Грёзы ангела

Вступление

(наши дни)

Со скрипом открылась дверь из комнаты и Катя вышла в сени. Она была на даче и отдыхала этим летом после очередного курса учёбы в университете. На пороге дома сидел и любовался очередным летним деньком её дедушка. Всё казалось чудесным: ласковый тёплый ветерок, заливное пение птиц, яркое солнышко и берёзки вокруг...
– Гулять? – опёрся дедушка руками о порог и подвинулся.
Ноги его не слушались из-за уже долгой болезни позвоночника. Он переставил их руками так, чтобы внучка прошла в сад, но она села рядом:
– Дедушка, ну пожалуйста, расскажи хоть о маме своей? Или о тех записках, про которые упоминал? – попросила внучка.
– Что про них говорить? Растаскали все, кто куда, – усмехнулся дедушка, так и глядя вдаль.
– Можно же найти остальные, – с надеждой сказала внучка, но дедушка лишь махнул рукой:
– Забудь. Никому это всё уже не нужно.
– Мне нужно. Душа не даёт покоя. Хочу все-все записки собрать, – не унималась Катя. – Где те, что были в сундуке твоей мамы?
– У меня в шкафу в одной из папок. Будет нужно, найдёшь, – смутился дедушка и улыбнулся. – Ты бы университет свой закончила на отлично.
– Всё будет, как вернусь в город. А про свою маму расскажешь? А то вот твой предок про свою жизнь написал, а про жизнь твоих родителей я мало что знаю.
– Никому не рассказываю. Не нужно всё это, – еле слышно прозвучал ответ дедушки. – Зря ты расспросами занялась. Иди учись, книги умные читай.
Воцарилось молчание. Грустно стало отчего-то на душе Кати, но в то же время и радостно, что дедушка рядом, что это лето дарит ещё тепло и спокойствие:
«Жаль, что он хочет молчать», – вздохнула она. – «Знать бы хоть имена тех родственников, нашла бы... А там бы и про остальные записки спросила...»
– Ну, что ты, размечталась? – взглянул дедушка вновь на Катю. – Солнышко, вон, как печёт, иди позагорай, что ли.
– Ты не помнишь ничего из тех записок, что сам читал, которые забрали? – вопросила Катя.
– Да была там история одного человека. Фредерика какого-то, – отвёл взгляд дедушка в сад и вздохнул. – Сказка романтическая. Русскую барышню одну отыскал из-за клада какого-то. Вернее, судьба подарила... Подсунула, так сказать, – улыбался он, вспоминая.
– Как здорово! – с восторгом воскликнула внучка. – Расскажи?
– Да что рассказывать? Вот название той истории было дано... Грёзы ангела, – пожал плечами дедушка, но каждый вечер того лета всё же рассказывал...
И внучка радовалась, что, пока ещё можно было отдыхать ото всех дел, могла слушать, записывать заинтересовавшую историю...

В ночной тишине безбрежной,
Крылом едва касаясь звёзд,
Ангел посетил обитель надежды,
Где мир так светел, так прост.

Он видел луг, что в росе купался,
Шептали травы ласковый рассказ.
Там светлый мир удался,
Там каждый был добром богат.

Грёзы ангела, грёзы светлые,
О любви, что в сердцах согрета.
О лучах, пробивающих тьму,
О молитве добра ко всему.
Грёзы ангела, тихие, нежные,
О цветах, расцветающих вечно.
О мелодии, что мир обнимает
И печаль навсегда прогоняет.

Но сон растаял с первыми лучами,
И ангел вновь вернулся в мир земной.
И с грустью в сердце, со слезами,
Он ждёт, когда наступит мир такой,...
Такой, как и в его мечтаниях:
В реальность воплотится добра свет,
И мир земной, отринув все страданья,
Наполнится любовью, радостью навек.

Видеоклипы в блоге (скоро)

1

Глава 1

Через день после отправления из порта Анталии, весной 1820 года, на голландский корабль было совершено нападение. То были пираты, те самые пираты, которые любили охотиться в этих краях. Не успели голландцы спустить все паруса, как пираты со своего корабля перебрались к ним на борт.
Шум, выстрелы, битва, ранения и смерть — мгновенно заполнили эти страшные минуты. В то же самое время раздавшийся рядом визг женщины заставил многих оглянуться.
Прикрывая руками разодранные клочья платья на плечах, она немедленно помчалась куда скрыться. Пират, явно следовавший за нею, пытался всё время схватить, но она убежала и припала к груди молодого человека. Тот же нацелил свой пистоль на другого ловкого пирата, спускающегося с парусов на палубу, но только женщина коснулась груди, выстрелил и промахнулся:
– Пожалуйста! – вскрикнул он на голландском и взглянул на испуганную перед ним девушку, а всё их внимание занял пират.
Он выстреливал в воздух, смеялся и, в конце концов, наставил свой пистоль на них. Молодой человек тут же прикрыл девушку собой. Она же, опасаясь за его жизнь, взвизгнула, но пират в этот момент был уже пристрелен кем-то с палубы и пал в воду. С невероятным удивлением девушка и молодой человек рядом оглянулись и обнаружили, что победа оказалась за ними: пираты покинули этот корабль скорее, как могли...
Кто эта молодая темноволосая женщина, откуда, почему, добиться от неё рассказов никто не смог. Она мотала головой, но никакие спокойные речи, еда и добрые взгляды не помогали. Одно понимали все — она испанка и каким-то образом попала к пиратам. Обсуждений, версий было не так много: то ли её похитили, то ли сама бежала, попав потом в руки пиратов.
Шли дни спокойного плавания в тёплой надежде на то, что к берегу Александрии доберутся благополучно. Только бросили якорь недалеко от порта, как девушка, будто готовая покинуть корабль, подошла к тому, который её спас.
Она сняла с шеи висевший на ленте странной формы кулон и надела его на спасителя.
– Смотри, Фред, может, она замуж за тебя хочет! – прокатился смех среди моряков, но сам Фред внимательно смотрел на девушку, на её живые, блестящие глаза.

Когда же приготовили шлюпки, чтобы отправиться на берег, девушка вдруг припала к губам Фреда. Она сладко их поцеловала и прошептала на испанском:
– Большое спасибо.
Долго ещё Фредерик смотрел то ей вслед, то на полученный кулон со странным выпуклым рисунком, будто это была печать. Сев в следующую шлюпку, он вскоре тоже сошёл на берег. Там та испанка, пока прогуливаясь в стороне, вдруг заметила издалека приближающийся мужской силуэт.
Она явно его узнала. Сразу сорвалась с места и помчалась к нему навстречу, как и он к ней. Смуглый, высокий красавец кружил её на руках и покрывал поцелуями, будто они находились на необитаемом острове и ничто уже не помешает, не нарушит сей страстной долгожданной встречи.
– Жаль... Она всё же бежала из Испании. Как видно,... к своей любви, – встал рядом с Фредериком один из моряков.
Ничего отвечать Фредерик не стал, а, может, и не успел. К нему подошла испанка со своим возлюбленным и пригласила куда-то отправиться с ними. Она ласково смотрела в ответ, и он чувствовал, будто эта испанка желает осыпать его мириадами звёзд любви, только в нём подобного полёта души не происходило...

Путешествуя уже некоторое время, изучая традиции и жизнь в разных уголках Земли, Фредерик совсем «не планировал ни каких вспышек любви». Таков был его частый ответ, если кто когда и заводил разговоры о женской половине человечества.
Оставив позади все былые переживания недалёкой юности, Фредерик решил в ближайшее время посвятить себя исключительно путешествиям, и те занимали его, окуная не только в скучные будни, но и в яркие приключения, как случилось и в этот день...

