чашкой.

Шоколад. Мой любимый.

Я узнаю упаковку. Помню, как за два дня до того, как я собрала вещи и ушла из этого дома, доела последнюю плитку и подумала, что надо бы не забыть заказать еще. Он купил этот шоколад уже после. Надеялся, что я вернусь?

Сердце делает резкий, болезненный скачок. Я стараюсь не показать виду.

— Спасибо, — говорю тихо.

Он молчит. Садится напротив. Подносит к губам свой кофе.

Я опускаю взгляд, чтобы не смотреть в его глаза. Чтобы не выдать, насколько все это больно. Никогда не думала, что мы будем обсуждать развод. Еще два месяца назад мы бронировали путевки на море, Назар собирался взять отпуск перед рождественскими праздниками на целый месяц. А теперь…. Каждый сам по себе.

Слова застревают в горле, не могу сказать то, ради чего пришла.

— Почему Лида хромает? — спрашиваю тихо, вместо того, чтобы обсудить развод и как быть дальше. Потребует ли Назар, чтобы квартира в которой я сейчас живу досталась ему?

— Родовая травма, — отвечает после паузы. — Плексопатия.

Я моргаю. Неожиданно.

— Это... можно исправить? — Не знаю зачем вообще спрашиваю об этом.

Он отводит взгляд, ставит чашку на стол, отчего-то выглядит виноватым.

— Да. Если бы занялись сразу — в первые месяцы. ЛФК, массажи, физиотерапия. Все было бы иначе. Она бы не хромала.

— Почему ты не занялся? — голос у меня дрожит. — Назар, ты же не какой-то... ты же не бедный, у тебя связи есть.

— Потому что тогда... я был сломан, Рая.

Он делает вдох, опускает голову, проводит ладонью по лицу.

— Я потерял ребенка. Мы потеряли. Ребенка, которого так сильно ждали.

Пауза.

—Ты лежала под капельницами, не разговаривала. Не ела. Врачи говорили, что ты можешь больше не забеременеть. У тебя была депрессия, я был опустошен и тут… на фоне этого родилась Лида…

Его голос хрипнет.

— Мне было не до чужого ребенка, Рая. Ведь именно так я думал о ней в то время.

Я внимательно слушаю его. Ведь у моего мужа была жизнь, о которой я не знала. Переживания, о которых я понятия не имела. Он скрывал от меня эту часть. Я помню то время. Он был заботлив, и точно так же сломлен горем, как и я.

— Я просто отправлял деньги. Каждый месяц. Иногда звонил ее бабушке. Приезжал несколько раз в год. Все было… как бы под контролем. Никто не говорил мне, что с ней что-то не так.

Он замолкает. Смотрит на меня взглядом, в котором явно читаются вина, стыд и мучительное осознание того, что прошлое уже не изменить.

— А когда я наконец понял, что что-то не так и нужно отвезти ее к специалистам... Было уже поздно.

Он выдыхает.

— Я облажался. Знаю. Не оправдываюсь.

Пауза.

— Но я боялся, что если буду часто ездить к ним, ты обо всем узнаешь. Я ненавидел себя за то, что наш ребенок не выжил, а другой жив.

Я сжимаю зубы. Слишком много боли со всех сторон. Не знаю, кого мне сейчас жалеть больше. Лиду? Себя? Его? Всех, наверное.

Я отвожу взгляд, смотрю в чашку, кофе уже остыл. У меня словно все онемело внутри от этих признаний.

— А теперь? — спрашиваю. — Сейчас уже ничего нельзя сделать?

Он качает головой.

— Можно попытаться. Есть операции. Мы консультировались.

Он говорит это почти шепотом, будто боится, что я его осужу за то, что он пытается помочь собственной дочери.

— Хирурги могут немного облегчить походку. Сделать ее менее заметной. Укрепить мышцы, удлинить сухожилия. Но... полностью убрать хромоту скорее всего нет.

Все, что я хотела обсудить — развод, квартира, кто что заберет, как оформить бумаги — внезапно кажется бессмысленным. Потому что между нами обломки семьи, где один ребенок умер, второй оказался никому не нужен, а взрослые так и не смогли до конца быть честными друг с другом.

Я вдыхаю. Резко встаю.

