— Вы только посмотрите, что она тут устроила, — хохотала Тая, оглядывая гостиную. — И хризантемы, и свечи, и летучие мыши, и пауки, и даже вырезанная хэллоуинская тыква!
Покачивая бедрами и плавно скользя длинной черной юбкой по блестящему паркету, она обошла стол.
— Канделябры, столовое серебро, накрахмаленные салфетки, а это что? Ах, это печенье с вопросами! Мы будем откровенничать? Ахаха!
— Обряд нужно соблюсти! — посмотрела в зеленые глаза подруги Лина.
— Это не наш обряд, дорогая! Все эти тыквы, свечи, картонные мыши — это все людское, ты же знаешь, наши обряды другие!
— Да, но согласно нашим обрядам, ты должна была прилететь ко мне на метле и непременно голая!
— Мы живем с тобой на одном этаже, куда лететь-то? — продолжала веселиться Тая, но в глазах ее тлела грусть.
— Ну хоть с балкона на балкон!
— Фигура уже не та, дорогая, да и в моем возрасте я предпочитаю автомобиль, а на авто с балкона на балкон — как-то громоздко и неловко. Дааа… Фигура не та, возраст не тот и шабаши уже не те… — Тая грустно вздохнула.
— Ты прекрасна, — Лина с нежностью посмотрела в глаза старшей подруге. — Когда мне будет сто пятьдесят, я хочу быть похожей на тебя.
Довольно улыбаясь, Тая подошла к зеркалу, поправила выбившийся из пышной прически седой завиток.
— Да, согласна, для ста пятидесяти выгляжу вполне недурно.
— Шикарно! И не скромничай! — Лина подошла к подруге и с удовольствием оглядела их отражения в зеркале. Высокая тонкая молодая женщина, рыжеволосая, с яркими небесными глазами. В ореоле длинных темных ресниц они были пугающе прекрасны. Темные пружинки волос спускались вдоль длинной белокожей шеи к идеально очерченным плечам. Аккуратные правильные губы улыбались, щедро демонстрируя ровные белоснежные зубы. Тая — пожилая хрупкая дама с копной белоснежных от седины волос, собранных в высокую прическу, тонкими чертами лица, обрамленными выбившимися из общего порядка локонами. Ее озорные зеленые глаза, любуясь, смотрели на молодую подругу.
— Дамы, вы прекрасны, — сказала Тая отражению и, довольная собой, с визгом крутнулась на пальчиках вокруг себя. — Последний раз голой я прогуливалась с Геллой, ночью на Патриарших. Фагот с Бегемотом тогда устроили общее оцепенение: редкие прохожие замерли да так и стояли памятниками, пока мы с Геллой совершали обряд лунного омовения. Огромная луна покачивалась в темной воде пруда. Пара лебедей, склонив друг к другу головы, отражалась в глянцевой черной воде белым сердцем. Звезды падали и падали с неба в ярко освещенные улицы города, а мы с Геллой ныряли прямо в отражение огромной луны, словно в жемчужный люк опрокинувшегося неба.
— Звездопад тоже ваших рук дело? — глядя в глаза отражению, спросила Лина.
— Мммдаа, можем мы себе позволить пошалить раз в сто лет.
— Ну хорошо, голыми по Патриаршим гулять мы не будем, но скромный обряд все же совершим, кому, как не ведьмам, блюсти традиции?
Лина сделала приглашающий жест, и ведьмы направились к столу, шелестя длинными юбками.
— Даже представить не могу, что из наших обрядов мы можем тут сделать, — ворчала Тая.
Лина молча зажгла свечи, подпалила веточку сухой полыни, сбила огонь, взмахнув ею над столом, и положила в серебряное блюдце на деревянной подставке — тлеть. Не обращая внимания на скептическое выражение лица Таи, налила рубиновое вино в массивные бокалы на основательных ножках и, посмотрев на подругу, бросила в них по щепотке рыжего порошка.
— Ахаха-ха-ха! Пассифлора! Ну конечно! Ты хочешь знать мои тайны? Дорогая, я и так расскажу тебе все, что ты хочешь знать! — искренне предложила Тая.
