Гувернантка для виконта

Глава I

Кэролайн, остановившись на тротуаре, молча рассматривала раскинувшийся напротив внушительный особняк, сложенный из серого камня. Сейчас, под уныло моросившим дождем и низко нависшими свинцовыми небесами он казался особенно мрачным и неприветливым – не хватало разве что только безобразных горгулий на крыше.

Кэролайн глубоко вздохнула, закрыв глаза.

Сегодня она не может потерпеть неудачу. Слишком многое поставлено на карту. Выдохнув, Кэролайн решительно сдвинула брови, приобретя почти комичное сходство с суровым генералом, готовым бросить в бой основные силы, и с вызовом уставилась на особняк. Крепко стиснув зонтик, решительно шагнула вперед… и с размаху угодила правой ногой в лужу.

Замерев у края тротуара, вдоль которого струилась веселым ручейком дождевая вода, Кэролайн сокрушенно оглядела брызги грязи на подоле шерстяной юбки (которую она так старательно чистила накануне). Сердито прищурилась, задрав лицо к небу, словно адресуя безмолвную претензию небесной канцелярии. И, будто бы в издевательство, где-то вдали в ответ глухо зарокотал гром.

Кэролайн не отдавала предпочтения какой-то определенной погоде, но сегодняшняя противная изморось в сочетании с порывистым ветром не вызвала бы никаких положительных эмоций даже у самого рьяного поклонника весенних дождей. От сырости, повисшей в воздухе, прядки густых каштановых волос начали завиваться у висков девушки, что придавало ей совершенно неприемлемый легкомысленный вид – вернее, придало бы, если бы Кэролайн не надела предусмотрительно чепчик. Подол платья намок и испачкался; старые ботинки, которым давно требовало подобрать замену, пропускали воду – ноги девушки уже успели заледенеть. В довершение всего, хмурая погода навевала мрачные мысли.

Нужно быть готовой к тому, что ей откажут. В течение последних трех недель отказы сыпались на Кэролайн один за другим, вгоняя ее во всё более угрюмое расположение духа. Кто-то ссылался на то, что она слишком молода (это в двадцать восемь-то лет!). Одна леди, блондинка с беспокойными голубыми глазами, даже имела наглость заявить, будто бы Кэролайн слишком хороша собой. Она, хороша собой! Кэролайн, не питавшая никаких иллюзий относительно собственной внешности, едва не фыркнула пренебрежительно прямо в лицо собеседнице. Надо же вообразить такое!

Хотя, возможно, волнения белокурой леди не были безосновательны: супруг ее на протяжении всего собеседования не сводил с Кэролайн подозрительно поблескивавшего взгляда и по-дурацки улыбался. Право же, некоторые мужчины настолько безнравственны, что готовы гоняться за любым существом, носящим юбку! Словно женщины точно так же легкомысленны и недалеки, и у них нет других дел, кроме как обниматься с кем попало в темных уголках дома.

Но чаще всего Кэролайн отказывали из-за того, что за последние полгода она уже четвертый раз меняла место службы – обстоятельство весьма подозрительное, на взгляд работодателя. Никто не желал слушать ее объяснения – а ведь Кэролайн могла бы рассказать, что нет никакой ее вины в столь частых увольнениях.

Кэролайн хмуро закусила губу, стучась в дверь черного хода. Нет, пожалуй, отчасти имелась и ее доля вины. Но разве могла она не вмешаться, если прямо у нее на глазах вершилась несправедливость? Кэролайн не была бы собой, если бы не пришла на помощь тому, кто в этом нуждался!

Но, увы, благородные порывы не всегда оцениваются по достоинству.

Чопорный дворецкий, открывший Кэролайн, забрал у нее мокрый насквозь плащ и зонтик и провел девушку в одну из бесчисленных комнат огромного дома, мимоходом одарив ее высокомерным взглядом «что-такая-замарашка-здесь-забыла». Кэролайн успела уже привыкнуть к подобным взглядам слуг; по крайней мере, дворецкий остался вежлив:

– Извольте подождать здесь, мисс Дарси. Милорд скоро примет вас.

Девушка украдкой взглянула на часики – до девяти оставалось всего три минуты. Вероятно, виконт вот-вот придет. Расправив юбку платья и убрав под край чепца несколько выбившихся непослушных прядок, Кэролайн несколько раз глубоко вздохнула и выдохнула, пытаясь сосредоточиться на предстоявшем собеседовании и выкинуть из головы неприятные мысли.

Ей отчаянно нужна эта работа: следует приложить все усилия, чтобы заполучить место гувернантки в доме виконта Сент-Клера.

