Хочу тебя. Любви нет в прайсе

Визуалы

Артем Царев

30 лет, холост, бессовестно богат и прямолинеен в своих желаниях

«Мои спутницы прекрасно знают границы, которые не стоит нарушать. Они не требуют клятв в любви… только Картье или Тиффани.

И меня все устраивает. Бизнес — слишком сложная штука, чтобы отвлекаться на что-то еще, кроме подсчета прибыли и рисков.

А купить… купить можно всё». (с)

Есения

24 года, замужем, вся в долгах и готова на все ради близких

«Да, Царев, ты купил меня. Мое тело. Мое время. Но не мою душу. Она, как и любовь, в прайсе не значится!» (с)

Глава 1. Есения

Все события и имена вымышлены. Любые совпадения случайны.

— Лучше бы ты с таким рвением мне отсосала.

Задумчивый, властный голос моего босса раздается в тишине кабинета.

Я замираю в нелепой позе — на коленях перед ним с зажатой в руке салфеткой.

Взгляд застывает в районе ширинки брюк Артема Борисовича, где под мокрым кофейным пятном явно обозначается бугор — наглядная демонстрация его желания.

Тело бросает в жар, а через мгновение ледяные мурашки бегут по спине.

— П-простите, что вы сказали?

Артем Царев несомненно обладал многими достоинствами, но пугал меня до чертиков.

Огромный, пугающе властный, с непрошибаемой харизмой и уверенностью, что одной бровью он может поставить этот мир раком…

И вот сейчас он мне сказал… он сказал…

— Не притворяйся дурой, Есения, — Царев тянет слова с опасной ленцой, откинувшись в своем кожанном кресле.

Я ощущаю взгляд его холодных серых глаз кожей. Цепкий. Пронизывающий меня до самого нутра.

Он будто оценивает.

Как дорогую, но пока не оправдавшую надежд вещь.

— Ты прекрасно слышала, что я сказал.

Подцепив мой подбородок, Царев задирает мою голову выше. Его горячие пальцы скользят по коже, большой касается моей нижней губы, оттянув ту вниз.

— Я. Тебя. Хочу.

С расстановкой. Четко. Исключая любую двусмысленность.

Просто констатация факта. Или, в случае Царева — приказ, который пока еще звучит как предложение. Но в его исполнении эта разница едва ощутима.

После его слов наступает оглушительная тишина, в которой я отчетливо слышу, как мое сердце барабанит о ребра.

Хочу.

Это слово висит в воздухе тяжелым, осязаемым облаком. Оно не имеет ничего общего с романтикой или чувствами. Даже на сексуальное влечение похоже слабо.

Это больше о… владении? Потреблении?

Как если бы речь зашла о новом проекте, дорогом автомобиле или запонках взамен тех, что сейчас сверкают на манжетах его рубашки.

Последние забирала я в одном из люксовых бутиков. Платина, агаты в окружении черных бриллиантов — роскошь… по предварительной записи за полгода.

Но я-то не вещь!

Внутри поднимается волна возмущения. Она дает мне силы отстраниться и встать с колен.

Теперь я возвышаюсь над Царевым, но это такое игрушечное преимущество.

— Артем Борисович, — голос мой дрожит, предательски срываясь и выдавая меня с потрохами. — Это… это невозможно. Неприемлемо. Вы… я…

Царев усмехается. Коротко, беззвучно. Уголок его рта дергается вверх, но в глазах — ни капли тепла.

— Вот именно. Я и ты, Есения. В этом уравнении нет неизвестных. И нет ничего невозможного.

И он шагает взглядом по мне. Дразняще медленно спускается сверху вниз — от распахнутого на одну пуговку воротничка рубашки до мысков остроносых туфель.

А потом вскидывает его вверх и пригвождает меня к полу.

Я чувствую себя так, будто стою перед ним обнаженная.

Инстинктивно рука с зажатой в ней салфеткой тянется прикрыть наготу.

Губы Царева растягиваются в снисходительной ухмылке, и я вдруг понимаю.

Его забавляет мой страх. Он играет со мной, как хищник со своей добычей.

Собрав крупицы смелости, выпаливаю:

— Я… я замужем.

И как школьница, которую застукал завуч с сигаретой в туалете, прячу правую руку за спину. Потому что кольца на пальце нет.

Золото из дома в ломбард ушло одним из первых.

— Замужем, — Царев повторяет это слово с унизительной насмешкой. И впервые за весь разговор спрашивает:

— Меня должно это остановить?

Дорогие наши читатели! Мы рады пригласить вас в нашу горячую историю! Будет остро, будет жарко, запасайтесь узбагоином! Мы будем вам очень признательны, если вы поддержите историю звездочкой ⭐️! Это очень важно! Ведь так книгу сможет увидеть еще больше читателей! Вам не сложно, а нам дико приятно!

Пристегните ремни, мы взлетаем!

С добром, Маша и Ника❤️

***

Кстати, наша книга "Любви нет в прайсе" участвует в горячем литмобе "Властные боссы"

Требовательные и влиятельные. Притягательные и сексуальные. Горячие и эмоциональные. Самые-самые...
Всё это - они.
Властные боссы.

https://litnet.com/shrt/yeDe

Глава 2. Артем

Все женщины шлюхи?

Спорное утверждение. Почти философия или извечный вопрос в пьесе Шекспира: «Быть или не быть?»

Можно долго рассуждать о чести и достоинстве, о морали, но на самом деле вопрос только в цене.

Всегда только в ней.

И у каждой шлюхи она своя…

Одна с легкостью раздвинет ноги за тарелку пасты с морепродуктами и бокал игристого, другая оценит себя в трешку с видом на Кремль.

Странные размышления в разгар рабочего дня, не так ли?

Вопреки расхожему мнению мужчины не думают каждую секунду о сексе.

Но прямо сейчас я готов поспорить с этим утверждением.

Потому что от вида белобрысой макушки новой помощницы, так неприличной близко склоненной к моей ширинке, все внутри сворачивается в болезненный, тугой узел.

Кровь резко толкается вниз. Пальцы покалывает от желания провести по ее скуле. Проверить, не нарисованная ли эта родинка.

Зачем?

Знаю же, что это не Дана.

Хотя, когда увидел фото в резюме — сомнения были. Современная пластика творит еще и не такие чудеса.

Но служба безопасности сработала быстро и четко, доложив, что моя первая «любовь» сейчас в Эмиратах. Наверняка стоит примерно в такой же позе перед очередным питательным шейхом.

Невольно в голове всплывают образы из прошлого. От внутреннего дискомфорта рука сама сжимается в кулак.

Пошла ты на хуй, Дана! Хотя… ты и так уже там.

А здесь… здесь твоя копия.

Светлые волосы, карие — такого необычного оттенка виски — глаза, пухлые губы и родинка на щеке…

Последняя притягивала особо сильно. Не бывает же таких совпадений! Или бывают?

Есения.

Сама невинность, упакованная в строгий дресс-код, как в броню.

Последнее будто бросает мне вызов. Будит инстинкты охотника — догнать, подмять под себя и… похотливо разложить тут же, на ковре.

Досадливо морщусь от осознания, что все-таки повелся.

Если бы я не знал наверняка, то решил, что у меня галлюцинации. Сердце гулко бьется о ребра каждый раз, когда ее вижу.

И как же это бесит!

Решение взять ее на работу было едва ли продиктовано здравым смыслом. Скорее необходимостью держать эту девушку в поле зрения.

Усмехаюсь.

Серьезно? Необходимостью?

С каких это пор я вру сам себе?

