Подмосковье, июнь 2012
Аграфена
— Все, Груш, мы ушли. Ты точно не заблудишься?
Я лениво поворачиваю голову влево и смотрю на Вику. Она взбудоражена, как человек, на котором лежит повышенная ответственность. За ее спиной маячит нестройный косяк из мальчиков и девочек, которых воспитатели уводят с пляжа.
— Вик, я уже большая девочка. Если вдруг заплутаю, уточню у прохожих, где ваш лагерь, — я нехотя принимаю вертикальное положение и, вытащив шпильки из волос, начинаю сооружать новую гульку на голове. Старая уже утратила форму.
— Если отыщешь в лесу этих прохожих, — нервно хихикает Виктория.
— Не волнуйся, дорогая. Я найду дорогу. — как можно увереннее заверяю я подругу.
— Ну ладно, Грушенька. Если что, звони. — Вика энергично машет мне рукой на прощание и кидается вдогонку за своими пионерами.
Медитирую на двух малышей, ковыряющих совками грязь у входа в воду. Солнце клонится к горизонту. Через часок и мне нужно будет возвращаться в лагерь. Сбрасываю с себя пляжную томную дремоту и решительно направляюсь к озеру.
Мягкая торфяная вода пугает своей темно-бурой окраской. Долго плавать в ней страшно. Гребу до тех пор, пока не чувствую, что уже достаточно взбодрилась и тут же разворачиваюсь к берегу. Еще немного валяюсь на покрывале, греясь на солнышке. Сгребаю в охапку свои шорты и футболку. Подхватываю сумку и направляюсь в сторону ближайших зарослей, чтобы переодеться.
Я засовываю в пакет мокрый купальник, когда вновь слышу сдавленный стон. Любопытство пересиливает. Я шагаю в кусты со стороны источника звука и аккуратно протискиваюсь в заросли. Стараясь не шуметь, отодвигаю ветки.
Небольшая поляна оккупирована большим внедорожником. На капоте сидит девушка в купальнике, ее лица мне не видно. Ноги брюнетки раздвинуты. Между ними расположился одетый мужчина, который обнимает девушку.
Я замираю, зачарованно наблюдая, как его большие руки накрывают упругие ягодицы. Губы мужчины жадно впились в уста девушки, а она томно постанывает ему в рот. Все происходит в нескольких метрах от меня.
Я понимаю, что должна немедленно уйти, пока меня не обнаружили. Да и подглядывать некрасиво, скажем прямо. Но стою и не могу оторвать взгляда от сильных рук, которые бесстыдно залезли под ткань плавок и мнут полушария девушки.
Низ живота скручивает ноющим теплом. Я нервно облизываю пересохшие губы.
Вдруг мужчина поворачивает голову в мою сторону и смотрит мне прямо в глаза. Я забываю как дышать. Вот сейчас точно нужно уйти, но ноги будто вросли в землю. Мое лицо горит от стыда, но я не могу пошевелиться.
Изумрудные глаза мужчины сверкают, его губы ухмыляются. Он медленно стягивает лямки бюстгальтера со своей спутницы, пальцами лаская бронзовую от загара кожу. Заставляет девушку распластаться на капоте, предоставляя мне обзор на соблазнительную грудь. Наклоняется над распростертым перед ним телом и языком обводит темную ореолу.
Он больше не смотрит на меня, но я точно знаю, что сейчас разыгрывается спектакль для одного зрителя. Не знаю, какая цель у этого представления, но я чувствую между ног требовательную пульсацию. Тело горит и стоны девушки резонируют где-то у меня внутри.
- Тебе хорошо, детка? - чересчур громко разрывает немую пантомиму хриплый баритон.
- Да, - стонет брюнетка, запуская по моей коже волну холодного озноба.
Усилием воли я опускаю глаза вниз. Это помогает вернуться в реальность.
Я выплываю из горячечного дурмана и стряхиваю с себя оцепенение. Лихорадочно вылезаю из кустов, расцарапывая ветками руки и ноги. Я уже не думаю о том треске, который произвожу своими действиями. В соблюдении конспирации больше нет никакого смысла.
Подхватываю сумку с пенька, выскакиваю на пляж. Быстро, не сворачивая, запихиваю покрывало в сумку. Энергичным шагом направляюсь к тропинке, ведущей в детский лагерь.
Меня гонит не страх преследования, я пытаюсь убежать от новых диких ощущений, взрывающих меня изнутри.
Аграфена
На автомате поглощаю ужин. Вика о чем-то говорит с девушками за нашим столом, но я не слежу за разговором. В голове на репите стоит картинка из леса. Волнует и будоражит, течет по моим венам.
— Груш, ты меня слышишь? — врывается в мое сознание требовательный голос Вики.
— Прости, я задумалась, — фокусирую взгляд на подруге.
— Я говорю, что у нас после ужина интеллектуальные игры. Будешь участвовать или посмотришь какое-нибудь кино на ноутбуке?
Для интеллектуальных игр я сегодня явно не пригодна.
— Что за кино? — уточняю рассеянно.
— Там много чего загружено. Есть Феллини.
— Феллини — это хорошо, — задумчиво ковыряю овощное рагу.
— Мы явно ее теряем, — выносит вердикт Вика под хихиканье девушек за столом.
После ужина направляюсь в комнату Виктории.
Вика Гончарова — моя соседка по съемной квартире и поистине многогранная личность. Иногда мне кажется, что у нее компьютер вместо головы. Она могла бы заниматься, чем угодно, но после школы решила пойти на мехмат МГУ. Теперь занимается организацией детских математических лагерей в разнообразных локациях по всей стране.
Очень выгодная соседка, которой почти не бывает дома. Ха-ха.
На самом деле, шучу. Я всегда жутко рада, когда Вика возвращается из своих поездок.
В этот раз лагерь проходит в Подмосковье, поэтому на выходные я сама смогла приехать к Вике в гости. План был простой. В промежутке между общением поваляться на пляже у торфяного озера. Очистить голову и ни о чем не думать.
Вместо этого я теперь постоянно вспоминаю о неприличной сцене и прожигающем взгляде зеленоглазого незнакомца. Не могу понять, зачем он это сделал? Он явно играл со мной. Но в чем смысл? Зачем играть со случайной прохожей, используя для этого свою девушку?
Или это не его девушка? Может быть, это такая же случайная прохожая, как и я?
Пфф. Совершенно глупая надежда, они явно очень близки.
Надежда? Надежда на что? Какие же у меня все-таки глупые мысли. Рассуждать о личной жизни какого-то постороннего мужчины. Какая мне вообще разница. Знакомая или не знакомая, близкая или не близкая. Это все не мое дело. Вообще не нужно об этом думать!
Отлично очистила голову на выходных!
Загружаю ноутбук Вики. Жму папку «Кино». Выбираю «Сладкую жизнь» Феллини. Я сейчас не в том состоянии, чтобы смотреть новые фильмы. Буду пересматривать старое кино.
На половине выключаю, в голове совсем другое кино. С высоким возрастным цензом. Как бы его выключить?
Жадно посматриваю на развал книг на столе. Подхожу и ковыряюсь в пачке. Среди математических учебников обнаруживаю «Восточные сказки».
Устраиваюсь с книгой на кровати и пытаюсь читать. Совершенно уже не помню, о чем сказка про Шахерезаду. Мне же точно мама в детстве читала.
Открываю первую страницу и понимаю, что мама читала мне другой вариант. Тот был адаптированный, в этом же все сильно откровеннее. Везет мне сегодня на взрослый контент.
Неожиданно увлекаюсь историей о том, как Шахрияр поймал неверную жену, развлекающуюся с молодым рабом. Обманутый муж убил обоих любовников и решил впредь жениться только на одну ночь. Утром он казнил очередную жену и брал себе новую. Вскоре в его землях не осталось молодых девушек. Все попрятались или сбежали. Визирю пришлось отдать Шахрияру свою дочь Шахерезаду.
«Она приказала слугам искупать ее и умастить тело благовониями. Ее причесали, украсили волосы драгоценными каменьями и фазаньими перьями, увили запястья и лодыжки золотыми цепочками, нарядили в шелка и опустили на лицо тончайшую вуаль. И только тогда оседлали лошадей, и Шахерезада следом за отцом отправилась во дворец».
В комнату входит Вика и я отрываюсь от книжки.
— Что ты так увлеченно читаешь? — интересуется подруга.
Показываю обложку и делюсь впечатлениями.
— Вичка, это же совершенно другой мир. Не мужчина ухаживает за женщиной, а женщина должна покорить мужчину. Только послушай: «Шахерезада поцеловала руки и край туфель Шахрияра, возлежавшего на шелковых покрывалах, устроила его голову на своих коленях и начала рассказывать сказку...».
— В наших сказках мужчины тоже не слишком-то ухаживают за женщинами. Обычно выкрадывают или отбивают у чудищ разных. И сразу в койку, — задумчиво парирует Виктория.
— В койку? — с сомнением смотрю на Гончарову.
— Пир, свадебка и в койку, — закатывает глаза Вика, — ухаживаний не предусмотрено.
— Откуда-то в литературе взялась традиция ухаживаний, — пожимаю я плечом, — в Европе целый пласт рыцарской литературы был о служении прекрасной даме и высоких отношениях. Не на пустом же месте это все возникло?
— Конечно не на пустом, — кивает Гончарова, — это был «наш ответ Чемберлену», точнее европейский ответ «неверным». Во время войн всегда нужно идеологическое обоснование, чем твоя цивилизация лучше противника и почему имеет больше прав на победу. Грубо говоря, чем твой бог лучше бога врага, если война ведется между разными цивилизациями. Все знают присказку «Карфаген должен быть разрушен», но не все в курсе, что за лозунгом стояло еще подробное моральное обоснование.
— Производили отстройку от конкурента? — подбрасываю я Вике маркетинговый термин.
— Именно. Твоя рыцарская литература — это такой рекламный буклет, в котором все красиво и не стыдно врагу показать. Вы женщин воруете и в гарем засовываете со всякими там целованиями туфель, а мы с них пылинки сдуваем. Наше дело правое, мы победим.
— Так не поспоришь же, правое дело и есть!
— Европейцы должны сказать спасибо варягам да арабам за набеги. До этого у христиан был упор на целибат. Следовало больше молиться и меньше думать о всяких глупостях. Неудивительно, что варяги с мусульманами на пару решили, что не очень-то им женщины и нужны. Ты же слышала теорию, что главная причина экспансии варягов была именно в охоте за женщинами?
— Нет, не слышала, — честно признаюсь я.
Глеб Князев
Нажимаю на пульт от ворот дачи мамы и медленно въезжаю во двор. Паркуюсь рядом с машиной фон Вильд. Не успеваю вылезти из автомобиля, как на пороге материализуется сестра.
Девушка стремительно сбегает по ступенькам и прыгает ко мне на шею. Придерживаю ее одной рукой и чмокаю в светлую макушку.
- Привет, радость моя! Ты надолго в наши варварские земли?
- На три недели. Потом у меня начинается training internship. Как это будет по-русски? Стажировка!
- Дай я на тебя посмотрю, - отстраняю Аглаю и осматриваю с ног до головы.
- Ну как? - смущенно интересуется девушка.
- Не будь ты моя сестра, я бы приударил, - не могу удержаться от скабрезности.
- Дурак! - Аглая игриво хлопает меня в грудь.
- Как дела у родственников? - вежливо интересуюсь.
- Бабушка уехала на термальные воды в Швейцарии. А папа завел препротивную girlfriend. Она мне не нравится. Только маме не говори, ей будет неприятно, - сестра кривит свой аккуратный нос и этим напоминает мне маленькую девочку из детства.
- Понятно. У мамы гости? - риторически уточняю я.
- Теть Наташа заехала. Одна.
Приобняв сестру за талию, веду ее в дом.
- Они на веранде, - информирует меня Аглая и тянет через весь дом к выходу на террасу.
В гостиной громко тикают механические часы, которые мама купила в антикварном магазине и регулярно заводит вручную. Говорит, что этот звук ее успокаивает.
Выходим на большую террасу, которая занимает всю заднюю стену дома.
- Глебушка, привет! - мама встает из-за стола, я подхожу и целую ей руку.
- Привет, Наталья Егоровна! - приветствую я подругу матери.
- Доброе утро, дорогой! Как жизнь молодая?
- На всю катушку, теть Наташ, - ухмыляюсь я.
Мама усаживает меня за стол и сразу начинает что-то накладывать.
- Глеб, ты что будешь: чай или кофе?
- Конечно же кофе, мам, - категорично заявляет сестра, выходящая на террасу из кухни. Аглая подходит к столу и ставит передо мной чашку американо.
Сгребаю ее в охапку и целую в щеку.