*****

Бросив стремительный взгляд на часы, Адам Сент-Клер с трудом сдержал рвавшееся с губ ругательство. Черт, он совершенно позабыл, что назначил встречу на утро! Счастье еще, что он вспомнил о собеседовании прежде, чем стало бы слишком поздно. А благодарить за это следовало – какая ирония! – Джорджину. Оставалось надеяться, что торопливое бегство виконта не слишком ее рассердило. Очаровательная вдова должна была пережить немалое потрясение, когда любовник, которому она (предварительно разбудив Адама томными поцелуями и игривыми прикосновениями) мурлыкающим голоском предложила поиграть в строгого гувернера и его провинившуюся подопечную, вдруг вскочил с кровати с возгласом «Дьявол, я совсем забыл о гувернантке!» и, в спешке натянув одежду, умчался прочь, даже не потрудившись что-либо объяснить.

Хотя Адам отчаянно спешил, он всё равно опоздал почти на двадцать минут. Нетерпеливо отмахнувшись от дворецкого, рвавшегося доложить о посетительнице, виконт быстрым шагом проследовал в Небесную гостиную: и, шагнув в комнату, предстал пред осуждающие очи мисс Дарси – кажется, так звали эту даму.

Виконт не сомневался, что мисс Дарси возмущена его непунктуальностью. Это угадывалось по тому, как сурово она сдвинула каштановые брови и поджала губы, словно собиралась сделать ему выговор за опоздание. Однако, мисс Дарси удержалась от соблазна отчитать его, словно нашкодившего мальчишку, вовремя вспомнив, что виконт – ее потенциальный работодатель. Быстро оглядев ее тощую и прямую, как палка, фигуру, облаченную в нечто невнятно-коричневое, Сент-Клер с трудом сдержался, чтобы не поморщиться. Вне сомнений, перед ним пуританка и ханжа, твердо верившая, что лишь тонны розог и бесконечные часы молитв способны спасти душу ребенка от адского пламени.

Глава II

Элиза Уоррен отличалась необычными для шестнадцатилетнего создания робостью и молчаливостью, и, если бы не совместные трапезы, Сент-Клер вообще практически не замечал бы ее в собственном доме.

Несмотря на нежный возраст, на долю Элизы уже успело выпасть столько суровых испытаний, сколько некоторые не видели за всю свою жизнь. Родителей она потеряла на шестом году жизни, и малышку взяли к себе ее самые близкие на тот момент родственники: дядя и тетя со стороны отца. Дядюшка ее – викарий – придерживался твердого убеждения, что все женщины по своей природе греховны, глупы и тщеславны. Тетушка – безнадежная старая дева, помогавшая брату вести хозяйство, – с христианским смирением сносила его упреки и замечания, но на Элизу при малейшей провинности обрушивала вдвое больше ругани, угроз и напоминаний об адском пламени.

Всего лишь шесть лет (хотя девочке они показались растянувшимися на целую вечность) провела Элиза в похожем на чистилище доме викария, а затем тот отправился в лучший мир – и ответственность за ребенка перешла к другому ее дяде, представлявшему полную противоположность суровому брату. Элизе казалось немного непривычным, что никто больше не заставляет ее часами изучать Священное Писание или молиться, стоя на коленях на жестком полу, ибо страдания угодны Господу, а всё оставшееся время заниматься домашними делами. Дядя Филипп не считал, что его племянница, играя в куклы, поощряет козни дьявола, не говорил, что тот, кто не встает с первыми лучами солнца и не принимается за работу немедля, обязательно окажется в аду, ибо лень – мать всех грехов. Не разражался суровой бранью, увидев шелковую ленточку в волосах девочки или браслет из бусин – на ее запястье. Напротив, дядя Филипп придерживался философии, что каждый должен получать от жизни максимум удовольствия, а потому проводил время не в постах и в молитвах, а в игорных клубах и в гостях у столь же беззаботных приятелей, и дома Элиза видела его нечасто, трезвым же – практически никогда. И всё же, с девочкой он был неизменно добр, заваливал Элизу игрушками, нарядными платьями и прочими подарками, что разительно отличалось от суровых порядков в доме викария.

Увы, идиллия длилась всего лишь шестнадцать месяцев, а на семнадцатый дядя Филипп, возвращаясь как-то вечером домой после очередной попойки, опрометчиво попытался верхом преодолеть живую изгородь и, сброшенный лошадью, сломал шею. Безутешной Элизе пришлось покинуть Девоншир и отправиться в Корнуолл, к очередному опекуну.

