Ханг. Хозяин Багровых лесов (книга первая)

Аннотация

В конце IX века на границе древнерусского государства у вод Великого моря сосуществовали народы, о коих деды слагали разительные сказки. Упыри, русалки, морские чудовища… Среди всяческой нежити свои города выстроили лесные народы. Люд прозвал их перевёртышами, а иногда кликал оборотнями.

Многие века Багровый лес не знал покоя, утопая в вечных распрях людей и оборотней. Наконец наступил мир! Гибель мохийской владычицы и хаинского правителя едва не уничтожила их народы. Оставшись без законных наследников, древний волчий и лисий род пришли к непростому решению. Одни из них расплатились за свой выбор жизнью, а другие – привели в этот мир зло, совладать с которым оказались не в силах, став навечно рабами лисьего пламени. Поняв, какую силу пробудили, они сокрыли дарованное дитя в сердце Лаиса, не учтя одного: ведомые древним пророчеством, люди не оставят их в покое! Желая заполучить волшебное сердце серебряной лисы, они готовы на всё, даже если ради этого потребуется развязать очередную кровопролитную войну.

Ханг – молодой волколак, которому предначертано стать Великим Хозяином Багрового леса. Младший из трёх братьев, он должен был унаследовать трон Волчьей Пасти, одного из основных городов Багрового леса, однако случай приводит его в человеческую деревню, где он вынужден скрывать свою сущность, притворяясь обычным белым волком.

Баяр, глава заставы на границе древнерусского государства, дал Хангу кров, не подозревая, что укрыл от морозов не волчонка, а наследника знатного рода, который теперь обязан сослужить ему службу или избавиться от человека, чтобы стереть со своего имени клеймо жизненного долга. Всё усложняется, когда Ханг знакомится с единственной дочерью Баяра – Уной. Запретная любовь меняет жизнь обоих. Ханг навсегда связан с Багровым лесом, он часть цепи, в которую не вклинится человек. Тернистый путь не обещает девушке ничего, кроме погибели.

А тем временем звездочёты не дремлют. Тучи сгущаются над Багровым лесом. Дитя, поцелованное Огнём и благословлённое Луной, снова пришло в этот мир. Спустя триста лет зло вернулось в Великий лес.

Древний договор под угрозой. Без семьи, в лапах обиды и злобы,Хангу предстоит выбрать, на чьей он стороне, и стоит ли защищать дитя, обещанное Великому лесу.

Сможет ли Ханг выбрать: отдаться в руки отчаянной человеческой девушки или вернуться домой, став Великим Хозяином Багрового леса?

От автора

Ханг – это книга о доме, месте, где я знаю каждый запах, каждое дуновение ветра. Для меня здесь много души, много тех мест, по которым я не перестаю скучать. Первые наброски этой истории родились у меня очень давно, было интересно хотя бы мысленно вернуться домой и глотнуть сладкого воздуха русской тайги. Да, в книге заложены реальные объекты и небольшие исторические и фольклорные события древней Руси. Я не заостряю на этом основное внимание, но закладываю для придания лёгкого реализма. В данном случае реалистичная составляющая действительно крохотная, всё остальное — мой авторский мир, где главными персонажами становятся Ханг, Уна и Леука. Мы постепенно, шаг за шагом, попадаем в жизнь их семей, знакомимся с их укладом, окружением и проблемами, с которыми они живут и борются день ото дня. Из главы в главу молодые персонажи взрослеют, и на их плечи ложится ноша глав своих народов. У каждого непростая судьба и важная роль.

В книге достаточно много эпических моментов, связанных с древним пророчеством. Любовная линия есть, и не одна, но она не является базовой. База граничит на пересечении эпического, героического и славянского фэнтези. По большей части мы будем рассматривать линию жизни Ханга и его путь от раба до Хозяина всего Багрового леса. Из начала книги понятно, что Багровый лес территориально разделён на части, где правит свой народ. И именно Хангу предстоит объединить все части целого.

Для простоты восприятия я стараюсь писать очень лаконично. Все созданные места и персонажи имеют названия и имена, соответствующие духу времени. Как известно, на Руси многие названия были простыми, связанными с внешним видом или назначением. Поэтому текст лёгкий для восприятия, без лишних ссылок и сложных слов. К сожалению, пока нет редактора (все мои заняты до лета), но, думаю, вопрос со временем решится.

Большинство мысленных переживаний Ханга заключены в эпиграфы перед главами, чтобы постоянно не возвращаться к одному и тому же и не превращать эпический жанр в «стекло». Несмотря на это, психологических моментов в тексте достаточно — персонажи должны оставаться живыми, со своими заботами, проблемами и мыслями.

Есть в книге и визуализации. Вариантов здесь несколько: одни визуализации (очень примерные, для придания красочности) хранятся ВКонтакте в группе «Зачарованный переплёт». Я не занимаюсь этой группой стабильно — это просто страница, где хранятся заметки и созданные мной арты, и только по мере возможности. И есть другие визуализации, выполненные не в пластиковом стиле, а в таком мягком карандаше (тоже нейро, с моими доработками по необходимости), которые по книге являются рисунками Уны. В третьей части книги об этом пойдёт история, надеюсь, вы воспримете их так же душевно, как и я.