- Спасибо, мелкая.
Аглая светится от удовольствия.
Снова вспоминаю тот момент из детства, когда мне предъявили мелкий орущий сверток. Я тогда скучал по своей большой семье, оставшейся в Саудовской Аравии. По братьям и сестрам, теткам и дядькам. Аглая заменила мне всех. Я всегда нежно любил мелкую занозу. Даже когда в подростковом возрасте она психанула и уехала в Британию жить со своим отцом.
- Ой, Глеб, а у меня такая новость сногсшибательная, - сообщает мама, накенец-то приземлившись за столом, - Москву расширят больше, чем планировалось, наша дача тоже расположена на новых московских территориях.
- Интересно, - вздергиваю бровь, - а чего ты молчишь-то, надо землю скупать?
- Тут без тебя скупальщиков полно, - отмахивается мама, - я на днях узнала. Сейчас цены вырастут после новости, скину дачу, возьму в другом месте.
Смотрю на открывающийся с террасы вид. Мамин дом расположен на небольшом холме. Забор, которым огорожена территория, не мешает созерцать поля и пригорки, расположенные за территорией коттеджного поселка.
- Жалко, мам, - возражаю я, - где ты еще такой вид найдешь?
- Вид ненадолго, Глеб. Если все это будет Москвой, скоро все застроят. Трасса встанет. Жалко, но надо избавляться.
Взгляд плавно скользит по зелени просторов за забором.
- Займешь мне денег, мам? - расслабленно откидываюсь в кресле, смотря вдаль.
- Ты не успеешь ничего купить, Глеб. Указ может в любой момент появиться, - мама скептически качает головой.
- Попробую успеть. А точные границы известны? - тянусь за кофе и вдыхаю густой аромат.
- Могу уточнить, - пожимает плечом мама.
- Вот это хватка у моего братика, - Аглая заливается задорным смехом, - путь от новости до замысла занял пару минут.
- Подозреваю, что это наследственное, - взгляд мамы туманится от воспоминаний, - ходили слухи, что у отца Глеба тоже было это качество.
- Ну, они вообще сильно похожи, - неожиданно заявляет фон Вильд.
- Ты откуда знаешь? - мама с подозрением взирает на подругу.
- Мы с Лукасом как-то пересекались с шейхом в Германии, - пожимает плечом Наталья Егоровна.
- Ты мне не говорила, - мама обиженно поджимает губы.
- Я думала, что тебе неприятна эта тема. Сегодня ты первая начала, поэтому я и упомянула.
Задумчиво смотрю на теть Наташу, но не решаюсь узнать подробности. У меня много раз появлялось желание встретиться с отцом, но мама всегда сильно боялась, что он нас найдет, поэтому желание так и не переросло в активные действия. Тема повисает над столом тягучим молчанием.
- Глебушка, когда ты приедешь в Британию? У меня все подружки интересуются, когда мой русский брат снова посетит Лондон, - разряжает Аглая напряженную обстановку.
- В ближайшее время никак, Глаш.
- Что даже Олимпиадой тебя не заманишь? Ходят слухи, что будет что-то грандиозное.
Кидаю быстрый взгляд на маму. Дядь Петя рассказывал пикантные обстоятельства их знакомства с отцом. На другой Олимпиаде, которая проходила в Москве. Мама задумчивая. Возможно, она и не слышала Аглаю.
- Нет, прости, радость моя, - отвечаю я сестре, - взрослая жизнь очень скучная. Обязательства не всегда стыкуются с развлечениями.
- Жаль. А ещё в Лондоне возле олимпийского парка возвели огромную скульптурную композицию, - возбужденно продолжает тему сестра, - ArcelorMittal Orbit. Позиционируют как объект современного искусства, но все говорят, что это масонская инсталяция. Что на самом деле это змей, обвивший древо познания добра и зла. То есть, отгрохали здоровенный памятник дьяволу.
- Глупости, Глаш! - категорично заявляет Наталья Егоровна. - Людям всегда лишь бы поболтать. В Лондоне передовая архитектурная школа, вот и изгаляются, как могут. Эта Орбита тауэр просто архитектурный изврат. Никакие дьяволы тут ни при чем.
Аграфена
Выхожу из комнаты, как только слышу в прихожей звук проворачивающегося ключа. Моя соседка Аня вплывает в квартиру уверенной походкой.
— Груша, как хорошо, что ты дома. Сегодня будем отмечать твою новую работу.
— Какую новую работу? — почему-то оборачиваюсь, как будто ищу суфлера, который бы мне объяснил, что Макарова имеет в виду.
— Я получила добро на чистку в своем отделе, — дешифрует для меня загадку Анна, — теперь могу взять тебя к себе. Увольняешься прямо на этой неделе и будешь у нас руководителем отдела скриптов.
Скинув туфли, Макарова проходит на кухню. Уныло семеню за ней. Я не могу так резко менять свою жизнь, но если Анна уже все решила, сопротивляться будет сложно.
Соседка по съемной квартире выставляет на стол шампанское и торжествующе смотрит на меня. Достаю фужеры из кухонного шкафа и жду, когда Макарова вскроет напиток.
Анна срывает фольгу с бутылки и медленно откручивает деревянную пробку. Слышится глухой хлопок, и из горлышка струится белый дымок.
— Чисто! — горделиво сообщает Анна.
— Ты просто мастер, — подтверждаю я.
Макарова наполняет бокалы с видом профессионального бармена и пододвигает ко мне один из них.
— В пятницу собеседование, — уведомляет меня Анна.
— Это так неожиданно, — наматываю на палец прядь светлых волос, — я не уверена, что хочу менять работу.
— Возражения не принимаются, Груша. Все уже решено. Собеседование с директором по маркетингу будет просто формальностью. Он всего лишь посмотрит на тебя. В понедельник пишешь заявление на увольнение, — Аня сверлит меня взглядом.
— Ну какой из меня руководитель, Аня? Ты издеваешься? И, вообще, меня устраивает моя работа. Если у вас что-то не получится, я больше не найду вакансию корректора. Наша газета один из последних динозавров. Остальные давно эту позицию сократили, — терпеливо объясняю я.
— Глупости, — громко фыркает Аня, — пока я там работаю, никто тебя не уволит. Отдел маленький. Всего три человека с тобой. Справишься, ничего сложного. Просто писать скрипты, ну и немного бумажной волокиты. Зарплата в три раза больше, чем у тебя сейчас.
Последний пункт слегка притупляет мое стремление к сопротивлению. Сама бы я никогда на свете не стала бы претендовать на такую зарплату. Может быть, это действительно мой шанс?
— Даже не знаю, — задумчиво смотрю в окно, — я ничего не понимаю в скриптах. Ты расскажешь, как их вообще писать?
— Там ничего сложного. Есть инструкции, где описан принцип. Разберешься по ходу работы. Ты согласна на собеседование? — требует ответа Анна.
— Это же простая формальность? — уточняю я. — Мне не надо как-то готовиться?
— Нет, считай, что ты уже принята. Требуется просто присутствие.
— Ну, хорошо, — решаюсь я. — Там же большая зарплата.
— Именно, — губы Макаровой расползаются в довольной улыбке.
Чокаемся бокалами, и я слегка пригубляю игристое вино. Рассеянно осматриваю кухню в нашей трешке. У нас очень уютно, не то что кухни в коммуналках. Мы вообще с Викой и Аней хорошо уживаемся. Имеем похожие взгляды на быт, да и вообще прекрасно ладим. Макарова с Гончаровой давно могли бы позволить себе отдельное жилье, но желания разъехаться у нас не возникает.
— Так что у тебя с этим Бобрешовым? — отпив шампанского, начинает допрос Аня.
— Мы вчера ходили на обед в кафе, — пожимаю я плечом, — Степан рассказывал про жизнь в Таиланде. Он жил там в местном монастыре. Каждое утро бил в колокол и будил монахов. Интересный человек, в общем-то.
— Дауншифтер что ли? — фыркает Макарова. — Вообще не вариант. Будешь с ним всю жизнь мотаться по азиатским клоповникам.
— Зато порядочный человек с широким кругозором, — из чувства противоречия возражаю я, — не карьерист, но меня это устраивает.
— А безымянный палец у него больше указательного? Если человек порядочный, то хотя бы член должен быть нормальный.
Давлюсь шампанским после вопроса Анны. Подруга бьет меня по спине, пока откашливаюсь.
— Ты должна исследовать этот вопрос, — после вынужденной паузы продолжает Макарова, — порядочный человек с маленьким членом абсолютно бесполезен.
— Это мне вообще не важно, — бормочу я, потупив вниз взор, — тем более, какая-то псевдонаучная теория.
— Ничего подобного. Корейские ученые доказали. Тем более проверено много раз, — убежденно провозглашает Анна, — а тебе не важно, пока ты с мужиками не спишь. Потом станет очень даже важно.
— Как Гоша? — спешу я перевести тему.
Гоша — бойфренд Анны, у которого она живет большую часть времени, но от съема комнаты не отказывается, чтобы не терять свою независимость.
— Гоша жив и здоров. Что с ним может случиться? — отмахивается Макарова. — Лучше расскажи последнюю сводку новостей. А то скоро уйдешь из своей газеты, и политинформацию рассказать будет некому. Ну, что там в мире творится?
— Стабильности в мире нет, Аня, — улыбаюсь я и салютую подруге бокалом.
Аграфена
Задумчиво смотрю на Настю и думаю, рассказать ей о собеседовании или все-таки не стоит. Можно же и сглазить. Решаю, что лучше не стоит.
— Груш, возьмешь новость о выставке Коровина? — тотчас подает голос напарница.
— Хорошо. Взяла.
Открываю заметку и начинаю редактировать.
— Привет, девчонки, — в наш кабинет заходит Саша Комов, обозреватель отдела «Общество».
Александру нравится Настя, поэтому он у нас частый гость. Не дожидаясь ответа, Комов опускается в старое гостевое кресло и водружает ноги на журнальный столик.
— Саш, ноги убери, — моментально взвивается моя напарница.
— Я потом его протру, — флегматично сообщает гость, — дай хоть немного расслабиться. Я сегодня на летучку ходил по причине отсутствия руководителя отдела на рабочем месте. Весь мозг вынесли, не добавляй, Насть.
— А чего от тебя хотели? — вежливо интересуюсь. Комову явно не терпится сесть кому-нибудь на уши.
— Да тут месяц спустя выяснили, что наша дура Синицына посетила июньский митинг белоленточников. Шефа нет, дура предусмотрительно в отпуск свалила, а мне нужно мозг вынести по этому поводу. Мне, между прочим, всю личку на фейсбуке загадили предложениями оказать информационную поддержку оппозиции за мзду малую. Я всех героически слал. И такая вот награда?
— Не переживай, Саш, ты же ни при чем, — даю я обратную связь парню.
— Да обидно же, — отмахивается Комов, — ладно, проехали. Какие у вас делишки?
— А вы видели масонский ролик по ЖЖ разгоняют? — подает голос Настя.
— Нет, не попадался, — с энтузиазмом отзывается Александр, — покажешь?
Комов моментально подскакивает, подходит к Насте и зависает над ней. Одной рукой опирается на подлокотник стула напарницы, нагло нарушая личное пространство.
— Груш, иди сюда, — нервно требует поддержки Настя.
Прячу улыбку за волосами и подхожу к креслу коллеги. Немного пододвигаю Комова, игнорируя его недовольный взгляд.
— Вот, — Настя жмет ссылку и переходит на ютуб. — Канал Heliofant. Его только создали и выложили всего один ролик. Сделан очень качественно, денег до фига вбухано. В ЖЖ пишут, что это иллюминаты наваяли. В русском переводе "Я тоже домашний козел" называется.
Настя жмет на плей и на экране возникает козел за колючей проволокой. Появляется название мультика «I pet goat ii». Дальше смотрим череду каких-то тревожных образов и апокалиптических предсказаний под тревожную музыку.
— Надо пересматривать, — категорично заявляет Александр, когда ролик заканчивается. — Символов и знаков слишком много. Тянет покадрово посмотреть.
— И к чему все это? — вздергиваю я бровь. — Мы все умрем или как?
— Ну, к чему-то всю эту шумиху раздувают с концом календаря Майя и обещанием апокалипсиса в декабре, — напоминает Настя.
— Фигня все это, — отмахивается Комов, — меня больше зацепил религиоведческий момент. Никто же не будет отрицать, что масоны на какой-то своей волне и религия у них другая?
— В ролике был Иисус, — возражаю я.
— Ага. Извергающий из себя пламя и плывущий на лодке Анубиса. — скептически цокает Александр, — это просто образ, понятный массовому сознанию. Очевидно, что иллюминаты ждут своего мессию и это не Христос. Если не ошибаюсь, они вообще Бафомету поклонялись. Как понимаю, намекают, что скоро будет.
