Грубиян на Новый год

Глава 1

Друзья, уже по традиции на Новый год несу вам небольшой подарок. Вас ждет теплая романтическая история, без драм, интриг и скандалов.

История небольшая, бесплатная в процессе. Выкладывать буду по 2-3 главы в день ровно до следующих выходных! Или быстрее. В прошлом году был Дикарь, в этом — Грубиян.

Вас ждут:

Адекватная героиня, которую просто хочется обнять.

Симпатичный грубиян, который совсем не грубиян.

Щепотка юмора и атмосфера счастья и уюта.

О чем хочу сразу предупредить, книга мною дописана, никаких изменений я вносить не буду, если вдруг так получится, что история окажется вам не близка, большая просьба не вываливать негатив в комментариях. Все попытки плюнуть желчью буду удалять и выписывать билет в бан.

Это подарок, добрый теплый подарок, пусть атмосфера таковой и остается.

РЕКОМЕНДУЮ ЧИТАТЬ ПО МЕРЕ ВЫКЛАДКИ, КНИГА СТАНЕТ ПЛАТНОЙ ПОСЛЕ ЗАВЕРШЕНИЯ.

***

Саша

— Ты серьезно? Он так и сказал?

Выпучив на меня глаза, восклицает Ляля.

— Блин, засада, конечно, — выдыхает, даже головой качает, как бы негодуя.

Но искреннего сочувствия в ее глазах я, конечно, не вижу.

Да и с чего бы ему быть?

Лялька очень падка на красивых мужиков.

Нет, это вовсе не значит, что она бросается на каждого встречного красавчика и тащит его в постель, но очень любит находиться в компании красавцев.

Эстетический кайф.

Именно так она называет эмоции, которые испытывает при созерцании очередного мистера идеала.

— С другой стороны, папа же тебе не запретил, просто условие поставил.

Пожимает плечами, прекратив играть в беспокойство.

— Отвратительное, невыполнимое условие, — поправляю подругу, тщетно стараясь подавить злость, вызванную условием любимого папочки.

— Почему невыполнимое? — Лялька хлопает ресницами.

Кажется, до нее действительно не доходит.

Серьезно?

— Ляль, голову включи, его не приглашали…

— Тю, проблема тоже, вечеринка-то моя, — услужливо подбадривает подруга, — не переживай найдется местечко и твоему этому, бодигарду, во!

Слово-то какое.

Закатываю глаза и демонстративно роняю голову на стол.

Нет, я эту девчонку люблю, конечно, и лучше подруги в этом мире не найти, но иногда всерьез испытываю дикое желание ее стукнуть.

Больно.

Чтобы глупости не несла.

— Ляля, блин, — вымученно тяну, хватаясь за голову и зарываясь пальцами в волосы, — да причем тут это!

— А что?

Приподнимаю голову, на лице подруги вижу недоумение.

— Ляль, да не хочу я с нянькой на вечеринку ехать! — рявкаю, чем привлекаю к себе внимание посетителей кафе.

Сразу несколько голов поворачиваются в нашу с Лялькой сторону.

— Сань, ну а есть другой вариант?

Молчу.

Вот в такие моменты я ее действительно ненавижу, люто просто.

За правоту эту неуместную. Я тут жалуюсь вообще-то! На жизнь несправедливую сокрушаюсь.

Мне девятнадцать лет, а я до сих пор перед отцом отчитываюсь и разрешения спрашиваю.

— Вот ты вообще не помогаешь.

— Я предлагаю вариант, — она как ни в чем не бывало отпивает свой молочный коктейль, — по-другому ведь никак? Нет, ты конечно можешь сбежать тайно, но я как-то не хочу лежать мордой в пол в новогоднюю ночь, когда это обнаружится, и твой папа натравит на нас ОМОН.

— Ой, — закатываю глаза, — было-то всего раз.

— Одного раза хватило, Гоша до сих пор иногда заикается, — хихикает.

Гоша — это ее брат близнец.

— Ты преувеличиваешь масштабы катастрофы.

— Саня, весь клуб лежал на полу, потому что у тебя села батарейка и папа тебя потерял!

— Не драматизируй, — фыркаю, вспоминая тот вечер, — и потом, нам было по шестнадцать и я ему соврала.

Ох и досталось мне тогда. Папа так орал, так орал. И из дома запретил выходить. Целых два месяца длилось мое наказание.

Школа, музыкалка, танцы и дом.

Хорошо хоть с Лялькой и Гошей видеться не запретил.

Знал папа, что заводилой в этой троице была его любимая дочурка. В этом он у меня адекватный. На других вину не сваливает.

Так что два месяца близнецы зависали у меня дома.

— Короче, Саня, я тебя, конечно, люблю, но раз Владимир Степанович поставил такое условие, то прости, жду вас вместе с этим Данилом, без него даже не суйся, — строго заявляет подруга.

— Даниилом, — поправляю зачем-то.

Параллельно вспоминаю, как Барнс раздражался всякий раз, когда кто-нибудь, особенно я, неправильно произносил его имя.

— Да хоть Василием назови.

— Подруга, блин, называется.

— Ну прости, — разводит руками, — ладно тебе, Саш, чем больше народу, тем веселее.

— Меня засмеют, — кажется, я начинаю стонать от отчаяния, — на вечеринку с нянькой!

— Ой, скажем, что он твой друг.

— Ты где у меня таких друзей видела?

— Ну значит родственник, дальний, с этой… с Аляски!

— Ты хоть знаешь, где Аляска находится?

— Все, решено. Блин, а круто все-таки, весело будет!

Ага, я уже всеми фибрами предвкушаю это веселье.

Глава 2

— Привет, пап. Ну как там горы? — улыбаюсь отцу.

— Нормально, стоят, что им будет.

Мне правда хочется закатить глаза, но как назло звонок по видеосвязи.

Папа, конечно, заметит и прочтет мне получасовую лекцию об отсутствии у меня манер и чувства такта.

— Романтик из тебя никакой.

— Какая… — тут он запинается и поворачивает голову назад, потом добавляет тише: — какая тут романтика.

Это так забавно, мой грозный папочка, весь такой строгий и важный, а до ужаса боится свою молодую жену.

Кира его буквально за фаберже держит.

— Что, Киры рядом нет, да? — говорю нарочно громче, чем следовало бы.

— Да тише ты, чего ты орешь, — он снова смотрит за спину, — в душе она.

— Так значит горы тебе не нравятся?

— А то ты не знаешь, — бурчит папуля.

— Да? Тогда какого хр… в смысле черта ты все мое детство возил меня на эти горнолыжные курорты?

— Для общего развития.

— И как же катание на лыжах и сноуборде способствовало моему общему развитию?

— Ну ты же умеешь теперь на них кататься, — пожимает плечами мой логичный папа.

— Не звезди, ты возил меня туда всякий раз, когда нужно было подписать очередной контракт с очень важным партнером.

— Можно подумать, тебе это не нравилось.

— А ты стрелки не переводи.

— Ты договоришься щас.

— Боюсь-боюсь, — поднимаю ладони вверх, — а если серьезно, пап, ты же ненавидишь все это, почему ты просто не сказал об этом Кире честно?

— Потому что я не смог, — признается папа, — у нее так глаза горели.

— Да, Владимир Степанович, с прискорбием вынуждена вам сообщить, что вы таки каблук.

— Поговори мне.

Я смеюсь, видя, как он смущается.

Вообще, я это, конечно, любя. За папу я рада, и за Киру тоже. В конце концов именно я их и познакомила.

Нет, я вовсе не планировала играть роль сводницы, просто потом как-то так само получилось.

Папа влюбился в мою новую подругу, а она в него.

Впрочем, папа у меня хоть куда, на месте Киры я бы тоже не устояла. Да никто бы не устоял.

Я за них искренне радовалась и что уж, веселилась, когда эти голубки всерьез пытались скрывать свои отношения. Я раньше них поняла, во что знакомство выльется, а они сказать боялись.

Точнее Кира боялась. Сильно. И виноватой себя чувствовала. Я правда так и не поняла за что, но усердно кивала, когда она в слезах просила ее простить.

Там такая истерика была, что только кивать и оставалось.

Папа мой с тех пор изменился сильно, как будто в него жизнь вдохнули. Из робота сделали человека.

Сколько я себя помнила, женщин у него не было. Нет, были, конечно, но ничего серьезного. Домой он никого не приводил, меня ни с кем не знакомил.

Правило у него такое было.

Дочь отдельно, бабы отдельно.

Ребенком я об этом не задумывалась, а когда подросла, искренне не понимала, почему он столько лет один.