Возвращаясь к жанрам и предупреждениям, скажу, что подробных постельных сцен в первой книге нет — это обусловлено возрастом главных персонажей. В дальнейшем они планируются, хотя писать их я не совсем люблю, но пишу по мере необходимости. Детальных описаний смертельных сцен я тоже избегаю. Всё должно быть эстетичным, хотя границы здесь у всех разные (проще говоря, разбирать тело павшего по органам не собираюсь).

Нельзя не упомянуть моего замечательного соавтора — Тамину. Тамина пишет для вас атмосферные стихи и песни, а также некоторые фрагменты из описаний. Очень помогает своей поддержкой и идеями. Подбирает волшебную музыку.

Итоговой обложки пока нет, мы ещё думаем над её концепцией. Сейчас на обложке изображены Ханг и Уна, но уже повзрослевшие — такими вы увидите их только на последних страницах первой книги. В сущности, первая книга — это история юности Ханга, где закладываются события, которые приводят в ход череду дальнейших случайностей и судьбоносных встреч.

Надеюсь, что эта история не оставит вас равнодушными. Как всегда, автор будет рад вашим комментариям. Не судите строго — книгу я пишу «из-под ножа», у меня нет за пазухой готовой книги, которую я бы редактировала и подавала вам подогретой. Всё «с пылу с жару» почти сразу из-под авторского пера. Сроки для сдачи работы я установила себе очень жёсткие, надеюсь уложиться в них, потому как «проглатывать» текст ради срочности я не умею. Приемлю лаконичность, но завершённую, с соблюдением своего стиля.

С уважением и любовью,

ваша Лика Грей.

Глава I. Змеиный остров

Часть 1.

Внезапно я стал как они…

Слабым, озлобленным и глухим.

И сердце замерло в ожидании осени.

1

Запах сырой земли, мха и масла окутал холм Змеиного острова. Жар факелов, коптящих над заболоченными территориями, не принадлежащими никому из известных видов, разогнал гадюк, щитомордников и ужей по их норам в непроходимые, вероломные топи.

Надвигалась ночь. Вокруг серых высохших деревьев и кривых коряг роились голодные комары и мелкие тучки мошек. Тая в своих глубинах нескончаемое число паразитов, этот кусочек проклятой земли стал полем сражения.

С грозными звуками войны лицом к лицу столкнулись древний мохийский и народ хаин. Во главе мохийцев стояла рыжеволосая, не очень рослая, как и все мохийцы, хозяйка Южных лесов Эрива. Те леса расположились «на шее» реки Зверя. Место светлое, чистое, как горные ручьи, которые били из-под отвесных скал. Изобилие пищи, самоцветов, золота и серебра не раз привлекало внимание врагов, но давняя междоусобица не сводилась к золоту и драгоценным камням. Территории противника, тянущиеся на северо-запад от реки, расположенные в «пасти», кишели живностью. Серебряные руды, словно камни, устилали дно старых рек. Самоцветам не было числа… Золота не было. И как-то у хаинцев не привилась любовь к красно-жёлтому металлу, напоминающему волосы заклятых врагов. Ведь каждый мохиец недолюбливал хаинца, а каждый хаинский воин люто ненавидел мохиского лучника или мечника.

Эрива и владыка Волчьей Пасти, хозяин Северо-Западных лесов Метир, хаинский воин и правитель с малых лет, ударами древка высокородного знамени поприветствовали друг друга.

Эрива вошла в центр замкнувшегося круга и устремила свои полыхающие зелёные глаза на вражеское войско.

— Метир!

Она громко выкрикнула имя чужеземного правителя, пробиваясь сквозь голоса хаинских воинов. Те чётко, с гремящими звуками лат, о которые били металлические перчатки, разносили: — Смерть мохийцам!

— Смерть хаинцам! — доносилось в ответ.

— Владыка, даже не думай поддаваться уговорам вражеской девки!

Дорогу Метиру преградили советники. Трое бывалых мужей в серебряных латах и пурпурных плащах стеной выстроились перед ним на влажной от росы траве.

— Она ведьма! — заявил один, что был пониже и потолще остальных. Длинная щетина над его губой забавно шевелилась, когда он говорил, и Метир не мог не посмеяться над ним.

— Как и все они, — поддержал второй, очень серьёзный и какой-то бледный, будто ему в этой жизни солнца не хватало; бородёнка и та выглядела серой и скудной. — Они наши заклятые враги.

Говорили они в один голос. Старость уродовала их мрачные лица. Лютые, закалённые вояки, израненные морщинами, с поседевшими тёмными волосами и выгоревшими золотыми глазами, твёрдо стояли на своём. Метир же, молодой, с яркой внешностью мужчина, хмыкал и скалился в дерзкой улыбке.

— Да вы только посмотрите на эту рыжую бестию. Она бросает мне вызов так, будто дней за её плечами не счесть. Присмотритесь, верные мужи, она ещё девчонка. Чего вы так напугались?!

— Мы, господин, многое повидали. Пусть глаза не обманывают тебя. Ты правильно сказал, бестия! Всё, что ты видишь — обман. Обман её светлая кожа и алые губы. Изящный стан и солнечные локоны — ловушка. Обманчив и возраст.

Самый старший вояка вышел вперёд всех и покачал головой.

— Вижу я, мой господин, молод ты и не внемлешь голосу разума. Улыбаешься и не можешь скрыть. Наверняка думаешь, что если посадишь её подле себя на троне, то и о сражении можно позабыть?