Скорее, одержимостью разгадать этот чертов ребус.

Наблюдаю из-под ресниц за своей новой помощницей, пытливо подмечая все ее «знаки»: взгляд, якобы брошенный украдкой; румянец на щеках; прикушенную губу; грудь, соблазнительно выставленную в таком удачном ракурсе.

Остывший кофе, пролитый мне на брюки — очередная уловка или нет?

Поза, в которой застыла моя помощница, тонкие пальцы, так настырно ползущие к моему паху, взгляд из-под ресниц — все выдает в ней опытную маленькую шлюшку.

Решила получить преференции по работе, м?

Кто я такой, чтобы рубить на корню такое похвальное рвение.

— Лучше бы ты мне отсосала, — предлагаю вариант, пристально наблюдая за ее реакцией.

И она следует незамедлительно: отлично сыгранный испуг и эта неподражаемая маска оскорбленной невинности.

Был бы я сопливым пацаном, точно повелся.

Но я уже видел подобные спектакли — сюжет всегда один и тот же, меняются только актрисы.

— Не притворяйся дурой, Есения, — прекращаю этот театр. — Ты прекрасно слышала, что я сказал.

Желание, тлеющее внутри с того момента, как увидел ее на коленях перед собой, разгорается с новой силой.

Хочу ее рот на своем члене.

Ощутить влажное касание языка.

Дана умопомрачительно делала минет. Шлюха точно знала свои слабые и сильные стороны.

Интересно, как с этим дела обстоят у ее копии?

— Я… я замужем! — пищит Есения и затравленно смотрит на меня.

Девочка, ты уже переигрываешь.

Да и какое мне дело до штампа в твоем паспорте?

Глава 3. Есения

— Меня должно это остановить? — он будто спрашивает о какой-то мелочи.

Я теряюсь.

— Твоя личная жизнь меня мало волнует, Есения. Как и твой брак. — Он играет пальцами в воздухе: — Или ты наивно веришь в «долго и счастливо»?

От его слов становится физически больно, будто ткнули пальцем в открытую рану. Всю ту боль, страх и унижение, что я прячу за профессиональной маской, Царев вытащил на свет и готов препарировать с хладнокровием патологоанатома.

Мой брак давно превратился в вынужденное сожительство. Я тащу эту ношу с собой, не способная бросить. Но это мой выбор! И не кому-то за меня решать.

— Вы не имеете права…

— Имею, — перебивает Царев резко. Его голос, утратив ленивую тягучесть, ставится стальным.

Босс медленно поднимается из кресла, я сразу же чувствую себя крошечной песчинкой.

Кажется, что он занимает все пространство кабинета, воздуха резко становится меньше. Я забываю, как дышать, ноги ватные.

Царев стоит так близко, что его дыхание касается моих волос на макушке.

Он не двигается, но даже так подавляет меня.

Его взгляд скользит по моему лицу, задерживается на губах, которые я безуспешно пытаюсь не кусать, а потом спускается к дрожащим рукам, сжимающим края пиджака.

— Вы считаете, мне это должно польстить? — прячу за этой колкостью полный раздрай.

Я бы с удовольствием дала ему пощечину! Вот прямо сейчас! Но мне так нужна эта работа…

— Вопрос не в том, нравится ли тебе это или нет.

Снова смотрит на меня сверху вниз.

— Вопрос в цене, Есения. Всегда только в цене.

От отвращения тошнота подкатывает к горлу. Немею, но от меня и не ждут ответа.

Царев продолжает забивать гвозди в крышку моего гроба… и моей карьеры. Я уже понимаю, что не останусь здесь ни одной лишней секунды.

— Ты красива, — произносит он так, будто это все объясняет..

— Разве этого достаточно? — выпаливаю резче, чем хотелось бы.

— В твоем случае — да.

Почему мне чудится в его словах какая-то недосказанность?

Красивых женщин полно. Но почему я?!

Царев придвигается ко мне вплотную. Теперь я чувствую легкий, едва уловимый аромат его дорогого парфюма — что-то одновременно притягательное и опасное. Как десятибалльный шторм или торнадо.

— Я предлагаю тебе сделку, — по-деловому спокойно произносит он, но напряжение в кабинете только возрастает. — Ночь со мной…

Я отчаянно трясу головой, но Царев не дает мне возразить, прижав палец к губам:

— Ш-ш-ш, я не закончил. Ты проводишь ночь со мной, а взамен получаешь…

Он озвучивает сумму. Неприлично, бессовестно большую.

— Подумай хорошенько, Есения. Я гарантирую полную конфиденциальность. Безопасность

Обыденность, с которой он все это произносит, поражает меня до глубины души.

О какой безопасности речь, если меня покупают?!

Царев делает паузу, давая словам врезаться в сознание подобно иглам.

— Ты получишь хорошие деньги, Есения. Приятным и необременительным способом.

Такой оплеванной я чувствовала себя однажды.

Поселковая поликлиника, гинеколог, мой первый осмотр, грубая тетка и ее толстые пальцы во мне. Унизительная процедура и не менее унизительные комментарии. Тогда я растерялась и не смогла дать отпор.

Сейчас я снова чувствую себя четырнадцатилетней девчонкой.

И это ужасно.

После слов босса повисает тишина — густая, звенящая. Такая, что шум города за огромными окнами его кабинета кажется далеким, нереальным.

В ушах стучит кровь.

Образы в голове всплывают сами: мама, бледная, с прижатой к груди рукой; муж, вернувшийся под утро с безумными глазами и новым долгом; бумаги об ипотеке, как дамоклов меч…

И Царев. Этот властный, циничный мужчина, что предлагает мне сделку с дьяволом.

— Я… я не проститутка! — выдыхаю рвано, чувствуя, как слезы предательски подступают к глазам.

***
Встречайте еще одну книгу нашего литмоба! 🔥

"Спорим на босса" от Анны Шнайдер и Киры Фарди

https://litnet.com/shrt/Au4p

#юмор #пухленькая героиня

Обычно мальчики спорят на девочек. По крайней мере в книгах и кино именно так. Но у меня всё получилось иначе.

Мне всего-то и надо было: уговорить лучшую подругу, адвоката по бракоразводным процессам, помочь при разводе с мужем. И она даже согласилась! Но с одним условием: взамен я должна соблазнить своего красавчика-босса. С дурным характером и женатого, к тому же!

Глава 4. Есения

— Я… я не проститутка! — выдыхаю.

Но даже в этом протесте нет силы, только отчаянная слабость загнанной в угол жертвы.

Царев снова усмехается. На этот раз в его холодных глазах мелькает что-то похожее на азарт.

— Конечно, нет. Проститутка лишь продает секс по бросовой цене. Я же хочу весь пакет: душа, тело и эмоции. А это… это стоит дороже. Гораздо дороже.

— Но почему я? — задаю вопрос, который вертится с самого начала этого безумного разговора.

Всю эту неделю я старательно исполняла свои обязанности. Была безукоризненно вежлива. Исполняла, напоминала, предугадывала и еще куча глаголов!.. Но, главное, я не крутила хвостом, стараясь привлечь к себе ненужное внимание, а ра-бо-та-ла!

Что же изменилось сейчас?

— Почему нет? — вопросом на вопрос отвечает он. Кажется, в его картине мира этого достаточно.

Царев отходит к столу и закуривает, выпуская струю дыма в сторону.

Горьковатый вишневый аромат наполняет пространство.