Завидный холостяк, отец-одиночка. Богат, красив, умен. Все при нем.

Папе было девятнадцать, когда я родилась. Он меня один воспитывал, матери я оказалась не нужна. Сразу как я родилась, она отказную написала и свалила в закат.

Вроде как за границу.

Папа случайно о моем рождении узнал, от знакомых. Мама к тому времени его бросить успела, пока он в армии был.

Вернулся, в общем, папа из армии, а мамы нет. Зато я есть. Как оказалось.

Вот так девятнадцатилетний пацан стал отцом-одиночкой.

Хорошо хоть не один был, бабушка помогала.

Это уже потом он стал преуспевающим бизнесменом, а когда-то был простым парнем, перебивавшимся разного рода подработкам и хватавшимся за любую работу.

— Ты помолчать позвонила?

Мои глубокое погружение в мыслительный процесс прерывает недовольный голос отца.

Вздыхаю.

— Нет, я хотела попросить.

— Нет, — твердо отрезает папа.

— Да ты даже не дослушал.

— А мне и не надо, без Даниила ты не поедешь.

Вот же зараза. Я же даже щенячьи глазки сделала.

Ага.

Будто это хоть раз сработало с тех пор, как мне исполнилось пять.

— Пап, блин, ну одумайся. Ты просто представь, как это выглядит. Ну кому в моем возрасте требуется нянька?

— Тебе, Саша, тебе требуется, ты же обязательно во что-нибудь вляпаешься.

— Да с чего ты взял?

— Тебе напомнить, как тебя сотрудники МЧС с дерева снимали?

— Блин, пап! Ну там же Муся была.

Муся — это котенок. Точнее уже взрослая кошечка, но когда я год назад лезла за ней на дерево, она была прелестнейшим напуганым до чертиков комочком шерсти, молящим о помощи.

Она так звала.

Что мне делать оставалось?

— Тогда она еще не была Мусей, — парируя, бурчит папа.

— И могла бы никогда ей не стать!

— Саня, я все сказал.

— Пап, вот ты как всегда, гиперболизируешь!

Я честно говоря даже не уверена, что вообще к месту использую это слово.

— Мне Лялька с Гошей до сих пор тот случай с ОМОНом припоминают при каждом удобном моменте.

— Сама виновата, я тебе сколько раз говорил: папе врать нельзя.

— Я и не соврала, просто не договорила. Пап, ну правда, ничего не случится, я обещаю, буду паинькой. Не надо за меня бояться, — складываю ладони в просительном жесте.

— А я и не за тебя боюсь, я боюсь за тех, кому не повезет рядом быть.

— Очень смешно, тебе надо было карьеру комика делать, еще не поздно. Пап, ты хочешь, чтобы твоя дочь опозорилась? Меня потом в универе засмеют.

— Сань, себе-то не ври, опозоришься ты в любом случае, ты это и так пару раз в год делаешь.

Если у кого-то и возникает вопрос, почему я такая язва, то этот кто-то явно незнаком с Владимиром Степановичем Богомоловым.

— Пап!

— Саша, я своих решений не меняю, ты это прекрасно знаешь.

— Ну почему именно Барнс! — восклицаю гневно.

— Потому что я ему доверяю.

Глава 3

— Ну что, ты уже выехала? — в трубке звенит голос Ляльки.

Я тяжело вздыхаю.

У меня буквально каждая клеточка в теле дрожит от злости.

— Нет, — кошусь на часы, — я все еще его жду.

— До сих пор не приехал? — удивленно спрашивает подруга.

— Представь себе нет, — бросаю раздраженно.

— Оу-оу, подруга, сбавь обороты, я-то в чем виновата, — тормозит меня Ляля.

— Прости, — выдыхаю примирительно, — просто бесит. Он здесь сорок пять минут назад должен был быть.

— Ничего, зайка, выдыхай, приедет твой красавчик, — хохочет подружка.

Походу, кто-то уже успел накатить.

— Он не мой!

— Ну пусть не твой красавчик, все равно приедет. Да не переживай ты так, смотри на это так, к твоему приезду тебя будет ждать любимый оливье.

— Не рановато для оливье, тридцать первое завтра.

— А сегодня мы голодные будем? — ржет Лялька и на фоне я слышу смех девчонок. — Ничего, продуктов хватит, завтра еще нарубим, — жуя что-то хрустящее, уверяет Лялька.

Блин, вот папа!

Если бы не это его дурацкое условие, я бы сейчас не заносчивого грубияна ждала, а с девчонками винчик попивала и салатики рубила.

Ну что за несправедливость!

Мало того, что на хвост мне своего громилу занудного подсадил, так еще и поставил условие, что ехать я должна непременно с ним.

Барнс отвезет, он же и привезет.

Нормально вообще?

Кто так делает?

После новогодних выходных уйду из дома! Скитаться!

Кто-нибудь да подберет.

Наверное.

— Ау, ты там? — Лялька напоминает о себе.

— Да тут я, тут! К вам хочу уже.

— Скоро увидимся.

— Угу, веселитесь пока без меня, — произношу быстро и сбрасываю.

Блин!

Так обидно, что даже плакать хочется.

Еще раз бросаю взгляд на часы и набираю номер своего водителя, чтоб его.

Длинные гудки уже порядком раздражают, а под конец этот гад — а иначе его не назвать — берет и сбрасывает.

Сволочь!

Пыхчу от недовольства, переминаясь с ноги на ногу и поправляю шапку.

Надо было в доме ждать. И зачем я только решила выйти за ворота?

Собираюсь набрать номер этого придурка еще раз, как слышу приближающуюся машину и из-за поворота наконец появляется внедорожник, за рулем которого я сразу узнаю Даниила.

Глаза бы мои его не видели.

Он останавливается где-то в метре от меня.

Злая, готовая вывалить на него все, что думаю, уверенным шагом топаю к машине.

Передняя дверь открывается и из машины показывается Даниил.

— Ты время видел? — сразу начинаю с претензии. — Ты опоздал на сорок минут.

— Пробки, — невозмутимо пожимает плечами, потом подходит ко мне.

Останавливается совсем рядом, в каких-то несчастных паре сантиметрах от меня.

Блин, я уже успела забыть, какой он большой. Роста в Барнсе почти два метра, плечи широченные и морда лица такая… квадратная.

Ладно.

Не такая уж квадратная.

Вообще, если нарочно не цепляться, Барнс мужик красивый, конечно.

Волосы светло-каштановые, глаза серые, нет… стальные. Нос прямой, скулы острые хорошо прорисовываются, квадратный подбородок.

Вроде про такой говорят — волевой.

Еще и высокий зараза.

Не будь у него такой дурной характер, я бы может меньше его не любила.

Пока я его рассматриваю, он кажется еще ближе оказывается.

— Ты… ты чего? — испуганно произношу, глядя на Барнса.

— Сумку хочу взять, на заднее сиденье брошу, — отвечает со свойственным ему ледяным спокойствием.

Вот это меня в нем больше всего бесит.

Даже грубость его, порой проявляемая, не так раздражает, как эта невозмутимость.

Там интересно где-то сердце есть?

Или в этой модели предусмотрено?

— Я сама, — бросаю раздраженно.

— Сама так сама.

Отходит в сторону, давая мне возможность пройти к машине.

Открываю заднюю дверь, забрасываю сумку на сиденье.

Сама сажусь вперед.

А вот Барнс, кажется, совсем не торопится. Мало того, что опоздал, так еще и закурить решил.

Нет, он издевается, что ли?

Вылезаю из машины, уже готовая убивать.

— Ты серьезно? Другого времени не нашлось?

— Не нашлось, — спокойно, и делает затяжку.

— Блин, нам ехать больше двух часов! Ты и так опоздал!

Он только бросает на меня равнодушный взгляд и продолжает не торопясь покуривать сигарету.

— Ты в курсе, что курение убивает?

— Длинный язык тоже продолжительности жизни не способствует.

— Оо, батюшки, а мы шутить, оказывается, умеем. Что ни день, то открытие.

— А кто сказал, что я шучу?

Нет, я понимаю, что он это не всерьез, но что-то в его взгляде заставляет меня заткнуться, прикусить язык и вернуться в машину.

Я, конечно, не упускаю возможности погромче хлопнуть дверью.

Просто потому что знаю, как Барнса это бесит.

Он наконец докуривает свою несчастную сигарету, выбрасывает окурок и садится в машину.

Я принимаю максимально враждебный и недовольный вид. Даже руки на груди скрещиваю и демонстративно отворачиваюсь к окну.