— Я бы хотела себе оставить квартиру, в которой сейчас живу. Больше ни на что я не претендую. Я хочу быстрого развода, Назар. Не буду скрывать, мне больно от всего этого. Поэтому если ты хотя бы немного меня любишь, не мучай меня.

— Рая… — начинает он, но я поднимаю руку.

— Не надо, — перебиваю. — Просто... не надо ничего говорить.

Он откидывается на спинку стула, медленно выдыхает и кивает. Больше не пытается спорить, не объясняет, не уговаривает. Может, понял, что любые слова сейчас бесполезны? Или же просто смирился с тем, что развод неизбежен? Может этап принятия у него наступил раньше, чем у меня?

Глава 18

Зрительный зал переполнен. На полированном паркете двадцать пар выполняют свои программы, но мои глаза следят только за одной парой.

Лера и ее партнер выполняют поворот, ее серебряное платье привлекает взгляд. Мое сердце наполняется гордостью, даже несмотря на то, что тревога сжимает грудь.

— Давай, детка, — шепчу я. — Ты справишься.

Музыка достигает кульминации. Я задерживаю дыхание во время финальной последовательности — шассе, синхронный шаг, вращение, которое всегда заставляет меня нервничать. Но Лера и Миша справляются, их улыбки сияют уверенностью, когда они принимают финальную позу.

Я выдыхаю, прижимая руку к груди. Вокруг меня родители аплодируют. Я тоже аплодирую, кричу громче всех, не заботясь о том, как это выглядит со стороны.

Голос ведущего раздается из динамиков, объявляя о пятнадцатиминутном антракте перед объявлением результатов. Мне нужно напомнить Лере, чтобы она пила много воды, она только после болезни…

— Рая?

Голос заставляет меня замереть.

Я медленно поворачиваюсь, уже зная, кого увижу, еще до того, как мои глаза это подтвердят. Некоторые голоса невозможно забыть, сколько бы лет ни прошло. Некоторые голоса запечатлеваются в памяти наряду с первыми поцелуями, невыполненными обещаниями и особой болью девятнадцатилетней глупой и отчаянной влюбленности.

— Женя?

Он стоит в шаге от меня, руки в карманах брюк, улыбается. Он, конечно, очень повзрослел, но выглядит все так же хорошо. Те же острые скулы, та же уверенность в себе. Его волосы теперь короче, более ухоженные, чем растрепанная прическа, которую он носил в университете. Вокруг глаз появились едва заметные морщинки, но они только придают ему благородный вид.

— Я так и думал, что это ты, — говорит он, подойдя еще ближе. Его взгляд скользит по мне с несомненным восхищением. — Ты выглядишь... Боже, Рая, ты выглядишь потрясающе. Ты совсем не изменилась.

Лжец. Конечно, я изменилась. Мне теперь тридцать, я уже не милая наивная студентка. Я была замужем, почти развелась, пережила потери, которые разрушили ту девушку, которую он знал. Но я все равно улыбаюсь, натренированной, вежливой улыбкой.

— Ты тоже совсем не изменился, — говорю я, потому что так и положено отвечать в таких ситуациях. — Я не знала, что ты все еще занимаешься танцами.

— Сейчас я управляю студией. Ну, на самом деле, тремя студиями. «Grande Dance Hall»— В его голосе слышна легкая гордость. — У нас две пары вышли в финал.

— Ясно, — говорю, пытаясь не выдать зависть. Эта студия у всех на слуху, удивительно как это я пропустила что ею управляет Женя?

Между нами наступает неловкая пауза.

— У тебя есть дочь, верно? Ты замужем? — внезапно спрашивает Женя. — Она здесь? Танцует?

Я моргаю, удивленная. Замираю. На долю секунды я не понимаю, о чем он спрашивает. Потом до меня доходит смысл слов — «дочь» — и что-то болезненно сжимается в груди.

— Нет, — говорю я. — Я здесь с… с учениками.

О личной жизни умалчиваю, ему незачем об этом знать.

На его лице мелькает замешательство.

— О. Я думал... Алла сказала мне, что у тебя есть дочь. Я думал, что она сегодня участвует в соревнованиях, поэтому ты здесь.

— Алла? Вы общаетесь? — мои брови взлетают вверх.