— Ну и что ты там говорил про религию? — возвращаю я Комова к его мысли.
— Да забавно, что человечество долго шло к монотеизму, а мировая верхушка, где и окопались иллюминаты, сваяла какой-то синкретичный политеистический культ.
— Почему политеистический? — с любопытством смотрю на Комова.
— В этом мультике кроме того самого непонятного мессии фигурируют одноглазый дервиш мусульман, богиня разрушения Кали и бог с клювом. Наверное, Тот египетский. Может, еще кто-то был, надо пересмотреть. То есть, такая заявочка на универсальность и всемирность.
— Мне кажется, что это грамотный подход, — усмехается Настя.
— Да уж эффективнее, чем с внедрением монотеизма было. Сколько там веков прошло, пока удалось Яхве единственным еврейским богом сделать?
— Я думала, он у них всегда единственный был, — Настя поворачивается к Комову и смотрит на него большими удивленными глазами. Александр сглатывает и активно трясет головой.
— Нет, не единственный. Изначально он был одним из богов в пантеоне семитского бога Эля. Обычный такой политеистичный пантеон был. С женскими божествами. Все, как полагается. Потом сколько-то столетий Яхве был главой пантеона, пока не остался один. Всех остальных богов отменили, оставили только Яхве. Кстати, западные семиты считали и Эля, и Яхве устаревшими богами. По их версии, Яхве сверг Эля, а Баал сверг Яхве. Соответственно, они поклонялись Баалу и считали, что их бог самый актуальный.
— Что-то мне это напоминает, — улыбаюсь я. — у греков тоже Зевс сверг Кроноса, который ранее оскопил Урана и занял его место. Кстати, забавное требование к олимпийским богам. Если не можешь размножаться, то и власть занимать не должен.
— Греческие боги полумерами занимались. Вот всех свергнуть и остаться одному, не каждому дано. Но для этого яхвизм должен был пережить вавилонское пленение и ощутить зороастрийское влияние. Только после этого рубежа иудаизм из классической политеистической религии превращается в монотеистическую. Кстати, борьба за монотеизм хорошо прослеживается в Торе. Сквозная мысль — не сметь смотреть в сторону других богов, которых обзывают идолами, и требование абсолютной лояльности. Яхве выбрал евреев богоизранным народом, за то, что евреи выбрали Яхве единственным богом. Взаимовыгодное сотрудничество.
— Ну, как бы не только евреи его выбрали, — замечает Настя, — христиане и мусульмане тоже. Единый бог же.
— Дискуссионный вопрос. Мухаммед опирался на иудаизм, в раннем исламе полно тезисов из иудаизма. Изначально вообще позиционировался как один из пророков. Но евреи были не согласны на такого пророка, поэтому он от них сепарировался, и ислам стал отдельной религией. Поздний Мухаммед уже враждебен к иудаизму.
Аграфена
Колл-центр в офисе страховой компании «Спас» был небольшой. Из Москвы обслуживались только вип-клиенты. Колл-центр для обычных граждан сидел в моем родном городе Саратове, где мы с Аней жили когда-то в одном доме.
Аня начинала карьеру в том самом саратовском филиале компании с самых низов – простым ночным оператором, совмещая работу с учебой. Сначала ее, как перспективного работника, перевели в Москву. Потом уже здесь Макарова пахала как вол, пока упорство и напористость не оценило руководство. Полгода назад Аню назначили руководителем отдела телемаркетинга. Испытательный срок прошел, и можно было расслабиться.
Анна поделилась идеей перетащить меня к себе сразу после назначения. Но возможность появилась только сейчас, когда она получила карт-бланш на кадровые перестановки.
У меня нет никаких опасений по поводу того, что я могу не сработаться с Аней. Я спокойная, местами интровертная. У Макаровой темперамент диаметрально противоположный. К тому же Анна старше, и я с терпимостью переношу ее опеку, местами чрезмерную.
— Главное, улыбайся, Грушенька, — шепчет мне Аня перед тем, как толкнуть дверь в кабинет директора департамента по маркетингу и коммуникациям.
Следую совету и растягиваю губы в улыбке, которая моментально сползает с лица, когда я вижу этого самого директора.
Мужчина поднимает на меня свои зеленые глаза и удивленно вскидывает брови. В голове мелькает обреченная мысль, что на этом собеседование закончено.
Но в следующий миг в глазах директора зажигается нездоровый блеск и начинают плясать черти, как и в прошлую нашу встречу в лесу.
Как такое вообще возможно? Если бы Аня давно не работала в этой организации, поверила бы в какой-то изощренный заговор. Но, очевидно, что и эта наша встреча совершенная случайность.
Мужчина встает, приветствуя нас, подходит к гостевому креслу и переставляет его максимально близко к своему рабочему месту. Окидывает свою работу одобрительным взглядом и кивает на сиденье подбородком.
— Присаживайтесь, Аграфена, — журчит бархатный баритон. — Меня зовут Глеб Князев. Я директор по маркетингу и коммуникациям этой организации.
Нетвердой походкой я подхожу к мужчине и не сажусь, а падаю в мягкое кресло, потому что колени предательски подкашиваются.
— А отчество? — голос почему-то срывается. Князев усмехается.
— У нас в компании принят неформальный стиль общения, Аграфена, — слышу откуда-то сверху.
Князев нависает надо мной мрачным утесом, подавляя мощной фигурой и своим бешеным энергетическим полем. Чувствую себя маленькой и беспомощной. Хочется сжаться в комочек, а еще лучше просто сбежать.
Мужчина дожидается, пока я займу предложенное место, и опускается в свое рабочее кресло. Дышать становится чуть легче, но не намного. Давящая энергетика никуда не исчезает.
— Интересная штука жизнь, — задумчиво тянет Князев, бросая на меня пронзительный взгляд.
— Наверное, — без энтузиазма мямлю я, слушая как сердце пытается проломить грудную клетку.
Руководитель тем временем складывает пальцы домиком на губах и задорно хмыкает.
Трусливо думаю, что буду рада, если он меня забракует. Слабо представляю, как смогу работать в одном пространстве с этим мужчиной.
Память услужливо подбрасывает картинки месячной давности. Сидящий напротив мужчина ласкает девушку на моих глазах.
Я поднимаю глаза на своего собеседника и натыкаюсь на изучающий лукавый взгляд. Он не спешит начинать собеседование. Снова играет со мной, как сытый кот с мышкой.
Тут же отвожу глаза. Смотрю в монитор мака на столе. Он просто гигантский. На одном экране открыты сразу четыре программы. Этот монитор просто кричит, что его хозяин работает в условиях многозадачности.
Ежусь от дискомфорта. Мне однозначно здесь не место. Я не дотягиваю ни до этой организации, ни до этой должности, ни до этого мужчины.
Боже, о чем я вообще думаю. Какого мужчины? Случайная встреча в лесу с сексуальным подтекстом совершенно не означает, что я могу думать о Глебе Князеве, как о мужчине.
Можно помечтать и представить его своим руководителем. Это максимум для моих грез.
Незаметно кошусь на директора. Сегодня он выглядит великолепно. Безупречно сидящий темно-синий костюм. Голубая рубашка и галстук в тон, на запястье какие-то дорогие часы.
Даже не верится, что это тот самый расслабленный самец в футболке, облегающей накаченное тело. Только прожигающий взгляд изумрудных глаз не оставляет сомнения, что эти два разных образа уживаются в одном человеке.
— Забавно, вы тоже из Саратова? — тем временем разрывает тишину Князев, который скроллит мое резюме.
— Да, как и Анна, — подтверждаю я.
— Я там родился, — улыбается Глеб.
— Правда? — я изумленно хлопаю ресницами. Никогда бы не подумала, что Князев может оказаться моим земляком.
— Все сложно, это место указано в моем свидетельстве о рождении — загадочно комментирует мужчина, — и есть в этом совпадении что-то кармическое.
Он снова смотрит на меня, я шумно сглатываю. Сцена в лесу незримо витает между нами. Прямо сейчас я чувствую, как вязкое тепло окутывает низ живота, а щеки просто пылают.
Я нуждаюсь в твердой почве под ногами, но она куда-то уплывает.
— Кармическое? — пьяно переспрашиваю я. — Что вы имеете в виду?
— Знаете, Аграфена, — игнорирует мой вопрос мужчина, — у вас на удивление приятный голос. Я никогда не пытался его представить. Тот случай, когда нарисованный образ не портят реальные детали.
В сказанном столько двусмысленности. Мне казалось, что произошедшее в лесу должно стать табуированной темой. Но Князев так не считает. Совершенно свободно намекает на случившееся, как будто это что-то нормальное. Его даже не смущает присутствие Ани в кабинете.
Я оборачиваюсь и смотрю в сторону подруги, которая сидит в кресле у стены. Ее брови взметнулись к линии роста волос. Она явно тоже улавливает непонятный подтекст в происходящем.
Аграфена
Глеб проследил за моим взглядом. Мне кажется, что ранее он совсем забыл о наличии Ани в кабинете, а теперь вспомнил.
Резко выпрямляется в своем кресле и интересуется сухим деловым тоном:
— Где вы учились и работали?
Неожиданно меня очень царапают эти его обезличенные интонации. Бьют наотмашь по натянутым нервам. Да и зачем спрашивать, если на мониторе открыто мое резюме? Хочет выстроить между нами стену из сухих фактов?
После искреннего любопытства ранее, сейчас в его глазах царит арктическая стужа. Уже наигрался со мной?
Мне ужасно обидно, но я беру себя в руки и отвечаю как можно спокойнее.
— Я закончила филфак Московского областного университета с красным дипломом. Работала в трех изданиях литературным редактором. В первом позицию сократили, сейчас на корректуре экономят. Во втором редакция взбунтовалась, когда акционеры решили перевести издание из исторического здания газеты на Пушкинской площади. Большинство сотрудников уволились, я тоже.
— Так вы бунтарка, Аграфена? – Князев снова заинтересовано поворачивается ко мне, будто вскрылся штришок, меняющий составленное мнение.
— Я не бунтарка, но и не штрейкбрехер, — смотрю на сложенные на коленях руки, — хотя бунтовать было весело.
— Не боитесь, что вам у нас будет скучно? Страхование – самая далекая от литературы и журналистики отрасль, — Князев ухмыляется, — да и с бунтами у нас все плохо.
Ну вот, кажется он понял, что я всего лишь самозванка из другого мира. Сейчас наорет и выгонит вон. Глупо было думать, что меня возьмут в такую организацию на руководящую должность. У меня же на лбу написана абсолютная профнепригодность. Не стоило и мечтать.
Надо просто выдохнуть и расслабиться. Все очень логично. Передо мной просто представитель делового мира, где я случайная гостья. Я пытаюсь абстрагироваться и представить, что передо мной всего лишь один из героев Магритта.
Но что-то не складывается. Рубашка не белая, галстук не красный, нет котелка и строгого пальто. Казалось бы, различия лишь косметические, но образ отказывается натягиваться на этого конкретного представителя офисного мира.
И этот самый мужчина взрывает все картинки Магритта в моей голове. Мне хочется стать к нему ближе. Возникает странное желание сменить кожу, как делают змеи во время линьки. Сбросить старую шкурку журналистского джинсового сообщества и натянуть на себя новый корпоративный дресс-код.
Я понимаю, что шансы мизерные, но собраюсь и все-таки отвечаю на вопрос:
— У вас я также работала бы со словом. Не думаю, что изменения были бы для меня фатальными.
— Вы думаете, что они не будут фатальными? Вы совсем не верите в рок?
— Решения принимает не рок, а люди, — обреченно выдаю я, продолжая рассматривать свои руки. Игнорирую сарказм и прожигающий взгляд мужчины, сидящего передо мной.
— Когда вы сможете приступить к работе?
Я так ошарашена услышанным, что впадаю в оцепенение. Князев почему-то все-таки решил меня взять. Тру о коленки внезапно вспотевшие ладони.
— Я еще не писала заявление об увольнении. Не знаю, отпустят ли меня без отработки. Максимум через две недели, — скороговоркой бубню себе под нос.
Глеб поверачивается к Макаровой, которая внимательно наблюдает за происходящим.
— Аня, зайдите к эйчарам, дай Аграфене договор для изучения, после обеда зайдешь ко мне.
— Спасибо, Глеб, – Анна вскакивает со стула, быстро сокращает расстояние между нами и тянет меня на выход. — Я думала, что это простая формальность, никак не ожидала, что все будет так напряженно. Уже начала волноваться, — речетативом шепчет Макарова, вытаскивая меня из кабинета босса.