Фредерик сразу отказался от предложения испанки отправиться далее вместе, но переводчик с их судна, услышавший всё, рассказал, что те зовут посетить Каир и повидать пирамиды. Решив, что это одна из тех самых возможностей, когда хоть в раз в жизни можно полюбоваться чудом света, Фредерик согласился, распрощавшись с моряками и капитаном голландского судна, на котором прибыл.
Вместе с ним за влюблённой парой последовали переводчик, ботаник, астроном и географ, так же путешествующие вместе ещё с берегов Нидерландов...

2

Глава 2

С небольшой группой путешественников их маленькой экспедиции Фредерик вскоре покидал Александрию на небольшом корабле по каналу Махмуди к Нилу. Стояла полнейшая тишина как пока среди путешествующих, так и в природе. Горизонт сливался с пустыней так, что, казалось, той нет конца.
Лучи солнца при восходе и закате сливались с горизонтом, будто нет границ ничему: всё едино. Словно и жизнь здесь сливалась со смертью, но не пугая, а восхищая...
Через два дня судно достигло Каира — столицы Египта. Фредерик сразу, как только вышли на улицы города, залюбовался невиданной красотой. Неповторимой казалась яркая зелень садов рядом. Минареты многочисленных мечетей грациозно возвышались, будто стояли там вечно, а построены были самим богом.

Улицы накрыты от солнца то полотнами, то деревянными навесами, а под ними встречались резные балконы с кружевами тонких решёток. Лишь испанка с египтянином так и звали за собою, пробуждая идти дальше.
Проехав верхом на нанятых лошадях через улицы и рынки Каира, все въехали в сады, а там – на равнину, к старому Каиру. Закупив хлеба и свечей, отправились к реке Нил, где пришлось оставить коней и продолжить путь в перевозной лодке с парусом.
Нил оказался рекой не широкой, но мощной. На высоких берегах его виднелись селения. Проплыв чуть дальше, на расстоянии пяти вёрст от реки встретились пирамиды...
Тогда все на миг остановились. Египтянин через переводчика указал на одну из пирамид и сказал, что самая великая – пирамида Хеопса, а другая – Хефрена. Остановившись перед ними и задрав головы, все ещё довольно долго разглядывали пирамиды и прогуливались вокруг.
Фредерик не участвовал в обсуждениях или высказываниях своих эмоций. До того он был потрясён происходящим и увиденным, что слов пока не находил. Он чувствовал лишь восхищение, жалость к тем древним египтянам, которые рисковали жизнью, умирали, но строили данные сооружения, лишь бы удовлетворить фараона. Множество мыслей и картин предстало перед глазами Фредерика, но он молчал.
Взявший его за руку египтянин позвал осторожно за собой вместе с переводчиком подняться на пирамиду Хеопса, пока остальные были заняты прогулкой внизу. Там, на высоте 800 футов, открылся обширный вид на равнину, где узкой полоской протекает река Нил. Рядом виднелись рощи и селения, а так же величественные новый и старый Каир, радующие разноцветьем красок.

Пока остальные путешественники поднимались на пирамиду, чтобы полюбоваться живописным видом, египтянин со странным сожалением взглянул на переводчика и протянул Фредерику свёрток.
– Что это? – спросил на английском Фредерик, но египтянин только ткнул пальцем на бумагу, а потом ему в грудь, показывая, чтоб спрятал.
После этого египтянин что-то стал объяснять переводчику, и тот тут же переводил, что данный свёрток — подарок за спасение испанки. Открыв такой подарок, Фредерик увидел план некоторого здания, где в подвале закопан ящик, а в нём нарисованы монеты. Понимая, что это нешуточная карта, Фредерик почувствовал себя крайне неудобно.
Далее переводчик тихо пересказывал рассказ египтянина, как испанку похитили, искали у неё какой-то медальон, но не нашли. И по воле случая испанке удалось бежать при нападении пиратов на голландское судно, выкрав при том и данный свёрток.

– Я не хочу никакие деньги, – усмехнулся Фредерик и протянул «подарок» обратно египтянину.
Египтянин же попросил переводчика уйти. Тот послушно оставил их. Он начал спускаться вниз, но постоянно оглядывался, видимо заинтересовавшись историей, пока египтянин приблизился к уху Фредерика:
– Пе-тер-бург, – прошептал он. – Гебгардт...
Весь день Фредерика не покидали мысли про полученный подарок, про странность истории с испанкой, но про свёрток пока никому ничего не говорил. Чувствуя на себе заинтересованность переводчика, который обращал частое внимание на него и будто искал местоположение свёртка, Фредерик надеялся избавиться и от «подарка», и от подобного внимания.
Спустившись с пирамиды, все обошли вокруг и остановились у её входа. Там на камнях в стене на разных языках были надписи, которые оставили предыдущие странники, как рассказал через переводчика египтянин. Услышав о таком, Фредерик тут же достал из сапога нож и начертал на свободном месте своё имя...
– Может быть, так поступать было не столь красиво... Это святое место, – прошептал ему переводчик, но Фредерик сделал вид, будто не услышал, отправившись следом за остальными и египтянином внутрь пирамиды.
Камни, что снаружи, что внутри, как сразу заметил Фредерик, были настолько искусно сложены, гладки, что казалось, будто сделано всё из единой какой горы и никогда не сможет разрушиться.
Спуск вниз показался похожим на спуск в погреб, потом стали подниматься наверх по извилистым проходам и камням прямо к покоям с камерами из мрамора. Пока египтянин рассказывал, а переводчик переводил, слышно было вдвое, а то и втрое раз громче из-за эха...

3

Глава 3

Вскоре экспедиция продолжилась вновь по реке Нил, на берегу которой встретили лежащих с открытой пастью крокодилов, а недалеко от них – арабов, что тащили бечевою барку. Оглянувшись на раздавшиеся их крики и выстрелы, все увидели, как один из арабов то появляется в воде, то исчезает в ней...
– Здесь невозможно выжить, – высказался на голландском поражённый переводчик, на что Фредерик лишь усмехнулся, а получив в ответ строгий взгляд, так ничего и не сказал, хотя и хотел.
В то время окровавленная фереде*(часть одежды, которой в несколько раз обвёртывали нижнюю часть тела) тащилась за вновь показавшимся в воде арабом. Он кричал и всё дальше удалялся от берега. Фредерик скорее бросил ему верёвку, и тот кое-как доплыл до их судна. Араба подняли на борт, тут же стали осматривать, чтобы оказать первую помощь, но он отнекивался и отказывался как мог.
Выслушав всё, что араб говорил, переводчик рассказал, что того больше интересует повреждённая одежда, нежели то, что крокодил откусил ему на ноге три пальца. А насчёт помощи араб уверил, что ему просто надо вернуться в деревню, где знахарь всё сделает что надо...
– Да, жизнь везде нелёгкая... На берегу львы, а в воде крокодилы, – прошептал вновь взглянувшему на него переводчику Фредерик.
– Что вы хотите сказать? – поразился тот, но Фредерик отошёл в сторону, еле сдерживая улыбку.
На обратном пути, по возвращению вновь в Каир, путешественников пригласили прокатиться на верблюдах по пустыне. Фредерик был несказанно рад. Та цель, ради которой он в последние годы путешествует, вновь была достигнута: изучить, прочувствовать как можно больше те страны, которые посетил.