Осознание, что это мой последний рабочий день, придает смелости, и я произношу дрожащим голосом:

— Я закончила школу с золотой медалью, университет — с красным дипломом. С семнадцати лет я тружусь, не покладая рук. Семь гребаных лет пашу, как лошадь! Все эти годы я зарабатывала себе репутацию, не для того, чтобы… — вдыхаю побольше воздуха и заканчиваю: — …чтобы зажравшийся извращенец купил меня как какую-то шлюху!

Последнее слово выплевываю, как личное оскорбление Цареву.

Швырнув мокрую салфетку на пол, я устремляюсь к выходу. От жара печет лицо.

Я горю от стыда! От того, что меня смешали с грязью. Цинично и грубо.

В груди все клокочет и плавится от негодования.

В последний момент замечаю у двери огнетушитель.

На адреналине хватаю баллон. Царапаю сильно ладонь, срывая пломбу и чеку. И, уже не думая о последствиях, разворачиваюсь и направляю на босса шланг:

— Огня тебе надо? Да пошел ты в жопу, урод!

Облако белого порошка вырывается из баллона и быстро заполняет помещение.

Царев дергается и направляется в мою сторону. Наверняка чтобы свернуть мне шею.

Бросаю баллон ему под ноги и вылетаю за дверь. Мои каблуки звонко стучат по мраморной плитке, пока я бегу к лифту. Шлепаю по кнопке вызова, оставляя кровавый отпечаток на металле.

Сзади слышу хлопок двери и уверенную поступь босса.

Черт!

Я запрыгиваю в лифт, едва только двери распахиваются, и тут же судорожно жму кнопку первого этажа.

Бросаю взгляд и застываю. Напротив стоит Царев. Лицо суровое. Волосы и пиджак щедро припорошены белой пылью.

Мое сердце колотится в горле, в ушах противный гул. Клянусь, еще немного и я позорно описаюсь, такой он внушает ужас.

Жду, что сейчас зайдет следом и придушит меня, но Царев не двигается.

Последнее, что вижу, перед тем, как двери закрываются — глаза моего босса. В них тот самый дьявольский огонь, который ничем не потушить.

Домой возвращаюсь выжатая, как лимон. Сил нет ни на что. Кажется, все они ушли на то, чтобы не свалиться на выходе из бизнес-центра. С собой у меня только телефон.

Сумочка с ключами и документами так и осталась на столе в приемной Царева. Мне еще как-то нужно будет забрать свои вещи. Но это я буду решать завтра. А сегодня… сегодня я хочу смыть с себя липкие взгляды Царева, завернуться в кокон из одеяла и не двигаться.

Проскальзываю в подъезд с соседкой, поднимаюсь на свой этаж. В ногах свинцовая усталость, под веки будто песка насыпали, царапина на руке токает и неприятно тянет.

Из-за старой, обитой дешевым дермантином двери нашей квартиры доносятся грохот шум.

У меня от нехорошего предчувствия сводит живот.

Я дергаю ручку на себя… и попадаю в ад.

____________

Продолжаем знакомиться с книгами литмоба "Властные боссы"

"Фиктивная семья. Жена по найму" от Татьяны Адриевской

https://litnet.com/shrt/kDGr

#ребенок #фиктивные отношения

— С детьми ладить умеете? — спрашивает статный мужчина, внимательно изучая моё портфолио.
— Эм… вполне. У моей сестры подрастает два очаровательных сорванца, и я частенько за ними приглядываю.
— Отлично. Вы мне подходите, — он захлопывает папку и окидывает меня придирчивым взглядом, как товар на витрине.
Признаюсь, это самый странный кастинг, в котором я принимала участие.
— Когда начнутся съёмки?
В глазах собеседника мелькает тень недовольства.
— Никаких, съёмок не будет. Вас должны были проинформировать. Я ищу себе жену. Временную, — добавляет, заметив моё замешательство.
— Весьма странный метод поиска супруги… — пищу ошалело, хватаясь за сумку. Пора бежать от этого ненормального! — Боюсь, ничем не могу вам помочь. Разве, что посоветовать хороший сайт знакомств…
— Я ищу женщину на роль своей супруги в прямом смысле этого слова, — чеканит мужчина сухим деловым тоном. — Настоящие отношения меня не интересуют. И прежде чем вы покинете мой кабинет, я всё же предлагаю познакомиться с условием договора и суммой гонорара за ваши услуги.

Глава 5. Есения

Успеваю заметить в прихожей погром — стекло вперемешку с вещами, — как звуки обрушиваются на меня.

Кричит муж.

Дикий, бессмысленный ор. Грохот, следом поток мата — визгливый, режущий, такой густой, что им можно задохнуться.

— ...Сука! Отдавай, блядь! Где спрятала?!

Телефон падает из моих рук. Сердце проваливается куда-то вниз, оставляя в груди ледяную пустоту.

Мой взгляд прикипает к распахнутой настежь двери в комнату мамы. Там, в эпицентре, стоит Леша. Лицо багровое от ярости, жилы на шее вздуты.

Всей своей тушей он нависает над мамой. Она бледная как мел, в глазах — животный ужас.

— Крыса старая! Куда ты свою пенсию дела?! Гони бабки, мне отыграться надо! Слышишь, тварь?! — орет ей в лицо Леша и хватает маму за ворот халата.

Тело срабатывает раньше мозга. Рвусь вперед, сбивая по пути стул.

Не кричу — просто впиваюсь пальцами в его засаленную рубаху и дергаю изо всех сил, оттаскивая от кровати.

— Леша! Прекрати! Оставь ее! — Голос — чужой, хриплый.

Муж оглушенно оборачивается. Пьяные, налитые кровью глаза находят меня.

— А-а-а, приползла! — орет он, слюна брызгает с губ. Волна тяжелого, сладковатого перегара бьет в лицо. — Где ты шлялась, а?! Ночь на дворе, а она… Кому ноги раздвигала, шлюха?!

Он наступает, загоняя меня в угол.

Прижимаюсь спиной к стене.

Мельком ловлю картину: порванные подушки, кругом перья, рассыпанные по полу таблетки, сбитые рамки фотографий, осколки стекла... Пустота там, где еще с утра был телевизор.

Холодный ком подступает к горлу.

— Леш, что ты такое говоришь? — стараюсь говорить спокойно. — Я на работе задержалась, потом автобус никак…

Он резко сжимает мою шею, перекрывая кислород.

— Знаю я такую работу. Ноги раздвинула и в потолок пыришься… — выдыхает мне в лицо.

Вцепляюсь ногтями в его руку. Но силы неравны. Паника нарастает.

— Что молчишь, шлюхина дочь? Сказать нечего? — заводится Леша, а потом отпускает мою шею.

Закашливаюсь, жадно втягивая воздух.

— Кха-кха… это… неп… кха-кха… неправда, — давлюсь словами.

— Да что же ты творишь! — громко, с отчаянием восклицает мама.

Голова мужа дергается, и я молюсь, чтобы он снова не набросился на нее с кулаками.

В таком состоянии он неадекватен.

Но вместо этого Леша резко утыкается лицом в мое плечо. От него разит перегаром, потом и безумием.

— Молчи, тварь! — огрызается на маму, а потом его тон меняется на плаксивый: — Старая сука… Денег зажала, вкрысу их где-то снычила… Я по-хорошему просил, а она! Я же почти... почти отыгрался!

Леша задыхается от собственной ярости, а я стараюсь дышать через раз.

Только не провоцировать его!

— А она... не дает! Я же знаю, что есть… а она ни в какую… сука! — продолжает бормотать, сжимая руки на моей талии. До боли. Но я не двигаюсь.

Пока нельзя. Леша в такие моменты превращается в зверя, и лучшая тактика — притвориться мертвой.