Как только дверь за нами закрывается, Анна накидывается на меня:
— Не знаю, что происходило между вами, но ты зря на него так пялилась. Во-первых, он бабник. Во-вторых, он к тебе и близко не подойдет. У него принцип – менеджеров не трогать. Среди операторов текучка все-равно большая, а потеря руководящих работников сказывается на работе компании. Так что, если у тебя появились какие-то неформальные мысли по поводу Князева, советую тотчас же выбросить их из головы.
После такой отповеди я уже не могу признаться Макаровой, что встречала директора ранее. Да и как о таком рассказать можно? Стыдно в подобном признаваться даже близкому человеку.
После посещения отдела кадров запихиваю в сумку драфт трудового договора, и мы с Аней спускаемся в столовую.
— У нас хорошие и недорогие бизнес-ланчи. Особенно мне нравится, что всегда в наличии есть какие-нибудь супы-пюре, — проводит мне Аня рекламный тур по будущей среде обитания.
— Я вообще-то не голодна, — пытаюсь я отбиться от лишних трат.
— Не дрейфь, Ракитина, я пригласила – я угощаю. Вот, смотри, сегодня в бизнес-ланче сырный суп. Отлично же! Будешь бизнес-ланч?
— Хорошо, — обреченно вздыхаю, — только после первой зарплаты я за тебя плачу.
— Договорились, — легко соглашается Аня, — вставай первая в очередь, пока я буду оплачивать, сразу пойдешь столик занимать.
Стою с подносом посреди помещения. Начался обед, и столовая переполнена. Освобождается столик у окна, и я быстрым шагом направляюсь к нему. Стою коршуном над девушками, которые собирают грязную посуду на подносы.
Не успеваю выставить тарелки, как появляется Анна.
— Как тебе вообще наш офис? — интересуется подруга.
— Все очень стильно и лаконично. Но никакого личного пространства. Во всех газетах, где я работала, была кабинетная система.
— Кабинет нужно заслужить, — играет бровями Макарова. — А вообще, это дело привычки. Я всю жизнь работала в опен спейсах, и мне было нормально. К тому же у вашего отдела отдельный закуток. Тебе все равно за сотрудниками следить надо. Поверь, в опен спейсах это гораздо удобнее делать.
— Князев тоже за всеми следит? — как бы безразлично интересуюсь я.
— Да, совершает внезапные налеты периодически. Из прохода просматриваются мониторы всех сотрудниц. Сразу видно, кто чем занимается. Иногда провинившихся вызывает к себе, — многозначительно заканчивает Макарова.
Глеб Князев
Когда за девушками закрывается дверь, откидываюсь на спинку кресла и прикрываю глаза. Надо же, как причудливо тасуется колода судеб. Интересно, стал бы я разыгрывать ту интерлюдию в лесу, если бы знал, что передо мной моя будущая сотрудница.
Вряд ли бы. Но тем и интереснее.
Быстро тру пальцем покалывающие губы. И как ты собираешься, Глеб, разруливать всю заваренную кашу? Лучше бы было, конечно, не брать девушку на работу, тем более, что на менеджера она не похожа. Но что-то подсказывает, что очень бы жалел, если бы не взял.
Теперь же добавил остроты в свою жизнь. Будет мне ходячее искушение. Когда можно смотреть, но трогать нельзя. Я же не собираюсь изменять своим принципам даже ради глубоких голубых глаз.
А принцип простой — личная жизнь не должна сказываться на работе. Колл-центр — мой прайд. Там охотиться можно. Это никак не влияет на показатели компании. Менеджмент — запретная зона. Там текучка моментально сказывается на производительности.
По позвоночнику пробегает приятная дрожь возбуждения. Надо бы переключиться. Не вовремя я раздраконил Веру, даже напряжение не с кем снять. Открываю подборку резюме соискательниц на вакансию операторов. Кадры сбрасывают мне каждое утро. Исключительно брюнеток, все как я люблю.
Листаю фотки девушек, но перед глазами стоит другая. Вообще не в моем вкусе, как мне казалось.
Набираю внутренний номер:
— Привет, Нин. Из подборки операторов Воробьеву можно взять.
— Хорошо, Глеб, я поняла.
— Тебе Аня уже сказала, что я утвердил ее зама?
— Да, я уже в курсе! Смехова согласилась на увольнение по соглашению сторон с выплатой компенсации. Здесь проблем не будет.
— Хорошо. Аграфена к вам уже заходила?
— Да, договор мы ей отдали. Аня повела ее на обед, как я поняла.
— Спасибо, Нин!
Жму на отбой и потягиваюсь. На обед пошли, значит? Не очень долго борюсь с искушением и все-таки направляюсь в столовую. Хочу еще одним глазком взглянуть на краснеющую Аграфену.
Сразу выцепляю наметанным взглядом искомых девушек у столика рядом с окном. Столовая забита под завязку. Какая удача. Не хочу, чтобы Макарова сразу просекла мой интерес к ее подружке. А тут не придерешься — свободных мест нет.
— Ань, можно будет к вам присоединиться?
— Да, конечно, Глеб, без проблем.
Девушки передвигаются ближе к окну, освобождая стулья с края стола.
— Спасибо! Сейчас подойду.
Встаю в конец очереди. Благо, основной поток уже прошел и передо мной пара человек. Не люблю обедать в официальный перерыв. Даже в ресторане на первом этаже нашего бизнес-центра в это время не протолкнуться. Обычно спускаюсь позже, когда все возвращаются на рабочие места.
Постоянно кошусь в сторону окна. Будет обидно, если меня не дождутся. Наконец-то расплачиваюсь и быстрым шагом прохожу к столику.
— Приятного аппетита, девушки! — произношу, усаживаясь рядом с Анной. Отсюда удобнее наблюдать за Аграфеной.
Сразу же бросаю взгляд на объект моего наблюдения. Глаза у девушки испуганные, как и тогда в лесу, когда спалил ее за подглядыванием. Сдерживаю усмешку.
— Мы обсуждаем дурацкий график работы газеты, — вводит меня Аня в курс разговора. — Сегодня, например, у них работает только бухгалтерия и кадры, а у редакции выходной, некому визировать заявление на увольнение. А в воскресенье, когда будет редакция, будет выходной у бухгалтерии и кадров.
— И почему все так сложно? — подключаюсь к обсуждению проблемы.
— Как понимаю, кадры и бухгалтерия завязаны на разные государственные структуры, поэтому и работают с ними в одном режиме, — отвечает Аграфена, изучая содержимое тарелки. — А редакция работает в воскресенье, потому что у нас ежедневка. Понедельничный выпуск пишется в воскресенье.
— Понятно, — комментирую услышанное, — удобно, наверное. Получается, что вы не зависите от московского трафика. В четверг свободно выезжаете на дачу, в субботу свободно возвращаетесь. Не надо в пробках стоять.
— Мне не актуально, — жмет плечом Аграфена, — у меня нет дачи. Да и машины тоже нет.
Подмывает спросить, что она тогда делала у подмосковного озера так далеко от города, но прикусываю язык. Выбираю нейтральную тему.
— Вам нравится ваша текущая работа? – изучающе рассматриваю девушку, которая под моим взглядом снова скукоживается, будто снова оказалась на собеседовании.
— Да, нравится, — кивает своим словам, — все равно, что читаешь газету целый день, только попутно исправляешь ошибки. Но корректор – вымирающая профессия. Нас вытесняет интернет. Любое правило можно найти за десять секунд. Полки с энциклопедиями теперь тоже никому не нужны, любой факт можно в интернете проверить.
Девушка слегка пожимает плечом, как бы извиняясь за то, что является представителем такой ненужной профессии. Не нужно много ума, чтобы понять, что с самооценкой здесь все очень плохо. Всем своим поведением Аграфена влияет на мои инстинкты защитника. Раньше они срабатывали только по отношению к матери и сестре.
Чувствую потребность как-то подбодрить девушку, вопрос вылетает сам собой.
— А все корректоры такие интеллигентные или только вы? – за вопрос тотчас же получаю награду, Аграфена поднимает на меня свои большие ошеломленные глаза.
— Спасибо за комплимент, я не знаю, — снова пожимает плечом, — один из моих любимых фильмов «Зеркало» Тарковского. Там героиня очень интеллигентная литературный редактор.
— Простите, Аграфена, не могу согласиться, — немного морщусь я, — героиня Тереховой просто истеричная женщина. Вероятно, по причине сексуальной неудовлетворенности. Для меня важный компонент интеллигентности – чувство меры и сдержанность. В вас я это вижу, в ней нет.
Моя визави снова краснеет и опускает глаза в тарелку.
— Глеб, ты совсем засмущал Грушеньку, — вклинивается Аня в наш тет-а-тет, — расскажи лучше, что интересного было на совещании.
Грушенька. Смакую на языке эту форму имени. Очень вкусно ложится.
Аграфена
Расстаемся с Аней у лифта. Она возвращается в офис, меня же ждет летняя Москва.
Я практически парю над бульварами. Ощущение счастья и новой жизни. Не анализирую свои чувства, просто вставляю наушники в уши. Хочется чего-то жизнеутверждающего. Выбираю ирландский фолк-рок и включаю The Dubliners.
В груди тепло и зреет что-то большое и важное. В теле ощущается приятная легкость. Я лечу мимо рабочих, укладывающих плитку на тротуарах. На губах застыла легкая улыбка, в сердце поселилось томительное ожидание.
Возле детской площадки ко мне бросается девочка.
- Тетя, а ты не видела здесь кошку. Она была такая белая.
В приступе какого-то восторга подхватываю малышку на руки, целую в щеки и смеюсь.
- Ты сама, как маленький котенок, зачем тебе кошка?
Ко мне подскакивает испуганная мама девочки.
- Извините, - тянет руки и забирает у меня свое сокровище, - она очень непосредственная, пристает ко всем подряд, - бормочет женщина, унося дочь на площадку.
Продолжаю свой путь, удивляясь сама себе, и смеюсь. Ну вот, Князев и тут ошибся. Где моя заявленная сдержанность? Напугала бедную мамочку.
Прокручиваю в голове тот момент. На самом деле, совершенно не факт, что он сделал мне комплимент. Интеллигентность - это что-то из прошлого века. Разве сейчас это считается достоинством?
Отнюдь. Ценятся напористость и хватка. Аня - вот героиня нашего времени. Или сам Князев. А интеллигентность - это такой эвфемизм, под которым маскируют покладистость и неумение быть жесткой. Такая антитеза к качествам эффективного менеджера.
Может когда-то это и считалось ценным качеством, но сейчас абсолютно нет. Новое время требует новых героев. А я лишь динозавр уходящей эпохи. Именно это хотел сказать Глеб, а не сделал комплимент, как мне показалось сначала.
Ну вот, разобралась. Все встало на свои места. Конечно же, это не могло быть проявлением симпатии.
Не хочу об этом думать. Хочу просто радоваться солнечным лучам. Ласковый ветерок пробегается по сочной листве. Лето - это прекрасно. У меня новая работа. А еще я влюбляюсь в одного человека. И мне не нужна взаимность. Это будет только мое чувство. Оно будет согревать мое сердце, даже когда лето пройдет.
Незаметно дохожу до «Ролана». Внезапно хочется не артхауса, а кино про любовь. Пробегаюсь глазами по афише. Взгляд цепляется за название «Три метра над уровнем неба: Я тебя хочу». Это же очень похоже на любовь?
В общем, ткнула пальцем в небо. Фильм оказался второй частью, первую я не видела. Любовь оказалась любовным треугольником, что совершенно не вписалось в настроение. Лучше бы выбрала «Римские каникулы» Вуди Аллена. Он наверняка снял что-нибудь про легкость бытия.
Напрасно клюнула на название. Повелась на кликбейт в кинематографе. Усмехаюсь сама над собой.
Несмотря на иронию, как-то тревожно. Когда в сердце селится томление, везде видятся знаки. Кино про любовный треугольник тянет на плохое предзнаменование.
Впрочем, ничего не имеет значения. Я просто хочу быть рядом с ним. Готова, как маленькая русалочка, за эту возможность отдать все. Если придет ведьма и потребует мой голос, отдам его не задумываясь. Если же он женится и будет счастлив... Я же должна буду только порадоваться, если он будет счастлив? Так же работает безусловная любовь?
Кидаю взгляд на витрину. Я иду мимо кондитерской. Это тоже знак. Нужно бы зайти и заесть плохое предзнаменование сладким. У меня новая работа, можно забыть об экономии. От этой мысли настроение снова ползет вверх.
Захожу в кафе и беру себе наполеон. Уровень эндорфинов резко повышается, тревожность отступает. Жизнь это что-то волшебное. Любовь - самое прекрасное, что бывает в жизни. Теперь я это точно знаю.