Я сохраняю нейтральное выражение лица, но внутри улыбаюсь — той горькой, понимающей улыбкой, которая рождается из старых ран, давно заживших рубцами. Все в университете знали, что между Женей и Аллой было что-то. Они были осторожны, но не настолько. Тогда я плакала. Плакала и злилась. Это было еще до того, как я встретила Назара и моя жизнь круто изменилась. Центром моей Вселенной и единственным для меня мужчиной на ближайшие десять лет потом стал он. О Жене я напрочь забыла до этого момента.

— Она наш основной спонсор. И ее дочь ходит в нашу студию. На днях Алла упомянула, что видела тебя. Это было неожиданно.

Я усмехаюсь. Значит, они до сих пор поддерживают общение. Не удивлюсь, если и сейчас они любовники.

После того случая в школе мое любопытство взяло верх и я нашла в интернете ее мужа. В какой-то статье было фото Аллы с ним на благотворительном гала-вечере, она по-собственнически обнимала мужа. Ее очень уважаемого, очень седого, почти шестидесятилетнего мужа.

Некоторые люди никогда не меняются. Некоторые шаблоны повторяются снова и снова, с разными лицами, в разных обстановках, но по одному и тому же избитому сценарию. Алла теперь спонсирует студии Жени. Да-да, это просто по старой дружбе.

— Так ты теперь тренируешь, — продолжает Женя, явно стремясь исправить свою ошибку.

Он делает шаг ближе, и я инстинктивно отступаю на полшага назад. Что-то в его взгляде стало слишком знакомым, слишком интимным.

— Да, у меня тоже студия своя.

— Ничего себе, ты же собиралась бросить танцы и уехать за границу учиться. Не ожидал. Нужно будет как-то вместе собраться и навестить нашего тренера.

Он заигрывает со мной. Совершенно открыто, словно это не он поступил со мной в прошлом так жестоко.

Глава 19

Вечер выдался шумным и счастливым — именно таким, каким должен быть вечер после победы. Ну, почти победы. Второе место — это тоже победа, правда?

— Рая, можно мы пойдем в китайский ресторанчик? — Миша смотрит на меня с надеждой, все еще не переодевшись после выступления. Его мама сделала миллион фото со всех ракурсов после того, как объявили победителей. — Я уже месяц про острую лапшу мечтаю.

Лера, подбежавшая к нам, хихикает:

— Ты о лапше мечтаешь? Серьезно?

— А что? Лапша — это святое, — парирует Миша с серьезным видом.

Я улыбаюсь, качая головой:

— Мне без разницы куда идти.

На самом деле, я и сама неравнодушна к острому. Последние недели я практически ничего не ела — кусок в горло не лез, все казалось пресным и бесполезным. Но сегодня... сегодня другой день.
Ресторанчик оказывается небольшим, уютным, с красными фонариками под потолком. Мы устраиваемся за столиком у окна — я, Лера, Миша и их мамы. Дети все еще на эмоциях, перебивая друг друга, пересказывают каждую секунду выступления.

— ...и когда ты чуть не споткнулась на повороте, я думал, все, сейчас упадем! — говорит Миша, активно жестикулируя.

— Я не споткнулась! — возмущается Лера. — Это ты дернул меня не вовремя.

— Я? Да ты что!

Я слушаю их перепалку вполуха, листая меню. Острая лапша с курицей. Утка по-пекински. Тофу в кисло-сладком соусе. Все выглядит аппетитно. Удивительно, но я действительно голодна. Впервые за... не помню, сколько времени.

Может, это эйфория. Эйфория от того, что мои ученики — мои ученики! — получили второе место на чемпионате. Что все эти месяцы тренировок, все эти вечера в студии, все эти "еще раз, с начала" не прошли зря.

Официантка подходит к столику, и мы делаем заказ. Миша просит свою лапшу с тройной порцией перца чили, но Марина, его мать, строго отчитывает его и изменяет заказ на обычную лапшу. Лера выбирает рис с креветками, а я беру утку, лапшу с курицей и острый суп том-ям.

— Рая, вы точно столько съедите? — удивляется Лера.

— Попробую, — отвечаю я, и сама удивляюсь собственному выбору.

