В больнице царила абсолютная тишина, которая казалась почти осязаемой, проникая сквозь толстые пустотелые стены. Палата, обставленная элегантно и празднично, в эту ночь больше походила на склеп. Воздушные шары, подвешенные к потолку, больше не излучали того яркого праздника, который они должны были символизировать; теперь они только уныло шуршали друг об друга при каждом порыве холодного ветра, проникавшего через открытое окно. Мрачное помещение невидимым грузом тяготило юную девушку к медицинской колыбели, где под стекольным куполом шевелился крохотный сверток с новорожденным. Она не могла заставить себя взглянуть на малыша. Глаза ее были полны слез, а сердце сжималось от боли и глубокого сожаления. Казалось, словно все родильное отделение потонуло в безмолвных соболезнованиях. А может, у девушки просто заложило уши.
Как же она на это надеялась.
Тщетно и до самого конца.
Надежды разбились о твердый стук мужских каблуков, донесшийся со стороны коридора. Девушка тихо всхлипнула и выпрямилась, обратив внимание на дверной проем. Спину неприятно потянуло, а вдоль позвоночника пробежали мурашки – эти шаги она узнала бы даже среди грохота самого бурного шторма. Она замерла в ожидании, и рослый силуэт, подсвеченный коридорным светом, не заставил долго ждать. Он остановился на пороге словно статуя, высеченная из мрака. Тень на непроглядном лице была мрачнее всех остальных. Девушка всхлипнула вновь и утерла нос рукавом офисной рубашки. Дорогая тушь легла мокрым пятном на белоснежную атласную ткань.
Презрение мгновенно заполнило комнату.
– Что тут? – грубый, непоколебимый, обрубающий голос невидимыми руками схватил ее за горло.
Ее голова медленно приподнялась, словно подчиняясь невидимому приказу, и короткий вздох впитал в себя воздух, который вдруг стал тяжелым от напряжения. Взгляд ее застыл на Нем, не отрываясь ни на мгновение. Внутри нарастало желание укрыться, спрятаться. Как можно скорее исчезнуть и раствориться в тени. Инстинкты засуетились тревожными сигналами в ее сознании, но она давно научилась справляться с этими приступами паники. Не в первый раз. И, она точно знала, не в последний.
– Он немой, – прошептала она, и мнимая хватка на глотке усилилась.
Раздражение на грани свирепости проникли ей под кожу вместе с мужским рыком. Он был зол. И давал ей ощутить это каждой клеточкой. Ей и тому свертку под защитным куполом для недоношенных.
– Голоса тоже нет? – он спрашивал, заранее зная ответ, и все равно приказным тоном он заставлял ее говорить.
– Он родился без голосовых связок, – дрогнула она под чужим напором и приготовилась ощутить настоящее удушье, как вдруг секундой позже все рассеялось. Девушка наконец смогла вдохнуть свободно.
Мужчина хмыкнул, развернулся и ушел прочь, унося за собой всю тяжесть больничной атмосферы. Палата будто посветлела на пару тонов, а температура поднялась на градус – под атласной рубашкой девушка больше не чувствовала мурашек. Она просидела в оцепенении, дыша тяжело и сбивчиво еще несколько минут, и только потом перевела взгляд с распахнутой двери на холодную колыбель из белой стали и прозрачного купола. Впервые за эту ночь она взглянула на малыша. Впервые с момента его рождения и неутешительных слов врачей. Новый человек заходился плачем, который никто не мог услышать. Она, ведомая мимолетным порывом, пригладила стекло кончиками пальцев, как будто самого младенца, и ощутила глубоко внутри прорастающее семя любви к этому ребенку. Совершенно естественное, близкое и родное.
– Что, напугал он тебя? – она старалась говорить мягко и спокойно; в глазах и горле все еще щипало. – Не бойся. Он редко так делает. А если его не злить, то он может не обращать на тебя внимания несколько лет. Уж я-то знаю.
Неизвестно, по какой причине – действительно ли младенец внимал ее речи, или просто его настроение стихийно поменялось, – но он перестал возиться в пеленках, а выражение его лица, красного даже в полутьме, смягчилось.
– Скоро мы поедем домой. Тебе там понравится. Я буду рассказывать тебе сказки, их у нас целый шкаф. А как подрастешь, буду брать тебя с собой в наши центры. А если будешь послушным, то и во все мои командировки по Ядру, – она плавно прокатила колыбель вперед-назад и улыбнулась. – Обещаю, ты вырастешь счастливым, брат мой.
Утро добрым быть не может – истинность этого высказывания подтверждалась для Марка раз за разом уже на протяжении девятнадцати лет. И сегодняшнее утро не спешило прерывать эту своеобразную традицию.
Безумная жизнь в безумном мире, где день изо дня, как бы те ни были похожи друг на друга, всегда что-то происходило. Этот мир просто не мог позволить спокойно существовать тем, кто вечно застревал где-то в своем прошлом и ошибочно называл эти пережитки настоящим. Бежать, не оборачиваясь и не зацикливаясь – вот, что диктовали негласные правила Ядра Номер Четыре для всех его жителей. По крайней мере, в его Столице.