Корнуоллский опекун Элизы тоже любил прикладываться к бутылке, но, в отличие от дяди Филиппа, который под действием винных паров всего лишь впадал в благодушно-лихое настроение, он, выпив, превращался в похотливого сатира, убежденного в своей неотразимости. В такие дни и служанки, и Элиза, в тринадцать лет начавшая из ребенка превращаться в девушку, старались держаться от него подальше – никому не доставляли удовольствия ни маслянистые взгляды, ни многозначительные ухмылки, ни шлепки и щипки шестидесятитрехлетнего хозяина дома.

Однако, вскоре престарелого ловеласа подвело сердце, и Элиза из Корнуолла перебралась в Глостершир, где поселилась в домике тихого джентльмена средних лет, необъятная супруга которого сверх меры обожала своих трех мопсов, ужасно избалованных и невоспитанных. Элиза любила собак, но выносить выходки этих исчадий ада было положительно невозможно. И, что еще хуже, у девушки обнаружилась аллергия на их шерсть, а потому миссис Гиббс, надавив на безвольного мужа, заставила того оказаться от опеки над Элизой в пользу дальнего титулованного родственника, лорда Сент-Клера.

В то время титул принадлежал Джошуа, старшему брату Адама, но Элиза не успела как следует познакомиться ни с ним самим, ни с его женой Кристабел, ни с маленьким сыном виконта Патриком – на исходе второго месяца ее пребывания в фамильном поместье вспыхнул тиф. Элиза тоже слегла с болезнью, но поправилась, в отличие от виконта, его жены и ребенка. И снова Элиза осталась одна, словно некое мрачное проклятье тяготело над девушкой и сама смерть следовала за ней по пятам.

Именно так на Адама, в то время беззаботно жившего в далеком солнечном Неаполе, свалился не только титул, но и ответственность за шестнадцатилетнюю девушку, которую он прежде ни разу в жизни не видел.

Адам никогда не завидовал брату, который, будучи старше него на четыре года, должен был однажды унаследовать титул виконта. Во-первых, Джошуа, приветливый, спокойный и уравновешенный, мало у кого мог вызвать негативные эмоции: напротив, он располагал к себе людей. Адам сам большую часть жизни боготворил брата. Во-вторых, Адама не привлекала перспектива стать солидным землевладельцем, засесть в парламенте, обзавестись женой и кучей детишек и проводить оставшееся свободное время в респектабельных клубах для джентльменов. Нет, он мечтал о приключениях и подвигах, а самым горячим желанием юного Адама было вступить в ряды армии и храбро защищать родину. Потому-то его вполне устраивало положение младшего сына виконта. Или же… положа руку на сердце, был момент в жизни Адама, когда он отчаянно завидовал титулу и положению брата.

Мечта Адама о военной службе осуществилась, хотя его уход на фронт тоже оказался совсем не таким, как представлял себе молодой человек. После завершения войны он, не желая возвращаться в Англию, некоторое время путешествовал, а затем осел в Неаполе, где наслаждался жизнью до тех самых пор, пока не получил от поверенного письмо с холодными соболезнованиями по поводу смерти Джошуа. Не веря своим глазам, Адам добрых минут двадцать перечитывал короткое послание, словно ожидал, что слова вдруг сложатся совсем в другие предложения, не имеющие такого ужасного смысла. Но, увы, значение письма оставалось прежним: Джошуа, его жена и маленький сын, не успевший прожить даже пяти лет, отныне покоились в земле.

Глава III

Когда-то в далеком детстве Адама их с Джошуа гувернантка – суровая мисс Ричардс – пребывала в убеждении, что обязана научить обоих своих воспитанников играть на фортепиано. Потому около пяти часов в неделю братья проводили в музыкальной комнате, осваивая азы игры.

Джошуа, более спокойный и уравновешенный, не тяготился уроками музыки: занятия, требующие творческого подхода, ему нравились. Адам же, напротив, люто возненавидел фортепиано. Его пальцы всегда становились неловкими и непослушными, стоило ему усесться за проклятый инструмент, да и в целом он считал занятия музыкой пустой тратой времени. Он же не какая-нибудь девчонка, которой необходимо хорошо играть, чтобы впечатлить всех соседей и знакомых и затем удачно выйти замуж! Мужчина, хвала небесам, может выбрать более приятное, приносящее пользу занятие и совершенствоваться в нём.

Тем не менее, Адам никогда не дразнил брата за его музыкальные успехи. Джошуа, неизменно добрый, терпеливый и внимательный, был для него кумиром, а потому Адаму и в голову бы не пришло высмеивать его увлечения. Возможно, он немного завидовал старшему брату, которому так легко давалось то, на что сам он затрачивал адские усилия, – и только.