Здесь-то и познал Фредерик, что такое настоящая пустыня. То было ужасом наяву... Ужасом смерти, разрушения... Ни единой души, ни насекомого какого, ни травинки. Всё казалось исчезнувшим в небытие, будто больше нет той земли, которую знал...
– О Господи,... я хочу хотя бы траву увидеть! – прошептал Фредерик после двух дней пути.
Казалось, передвигаешься на уставших верблюдах по погибшей земле, где случился некогда невероятной силы песочный шторм. Он накрыл абсолютно всё, а эти горы, занесённые песком, напоминают могилы. Заполненная такими холмами равнина была похожа на кладбище. Это было всё, что Фредерик пока ощущал.

Он сидел на одном из верблюдов, следуя за своими спутниками. Они шли так по двенадцать часов в сутки, страдая от жажды, жары и самума. Самум — то ветер пустынь: хамсин, как называют арабы. Дует такой ветер с юга или юго-востока на протяжении пяти весенних дней. Когда же такой ветер настигает караван, то и вода в кожаных мешках от подобной жары и пониженной влажности высыхает.
Только и получалось запасаться водой и утолить жажду на горько-солёных источниках, а вода та, как запомнил Фредерик, настолько была грязна и противна, что совершенно не помогала спастись от подобного мучения перейти пустыню.

Через неделю путешественники вновь дошли до Нила, а там, на барках, и в Каир. На любезное приглашение египтянина с испанкой остаться погостить у него дома, Фредерик согласился сразу. Желание отвязаться от подозрительного внимания переводчика было сильнее желания продолжать свой путь путешественника.
Потянувшиеся дни ознакомления с египетской культурой, жизнью и даже заучивания некоторых арабских слов увлекало Фредерика и украшало дни, пока в одну из ночей к его постели, а то были просто деревянные подстилки без белья, не подошла испанка.
Теперь он знал её имя, знал, как она весела и добродушна, но, увидев свет взгляда, вновь полного страстным желанием окунуть его в море ласк, Фредерик насторожился.
– Летисия? – вымолвил он, но испанка развязала накидку, в которой пришла, и та сползла на пол...
Нагая, разгорячённая... она опустилась и привлекла его к себе. Фредерик подчинился, словно заворожённый. Он принялся покрывать лицо, грудь её всё более и более жаркими поцелуями, сжимать извивающееся от наслаждения её тело в крепких руках и совершенно не заметил, как рядом уже стоял наполненный яростью египтянин:
– Kefaya aleikom awy kedah hob el nahardah!** (Достаточно любви на сегодня!)
Этот выкрик из души, хриплый,... грозный... помнился Фредерику ещё долго. Он тогда сразу поспешил оставить Египет как можно скорее и вскоре, на первом же корабле, уже удалялся вновь в море...

* – фереде – часть одежды, которой в несколько раз обвёртывали нижнюю часть тела.
** – на египетском арабском.

4

Глава 4

Это жизнь:
Родился, чтобы быть,
Кого-то полюбить,
Счастливым слыть
И доброе не забыть.

Это жизнь:
И обману надо быть,
И правде надо жить,
Что хочешь – получить,
К чему-то остыть.

Это жизнь моя,
И я хочу её прожить,
Чтобы счастье получать и дарить,
Чтобы худое отпустить
И судьбу благодарить.

Видеоклип в блоге или в Ютубе - Тирен

Корабль, на котором теперь находился Фредерик, плыл подле Африканского берега и вскоре вошёл в пролив, ширина которого была лишь двенадцать морских миль. И даже в тумане было видно, что в некоторых местах он был даже не шире семи. Восходящее солнце постепенно рассеяло туман. Показались высокие горы на обеих берегах: Испании и Африки.
Прозрачные испарения облаков медленно исчезали, разносимые ветром, и рисовали напоследок бесчисленные образы, фигуры, а на горах задерживались, венчая вершины белыми кудрями...
Вскоре показалась и гора, похожая на обезьяну. То была гора Ачо или, как раньше называли, — Абила. Она возвышалась белой головой, а течение и ветер быстро несли корабль мимо, и уже в час пополудни якорь был брошен между мысом Карнеро и горою Гибралтара.
Когда на берегу Испании, в городе Тарифа, была совершена остановка, Фредерик остался там ещё на пару лет заниматься изучением Испании, её языка и традиций. Нет, он не надеялся встретить здесь где-то Летисию. Уехал и забыл, как забыл временно и про полученные «подарки». Он снимал комнату у одного небогатого торговца, но революционные волнения вокруг всё больше и больше мешали наслаждаться своим временем, жизнью.
Так, когда прибыл к берегу русский корабль, он напросился плыть дальше с ними до следующей остановки, как и путешествовал до этого.
Русские всегда восхищали его и не только потому, что у родного отца были русские друзья, но и сам уже не в первый раз убеждался в широте души русских, их желании прийти на помощь и в том самом патриотизме, которому завидуют остальные страны.
Общаясь с моряками этого корабля, Фредерик чувствовал себя как дома. Они часто отдыхали вместе то на берегу Испании, то в кают-компании, где одни играли в лото, бостон или шахматы, другие — читали либо заботились приготовлением чая.
Кают-компания напоминала гостиную. Там был камин, столики, диваны, зеркала. Так, когда снова прогудели в половине шестого к отдыху, все вновь собрались именно там. Фредерик помог развести огонь в камине, сел напротив и закурил трубку.
– Эх, дружище, надобно тебе и наши края изучить поболее, – придвинул стул и сел рядом один из моряков.
– Да, с твоим знанием русского будет проще, чем в Египте! – поддержал лейтенант, сидевший за столиком возле и налил себе пунша. – Всегда восхищаюсь людьми, знающими столько языков.
– Арабский мне выучить не удалось пока что. Времени не было, – улыбнулся Фредерик, любуясь алым пламенем в камине. – Но вы правы, господа, русский я знаю лучше других! Всё, благодаря отцу.
– Жизнь коротка, чтобы изучить всё, – поддержал его один из гардемаринов, и все дружно подняли очередной тост:
– Виват, жизнь!
– Виват! – улыбался и лейтенант, допив свой пунш.
В тот вечер Фредерик с тем лейтенантом разговорились. Разговоры о России, впечатления, похожие мысли позволили им познакомиться поближе и снова убедиться, что мир мал. Молодой лейтенант, как оказалось, знаком с другом его отца, и далее их беседа оказалась ещё более открытой...

Так поступило предложение остаться на русском корабле, чтобы отправиться в Россию, и Фредерик сразу согласился, радуясь предстоящим событиям. Он уже забрал вещи от испанца, у которого жил, попрощался с ним и стоял у лодки с русскими моряками, чтобы отправиться в путь.
Там временем его вдруг окликнул женский голос. Она позвала его по имени, и Фредерик оглянулся. Не веря своим глазам, он смотрел на ту самую испанку, на Летисию, из-за которой пришлось бежать из Египта, пока ярость её любовника не возросла. Но прошло два года... Как так?
Взглянув на неё с вопросом, Фредерик медленно подошёл. Летисия не медлила. Она сразу достала из рукава свёрток. Всё происходящее в Египте Фредерику вмиг вспомнилось: и как спасли Летисию от пиратов, и как похожий свёрток подарил ему её благодарный любовник, и как Летисия в последнюю ночь победила соблазном...

– Это уж слишком, – усмехнулся на испанском Фредерик, не собираясь принимать опять подобный подарок, но Летисия всунула свёрток ему в руки.
– Любовь так коротка, а забывается долго, – прослезилась она и поспешила уйти.
– Подожди! – крикнул ей вслед Фредерик, но Летисия убежала.
Броситься за нею следом и хотелось, и нет, но Фредерик просто сделал шаг и остановился. Он открыл свёрток. Да, это был тот самый план некоторого здания в Петербурге, как когда-то сказал любовник Летисии. И там было приписано Гебгардт... Вздёрнув бровью, Фредерик спрятал бумагу на груди...