Он посмотрел в золотые, сверкающие от перевозбуждения глаза владыки, на играющие в порывах ветра тёмные локоны волос, ощутил парящую в воздухе беззаботную молодость и ещё раз вздохнул.

— Оставь мысли об этом. Свою избранницу ты найдёшь по другую сторону течения, — сказал он, преграждая путь Метиру. Высокий и сбитый, он, подобно туче, затмил солнце.

— Нет, Ризагор! Я решил! — воскликнул Метир и взмахнул рукой.

— Смирись! — гаркнул воевода, и правитель Северо-Западных лесов затих, уставившись на округлые латы, выпячивающие пузо Ризагора. — Ты и она — рабы своего народа, — продолжил он низким протяжным голосом.

— Не могу, — тихо сказал Метир, ещё раз подумав. — Я слышал о небывалой красоте юной мохийской правительницы. А теперь, когда убедился лично и ты сказал об этом вслух, могу признаться, что испытываю слабость перед Эривой. В коленях стучит, в глазах делается то пёстро, то темно. Ведь если она настолько хороша в рыцарских латах, то что будет, предстань она в платье, расшитом серебром и изумрудами, в остроконечной короне с алыми каменьями в огненных волосах? Наверное, я буду готов есть с её нежных рук и перебирать между пальцами золотые локоны, благоухающие ночными фиалками и колокольчиками, влажными от росы. Ах, Ризагор, как хорошо, что сейчас у неё за спиной болтается эта дурная коса с пучками болотной травы, иначе бы я вконец опозорился.

— Господин, — взвыл Ризагор, покачивая головой, — то тина болотная, а не колокольчики!

— Прочь с дороги, Ризагор! — Метир гордо вскинул голову, схватился за эфес меча, заправленного в ножны, и подался вперёд.

Глава II. Дурное предзнаменование

По прошествии многих лет…

В начале ноября на юго-западе от Великого моря землю припорошило снегом. Сухой воздух в лесу у подножия гор был пронизан запахами первых морозов, хвои и преющей листвы. Ранним утром раздавались крики птиц. Тонкую свистовую трель заводил проснувшийся рябчик. Напуганная куропатка чирикала в колючем кусте терновника, а красногрудый дятел без устали постукивал по старым кронам деревьев.

Выпавший ночью снег, который не растает до самой весны, впитал тяжёлый след мирьемского оленя[1].

Баяр, глава здешних земель, вёл своих людей в глухую чащу. Шестеро мужчин разбрелись. Петляющие дорожки, оставленные молодыми зайцами, волновали собак и отвлекали охотников от долгожданной добычи.

В низине, где горные ручьи не замерзали, вода била ледяными и чистыми ключами. На свету вырисовывался каждый камень. Баяра пробрал неприятный озноб. Он затянул шнуровку на жилете из овечьей кожи и накинул на голову шерстяной капюшон тёмно-зелёного пыльника. Круглый амулет из серебра с огранёнными сапфирами, находившийся на его груди как знак главенства, брякнул, выскочив из кожаной поддёвки. Драгоценные камни располагались от центра до кромки, напоминая солнце с лучами.

— Вжих! Вжих! — послышались свистящие звуки ветра.

Баяр остановился, прислушиваясь к отголоскам, доносившимся из-за северо-западной стороны скалы, где бил ключ, и указал двоим охотникам, шедшим позади, не шевелиться. Его карие глаза прищурились. Открытый лоб рассекли выделяющиеся морщины. Брови, аккуратно посаженные, сомкнулись. Стало отчётливо слышно, как журчит вода, хрустит снег и трещат ветки под ногами мужчин. Изо рта шёл влажный, тёплый пар.

Охотники огляделись по сторонам. Солнце, поднимаясь из-за сопок, поросших сосняком, усеяло серебром лесные тропы. Высокие стволы деревьев поглощали золотые лучи, сверкая на свету янтарными бликами.

Баяр тяжело вздохнул и опустил руку. На коротко остриженных усах и бороде образовались капельки влаги. Его крепкое тело подалось вперёд, и снова подозрительный, но более различимый звук дал команду бежать.

— Сдохни ты уже! Сдохни! — кричал молодой охотник, вонзая копьё в лежащего на земле кабана снова и снова. Его лицо исказилось от ярости. Зубы сжались от боли и силы, с которой он наносил удары.

— Деснив! — справа и слева послышались крики других охотников.

Два рыжих пса прибежали раньше людей и начали остервенело лаять на тяжело дышащее животное.

Деснив в последний раз воткнул своё копьё в источающую запахи тушу и, сделав шаг-два назад, рухнул на землю, припорошённую снегом.

— Вот же свинья проклятая! — простонал он и сморщился. Из бедра сочилась кровь, его кровь… Она смешалась со снегом, землёй и старыми листьями.

— Зажимай сильнее! — к юноше подоспел более опытный охотник. Он высвободил полы своей грубой рубахи и резко оторвал от неё кусок. — Ротище какое! — сказал светловолосый мужчина, перетягивая рану самодельной повязкой.

— Ммм… Больно! — взревел юноша, сорвал с головы шапку с загнутыми вверх краями, напоминающими крылья, и зажевал её так, будто неделю блуждал по Ущелью туманов голодным.