— Я квартиру заложил! — доносится его голос сквозь вату в ушах. — На сутки! Чтоб отыграться!

Меня прошибает ледяной озноб. Кожа вмиг становится влажной, во рту — сушь, язык прилипает к нёбу.

Не могу поверить!

— Что… что ты такое говоришь? — размыкаю губы.

Нет, нет. Только не это!

Леша горячечно шепчет:

— ...но слил... все слил! Завтра... завтра придут! Выметать нас! Нахуй! А эта сука денег зажала!

Слова «заложил квартиру» бьют наотмашь.

Кровь стучит молотом по вискам. Замираю. Звон в ушах заглушает все. В фокусе только перекошенное лицо мужа. Пол уходит из-под ног. Воздух не идет в легкие.

Мысли бьются в голове.

Квартиру. Проиграл. Завтра. Выгонят.

— Что ты натворил?! — выдыхаю, отталкивая его в грудь.

— У меня все было просчитано! — запальчиво твердит Леша, раскачиваясь на месте. — Я все просчитал… Все просчитал! Ставка была четкая, мне везло…. А-а-а! Проиграл!

Он вцепляется руками в свои волосы, повторяя, как заведенный:

— Но я все исправлю. Я все верну! Мне только надо денег… Денег надо, Еся! А эта старая сука не дает!

— У нее нет столько денег, Леш! — срываюсь на крик. — Да и откуда?!

— Я знаю, что есть! — Его глаза горят лихорадочным огнем. — Где они?!

Он снова шагает к маме, но я висну на его руке:

— Оставь ее в покое!

— Не указывай мне! — орет мне в лицо, стряхивая мою ладонь. — Ты никто, никто! Живете здесь на всем готовом, а денег зажали, суки!

Глава 6. Есения

Боль взрывается белой вспышкой под веками. В ушах звенит. Левая половина лица сначала немеет, а потом начинает гореть. Во рту — теплый, металлический привкус. Губа распухает мгновенно, с нее быстрыми каплями срывается кровь.

«Боже, как много!» — зачем-то фиксирую это.

— Да как же так?! Еся, доченька! — пронзительный, полный боли крик мамы пробивает звон в ушах.

Поднимаю голову и сквозь слезы вижу, как мама хватается обеими руками за грудь. На лице ни кровинки, оно белое, как полотно. Рот открыт в беззвучном крике.

Ярость Леши сдувается, сменяясь пьяным испугом.

— Это чо... Есь, чего она? Я не трогал ее! Пальцем не трогал… я не хотел, — бормочет он, отступая в коридор.

Мама закашливается и вдруг оседает на кровать. Глаза ее закатываются.

Внутри меня все сворачивается от страха.

— Мам! Мама-а! — кричу, хватая ее за руку.

Ледяная!

— Ма-а-ам!.. Где… где же?.. — Пальцы не слушаются, когда я пытаюсь нащупать пульс. — Черт!

Кровь течет по подбородку. Но боли я не чувствую. Только ужас и этот смертельный холод внутри.

— Леш, скорую вызывай! — оборачиваюсь, но мужа нигде нет.

В распахнутую дверь заглядывает соседка, тетя Люба:

— Да что это делается-то?! Я и ментов, и скорую вызвала! — причитает, забегая в квартиру. — Еська, воздуха ей надо!.. Есть чего от сердца-то? Я за водой…

Бросаюсь к окну и распахиваю его настежь, ищу таблетки. Тумбочка пуста — на полу месиво из осколков и разноцветных пилюль.

Мама тихо стонет.

— Дыши, мам, дыши! – шепчу, прижимая ее холодную, липкую ладонь к своей щеке. — Сейчас… сейчас нам помогут.

Ее пальцы слабо сжимают мои.

***

От света в больничном коридоре печет под веками. Острый запах антисептика ввинчивается в ноздри. Я сижу на стуле у палаты реанимации, едва ли ощущая его жесткость.

Блузка — в бурых потеках засохшей крови. Ладонь в бинтах. Лицо ноет, губа по ощущениям — огромная, рваная рана, пульсирующая болью.

Не могу спать. Смотрю в пол, но перед глазами флэшбеки: погром в квартире, багровое от бешенства лицо Леши, синие губы мамы.

Внутри меня — выжженная пустыня, где нет жизни.

Она остановилась, когда в карете скорой у мамы отказало сердце. Его заводили. Дважды, пока мы неслись под рев сирены сюда, в кардиоцентр. И, кажется, мое сердце больше не бьется. Оно стало огромным, тяжелым булыжником.

Ожидание ощущается болезненной спицей, которая с каждой минутой все глубже вкручивается в позвоночник.

Под утро меня пускают в палату.

Мама серая от слабости, но живая. Она хватает мою руку. Ее пальцы ледяные, дрожат. Под глазами чернота. Сами они, глубоко запавшие, полны не боли — страха за меня.

— Мам, — у меня трясутся губы, когда я зову ее.

Она шепчет еле слышно:

— Есенька... дочка, уходи... от него… — Хриплый вдох. — Он чудовище. Я умру... с кем ты останешься?

Ее слова пробирают меня до костей.

Потому что диагноз врачей неутешительный. Маме нужна срочная операция. Времени мало.

— Все будет хорошо, мамуль. Ты, пожалуйста, только ни о чем не переживай! — молю и аккуратно вытираю ее слезы уголком простыни. — Тебе надо отдохнуть, я приду… приду к тебе попозже…

Голос предательски ломается, в горле колючий ком.

Тихо прикрываю за собой дверь, шагаю по коридору до какого-то тупичка. И только там даю волю слезам.

Прижимаю руки ко рту, давя всхлипы. Рыдания рвутся наружу, душат, ломая грудную клетку изнутри.

Тихонько вою, прикусив ладонь. Отчаяние — мутная, черная топь, — я погружаюсь в нее с головой.

Мне страшно!

Не знаю, сколько маме осталось. Нужна дорогостоящая операция, а у меня нет денег на нее.

Нет этих чертовых денег, когда они так нужны!

«Вопрос в цене, Есения. Всегда только в цене», — всплывают слова Царева в памяти, и я замираю.

Он был готов заплатить за одну ночь со мной. Что если?.. Что если он не передумал?

Глава 7. Есения

А что, если Царев не передумал?

Унизительное предложение. Грязное. Непристойное.

Но так ли сейчас это важно?

Я могу потерять самого близкого человека на всем белом свете из-за своих принципов!

Отчаяние сменяется надеждой, а следом приходит понимание.

Я знаю, что нужно делать.

Первым делом снимаю номер в ближайшей гостинице — я физически сейчас не способна вернуться в квартиру и выстоять еще один раунд против безумия мужа.

Курьер привозит свежую одежду, и я привожу себя в порядок.

Контрастный душ, легкая укладка на волосах, неброский макияж.

Механические действия.

Главное, ни о чем не думать!

Черное глухое платье узковато в груди и бедрах, но я воспринимаю это неудобство как знак.

— Это… это просто роль, Еся, — подбадриваю своего близнеца в зеркале, проходясь тушью по ресницам и делая взгляд светло-карих глаз еще выразительней. — Ты должна хорошо сыграть, чтобы все получилось. И мама… ты спасешь маму! Нужно только немножко потерпеть. Одну ночь…

Мой двойник кивает. В глазах лихорадочный блеск, тональник надежно скрыл следы бессонной ночи.

Помадой касаюсь губ, пряча ссадину за ярко-красным цветом. Муж всегда называл такой оттенок блядским.

Что ж, мне подходит. Ведь я собираюсь продать себя за сумасшедшую сумму.