5

Глава 5

Покидая Испанию, русский корабль отправлялся в путь домой. Их провожали и сами испанцы, с которыми за это время успели познакомиться. Они благодарили русских за прекрасное общение и были рады, что узнали побольше о новостях из Европы, поскольку, пока газеты доходят до этих мест, новости уже устарели.
Таким образом, как стал объяснять капитан порта, местные газеты выдумывают своё, как случилось и с этим русским кораблём: «Сюда прибыл российский фрегат, которого назначение неизвестно; офицеры на вопросы отвечают таинственно и двусмысленно, что даёт причину полагать в этой экспедиции какое-нибудь скрытное и важное намерение...»
Но более неспокойно стало на душе, когда отплыли, когда синяя полоса берегов стала исчезать, а оттуда послышались выкрики и выстрелы.
– Это революционеры, – встал на борту рядом с Фредериком лейтенант и протянул ему подзорную трубу.
Глядя на свершающийся над революционерами расстрел, Фредерик тут же вернул трубу:
– Ужас какой... Это, полагаю, лишь начало.
– Да, мой друг, – кивнул лейтенант. – Боюсь, весь мир заболеет... Похоже на эпидемию.
– Я с вами, пожалуй, соглашусь, – вздохнул тяжело Фредерик.
Лейтенант же, сложив на груди руки, будто от холода, еле слышно рассказал стихотворение:

Всё, что знавал, всё, что любил,
Я невозвратно схоронил,
И в области весёлой дня
Никто уж не жил для меня!
Без места на пиру земном,
Я… лишний гость на нём.*

– Близко мне и до боли знакомо, – подивился Фредерик.
– Это перевод Байрона, – улыбнулся лейтенант. – Перевёл наш дорогой Василий Андреевич Жуковский. Как будете в Петербурге, я вас с ним познакомлю!

– Буду рад узнать побольше интересных людей, – с восторгом сказал Фредерик. – А так же и угостить вас в благодарность за такое гостеприимство. А что за общество, в котором вы состоите, как я слышал. Нечто занимательное?
– Не откажусь от угощения, – улыбался довольный лейтенант. – А про общество... Боюсь, мой друг, сие собрание будет не для вас. Изменить что нам, может, вряд ли удастся. Я не так позитивен, как многие там,... однако надежду не теряю.
– Надеюсь, кровавой бойни не будет, – постарался пошутить Фредерик, но его собеседник всё понимал:
– Мы пытаемся такого не допустить, но как знать, как всё обернётся. Не все так спокойны, и не каждый хочет мирно действовать. Взгляды у каждого свои да рвения... Поживём, увидим!
Вдруг почувствовав, как что-то внутри с тревогой сжалось, Фредерик коснулся груди, на которой под одеждой висел тот самый медальон, подаренный в Египте Летисией. Вспомнив вдруг и про свёрток, он задумался обо всём: зачем революции, зачем деньги, почему он этот свёрток и медальон так до сих пор хранит, не выбросив, не уничтожив, как хотелось бы...
Отвлёкшийся вновь на другие беседы, на течение повторяющихся дней, Фредерик вновь позабыл о «подарках». Вспоминал он часто лишь о том, как когда-то уже был в России, как встречал друзей отца и видел чистую, настоящую любовь, о которой стал сразу мечтать и сам**. Только понимая, что не каждому судьба уготовила подобную благодать, Фредерик всё же отказался от идеи кинуться на поиски какой любви.
Желание посетить Россию у него не наблюдалось довольно долго, пока путешествовал и видел иные страны до этого самого момента. Теперь же Фредерик вновь находился среди русских, и те очаровали, разбудили желание познакомиться с этой страной ближе...
Несмотря на предчувствия неизбежности того, что революционные настроения захватили и мир, и души людей, он ждал новой встречи с Россией. Пролетевшее время радовало всё больше и больше. Показавшийся Кронштадт приветствовал выстрелами и флагами кораблей.

Сразу видна была жизнь, красота её и душевность. Отблагодарив за гостеприимство команду корабля, на котором прибыл, Фредерик поспешил скорее на берег, а там и отправиться в сам Петербург...

* – Отрывок из «Шильонского узника» Байрона в переводе В. А. Жуковского под названием «Взгляд узника на небо», был напечатан в альманахе «Новые Аониды», 1823 год.
** – «Лилия из снов», Татьяна Ренсинк

6

Глава 6

– Рад, мой друг, что мы так скоро встретились, – покинув трактир и прогуливаясь по улочкам Петербурга, шёл Фредерик рядом с лейтенантом, на корабле которого прибыл в Россию.
Было лето 1824 года. Погода радовала. Жизнь продолжалась, а желание узнать больше о том свёртке, который достался от Летисии, росло с каждым днём. Как бы разум ни требовал забыть и избавиться от странного плана здания, по которому можно было бы дойти до некоторого спрятанного кем-то клада, от тех двух слов, которые египтянин тогда прошептал: Петербург и Гебгардт, – жажда отыскать то место у Фредерика увеличивалась...
– Так тебе удалось снять ту квартиру на набережной? – поинтересовался лейтенант.
– Да, Николай, однако, не то меня беспокоит. Я уж несколько дней мучаюсь мыслею найти одно здание, – хихикнул Фредерик. – Возможно, и Гебгардт...
– Гебгардт? – удивился Николай.
С этими словами он с заинтересованностью взглянул и остановился, приняв из рук Фредерика бумагу с рисунком. Некоторое время разглядывал его, а потом заулыбался:
– Да, без сомнения! Это будто план театра. Я покажу какого. Идём, – позвал лейтенант за собой, и вскоре они уже уезжали в городском экипаже.
Выйдя на углу Миллионной улицы у Дворцовой площади, Фредерик восхитился вновь красотою Петербурга:
– Удивлён и восхищён! Улицы у вас настолько огромны, площади, набережные, широкие каналы, а число дворцов просто поражает! И всё это стоит там, где простирались лишь смрадные болота. Сказочный город...
– Благодарю, мой друг, за столь тёплое описание, – улыбнулся Николай и указал на дом перед ними. – А вот здесь я бывал некогда, дабы посмотреть, как репетирует немецкий театр. Этого-то здания план и достался тебе. Здесь живут и Гебгардт, как ты сказал.
– Невероятно, – продолжал удивляться Фредерик. – Судьба так быстро ведёт меня сюда. Не без моего любопытства, конечно же.
– Видать, так надо, – улыбался лейтенант.
В тот самый момент, как он хотел продолжить речь, перед ними вырисовались четверо мужчин, одетых в бедные одежды. Они смотрели из-под драных шляп злыми взглядами, пока один из них, по виду будто главарь сей «шайки», не наставил припрятанный за пазухой пистоль:
– Бумагу, – прохрипел он, глядя на Фредерика, но тот лишь засмеялся.
– Не шучу, – спокойно продолжал главарь, стараясь наставлять пистоль так, чтобы его видели лишь Фредерик со спутником, но не проходящие мимо.
– Какую бумагу, господа? – удивился Николай, сохраняя спокойствие. – У нас совершенно ничего с собою не взято.
– А мы это проверим, – кивнул стоящий рядом с главарём, но и им всем, и Фредерику с лейтенантом пришлось на некоторое время замолчать, застыть на месте, поскольку выбежавшая из здания светловолосая, с золотыми волнистыми кудрями девушка радостно воскликнула приближающейся роскошной барышне:
– Оделия! Как я ждала! Ты выздоровела!