— Обряд нужно соблюсти, — упрямо повторила Лина и протянула бокал подруге.
— Ну, ладно-ладно, мелкие пакости для подруг во время шабаша — хулиганская традиция. Как же мы веселились когда-то, слушая развязавшиеся языки своих подруг. Сколько любовных приключений помимо воли они тогда выбалтывали. Когда-то, когда ведьмы ещё держались своего круга, не напуганные инквизицией. А теперь и рассказать нечего. Никаких любовных историй, словно я обычная старая клюшка.
Они чокнулись, глядя друг другу в глаза:
— За нас!
— Я испекла для тебя брауни, как ты любишь: очень горький шоколад, тонкая апельсиновая нотка и взбитые кокосовые сливки с сиропом агавы, — Лина протянула блюдце с кусочком десерта, увенчанного шоколадным паучком. Едва Тая взяла из ее рук тарелку, Лина взмахнула ажурным рукавом, и на облако взбитых кокосовых сливок посыпался все тот же рыжий искрящийся порошок.
— Ну вот и искорки посыпались, хоть немного настоящего волшебства! Что же ты так хочешь узнать от меня? Спрашивай!
— Я обязательно спрошу, Тая… Позже. Давай выпьем за правду! Ведьмы подняли бокалы с рубиновым вином, искрящимся оранжевыми огоньками.
— Какой же горький вкус у правды, — поморщилась Тая, глотнув вина. Она положила в рот кусочек брауни с кокосовым облачком и, закрыв глаза от удовольствия, замычала, покачиваясь на стуле. — М-м-м…клянусь тьмой кромешной, это самый вкусный брауни, что я пробовала в своей жизни! Сдается мне, что без колдовства тут не обошлось.
— Одно маленькое заклинание, всего одно, честное ведьмачье! Чтобы пирог не упал, когда печь выключилась, и все!
— О, не оправдывайся, дорогая, ты все делаешь правильно! Я колдую беспрерывно, что бы я ни делала: готовлю, причесываюсь, принимаю душ, покупаю или шью новую одежду…
— Правда? Ты используешь заклинания? — обрадовалась Лина, — я так переживаю из-за того, что в моей жизни почти не стало колдовства…значит, ты колдуешь везде и всегда всю жизнь?
— Конечно! Правда, обрядов с жертвоприношениями я не провожу, зелья с кровью младенцев не варю — это все пережитки прошлого. Теперь колдовство стало осторожнее, гуманнее. Ведьмы называют себя экстрасенсами, гадалками, знахарками, кто-то просто живет жизнью обычных людей, не позволяя себе колдовать. Ну, разве что раскладывают карты Таро да предсказывают по звёздам. Осторожничают: муж не поймет, с работы уволят, люди косо будут смотреть… Я тоже всю жизнь изображаю обычную женщину. Положение обязывало, я всё же была женой дипломатов. Бусы из змеиных зубов и серьги из птичьих крыльев в Дом Приемов не нацепишь, но колдовство не только в тотемах и порошках, оно внутри нас, мы и есть колдовство. Как бы мы ни старались изображать обычных женщин, колдовство делает свое дело: мужчины влюбляются с первого взгляда, женщины боятся и недолюбливают, дети льнут и доверяют, животные обожают, растения оживают, стоит только дотронуться до них, мы все умеем, и все у нас получается. Но раз уж так вышло, это надо принять, полюбить и благодарить Вселенную за эту силу, соблюдая обряды, и придавая сакральный смысл всему, что ты делаешь, все наделять магической силой. Иначе — беда. Нет ничего печальнее, чем жить чужой жизнью, не быть собой. — Тая глотнула искрящегося вина и продолжила. — Мой муж однажды спросил английского посла, как англичанам удается выращивать такие прекрасные газоны, трава на них такая плотная и упругая, что не сгибается под ногами, как жесткая щетка. Посол ответил, что нет ничего проще, нужно всего лишь стричь их триста лет. С колдовством так же, чтобы не потерять сноровку, нужно всего лишь колдовать триста лет.