К счастью, в возрасте десяти лет родители сжалились над Адамом и позволили ему бросить ненавистные занятия музыкой.

И вот, теперь, семнадцать лет спустя, Сент-Клеру снился кошмар.

Каким-то загадочным образом он снова оказался в музыкальной комнате за фортепиано, а строгая гувернантка, склонившись над ним с недовольным видом, требовала безошибочно сыграть одно из произведений Моцарта. Напрасно Адам пытался возразить, что ему уже двадцать семь лет, он взрослый мужчина, виконт, и не собирается вновь притрагиваться к клавишам ненавистного инструмента. «Нет, ты всего лишь маленький мальчик, который ленится и не проявляет усердия», - сурово ответствовала мисс Ричардс, и Адам, взглянув на свои руки – маленькие кисти ребенка, не руки взрослого мужчины, – убедился, что она права. Его ноги, свешиваясь с банкетки, не доставали до пола, и Адам болтал ими в воздухе. Обескураженный этими наблюдениями, Адам всё же подчинился и заиграл, хотя в глубине души знал совершенно точно, что он – взрослый человек, а потому не обязан делать то, чего не хочет.

«Нет, нет и нет! – воскликнула гувернантка, хватаясь за голову при первых же аккордах. – О, Адам, никогда ты не научишься играть, как положено! Начни сначала!»

Он покорно начал играть сначала, сбиваясь, фальшивя и не выдерживая темп. С ожесточением барабаня по клавишам фортепиано, словно то было его личным врагом, Адам поднял глаза, чтобы посмотреть на свою мучительницу, гувернантку… но почему-то вместо мисс Ричардс около музыкального инструмента оказалась мисс Дарси, строго хмурившая брови, в обычном своем облачении – простеньком коричневом платье и бежевом уродливом чепце с нелепыми оборками. Адаму пришло в голову, что он никогда не видел ее без чепца, хотя они знакомы уже… сколько? Месяц? Он до сих пор понятия не имел, какого цвета ее волосы! Белокурые или черные? Возможно, огненно-рыжие? Почему девушка их прячет?

Охваченный острым любопытством, Адам протянул руку (он сам не заметил, как снова превратился во сне во взрослого человека и теперь стоял рядом с гувернанткой, значительно возвышаясь над ней) и сорвал чепец с головы мисс Дарси, мельком успев отметить удивленное и шокированное выражение ее лица. А ее волосы…

Ее волосы оказались не черными и не белокурыми, а совершенно седыми. Белые, как снег, они спутанными космами спадали ниже плеч мисс Дарси. Адам отшатнулся, а она захохотала, внезапно из довольно-таки молодой и совсем не уродливой женщины превратившись в старую безобразную ведьму. «Ты научишься играть, как полагается, Адам! Или я превращу тебя в жабу!» – не прекращая зловеще хохотать, выкрикнула она, протянула к нему скрюченные пальцы, и… Адам проснулся, хватая воздух ртом и чувствуя, как неистово колотится в груди сердце.

«И приснится же такой вздор!» – подумал он, нервно усмехнулся, перевернулся на другой бок в поисках удобного положения. Детали странного сна уже начали расплываться и отступать. Слава богу, он больше не мальчик, а взрослый мужчина, и ни одна гувернантка на свете не заставит его сесть за фортепиано! И всё же…

Он слышал, как кто-то играет на фортепиано. Сначала Адам решил, что возвращается прежний сон и, перевернувшись на спину, уставился в балдахин над кроватью, заставляя себя полностью проснуться. Но музыка не прекращалась. Кто-то с упорством, отнюдь не компенсировавшим полное отсутствие таланта, наигрывал одну и ту же простенькую мелодию, то и дело сбиваясь и путаясь.

Ну конечно! Ведь музыкальная комната расположена прямо под его спальней! Прежде Адама это обстоятельство не беспокоило, так как музыкальной комнатой никто не пользовался. Увы, до этого самого утра.

Адам покосился на бронзовые часы, мерно тикавшие на противоположной стене комнаты. Господи, всего лишь десять минут одиннадцатого! А ведь он вернулся от Джорджины в половину пятого утра! Осталось надеяться, что урок игры на фортепиано не затянется надолго, и Адаму удастся поспать еще пару часиков.

Но, вопреки надеждам виконта, кто-то продолжал упорно бренчать по клавишам.