Ночью мне снится светлый лес. Не тот подмосковный из страшной сказки про бабу Ягу. А сухой светлый саратовский лес. Я иду по протоптанной тропинке и мне ничуть не страшно. Сердце поет от красоты вокруг и свежего воздуха. Оборачиваюсь и вижу, что за мной бежит большой бездомный кот. Но не тот, которого искала девочка. Этот кот не белый, а черный, с горящими изумрудными глазами. Я откуда-то точно знаю, что он не просто гуляет сам по себе, а следует за мной.
Аграфена
Рабочий понедельник начался с заявления на увольнение. Я иду из отдела кадров в кабинет литературных редакторов. Старая ковровая дорожка в коридоре приглушает шум моих шагов. Все-таки у нас очень уютно, хотя и несколько старомодно.
Толкаю дверь в кабинет. У нас старая мебель и компьютеры не такие новые, как в страховой. Но есть куча милых деталей. Мягкое кресло, в котором можно отдохнуть и расслабиться. На стенах репринты советских агитационных плакатов. На подоконнике большой куст алое для быстрой косметологической помощи. На тумбочке чайник и френч-пресс.
И самое главное. Стеллаж под потолок через всю стену, в котором стоит полное собрание Большой советской энциклопедии и куча другой полезной справочной литературы.
Когда возникает перерыв между новостями можно свернуться калачиком в кресле. Пить кофе и читать что-то полезное. С приятной тяжестью бумажного тома на коленях.
Последнее пристанище позднесоветской атмосферы.
Если бы я знала, что так будет всегда, сто раз подумала бы, прежде чем уйти. Даже на большую зарплату. Но есть четкое понимание, что в любой момент этот старый мир может уйти в Лету. Как это случилось на моем предыдущем месте работы.
Я не сомневаюсь, что стерильная чистота и полная прозрачность опен-спейсов неизбежное будущее даже для джинсового журналистского мира.
— Груша, куда ты уходишь? – с порога атакует меня Настя. Видимо, сотрудницы отдела кадров уже разнесли сплетню по редакции. Когда только успели?
— Привет, Насть! Все так нестабильно. Боюсь сглазить, — кидаю сумку на подоконник и уменьшаю интенсивность кондиционера, — много уже новостей?
— Да, сегодня политики много. Лавров заявил, что Асад не уйдет в отставку. У меня сейчас открыто о встрече кораблей Северного и Балтийского флота в Атлантике, — вздыхает Анастасия.
— В Атлантике? Что они там забыли? – удивляюсь я.
— Мне кажется, Сирию прикрывать планируют, — предполагает коллега, — западники готовят наземную операцию, нужно остудить их пыл.
— Весь Ближний Восток уже разбомбили, а все им мало, - бурчу я, наливая свежезаваренный кофе из френч-пресса.
— Вот же как сложилась судьба у человека. Я про Асада. Президентом должен был быть его брат Басиль, который разбился в автомобильной катастрофе. Теперь простой офтальмолог Башар должен нести все это бремя власти в смутное время. Каждый должен быть на своем месте. — Настя слегка морщится и резко меняет тему, — а зарплата большая?
— Больше, чем у нас, — лаконично отвечаю я.
— Какая ты скрытная, Ракитина. Уже и позавидовать нельзя, — вздыхает Настя.
Совершаю отработанные действия. Ставлю кофе на стол. Загружаю компьютер. Щелкаю на значок редакционной программы. Выплевывается длинный список неоткорректированных новостей.
Засовываю наушники в уши и включаю плейлист из классики. Начинаю работать.
Перед перерывом проверяю почту. Пришло оповещение фб, о том, что Глеб Князев хочет добавиться в друзья.
Сердце включается на полную мощность. В ушах бьет барабаном. Этого просто не может быть. Что это значит?
Закрываю глаза и пытаюсь включить логику. По слухам, работодатели любят проверять соцсети сотрудников. Наверное, Князев хочет изучить мой профиль.
Но у меня в фб нет никакой активности. Завела, потому что у всех журналистов есть. Можно сказать, что фб это стандарт в отрасли. Так-то я предпочитаю контактик.
Соцсети на рабочем месте закрыты, поэтому захожу в фб через анонимайзер и принимаю приглашение в друзья. Сразу с пристрастием изучаю профиль, но в нем еще меньше информации, чем у меня. Даже фотки нет. Внезапно приходит сообщение в личке:
Глеб Князев: Аграфена, сидите в соцсетях в рабочее время?
Некоторое время растерянно гипнотизирую экран. Это была ловушка? Нужно было дождаться вечера? Теперь он меня уже на работу не возьмет? Кажется, я поспешила с заявлением на увольнение.
От этой мысли уровень тревожности сразу шкалит. Я уже привыкла к мысли, что смогу каждый день видеть Князева. Отчаяние придает решимости. Лучшая защита - нападение.
Аграфена Ракитина: У меня скоро перерыв. У вас, как понимаю, тоже еще рабочий день не закончился?
Глеб Князев: Неожиданно, Аграфена. Начинаю верить в ваши скилы менеджера. ))) Приятного аппетита!
Аграфена Ракитина: Спасибо!
Жду еще десять минут. Новых сообщений нет. Кажется, пронесло.
В сотый раз перечитываю чат. До сих пор не верится, что Князев первым написал мне. И что там было про скилы? Он все-таки понял, что я не гожусь на эту должность? Но если бы передумал меня брать, то написал бы. Правда ведь?
В столовой встречаюсь с заместителем редактора Игорем Замятиным.
— Груша, привет! Не буду спрашивать, куда уходишь, но у меня хорошая новость. У редактора отдела спорта племянница может выйти на твою позицию хоть завтра, так что можешь в пятницу уже забрать документы.
— Спасибо, Игорь, действительно хорошая новость.
— Она в четверг подойдет с утра. Введешь девочку в курс дела?
— Хорошо. Без проблем.
Возвращаюсь с обеда и улыбаюсь. Я скоро снова увижу Князева. Даже не надеялась, что это случится так скоро.
Размышляю, кому я должна написать об укороченной отработке. Очевидно, что Анне. Но черти внутри меня требуют снова связаться с Князевым. Глупо не использовать благопристойную причину для того, чтобы иметь возможность переброситься еще парой слов.
Снова гружу фб.
Аграфена Ракитина: Глеб, мне сообщили, что документы я могу забрать уже в пятницу.
Глеб Князев: Отлично! Ко мне сегодня заходила текущий заместитель по скриптам и просила отпустить без отработки, Аня ей отказала. Завтра обрадуем девушку. Ждем вас в понедельник!
Аграфена Ракитина: Спасибо! До свидания!
Написав последнее сообщение, некоторое время тупо смотрю на него, зависнув на слове «свидание». Потом моя рациональная часть просыпается и подсказывает, что это стандартное прощание в русском языке. Отправляю месседж.
Глеб Князев
Отпиваю кофе и сворачиваю эксель. Концентрация внимания валяется где-то на дне бездонной пропасти. Выгуливал вчера сестру по клубам города, который никогда не спит. Пришлось соответствовать городу, вздремнул только пару часов на рассвете.
Открываю браузер и резко чувствую себя бодрее. Маленькая краснеющая мышка приняла мое приглашение в друзья. Губы расползаются в довольной ухмылке. Кстати, а чем это Грушенька у нас занимается в рабочее время?
Искушение отчитать мой личный соблазн слишком велико, и я лезу в личку. Пишу сообщение и потягиваюсь, не отрывая взгляда от монитора.
Аграфена Ракитина: У меня скоро перерыв. У вас, как понимаю, тоже еще рабочий день не закончился?
Смотрю на ответ и начинаю ржать. Маленькая мышка решила показать белые зубки. Перебираю с десяток фривольных ответов, но решаю сразу сильно не жестить. Рабочий контракт Грушенька пока не подписала, так и спугнуть можно.
Быстро набираю что-то нейтрально-одобрительное, когда дверь моего кабинета открывается, и на пороге возникает Вера. Очень не вовремя надо сказать. Только решишь пофлиртовать с новой сотрудницей, так сразу кто-нибудь да обломает кайф.
Сворачиваю браузер и откидываюсь в кресле. Вопросительно смотрю на свою текущую пассию. Вера кидает на меня злой раздраженный взгляд, но моментально прячет его за напускной патокой. Походкой от бедра пересекает кабинет и красиво приземляется передо мной на стол.
Очень красивая стерва. Не смог пройти мимо, когда узнал, что в нашем фитнесе Вера посещает занятия по танцу живота. Отец как-то говорил, что танцовщицы прекрасные наложницы. Жизнь показала, что папа был прав.
Откидываю руки за голову на спинку кресла и жду, когда Вера дозреет до озвучивания своих претензий. Пассия несколько раз меняет соблазнительную позу. В обычном состоянии я бы с радостью клюнул, но сейчас реагировать лениво. Не дождавшись горячего отклика, Фролова переходит к сути дела.
— Я была в кадрах, Нина мне сказала, что на место Смеховой кого-то взяли? — обиженно выдает девушка.
— Да, Аня предложила своего человека, — подтверждаю я.
— Я думала, это место мое, — раздраженно выговаривает Вера.
— С чего бы? — пожимаю плечом, — я что-то такое обещал?
— Нет. Но мне казалось, это и так понятно, — губы любовницы оскорбленно поджимаются.
— Это не моя компетенция, — пытаюсь я отмахнуться от претензий, — Макарова имеет право сама выбирать себе замов.
— Колл-центр тоже не твоя компетенция, — парирует Вера, — однако ты лично подбираешь кандидаток.
Прикрываю глаза и думаю о том, что надо устроить выволочку Нине, чтобы поменьше трепалась о том, о чем не требуется.
— Я лишь вношу предложение, собеседование проводит Аня. Что ты от меня хочешь, Вера? — устало интересуюсь я.
— Я хочу это место! — Фролова сжигает меня взглядом.
— Это невозможно, — пожимаю я плечом.
— Тогда я тоже уволюсь следом за Смеховой. Посмотрим на компетенции вашей новой сотрудницы в стрессовом режиме, — на лице Веры возникает стервозный оскал, — да, и с этого дня пусть она отсасывает тебе, милый.
— Это вряд ли, — губы непроизвольно растягиваются в улыбке от предложенной перспективы.
— Тогда сам, Глебушка. С этого момента все сам.
Фролова вскакивает со стола и соблазнительной походкой направляется к выходу. Позволяет мне в полной мере осознать, что я теряю. Покручиваясь в кресле, откинувшись на спинку, наблюдаю за ее дефиле. Все-таки очень красивая стерва. И признаемся прямо, на эту позицию подходит лучше, чем Грушенька. Но не доросла еще говорить со мной языком ультиматумов.
Нехотя встаю с кресла и выхожу следом за уже бывшей пассией. Выбираю себе жертву из колл-центра, сидящую максимально близко к Фроловой. Громко предлагаю пройти в мой кабинет. Боковым зрением удовлетворенно наблюдаю, как наливается гневом лицо Веры.
Возвращаюсь в уютное кресло и задумчиво смотрю на девицу передо мной.
— Почему сидим в интернете? — лениво интересуюсь.
Брюнетка начинает что-то блеять, не забывая стрелять глазами из-под приопущенных ресниц.
— Посидите вон там, — указываю на гостевой стул у стены кабинета, — и подумайте над своим поведением.
Моментально забываю про девицу, когда вижу сообщение от Грушеньки. Мой соблазн начнет маячить передо мной на неделю раньше. Что-то надо с этим делать. Задумчиво смотрю на брюнетку из колл-центра. Абсолютно в моем вкусе. Что совершенно логично, все же прошли через мой фейсконтроль. Но с ужасом понимаю, что вообще не торкает. Списываю все на усталость.
Аграфена
- Что за день такой? С утра до вечера что-то взрывают. - эмоционально ругается Настя, - Груш, возьмешь новость про подрыв в Болгарии?
- Хорошо. Взяла.
Только жму на ссылку, в кабинет заходит политический обозреватель Клим Воротынцев. Грузный мужчина лет пятидесяти кидает на столик пачку сигарет.
- Я у вас покурю, день дурацкий, - журналист берет со стеллажа гостевую пепельницу и падает в кресло.
- У меня как раз ваша новость в работе, - сообщаю я мужчине, - ужас, конечно. Смертник подорвал автобус с израильскими туристами в Бургасе. Безумные люди, зачем они это делают?
- Это делают очень прагматичные люди, Грушенька, - Клим выпускает струю белого дыма в потолок. - Главная новость сегодня не эта. Утром в Дамаске подорвали заседание силовой верхушки Сирии. Тоже с помощью смертника, кстати. Убили зятя и кузена Асада, пару силовых министров. Людей, принимающих решения. Но целью был Башар Асад, который каким-то чудом на заседание не явился. Провал неких спецслужб информационно прикрыли подрывом автобуса с израильтянами.
