Хладнокровный ублюдок, яростно рвущий аристократов

Глава 1

– Ты изгнан, сын, – слова отца падали каменными глыбами, лишая меня всякой надежды на прощение, наследство и продолжение беззаботной жизни в родовом поместье князей Заславских.

– Ну что тебе стоило извиниться?! Зачем ты так, сынок? – матушка чуть не плакала, утирая глаза уголком платочка.

– Это была последняя капля. Семья слишком много вложила времени и средств в твою подготовку. Ты не оправдал наших надежд, – сказал отец.

– Он меня оскорбил, – процедил я сквозь зубы. – Прилюдно.

– И всё же граф Воронцов не сказал ни слова неправды, – сказал отец. – Ты — пустышка. Мусор. В тебе нет ни капли магического дара.

Будь он проклят, этот дар. У аристократов всё вертится вокруг дара и его цвета. И если ты не получил свой дар до двадцати лет — то это конец. Мне исполнится двадцать в следующем месяце.

Семья делала всё, чтобы помочь мне. Отец называл это подготовкой, и так как считалось, что дар может проявиться в минуты смертельной опасности, вся моя юность прошла в борьбе за собственную жизнь. Меня выбрасывали в зимнем лесу с одним только ножом, вывозили в открытое море на хлипком плоту, отдавали на попечение самым разным тренерам, мастерам и просто сумасшедшим шарлатанам. Ничего. Всё тщетно. Я выжил везде, но так и не открыл в себе ни капли магии.

В то время, как мой младший брат открыл свой дар, когда за ужином подавился оливкой. В тринадцать лет. Да, всего лишь Голубой, дар воздуха, достаточно распространённый, но это в один момент сделало его отцовским любимчиком, а меня поставило под угрозу. И это при том, что он — узаконенный бастард, а я — чистокровный потомственный аристократ с десятью поколениями одарённых в родословной.

– Милый, может, всё-таки не надо? Есть ещё время! – взмолилась мать. Между прочим, одарённый Третьего ранга, Жёлтый цвет, один из лучших магов земли во всей Российской Конфедерации.

– Мы и так ждали слишком долго. Я вынес вердикт, – отрезал отец. Одарённый Первого ранга, Красный цвет, огненный маг высшей категории. Князь Василий Заславский.

А если он что-то решил, то переубедить его не сумеет даже Император.

– И что теперь? – спросил я.

– Отец, дозволь я прогоню его пинками? – спросил братец, Голубой одарённый Седьмого ранга, Николай Заславский. Будущий князь.

– Нет. Даже изгнанный из рода и лишённый имени, он…

– Попробуй, ты, шлюхин сын, – сказал я, глядя Николаю прямо в глаза.

Малая гостиная родового поместья словно уменьшилась в размерах, Коля побагровел, набрал полную грудь воздуха.

– Тихо! – рявкнул отец. – Ещё слово, и ты лишишься моей защиты, Иван! Имей уважение к моему наследнику!

Иваном звали меня.

– Даю тебе три часа, чтобы покинуть этот дом. Твои документы подготовлены. Через три часа уведомление о твоём новом статусе будет отправлено в Государственную Канцелярию, и ты официально перестанешь считаться членом нашей семьи, – сказал отец.

– А неофициально? – спросил я.

– И неофициально тоже, – сурово поглядев на меня, сказал отец. – Ты мне не сын.

Матушка разрыдалась во весь голос. Отец не пошевелил ни единым мускулом. Зато братец довольно ухмылялся, так, что мне захотелось сбить эту наглую улыбочку с его мерзкой рожи.

– Я ещё вернусь, – сказал я. – Клянусь могилами своих предков.

Брат насмешливо фыркнул, отец молча поиграл желваками. Мать, которая всегда любила меня, не как средство для династического брака или орудие для своих интриг, а как родного сына, тихонько всхлипнула.

Я развернулся и вышел из гостиной, не дожидаясь разрешения отца. Неслыханная дерзость для княжича. Явная демонстрация неуважения. Но я уже не княжич, не дворянин и не член семьи, так что мне было абсолютно плевать, что подумает или скажет господин Заславский.

На душе было пусто и гадко, хотя я ожидал подобного исхода событий. Неодарённым аристократам на двадцатилетие вообще принято дарить пистолет с одним патроном или флакончик с ядом. Не сумел раскрыть дар — в утиль. Если хочешь сохранить честь семьи, разумеется. Изгнание — второй по популярности способ очистить ряды дворянства от неодарённых, но чаще всего это даже хуже, чем самоубийство. Та же самая смерть, только агония может растянуться на годы.