У офиса выхожу из такси и оглядываю стеклянные небоскребы. Они бездушными громадами нависают надо мной, безучастно наблюдая, как рушится весь мой привычный мир.

Лифт возносит меня на двадцать седьмой этаж. Сжимаю кулаки, ногти впиваются в ладони.

Вчера я сбежала отсюда, пожелав боссу катиться в задницу со своим предложением. А теперь добровольно кладу голову в раскрытую пасть тигра.

Шаги эхом разносятся по коридору, пока я иду к своей цели. В ушах противный шум, в мыслях сумбур.

Я толкаю дверь и вхожу.

Царев поднимает взгляд от бумаг на столе, и я на секунду робею.

«Что если он передумал?» — панически бьется мысль.

Сглатываю, растеряв все слова.

— Ты что-то забыла? — он холодно интересуется, держа меня на прицеле ледяного взгляда.

— Я… — прикусываю губу и решительно продолжаю: — Я согласна.

Вижу в стальных глазах промелькнувшее удовлетворение, но голос Царева не теплеет ни на градус, когда он произносит:

— Согласна с чем, Есения?

Меня пробирает до мурашек.

Дура, с чего вдруг ты решила, что он стерпит вчерашнее твое выступление?

Но в этот момент я замечаю, с какой жадностью смотрит он на меня, и это неожиданно вселяет в меня уверенность.

— Я согласна… на ночь с вами, — выталкиваю смелее.

На губах Царева появляется улыбка.

— Я польщен, Есения. — Он поднимается из-за стола и мягкой, тигриной походкой приближается ко мне.

Вытягиваюсь в струнку, наблюдая за ним.

Артем Борисович останавливается в шаге от меня. Расслабленная поза, руки в карманах брюк. Аромат его дорогого парфюма и вишневых сигарет обволакивает.

— Но кто сказал, что мне это интересно?

Дергаюсь от его слов, как от пощечины.

Боже, я ошиблась?

__________

Шикарная новинка литмоба "Властные боссы"

"Будьте моим боссом" от Юлии Крынской

https://litnet.com/shrt/kUoK

#эмоции на грани #тайны прошлого #настоящий мужчина

— Вера. Нам надо поговорить.

— О чём, Фил? Ты женишься!

— Я хочу быть с тобой.

— Ты никогда не замечал меня.

— Я ждал пока ты вырастешь.

— Но восемнадцать мне исполнилось далеко не вчера.

— Были обстоятельства. И твой отъезд стал для меня неожиданностью.

— Для меня самой он стал неожиданностью. Отец организовал.

— Отец у тебя, конечно, да... Такое ощущение, что только нас и проверяет. Письма так и летят от налоговой.

Читать: https://litnet.com/shrt/F-GQ

Глава 8. Артем

Рабочий день начинается, как обычно — цифры, графики, сметы, созвоны. Все идет привычным ходом, кроме разве что одного момента — моя помощница так не пришла.

Клининг оставил после себя в кабинете назойливый запах чистящего средства и абсолютную стерильность. Костюм в химчистке, а я…

Я заинтригованно жду, когда же Есения появится на пороге с огнем и вилами. После устроенного ею погрома кадровики и служба безопасности не дадут ей ускользнуть. А значит продолжение следует.

Вчера она наглядно мне продемонстрировала, что кроме внешности, ничего общего у нее и Даны нет.

Забавно то, что ее выходка не вызвала во мне раздражения. Наоборот, я испытал к девушке что-то сродни уважения. И сейчас ожидаю ее следующего появления.

Время подбирается ближе к полудню, когда дверь в кабинет распахивается без стука, а на пороге стоит…

…Дана.

Твою мать!

Слишком резко сжимаю ручку, и та с треском ломается у меня в руке. Отбрасываю ее, не сводя взгляда с застывшего у двери призрака прошлого.

«Испания, мне семнадцать и я тогда впервые увидел Дану среди гостей вечеринки. На ней было закрытое черное платье, волосы волной рассыпаны по плечам, в руке бокал игристого, а во взгляде — скука… она переводит его на меня, и я забываю, как дышать…»

Моргнув, прогоняю наваждение, и смотрю на гостью более внимательно.

Есения.

Все-таки вернулась.

Стоит на пороге, упакованная в черное платье, как в доспехи. На бледном лице решимость, алые губы сжаты в тонкую линию, а в позвоночник будто вогнали стальной прут.

Никаких сомнений о причинах ее появления у меня нет.

Первым поднимается разочарование. Следом злость. На себя — с чего я решил, что она не такая? И финальный аккорд — азарт. Уж теперь я точно получу. Все.

Не отказываю себе в удовольствии пару секунд насладиться ее эффектным видом.

Браво, Есения. Ты умеешь удивлять.

Предвкушение щекочет нервы.

— Ты что-то забыла? — спрашиваю безразличным тоном.

Есения нервно сжимает пальцы. Вижу паническую искру в ее глазах. Прикусив губу, выдыхает:

— Я… Я согласна.

Ощущаю сладкий укол адреналина под ребрами.

Попалась!

Но мое лицо — непроницаемая маска. Отсекаю лишние эмоции и произношу вкрадчиво:

— Согласна с чем, Есения?

Она вздрагивает.

На секунду ловлю в ее глазах панику, но она ее тут же гасит. Самоконтроль — это хорошо. Но я хочу снести его к чертям.

— Я согласна… на ночь с вами, — говорит смелее.

Прогресс. Значительный.

Почти вызов.

Но мне это не подходит. Чтобы заключить сделку на выгодных условиях, оппонента нужно поставить в максимально неловкую положение: прижать к стенке, загнать в угол. Или поставить на колени.

Да-а-а, последний вариант лучше всего.

— Я польщен, Есения, — смакую ее имя. — Но кто сказал, что мне это интересно?

Она вздрагивает всем телом точно от удара током. Идеально. Вижу испуг.

«Я ошиблась?!» — С легкостью его расшифровываю.

Нет, моя дорогая.

Ошибкой было бы, останься ты дома. А теперь… теперь я с тобой поиграю.

Мой взгляд скользит по ее испуганному лицу.

— Так зачем ты пришла?

— Я… — сглатывает, заламывая пальцы. — Мне нужны деньги… — Запинается, но продолжает тише, сдавленно: — Я выполню всё, что вы пожелаете, но мне нужно сейчас. Та сумма, что вы называли.

Есения отводит взгляд, под слоем макияжа я замечаю, в каком она смятении.

— Могу я узнать, зачем?

— Моей маме. — Голос Есении ломается. Она замолкает на секунду и после выдыхает слова через рваные паузы: — Нужна операция. Срочно.

«Мама».

Это слово неожиданно отдается во мне горечью детских обид. Как и все детдомовские, я искренне верил, что любящая родительница однажды вернется и заберет меня из этого ада. Верил, пока не повзрослел. А взрослеют в таких заведениях очень рано.

Случайно ли это совпадение? Или в прессе снова всплыла информация о моем прошлом?

Что ж. Ложь легко проверить. Но нужно ли?

На самом деле мне плевать, куда она потратит деньги. Может хоть сжечь их.

— Есть нюанс, — продолжаю, наслаждаясь тем, как напряглись тонкие плечи. — Вчера мы говорили о ночи. Время — невосполнимый ресурс, и срок моего предложения истек.

Есения сжимается.

— Но вы же… вы сказали, только ночь… — тянет и тут же замолкает.

— Это было вчера. А сегодня я покупаю не временной отрезок. Я покупаю доступность. До тех пор, пока мой интерес к тебе... не иссякнет.

