Хочешь, я тебе

Глава первая

Светик сидела, подперев щёку рукой, и уныло созерцала осенний пейзаж за окном. Снег сыпал на землю вместе с дождем, и тут же подмерзал гладкой, серой корочкой льда. Небо было таким же серым и низким. Давило. На душе было паршиво и муторно. Хотелось забыть вчерашний вечер, как дурной сон…

А всё потому, что Светлана Переступко давно, безнадежно, и, как ей казалось, по самые помидоры была влюблена в своего коллегу, молодого, конопатого айтишника — Пашу Стрельникова. Тот взаимностью на чувства блондинистой, пышнотелой помощницы главбуха не отвечал, даже не подозревая, какие бури страстей мечутся в груди вечно задумчивой девчонки. Не видел коротких томных взглядов, не замечал мимолетных «дружеских» прикосновений и горестных, тоскливых вздохов несчастной. Пашка вовсю делился с хмурой Светкой очередными своими постельными подвигами, в красках описывал длину ног и упругость округлостей своих любовниц, и как его «вштыривало» от их стонов. Переступко корчилась, пыхтела, давила из себя улыбки, а вечерами, добравшись до дома, и в тесноте душа приласкав все срамные места, на веснушчатый образ объекта воздыханий, стыдно плакала в подушку, жалея свои безответные чувства, заедая имбирным пряником со сгущенкой.

Так и длилась бы эта тихая и неприметная влюбленность, пока не далее чем вчера, широко улыбающийся Стрельников не притащил на работу торт, проставляться в честь поданного заявления в местный ЗАГС. Ничего не подозревающий парень со счастливым блеском зеленых глаз рассказывал, что нашёл-таки свою единственную и неповторимую, какая она умница да красавица, покорила и пленила его шальное сердце.

Девчонки из бухгалтерии пили чай с тортиком и поздравляли новоявленного жениха, желая счастливой семейной жизни и не затягивать с потомством. Пашка смущенно кивал, сияя, как начищенный самовар. А вот на бедную Светку было страшно смотреть. Казалось, вселенская скорбь разом рухнула на ее осунувшиеся плечи, придавив к земле осознанием потери. Скомкано поздравив свою любовь и жалобно пискнув о плохом самочувствии, похватала вещи со стола и пулей вылетела из офиса.

Домой шла пешком, рыдая без стеснения. Прохожие оборачивались на расхристанную, взъерошенную, со сползшим с плеч, розовым пуховиком, горько плачущую и не замечающего ничего вокруг, девушку. На одой ноге чавкал в лужах сапог-валенок, на второй тапок с мордой зайца, чьи уши уныло подпрыгивали с каждым шагом хозяйки. А Свете было больно. Так больно, как никогда до этого не было. Она не хотела признаваться самой себе, но в тайне, где-то глубоко в душе, всё же надеялся на взаимность. Пусть не сразу, пусть на это ушли бы годы и все нервы, но Переступко бы вытерпела и непременно дождалась бы. Но теперь всё рухнуло. Какая-то очередная «красивая-неповторимая» отняла у нее ее Пашку, затянула в свои худосочные сети, оставив ее — Светку – у разбитого корыта.

Почти подойдя к родному подъезду, Переступко вдруг решила, что ни в коем случае ей сейчас нельзя оставаться одной. Себя она знала хорошо и то, что дома в одиночестве пустой квартиры, она лишь сильнее будет предаваться чёрному горю, было фактом неоспоримым и проверенным не единожды.

Всхлипнув, достала телефон, поклацала по кнопкам и приложила аппарат к уху.

— Привет, Вовчик! — выпалила Светка, переминаясь с ноги на ногу, — тут такое дело… давай набухаемся, а?

И уже через пару часов Светка в компании своего давнишнего, лучшего друга Вовки Самбулова, сидела в баре, откровенно напиваясь. Сбивчиво делилась своим несчастьем, опрокидывая в себя одну за другой.

— Ну и хрен с ним! Подумаешь! Свет, что ли клином на нём сошёлся?! — вещал хмурый Владимир, плохо понимая неразделенность женских чувств, но искренне желая помочь еще школьной подруге.

— Ты не понимаешь! — обижалась Переступко, жуя лимон и некрасиво морщась. Размазывала по лицу туш и сопли. Обиду и разочарование.