Еда приходит быстро, и стол мгновенно заполняется тарелками. Запахи смешиваются — острый, пряный, немного сладковатый. Я беру палочки, пробую утку.

Боже. Как же это вкусно.

Острота обжигает язык, но это приятное жжение, которое заставляет проснуться все рецепторы. Я жую, наслаждаясь каждым оттенком вкуса. Потом пробую суп. Божественно!

Я ем и не думаю о калориях, не считаю, сколько проглотила, не заставляю себя запихивать еду через силу. Я голодна, и еда вкусная, и это так просто, так естественно, ведь я почти забыла, как это — просто есть и получать удовольствие.

Мы едим, болтаем, смеемся над глупыми шутками Миши и воспоминаниями о том, как на репетиции у него разошлись швы на брюках прямо перед выступлением.

Я откидываюсь на спинку стула, держа в руках чашку с зеленым чаем. Смотрю на них — на этих двоих, которые еще утром так нервничали, что Лера чуть не расплакалась от волнения. А сейчас они сидят здесь, с медалями на шеях (да, они отказались их снимать), счастливые и довольные.

И я тоже счастлива. В этот момент, в этом маленьком китайском ресторанчике с красными фонариками и спокойной музыкой, я счастлива.

Впервые за последние недели я не думаю о Назаре. Не прокручиваю в голове наш разговор на кухне. Не вспоминаю, как сказала ему про развод. Не анализирую каждое его слово, каждый взгляд, каждое движение.

— Рая, ты в порядке? — голос Елизаветы, мамы Миши, возвращает меня в реальность.

— Что? — моргаю я.

— Ты улыбаешься, — говорит она. — Просто... сидишь и улыбаешься. Словно зависла.

— Я просто счастлива, даже больше чем дети, — ставлю чашку на стол. — Сегодня хороший день. Вы молодцы. Я горжусь вами.

Миша кивает, все еще не поднимая глаз от тарелки, но я вижу, как уголки его губ приподнимаются в застенчивой улыбке.

Официантка приносит счет, и я плачу, несмотря на протесты родителей, которые пытаются настаивать, что угощают они.

— Сегодня плачу я, — говорю я твердо. — Считайте, что это часть награды.

Выходим на улицу, уже темно. Собирались прогуляться по городу, посмотреть иллюминации на площади, но начал моросить дождь.

— В отель? — спрашиваю я.

Мы стоим под козырьком ресторана, и я обнимаю себя за плечи — прохладно, а я в легкой куртке. Дети болтают о чем-то своем, и я снова ловлю себя на том, что улыбаюсь.

Странно. Я так исхудала за последние недели, что джинсы буквально висят на мне. Нервы ни к черту, сон плохой, аппетита не было вообще. А сегодня я съела больше, чем за всю неделю. И чувствую себя... не хорошо, но лучше. Определенно лучше.

Может, это и есть то, что мне нужно. Не думать. Просто жить. Один день за раз.

Мы заказываем такси и добираемся до отеля на разных машинах. Тут всего три квартала, но намокнуть не хочется. Лера и Миша разошлись по своим номерам вместе с родителями еще десять минут назад, а я стою у двери своего номера, копаясь в сумке в поисках ключ-карты.

19.2

***

Просыпаюсь от света, пробивающегося сквозь неплотно задернутые шторы. Первые несколько секунд не понимаю, где я. Потом память возвращается — отель, чемпионат, второе место.

Сажусь на кровати, потягиваясь. Спина затекла, во рту пересохло, но в целом я чувствую себя... нормально. Даже хорошо.

Смотрю на телефон — восемь утра. Прилично. Я проспала почти двенадцать часов.

Встаю с кровати, потягиваюсь еще раз. Решаю принять душ, перед тем, как спуститься на завтрак с детьми и их родителями.

Раздеваюсь, встаю под струи. Горячая вода стекает по плечам, по спине, развеивая остатки сна. Я закрываю глаза, запрокидываю голову назад.

Хорошо.

Все хорошо.

Может, действительно самое страшное позади? Может, я наконец начинаю приходить в себя?
Намыливаю волосы, смываю шампунь. Беру гель для душа, пахнет лавандой и чем-то еще, не могу разобрать. Наношу на кожу, начиная с плеч.