Глава 9. Есения

Слова Царева звучат как приказ.

Наверное, мне стоило быть готовой к подобному, но они все равно меня повергают в шок.

— Здесь?.. С-сейчас? — выдыхаю, едва справляясь со словами. Они, будто рыбьи кости, застревают в горле.

— Чем плох мой кабинет? — произносит он мягко, почти ласково, не сводя с меня взгляда.

— Мы же вчера начали именно здесь… И меня всю ночь одолевали фантазии.

Я оглядываюсь назад, и Царев словно читает мои мысли:

— Запри дверь. И приступай... к своим новым обязанностям.

Механически переставляя ноги, я поворачиваю замок и возвращаюсь к креслу Царева.

Его глаза, как угли, прожигают меня до костей.

Я опускаю взгляд, застревая им на уровне его ширинки, где возбуждение натягивает ткань брюк.

Щеки обжигает стыдом. Сглатываю пересохшим горлом.

Боже, ну почему именно это?..

— Не заставляй меня ждать, Есения. Время — деньги. А твои уже на счету.

Чувствую предательский спазм в животе и морозец по коже.

«Ты согласилась!» — даю себе ментальную оплеуху и, прикусив губу, медленно опускаюсь на колени.

Я стараюсь сосредоточиться на простых действиях, чтобы не ударится в истерику.

«Просто отключи голову!»

Ремень, молния, белье… и вот в моей ладони внушительный член с бархатной кожей и блестящей от смазки головкой.

Я не сдерживаю прерывистого вздоха.

«Давай! Это как прыжок с парашютом… или как оторвать пластырь. Резко, одним движением», — уговариваю себя.

Зажмуриваюсь и касаюсь горячей плоти губами. Вбираю в себя и пытаюсь делать так, как видела несколько раз в порно. Муж всегда высмеивал мое умение дарить оральные ласки и чаще всего предпочитал удовлетворять себя рукой.

Бедра Царева подаются вперед, головка упирается мне в горло, и я стараюсь перетерпеть дискомфорт.

Слезы невольно собираются в уголках глаз. Боже! Меня сейчас вырвет…

Стараюсь отключиться, думать о чем-то другом, отвлечься, и не сразу замечаю, как Царев отстраняется.

— В замужестве все настолько плохо? — раздается сверху, и я резко вскидываю голову.

Царев, уперев пальцы в висок, смотрит на меня с явной издевкой.

Молчу, предоставляя ему право самому придумать ответ на этот вопрос.

— Или у вас с мужем такие вялые предварительные ласки в порядке вещей? — продолжает он рассуждать, поправляя одежду.

Меня задевают не его слова, а тон с которым он это произносит. Так, будто моя жизнь до встречи с ним была полное дерьмо.

От негодования выдвигаю подбородок вперед и шиплю:

— Вас это не касается!

— А вот тут ты ошибаешься, — чеканит он, подаваясь вперед. — Меня касается все, что связано с тобой. Я тебя купил…

— Тело, а не безлимитный доступ ко мне в голову! — огрызаюсь.

— Вот как?

— Да! — Вбираю побольше воздуха в грудь и выпаливаю: — И если эта разминка с остроумием — ваш способ поддержать либидо, то давайте продолжим! — по-деловому заканчиваю свою тираду.

На самом деле я отчаянно трушу. Но здесь, как перед самым сложным экзаменом — лучше отмучиться сразу, чем в неведении грызть ногти.

И пусть уж Царев покажет себя сейчас бесцеремонным монстром, чем эта пытка продолжится еще хоть на секунду!

С отвращением жду, что сейчас Царев прикажет продолжить, но он рывком поднимает меня с колен.

— Либидо, говоришь?

В его глазах… раздражение? Гнев?..

Оторопев, позволяю усадить себя на стол. Под попой какие-то документы и канцелярия, но я не смею сейчас спорить. Потому что взгляд Царева меня пугает.

— Разведи ноги, — рычит он мне.

Его пальцы задирают мое платье и, обжигая бедра, проворно ползут выше. Царев отодвигает полоску белья и касается меня там!

Это прикосновение как удар током — дергаюсь и пытаюсь свести колени вместе.

— Да ты издеваешься? — полувопросительно цедит, сведя темные брови к переносице.

Я вся напрягаюсь, ожидая неизбежного. Но Царев и не собирается толкаться ими в меня. Он поднимает кисть и демонстративно потирает кончики пальцев. Сухие. Без следа моей влаги.

Краска отливает от лица. У меня звенит в ушах. Звенит так сильно, что я не улавливаю смысл слов.

Царев ведь наверняка что-то говорит.

Обхватываю себя руками и, прикусив губу, опускаю голову.

Какая же я никчемная дура! Зачем я его провоцирую?

Сейчас он заберет обратно свои проклятые деньги и пошлет меня к черту за все мои слова.

Слезы острыми льдинками режут глаза и скатываются по щекам.

В поле зрения появляется рука Царева с зажатым в пальцах стаканом.

Глава 10. Есения

Боже!

Мама всегда предупреждала, что мой язык меня погубит. А еще советовала думать прежде, чем говорить.

Или хотя бы считать до десяти!

— Прости!

Я с ужасом смотрю в лицо Царева и жду. Жду, что он сейчас заморозит меня своим взглядом или жестко поставит на место.

А во всем виноваты мои нервы, которых уже просто не осталось!

— Мне даже интересно, как ты пришла к таким выводам. — Он задумчиво смотрит на меня.

Уголки его губ слегка приподнимаются в улыбке, будто поощряя на дальнейшую откровенность, но я молчу.

Хватит. Уже наговорила.

— Шлюхан… — повторяет он тихо и наконец отходит, давая мне чуточку пространства.

Неловко сползаю со стола и поправляю одежду.

— Возможно, мы стоим друг друга.

Замерев, очерчиваю взглядом его внушительную фигуру на фоне панорамы города. Он выглядит расслабленным, в отличие от меня. Я будто оголенный нерв. Слежу за ним из-под ресниц.

Когда Царев оборачивается ко мне и шагает ближе, невольно напрягаюсь. Но в его серых глазах штиль, ни следа того темного огня, что горел пару минут назад.

Я его разочаровала?

Царев вкладывает в мою дрожащую ладонь прохладный, гладкий пластик карты, а потом произносит название самого пафосного ресторана в городе:

— Столик на семь вечера. — Его взгляд осязаемо скользит по моему телу, вызывая мурашки.

— У тебя безлимит, код четыре нуля. Купи платье, красивое белье, новый парфюм… на что вы там с подружками обычно тратите деньги перед свиданием? Не отказывай себе ни в чем.

«Купи красивую, дорогую обертку», — переводит его слова мой измученный мозг.

Горечь — знакомая, терпкая — снова ощущается на языке. Но я не даю себе скатиться в рефлексию.

Хватит. На сегодня — так точно.

Не оглядываясь, почти выбегаю из кабинета. Хватаю свою сумочку со стола и спасаюсь бегством.

Удивленные лица коллег сливаются в калейдоскоп размытых пятен.

Коридор. Лифт. Улица.

Воздух!

Втягиваю его глубоко-глубоко полной грудью. Дышу. До мушек перед глазами и легкого головокружения.

Противоречия разрывают меня на части, как голодные псы.

Дрожащей ладонью тру висок.

Я только что продалась Цареву! Продалась со всеми потрохами за бессовестно огромную сумму денег. Добровольно.

Я кричала на своего босса, а еще назвала его шлюханом.

А еще… еще я сосала его член. И это точно не было отвратительно. Солоноватый вкус его плоти до сих пор ощущается во рту.