— А чего тут непонятного-то? Ты убивалась по нему два года. Два ведь? — на всякий случай уточнил Самбулов. Светик кивнула, подтверждая. — Ну во-о-от! И что? Ты ему не призналась, как дура пирожки ему таскала, про баб его слушала. И сколько бы это продолжалось ещё? А сейчас найдешь себе… короче, Ступка, хорош хандрить! Это не конец света!

— Ты ничего не понимаешь! — повторяла Светка, прижимая ко лбу холодный стакан с виски, — он ведь необыкновенный! Такой красивый! Возьму и позвоню ему! Признаюсь и всё тут! И будь, что будет!

Вовка только недовольно качал головой, пытаясь отнять у подруги стакан.

— Ты совсем дура, Ступка? Он женится! Ему тощие воблы нравятся, в конце-то концов. Не глупи и не унижайся.

— Любовь — не унижение! — мудро изрекла уже изрядно поднабравшаяся Переступко, неуверенно доставая из кармана телефон. Владимир попытался его отнять, но безуспешно. Махнув рукой, Самбулов заказал себе коньяка, оглядывая помещение бара в поисках симпатичных мордашек.

А Светка тем временем, так и не решившись звонить, пыталась сфокусировать взгляд, набирая текст сообщения. В голове ее кружилось и шумело, сердце сладко замирало, а сознание молчало, находясь в плену у алкогольных паров.

Закончив писать, девушка, как ей казалось, внимательно проверила текст. Осталась довольна своей смелостью и дерзостью, нажала «отправить». Пару минут ждала ответа, нервно подёргивая ногой на высоком барном стуле. Даже немного протрезвела от волнения.

Заказала ещё виски и орешков. Снова ждала. Снова виски. Жаловалась другу. Блевала в грязном туалете, придерживаемая Вовкиными руками, чтобы позорно не свалиться на мокрый кафель пола. Блевала в такси. Ругалась с таксистом. Ругалась с домофоном. Блевала уже дома и плакала. Как легла спать, не помнила.

Проснулась от звона будильника с жуткой головной болью и “вертолетами”, думала, что умирает. Долго отмокала под душем, потом с блаженным удовольствием пила горький кофе, сидя на табуретке перед окном и вспоминала вчерашний вечер.

Вспомнила.

Ругала себя последними словами, разыскивая в недрах скомканной постели, телефон. Когда нашла и прочитала, что отправила, болезненно побледнела. Светку опять затошнило. Она снова и снова перечитывал сообщения, понимая, какая он непроходимая идиотка. Смс гласило следующее:

Глава вторая

На ватных ногах, шатаясь от малейшего колебания воздуха, бедняжка плелась вслед за щебечущими коллегами по ярко освещенному коридору. Сердце билось как ненормальное, желудок прилип к позвоночнику, а на лице читалась скорбь всего еврейского народа. Бедная Светочка шла, как приговорённый к смертной казни идёт на эшафот. Расшалившиеся нервы подсовывали картины расправы над бедной, тихой бухгалтершей, одна страшнее другой.

И когда их немногочисленная процессия достигла нужного кабинета, Светлана готова был плюнуть на всё и вся и позорненько смыться в безопасное нутро своей квартиры. Осуществить демарш против начальственного слова бедной Переступко помешала всё та же Анечка Комарова. Подхватила стремительно бледнеющую соседку по рабочему столу под руку, увлекая за собой в «логово зверя».

В кабинете уже было довольно много народу, пришедшие раньше них коллеги из смежных отделов, предусмотрительно заняли все козырные места на галерке, с усмешками поглядывая на нерасторопных, немногочисленных бухгалтеров, которым достались места аккурат пред светлы очи начальства.

Оного пока на месте не наблюдалось, и Переступко выдохнула немного свободнее. Примостила своё вздрагивающее тельце на стул и приготовилась ждать, прислушиваясь к возбуждённому перешёптыванию вокруг.

Руководство не заставило себя долго ждать.

Как-то жалобно скрипнула матовая, бледно-серая, как и сама Переступко, дверь, пропуская в конференц-зал суетящегося Перегуду с кучей папок в руках, всегда молчаливого, седовласого Виктора Викторовича Зубок — бессменного руководителя отдела продаж. И мрачного, как предгрозовая туча, гендиректора.

Светка испуганно втянул голову в плечи, ей отчего-то казалось, что так она будет менее заметна.

Начальство чинно прошествовало мимо притихших подчинённых и заняло места за широким столом, примостив свои тушки в высокие кресла. Переступко бросила быстрый взгляд на Керчинского из-под ресниц, выискивая признаки узнавания и негодования. И с удивлением для себя отметила, что тот весьма и весьма недурен собой. Раньше Светлана мало обращала внимания на больших господ, считая их чем-то недосягаемым и далёким, как луна от земли, или, скажем, клизма от носа.