Как будто Барнса это хоть немного должно задеть.

Правда, долго так сидеть не получается, плечи затекают и шея.

Когда мы выезжаем из города, на улице уже заметно темнеет.

Отлично, большую часть дороги мы будем ехать в темноте.

А все почему?

Да потому что одному индюку напыщенному неизвестно, что такое пунктуальность.

А ведь ему за работу еще и платят.

Нормально, да?

Где-то спустя час езды меня окончательно достает почти гробовая тишина в салоне.

— Может хоть музыку включишь, ну или радио.

— Я не люблю, когда что-то отвлекает меня от дороги, — сухо отзывается Барнс, не глядя на меня.

— Так ты не отвлекайся, я сама включу.

— Нет, — довольно резко произносит Барнс.

Я бы могла, конечно, чисто из вредности включить сама, но не делаю этого.

Глава 4

Что-то не так, но я никак не могу понять что.

Все тело ноет, ощущение такое, будто я несколько часов подряд в зале провела.

Открываю глаза, морщусь от света фонарей, бьющего прямо в глаза.

Вообще не сразу понимаю, где нахожусь.

Пока мозг загружает данные, всматриваюсь в картинку перед глазами.

Ах да, точно, я же ехала к Ляльке.

Осматриваюсь, Барнса рядом не обнаруживаю. Водительское кресло пустует.

Да и машина стоит.

Отлично, с этим разобрались.

Но я-то одна!

Я не из паникеров, но легкий страх все-таки накатывает. Я ведь даже не знаю где я. В памяти почему-то всплывают кадры из фильмов ужасов.

К счастью, я вроде бы не посреди леса и тут даже люди имеются.

Присматриваюсь и среди кучки мужчин узнаю знакомую фигуру.

Даниил стоит ко мне спиной, руки опущены в карманы.

Он что-то обсуждает с мужиками в оранжевых жилетках.

Рядом околачиваются еще несколько мужчин, кажется впереди машина с мигалкой, по крайней мере отблески света напоминают именно мигалку.

Снегопад мешает разобрать детали. И когда только столько снега навалило?

Хочется выйти и узнать, в чем дело, но я благоразумно остаюсь в машине.

Нечего к себе лишнее внимание привлекать.

В конце концов Барнс разберется сам.

Жду, пока он закончит.

От нетерпения уже все чешется, буквально.

Наконец он заканчивает разговаривать и возвращается.

— Что происходит? — спрашиваю нетерпеливо.

— Впереди дорога закрыта, там авария, а дальше затор, снега навалило.

Он говорит, а я зачем-то смотрю на его волосы. Точнее на тающие снежинки.

Сама не понимаю, в какой момент теряю контроль над своими действиями и тянусь к волосам Барнса.

Сгребаю с них оставшиеся снежинки и они тут же превращаются в капли воды у меня на пальцах.

Улыбаюсь, как дура, пока не понимаю, что Даниил повернулся ко мне лицом и теперь смотрит на меня в упор.

— Снежинки, — прикусываю губу и пожимаю плечами, — извини.

Его взгляд как-то странно темнеет, зрачки, что ли, расширились? И лицо у него какое-то напряженное.

Нет, он всегда предельно серьезен, но сейчас как-то по особенному суров.

Мне становится неуютно и я отвожу взгляд.

— И что, долго мы будем тут стоять? Меня девочки ждут.

— Боюсь, что к девочкам ты сегодня не попадешь, — огорошивает меня Барнс.

Поворачиваюсь к нему.

— Что значит не попаду? Не смешная шутка!

— Ты слушала меня вообще? Проезда нет, дорогу замело, еще и авария крупная, — почему-то сейчас мне кажется, что он не так спокоен, как обычно.

— Я тебя слушала, но мы же… мы же можем объехать.

— Нет, Саш, не можем, дорога в тот поселок только одна, — он вздыхает, — эта.

— Да ты шутишь, — обреченно откидываюсь на спинку.

Ну нет, так просто не бывает.

— И сколько мы здесь будем торчать?

— Ну до утра дело с места не сдвинется, да и потом… Завтра тридцать первое, а судя по тому, как валит снег, дороги заметет еще сильнее.

— Что? Ты хочешь сказать, что нам до следующего года придется сидеть тут в машине?

Зашибись, попила винишка с девчонками и сыграла в картишки с ребятами.

Ага. Десять раз и еще столько же.

— Нет, сидеть в машине мы точно не будем.

— Тогда что?

— Попробуем вернуться в город, — невозмутимо.

— Что? — я смотрю на него, а на глаза чуть ли слезы не наворачиваются. — Ну уж нет, я не собираюсь возвращаться в город! Не буду я праздновать Новый год одна, у меня были планы. И это все ты виноват! — бью его в плечо.

Он никак не реагирует.

— Если бы ты приехал вовремя и мы выехали на час раньше, возможно, успели бы проскочить! Это все ты! Знаешь что, иди ты к черту! Тут уже наверное не так далеко, пешком доберусь.

Дергаю ручку, находясь на грани истерики.

Дверь не поддается и я понимаю, что Барнс просто заблокировал выходы.

Когда успел?

— Открой!

— Успокойся.

— Открой говорю, — из глаз уже льются слезы.

Плевать.

Да мне обидно.

Что это все значит? Я не доберусь к Ляльке? Не буду праздновать с друзьями и буду совершенно одна в Новый год?

Разве это справедливо?

— Открой.

Он меня не слушает, заводит двигатель и выворачивает руль.

Я все это время пытаюсь открыть дверь, понимаю, что глупо, но продолжаю биться в легкой истерике.

Так проходит довольно много времени, пока мы вдруг не останавливаемся.

Я почти мгновенно успокаиваюсь, когда с губ Барнса слетает мат.

Он что, материться умеет? Никогда бы не подумала!

— Что еще?

— Похоже погода решила нас добить, — он кивает на пробку впереди.

— Только не говори, что и назад пути нет.

Барнс молчит, но я и без слов все понимаю.

Серьезно? Мы просто застряли на дороге и нет пути ни туда, ни обратно?

Это вообще как называется? Проклятие? Тотальное невезение? Карма?

Стечение обстоятельств?

Да за что, блин? Я же хорошо себя вела! Даже слишком хорошо!

— Я есть хочу, — всхлипываю, не к месту вспомнив о голоде.

Я не обедала, не предполагала ведь, что так получится.

Даниил поворачивается ко мне и я готова поклясться, что вижу в его глазах жалость.

Он вздыхает шумно, качает головой.

Потом поворачивает руль и съезжает с основной трассы.

— Ты…ты чего?

Отвечать Барнс не спешит, мы некоторое время едем в темноте, освещение дают только фары внедорожника.

— Куда мы едем?

— В часе езды отсюда есть коттеджный поселок, небольшой. Если повезет, доедем.

— А если нет?

— А если нет, вернемся на главную дорогу и будем надеяться, что к утру откопаемся.

— А что в том поселке?

— Дом.

— Чей?

— Мой.

Глава 5

— Ч…чего? Зачем нам к тебе домой?

— Ты же есть хочешь.

— А у тебя там есть еда?

— В магазине есть, — коротко отвечает Даниил.

— Там есть магазин?

— Что тебя удивляет?

Да действительно, глупый вопрос.

— А он работает? Ну в это время? И праздники на носу, — продолжаю расспросы, просто чтобы не молчать и не думать, что вместо того, чтобы ехать к Ляльке, я направляюсь в гости к Барнсу.

— Он круглосуточный, включая праздники.

— Оу. Поселок говоришь?

— Да, с элитной недвижимостью.

Я зависаю на несколько секунд. Дом. Элитный поселок. Магазин.

Это какая-то шутка?

— Там еще и детский сад есть, и даже школа начальная, — говорит Барнс, видимо, заметив мое замешательство, — ты слишком громко думаешь.

— Будешь тут громко думать, ты меня неизвестно куда везешь.

— Боишься? — кажется я даже замечаю, как приподнимается уголок его губ. — Тебе не кажется, что странно бояться, учитывая, что ты собралась провести праздники в шумной, наверняка нетрезвой компании?

— Там все знакомые и свои, — возражаю.

— А я — незнакомый и чужой, получается?

Его голос звучит не так спокойно, как обычно. В нем будто проскальзывает едва заметная дрожь.

Или мне просто кажется?

Его вопрос я оставляю без ответа, просто потому что не знаю, что сказать.

К счастью Даниил и не требует.

— Поспи, если хочешь, ехать довольно долго еще, — предлагает Барнс.

А я с благодарностью принимаю его предложение, потому что уровень неловкости как-то зашкаливает.