В течение нескольких минут Адам прислушивался к жалобным стенаниям терзаемого музыкального инструмента, затем, сам застонав, улегся набок и накрыл голову подушкой. Это не помогло. Начинать день в такую рань Адаму совершенно не хотелось – только не сегодня, когда он чувствовал себя совершенно измотанным ночными развлечениями с Джорджиной. «Она на редкость неутомимая особа», – вяло подумал Адам, некстати задался вопросом, а не привело ли супруга Джорджины к смерти от сердечной недостаточности именно желание непременно угодить сексуальным потребностям жены.

Глава IV

Адам отдавал шляпу и плащ одному из лакеев, когда в холл ворвалась взволнованная Элиза и бросилась к нему едва ли не бегом.

Однако, остановившись всего в нескольких шагах от опекуна, уже решившего, что произошло нечто ужасное, девушка сцепила руки за спиной и кротким голоском произнесла обычные слова приветствия. Ангельски невинное выражение ее лица мгновенно насторожило Адама. Не настолько давно он был ребенком, чтобы не помнить собственные уловки. Неужели Элиза тоже что-то натворила? К тому же, никогда раньше она не встречала его в холле – вероятно, мисс Дарси усердно внушала воспитаннице мысль, что истинная леди должна быть сдержанной и не носиться по дому, словно ураган.

Прежде чем Адам успел поинтересоваться причиной столь необычного поведения, Элиза, собравшись с храбростью, выпалила:

– Дядя Адам, вы помните, что через шесть недель у меня день рождения?

Ах, вот в чём дело! Должно быть, Элиза ездила по магазинам с мисс Дарси, присмотрела какую-нибудь милую, но бесполезную вещицу из тех, что так нравятся женщинам, и вбила себе в голову, что непременно должна ею обладать. Что ж, если этим исчерпывались возможные проблемы с юной подопечной, о которых упоминал Мэтью, Адам ничего не имел против.

– Да, конечно, я помню. Одиннадцатого июня, верно?

Элиза просияла.

– Да, дядя Адам. Так вот, я хотела сказать вам, – девушка помедлила, разглядывая его своими большими и слишком серьезными для шестнадцатилетнего создания голубыми глазами, – что мне не нужно дарить подарок.

– О… Вот как? – удивился виконт. Нет, здесь явно не всё так просто! – Но разве ты не хотела бы получить какой-нибудь подарок? Семнадцать лет исполняется только один раз в жизни!

Девушка задумалась на мгновение, потом хихикнула.

– Ой, дядя Адам, но ведь так можно сказать о любом дне рождения! Но мне не надо подарка, – Элизу снова охватила необъяснимая застенчивость, – если только вы мне кое-что пообещаете, – она робко устремила взор к носку своей легкой туфельки, которым рассеянно водила взад-вперед по темной плитке пола.

– И что же? – осторожно осведомился Адам.

– Что вы не будете на меня сердиться и позволите Герцогу жить у нас.

– Герцогу? – повторил Адам, ничего не понимая. – Какому герцогу?

Неужели уже объявился какой-то проходимец, задуривший Элизе голову россказнями о титуле? Назвался герцогом, только подумайте! Почему уж тогда не сразу принцем или королем? Черт возьми!

– Он очень милый, – поспешно заговорила Элиза, заметив, что опекун недовольно хмурится. – У него добрые карие глаза и очаровательный носик! И он так обрадовался, когда увидел меня! Пожалуйста, дядя Адам, он такой худой, нечесаный и одинокий! – девушка умоляюще сложила руки. – Мисс Дарси сказала, что он не будет портить мебель и другие вещи, если его правильно воспитывать. Я сама буду за ним ухаживать, он не причинит вам хлопот!

Нечесаный? Портит мебель? Адам едва не расхохотался, сообразив, наконец, кого имеет в виду Элиза. На мгновение в его мозгу возникла безумная картина – потомственный герцог, облаченный в бархат и кружево, стоя на четвереньках, грызет ножку старинного бюро и, недовольно рыча, ловит блох в спутавшихся волосах.

– Так Герцог – это…

– Щенок, – голубые глаза Элизы переполняла мольба. – Славный маленький щеночек! Он очень вам понравится, дядя Адам!

– О, боже, – пробормотал Адам. – Я могу на него взглянуть?

– Конечно! – обрадовалась Элиза, решив, что слова опекуна могут означать только одно: он согласен оставить собаку. Или, возможно, Элиза полагала, что, увидев щенка воочию, Адам уже не сумеет прогнать его прочь: не каменное же у опекуна сердце!

Схватив Адама за рукав, девушка поволокла его куда-то, даже не подумав, что виконт, быть может, хотел бы сначала переодеться и освежиться с дороги. Отпустила она его руку, лишь когда оба очутились на почти пустой обширной террасе, широкими ступенями спускавшейся в сад позади дома.