– Вера, милая моя, ты всё же согласилась на эту роль! Я так рада! – отозвалась та. – Не удастся мне пока выйти на сцену. Вот ты и заменишь меня.
Подруги крепко обнялись, и Вера взволнованно продолжала говорить что-то, уводя Оделию в здание. Фредерик заметил разницу между девушками. Оделия казалась какой аристократкой даже, хотя и ясно было, что являлась актрисой, а Вера... Одета была в простое платье, но нескольких веков назад. Волосы Веры были практически распущены, спадали с плеч до пояса роскошными вьющимися волнами... Так она напомнила одну особу, которую Фредерик знал, пусть и была та рыжеволосой...
– Варя? – вырвалось еле слышно из уст Фредерика, следившего за ними, и главарь, наставлявший до этого на него пистоль, в одно мгновение схватил Веру и приставил пистоль к её шее.
Оделия так же оказалась схваченная руками злодеев и не смела ни вскрикнуть, ни пошевелиться. Только вытаращила глаза, в ужасе наблюдая за происходящим...
– Бумагу, – прозвучал хриплый голос главаря, уставившегося на поражённого Фредерика.
Тот без промедления вынул из кармана сложенный в несколько раз лист плана здания и протянул. Довольный свершившимся главарь выхватил бумагу и толкнул Веру в сторону Фредерика. Тот только успел схватить её осторожнее, как мог, чтобы не ушиблась или не упала.
Освобождённые девушки и Фредерик с другом остались в считаные секунды наедине...
– Простите, – ответил Фредерик на вопросительные взгляды девушек, но они, медленно отступая, бросились бежать в здание театра.
– Варя? – с удивлением взглянул Николай и заулыбался. – Да у тебя уже и барышня здесь есть? Быстрый же ты! Только звать её, будто Вера, а не Варя.

– Нет, – сразу оправдался Фредерик. – Имя послышалось знакомое, и всё. Теперь вина на мне лежит, что девушки в такую опасность попали, – взглянул он на двери, за которыми Оделия с Верой скрылись.
– К счастью, или нет, но, может, именно они и помогут дальше. Ты план помнишь? – поинтересовался друг.
– Ох Николя, дружище, думаю, если в театр сей проберусь, а тем более в его подвалы, то дело останется за небольшим представлением, – бодро ответил Фредерик и засмеялся вместе с другом.
– Одно настораживает, – чуть успокоившись, сказал Николай и вздохнул. – Видать, охотников до этого ящика хватает да дело сие куда более серьёзно.
– В этом и я уж уверился, ты прав, – взглянул Фредерик на дом немецкого театра...

7

Глава 7

– Ой, Верочка, как нет больше Софи, так и выступать нет ни сил, ни настроения. Прошу, продолжай репетиции, сыграй эту роль за меня, – устало говорила Оделия и вдруг заплакала. – Все так любили Софи. Тем более Валерьян, к которому и моё сердце оказалось неравнодушным. Так случилось, дружили мы все, и была Софи мне, словно сестра...
Тихие голоса подруг доносились эхом до приближающихся по коридору Фредерика и Николая. Здесь было темно и тихо. Казалось, всё вокруг во власти царствующей ночи, если бы ни беседа девушек.
Приблизившись к полуоткрытой двери, откуда и было всё слышно, друзья стали подсматривать в щель...
– Ей всего-то было шестнадцать, – вытирая слёзы платочком, всхлипнула Оделия.
– Дорогая моя, – погладила её по ручке Вера. – Софья Дмитриевна* теперь в лучшем мире, поверь.
– Несвершившаяся судьба принцессы, – крепко обняв подругу, зарыдала Оделия.
– Давай, может, дождёмся... Приедут гости из Италии, так и нам выступать не придётся? Всё же я не так хороша, да и не актриса вовсе, а ты... Тебя так любят, так ждут на сцене... Не опускай рук, молю...
– Может, не будем их беспокоить? – прошептал Николай Фредерику, но тот пожал плечами:
– Боюсь, без них мы не найдём место, где хранят старые костюмы. А ведь там и есть стена, за которой ящик должен быть.
Согласившись с ним, Николай выпрямился и собрался постучать в дверь, но та сразу открылась. На порог, будто не удивлённая, а знающая, что их подслушивали, вышла Оделия:
– Как посмели вы, господа, пробраться сюда да ещё и ночью?! Вас сторож не увидел или вы причинили ему какую неприятность?
– Сколько гордости... наигранной, – растерялся Николай и тут же извинился. – Простите, что так получилось, но посоветовать приходится обзавестись лучшей охраной.
Оделия лишь усмехнулась, указав при этом рукой на выход.
– Мы ищем один ящик, – сказал напрямую Фредерик.
– Какой ещё ящик? Он ваш разве?! – поразилась Оделия. – Мы не храним чужих вещей.
– Мы?! Простите, неужели этот театр принадлежит вам? – улыбнулся с неловкостью Николай.
– Да, мне и мои родным. Так что попрошу вас мирно уйти и впредь не вламываться сюда, – строго выговаривала Оделия, совсем будто позабыв о своих недавних слезах.
– Разрешите, – достав медальон на груди, показал его Фредерик. – Да, я ищу свой ящик.
Он произнёс слова так, словно струна голоса вздрогнула от коснувшейся лжи. Было ясно, что соврал, но ни Оделия, ни стоящая позади Вера не подали вида.
Взглянув на медальон, Оделия вдруг остановилась на рисунке. Всматриваясь и о чём-то то ли думая, то ли вспоминая, она насторожилась:
– Кто вы? Откуда?
– Путешественник, – убрал Фредерик медальон обратно под одежду. – Так где же мой ящик?

– Вы так уверены, что я знаю, о чём вы говорите?! – удивилась Оделия и усмехнулась. – Рисунок на медальоне знакомым показался. А вот ящиков не видела никаких посторонних.
– Прошу простить, если есть возможность начать беседу сначала, ведь мы не представились, – решил исправить ситуацию Николай, но Оделия была неприступная:
– Прошу уйти, господа!
Решив не вызывать большей неприязни и не напрашиваться на скандал, друзья послушно ушли. Выйдя на улицу, они взглянули на окна той комнаты, где горел свет, где девушки так и оставались пока друг с дружкой...
– Ты думаешь то же, что и я? – с интригой спросил Николай.
– Да, мой друг, боюсь, рискну познакомиться с ними поближе, – еле сдерживал улыбку Фредерик. – Заинтригован я уж настолько теперь, что пути назад искать даже и не хочется!
– Разреши попутешествовать на этот раз с тобой? – засмеялся Николай, и друг подхватил его смех, совершенно согласный на предстоящее приключение.
И приключение началось следующим же утром, когда прибыли вновь сюда, но девушек уже дома не было, а находящаяся там пожилая женщина сказала, что Оделия с Верой отбыли в деревню на празднество...

* – 23 июня 1824 года умерла дочь императора Софья Дмитриевна Нарышкина (Софи).