Закрываю глаза и пытаюсь вздремнуть. Но как ни стараюсь, сна нет ни в одном глазу.

В голове все еще крутится заданный Барнсом вопрос.

Кто он?

А и правда, кто?

Я знаю его три года. С отцом они дружат. Барнс обеспечивает охрану предприятий папы.

У него свое частное охранное предприятие. В прошлом он то ли военным был, то ли в органах служил. В общем, деятельность его связана была с силовыми структурами.

Отец говорил, что оттуда и связи у Даниила остались, которые сейчас временами очень к месту приходятся.

Сколько его помню, он всегда был вот такой.

Холодный, чрезвычайно собранный, слишком серьезный.

А еще недолюбливал меня. Всякий раз, когда я появлялась на горизонте, он старался поскорее уйти.

Со мной общался холоднее, чем с остальными. Это невооруженным глазом было заметно, а иногда он даже был груб.

Я всегда была общительной, подружилась со всеми ребятами из охраны, а вот их начальник меня невзлюбил, почему-то.

С ним я тоже пыталась подружиться.

Помню, у отца какие-то неприятности были, конкурент его разошелся.

Как тогда выразился отец: совсем берега попутал.

Ко мне круглосуточную охрану представили, из дома я почти не выходила. В какой-то из дней охранял меня лично Барнс. Я не знала, как подступиться к суровому начальнику охраны и решила приготовить кекс. Потому что слышала однажды, как вскользь папа упомянул о пристрастии Барнса к сладкому.

Принесла ему в комнату охраны. А он…

Послал меня вместе с моим кексом, не прямо, конечно, но довольно ясно дал понять.

Было обидно. Потому что я старалась. Очень старалась.

И все было очень просто, мне он нравился. Сильно нравился. Чего уж, мне шестнадцать тогда было. Он, можно сказать, моей первой любовью стал.

Ему об этом неизвестно, конечно.

Я поплакала, успокоилась и вычеркнула, окрестив его про себя грубияном бесчувственным.

Потом дела у отца наладились, меня снова выпустили в “свет”.

Барнса я несколько месяцев не видела, ровно до того вечера в клубе.

ОМОН, в общем-то, его рук дело.

Связи, как говорил папа.

А дальше жизнь потекла своим чередом. С Даниилом мы хоть и пересекались, но попыток подружиться или тем более привлечь его внимание я больше не предпринимала.

— Саш…

— А… что? — моргая, почти подпрыгиваю на кресле.

— Тихо-тихо, почти приехали говорю.

— Ааа, ладно, — киваю и пытаюсь осмотреться.

— В магазин со мной пойдешь или посидишь в машине?

— С тобой пойду! — отвечаю слишком быстро.

— Ну идем.

Он выходит из машины, я — следом.

Магазин действительно работает. А вокруг так светло, почти как днем.

Осматриваюсь и открываю рот от восторга.

Нет, я и раньше видела новогодние украшения, но это место выглядит совершенно сказочным.

Гирлянды на деревьях и крышах, фигуры новогодние и прочая мишура.

Все такое яркое, красочное. И в свете всего этого торжества кружатся крупные снежные хлопья.

— Пойдем? — осторожно напоминает о себе Барнс.

— Да, — киваю, а сама продолжаю рассматривать новогоднее убранство.

В магазине берем небольшую тележку. Место кажется просторным, народу внутри немного.

Барнс сам складывает в тележку необходимые по его мнению продукты.

Мне по большому счету все равно, я всеядная.

Даже не задумываюсь о содержимом тележки, пока вдруг взглядом не цепляю консервные банки с тунцом в масле.

Вопросительно смотрю на Барнса.

Он то ли чувствует мой взгляд, то ли просто так совпадает, но Даниил поворачивается лицом ко мне.

— Тунец? — внутри меня что-то щелкает.

Ну нет, не мог он запомнить.

Да и с чего бы?

— Ну да. Или ты уже не любишь?

Если бы челюсть могла отваливаться, она бы сейчас лежала у моих ног.

То есть это не случайность? То есть рыба все-таки для меня?

— Люблю, — отвечаю коротко, еще шокированная сим событием.

Больше ничего не говорю, молча следую за Барнсом.

Он бросает в тележку еще какие-то продукты, я уже не обращаю на них внимания, и мы идем к кассе.

Расплачиваемся, складываем продукты в пакет и, поздравив милую девушку у кассы с наступающим, выходим из магазина.

До дома Барнса едем молча.

Ехать приходится недолго, буквально пару минут.

Глава 6

Из машины выхожу вслед за Барнсом. Он забирает с заднего сиденья мою сумку и пакет с продуктами, и мы идем к дому.

Даниил впереди, я за ним.

По пути осматриваюсь.

На двор падает освещение уличных фонарей, но рассмотреть мне все равно толком ничего не удается.

Да и рассматривать вроде нечего, пусто как-то.

В дом Барнс входит первый, будучи верным привычкам. Я иду следом, но засмотревшись на беседку, спотыкаюсь и лечу вперед. Зажмуриваюсь, готовая приземлиться мордой лица в пол, но до пола так и не долетаю.

Уж не знаю, каким чудом Барнс успевает среагировать и поймать меня в темноте.

Я даже не знаю, как он понял, что я падаю.

Это все случилось настолько неожиданно, что я и пикнуть не успела.

До слуха доносится щелчок и темнота уступает место свету.

Картина интересная получается. Сумка и пакет лежат на полу, а Даниил держит меня в объятиях.

Нет, я понимаю, конечно, что это ничего не имеет общего с обнимашками, но все равно странно.

— Все такая же неуклюжая, да? — хмыкает Барнс с совершенно серьезным лицом.

— Просто тут было темно.

— Угу.

— Уже можно меня отпустить, — говорю, но сама даже пошевелиться не пытаюсь.

Разбираться в том, почему мне не хочется шевелиться пока не желаю.

Просто продолжаю стоять, прижавшись к Барнсу.

Он, впрочем, не спешит меня отпускать.

Напротив, кажется, сильнее прижимает. Или это моя фантазия разыгралась? Хотя с чего бы?

Поднимаю голову, смотрю Даниилу в глаза и замираю, на мгновение перестав дышать.

Снова этот взгляд, как тогда в машине. Темный такой, немного даже пугающий. Он как будто затягивает в бездну.

Я понимаю, что надо просто сделать попытку отстраниться и Барнс меня отпустит, но вместо этого я зачем-то кладу ладони ему на плечи и жду.

Чего?

Понятия не имею чего.

Спустя секунду Барнс меня все-таки отпускает, сам отходит на шаг назад. А мне вдруг становится зябко и внутри образовывается какое-то странное ощущение пустоты. Будто у меня что-то важное забрали.

Глупости какие-то.

Чуть встряхнувшись, принимаюсь раздеваться.

Молча вешаю куртку, предварительно запихнув в рукава шапку и шарф, и убираю обувь на полку.

— Проходи, располагайся, — сухо бросает Барнс.

Кажется лимит дружелюбия на сегодня исчерпан.

Прохожу и располагаюсь, как мне было велено. То что бросается в глаза очень ясно описывает характер Барнса.

Ничего лишнего, все строго, холодно и … скучно.

Минимум мебели в довольно просторной гостиной, отчего она выглядит практически пустой.

Стены белые, как в больнице. Из мебели диван, довольно большой, столик журнальный, медиа-консоль, кое-какая техника и кресло. В углу какой-то куст. Единственное, что не навевает удручающую тоску — это большие окна, выходящие во двор.

И почему я совсем не удивлена?

— А руки помыть можно?

Осматриваюсь и понимаю, что в комнате никого больше нет. Отлично.

Просто инстинктивно иду ту сторону, где еще недавно в последний раз видела хозяина дома и оказываюсь в кухне.

Даниил разбирает пакеты и не сразу замечает мое появление.

— Хмм, — привлекаю его внимание.

Он только голову поднимает.

— Руки хочу помыть.

Кивает, забрасывает в холодильник продукты и идет ко мне.

— Пойдем.

Иду за ним хвостиком, пока он не открывает для меня дверь в ванную.

Оглядываюсь. Здесь тоже все очень лаконично: душевая кабинка, стиралка, раковина, над ней шкафчик с зеркалом, и еще один шкаф побольше у стены.

В общем-то, все.

— Странно, что тебе тоже не пришло в голову помыть руки сразу, как вошел в дом, — я не знаю, зачем вообще начинаю этот разговор.

Какая мне разница вообще?

Выключаю воду, разворачиваюсь и тут же оказываюсь в “плену”.