- Как-то очень цинично звучит, - с сомнением выгибаю бровь.
- Геополитика вообще очень циничная вещь, Груша. На сегодня назначено совещание совбеза по Сирии. Если бы Асада удалось убить, запад протащил бы свою резолюцию с вводом сил коалиции. Операция провалилась, совбез перенесли на завтра. Теперь общественность отвлекают громким терактом в Болгарии. Типичная операция прикрытия.
— Израиль уже обвинил в теракте Иран, — оповещает Настя о последней новости.
— Кто бы сомневался, — усмехается Воротынцев, — и никакие расследования не нужны. Израилю Асад как кость в горле, по их таймингу они уже должны Иран бомбить, а Асад все никак не сдается демократическим повстанцам. Пока не дожмут Сирию, они не могут вплотную заняться Ираном.
- А Израилю зачем все это нужно? - недоуменно жму плечом. - Разводят исламистских фанатиков у себя под боком.
- Неорганизованные фанатики гораздо безобиднее, чем идейные диктаторы сильных стран. Тем более, когда эти фанатики ручные, а диктаторы наоборот. Например, в Иране официальная позиция, что Израиль не имеет права на существование и должен быть стерт с лица земли.
- Как-то жестко, - удивляюсь я. - И по какой причине?
- Неприязнь, видимо, - усмехается Клим, - первоначально, кстати, Израиль выбрал шахский Иран своим союзником. Сделали ставку на этнический фактор. Надеялись на поддержку персов против арабского враждебного окружения. Но потом в Иране случилась исламская революция. В итоге сыграл религиозный фактор, а Мухаммед с евреями не ладил.
- Ну, мы уже в двадцать первом веке живем, чтобы руководствоваться мнением Мухаммеда, - пожимаю я плечом.
- Ну, так-то у иудеев с персами долгая история взаимоотношений. К тому же, мне кажется, очень дурацкой затеей праздновать еврейский Пурим. Это про то, как советник персидского царя Аман захотел убить всех евреев. Но его опередили. Одна из жен царя еврейка Есфирь подговорила мужа убить Амана и всех врагов своего народа. Царь выдал свое разрешение. В итоге, евреи за пару дней вырезали 75000 человек из персидских элит.
- Какая-то сказочная цифра, мне кажется, - с сомнением в голосе замечаю я, - после Варфоломеевской ночи было убито 30000 гугенотов, а на них долго охотились все католики Франции.
- Совершенно не важно, правдива история или сказочна, - отметает мое замечание Клим, - важно то, что она стала поводом для торжества. Очевидно, что ежегодное шумное празднование Пурима рано или поздно вбило бы ирано-израильский клин. Фундаментальные конфликты всегда имеют ментальные причины.
- Ну, вообще да, странно это, французы Варфоломеевскую ночь не празднуют, - подает голос Настя.
- Некорректное сравнение, Настенька, - Клим снова затягивается и выпускает дым. - У католиков доктрина свободы воли. Если католик совершил убийство, это сделал он сам и никто другой. Странно было бы праздновать нарушение заповеди «не убий».
- В иудаизме тоже была эта заповедь, если не ошибаюсь, - возражает моя коллега.
- Именно, - одобрительно кивает Воротынцев, - но она для людей. А персов убил Яхве руками евреев по договору защиты богоизбранного народа. Главная черта евреев, благодаря которой они до сих пор существуют - особая религиозность. Те, кто не верит в свою богоизбранность богом Яхве, давно ассимилировались в какой-то момент своих долгих скитаний. Остальным Яхве ассимилироваться запретил. Соответственно, Пурим - это событие, доказывающее, что Яхве бережет свой народ. Именно этот факт и празднуют. Но тут у персов и евреев могут быть разночтения.
- Разве не все древние народы были особо религиозны? - встаю и завариваю кофе в прессе.
- В какой-то мере да, но только у евреев было мощное пророческое движение. А еще они свято верили в предсказания этих пророков и видели предсказания там, где их нет. По крайней мере для человека, лишенного этой веры. Как по мне, то в главе Дварим Торы, в которой евреи видят пророчество о рассеянии, мы имеем дело с договором. За послушание Яхве обещаются все блага, которые пришли в голову автору, за непослушание все кары, которые могут пасть на народ.
- И что там были за кары? - разливаю кофе по чашкам и ставлю перед Климом.
- Спасибо, Грушенька! - Клим сразу тянется за кружкой и с видимым удовольствием вдыхает аромат. - Все, на что фантазии хватило. От неурожаев и бесплодия до истребления. Совершенно логично было туда включить завоевание народа и рассеяние. Иудея стояла на перекрестке дорог великих цивилизаций. Было бы странно, если бы их кто-нибудь не съел в конце концов. Но в религиозных головах факт покорения страны Римом отразился, как срабатывание кары за непослушание Яхве. В общем, сам факт существования евреев через две тысячи лет после исчезновения Иудеи говорит о чрезмерном религиозном сознании.
- Почему? - уточняю я.
- Потому что после списка кар, был еще список для тех, кто одумался и решил слушаться Яхве. С поощрениями. Там, в том числе было обещание вернуть утерянную землю. Но куда-то мы залезли в дебри. Что-то я у вас засиделся, девушки.
Аграфена
В понедельник поднимаюсь в офис «Спаса». Заглядываю в маленький кабинетик Ани, который сразу окрестила «аквариумом». Одна стена заменена стеклом, через которое Анна видит весь колл-центр.
Макарова уже сидит на рабочем месте. Как капитан на своем мостике.
Мы вместе идем в отдел кадров, после этого Аня показывает мне мое рабочее место и представляет моим сотрудницам.
Мне неудобно перед девушками. Они работают здесь дольше меня. Наверняка, любая бы справилась с этой работой лучше. Очень некомфортно чувствовать себя «блатной».
— Груша, это Маша, это Вера. Девушки, ваш новый руководитель и мой заместитель по скриптам Аграфена Ракитина.
— Можно просто Груша, — поспешно добавляю я.
Девушки разглядывают меня, я своих сотрудниц.
Маша невысокого роста, слегка полновата, добродушна и какая-то уютная.
Вера, напротив, высокая и стройная. Карие глаза смотрят на меня с презрительным холодом. Ярко-красная помада на пухлых губах кричит о том, что с самооценкой у девушки все хорошо.
Маша тепло улыбается мне и первая приветствует:
- Очень приятно, Груша.
- Маш, покажи Груше ваши документы и программы, - обрубает любезности Аня.
Потом я пытаюсь запомнить основные папки и сценарии в офисной CRM, которые мне показывает девушка. Записываю назначения форм и документов. Немного успокаиваюсь, потому что, на первый взгляд, ничего сложного. Но голова опухает от обилия информации.
Немного нервируют откровенно злобные взгляды, которые на меня бросает Вера. Пока абстрагируюсь от них, сейчас некогда париться по этому вопросу.
Остаток дня у меня уходит на более близкое знакомство с программами, таблицами скриптов, шаблонами и инструкциями. День плавно переходит в ночь. В шесть Аня пытается вытащить меня из-за стола и отправить домой, но быстро сдается.
В десять наконец-то дохожу до офисной кухни и ставлю контейнер разогреваться. Мыслей уже не остается. В голове порхает белое ватное облако. Несколько раз пробую получить кофе от кофе-машины, но аппарат остается глух к моим потребностям.
Вздыхаю, вытаскиваю еду из микроволновки и сажусь за стол. Никого нет, и я ставлю локоть на столешницу, опираюсь на ладонь своей уставшей головушкой. Сейчас думать ей не получается, поэтому просто ем.
Внезапно дверь открывается. Резко убираю локоть и выпрямляю спину.
— Добрый вечер, Аграфена! – слышу бархатный баритон Князева, и по телу пробегает взволнованный трепет.
Пространство сворачивается от его присутствия, помещение становится каким-то маленьким. От котлетного запаха мужчина слегка морщится и проходит к кофейному аппарату.
— Он не работает, — уведомляю я, отрываясь от контейнера.
Глеб засовывает кружку с надписью «Лондон» в жерло кофеварки и нажимает на кнопку, словно не доверяет моим словам. Немного обидно.
Аппарат молчит, и Князев открывает какую-то дверцу.
— Вода закончилась, - выносит вердикт, - сейчас исправим.
Глеб куда-то выходит и появляется с большой бутылкой воды. Такую же пустую бутылку вытаскивает из аппарата и меняет ее на новую.
Смотрю на манипуляции сквозь приопущенные ресницы. Есть в этом что-то домашнее. Сильный мужчина решает возникшую проблему. Отгоняю дурацкую мысль, что за таким, как за каменной стеной.
Голова уже не парит в невесомости от усталости, а уплывает от крышесносной эйфории. Просто потому, что Князев рядом.
Кофе-машина замечательно урчит, и кухня наполняется ароматом кофе. Я встаю и пьяно иду к раковине, на автомате мою грязный контейнер. Чувствую спиной взгляд Князева. Наверное, я сама себе это придумала. Взгляд нельзя почувствовать, и Глеб не будет на меня смотреть.
- Когда вы надеваете такое платье, Аграфена, вы очень рискуете, - вздрагиваю от неожиданной реплики.
- Почему? - внезапно осипшим голосом.
- Потому что каждому мужчине всегда хочется расстегнуть такую молнию на спине, - несколько мгновений просто стою, пока по телу проносятся волны дрожи от слов Князева, потом поворачиваюсь к нему. Лучше бы я этого не делала. Огонь в глазах Глеба усугубляет мое взбудораженное состояние.
Наверное, мне все это только кажется. «Любовь в глазах смотрящего» или как там это звучало у Уайльда.
Не знаю, что в этот момент транслируют мои собственные глаза, но Князев неожиданно теряется. Отворачивается к кофеварке, чтобы забрать свою кружку.
— Вы припозднились, Аграфена. Ваш бойфренд не будет возражать против такого графика работы? - спрашивает, не оборачиваясь в мою сторону.
Интересно, а мой взгляд он тоже чувствует своей спиной?
- Мне не перед кем отчитываться, могу не спешить, - пожимаю плечом, но он не может этого видеть.
В голове проносится, что слишком честный ответ. Можно было бы пококетничать и набить себе цену. Теперь Князев окончательно потеряет ко мне интерес. Я же как бы расписалась в своей невостребованности.
Отворачиваюсь и протираю контейнер бумажным полотенцем.
- Все равно не стоит так задерживаться, - почему я не могу спокойно слушать его голос, каждая фраза порождает какие-то удивительные реакции в моем теле.
- Я в газете примерно в это же время уходила. У нас рабочий день в час начинался, - отвечаю почти ровно Глебу спиной, - но я не возражала. Я все-таки больше сова.
— Тогда понятно, почему вы на обед в пять часов уходили, я всю неделю голову ломал.
Мне приятно от мысли, что он думал обо мне. Знакомое тепло теснит грудь.
— Могли бы спросить и не ломать голову, — тихо замечаю я.
Набираюсь храбрости и поворачиваюсь к Князеву лицом. Подпираю поясницей столешницу небольшого кухонного гарнитура.
— Мог бы, но это слишком легко, — усмехается Князев, — что вы смотрели в ту пятницу?
— Я дошла до «Ролана», — замолкаю и краснею, опускаю глаза вниз, неудобно признаваться, — фильм назывался «Три метра над уровнем неба: Я тебя хочу».
Князев допивает свой кофе и подходит к раковине. Мы стоим почти бок о бок, и у меня поднимаются все волоски. Я чувствую сладковато-терпкий запах его парфюма и куда-то плыву.
Глеб Князев
Закрываю отчет рекламных подрядчиков и разминаю напряженные мышцы шеи.
Только отвлекаюсь от рабочей информации, в голове сразу оживают воспоминания о вчерашнем вечере. Совершенно не понимаю, что меня цепляет в этой девушке. Она же, очевидно, не в моем вкусе.
Никогда не любил блондинок. Чудится мне в них какая-то холодность на грани с фригидностью.
Только вот Грушенька поджигает меня с самого первого взгляда. Того самого, который был в лесу. Транслирующего испуг вперемешку с возбуждением.
Почти такой же взгляд был у нее вчера, когда она от меня сбежала.
Поразительная интуиция у девушки. Грушенька очень вовремя унесла ноги. Еще чуть-чуть и все мои принципы отправились бы к демонам. Особенно, когда подошел ближе и вдохнул ее парфюм. Лаванда с чем-то ягодным.
Ее близость срывала все стоп-краны. Еле сдержался, чтобы не нагнуть там же на столешницу. И что-то мне подсказывает, что Аграфена была бы совсем не против. Испугалась своих реакций, поэтому экстренно покинула помещение.