— Знатный шрам останется. Кто ж тебя, дурака, учил на кабана в одиночку ходить?! Знаешь, сколько псов они попортили? Только штопай после них!

— Я думал, он издох уже совсем! — ответил Деснив, раздувая тяжёлым дыханием козырёк шапки. — Иду я, понимаешь, по следу, а тут эта скотина размером с телёнка лежит. Я копьём подцепил. Интересно же, кто эдакое чудовище смог одолеть. А она живая окажись! Подскочила и пырнула. Вот так всё и было… — рассказал молодой охотник, глубоко раскаявшись в своём необдуманном поступке.

— Да, удачно ты, — сказал охотник и поднялся на ноги. — Мог бы и с жизнью распрощаться. Терпи, сейчас порешаем, — плотный стан мужчины изогнулся, и серые глаза устремились в сторону приближающихся людей.

— Сюда! — в своей обычной весёлой манере крикнул он и махнул рукой.

Издалека, чуть запыхавшись, ему первым подал голос Баяр.

— Азаль, что здесь?

— Деснив решил в одиночку кабана убить и, похоже, убил, — ответил мужчина, перевязавший юношу, посмеиваясь.

Баяр окинул взглядом обстановку: в крови на земле лежал кабан небывалых размеров, рядом с ним сидел Деснив, мычащий и качающийся от боли, и Азаль, улыбающийся при виде его серьёзного и осуждающего взора.

— Скидывайте дичь с телеги! — Баяр громко отдал приказ подоспевшим мужчинам. — Запрягайте собак и срочно в деревню!

Двое охотников, один помоложе, рыжий и рябой, а второй низкий, но плотный и сбитый, как мешок с зерном, без малейшей проволочки скинули тушки зайцев, куропаток и тетеревов на землю, и молодого охотника водрузили на широкую, но низкую деревянную телегу, накрыв его по самые уши тяжёлой лосиной шкурой.

— Тержись крепте! — задорно сказал рябой, смягчая и не выговаривая звуки по причине отсутствия передних зубов. — У натих псов моти не занимать! Молотые етё, поскутные, — расхохотался он.

— Братцы, довезите живым! Дома помирать буду! — взмолился Деснив, сидя в телеге. По его холодному лицу текли слёзы, а из широких носовых щелей вытекали прозрачные сопли.

— Ишь, чего захотел! — подшутил над ним бывалый охотник, плотно закутанный в свой тулуп. — Держись и каждую кочку посчитай, потом расскажешь, сколько их по пути было!

Глава III. Ханг

Собачий лай эхом разносился по лесу, где двое взрослых мужчин, словно дети малые, загоняли визжащих поросят.

— Лови! Он сам идёт к тебе в руки!

Баяр изо всех сил гнался за поросёнком, поскальзываясь на припорошённой снегом земле, вздымая подгнившие листья и петляя, как заяц, загоняя его в сторону Азаля.

— Сейчас, никуда от моих цепких пальцев не денется!

Азаль улыбался и широко расставлял руки, не упуская бегающую кругами животину из вида ни на минуту.

Трое пойманных поросят, туго обвязанных верёвкой, уже бились на привязи возле ног Ясаха. Оставался последний.

— Попался!

Азаль ухватил поросёнка за спину, но не успел придавить, чтобы тот, как маслом намазанный, не выскользнул.

— Да чтоб тебя! — выругался он, когда поросёнок проскочил у него между ног.

— Цепких рук говоришь… — сказал Баяр сквозь одышку и покривился в улыбке. Его карие глаза блестели, щетинистые щёки раскраснелись, а дыхание волновало крепкую грудь.

— Руки-то цепкие, а вот ноги подвели! — виновато рассмеялся он. — Да и пёс твой не затыкается. А ну, пошёл прочь! — Азаль притопнул ногой в сторону крупного белого кобеля с чёрно-коричневыми пятнами по всему телу, который скакал на одном месте и надрывал глотку так, что всякий мог увидеть его мощные бело-жёлтые зубы.

— Аюша, уйди в сторону, мальчик, — мягко сказал Баяр и потрепал пса по тёмной макушке. Аюша приподнял мохнатую голову, чтобы хозяин продолжал ласкать его длинную морду.

— Он у тебя настолько стар, что поросята даже не обращали на него внимания, пока он молчал, — сказал Азаль и тоже подошёл потрепать пса по голове. — Дурачина! И надо было тебе глотку драть?! — он наклонился, потаскал пса за щёки и снова похлопал по голове. Глаза у Аюши были особенно хороши! Тёмно-карие, на белой морде, обведённые угольно-чёрными кольцами. Пёс незлобно прикусил его за пальцы, когда тот вздумал убрать руку, и в игривой рыси помчался по пригоркам, разбрасывая по сторонам волны грязи и снега.

— Кажется, наша добыча побежала к реке, — сказал Баяр, заметив, как в низине возле воды дрожат веточки ивы. Похлопав себя по крепким бёдрам, он размял напряжённые мышцы и рывком дёрнулся с места. — Не уйдёшь!

Он в прыжке скатился в овраг, чтобы поймать поросёнка для дочери. Вначале Баяр хотел отогнать от себя плохие думы, но азарт так его захватил, что теперь было не остановиться.