Барнс стоит слишком близко, чтобы я могла обойти его, не касаясь.

А потом и вовсе наклоняется ко мне и ставит руки на раковину, тем самым замыкая ловушку.

— Кто сказал, что я их не помыл?

Смотрит на меня, а взгляд расфокусированный.

— Когды бы ты успел?

— А ты подумай.

— На кухне, что ли?

— Соображаешь.

— Фи, — строю рожицу, — там же посуда моется.

— У меня посудомойка, — парирует невозмутимо.

— Все равно, фи, — стою на своем.

— Саш, я не знаю, в каких местах бывают твои руки, но свои я обычно содержу в чистоте и в сомнительные места ими не лезу.

Едва заметная ухмылка лишь на секунду касается его губ.

Ах ты ж!

— Нигде они не бывают!

Зачем я вообще продолжаю?

— Может прекратишь прижимать меня к раковине, у меня уже поясница затекла!

Он улыбается! Мать моя женщина! Так он умеет, что ли?

Пока я стою сраженная наповал его внезапной улыбкой, Барнс отходит, достает из шкафа белое полотенце и протягивает мне.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — кивает, — ты больше ничего не забыла?

— Что? Я же поблагодарила.

— А подруге позвонить не хочешь?

Я бы и рада что-то возразить, да нечего.

Уделал, ладно.

Блин, а ведь точно, со всей этой историей дурацкой, я совершенно забыла про Ляльку и остальных.

Вылетаю из ванной, секунды три блуждаю прежде, чем мне удается найти входную дверь. Из кармана куртки достаю свой телефон.

Снимаю блокировку и сразу обнаруживаю семь пропущенных.

По крайней мере за меня переживают. Набираю номер подруги, кажется, даже гудка не слышу, как из динамика раздается голос Ляльки.

— Ты куда пропала? — хорошо слышу беспокойство. — У тебя все нормально? — тарахтит Лялька.

— Ляль, все нормально, извини, тут заминка получилась.

— Фух, — громко выдыхает подруга, — я уже хотела в полицию звонить.

— Они бы все равно не приняли заявление.

— Угу, не приняли бы они у меня, попробовали бы, — негодует Лялька, — так ладно, скоро вы там уже?

Глава 7

Закончив разговор с подругой, иду на кухню.

Барнса застаю возле духовки. Он ее как раз закрывает.

— Ужин будет готов минут через двадцать, потерпишь? Или тунцом пока перекусишь?

— Когда это ты успел приготовить что-то…

— Саш, ты вообще смотрела, что я брал в магазине?

— Ээээ… ну…

— Ясно, — вздыхает, — я взял готовую еду, лазанью, если тебе вдруг интересно.

— Ааа…

— Членораздельные звуки будут?

— А разве готовая еда из магазина — это не вредная гадость? — вдруг вспоминаю когда-то сказанные им слова.

— Во-первых, я не так сказал.

— А как?

— Я сказал, что в том сомнительном вьетнамском магазине продается вредная гадость.

— А в этом нет?

— Саш, ты хотя бы приблизительно представляешь, какие люди тут живут? — говорит со мной, как с ребенком несмышленым.

— Не особо, — пожимаю плечами, — да мне и не надо.

— Тоже верно.

— Я подожду.

— Что? — смотрит на меня непонимающе.

— Ответ на твой вопрос: я подожду.

— Понял, — кивает и добавляет: — тогда я быстро в душ, как раз успею. Ты тут пока осмотрись, если хочешь.

Моего ответа он не дожидается, уходит. Я молча провожаю его взглядом.

Вздыхаю, рассматриваю кухню. Надо говорить, что здесь тоже все минималистично, а еще чисто, как в операционной?

Улыбаюсь, подхожу к холодильнику.

На двери висят три магнитика. Все довольно крупные, но не обычные, которые обычно привозят из путешествий, а с довольно интересным принтом. На каждом из них фотография Барнса с какой-то девушкой.

Оба улыбаются и выглядят счастливыми.

Я рассматриваю фотографии не меньше пары минут.

Значит у него все-таки есть девушка.

Впрочем, мне-то какая разница? Правда?

Вдоволь насмотревшись на счастливую парочку, взирающую на меня с фотографий на магнитиках, возвращаюсь в гостиную. Свет не включаю, сейчас мне достаточно освещения с улицы.

Подхожу к одному из окон, встаю совсем близко и завороженно смотрю на кружащиеся в воздухе снежинки. Красивое все-таки время года — зима.

Засматриваюсь и погружаюсь в свои мысли, как вдруг краем глаза улавливаю какое-то движение за окном.

Может животное? Правда, когда мы шли в дом, я никого не видела.

Или показалось просто?

Некоторое время я продолжаю стоять у окна, всматриваясь в происходящее за ним.

Уже успокаиваюсь, решив, что шевеление во дворе — плод моей фантазии, как вдруг за окном появляется чей-то крупный силуэт, мне удается разглядеть бородатое лицо и шапку прежде, чем взвизгнув от ужаса, я пулей вылетаю из комнаты и мчусь в ванную.

Стучу в дверь, но никакой реакции не дожидаюсь.

Там внутри все еще шумит вода.

Снова стучу.

— Даня, там во дворе кто-то ходит, — кричу, продолжая тарабанить в дверь.

В голову приходит идея вызвать полицию, но я ее тут же отметаю. Это значит надо вернуться за телефоном, я его на столике оставила.

А одна я туда ни за какие деньги не вернусь.

Если помирать — так вдвоем, прости меня Боженька.

Когда попытка достучаться в очередной раз проваливается я, не знаю на что надеясь, нажимаю и дергаю ручку. Дверь к моему удивлению поддается.

Не задумываясь, вхожу в ванную.

В этот же самый момент перегородка отодвигается и из душевой кабинки выходит Барнс.

Совершенно голый.

Логично, блин! Чего бы ему в душе одетым делать?

Он удивлен, судя по тому как поднимаются его брови. Но на этом все. Барнс не пугается, не пытается схватить полотенце и прикрыться, не начинает орать, как потерпевший.

Вообще ничего не делает, просто стоит и на меня таращится. А я на него.

Мой взгляд невольно опускается ниже.

Не смотреть, Саша, не смотреть.

И все-таки я смотрю. Прямо туда, угу. На его самое что ни на есть достоинство.

Ох ты ж, мамочки. Нет, я раньше видела голых мужиков и причиндалы их видела, но не вживую, не так близко и исключительно на экране.

Каюсь, да, было дело, порнушечку смотрела.

— Объяснишь? — как ни в чем не бывало произносит Барнс и берет с крючка полотенце.

Обматывает им нижнюю часть своего тела.

— Я… я стучала, но ты не слышал и я…

— И ты решила войти? — приподнимает одну бровь.

— Да, то есть нет, то есть, блин! — я уже и сама забыла, зачем пришла.

Ах да, точно.

— Я не хотела врываться, но…

— Еще и “но” имеется? — кажется, он уже тупо забавляется.

— Но там во дворе кто-то есть! — восклицаю, глядя на ухмыляющегося Барнса.

— В каком дворе?

— Блин, Даня, не тупи, у тебя! У тебя во дворе ходит какой-то мужик бородатый.

— Ты уверена? — спрашивает спокойно.

— Ну конечно я уверена! Я его видела, страшный черт.

— Прямо страшный?

— Ты издеваешься? Я говорю, кто-то пробрался на территорию дома. Может он уже вообще — в доме.

— Ну это вряд ли, если, конечно, ты его не впустила.

— Блин, Барнс, ну я серьезно же. Я боюсь.

— Чего? Ты же со мной.

И не поспоришь, блин!

— Так, Саш, давай ты выйдешь, а я сейчас оденусь и разберусь.

— Нет уж.

— Нет?

— Нет! Я тут останусь, — заявляю твердо, — и не надо на меня так смотреть, ну хочешь я глаза закрою и отвернусь.

— А теперь это имеет смысл? — издевается, нет, ну точно издевается. — Думаю, ты уже все успела рассмотреть.

— Ниче я там не рассматривала.

— Там — это где?

— Ой ну тебя.

Он ничего не отвечает, принимается одеваться. Начинает с футболки, когда дело доходит до белья, я не выдерживаю и все-таки отворачиваюсь.

Уровень смущения во мне просто зашкаливает.

— Можешь поворачиваться, — звучит насмешливый голос за спиной.

Оборачиваюсь, Барнса нахожу одетым в футболку и спортивные домашние штаны.