Вспоминаю платье-футляр с этой развратной молнией на спине. Мягко обтекающее фигуру в форме песочных часов. Одно движение бегунка, и можно было бы прикоснуться к голой коже.
Представляю, как нажимаю на лопатки. Заставляю распластаться на столешнице грудью. Развожу в стороны полоски расстегнутой ткани. Открываю белую спину.
У Грушеньки должна быть нежная белая кожа. Провожу по ней ладонью и скольжу вниз на поясницу. Пальцами ласкаю ягодицы. А потом задираю подол, встаю на колени и ласкаю ягодицы уже губами.
Открываю глаза, отгоняю наваждение. Член стоит колом. Неделя воздержания, и я уже готов кинуться на блондинку. На одну конкретную блондинку.
Демоны, как мне теперь развидеть эту белую кожу. Наверное, на такую падки БДСМщики. Им нравится, когда на такой белой остаются красные отметины. Мне тоже нравится, когда Грушенька заливается смущенным румянцем. Именно это меня цепляет? В каждом мужчине есть немножко БДСМщика?
Нервно смеюсь. Хотя не до смеха. У меня, действительно, есть принципы. Грушенька не только блондинка, но и заместитель Ани. Нельзя спать с менеджерами, тем более, когда она еще и подружка Макаровой. Вот вообще табу.
Аллах, зачем я вообще ее взял?
Надо бы завести новую пассию и уже успокоиться. Вот только в колл-центре теперь сидит Аграфена, и лишний раз мимо проходить не хочется. Только возбуждать аппетит.
К тому же наблюдаю странный эффект. Рядом с Грушенькой хочется быть лучше, чем я есть на самом деле. Вообще не жажду демонстрировать ей темную сторону своей натуры. Тем более, охотиться в колл-центре на ее широко распахнутых глазах.
Задумчиво покручиваюсь в кресле. Вариантов не так много. Связываться с бывшими самое последнее дело.
Если только сразу предупредить, что продолжения не будет.
Вспоминаю, кто там самая беспроблемная из оставшихся в колл-центре бывших. Открываю почту и пишу.
«Люб, привет! Как дела? Что с личной жизнью?»
«С какой целью интересуешься?»
«Хочу, чтобы ты ко мне зашла на разок без обязательств».
Смотрю на сообщение, почти отправляю. Растираю лоб, глубоко вздыхаю и жму на delеtе. Бывшие — это тоже табу. Творю какую-то дичь. А Грушенька только начала работать. Просто какой-то пипец.
Не очень элегантно сворачиваю чат с Любой и смотрю на часы. Можно уже смотаться пораньше и посетить фитнес. Встаю из-за стола и достаю из шкафа спортивную сумку.
Аграфена
Глеб больше не появляется в поле моего зрения. Мне обидно. Тогда вечером показалось, что он тоже не совсем ко мне равнодушен. Но с другой стороны, чувствую облегчение. Я жутко боялась новой встречи. Теперь немного расслабилась. Можно спокойно работать и не дергаться.
Внимательно проверяю скрипты. Периодически кошусь на Веру. Она открыто заседает на каком-то сайте мод и даже не думает имитировать трудовую деятельность.
Я — руководитель. Я должна положить этому конец. Одернуть, сделать замечание, пригрозить санкциями. Но я не могу.
Я не скандалю с людьми. Даже голос редко повышаю. Склонна к компромиссам.
Я — отвратительный менеджер. Сижу и лихорадочно думаю, что же делать.
Можно ничего не заметить. Я же не сижу без дела. Очень занята. Мне некогда смотреть на сотрудников.
Очень трусливая позиция. Мне платят не за это.
Я продала душу за зарплату, а теперь должна заиметь другую душу. Ту, которая может наорать на нерадивого сотрудника.
Но даже бездушная я этого сделать не может.
— Вера, чем ты занимаешься? — слышу рык над ухом и вздрагиваю.
Окрик Анны я воспринимаю на личный счет. Я зря ем свой хлеб. За меня работают другие. Мои щеки заливает краска.
Поворачиваю голову и смотрю на Веру. Та послушно свернула вкладку и открыла таблицу скриптов.
— Пошли сходим на обед пораньше, — шепчет мне Аня, наклонившись к уху.
Послушно блокирую рабочий стол и беру свою сумку.
В столовой свободно и пока малолюдно. Усаживаемся за стол у окна.
— Я видела, Груша, как ты косишься на Веру, — без долгих заходов припечатывает меня Макарова.
— Прости, — утыкаю взгляд в тарелку, — я совсем не гожусь на эту должность.
— Глупости, — отметает Анна, — тебе нужно боевое крещение. И тренироваться всегда лучше не на кошках, а на таких хищницах, как Вера.
— Но я не могу, — шепчу я.
— В трезвом виде не сможешь, — соглашается Макарова, — будешь тренироваться в пьяном.
Поднимаю на нее изумленные глаза. Я точно не сплю?
— Ты предлагаешь мне напиться? — проверяю я, что точно услышала правильно.
— Ну не сейчас, конечно. В случае необходимости. Подожди немного.
Макарова встает со своего места и направляется к столовскому бару. Возвращается и ставит передо мной карманную бутылочку виски.
— Вот. Если увидишь, что Вера опять гоняет балду, зайдешь на офисную кухню и выпьешь для храбрости. Потом вернешься и устроишь армагеддон.
— Ну какой армагеддон, Аня, — нервно смеюсь я, — мне хотя бы замечание сделать.
Прячу бутылку в сумку. Возвращаемся на рабочее место.
Сижу в засаде с ружьем. Точнее с бутылкой виски.
Через пару часов Вера снова открывает браузер. Засовываю бутылку в карман пиджака, беру кружку и иду на кухню.
Блин. Здесь обедают какие-то девушки. Но мне нужны мои бутерброды. Без них я вряд ли смогу что-то выпить.
Вытаскиваю из холодильника бутеры. Пока что наливаю в кружку кофе. Подхожу к столешнице. Можно стоя съесть один бутерброд, выпить кофе. Потом незаметно вылить виски в кружку. Никто ничего не заметит.
— Мы не кусаемся, присаживайтесь, — слышу я голос за спиной.
— Я не хотела мешать, — бормочу и устраиваюсь с краю стола.
— Я Люба из колл-центра, — улыбается мне брюнетка, сидящая ближе всего, — Полина тоже из колл-центра, а Майя из рекламного, — презентует присутствующих девушка.
— Я Груша, меня взяли на скрипты, — взаимно представляюсь.
— Мы говорим о конце света, — вводит меня Люба в суть разговора, — ты же знаешь, что 21 декабря заканчивается календарь Майя?
— Что-то такое слышала, — смотрю вверх, пытаясь вспомнить что-то по обсуждаемому вопросу, но в голове каша из скриптов.
— Ерунда, — уверенно заявляет холеная брюнетка Майя с тонкими губами, — мой календарь не собирается заканчиваться.
Вежливо улыбаюсь вместе с другими девушками.
— Если я не ошибаюсь, то не только календарь Майя заканчивался, но и ацтеков тоже, — вставляет Люба.
— Это из той же серии, как все ждали конца света после запуска большого адронного коллайдера. Чуть ли не вся вселенная аннигилироваться должна была, — скептически возражает Майя, — а всего лишь обнаружили бозон Хиггса. Я думаю, вся шумиха была для рекламы ЦЕРНаi.
— Ну с ЦЕРНом понятно, а этот конец света что пиарит? – Полина из колл-центра поднимает бровки.
— А как он должен случиться? – уточняет Майя.
— Есть разные версии, — с энтузиазмом отзывается Люба, заметно, что тема ее очень интересует, — 21 декабря все планеты Солнечной системы выстроятся в одну линию и произойдет смена Эры Рыб на Эру Водолея. Человечество перейдет в шестую богочеловеческую расу, но переход пройдут не все.
— Мы все умрем? – иронично осведомляется Майя.
— Умрем, но не все. Это одна из версий. Оптимистичная. Остальные более пессимистические, — продолжала ликбез Люба, — также могут поменяться магнитные полюса, что приведет к отключению магнитного поля, и солнечная радиация убьет все живое.
— Первый вариант мне нравится больше, — хихикает Полина.
— Еще Земля может столкнуться с астероидом. Возможен также всемирный потоп или эпидемия, — продолжает перечислять Люба.
— Не знаю, что могут пиарить, — честно признается Майя, — но столько версий не на пустом месте. Какая-то подготовка сознания к апокалиптическому сценарию. С непонятными пока целями. Пора работать.
Майя решительно встает из-за стола. Девушки нехотя поднимаются за ней.
Дожидаюсь, пока остаюсь одна, и выливаю виски в остатки кофе. Борясь с отторжением, вливаю в себя храбрящую жидкость под кодовым названием "озверин" и возвращаюсь на рабочее место.
Эффект не заставляет себя долго ждать. Вскоре чувствую прилив смелости. Но концентрация внимания покидает меня вместе с нерешительностью.
Мне не хочется устраивать разбор полетов Вере. Возникает непреодолимое желание написать Князеву и устроить разборки ему. Какого черта он прописался в моих снах, но игнорирует наяву?!
Аграфена
Неделя пролетает в полубессознательном состоянии.
В моих снах Князев чередуется с бесконечными скриптами. Множеством скриптов. Слова складываются в строчки. Даже пару раз, просыпаясь утром, я успеваю записывать какие-то ночные удачные формулировки.
В четверг звонит вернувшийся из Тая Бобрешов и предлагает встретиться. Сначала хочу отказаться, но потом импульсивно соглашаюсь. Чувствую, что необходимо принудительно переключиться, если мозг отказывается делать это самостоятельно.
Договариваемся встретиться в субботу в Парке Горького без составления подробной программы.
В день икс выезжаю на пару часов раньше, чтобы в одиночестве насладиться холмами Нескучного сада. Достаю припасенный пакетик с сухофруктами для белок.
Почти ручные зверьки, избалованные москвичами, то и дело выскакивают на дорожки и смотрят на меня глазками-бусинами. Сажусь на корточки и предлагаю угощение. Осторожно подходят, хватают и убегают.
Провожаю глазами пушистые хвостики. Красивые божьи создания. Душа радуется.
Немного жалею, что договорилась с Бобрешовым. Не отказалась бы провести в одиночном созерцании весь день.
За полчаса до встречи спускаюсь на набережную и иду по направлению к арке Парка Горького, где договорились встретиться со Степаном.
По реке ползет сухогруз, разрезая волны. Останавливаюсь и провожаю его взглядом. На миг жалею, что не договорились покататься на теплоходе. Следом приходит мысль, что хочу покататься одна. Завтра договорились с Аней поехать в торговый центр, чтобы обновить мой не очень подходящий для офиса гардероб.
На катере можно покататься в следующую субботу, даже купить заранее билет, чтобы не было соблазна проваляться целый день в постели.
Интересно, чем занимается в выходные Князев? Так больше его ни разу и не увидела за неделю. Как это вообще возможно в одном офисе? Можно даже подумать, что он меня избегает. Но, конечно же, нет. Кто я такая, чтобы меня избегать? Наверное, он тоже сегодня идет с кем-нибудь на свидание.
От этой мысли сердце тревожно переходит на тахикардию. Встряхиваю головой и отгоняю все мысли о Глебе. Ускоряю шаг, чтобы не опоздать.
Степан уже ждет у арки с букетом чайных роз. Очень мило, но теперь таскать их целый день.
Подхожу, нежно целует в щеку. Почему-то хочется стереть прикосновение его губ, раньше такого не было. Но сдерживаю порыв и просто мило улыбаюсь.
— Куда идем?
— В новой Третьяковке выставка Константина Коровина, нет желания посетить?
— Знаю, я про нее заметку редактировала, — жму плечом, — я с удовольствием. Люблю Гурзуф, у Коровина там дача была. Но на выставку, наверное, очередь?
— Мы пройдем по «Прессе». Должна же быть какая-то польза от работы в газете? – Бобрешов улыбается мне и предлагает локоть.
Беру мужчину под руку, и мы идем к музею. Пока пересекаем Крымский Вал думаю о своих ощущениях. Я воспринимаю Степана совершенно адекватно. Мне нравится его парфюм, но как-то спокойно. Без этого тремора до стука в голове. И касание руки не доставляет никаких неудобств. Кислород спокойно поступает в легкие и спокойно насыщает их.
День проходит великолепно. Мы ходим по залам, Степан рассказывает о художниках и картинах. Он окончил художественную школу, все детство посещал Третьяковку по абонементу, поэтому аудиогид нам не понадобился. С Бобрешовым хорошо и спокойно, он подходит мне по темпераменту. Наверное, такие и должны быть отношения. Уважительные и основанные на общности интересов.