Разлетевшийся жалобный визг говорил о том, что Баяр всё-таки схватил его. Мужчины подошли к оврагу и, при виде главы, рассмеялись. Баяр держал кабанёнка в крепких объятиях и прижимал его голову к своему лицу. Поросёнок вертелся как мог! Мужчина то и дело отводил от его пахнущей свиньёй головы лицо, туго поджимая губы и прогибаясь в спине.

— Думаете, у вас лучше получится? — сказал он им сквозь смех, медленно взбираясь с дёргающейся добычей на осыпающийся склон оврага.

— Давай его сюда! — Азаль взял поросёнка за шкирку и ловко закольцевал. — Не убежишь теперь. На вот, держи! — он кликнул Ясаха и обмотал пеньковую верёвку вокруг его запястья, а оставшийся конец вложил в сжавшуюся в овчинной варежке ладонь. — Совсем не желаешь запачкаться. Снял бы хоть варежки!

Ясах пробурчал что-то в свой воротник и оттащил поросят подальше от оврага, где журчала холодная вода.

— Ей-богу, как девица-красавица! Ручки белые, нежные! — рассмеялся Азаль, глядя юноше вслед. — Давай, вылезай оттуда! — он протянул руку Баяру, но тот внезапно замедлил. — Ты чего? Ещё что-то нашёл?

— Кажется… Подожди…

В месте, где сужалась река, Баяр разглядел что-то белое на снегу. Шёрстка зверя почти полностью сливалась. Выдавали полузакрытые глаза — они чёрными бусинками то сверкали, то закрывались.

— Что там?

— Думаю, волчонок…

— Волк?! У нас, здесь?.. Да ты шутишь! Подожди, я к тебе спущусь!

— Не шевелись! Я сам…

Баяр подошёл к животному и заслонил собой солнце. Из-под покрытого острыми льдинками хвоста на него устремилась пара серьёзных глаз. Полузакрытые, сине-голубые, они смотрели на него, человека, величественно и гордо. Баяр принял серьёзное выражение лица, стараясь не отводить взгляд от молодого волка. Он лежал примерно в метре от бурлящей ледяной реки, свернувшись калачиком. Его шерсть покрылась льдом, глаза изредка открывались. Он был похож на мёртвое животное, если бы не дрожащее от холода дыхание. Смерть от переохлаждения не сломила дух хищника. Он мог бы просить о помощи, скулить и ползать в ногах человека, но в какой-то момент потерял интерес и снова свернулся кольцом, отводя назад острые уши.

Подумав ещё немного, Баяр набросил на волчонка шерстяной пыльник. Зверь не шелохнулся, будто был и вовсе мёртвым. И лишь когда человек завернул волчонка в тёплую ткань, пахнущую овцой, и взял на руки, то услышал тихий хриплый рык.

Баяр поднялся на опушку, где его ждал Азаль, и поднялся не один.

— Может, здесь его оставишь? Всё-таки волк… — Азаль высказал опасение, глядя на свёрток, который их глава прижимал к груди.

— Позже поговорим, — ответил ему Баяр, повернулся в сторону Ясаха и кивнул. Затем он потуже натянул пыльник на волка и обхватил его как можно удобнее.

Глава IV. Кров

1

В тепле, с немного щекочущим нос запахом, волчонок быстро уснул. Он покачивался из стороны в сторону в унисон человеческому шагу, представляя родной дом и любящие объятья матери… Сине-голубые глаза время от времени открывались, но, заволочённые пеленой сна, смыкались до состояния двух узких щёлочек, через которые были видны покрасневшие белки.

Проходило время. Скрип дверей и тяжёлая мужская поступь пробудили волка. Он открыл глаза, и перед ним предстала серо-зелёная тьма, исходящая от пыльника. Изменились запахи. Тёплый, бархатистый аромат дерева после хрустальной свежести первых морозов немного успокоил. Он обволакивал.

Позднее раздался стук ног (с них обвалился снег), снова скрип, а дальше древесный запах усилился. Появились новые звуки.

В сенях Баяра встретил малой. Рыжий, взъерошенный и конопатый, годков двенадцати, он шустро обмёл снег с одежды главы и придвинул ему короткую лавчонку. Баяр присел и вытянул правую ногу. Мальчонка мигом пристроился на полу, водрузил его тяжёлую ногу к себе на колени и стал ловко отстёгивать застёжки на сапоге.

— Хозяйка не в дому, коли мужа не привечает? — спросил Баяр у малого.

— До заката ещё из горницы выбежала. Торопилася сильно. А кудаль, мне не ведомо. Вы, глава, у неё справитесь. Она-де знает, что стряслось.

— Хороший ты парень, Осташка. Никогда напраслину не взводишь!

— Мне матушка все пакли повыдергает, ежели я дурным словом обмолвлюсь, — сказал он с дрожью в голосе.

— Всё верно! — рассмеялся Баяр и хлопнул Осташку по плечу. — Цени матушку. Она добру научит.

Только успели они разговор кончить, как двери скрипнули и из горницы к ним вышла чернавка. Девчушка была невысокой, с длинной тонкой косой. Она низко поклонилась хозяину дома и опустила глаза в пол. Незамужней девушке было неприлично смотреть в лицо мужчине его лет.

Баяр ничего не сказал ей. Он посмотрел в угол сеней, где стояли две длинные лавки, а на стенах висели веники из крапивы и деревянное корыто со стиральной доской, после чего устало заговорил:

— Ступайте домой. Час нынче поздний.