Засматриваюсь, никогда мне не предоставлялось возможности видеть его в таком виде. Самое неформальное, что я видела на Барнсе — это брюки и черный свитер.

Глава 8

Выходим из ванной, Барнс идет впереди. Я ступаю за ним на носочках.

— Чего крадешься? — он вдруг останавливается резко и я едва не впечатываюсь в широкую спину.

— На всякий случай, — шепчу.

— А шепчешь зачем?

— На тот же случай.

Доходим до гостиной. Именно отсюда я видела незваного гостя.

— Вон в том окне, — указываю пальцем.

Барнс издает какой-то странный звук, отдаленно напоминающий смешок.

Потом, проигнорировав окно, идет к выходу.

— Ты куда? Может не надо? Давай полицию вызовем?

— И спецназ еще? — шутит, вы посмотрите на него.

Годовой запас своего юмора решил израсходовать?

— Угу, вот будут нас в лесу закапывать, я посмотрю, как ты станешь смеяться.

— Кто-то начитался криминальной хроники?

Не отвечаю, предпочитаю молча наблюдать.

Даниил берет с вешалки пуховик, надевает, с полки для обуви хватает какие-то тапки.

Без тени сомнения открывает дверь и выходит во двор. Я за ним идти не спешу. Потому что трусиха.

Стою так недолго и вдруг слышу голоса.

Вроде никто не кричит, но мало ли.

У двери только сейчас замечаю лопату. Ай ладно. Хватаю единственную вещь, которая может послужить оружием, наспех надеваю обувь и выскакиваю во двор.

Вооруженная лопатой двигаюсь к источнику голосов.

— А я гляжу, вроде свет со стороны кухни горит, — слышу совершенно незнакомый голос.

Судя по всему мужчина взрослый, скорее пожилой.

— И думаю, ты вроде не собирался на праздники, мало ли, ребятня местная балуется, думаю, дай-ка пойду проверю. Калитку отпер своим ключом.

— Ээээ, — делаю несколько шагов и обнаруживаю свое присутствие.

Барнс стоит посреди двора с каким-то мужиком.

На вид незнакомцу лет за шестьдесят, темновато все же, чтобы точно прикинуть.

— Здрасьте, — выдаю, все еще держа наготове лопату.

Нет, ну мало ли.

Мужчины тотчас же поворачиваются ко мне лицом.

— Саша? — Барнс как будто даже удивляется.

— О, а это должно быть твоя гостья? — улыбается мужик.

— Да, дядь Коль, знакомься, Александра, моя…

— Подруга по несчастью, — отзываюсь, глядя на мужика.

— А это дядя Коля — сосед из дома напротив.

— Очень приятно, — киваю.

— И мне приятно, Александра.

— Саша, — поправляю мужика.

— А лопата зачем? — интересуется дядя Коля.

— Так я же думала бандиты.

Смотрю на мужчин и вижу, как они, переглянувшись, пытаются сдержать смех.

Нет, ладно дядя Коля, его понять можно. Впервые видит какую-то страноватую девицу с лопатой, но Барнс.

Смешно тебе, да?

Вот сейчас стукну его этой лопатой и посмотрим, кто посмеется последний.

— Вы извините, я вас пугать не хотел, думал мальчишки-сорванцы безобразничают, — виновато оправдывается дядя Коля.

— Да ничего, я рада, что вы не бандит.

— Саш, иди в дом, замерзнешь, я сейчас приду, — просит меня Барнс.

Спорить не собираюсь, потому как я уже замерзла.

В отличие от него, я о куртке не вспоминала, когда шла спасать своего как бы охранника.

Киваю, прощаюсь с соседом и возвращаюсь в дом.

Вздрагиваю от разницы температур, как только оказываюсь внутри. Лопату возвращаю на место.

Снимаю обувь, убираю на полку. Проходить внутрь не спешу, продолжаю топтаться у порога в ожидании Барнса.

К счастью долго ждать не приходится, он возвращается довольно быстро.

— Ты чего тут стоишь? — спрашивает, завидев меня.

Вроде удивляется даже.

— Тебя жду, — не вижу смысла что-то выдумывать.

— Зачем?

Пожимаю плечами.

— Скажи честно, ты с самого начала все знал, да? С того момента, как я ворвалась к тебе в душ? — на ум только теперь приходит очевидная догадка.

Блин, ну конечно он знал!

Потому и был так спокоен.

— Ну ты и гад, Барнс.

— Снова Барнс? А почему не Даня?

— Ты только это услышал?

— Ну гадом ты меня и раньше звала, ничего нового, — а он ведь и правда развлекается.

— Ты все знал! Почему нельзя было просто сказать, как есть?

— Саш.

— Сволочь! — бью его кулаком в плечо.

Второй удар мне нанести не удается, Барнс перехватывает мою руку.

— Ну все-все, не дерись, — смеется.

— Ну зачем ты так, я же правда испугалась.

— Сильно? — он прекращает смеяться.

— Сильно.

— А выбежала зачем? Еще и с лопатой?

— За тебя боялась.

— И что? Прям прибила бы бандита лопатой?

— Ой все, иди ты…

Собираюсь уйти, но Даня хватает меня за руку и тянет на себя.

— Ну все-все, не злись, иди сюда, защитница.

Обнимает меня, и все происходит так неожиданно, что я даже отреагировать не успеваю, как оказываюсь прижатой к нему. Не знаю, что делать, а потому не делаю вообще ничего.

Просто стою и позволяю себя обнимать.

И, признаться честно, мне нравится. Не хочу думать почему, но нравится.

Глава 9

Обнимашки затягиваются. Наверное, мы оба это понимаем, потому что отстраняемся практически одновременно.

Не смотрю на Барнса из-за вновь накатившего на меня чувства неловкости, однако хорошо чувствую на себе его пристальный взгляд.

Чтобы как-то разрядить обстановку, выдаю первое, что приходит в голову:

— Там у тебя ничего в духовке не сгорит?

— Там таймер, пойдем.

Возвращаемся на кухню. В воздухе витает аромат еды и мой желудок мгновенно отзывается на раздражитель.

Да, аппетит я нагулять успела, это вне всякого сомнения.

— Тебе чем-нибудь помочь?

Спрашиваю, переминаясь с ноги на ногу. А еще не знаю, куда деть руки, потому просто завожу их за спину и складываю в замок.

— В холодильнике цезарь.

— Он же умер, — не удерживаюсь от шутки.

— Смешно, — заключает Барнс.

— А если серьезно, лазанья и цезарь?

— А ну да, как я забыл, в прошлый раз ты все это дело еще и тунцом заедала, он кстати на столе, — с ноткой иронии в голосе, отвечает Барнс и открывает духовку.

Я же не спешу трогаться с места. Потому что в очередной раз за вечер пребываю в замешательстве.

Это еще что значит?

Он что, помнит?

Даже я уже забыла, о том походе в ресторан. Это было три года назад, как раз после того, как папа решил все свои проблемы и мне больше не требовалось прятаться, на случай, если его враги, точнее один враг, решит играть грязно.

Я забыла, а Барнс, получается, помнит?

Помнит, что я заказывала?

Я смотрю на него, ошарашенная свалившейся на меня информацией.

Впрочем, зачем искать объяснение?

Это же Даниил Барнс. Он в принципе все помнит и все замечает.

Работа такая.

— Саша…

Щелчок пальцев выводит меня из ступора. Опомнившись, тут же спохватываюсь и иду к холодильнику.

В глаза снова бросаются магнитики с фотографиями.

Коробочку с салатом нахожу сразу, достаю и ставлю на стол.

— Возьми в ящиках приборы и неси все в гостинную.

— А мы разве не здесь будем есть?

Поворачиваюсь к Барнсу.

Он тем временем достает тарелки из шкафчика.

— А ты хочешь есть тут?

— Мне все равно, — пожимаю плечами, — просто у тебя везде так стерильно чисто, как в больнице.

— Тогда неси, — усмехается, — там окна большие, а за ними вид красивый.

— Ты сейчас серьезно?

— Предельно.

— А если я запачкаю твой ковер? Я не очень аккуратно ем.

— Я помню.

— Кто бы сомневался, — бурчу себе под нос.

Беру приборы, салат и выхожу из кухни.

Помнит он.

Барнс идет следом.

— Тебе не кажется, что он маловат? — я киваю на стол.

— Он у меня немного трансформер, — посмеиваясь, отвечает Барнс.

— В смысле?

Он не отвечает, вместо этого наклоняется к столу, заводит руки под столешницу.

Раздается щелчок и площадь столика волшебным образом увеличивается практически вдвое.