«Щеночек» оказался не таким беспомощным крохой, как представлял себе Адам. Скорее, ему было уже около десяти месяцев – подросток, как сама Элиза. Худой и нескладный, рыже-белый, он с видом скорбного смирения стоял в лохани, полной мыльной воды и пены, и клочья мокрой свалявшейся шерсти, торчавшие в разные стороны, отнюдь не добавляли ему очарования. При виде Элизы щенок, оживившись, помахал хвостом, а на виконта бросил подозрительный взгляд.

Около лохани на коленях стояла мисс Дарси, вооруженная скользким куском мыла. Обычно аккуратный чепчик ее чуть-чуть съехал набок, и несколько выбившихся из-под него прядок темных волос завивались у левого виска гувернантки. Влажное платье горчичного цвета, потемневшее до кофейного оттенка в местах, где на него пролилась вода, неприличным образом облепляло ее бедра и колени. Подняв глаза на Адама, мисс Дарси сурово сжала губы и напряглась, словно ожидая выволочки и немедленного увольнения.

– Так это и есть Герцог? – присев на корточки напротив пса, Адам улыбнулся. Безусловно, этот Герцог позорил своим неказистым видом всех титулованных особ! Протянув руку, виконт позволил щенку ее обнюхать. Тот несмело вильнул хвостом, и Адам осторожно почесал собаку за ухом. – Ради всего святого, почему Герцог?

Элиза снова смутилась.

Глава V

Мэтью Ньюмен, верный своему обещанию, навестил виконта в начале недели и после недолгих уговоров остался на обед: возможно, желая лично взглянуть на пресловутую мисс Уоррен, новоявленную подопечную Адама.

Элизе не меньше хотелось взглянуть на гостя – первого за всё время, что жила она в дома Адама. Девушка ужасно беспокоилась из-за своего наряда и внешнего вида: до тех пор, пока тетя Джеральдин не обмолвилась, что кузену Мэтью целых двадцать пять лет. Это чуть-чуть умерило пыл Элизы: ни к чему прихорашиваться ради человека, который чересчур стар, чтобы пробудить в ней романтический интерес!

Вероятно, Элиза очень удивилась, убедившись, что мистер Ньюмен в его преклонном двадцатипятилетнем возрасте передвигается самостоятельно, не имеет ни плеши, ни брюшка и вообще выглядит весьма привлекательным и энергичным молодым мужчиной. Мистер Ньюмен не обладал ни высоким ростом виконта Сент-Клера, ни его атлетическим телосложением, ни устрашающей манерой свирепо хмуриться и говорить холодным тоном. Между кузенами вообще не замечалось особого внешнего сходства. Гораздо более светлые волосы Мэтью, подстриженные чуть длиннее, чем предписывалось модой, имели золотисто-каштановый оттенок и лежали живописными волнами. В серо-голубых глазах мерцали веселые искорки; обаятельная улыбка то и дело озаряла лицо с чертами гораздо более правильными и красивыми, чем у виконта. Не такой высокий и мощный, как Адам, его кузен, тем не менее, был гармонично сложен и двигался с изысканной грацией леопарда; многие леди могли бы подтвердить, что в бальных залах он чувствует себя как рыба в воде.

Отличало мистера Ньюмена от кузена и еще кое-что: безукоризненная вежливость и умение вести непринужденный светский разговор, вызывая у собеседников улыбки и смех.

Мисс Дарси выпал шанс лично оценить великолепные манеры мистера Ньюмена: виконт пожелал, чтобы она обедала, как и обычно, вместе со всеми, хотя Кэролайн порывалась удалиться в свою комнату. И, вопреки ожиданиям, Мэтью не делал вид, будто гувернантки нет за столом, а общался с ней столь же учтиво и непринужденно, как и с остальными.

Но, пожалуй, с Элизой он всё же держался чуть иначе, чем со старшими дамами. Невозможно было догадаться по виду мистера Ньюмена, очаровала ли его юная и невинная красота девушки – а Элиза выглядела очень милой в платье нежного кремового оттенка. Он не пытался флиртовать или заигрывать с ней, ограничившись лишь несколькими доброжелательными комплиментами, какими мог бы одарить младшую сестренку, но, тем не менее, заставил девушку, позабыв о застенчивости, включиться в беседу и даже рассмеяться несколько раз над его шутками.

Неудивительно, что уже четвертью часа спустя Элиза смотрела на него с благоговением и восторгом. Когда же мистер Ньюмен упомянул, что воевал против войск Бонапарта вместе с виконтом Сент-Клером, девушка изумленно ахнула, прижав руки к груди.