Когда малой разул его, Баяр по привычке отослал их прочь. Мальчишка на радостях достал из-под лавки смотанный тулуп и, не застёгивая его, побежал скорее прочь. Чернавка же ни разу глаз не подняла, не бросила лихого взгляда. Она низко поклонилась, ожидая, когда хозяин дома покинет сени и войдёт в горницу.

Внутри терем представлял собой большое открытое сооружение. Слева стояла трескучая печь, за ней резная кручёная лестница на второй этаж и там же вход в другие светёлки.

Баяр подошёл к печи, ногой подвинул дорожку к подпечью и аккуратно опустил замотанного в пыльник волчонка. Сквозь шерстяную ткань он заметил, что зверь напуган. Свернулся в калач, будто завязанный. Баяр осторожно высвободил полы пыльника и снял его с белого волка. Как и в лесу, тот прятал нос под хвостом и настороженно поглядывал через торчащую щетинистую шерсть.

— Как отогреешься, проходи к столу. Будешь гостем дорогим. А коли решишь остаться, то оставайся! Под крышей нашего дома всем место найдётся!

Баяр по-доброму улыбнулся и вернулся в просторную горницу, которая по форме напоминала квадрат. В ней почти ничего не было: крепкий стол с толстыми резными ножками, такие же лавки с набивными узорами, два могучих дубовых стула (не всякому подъёмные), открытые липовые полки с книгами и пергаментами вдоль стены и пёстрый красный ковёр из шерсти с ленточным рисунком и каймой из всадников и оленей размером не меньше половины горницы, который перешёл к его семье вместе с любимой женой. На столе в плоском подсвечнике из червонного золота с каменьями по кругу догорала белая свечка. Она источала приятный восковой аромат. Запах лета, тепла. Баяр, живя в этом доме с семьёй, причислял себя к простому люду, но на деле здесь никогда не коптили сальные вонючие свечи, повсюду лежали предметы богатой, беззаботной жизни.

Солнце давно спряталось за острые пики горы. Он с небольшой группой охотников пришёл затемно, и теперь тьма сгущалась. Баяр набрал полную грудь тёплого воздуха и умиротворённо присел на лавку возле стола, облокотившись о покатый сруб дома. Дремота играла с его уставшим сознанием. Сквозь полузакрытые веки он то и дело упирался взглядом в шкуры убитых на охоте животных. Вот висела шкура пятнистого оленя, добытого им прошлой весной. На красно-коричневом ворсе раскачивались разноцветные бусы из разных камней. Баяр улыбнулся и беззвучно посмеялся. Красные, зелёные и синие камушки, нанизанные на нить, довольно забавно смотрелись на фоне пятнистой оленьей шкуры. А вот на могучих лосиных рогах поблёскивало настоящее сокровище – длинное ожерелье из тёмных перламутровых жемчужин с увесистым чёрным сияющим камнем посередине. Баяр очень удивился, что жена позволила дочери играть с ним. Он собрался с силами, упёрся в тугие бёдра, чтобы встать, и пошёл к противоположной стене, где висели лосиные рога.

— Уйди! Скройся с глаз моих! Прочь! Пошла прочь!

Из сеней донеслись всполошённые крики, и в горницу влетела раскрасневшаяся молодая женщина. Её чёрные прямые волосы были распущены. Казалось, что через небольшие губы до сих пор выходил пар. Она торопилась домой. Отдышавшись, она устремила свои глубокие каре-зелёные глаза на Баяра, выпрямилась, выставляя загорелую грудь.

— И где мой олень? Ты божился, что завтра у нас на обед будет оленина?

Глава V. Белый волк

«Человек, спасший волку жизнь, имеет право на уплату долга!»

Очнулся Ханг на рассвете. В его голове беспрестанно звучал голос отца:

— Остерегайтесь людей. Одни из них могут стать вашей верной погибелью, другие — захотят навечно приручить. Обходите стороной и тех и других, но больше всего сторонитесь тех, что намерены к себе привязать. Они пойдут на всё ради этого: в лютую зиму накормят и отогреют, в зной дадут студёной воды напиться, в паводок — из реки выловят… Будьте разумны. Не рискуйте понапрасну, потому что если появится жизненный долг перед человеком, то его придётся непременно оплатить.

Тело по ощущениям двигалось будто каменное. Ханг с немалой долей усилий поднялся на лапы и осмотрелся. Прислушался. Домочадцы крепко спали. Унура на втором этаже тихонько посапывала и приоткрывала маленький рот. Её пухлое детское лицо с розовеньким румянцем так плотно утыкалось в подушку, что правая щека, на которой она лежала, мило, подобно блинчику, расплющивалась. Баяр после бани, чистый и распаренный, обнимал жену и тоже, кажется, спал, но спал чутко, как зверь. Возле двери, полузакрыв глаза, лежал Аюша.

Почувствовав, что весь дом погружён в сон, Ханг потянулся и побрёл к столу, прихрамывая на правую ногу.