Прошёл по коридору с портретами моих предков, остановился возле портрета основателя рода. Ипатий Заславский свирепо глядел на меня с холста, закованный в стальную броню. В те времена магов не классифицировали ни по цветам, ни по рангам, но он был чудовищно силён. Один из сильнейших магов Владимирского княжества. Я привычно вздохнул, представляя себя на его месте, и пошёл дальше, в холл.

Дворецкий, которого я знал с детства, остановил меня властным жестом. Взгляд его, обычно участливый и тёплый, теперь источал ледяной холод и безразличие. Он уже выписал меня из членов семьи, а значит, в его глазах я упал куда-то на уровень плинтуса.

– Следуйте за мной, Иван, – проскрипел он. – Мне велено проинструктировать вас перед отъездом.

Он провёл меня в тесную маленькую комнатку возле чёрного хода. Комната прислуги. Мне что, даже из дома через парадную выйти теперь не дадут?

– Ваши документы, – он протянул мне тонкую папку. – Проверяйте.

Я развязал тесёмки и принялся листать бумаги. Паспорт на имя Ивана Васильевича Ипатьева, уже с вклеенной фотографией и печатью Канцелярии. Зная медлительность нашей бюрократии, можно предположить, что отец уже давно готовил этот вариант. Ладно хоть фамилию дал вменяемую, по имени основателя рода. Он имел полное право записать меня хоть Иваном Говновым, хоть Адольфом Шмульке.

Аттестат зрелости, на это же имя. Свидетельство того, что я закончил школу, липовое. Учился я дома, с тренерами и приглашёнными педагогами. Оценки хорошие, без трояков. Близко к правде.

И последним в папке лежало свидетельство о смерти княжича Ивана Заславского. Копия. Оригинал останется у отца. Это скорее чтобы напоминать мне о том, что я больше не княжич. Теперь я самый обыкновенный неодарённый. Не дворянин.

Глава 2

Кусты за спиной Воронцова зашевелились. И это не медведь продирался через них, чтобы откусить моему оппоненту жопу, это Зелёная магия во всей красе. Листва начала вихрем окутывать графа, словно бы он стоял в центре небольшого торнадо.

Воронцов не переставал надменно улыбаться, ясно чувствуя и осознавая своё превосходство. Как и любой маг в сражении с неодарённым. Как ферзь против пешки, как туз против двойки. Но иногда и пешка может поставить мат.

Я вскинул пистолет, быстро поймал его на мушку, потянул за спуск. «Бульдог» тихо гавкнул. Пуля скользнула по кружащей листве и отрикошетила куда-то в сторону. Тут бы скорее пригодился пулемёт, девять граммов свинца могут укокошить мага, но для этого его надо застать врасплох.

Чтобы застать Зелёного врасплох посреди леса… Не знаю, как должны сойтись звёзды.

Ощущение опасности вновь кольнуло в основание черепа, и я рванул со своего места прочь, к горящей машине. На то место, где я только что стоял, обрушился удар древесного хлыста, способный разорвать человека надвое. По крайней мере, крошку из асфальта он этим ударом выбил.

Я укрылся за горящей машиной, чувствуя, как от жара скручиваются волоски на коже. Мне отчасти повезло, что мой оппонент не Красный и не Синий, внушительным арсеналом не обладает. К тому же, Воронцов — всего лишь Восьмой ранг. Неуч. Неумеха. Годится только чтобы проращивать солод для семейных пивоварен. Не боевой маг, это точно. Примерно на это он и обиделся на том приёме, и теперь изо всех сил пыжился, доказывая мою неправоту.

Вот только настоящий боевой маг прикончил бы меня ещё в машине. Прямо на ходу. Без лишних жертв и разрушений.

– Эй! Петруша! – крикнул я из своего укрытия. – Может, решим всё, как мужчины? На честной дуэли?

– Для честной дуэли ты слишком низко пал! – ответил Воронцов. – На дуэли дерутся с равными, а ты мне не ровня!

– Князья Заславские родовитее тебя! – крикнул я. – А к Ивану Ипатьеву… У тебя не может быть поводов для убийства! Тебя будут судить и повесят, как собаку!

– А об этом никто не узнает! – выпалил он.