— О, удобно, — смотрю на появившаяся из ниоткуда детали, что были скрыты от глаз.

— А то.

Барнс берет с дивана две довольно плотные на вид подушки и кладет их на пол.

— Что, будем есть как султан и его наложница? — хихикаю, не к месту вспомнив сцены из популярного сериала.

— Я едва ли могу представить тебя в роли наложницы.

— Ну из тебя султан честно говоря тоже так себе.

— А мне кажется из меня был бы отличный султан.

— Так и скажи, что хочешь с полтинник наложниц, — закатываю глаза и скрещиваю руки на груди, — и парочку законных жен в придачу.

Он выпрямляется, делает шаг ко мне, я вынужденно поднимаю голову, чтобы иметь возможность смотреть в глаза.

— Мне будет достаточно только одной, — в его голосе слышится хрипотца.

Глаза заволакивает уже знакомая мне чернота.

Опускаю взгляд и останавливаю его на губах Барнса.

Интересно, а как он целуется?

— Садись пока, сейчас вернусь.

Он уходит, а я пытаюсь понять, что это было?

Я что, серьезно пялилась на губы Барнса и думала о поцелуе?

Таааак!

Кажется на ком-то плохо сказывается голод.

Сажусь на подушку, открываю коробочку с салатом и подтягиваю к себе тарелку.

Барнс возвращается быстро, с двумя бокалами и бутылкой вина в руках.

— Серьезно? Спаивать меня будешь? А если папа узнает?

— Я думаю, твой папа давно в курсе, что ты пьешь алкоголь. Разве не это ты собиралась делать с друзьями? — справедливо замечает Барнс.

Глава 10

— Ладно, твоя взяла.

Барнс усмехается, ставит на стол бокалы и разливает вино.

— Почти романтика, свечей только не хватает, — пытаюсь пошутить, потому что обстановка слегка напрягает.

Нет, вовсе не потому, что я чего-то опасаюсь, скорее наоборот — происходящее начинает мне нравиться.

Рука Даниила на секунду зависает в воздухе.

— Свечей, увы, нет, — ставит наконец бутылку на стол и переводит на меня внимательный взгляд.

— А счастье было так близко, — произношу мечтательно.

Очередная неудачная попытка отшутиться.

— Но есть кое-что интересное.

Я слежу за ним, Барнс подходит к выключателю, что-то там то ли нажимает, то ли прокручивает и яркий белый свет вдруг сменяется разноцветным приглушенным свечением.

— Ого, — открыв рот от удивления, смотрю на переливающиеся огоньки, — офигеть. Никогда бы не подумала, что в тебе скрывается романтик, — подкалываю его зачем-то.

— Во мне и не скрывается, — он возвращается к столу и садится на свою подушку.

— Тогда что это? — указываю пальцем на потолок.

— Это не моя идея, — улыбается и принимается накладывать еду в тарелку.

Я сначала порываюсь спросить, чья же это тогда идея, но вовремя прикусываю язык.

Во-первых, это не мое дело. Во-вторых, не так уж и сложно догадаться, если вспомнить о фотографиях на холодильнике.

И я о них, конечно, вспоминаю.

Настроение, почему-то, сразу портится.

Поднимаю глаза на невозмутимо поедающего ужин Даниила и думаю о том, кем все-таки приходится ему та девушка?

Барнс не женат, по крайней мере официально.

Девушка? Невеста?

Несомненно они близки, раз ее фото висят на холодильнике, а Барнс прислушивается к ее идеями и даже воплощает их в жизнь.

Хотя в остальном дом не выглядит обжитым. Скорее пустующим, как будто тут никто и не живет вовсе.

— Значит, ты здесь живешь? — нарушаю затянувшуюся паузу.

— Нет, — качает головой и запивает еду вином.

Я делаю то же самое.

— Нет?

— Я живу в городе, у меня там квартира, так практичнее, — объясняет.

— А дом тогда зачем? Тем более такой? Здесь же наверняка дорого?

— Хороший вопрос, — смеется, — я его приобрел по очень выгодной сделке, для этого места — почти даром. Подумал, почему нет.

— Логично и практично, — произношу задумчиво и снова присасываясь к бокалу.

Да, сегодня мне нужно явно больше одного бокала вина.

И все же меня интересует один вопрос.

Почему он здесь? Нет, папу я понимаю, но Барнс-то почему согласился нанькать меня в новогодние праздники?

— Можно вопрос?

— Ты же в любом случае спросишь, — поворачивается ко мне лицом, — слушаю.

— Почему ты согласился выполнять роль няньки в Новый год вместо того, чтобы праздновать с близкими?

Он не спешит отвечать, смотрит на меня внимательно, словно взвешивая, стоит отвечать или нет.

— А почему нет?

— Вопросом на вопрос только евреи отвечают.

— Это моя работа, мне за нее платят, а праздники — это всегда сверхурочные, — звучит складно, но почему у меня стойкое ощущение, что он врет или как минимум чего-то не договаривает?

— Ты не похож на того, кто настолько нуждается в деньгах.

— Нет? — улыбается, играя бокалом.

— Нет, — залпом выпиваю почти половину.

— Может я вбухал последние деньги в этот дом? — то ли вопрос, то ли утверждение.

— Так может или вбухал?

— А тебе как больше нравится? – прищуривается и чуть подается вперед.

— Ты невыносим, — фыркаю и отвожу взгляд к окну.

Всматриваюсь в происходящее за окном, там целая снежная буря.

— Совсем?

— Совсем?

— И что мы будем с этим делать? — я вижу что-то игривое в его глазах.

Боже, глупость какая. Это же Барнс!

Может на меня вино так действует?

— Я вообще-то серьезно спросила.

— А я серьезно ответил.

— И все же ты невыносим, ну тебя, — бормочу возмущенно и допиваю остатки вина.

Барнс реагирует мгновенно, наполняет опустевший бокал и себе подливает.

— Что ты хочешь услышать, Саш? — спрашивает как-то устало, что ли.

Отпиваю вино, облизываю губы и смотрю ему в глаза.

А что я хочу услышать?

Понятия не имею.

Рассматриваю лицо напротив. Сейчас оно кажется еще более красивым, чем прежде. Как интересно влияет на мозг алкоголь, даже в незначительных количествах.

Или дело не в нем? Просто Барнс действительно очень красивый мужчина.

Я хорошо помню, как увидела его в первый раз.

Высокий, мужественный, немногословный и… взрослый.

Слишком взрослый, чтобы обратить внимание на шестнадцатилетнюю соплячку.

Сколько ему было? Тридцать? Кажется так.

— Правду, наверно, — выдержав паузу, отвечаю на его вопрос.

— Правду, — повторяет тихо, делает глоток и снова вперяет в меня свой сканирующий взгляд.

Мне кажется, он собирается что-то ответить, но в этот момент раздается звонок. Рингтон незнакомый, значит телефон не мой.

— Твой отец, — информирует меня и встает из-за стола, — сейчас вернусь.

— А здесь ты поговорить не можешь?

— Боюсь, разговор не для твоих милых ушек, Саш.

С этими словами и резким “Алло” он выходит из комнаты, оставляя меня наедине с собой.

Милых ушек?

Он в самом деле это произнес? Милые ушки?

Это у меня-то милые ушки?

Нет, я довольно трезво оцениваю свою внешность и с ней у меня, слава Богу, все в порядке.

Со всем, кроме ушей. Вот уши — далеко не самая выигрышная деталь.

Повезло мне родиться лопоухой, увы. Торчащие ушки вовсе не то, чем я могла бы гордиться, напротив, лет с двенадцати я жутко комплексую на этот счет.

Всегда стараюсь скрыть этот недочет волосами.

Милые ушки, угу.

Пока размышляю над нашим неклеющимся разговором, на столе начинает вибрировать мой телефон.

Лялька шлет фотки и видео.

Судя по тому, что я вижу, ребята весело проводят время и я ощущаю, как на меня накатывает тоска.

Глава 11

Барнса нет довольно долго, а потому, не придумав ничего лучше, я доливаю вина в бокал.

Интересно, о чем можно так долго говорить с моим отцом?

Встаю, бездумно прохожусь по комнате. Подхожу к окну, снегопад не прекращается, наоборот — только усиливается.

Делаю глоток вина и окидываю взглядом медиа-консоль. Останавливаюсь на колонках.

Интересно, а они подключены?

На душе становится так тоскливо и хочется музыки.

Просто, чтобы заглушить эту невыносимую тишину.

Подхожу к колонкам, рассматриваю недолго и, решившись, нажимаю на кнопку выключателя.