После музея устраиваемся в кафе в Парке Горького. Приносят меню. Листаю его и кошусь краем глаза на девушку, сидящую недалеко от нас. Она очень красивая. Блондинка с голубыми глазами. В ней что-то необычное, но не могу понять что.
Вскоре к ней подсаживается мужчина, и мое сердце делает кульбит. Это Глеб. Настроение падает стремительным домкратом.
Как я могла подумать, что он интересуется мной? Конечно же он меня игнорировал. Зачем я ему нужна, когда рядом такая красавица.
— Груша, ты выбрала? — интересуется Степан.
— Выбрала гильотину, — бурчу под нос.
— Прости? — ловлю растерянный взгляд Бобрешова. Он был сегодня такой милый. Нужно взять себя в руки и не портить Степану свидание.
— Салат из морепродуктов. Пожалуй, все.
Откладываю меню и стараюсь не смотреть в сторону Князева.
Ну что, Русалочка, вот твой шанс. Порадуйся за своего принца и искренне пожелай ему счастья. Или твоя любовь не дотягивает до самоотверженной?
Глеб Князев
Сестра завтра уезжает, и я снова выкрадываю ее у мамы. Проходим пешком от Воробьевых гор до Парка Горького. Когда ноги уже гудят, приземляемся в кафе.
— Я сегодня случайно увидела бойфренда мамы. Он приехал раньше, чем я покинула квартиру, — упоминает Глаша после первого насыщения, — мне показалось, что он ее любит.
Не готов обсуждать личную жизнь мамы, поэтому перевожу тему.
— А у тебя что с женихами, Глаш?
Сестра быстро глубоко вдыхает и принимает независимый вид.
— Бабушка мне все подсовывает каких-то дворянских потомков русской эмиграции. Уже бы обвенчала давно. Но папа сказал, что я выйду замуж по собственному выбору, — сестра выдерживает паузу, втягивая через соломинку сок. — Мне нравится один итальянец на курсе. Только у него титул и, само собой, какая-то договорная невеста с младых ногтей.
— Не наш вариант, — морщусь я.
— Он ко мне тоже неравнодушен, — упрямо продолжает Глаша, — и я обожаю итальянскую кухню. Все эти нудные протестанты поголовно едят какую-то дрянь.
— Я бы хотел, чтобы ты нашла мужчину, который будет тебя оберегать, — пожимаю я плечом, — помолвленный итальянский мачо вряд ли будет это делать. Честно говоря, не понимаю отчима. Я бы не выпускал тебя из дома, пока сам не нашел бы тебе достойного мужа.
— Восточный сатрап, — смеется Глаша, — кажется, я вовремя свалила из России. Кстати, знаешь, почему я тогда уехала в Британию? — неожиданно спрашивает сестра.
— Подозреваю, что из-за взбесившихся гормонов, — холодно предполагаю я.
— Нет, просто подружка мне сказала, что видела маму в ресторане с мужчиной. Мне стало так обидно. Выгнала папу, а сама с кем-то развлекается.
— Ты никогда мне не говорила, — с сожалением замечаю, препарируя стейк на тарелке.
— Я никому не говорила. Просто в знак протеста переехала к папе. Но там все оказалось веселее. Мама не водила мужчин домой. А папа считал своим долгом познакомить меня с каждой подружкой. Ну, может не с каждой, конечно, — Глаша нервно заправляет прядь за ухо.
— Ты должна была поговорить со мной, прежде чем делать лишние телодвижения, — укоризненно смотрю на девушку.
— Ты тогда тоже был занят разными девицами, и редко к нам приходил. А у меня розовые очки разбились. Я считала, что мама должна хранить верность отцу всю жизнь, — с досадой морщит нос сестра. — Такая дурочка была. Во всем виноваты русские сказки, вся эта чушь про умерли в один день. Лучше бы честно рассказывали детям, что отношения рано или поздно умирают.
— Странно было бы, если бы в рамках христианской культуры умирали отношения. Только смерть может их прекратить, — усмехаюсь я.
— В исламе по другому? — Глаша пьет сок и смотрит поверх стакана.
— В исламе в отличие от христианства разводы разрешаются, в иудаизме тоже, кстати. Но в исламе чаще всего это улица с односторонним движением. Мужчине проще развестись, чем женщине. Дети остаются с отцом. Как ты знаешь, маме пришлось бежать от моего папы.
— Не хочу теперь один раз и на всю жизнь. Есть в этом какая-то фатальность. Хочу много мужчин. И чтобы все меня любили, как маму ее мужчины. Почему я должна ждать у моря погоды, если сейчас хочу Марко, который тоже хочет меня?
— Надоело быть приличной женщиной? — мои ноздри непроизвольно раздуваются. — Однозначно, Глаша, будь ты в моей власти, сидела бы под замком.
— Ой, вот не надо про приличия. Я в общем-то не жалею о переезде. Скучала, конечно, по тебе и маме. Но меня любили все папины родственники. Опять же успела пообщаться с дедом, пока он был живой. Вот что реально доставало, так это бабушка со своей Библией. Заставляла каждый день читать вслух, — Глаша картинно закатывает глаза.
— Я в детстве читал Коран, — усмехаюсь я.
— Да, но для тебя это было естественно. А представь, что в тебя начинают пихать религию в подростковом возрасте. Это прям отврат. Воротит меня теперь от всех ваших приличий. Не нужен мне никакой рай, хочу ловить момент на этой грешной земле.
Смотрю на сестру и первый раз в жизни чувствую себя динозавром. Это и есть конфликт поколений? Она такая прогрессивная бунтарка, а я устаревший ретроград? Хотя, мои ретроградные наклонности просыпаются, только когда дело касается Глаши, сам-то я тоже не склонен соблюдать приличия. Но я же мужчина.
— Ладно, Глаш, не люблю споры ради споров, — поднимаю руки в капитулянтском жесте, — ну хоть что-то ты в Библии нашла для себя полезного?
Глаша хитро щурит глаза.
— Помню один эпизод как раз про отношения, — сестра чинно разглаживает платье на коленях, прежде чем начать, — у евреев были разные религиозные течения, даже пока в Иудее жили. Одной из таких религиозных групп были саддукеи. Они верили только в Пятикнижие Моисея, а в поздние учения про загробную жизнь не верили. Пришли они к Иисусу и загадали ему задачу. Жили семеро братьев. Старший женился, умер, осталась вдова. На ней женился второй брат, тоже умер. И так по цепочке. Внимание, вопрос! С кем из семи братьев вдова будет сожительствовать в загробной жизни?
— И что ответил Христос? — хмыкаю я.
— Ну, саддукеи считали, что таким образом полностью дискредитируют учение о загробной жизни. Потому что женщина не может, по их разумению, жить сразу с семью братьями. У иудеев было многоженство, про тибетское многомужество они не слышали. Но Иисус всех перехитрил, объявил, что в раю секса нет.
— Тоже мне рай, — морщусь я, — ислам решил эту задачку. В раю женщина достается последнему мужу.
Глаша смеется, я улыбаюсь, глядя на нее. Нравственные разногласия откладываем в сторону.
— Прости, отойду, — откладываю приборы и направляюсь в уборную.
Когда возвращаюсь на свое место, взгляд падает на стол неподалеку. Мой главный соблазн сидит с каким-то посторонним мужиком.
Прищуриваю глаза и пытаюсь прожечь Грушеньку взглядом. Но она упорно игнорирует мой немой призыв.
— Кто там? — Глаша прослеживает направление моего взгляда. — Ты знаешь эту девушку?
Аграфена
Полночи ворочаюсь с бока на бок. Ощущение такое, что моя жизнь закончилась в тот момент, когда я увидела сегодня Глеба. Уговариваю себя, что Князеву очень повезло. Видно, что та девушка - мечта любого мужчины. Красивая, открытая и легкая. Бунин бы оценил.
Мне же подходит Степан. Любить можно кого угодно. Многие девушки влюбляются в Бреда Питта. Никто же всерьез не считает, что с ним возможны какие-то отношения. Князев для меня такой же Бред Питт. Красивый, притягательный и недосягаемый. Нужно реалистично смотреть на мир.
Измотанная впадаю в тревожный сон. Мне снится, что я стою за ограждением перед красной дорожкой кинотеатра «Пушкинский». Вокруг такие же фанатки, как я. Бред Питт поднимается по ступенькам и оборачивается, чтобы помахать рукой поклонницам. Приглядываюсь и вижу, что это Глеб. Рядом с ним блондинка из кафе. Фанатки восторженно визжат, а я просто стою в толпе.
Просыпаюсь резко от ощущения опоздания. Собираюсь как никогда быстро. Приходится взять такси до торгового центра, чтобы успеть.
Пока еду, набираю сообщение Ане, предлагаю встретиться в одной из кофеен. Чувствую себя так, будто совсем не спала.
- Ходят слухи, что твоя Вера будет увольняться, - заговорщицки сообщает Аня, когда нам приносят заказ, - отдел кадров отслеживает всех сотрудников, она открыла резюме на хедхантере.
Вяло размешиваю сахар в чашке и не понимаю, как относиться к новости. С одной стороны, Вера мне не нравится. С другой стороны, она опытный работник, а я только пришла.
— С этим нужно что-то сделать? Мы можем повысить ей зарплату? — уточняю я у Макаровой.
— В обычном случае можно было бы слегка повысить зарплату, она неплохой работник, но ситуация скользкая, пусть Глеб сам разбирается, лучше не лезть, - Аня раздраженно размешивает салат.
— Ты говоришь загадками, Аня. Почему с этим должен разбираться Глеб? – напряженно хмурю брови.
- Она вроде бы его любовница, - пожимает плечами Макарова, - в последнее время, правда, я их вместе не видела. Но кто там знает, какая ситуация. У Князева романы на пару месяцев. Может расстались уже, а может просто поссорились. В любом случае, не наше дело.
После этой новости мое сердце бьется где-то в голове. Надеюсь, Вера реально уволится. Готова работать каждый день до двенадцати, но чтобы ее не было рядом.
— Я не буду возражать, если она уволится. - слышу свой голос сквозь шум в ушах. - Она слишком высокомерна.
Задумчиво ковыряю десерт. Уже пожалела, что его взяла. Аппетит резко пропал.
Как же трудно любить Князева. Потрясение за потрясением. Может они расстались из-за той блондинки. Или он встречается с ними одновременно?
Закрываю глаза от внезапного озарения. А это же Вера была тогда в лесу. Абсолютно точно. Осознание жалит, ощущения препаршивые.
- Грушенька, с тобой все в порядке? Ты резко покраснела, - в голосе Макаровой бьется тревога.
- Я просто не выспалась, - выдавливаю из себя.
- Наверное, давление, - бормочет Аня, - может выйти на свежий воздух?
Предложение мне нравится. Дышать очень трудно. Но понимаю, что не могу не спросить. Вопрос рвется из меня, как птица из клетки.
- Я видела вчера Князева с какой-то блондинкой в кафе. Может, он встречается с обеими?
- Князев с блондинкой? Бред какой-то, - Макарова накалывает овощи на вилку и задумчиво жует салат. - Может, он с сестрой был? Кажется, он упоминал, что она приехала. Глеб не встречается с блондинками, это не его типаж.
Ко мне возвращается способность дышать. Ну, конечно же, сестра. Такая прекрасная девушка непременно должна быть его сестрой. А о Вере я думать пока не буду. Просто не хочу.
- Странно, Князев темный, а сестра блондинка, - с удовольствием отправляю в рот кусочек десерта.
- Гены - странная штука, - с энтузиазмом соглашается Макарова. - Читала на одном сайте историю, что у женщины родился негритенок. Муж обвинил ее в измене. В итоге оказалось, что у него настоящий отец был негр, с которым мама переспала на московской Олимпиаде. Но сын родился белым, и она скрыла от него этот факт.
- Удивительно, - поддакиваю я Ане. Чувствую себя атлантом, который скинул с плеч груз неба. Настроение рвется в это самое небо.
- Смотри, какой длинный безымянный палец у мужчины за соседним столом, - возбужденно шепчет Анна, - может стоит с ним познакомиться?
Поворачиваю голову и рассматриваю пальцы мужчины. Аня занимается тем же самым. Он замечает наше внимание и вопросительно вздергивает бровь. Прыскаем от смеха. Макарова поднимает руку, чтобы попросить счет.
Домой возвращаюсь с кучей фирменных пакетов. Вечер посвящаю стирке новых вещей и утрамбовке старого гардероба в вакуумные пакеты, чтобы освободить место в шкафу.
Ночью мне снятся Глеб и Вера, которые катаются на банане. Князев обнимает девушку со спины гигантскими руками с гипертрофированными безымянными пальцами. Вера довольно хохочет и сильно похожа на ведьму. Брызги летят во все стороны.