И тут это начинается.

Сначала легкое головокружение. Потом тошнота — резкая, внезапная, накатывающая волной. Я хватаюсь за стену душевой кабины, пытаясь удержать равновесие.

Нет. Не сейчас. Пожалуйста, не сейчас.

Но тело не слушается. Желудок сводит спазмом. Я выключаю воду дрожащей рукой, выскакиваю из душа, даже не вытираясь. Едва успеваю добежать до унитаза.

Меня выворачивает наизнанку. Вся вчерашняя еда, все, что я с таким удовольствием ела вчера поднимается обратно.

Когда первый приступ проходит, я опускаюсь на пол, прислоняясь спиной к холодной стене. Голова кружится. В глазах темнеет. Дышать трудно.

Что со мной?

Пытаюсь встать, дотянуться до полотенца. Едва поднимаюсь и снова накатывает. Снова склоняюсь над унитазом, хотя уже нечем рвать. Просто спазмы, болезненные и изнуряющие.

Не знаю, сколько времени проходит. Может, десять минут. Может, полчаса. Я сижу на полу ванной комнаты, завернувшись в полотенце, дрожу и чувствую слабость.

Телефон звонит где-то в комнате. Я игнорирую его. Не могу сейчас ни с кем говорить.

Звонок прекращается. Потом начинается снова.

Стиснув зубы, я поднимаюсь. Держась за стену, медленно иду к кровати, где оставила телефон. На экране высвечивается «Мама Леры».

Беру трубку.

— Алло? — хриплю я.

— Рая, доброе утро! — бодрый голос Елизаветы звучит оглушительно громко. — Мы все собрались на завтрак. Ты спустишься?

Я сглатываю, пытаясь унять очередной подступающий приступ тошноты.

— Лиза, я... кажется, я вчера в ресторане отравилась. Меня все утро тошнит.

— О боже! — в ее голосе тревога. — Серьезно? Рая, может, скорую вызвать?

— А как дети? — спрашиваю я, игнорируя ее вопрос. — У них все в порядке? Ни у кого нет симптомов?

— Нет, они в полном порядке. Оба отлично себя чувствуют, уже вовсю шведский стол штурмуют. Но Рая, если тебе плохо...

— Давай немного подождем, — перебиваю я, опускаясь на край кровати. Даже сидеть тяжело, а мне еще три часа на машине до дома добираться нужно сегодня.

— Если через час лучше не станет, придется ехать в больницу. В любом случае, вы как планировали езжайте домой с детьми, а я тут разберусь. Не маленькая.

— Рая, ты уверена? Может, нам остаться? Или хотя бы я могу...

— Нет-нет, все в порядке. Правда. Если что, я позвоню... мужу.

Последнее слово дается с трудом. Говорю его только для того, чтобы успокоить Елизавету, чтобы она не волновалась и не отменяла свои планы из-за меня.

Назару я бы уж точно не стала звонить. Ни за что.

— Ну, если ты уверена... — в голосе Лизы все еще сомнение. — Но Рая, пожалуйста, если станет хуже, сразу звони. Я серьезно. Или в скорую, или нам, или мужу. Хорошо?

— Хорошо. Спасибо. Правда, не волнуйтесь. Это просто отравление. Пройдет.

Мы прощаемся. Я кладу телефон на кровать и снова ложусь, закрывая глаза, и пытаюсь дышать ровно, считая вдохи.

Один.

Два.

Три.

Желудок снова сводит спазмом.

Я едва успеваю добежать до ванной.

Глава 20

Час прошел. Потом еще один. Легче не становилось.

Я лежала на кровати, свернувшись калачиком, обнимая себя за живот. Меня трясло. То в жар бросало, то в холод. Головокружение не проходило, а тошнота накатывала волнами — снова и снова, даже когда желудок был уже абсолютно пуст.

Я испугалась. По-настоящему испугалась.

Чужой город. Никого знакомого. Я здесь одна. Что если со мной что-то случится? Что если это не просто отравление? Что если...

Дрожащими руками набрала скорую помощь.

Она приехала быстро. Два фельдшера — мужчина и женщина — зашли в номер, задали вопросы, измерили давление, температуру. Я отвечала на автомате, едва соображая.