8

Глава 8

Ах, не будите меня, молоду,
Рано, рано поутру,
Разбудите молоду
На солнечном восходу,
Когда солнушко взойдёт,
Пастушок в лужок пойдёт;
Пастух выдет на лужок,
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играет,
Выговаривает:
-Выгоняйте вы скотину
На широкую долину,
На зелёненький лужок.
Гонят бабы,
Гонят девки,
Гонят малые ребята
И старые старики:
Ребятишки впереди,
Молодушки в середи,
А девушки позади.
Не догнавши на лужку
Становились во кружку.
Одна девка весела,
Во кругу плясать пошла,
Сама пляшет, рукой машет,
Пастуха к себе манит:
-Пастух, пастух, пастушок,
Пастух, миленький дружок!
Ты скотинушку паси,
Ночевать ко мне ходи.
Пастух ночку ночевал,
Он овечку потерял;
На другую ночевал,
Он коровку потерял;
А на третью ночевал -
И все стадо растерял.
Кабы знала молода,
Не манила б пастуха.*

Среди ярких костров люди деревни собрались в ту ночь вместе. Устроив пиршество, они пели. То был праздник апостолов Петра и Павла. В тот день все храмы и жилища были приведены в порядок, а на полях трудились усерднее обычного, чтобы, как верили, урожай был богатым. С вечера же и до самого утра люди выходили гулять в поле и караулить солнце, тем самым отгоняя злые силы.
Теперь ночью все собрались на поляне у костров, чтобы праздновать, встретить восход. Восхищаясь таким гуляньем, которое называли в народе Петровкой, Фредерик сидел у одного из костров вместе с Николаем.
Они, переодевшись в крестьян, прибыли следом за Оделией и Верой. Девушек заранее выследили и поняли уже в деревне, что те решили отметить сей праздник здесь, у общих друзей...
– Я постараюсь по-доброму поговорить с госпожой Оделией, – сказал тихонько Николай, наблюдая вместе с Фредериком за ней и Верой.

Девушки водили хоровод с деревенской молодёжью вокруг самого большого костра и подпевали. Они ничем не отличались от остальных. Такие же нарядные в белых с вышитыми красными цветами сарафанах. В таких же цветочных венках на голове и с длинными косами, спускающимися к алому поясу.
– Думаешь, Оделия поможет да пропустят нас вновь в театр? – удивился Фредерик и улыбнулся, кивнув в сторону ничего не подозревающих девушек. – Я же поговорю с Верой.
– Имя не перепутай. Варей своей не назови, – хихикнул Николай и засмеялся дружно с ним.
Как только некоторые из молодёжи стали покидать хоровод и идти то гулять в поле, то к столам с кушаньями, друзья поднялись. Николай тут же подошёл к Оделии:
– Доброй ночи, красавица!
– Доброй, – с удивлением взглянула она. – Не знала, что вы из деревни!
– И не могли знать, – улыбался он. – Откровенно хочется поговорить.
– Что ж, вижу, выбора у меня мало, хотя ужасно хочется избавиться от вас.

– Вам знаком медальон моего друга, и это уж не скрывайте. Вам и без разговоров известна причина нашего появления, верно? – перебил её речь ставший более серьёзным Николай.
– Да, известно. Только где тот ящик я так и не знаю. Отец ещё не вернулся, – сразу стала оправдываться Оделия, предчувствуя что-то неприятное и желая от этого избавиться. – Такой медальон видела лишь у отца да рисунок такой же был и на одном ящике.
– Давно ваш отец уехал? – удивился Николай, следуя за нею к реке, что серебристой гладью отражала огни костров и луну.
– Давно, – вздохнула Оделия...

* – народная песня из сборника песен 1814 года.

9

Глава 9

После весёлого пения в хороводе Вера сидела чуть в стороне от костра и веселившейся деревенской молодёжи. Она то смотрела мечтательно на поле рядом, то улыбалась подмигивающим с неба звёздам. Казалось, жизнь радужная и сказочная...
– Мечтаете? – с улыбкой сел возле Фредерик.
– Нет, – не взглянула Вера, всё так же улыбаясь звёздам, и прошептала. – Загадываю.
– О чём? – зачарованно разглядывая её невероятно красивые черты лица, которые в свете от недалёкого костра и такой нежной ночи казались ангельскими.
– О мире, любви вечной да чтобы чудеса добрые сбылись, чтобы милого повстречать, понравиться ему навсегда и жить, как в сказке.
Фредерик выдержал паузу, осознавая услышанное, понимая, что перед ним сейчас девушка, полная светлых надежд... Девушка, душа которой не была ещё ранена настолько, чтобы спуститься с розовых облаков мечтаний в суровость жизни...

– Музыка, цветы, любовь вечная? – вопросил он. – Правда, вы юны, всё так и должно быть.

– Да, – чуть смутившись, Вера медленно перевела свой взгляд с небес на Фредерика. – А сколько вам лет?

– Двадцать девять. Уже старею, - кратко посмеялся Фредерик. – А в такую волшебную ночь, в такой красивый праздник мечтаемое может сбыться, – кивнул он, несмело убрав с её лица травинки от венка, который покрывал роскошью луговых цветов голову.
– Вы не из этой деревни, – улыбалась Вера.
– Акцент?... От него мне не избавиться, – в ответ улыбался Фредерик.
– Нет, – хихикнула Вера. – Я просто знаю всех из этой деревни.
– Вы выросли здесь, – понял Фредерик.
– Да, а кто вы? – удивлялась Вера и будто восхищалась.
– Фредерик, можно Фёдор, как меня называли некоторые из русских моряков, – вспоминал он приятное плавание от Средиземного моря к берегам Кронштадта на российском корабле.

– Фредерик, – нежно произнесла Вера. – Как же вы в деревню нашу попали?!
– Мечта привела, – только и успел он прошептать, как их окружила молодёжь и, уговаривая принять участие в празднестве, повела его к поляне у большого костра.
Вера с заинтересованностью и радостью за Фредерика следовала тоже туда, но наблюдать за всем происходящим встала у одной из берёз. Она облокотилась на её ствол и с улыбкой встречала взгляды Фредерика, часто обращающиеся к ней.
Он, совершенно случайно оказавшийся участником игры, был не менее рад происходящему, как путешественник и исследователь традиций. Игра же сразу стала понятна ему, когда на украшенные цветами и лентами два больших колеса посадили его и, как стало видно, давно выбранную женщину. Она была одета под невесту. Фредерик же был выбран женихом.
Так стали обыгрываться все брачные обряды от помолвки до венчания, что явно увлекало, приятно удивляло Фредерика. Вера с наслаждением следила за происходящим и любовалась им: человеком, как видела, с чистой душой, открытым, добрым и... красивым...
– Путешественник, – встала рядом с ней Оделия.
– Что ты говоришь? О ком? – улыбалась Вера, вновь вернув взгляд к Фредерику в роли «жениха».
– Да о нём. Неужто не узнала его? Это он со своим другом к нам вечером пробрались в поисках какого-то ящика, – напомнила Оделия, и подруга тут же вспомнила:
– Ах, а я думала, откуда лицо его мне кажется знакомым. В темноте и не вспомнила.
– Вон, и его друг здесь, – указала взглядом Оделия в сторону, где стоял Николай и с нескрываемым наслаждением наблюдал за празднеством. – Поговорили мы с ним и решили что-то. Только эту тайну надо будет хранить... Поможешь?
– Помочь? – стала серьёзнее Вера. – Ты же знаешь, что я всегда помогаю всем, чем могу. Даже не спрашивай!
– Верочка, милая, я, оказывается, в опасности, как, впрочем, и ты, поскольку живёшь с нами, – шептала Оделия. – Отец некогда упрятал краденый ящик с добром у нас в подвале, а за ящиком этим охота идёт. Кто-то карту нарисовал, где ящик находится. Карту ту у Николая с Фредериком выкрали, когда на нас напали у дома, помнишь?