– О, мистер Ньюмен, неужели? Но ведь это так опасно! То есть, я хочу сказать, какое счастье, что и вы, и дядя Адам вернулись с войны живыми и невредимыми!

– Пожалуй, нельзя сказать, что абсолютно невредимыми, – Мэтью бросил быстрый взгляд на кузена. – Мне повезло – ни единого ранения, а вот Адам был ранен дважды. Причем рана в плечо едва не отправила его на тот свет! Хорошо еще, что руку не ампутировали! К счастью, Адаму удалось поправиться и вернуться в строй как раз к битве при Ватерлоо. К счастью для нас, конечно, а не для французов! – Мэтью усмехнулся, беря бокал с вином и делая большой глоток. – Для них это определенно не было удачей!

– Ох, дядя Адам! – воскликнула Элиза, взволнованно скомкав салфетку и повернувшись к опекуну, принявшему, едва речь зашла о войне, отстраненный вид. – Я и не знала, что вы были серьезно ранены!

– Мэтью преувеличивает, – кратко откликнулся тот. – Рана вовсе не была опасной.

– Не была опасной? – тетушка Джеральдин, выпрямившись на стуле и отложив в сторону вилку и нож, выразительно подняла вверх указательный палец. – Твои бедные родители места не находили от беспокойства, узнав, что ты ранен!

– Это свойственно всем родителям, – Адам пожал плечами. – Да и какой смысл был им переживать: к тому моменту, как они получили известие о моем ранении, меня, должно быть, уже выписали из госпиталя.

– Да, но как они могли об этом знать, если письма доходили с большим опозданием! Твоя матушка, Констанс, порывалась лично отправиться к тебе. Джошуа едва сумел ее отговорить!

Лицо Адама на миг приобрело странное выражение.

– Хорошо, что она его послушалась. Джошуа всегда отличался рассудительностью.

Тетушка Джеральдин издала звук, очень похожий на тихое вежливое фырканье.

– Рассудительностью? Да он сам собирался поехать к тебе в госпиталь! И поехал бы, если бы не Кристабел. Ты ведь знаешь, что в то время она была в особом положении, – тетушка Джеральдин смущенно покосилась в сторону Элизы, – и чувствовала себя не очень хорошо. Бедняжка Кристабел, ничуть неудивительно, при ее-то хрупком здоровье! Доктор сказал, что всерьез опасается за ее жизнь и здоровье, так же как и за жизнь малыша: только поэтому Джошуа остался в Англии. Иначе он отправился бы к тебе! Ну, а уже потом мы получили от Мэтью известие, что ты идешь на поправку.

– Вы совершенно напрасно волновались, – виконт принялся старательно, даже чересчур старательно кромсать телятину на своей тарелке на мелкие кусочки. – Эта рана – сущая ерунда.

Мисс Дарси глянула на него неодобрительно, но промолчала.

Глава VI

Кэролайн не могла заснуть, а потому решила пойти в библиотеку и найти несколько книг для предстоявших занятий Элизы. Поскольку она никак не ожидала застать кого-то (а особенно – лорда Сент-Клера) в библиотеке в столь поздний час, Кэролайн не сразу обратила внимание на слабую полоску света, пробивавшуюся из-под двери. Когда же она повернула ручку и шагнула в комнату, идеальный момент для отступления оказался упущен. Девушка хмуро застыла на пороге при виде крепкой фигуры виконта в глубоком кожаном кресле, которое обычно занимала она сама, если читала в библиотеке.

Впрочем, присутствие виконта никак не могло помешать ей сделать то, зачем Кэролайн пришла. Он сам позволил ей брать любые книги и в любое время!

И всё-таки, его общество заставляло Кэролайн чувствовать себя как-то неуютно. Слегка утешало, что Сент-Клер, по-видимому, испытывал схожие чувства. При появлении гувернантки он отложил книгу, которую читал, в сторону, лицевой стороной переплета вниз – так, чтобы Кэролайн не смогла прочитать название, - и поднялся на ноги, пробормотав какие-то слова приветствия.

– Нет-нет, сэр, вам не обязательно вставать! – воскликнула Кэролайн, тем не менее, польщенная этим проблеском джентльменского поведения у виконта. Обычно члены семейств, в которых она работала гувернанткой, не замечали ее, словно Кэролайн была одной из служанок. Адам же, по крайней мере, не вел себя так, будто она невидимка. – Я просто хотела взять пару книг… Не обращайте на меня внимания.