Ещё одна лоза перекинулась через горящую «Чайку», пытаясь достать меня, и тут же шмыгнула обратно, обожжённая.

Я проследил за ней, сжимая в руках свой пистолетик. Ощущение его холодной тяжести в ладонях как-то придавало мне спокойствия, хоть я и понимал, что погоды он не сделает. Спасибо матушке, что не оставила меня без оружия.

Вот если бы я ещё и амулет надел заранее… Но сумка осталась в горящей машине. Ладно, лучше иметь второй шанс и пару ожогов, чем не иметь их вовсе.

Я быстро заглянул в машину через разбитое стекло. Содержимое сумки разлетелось по всему салону, который полыхал огнём.

– Ты познаешь мой гнев, Заславский! – выкрикнул граф. – Безродная, бессильная шавка! Ты недостоин звания дворянина!

Да я уже и не дворянин. Иван Заславский юридически уже мёртв.

Граф Воронцов сменил тактику, больше не пытаясь достать меня своими хлыстами-ветками. Асфальт подо мной резко вспучился, из-под земли полезли живые корни, пытающиеся схватить меня за ноги. Я подскочил, перекатился через багажник «Чайки», вновь заглянул внутрь. Успел заметить амулет, валяющийся на сиденье.

– Ты слишком много болтаешь для того, кто мнит себя боевым магом! – крикнул я.

По мне снова ударил хлыст, я увернулся лишь чудом. А ещё Воронцов чересчур много тратил энергии. В мире всё имеет свою цену. Даже использование дара, несмотря на его название. Особенно использование дара.

Я всё же сумел занырнуть в горящую машину через разбитое окно, схватил серебряную подвеску, удивительно прохладную, несмотря на окружающее её пламя, выскочил наружу, шипя от боли. Ожоги будут болеть ещё долго, к гадалке не ходи. И руки, и плечи, и пузо, и лицо.

Подвеску я тут же нацепил на шею, спрятал под лохмотья, оставшиеся от рубашки. Никогда раньше подобные артефакты не использовал. Отец надевал её только на самые важные события, тайно. Для всех остальных случаев есть другие, гораздо более дешёвые способы защиты.

Самого Воронцова нигде не было видно, по примеру других Зелёных он предпочитал работать из укрытия. В барабане моего «Бульдога» осталось всего три патрона, и я искренне надеялся, что мне этого хватит.

– Выйди и покажи свой гнев, Петруша! Докажи, что ты мужчина! Что ты дворянин! – крикнул я, снова провоцируя его. – Или ты так и будешь прятаться? От меня! Бессильного и безродного!

Я услышал, как он зарычал от злости, воздух рядом со мной рассекли ещё два хлыста. Пришлось снова рухнуть на асфальт, практически под горящую машину. Оба древесных кнута зацепили горящий остов «Чайки», тут же вспыхнули как спички, рванули обратно. Я вскочил на ноги. От жара и у меня всё уже болело, я слишком близко находился к пожару. Волоски скручивались, одежда чуть ли не тлела, я весь пропах едким химическим дымом.

Воронцов наконец соизволил покинуть укрытие, выйти на дорогу. Меня он пока не видел, только примерно мог догадываться о моём местоположении, так что я всё-таки попытался застать его врасплох. Выскочил к нему навстречу, навёл «Бульдога» на его тупую башку и выстрелил.

Обычный человек ни за что в жизни не сумел бы отреагировать. Одарённый, даже такой неумеха, как Воронцов, успел поставить защиту. Вихрь из листьев снова окутал его, быстрее, чем долетела пуля, и девять граммов свинца опять отрикошетили в сторону леса.

Зато его лозы подкрались ко мне сзади, хватая за ноги. В этот раз отпрыгнуть я не успел. Третья лоза обвилась вокруг моей шеи, поднимая меня в воздух и лишая возможности дышать. Воронцов медленно шёл навстречу, паскудно улыбаясь.

– Вот и всё, – усмехнулся он. – Видит бог, я давал тебе шанс.

Я вскинул пистолет снова и выстрелил ему в башку. Снова рикошет от защиты. Остался у меня один патрон. Воздуха в лёгких оставалось всё меньше и меньше.

– Говорят, при повешении люди опорожняют кишечник и мочатся под себя, – задумчиво проговорил Воронцов. – Мне всегда любопытно было проверить, правда это или нет. Тем веселее будет, когда тебя найдут в луже собственной мочи. Хотя ты уже не аристократ, тебе должно быть без разницы.