«Да, хорошо поиграли», — подумал он, вспоминая последние часы жизни с братьями. Они разыгрывали сцену битвы на Змеином острове. Хангу выпала роль мохийского воина. Он был расстроен, но, поскольку тянули жребий, храбро отстаивал свою жизнь. В ходе «сражения» он накинулся на Пайлака, тот увернулся, и Ханг упал с высокого утёса в Реку зверя. Бурные воды уносили его от родных берегов. Некоторое время он плыл по течению, но затем ухватился за бревно, и к утру следующего дня его выбросило на берег.

«Захудалое местечко», — решил Ханг, ещё раз оглядевшись. Он поднял глаза в сторону второго этажа, где спала Унура, и невольно улыбнулся.

Услышав его движения, старый пёс проснулся. Присел и оскалил зубы.

«Если ты вздумаешь навредить ребёнку, я тебе глотку разорву, перевёртыш!» — Ханг услышал мысли Аюши и усмехнулся.

В мгновение ока он обернулся. Прыжок — и на дубовом стуле восседал он, Ханг, уже не мальчик, но ещё и не мужчина, светлоликий, со сверкающими сине-голубыми глазами, пепельными волосами, узкими губами и белыми ровными зубами. На его красивом лице застыла необычная, запоминающаяся улыбка — мягкая и в то же время устрашающая гримаса превосходства.

«Перевёртыш? Ты это сейчас мне сказал? Я что, по-твоему, как и ты, псина безымянная, не знающая ни рода, ни племени?» — юноша стрельнул опасным взглядом на пса, расширив глаза, сверкающие в сумраке горницы белым лунным светом.

«У меня есть имя! Его дал мне мой хозяин. Я Аюша! Страж этого дома!» — ответил ему пёс и созвучно выдул воздух через нос.

«Страж, значит… — издал светлоликий усмешку. — Знай же, страж, я предпочитаю, чтобы ко мне обращались уважительно. Ты должен знать, что означает уважение. Для тебя я юный господин. Имя моё и род мой — для тебя всё равно что святыня. Сегодня я закрою глаза на твоё невежественное поведение, но впредь запомни, как ты и тебе подобные должны вести себя при виде меня. Людишки трусливые пусть кличут, как им вздумается: оборотнями, волколаками, перевёртышами… — Ханг сильно сморщил лицо, до чего ему стало противно. — Им законами всего лесного народа то позволительно. Тебе же, существу, понимающему меня, запрещается уподобляться им. И не бойся, не нужны мне твои человечишки! — смеялся Ханг в улыбке и взгляде. — Как видишь, я и сам человечишко. Пятки лизать не заставлю. Иди и спи себе дальше. Мне в тишине надо побыть! Я не собираюсь задерживаться в твоей безымянной избушке».

Аюша ничего не ответил. Он прекрасно понимал мысленные послания Ханга, как и Ханг понимал его. Перевёртыш вёл себя тихо, хотя для незваного гостя и нагло. Потому старый пёс отвернулся, походил кругами на одном месте и снова улёгся спать, пока лежанка не остыла окончательно.

«И что же мы имеем…» — Ханг гордо поднялся на ноги и, прихрамывая, поплёлся ходить кругами по горнице.

Баяр и Нара продолжали спать в своей комнате, Унура перекатилась с правого бока на спину, скотина на дворе забеспокоилась, почуяв поблизости дикого зверя: лошади забили копытами, куры закудахтали, затоптались на своих насестах… На улице выла вьюга. Лодки, пришвартованные к берегу, бились о волны и камни. Пахло глубокой водой.

«Далековато будет до дома…» — Ханг почуял большую воду и понял, что находится в днях десяти от дома. Он посмотрел на свою распухшую ногу и с тяжёлым сердцем присел, осознав реальность — до родных земель он не доберётся раньше весны. Грядущие морозы не позволят преодолеть такое расстояние, и скоро снег перекроет дорогу в земли Хаин.

«Чёртовы лисы! Я будущий хозяин Северо-Западного леса, да как он посмел?! Лис бестолковый! Думает, я это так просто оставлю?! А ли решил, что утопнет, и дело с концом? Мараться не надо?» — разозлился Ханг и ударил кулаком по столу так, что золотой подсвечник подпрыгнул. Аюша поднял голову и молча уставился на обозлившегося юношу. Внезапно Ханг стал очень серьёзным. Нервничая, он закусил губу и схватился за своё узкое высокое ухо, на котором висела длинная серьга из агатовых шариков и красных нитей. Этой серьгой отмечали избранных, тех, кому было суждено стать великим хозяином Северо-Западного леса.

Ханг злился, потому что отец заключил мирный договор с лисами. Уступил лисам! А они просто навсего хитрые и подлые твари, оставившие его, Ханга, умирать.

Глава VI. Дичка

1

Далеко на юго-востоке, на берегу Великого моря, окружённая сопками и вековым лесом, расположилась густонаселённая деревня Дичка. Люди прозвали её Дичкой из-за реки, что брала своё начало вблизи их деревни и уходила в края, где жили лесные народы.

Прошло уже два месяца, как Ханг поселился в тереме главы поселения. Сопки и избы под ними укутало снегом. Ударил сильный мороз. Между домов и на пустыре, откуда он наблюдал за лесом, завывала вьюга. Ветер дул со стороны незамёрзшего моря, пронзая холодными влажными иглами.

— Заму, ты видишь их?