Виконт продолжал стоять возле кресла, положив руку на слегка изогнутую спинку и чуть наклонив голову. Почему-то Кэролайн нисколько не удивилась, обнаружив, что он снова одет довольно небрежно. На виконте не было ни сюртука, ни жилета, лишь свободная белая рубашка с закатанными до локтей рукавами, в распахнутом вороте которой Кэролайн могла видеть его загорелую обнаженную кожу. Девушка быстро отвела взгляд, досадуя на слуг, натопивших комнату так жарко, хотя – странное дело! – когда она только вошла в библиотеку, ей показалось, что там довольно-таки прохладно.

Стараясь не обращать на Адама внимания, она быстро прошла к стеллажу с книгами по истории. Виконт находился в своем собственном доме, а потому мог одеваться так, как считал удобным. И ей не следует делать ему замечаний о внешнем виде, даже если она испытывает… смущение? Дискомфорт? Как странно: никогда прежде Кэролайн не чувствовала себя неловко в обществе мужчины!

Рассердившись на себя за столь странные эмоции, Кэролайн сурово сдвинула брови, поставила лампу в удобное углубление полки и принялась изучать ряды книг, выискивая нужную. Как видела она краем глаза, виконт, снова опустившись в кресло, вернулся к прерванному чтению. Интересно, что такое может читать Сент-Клер? Раньше Кэролайн и вовсе полагала, что в последний раз он брал в руки книгу, когда учился, и то с неохотой. Но, оказывается, виконту нравилось читать – ведь Кэролайн уже не в первый раз заставала его в библиотеке.

Адам между тем изучал трактат, посвященный искусству управления поместьем. Пусть он и не желал превращаться в солидного сельского сквайра, Адам понимал, что теперь, обзаведясь новыми обязанностями, следует иметь о них хоть какое-то представление. Но увлечься надолго учеными рассуждениями автора о севообороте у виконта не получилось: его отвлек голос мисс Дарси, спрашивавшей:

– …Здесь нет лесенки?

Адам перевел взгляд на ее прямую и худощавую фигуру: Кэролайн стояла возле одного из стеллажей, прижимая к груди три тома в темных переплетах, и смотрела на него с вопросом, явно ожидая, что виконт ей что-то скажет в ответ.

– Прошу прощения?

– Мне не дотянуться до книг на верхней полке, и я спрашивала, нет ли где-нибудь здесь специальной лесенки? Такая обычно бывает в библиотеках, - на всякий случай растолковала ему Кэролайн, словно Адам мог этого не знать. – На корешках нет заглавий, а мне хотелось бы узнать, не найдется ли там что-нибудь интересное, ведь вся верхняя половина этого стеллажа отведена книгам по истории… Сэр, вам вовсе не обязательно это делать! – воскликнула она, так как Адам поднялся из кресла.

Ничего не ответив, он подошел к ней и потянулся к книгам на верхней полке. О, похоже, сегодня он разнообразия ради решил вести себя как джентльмен!

Кэролайн посторонилась, освобождая для него место. От виконта, крупного и широкоплечего, словно исходило будоражащее тепло и едва уловимый свежий аромат одеколона – в отличие от своей любовницы, Адам умел пользоваться парфюмерией. Рубашка из тонкого полотна облегала его широкие плечи, а закатанные рукава позволяли разглядеть узор рельефных мускулов под золотисто-смуглой кожей предплечий, поросль негустых черных волосков, не переходившую на кисти рук. Взгляд Кэролайн скользнул ниже, к его узкой талии и мускулистым длинным ногам, но, спохватившись, что проявляет почти непристойное любопытство, девушка торопливо перевела взор к книжным полкам.

Ну почему виконт оказывает на нее такое загадочное действие? Кэролайн и прежде доводилось встречать привлекательных мужчин: например, викарий в ее родной деревушке был красив, словно юный Адонис, отчего церковь по воскресеньям переполняли девицы с полными восторженного благоговения глазами. Но Кэролайн лишь посмеивалась над их безмолвным обожанием: викарий казался ей человеком самодовольным и недалеким. Чего стоит одна лишь смазливая внешность, не подкрепленная никакими другими выдающимися качествами?

Лорд Сент-Клер, в отличие от викария, даже не был красив в привычном понимании этого слова. Резковатые черты лица, глубоко посаженные глаза, ястребиный нос: отнюдь не образец классической красоты. И всё же, он был… великолепен. Мускулистый, высокий, сильный – Кэролайн он казался бесподобным образцом мужественности, достойным увековечивания на бумаге, или в бронзе, или… в чьих-либо объятиях.