Хочешь денег и славы – гонись за ними, стирая ноги в кровь, и никогда не жалуйся на бьющий в лицо ветер. Хочешь спокойствия и уюта – беги прочь от людских масс в свете неоновых вывесок и бесконечных элементов роскоши. Хочешь найти себя в этой суматохе – мчись ей навстречу, не теряя по пути надежды на конечную станцию с заглавной буквой «Я» в названии. Беги, беги, беги, если у тебя еще есть хоть какие-то желания и потребности. Ведь скорость – это все, чем можно жить в моменте.
И Марк жил на полную катушку, ни в чем себе не отказывая.
Но это не избавляло его от желания поваляться в теплой кровати как можно дольше после пробуждения. Этим он и занимался до тех пор, пока за окном двухэтажного коттеджа, со стороны улицы, не послышалось неприятное шарканье скрипучего старого автомобиля по грунтовой тропе. Несмотря на громкий звук и яркие лучи солнца, бившие прямо в лицо сквозь тонкие шторы, Марк бы вряд ли проснулся, если бы не одно «но»: в этом доме сегодня никого не должно было быть. Никого, кроме него и девушки из клуба, которую он подцепил накануне.
Отрезвленный пониманием, он ахнул, за секунду выскользнул из-под одеяла и соскочил с кровати. Под налетом вихря панических мыслей взъерошил и без того растрепанные крашеные волосы. Приятная сонливая утомленность ощутимо таяла, а непросеянные через сито логики догадки только усугубляли ситуацию.
Что же? Кто это мог быть?
Вернулась из командировки сестра, с которой они не виделись больше полугода? Или воры приехали грабить скромно обставленный дом на отшибе Столицы? А вдруг отец решил сдать коттедж в аренду своей капризной любовнице – если та вообще существовала, – и вот она только что вернулась из долгого купольного путешествия, вся такая загоревшая с широкополой модной шляпкой на голову и совершенно не подготовленная к встрече с будущим пасынком?..
В затуманенной голове, полной наполовину выдуманных противоречий, почти возникла фантазия о прибытии гостей с других Ядер, но благо к этому моменту Марк успел подскочить к окну. Он резво отдернул штору и замер. Короткие уколы удивления прошлись по вискам. Вихрь мыслей замедлился. Вместо несуществующей любовницы, пришельцев и родной сестры он увидел, как на одной из своих старых колымаг к коттеджу подъехал отец. Разваливающийся двигатель надрывался на весь двор, пока машина не остановилась с неприятным свистом, а со стороны водителя не вышел сам Натан Ривьер. Собственной персоной!
Марк мотнул головой и потер пальцами левый глаз. Он не мог поверить. Это точно был отец. Полуденное искусственное солнце идеально озаряло его хмурое строгое лицо. Отец уже лет десять не садился за руль, а тем более никогда не позволял ни себе, ни членам семьи даже близко стоять рядом с чем-то далеким от понятия презентабельности. Ведь статус, власть, уверенность и гордость – то, что обязан показывать обществу каждый из Дома Ривьер. Показывать правду.
– Марк?.. – девичий певчий голос позади, со стороны скопища подушек и одеял, не позволил Марку недоуменно ругнуться себе под нос. – Ты чего?
– Ш-ш! – пресек он, не отлипая от окна.
– Ла-адно, – она сдалась без боя, и мягкие звуки из постели наполнили комнату. – Хоть прикройся.
Марк отмахнулся от нее слов как от мошкары и приложился ухом к стеклу. Голоса отца и его телохранителя, что выбрался с заднего сидения за эти секунды, доносились до него комканной смесью неразборчивых слов. Короткие нервные покалывания забегали вдоль позвоночника и проникли под кожу зудом любопытства. Марк наморщил нос и прижался сильнее. Но как бы он ни силился, разговоры с улицы так и оставались глухими и дразнящими до зубовного скрежета. Что же там? О чем они беседовали с такими странными лицами? Для чего приехали в такую глушь? Что тут вообще..?
– Марк! – певчие мотивы чужого голоса испарились в визгливых нотках. Кажется, ночная-внезапно-утренняя гостья уже не в первый раз пыталась обратить на себя внимание.
И не успел Марк ответить, как в лицо ему прилетела простыня.
– Прикройся, попросила же!
Марк тяжело выдохнул и повел плечом. Тело наполнили едва уловимые некомфортные импульсы. Она использовала Голос на нем, очевидно позабыв, что находится в гостях. Никакого приличия. И пусть официально за Марком коттедж не значился, здесь и сейчас хозяином был он, так что только он был в праве приказывать.
Впрочем, чего еще было ожидать от девушки на одну ночь? Спасибо, что деньги не взяла.
И все же он скомкано повязал брошенную простынь на бедра. Не по повиновению ее Голосу, а по собственной воле. Получается, он был доминантом более высокого звена. Либо она не умела нормально отдавать приказы и фальшивила с подобранным тоном.
– Лучше? – закончив, он игриво повел тазом, имитируя танец живота, и в ответ услышал заливистый смех.