Испытываю почти детский восторг, когда раздается характерное шипение и колонки загораются.

Подключаю свой телефон и включаю музыку.

В принципе атмосфера получается ничего. Уютненько так, свет приглушенный, музыка, снег за окном и вино.

Нет так уж и плохо.

Поддавшись странному настроению, я слегка забываюсь. Закрываю глаза и начинаю танцевать.

Не знаю, сколько вот так двигаюсь в своем незамысловатом танце, но в какой-то момент, даже не открывая глаз, вдруг осознаю, что в комнате нахожусь не одна.

Просто чувствую чужое присутствие.

Блин!

Нехотя оборачиваюсь, открываю сначала один глаз, потом другой.

Не показалось.

Барнс стоит у входа в гостиную, сложив на груди руки.

Интересно, и как давно он вот так стоит?

Нет, я, конечно, привыкла за свою жизнь попадать в неловкие ситуации, но сейчас мне почему-то особенно стыдно.

Не зная, куда деть руки, хватаю со стола бокал и опрокидываю в себя его содержимое.

Да, такими темпами я сегодня напьюсь в стельку.

Перевожу дыхание и снова смотрю на Барнса.

Он не двигается, продолжает стоять на том же месте.

По выражению его лица сложно догадаться, о чем он думает. Снова эта непробиваемая невозмутимость.

— Извини, мне стало скучно, я сейчас выключу, — нарушаю повисшую в комнате тишину.

Собираюсь уже потянуться к колонке, когда Барнс меня останавливает:

— Не надо, зачем?

Я немного теряюсь, кошусь на него подозрительно.

Вообще, не стоило мне, конечно, трогать чужую вещь.

— Прости, мне просто захотелось музыки, — зачем-то начинаю оправдываться, хотя никто от меня этого не требует, — Лялька прислала фотки и видео, ребята веселятся, на меня чего-то накатило.

Его ответа я, почему-то, жду так, словно Барнс приговор должен вынести, не меньше. И потому очень сильно напрягаюсь, когда, не сказав ни слова, он только бровью ведет и делает шаг ко мне.

Мне кажется, я чувствую, как натягивается каждый нерв в моем теле, как дрожит каждая клеточка. Сердце в груди грохочет, сбиваясь с нормального ритма, руки леденеют, по спине пробегает приятный и в то же время пугающий холодок.

И я как-то даже не сразу понимаю, что расстояние между мной и Барнсом теперь ничтожно мало.

Когда он только успел подойти так близко? Я ведь не сводила с него взгляда.

— Дань, я…

Замолкаю, не успев начать. Его теплая ладонь ложится мне на поясницу, всего доля секунды — и я оказываюсь прижатой намертво к мужской груди.

С губ от неожиданности слетает едва слышный стон.

Поднимаю глаза на Барнса, смотрю на него с удивлением, но вырваться не пытаюсь.

— Тебе бы очень хотелось сейчас быть там, да? — он улыбается, но в этой улыбке я совсем не вижу искреннего веселья.

Она скорее какая-то мучительно-горькая.

— Просто там весело, — шепчу.

— Что надо сделать, чтобы весело было и здесь?

Я внимательно рассматриваю каждую черту его лица, каждое мимолетное изменение, ловлю каждую эмоцию и почти с уверенностью могу сказать, что он совсем не шутит.

— А разве это важно? — нервно прикусываю губу.

— Конечно, — отвечает, глядя мне в глаза.

На лице его нет ни тени улыбки, взгляд полон серьезности.

— Потанцевать? — то ли спрашиваю, то ли утверждаю.

Глава 12

— И все?

Барнс наклоняется и его горячее дыхание ласково касается моего уха.

Я вздрагиваю от ощущений, вызванных этой незначительной лаской.

Не шевелюсь и мгновение не дышу даже, молча наблюдаю за тем, как Барнс берет мою ладонь, притягивает ее к своему лицу и целует тыльную стороны.

— Потанцуем?

Его низкий, чуть хриплый голос волшебным образом гипнотизирует. Я чувствую, как уплывает сознание и как медленно, но верно я растворяюсь в этом моменте.

Позволяю Барнсу управлять ситуацией, потому что из нас двоих, кажется, только он сейчас обладает здравым рассудком.

Я прижимаюсь к нему сильнее, будто опасаясь падения. Ноги становятся совсем ватными и совершенно меня не слушаются. Сейчас они кажутся мне чужими.

Наверное, я все-таки перебрала с алкоголем.

А ведь это всего лишь вино, лишь пара бокалов, а я не чувствую собственных ног. Разве такое возможно?

Или дело вовсе не в вине, а в близости Барнса, его улыбке, в танце?

Может во всем сразу? Я не знаю, но абсолютно уверена в том, что не хочу, чтобы этот момент заканчивался.

Пусть он тянется как можно дольше. А о том, что будет потом, я думать пока не стану. Не сейчас.

Осмелев, обхватываю руками его шею.

Он двигается сам, ведет меня за собой в этом внезапном танце, а яподчиняюсь каждому его движению.

— А ты полон сюрпризов, да? — улыбаюсь, заглядываю в его красивые глаза.

Боже, ну почему он такой красивый?

— Что тебя удивляет?

— Ты отвечаешь вопросом на вопрос.

— Так ведь и вопрос твой риторический.

Его рука медленно скользит по моей спине, пальцы проходятся по позвонками и это чертовски приятно.

Барнс внимательно исследуют мою реакцию на его действия. Пристальный взгляд скользит по моему лицу.

Чего он ждет?

Думает, остановлю?

Может быть в другой раз я бы так и сделала, но сейчас…

Сейчас я пьяна и плохо соображаю, точнее — не хочу соображать. Совсем. И у меня есть оправдание.

Хочу прижиматься к человеку, в которого влюбилась в свои шестнадцать и которого возненавидела в семнадцать, окрестив грубияном равнодушным.

— Дань? — сегодня я впервые его так назвала.

— Мм?

— А что будет, если я тебя поцелую? — это говорю не я, это говорит алкоголь.

По крайней мере я очень стараюсь себя в этом убедить.

— А ты проверь, — произносит серьезно.

Как-то даже слишком.

Моя смелость мгновенно испаряется. Конечно, я не пытаюсь его поцеловать.

Мы останавливаемся и, кажется, что я больше не слышу музыку.

Вообще ничего не слышу, кроме дыхания и стука сердец.

— Что, не рискнешь?

В ответ я качаю головой и смущенно отвожу взгляд. Не могу больше смотреть ему в глаза. А ему все равно, он берет меня за подбородок, поворачивает мое лицо, заставляет смотреть. Смотреть прямо на него.

— А я, пожалуй, рискну.

Смысл его слово доходит до меня лишь в тот момент, когда его губы соприкасаются с моими.

От неожиданности я приоткрываю рот, позволяя горячему языку скользнуть внутрь и сплестись с моим.

Барнс издает мучительный стон и подхватывает меня под бедра, поднимая над землее и заставляя обхватить его ногами.

Я чувствую, что мы движемся. Он несет меня к дивану, опускается на него и сажает меня сверху.

Теперь наши лица почти на одном уровне и так мне нравится значительно больше.

Лишь на секунду я отрываюсь от его губ, рассматриваю его лицо, встречаюсь с его горящими глазами и, обхватив ладонями щеки, целую, теперь уже сама.

Это, наверное, сон какой-то. Правда же?

Ну не может все это быть правдой!

Я чувствую легкий холодок проникающий под кофту и почти одновременно с ним прикосновение горячих ладоней.

— Даня, Данечка, — шепчу ему в губы, не веря в происходящее, с ума схожу от вкуса его губ, от его тела, от его невероятно жарких прикосновений.

Я же мечтала об этом, мечтала ночами, тогда, три года назад.

— Сашка, — шепчет хрипло, пальцами зарывается в мои волосы.

Целует жадно, как в последний раз.

Мамочки, как же он целуется. Разве могут люди так божественно целоваться?

Идеальный Барнс, даже целуется идеально.

— Девочка моя маленькая.

От этого ласкового “маленькая” я буквально плавлюсь в его руках, таю, как еще совсем недавно таяли снежинки с волос Барнса на моих пальцах.

Мне так хочется его трогать, его всего.

Разрываю поцелуй, секунду смотрю ему в глаза, цепляю пальцами край его футболки, тяну вверх и…

И на этом все заканчивается.

Он перехватывает мои руки, сжимает запястья в своих больших ладонях, не давая мне продолжить.

— Что…

— Нет, Саш, только не так.

— Почему?

Он что серьезно отказывается? Сейчас? Правда, что ли?