– Да, – шокировано смотрела в ответ та и слушала далее.
– Чует моё сердце, что в опасности папенька. Может, заставили его рассказать, где спрятал добро. Может, он в руках злодеев. Уж мысли всякие во мне теперь. Его ж долго нет... Будто пропал.
– Какой ужас! – поразилась Вера. – Стоит тот ящик отыскать, но как же, коли карту выкрали?
– Нам надо поутру возвращаться, – задумчиво произнесла Оделия. – Николай рассказал, что позаботился об охране нашего дома, пока нас нет, что там, мол, его хорошие друзья стерегут да не дадут никому проникнуть, но всё же, боюсь, неприятности будут...

10

Глава 10

Наступившее утро радовало восходящим солнцем собравшихся в ту ночь на празднестве Петра и Павла в деревне. Заканчивая игру в свадьбу, женихом в которой выпала честь поучаствовать Фредерику, «невеста» распустила косу, сняла верхний сарафан и побежала по деревне в белой сорочке.
За нею гоняться стали все парни, как и положено в продолжении игры. Девушки танцевали, хлопали в ладоши, пели и свистели. Посвящая эту игру солнцу, что дарит жизнь, тепло, урожай, все стали возвращаться на общую поляну и делиться восторженными впечатлениями.
Глубоко вздохнув и отдалившись на качели, тоже украшенные цветами, Вера села на них покачаться и совсем не заметила, как позади встал Фредерик. Он ещё некоторое время любовался ею: как она чуть покачивалась, как лёгкий ветерок играл в волосах и складках сарафана, а утренние лучи солнца ласково касались её лица...
Осмелев и сделав шаг, Фредерик слегка подтолкнул качели, чтобы помочь Вере покататься выше, чуть быстрее.
– Вы?! – только и вымолвила она, обрадовавшись вновь встрече.
Смутилась Вера, но одаривала улыбкой наслаждения, отчего Фредерик лишь смелел, наполняясь желанием быть ещё ближе. Он приостановил качели и прошептал Вере на ушко:
– С праздником.
– Щекотно, – захихикала она, чуть сжавшись, а Фредерик тем временем захватил её губы в пламенный поцелуй.
И с неба будто посыпались нежные лепестки роз, а серебристость звёзд легла им в души, скрепляя прочным кружевом вместе, на века, навсегда...

Оторвавшись от губ Веры, Фредерик смотрел на её медленно открывающиеся глаза. Их взгляды встретились сразу, что-то рассказывая, лаская так, как никогда никто не делал...
– Почему? – невольно прослезилась Вера.
– Не знаю, – прошептал Фредерик, так и оставаясь стоять близко, что Вера не смела оторвать от него глаз.
– Вы... Так же нельзя, – наливались её глаза всё больше и больше слезами, что стало волновать Фредерика, и он чуть отступил:
– Нельзя?
– Я, нет... Я, – встала Вера с качелей и повернулась спиной. – Я так хранила... Мои мечты о другом...
– Простите, – чувствовал Фредерик себя виноватым в причинённой боли. – Я не знал... Это получилось само.
– Я мечтала подарить первый поцелуй лишь тому, с кем проведу всю жизнь, – повернулась Вера со взглядом, полным глубокой обиды.
Фредерик не знал пока, что ответить, как успокоить, жалея, что время не повернуть вспять.
– Мне жаль, но многие из мечтаний... не сбудутся, – вымолвил он и сразу об этом пожалел.
Взгляд обиженной Веры стал испуганным. Слёзы брызнули из глаз, а голос задрожал:
– Вы украли, – только и смогла вымолвить она.
– Я бы вернул, – нежно коснулся он её руки и поцеловал ладошку. – Только, боюсь, притом украду больше...
– Как это? – удивляясь Вера его речи и ласке, которые всё же действовали успокаивающе.
– Простите,... Вера, – нежно улыбнулся Фредерик. – Обещаю, не посмею красть ничего. Простите?
– Хорошо,... я прощаю, – всхлипнула она и постаралась улыбнуться.
– Обещаю, ваш избранник об этом случае не прознает, – прошептал Фредерик.
– Нет у меня никого, – опустила взгляд Вера и добавила, зная, что они были на виду у продолжающей гулять вокруг молодёжи. – Только, боюсь,... нас видели остальные.
– Остальные меня не интересуют. А ваши родные, мама, папа, здесь? – возвращаясь в реальность, вопросил Фредерик.

– Нет. Дядя здесь в деревне есть, и всё, – взглянула Вера в его глаза, и те налились той же грустью, что и у неё. – Судьба свела меня с Оделией... Сдружились, помогаю ей да театру во всём, а она с маменькой своей мне добром платят, теплом семейным.
– Нам пора, голубки, – хихикнула прибежавшая от очередного хоровода песен сама Оделия, а за нею и Николай:
– Лучше вернуться в город!
– Да, – вместе вымолвили Вера с Фредериком, при этом вновь встретившись робкими взглядами.
Их души просветлели вмиг, а на лицах появилась улыбка. Всё отчего-то казалось более радужным теперь и полным надежд на то, что вся жизнь будет улыбаться. О такой мечтаемой красочности, которая будет полна мира, любви и счастья, Фредерик читал в глазах Веры, а у самого душа странно сжималась,... приятная дрожь разливалась внутри...

11

Глава 11

Практически молчаливым было возвращение в город. Фредерик с Николаем не находили больше слов. Оделия и Вера, иногда обмениваясь взглядами, смотрели по сторонам. Каждый был где-то в своих мыслях, словно с законченным праздником закончилось всё остальное. Нет больше радости, нет жажды любви, счастья. Одна усталость и... пустота.
Повозкой, в которой они вместе ехали, управлял согласившийся помочь дядя Веры — Макар. Он, как стало Фредерику известно, всегда помогал её и её родителям во всём, чем мог. Уговаривал даже в деревне остаться, только Вера там жить отказывалась, но почему — не говорила. От этого у Фредерика было пока немного странное ощущение.
Когда же повозка остановилась у дома Оделии, все мысли сразу улетучились. Вечером на улице было уже пусто, как тихо и в доме, дверь которого была почему-то приоткрыта, но никого,... ничего...
– Неладно, – сказал Николай, когда Макар с повозкой уехал, а они ещё стояли на улице.
– Страшно мне, – молвила Оделия, уставившись на вход и не решаясь, как и Вера, сделать хоть шаг, чтобы войти.
– Есть другой выход из дома? – поинтересовался Фредерик.
– Нет, – сразу последовал ответ Оделии. – Был, но отец его застроил зачем-то. Давно уже.
– Странными делами занимается ваш папенька, – вырвалось из уст Николая, и он сразу был одарен суровым взглядом. – Простите.
– Обождите здесь, – обратился Фредерик к девушкам.
Не медля более, он и Николай достали пистоли и прокрались в коридор дома. Царившая тишина настораживала. Было ясно, что что-то здесь неладно. Где те, кто дом должны были охранять, не известно, и есть ли кто сейчас здесь — тоже...
– Они сказали обождать здесь? – с удивлением смотрела на закрывшуюся дверь дома Вера.
– Ну уж нет, это наш дом, – отправилась Оделия следом за ушедшими Николаем и Фредериком.
Оглядываясь на практически безлюдной улице, где где-то в конце шли двое человек, Вера боролась в себе со страхом. И здесь, на одинокой улице казалось опасным оставаться и идти в дом – тоже. Всё же Вера побежала за подругой, с которой расставаться никак не хотелось.