Облачившись в тёплый красный телогрей с дорогой цветочной вышивкой, едва прикрывающий бёдра, и широкие сапоги из овчины, Уна присела на корточки прямиком в снег и устремила взор далеко вверх, на сопку, где между редких сосёнок был виден каждый пожелтевший кустик осоки, торчащий из сугроба.

На старом наречии «Заму» означало «зима». Но Ханг не откликался на это имя, хотя и понимал, что обращаются к нему. Унизительно! Будто он псина дворовая.

— Вроде бы никого…

Уна приставила ладонь ко лбу и внимательно огляделась. Вправо, влево… Но ничего, кроме петляющих следов зайцев и полёвок, не вырисовывалось на белом снегу.

— Заму, пошли домой. Тятя расстроится, если узнает, что мы с тобой бегаем к лесу и ждём других волков. Завтра вернёмся. Пошли!

Она махнула рукой, показывая ему, что надо идти, но Ханг продолжал смотреть на заснеженную землю и редкий лес.

«Отец приходил, — тускло подумал он. Его нога зажила, волчьи силы вернулись, не затягивались лишь душевные раны. — Стало быть, все уже знают о моём позоре, — он вздохнул про себя, будто видя перед собой призрачный образ волка-отца. Его запах всё ещё витал в воздухе. — Скорее всего он подошёл к деревне перед рассветом, когда было ещё темно. Свои следы он замёл. Нельзя показывать людям тайные лесные тропы. Хотя горы в это время года так просто не миновать, — подумал Ханг. — Слабые людишки окоченеют под первой же сошедшей снеговой шапкой, — ухмыльнулся он, вспомнив, что днём снег часто сходит с гор, отчего можно зарыться в него с головой. — Интересно, как там матушка? Отец приходил один. Значит, за ней присматривает Темир и Пайлак, — думал Ханг о своих старших братьях. — Глупо получилось. Но не думаю, что Пайлак нарочно увернулся. У него за спиной был обрыв, он мог знать, чем его ловкость обернётся. Ему следовало всего лишь поймать меня. Ведь старшие братья именно так и поступают… — Ханг долго думал об этом. Отчего игра превратилась для него в вечный позор? Брат за что-то наказывал его? Злился на него? Но за что? Он не виноват, что таким уродился, не виноват, что трон Волчьей пасти перейдёт к нему, младшему сыну. Но для чего Пайлаку желать ему смерти? Это особо не приблизит его к трону. Темир старший брат. И если Ханг не вернётся, то Хозяином Северо-Западного леса станет Темир. Может, Пайлак задумал избавиться и от него? — Надо поскорее уплатить долг и вернуться» — подумал Ханг про себя и так же про себя вздохнул, приходилось, ведь волки не умеют вздыхать вслух.

Ханг поднялся с земли и неторопливо пошёл за Унурой. Он плёлся позади, задаваясь новым вопросом.

«Вот если бы можно было убежать от всего этого… Но меня будто на цепи это место держит. И самое ужасное, что магический контракт не завершён. И чего же попросит человек? Бегать за зайцами на охоте или отгонять от его дома непрошенных гостей? — предположил Ханг. — Нет, это не плата за спасение жизни, а самое настоящее унижение! Какое счастье, что лесные духи благоволят мне. Есть этот языкастый пёс Аюша. Он, конечно, выглядит скверно, но на охоту ещё плетётся. Да и так подумать, если бы не он, то эти несколько лун показались бы пыткой. Его забавно подначивать по ночам. Куда бы я ни пошёл, он глаз с меня не спускает, но и рта не разевает. Боится. Нара проснётся, и Баяру придётся выгнать его на холодный двор, поближе ко всей прочей скотине. Забавные они всё-таки, — Ханг нескромно, во всю волчью пасть улыбнулся. — Глава деревни, а носится за своей женой так, будто олень в период гона. Но это всё равно унизительно! Я уже называю их по именам… Какое мне дело до них?! Надо поскорее расплатиться и покинуть людскую деревню!».

— Заму, нам сюда, — окликнула его Уна. Она остановилась на повороте, а Ханг, задумавшись, продолжал идти. — Заму…

Волк в очередной раз не среагировал, и Уна тяжело вздохнула.

— Как бы я хотела знать твоё имя.

Она пошла вслед за волком. Медленно они шли-шли вдоль высокого берега с каменными уступами, по левую сторону которого возвышались первые избы от тёмной неспокойной воды. Приземистые, с деревянными крышами и оленьими рогами на фронтонах, они тянулись далеко-далеко. Заснеженные изгороди из жердей, тут и там возле каждой избы, где не успели за лето сгнить и обвалиться, вместе с домами вились и уходили вверх по склону мыса. Они углублялись всё дальше и дальше в деревню. Дорог и тропинок между домов становилось не счесть, как и домов: высоких, в каком поселился Ханг, пониже, как у берегов Великого моря, и покосившихся, будто провалившихся землянок.

Мысли привели Ханга к высокому терему. Белый волк широко раскрыл глаза и запрокинул голову. Подобных махин он сроду не видывал.

«Здесь три… нет, четыре яруса!» — разинул он пасть, желая глаза протереть. Как такое строение земля держала?! Широкое, как каравай, приплюснутое, с выступающими по каждой стене остроконечными башенками с окнами. Всё из дерева, на толстых подпорках под холмом и на сопке в землю вросшее. С остроконечными шпилями и фронтонами, с которых разевали пасти морские чудовища.