А сейчас же, жертва алкогольного рукоблудства с телефоном, пусть стыдясь и смущаясь, но всё же тайком таращилась на облагодетельствованного своим пьяным признанием начальника. Тот оказался мужиком здоровенным и широкоплечим, причепуренным в дорогой тёмно-синий костюм, при галстуке и дорогих часах. Руслан Валерьевич относился к тому типу мужчин, которых невысокая и не очень симпатичная, Светка считал альфа-самцами. Тестостерон пёр от Керчинского, как лава из жерла вулкана, заставляя женскую часть коллектива томно вздыхать, а мужскую нескромно завидовать.

Такие, как он, выделялись в любой компании.

На породистой, смуглой морде лица была видна еле заметная щетина, серые глаза хищно щурились под заломом тёмных густых бровей, тонкие губы то и дело поджимались, выдавая недовольство собравшимися подчинёнными. Чёрные, как Светкина тоска, волосы начальника были зачёсаны назад, открывая высокий, гладкий лоб, хмурящийся над подсунутыми бумагами.

— Что это? — гаркнул Руслан Валерьевич, поднимая со стола серую папку с документами и вопросительно уставился на собравшихся, которые притихли, выпрямившись по стойке смирно.

Народ испуганно молчал, проникшись гневом руководства.

— Я ещё раз спрашиваю, что это? — поднимаясь и нависая над столом, как удав над кроликом, снова вопросил Керчинский, сверкая ртутными глазами.

У бедной Переступко затряслись коленки, она тут же сложила на них вспотевшие ладошки и взволнованно засопела.

Собравшиеся продолжали хранить молчание, как партизаны на допросе, бросая вопросительные взгляды друг на друга. Начальник же продолжал давить авторитетом, сверля взглядом каждого.

— Вы меня вообще слышите? — всё больше распаляясь, продолжал мужчина.

«Мы слышим тебя, Каа», пронеслось в голове у бледной бухгалтера, и та не сдержала нервного смешка. Взор руководства переместился на Светку, пригвоздил к месту бедного бандерлога. Переступко шумно втянула носом воздух и сипло пискнула:

— Извините.

А дальше были самые долгие и страшные сорок минут в жизни всех сотрудников фирмы. Руководство негодовало, кричало, трясло бумагами. Тыкало руководителей подразделений в нелепые косячные косяки. Грозило понижением, увольнением и вообще полной сменой штата ко всем чертям собачьим.

Штат испуганно внимал, обещал всё исправить в короткие сроки и больше подобных ошибок не допускать. Света, поддавшись всеобщей панике, даже забыла о злосчастной смске, полностью погрузившись в насущные проблемы. Энергично кивала, поддакивала и вообще принимала активное участие в выгораживании своего родного отдела и девчонок, к которым привыкла за два года работы. Она у них помощник главбуха в отделе, как-никак!

В общем, к концу планёрки — все без исключения получили свою порцию пиздюлей. Генеральный вымочалил всех и каждого, обещав взять работу отделов под свой личный, неусыпный контроль.

Ошалевший от нагоняя народ стремительно покидал помещение, образовывая пробку в дверном проёме. Почти всё начальство ретировалось, оставив подчинённых один на один с совестью. Переступко плелась в «хвосте» спешащих к свободе от тирании людей. И уже хватаясь за ручку двери, чтобы тихо прикрыть её за собой, девушка услышал тихий, чуть хрипловатый голос.

— Светлана Ивановна, задержитесь.

Расслабившаяся было Светка так и замерла в проходе с поднятой для шага ногой. Сердце болезненно замерло и вдруг понеслось вскачь, норовя выпрыгнуть из груди. На лбу выступила испарина, а по спине прошёлся противный, липкий холодок предчувствия. Медленно. Очень медленно, девушка повернулась, прикрывая за собой дверь и трусливо к ней прижимаясь.

В конференц-зале остались только они вдвоём. Перепуганная до усрачки Переступко и невозмутимый, вальяжный Керчинский, что стянув пиджак и закатав рукава рубашки по локоть, восседал в широком кресле. Девушка как-то отстраненно заметила, что руки у начальника красивые: смуглые, мускулистые, с темными волосками и выпирающими линиями вен. Ладони большие, широкие с длинными аккуратными пальцами.