Провожу ладонью по губам.

Помада!

Опомнившись, достаю косметичку. В зеркальце отражается перепуганная девица с размазанной по подбородку помадой.

Да уж! Ну и видок.

Быстро привожу себя в порядок влажными салфетками. Суетливо трамбую все обратно в сумочку.

Черная карта падает на асфальт, и я смотрю на нее, как на ядовитую змею.

«Что вы там с подружками обычно делаете?» — всплывает в памяти голос Царева.

Грустно смотрю себе под ноги.

За годы брака Леша методично истребил и отвадил от меня всех подруг. При мысли о нем начинает болеть голова.

Боже, что с мужем-то делать?.. А квартира? Сегодня нас выселят!..

Хватаюсь за голову и едва не падаю, запнувшись о бордюр.

Спокойно, Еся!

— Сначала мама, потом все остальное, — расставляю приоритеты и вызываю такси.

В машине меня буквально размазывает по сиденью. Ноги дрожат мелкой дрожью. Руки не слушаются.

Афтершок. Тело и психика, наконец осознав весь ужас и унижение суток, включают режим полного истощения. Давлюсь внезапной тошнотой.

А еще… Царев сказал «свидание». Поверить, что он знает такое слово, также сложно, как и в то, что у нас с ним есть взаимность и общие интересы.

«Свой интерес тебе Царев прекрасно продемонстрировал… и он еле поместился в рот», — безжалостный внутренний голос явно играет не за мою команду.

Устало прикрываю глаза. Но мысли, как назойливые мухи, роятся в голове.

Кто же ты, Артем Царев? Чудовище или спаситель?

При упоминании его имени где-то глубоко, под ложечкой, сводит все противной, сладковатой судорогой.

Он вызывает во мне странные чувства.

Страх. Ненависть. И... проклятое, крошечное семя любопытства.

Что он сделает со мной этим вечером?

_______________

Прекрасный участник литмоба "Властные боссы"

"Доктор Лапа для властного папы" от Алекс Мары

Глава 11. Есения

Весь день ощущается сплошными иголками под кожей.

Каждая минута тянется резиной, наполненная гудящим ожиданием вечера.

Единственное светлое пятно — короткий, но обнадеживающий разговор с хирургом мамы.

Да, операция необходима.

Нет, ждать больше нельзя.

Да, состояние стабильно тяжелое.

Нет, гарантий никто не даст, но шансы у нее неплохие.

Да, в случае положительного исхода предстоит долгая реабилитация.

Не разговор — сплошной пинг-понг из «да» и «нет».

Я внесла необходимую сумму, соврав маме о квоте. Просидела у нее в палате около часа, пока медсестра мягко не намекнула на выход. И на этом мои силы кончились.

Чувствую себя выжатым лимоном.

Следующий пункт моей «программы» — квартира.

Признаюсь честно — при мысли, что я там столкнусь с неадекватным Лешей, липкие пальцы страха сжимали ребра и мешали сделать вдох.

Но дома было пусто.

И под этим словом я подразумеваю — абсолютная пустота!

Куда-то делись все наши вещи, мебель, посуда…

Не осталось ничего, кроме голых стен.

Я не знаю, как я не упала прямо там в обморок от потрясения.

Боже! Что я скажу маме?!

Мы прожили здесь не один год. Плохо ли, но это был наш уголок, наше убежище. А теперь и этого нет!

Без сил стекаю по стене на заляпанный пол. Обнимаю колени и тупо смотрю в одну точку.

Что теперь делать?

В дверь заглядывает соседка.

— Еська, ты! Я уж думала, опять эти приходили!.. — Она нервно оглядывается и манит меня пальцем. — Пойдем-ка ко мне, я чаю заварила… и это, вещи твои и мамкины на балконе у меня.

Неловко поднимаюсь и в порыве чувств обнимаю ее:

— Спасибо, теть Люб.

— Да было б чего, дочка. Как эти стали тут шорохаться и таскать все в газель, я и пришла, — частит она, открывая свою дверь и приглашая меня внутрь. — Пригрозила, что участкового вызову. Ну и эти бумагами какими-то тыкать в лицо давай! Но вещи разрешили забрать. Там не все…

— Спасибо! Спасибо вам!

Я недолго сижу в гостях у тети Любы, прошу мне позвонить, если Леша объявится, и спешу на выход.

Мысль о магазинах, платьях, белье — вызывает тошноту. Но я еду в первый попавшийся ТЦ и трачу еще час на то, чтобы упаковать себя в новую шелестящую обертку. А после заглядываю в салон красоты и прошу сделать мне укладку на вечер и мейк.

Все время, что надо мной колдуют две феи, я бездумно сижу с закрытыми глазами.

— Готово! — радостно чирикает фея номер один и разворачивает меня к зеркалу.

В отражении не я.

Там приз победителю, перетянутый алым бандажным платьем вместо банта. Волосы собраны наверх, оставляя шею беззащитной и приковывая все внимание к бессовестно глубокому декольте. В нем моя немаленькая грудь претендует стать главным блюдом этого вечера.

— Вам нравится? — спрашивает фея номер два, и я, зажевав горькую улыбку, киваю.

Девочки старались. Не их вина, что я чувствую себя точь-в-точь, как описал Царев — товаром на витрине.

— Вы похожи на принцессу! — восхищаются девушки.

Я похожа… на дорогую проститутку. Хотя, сейчас так не принято говорить. Эскортница. Содержанка… Правда, от этого суть не меняется.

Меня купили, и я добровольно на это подписалась.

Приезжаю к ресторану с опозданием на двадцать минут. Такая вот крохотная месть.

Но вместо удовлетворения, по нервам скребет когтями неизвестность.

Укутанная в колючий мандраж и благоухая чистым, неразбавленным страхом, вхожу в приветливо распахнутые двери.

Ресторан встречает сдержанной роскошью.

Здесь дорого. Об этом говорит интерьер с преобладанием натурального дерева и камня. Аквариум во всю стену приковывает взгляд. Огромный, с парящими экзотическими рыбами он зонирует помещение на две неравные половины.

Кажется, даже воздух пахнет океаном, дорогим вином и деньгами.

Улыбчивая, невероятно услужливая хостес провожает меня в VIP-кабинет.

Я переступаю порог — и волна напряжения ударяет в лицо.

Царев не один. Рядом с ним сидит незнакомый мужчина. Восточная внешность. Суровое лицо, тяжелый взгляд почти черных глаз и манеры хозяина жизни. В крупной ладони зажаты четки. Он будто весь дышит сконцентрированной, грубой силой.

Еще один хищник. Куда более примитивный, чем Царев, но оттого не менее опасный.

Я невольно ежусь от их внимания, ощутив, как атмосфера в комнате сгущается до состояния цемента под давлением этих двух мужчин.

Незнакомец окидывает меня быстрым, цепким взглядом, а потом поднимается и протягивает ладонь Цареву:

Глава 12. Есения

Кажется, я падаю на стул как подкошенная — будто вытащили стержень.

Царев занимает место напротив. Нам подают аперитив.

— Извините за опоздание, — говорю тихо.

— Ты прекрасно выглядишь, Есения. Давай перейдем на «ты»? — отвечает спокойно Царев.

— Х-хорошо, как скажете… — запинаюсь. — Как скажешь.

— Отлично.

Царев без хлопка открывает запотевшую бутылку проссеко и наполняет наши фужеры.

Я слежу за его действиями, но кожей чувствую его взгляд. Она тут же отзывается мурашками, и я хватаюсь за бокал. Делаю глоток, чтобы скрыть неловкость.