Нагнав её на втором этаже, Вера заметила, как некто ударил Оделию доской по голове и утащил её павшее тело в одну из комнат. Зажав рот двумя руками, чтобы не выкрикнуть, Вера помчалась скорее вниз и столкнулась с вышедшим из-за угла Фредериком.
Он тут же опустил пистоль и схватил её за руку. Слыша чьи-то приближающиеся шаги, они в одно мгновение спрятались за угол и притаились. Ожидание это оказалось долгим, а для Веры ещё и невозможно пугающим.
Приблизившийся мужчина пнул ногой находящийся в углу стул и открыл дверь, лестница от которой вела вниз...
– Оделия, – прошептала Фредерику Вера, когда мужчина скрылся из вида.
– Вы его не знаете? – поинтересовался он, на что Вера с уверенностью замотала головой:
– Нет. Там подвал.
Оглянувшись вновь на ждущую дальнейших действий Веру, Фредерик взял её за руку.
– Оделия. Кто-то наверху Оделию ударил и утащил, – прошептала с тревогой она.
Долгий взгляд Фредерика и его молчание пугали.
– Николая наверху тоже схватили. Посему нам предстоит быть более осторожными, – приблизился он к её уху. – Боюсь, мне вас пока негде спрятать.
– Я пойду с вами, – прослезилась Вера, не скрывая, что ей невыносимо страшно.

– Хорошо, – ласково провёл он рукою по её щеке.
Ведя Веру за собою, Фредерик последовал за мужчиной, скрывшимся в подвале. Осторожно спускаясь в кромешной тьме, они остановились перед единственной дверью, которая была открытой. Далее, в просторном зале, наполненном ящиками, старой мебелью и вещами, виднелся лишь небольшой свет от горящего на стене фонаря.
– Кто здесь? – услышал шорох мужчина и наставил пистоль в сторону двери.
Фредерик с Верой притаились за старым шкафом. Выглядывая же, они видели мужчину у одного из открытых ящиков и как он снова стал оттуда что-то доставать и перекладывать в мешок.
– Всё, дорога свободна, – скорее вошли в подвал и ещё трое мужчин, бедно одетых и все разного возраста.
– Уверены? Никто не помешает? – насторожился тот, что был у ящика, и сунул в мешок статуэтку.
Приглядываясь к каждому, Фредерик явно узнал одного из них. Поражаясь самому себе и всему происходящему, он был уверен, что один из них, вошедший в подвал с двумя другими, был тем самым пиратом, который некогда участвовал в нападении на голландское судно. Он его узнал...

12

Глава 12

Только Фредерик и Вера остались одни в подвале, как Вера больше не смогла сдерживаться. Через вырывающиеся рыдания, которые всё же пыталась сдержать, она издала писк, тяжело дыша и не находя сил успокоиться. Страх настолько переполнил душу... Вера дрожала, рыдала, как бы Фредерик ни прижимал к себе.
Мгновенным появлением мужчина заставил их вздрогнуть. Уставившись друг на друга, все некоторое время молчали...
– Иди сюда, – прорычал на Веру мужчина, но Фредерик закрыл её собой.
– Убрать его? – тут же подошли остальные трое, и один из них наставил пистоль прямо к виску Фредерика.
– Нет! – выбежала из-за его спины Вера.
Она тут же оказалась схваченной крепкой рукой «главаря»:
– Где медальон? – прорычал он.
– Какой медальон? – растерялась Вера, уставившись в его яростные глаза.
– Здесь, – язвительно засмеялся другой из его спутников.
Он провёл ножом по шее Фредерика и зацепил им верёвку, на которой показался из-под рубахи тот самый медальон, который искали... Фредерик в тот самый момент ударил локтем в шею того, кто наставлял пистоль, и сцепился с другим. Завязавшаяся борьба позволила главарю толкнуть Веру к другому своему спутнику. Главарь сложил руки перед собой и дождался, когда руки и ноги Фредерика будут прижаты к полу, а нож воткнут в плечо.
– Итак, – наблюдая за поражением противника, усмехнулся главарь и сорвал с его шеи медальон. – Радуйтесь, что живыми останетесь. Ты думал, тебе повезёт найти что-либо?! Наивный глупец...
С этими словами он со своими спутниками поспешил уйти, толкнув Веру в сторону. Упав к одному из ящиков, Вера ударилась об него виском. С ужасной болью она всё же поднялась и тут же бросилась к Фредерику. Видя, что он теряет сознание, теряет много крови от ножа в плече, Вера оторвала кусок от платья и скорее выдернула нож. Прижав рану тканью, Вера стала гладить Фредерика по голове:
– Держитесь, умоляю... Не уходите...
Но глаза его медленно закрылись. Слышал ли он её, понимал ли что, Вера не знала. Она продолжала прижимать его рану и через слёзы звала на помощь.
Только тишина была ей ответом довольно долгое время. А потом... Потом было всё, как в тумане. Примчались жандармы, матушка Оделии, начались крики, слёзы, волнения и... темнота...
– Верочка, милая, – слышался голос дорогой подруги, когда в глаза, которые Вера пыталась открыть уже некоторое время, стал пробиваться свет.

– Оделия, – молвила она.
– Да, да, моя хорошая! – радостно говорила та, гладя подругу по голове. – Ты очнулась!
– Где мы? – открыв глаза, Вера оглядела полную света комнату и поняла, что они всё ещё в доме. – Это был сон? Нет же...
Казалось, будто всё произошедшее приснилось, а она просто проснулась. Лишь пронзительная головная боль возвращали к понимаю того, что всё было наяву.
– Дома мы. Всё теперь будет хорошо, – уверенно говорила Оделия. – Ты отдыхай. Выздоравливай. Тебе покой нужен, сказал доктор. А мне уже лучше. Нам всем так повезло, что мы живы остались!
– Вот вернётся твой отец, отвечать ему придётся за это. Чуть дочь родную не погубил своим тайным ящиком! – с возмущением вошла в комнату и матушка Оделии: пожилая женщина, совершенно непривлекательная внешне, но когда улыбается, всё очарование доброй души делало её краше.
И она одарила Веру той самой душевной улыбкой, которая вызвала некоторое облегчение в душе. Только вспомнив всё случившееся, Вера забеспокоилась:
– А Фредерик? А его друг?
– Николай, – с умилением озвучила имя друга Оделия. – Ой, расскажу тебе всё.
– Не волнуй слишком. Верочке отдых надобен, – с жалостью сказала матушка и села рядом.

– Помнишь, Николай просил друзей присмотреть за нашим домом, пока он с Фредериком за нами в деревню отправились? – продолжала рассказывать Оделия. – И вот, те, кто дом охраняли да следили за спокойствием, вскоре сами попались под пули злодеев. Но и они выжили! Будто ангелы помогли! Матушке удалось бежать из дома сразу. Она-то и привела жандармов. А охотники за ящиком тем временем в доме тут расхаживали. В подвале искали и что надо, нашли. Забрали какие-то египетские женские украшения, статуэтки и медальон от Фредерика. Николай тем временем пришёл в себя. Ему тоже немало досталось. Когда же я была схвачена, он меня в чувство привёл да умчался спасать друга. И вот, Николай с Фредериком отправились по следам злодеев вместе с жандармами.
– Поскорее уж рассказывай, – торопила взволнованная матушка.
– Да вот стараюсь, – улыбнулась Оделия. – А утром сегодня примчался посланник с весточкой от них, что некоторых злодеев догнали.
– Догнали, – выдохнула расслабленно Вера. – Ах... Хоть бы весточку прислал вновь...
– Ты так бредила. Жар был у тебя, рвало. Как же я рада, что тебе лучше! – обняла подругу счастливая Оделия...