— Отвезем в больницу, — сказала женщина, помогая мне встать. — Нужно поставить капельницы, сделать анализы.

Я только кивнула. Сопротивляться сил не было.

Меня положили в палату — небольшую, на две кровати, вторая пустовала. Я лежала, глядя в потолок, мне поставили капельницу.

Постепенно становилось легче. Тошнота отступала. Дрожь прекращалась. В теле появлялись силы — не много, но достаточно, чтобы почувствовать себя человеком, а не выжатой тряпкой.

Наверное, уже смогла бы вести машину, — подумала я, глядя в окно. Три часа всего до дома. А дома от родных стен точно лучше станет.

Медсестра зашла, поменяла капельницу. Сказала, что скоро придет врач с результатами анализов.
Я кивнула и снова закрыла глаза.

Время тянулось медленно. Я почти задремала, когда услышала шаги в коридоре. Дверь открылась.
Вошел врач, мужчина лет пятидесяти, в очках, с папкой в руках. Он подошел к кровати, окинул меня оценивающим взглядом.

— Как себя чувствуете? — спросил он.

— Лучше, — ответила я хрипло. — Намного лучше.

— Хорошо. — Он открыл папку, пробежался взглядом по бумагам. — Что ж, результаты анализов готовы. В целом, все в норме. Обезвоживание было, но капельницы это исправили. Показатели печени, почек — все хорошо.

Я выдохнула с облегчением.

— Значит, просто отравление?

Он посмотрел на меня.

— Отравления как такового нет. Но... — он сделал паузу, — почему вы не сказали, что беременны?

Я моргнула.

— Что?

— Вы беременны, — повторил он спокойно. — Анализы показывают повышенный уровень ХГЧ. Поэтому тошнота, слабость...

Я села на кровати так резко, что закружилась голова.

— В смысле? — голос сорвался на полушепот. — Кто беременный? Я?

— Вы, — врач слегка нахмурился. — Разве вы не знали?

— Я? — я уставилась на него, не в силах обработать услышанное. — Нет. Не может быть такого. Вы ошибаетесь.

— Анализы не ошибаются, — он постучал пальцем по бумагам. — Уровень ХГЧ значительно повышен. Это однозначно указывает на беременность.

— Нет, — я качаю головой в полной растерянности и шоке. — Нет-нет-нет. Это невозможно. Я не могу иметь детей. Я столько лет лечилась, мы с мужем... — голос обрывается. — У меня уже был сбой. ХГЧ шалило. Врачи говорили, что это бывает, гормональный дисбаланс, это не значит беременность, это...

Слова льются потоком, я не могу остановиться. Врач слушает терпеливо, не перебивая.

Когда я затихаю, он кладет папку на тумбочку рядом с кроватью.

— Хотите, можем сделать УЗИ, — говорит он ровным тоном, не впечатлившись моим шоком. — Но я на девяносто девять процентов уверен, что вы беременны. Уровень ХГЧ слишком высокий для гормонального сбоя.

Я сижу, уставившись на него, не в силах произнести ни слова.

Беременна.

Это звучит нереально.

Беременна.

Но это невозможно. Врачи говорили после того, как я потеряла ребенка, шансы практически равны нулю. Мы пытались. Годами пытались. Лечение, препараты, анализы, УЗИ каждый месяц. Ничего.

И вдруг сейчас? Когда все развалилось? Когда мы с Назаром обсуждаем развод? Когда я собираюсь подписать бумаги и закрыть эту главу?

Сейчас?

— УЗИ, — слышу я свой голос, отстраненный и чужой. — Давайте сделаем УЗИ.

Врач кивает.

— Хорошо. Сейчас позову медсестру, она отведет вас в кабинет.

Он выходит, а я остаюсь сидеть на кровати, глядя в пустоту.

Руки сами собой опускаются на живот — плоский, впалый от потери веса за последние недели. Под ладонями ничего. Никаких признаков. Ничего.

Не может быть.

Не может.

Но где-то глубоко внутри, в том месте, куда страшно заглядывать, что-то переворачивается. Странное, пугающее чувство. Надежда, смешанная с ужасом.

Что если это правда?

Что если...

Дверь открывается. Медсестра — та же, что меняла капельницу — заглядывает в палату.