Пью вино, как воду, не чувствуя вкуса. Потому что внутри меня все горит от требовательного взгляда напротив.

Боже, дай мне сил это все пережить!

Ковыряюсь в тарелке, стараясь не поднимать глаз на Царева. От страха неизвестности кусок в горло не лезет, застревая там непрожеванным комом.

Зато Царев выглядит расслабленным сытым хищником.

— Как тебе устрицы? — он переключается с еды на меня.

Как морские сопли, но вслух я произношу нейтральное:

— Свежие.

— А ризотто с морепродуктами?

— Вкусно.

— Ты ведь даже не притронулась к еде, — замечает с холодным блеском в глазах.

— Я не голодна, — отвечаю, с вызовом глядя ему в лицо.

Ну и что ты сделаешь? Заставишь меня есть силой?

Не знаю, откуда во мне это иррациональное желание сопротивляться, но Царев в ответ лишь задирает повыше бровь. Будто говорит: «Какое дело льву до того — поела газель или нет?»

Первой отвожу глаза и залпом допиваю бокал. Пузырьки щекочут нёбо, а потом ощутимо бьют в голову. Возможно, стоило все-таки поесть.

Голову легко кружит, а волнение, что не отпускало меня на протяжении суток, воспринимается теперь словно через фильтр.

Оу, у этого даже есть объяснение!

Если очень долго воздействовать на одну точку, то в конце концов рецепторы перестанут передавать сигнал в мозг. Тело буквально перестанет реагировать.

Я чувствую, что тоже достигла этого предела прочности. Я устала. Устала бояться и ждать плохого. Я же все-таки живой человек.

Наплевав на этикет, подхватываю бутылку вина из ведерка со льдом и щедро наливаю себе бокал до краев.

Часть выплескивается на скатерть.

Упс!

Но мне плевать. Это же мой «последний ужин»*. С глупым смешком салютую Цареву и делаю большой глоток.

Босс откладывает приборы в сторону. Подперев подбородок рукой, наблюдает за мной.

— Есения, тебя что-то беспокоит?

Ты!

— Ничего, — выталкиваю слишком поспешно.

— Все в порядке? Ты решила свой вопрос? — спрашивает он ровно.

Это он так о моей матери?

— Да, — выдыхаю односложно.

— Значит, дело во мне. — Усмешка едва трогает его губы.

Я вспыхиваю. Жар заливает щеки, шею.

— Давай договоримся, Есения, — произносит он тихо. — Честность на честность.

Принимаю его правила игры и выпаливаю:

— А что… что будет дальше?

Царев наклоняет голову, прищуривается, будто обдумывает ответ.

— Дальше? Десерт. Надеюсь, ты любишь сладкое, Есения? — Поймав мой потерянный взгляд, он тихо смеется.

Звук — низкий, теплый, неожиданный.

Я смотрю на него во все глаза.

— Иногда ужин, Есения, это просто ужин. Расслабься. Дыши. Наслаждайся едой. Здесь первоклассный сервис и лучшая средиземноморская кухня в городе. Попробуй хоть что-нибудь. Вино на пустой желудок коварно…

Расслабиться? Вряд ли у меня это получится, но ледяной ком страха внутри становится меньше.

— А что будет после ужина? — задаю следующий вопрос.

И ответом мне становится многообещающий взгляд серых глаз и хриплое:

— А это уже будет зависеть от тебя.

Сбитая с толку, допиваю свой бокал.

Просто ужин? Окей.

Пользуясь переменой блюд, сбегаю в дамскую комнату. Долго стою там перед зеркалом, разглядывая свое отражение.

Глаза после вина приобрели шальной блеск, щеки раскраснелись. Губы припухли так, словно я самозабвенно целовалась на протяжении этого получаса, а не сидела… блин, будто с колом в заднице.

Тихонько хихикаю и решаю уже возвращаться обратно.

У самой двери я едва успеваю отскочить в сторону, когда она распахивается, и двое крепко сбитых мужчин выходят из випки.

Меня они цепко оглядывают с ног до головы и встают неподалеку. Следом выходит коротышка с крайне неприятным выражением на багровом лице. Этот напоминает мне одного актера из старого американского фильма со Шварцнегером в главной роли. Как же его звали?

Глава 13. Есения

Я с удивлением смотрю на Царева, пока он огибает капот машины.

Его высокая, мощная фигура в идеально сидящем костюме кажется еще монументальнее в ночной темноте, подсвеченной неоном.

Он не садится за руль, а распахивает дверь пассажирского сиденья и усаживается рядом со мной.

Близко. Слишком близко.

Запах дорогого парфюма, виски и чего-то неуловимо опасного, что всегда витало вокруг него, заполняет салон.

— Что-то не так? — Он вскидывает идеальную темную бровь, его пронзительные серые глаза изучают мое растерянное лицо.

Свет уличного фонаря выхватывает резкую линию его скул, упрямый подбородок с едва заметной ямочкой и губы.

— Нет-нет. — Мотаю головой, отчего она кружится еще сильнее. — Я просто… просто думала, что ты поведешь.

«И я побуду в относительном одиночестве», — добавляю мысленно. — «Хотя бы, пока мы едем».

Ведь гостиница предполагает дальнейшее времяпрепровождение в постели. Не одной. Вместе.

Дрожь скатывается от затылка к кончикам пальцев, когда я представляю, как это будет.

Царев… он возьмет меня грубо? Также цинично, как трогал в кабинете? Это будет быстро? Или он отыграется за испорченное настроение? Леша всегда так делал — унижал и обзывал меня, а потом наваливался всем весом и…

Еся, перестань уже об этом думать!

— Я не сажусь за руль, если выпиваю, — как несмышленышу, объясняет мне Царев, и на его губах появляется та самая холодная, отстраненная улыбка, от которой по коже бегут мурашки.

Он уточняет у меня название моей гостиницы и дает указание водителю через перегородку. Тонированное стекло окончательно отрезает нас от мира, машина плавно трогается с места.

Артем откидывается на кожаном сиденьи, хмурится, потирая сильными пальцами квадратный подбородок.

Не нравится мой выбор? Ну да, не пять звезд, и я не уверена в чистоте простыней. Но я ведь и не собираюсь звать Царева в свой номер, чтобы до утра проверять уровень сервиса.

Сильнее стискиваю колени вместе, будто Царев прямо сейчас набросится на меня. Но он лишь смотрит на дорогу, погруженный в свои мысли.

Свет уличных фонарей рисует на его лице подвижные тени, играет на темных ресницах, скрывая выражение его глаз.

Тихонько ерзаю, будто платье сшито из крапивы. Мне хочется спросить, что будет дальше, ведь ужин уже закончился. Но вместо этого я произношу тихо, почти шепотом:

— Прости, если мое поведение испортило наш ужин. Я обычно не пью…

Царев медленно поворачивает голову ко мне.

— Это не твоя вина, Есения. — К моему удивлению, черты его лица смягчаются, в голосе проскальзывает усталость. — Это мне стоит извиняться, что вечер оказался испорчен.

— Тот мужчина, что похож на Денни Девито, — я вдруг вспоминаю имя актера и ляпаю это невпопад, отчего сильнее смущаюсь. — Ой, прости. Он был такой злой. Я просто… Я вам не помешала?

— Разговора с некоторыми людьми очень сложно избежать. — На секунду на его губах появляется та самая холодная, циничная усмешка, но тут же гаснет. — Особенно с теми, кто всеми силами его ищет. Расслабься, все в порядке.

Я еще какое-то время сижу как на иголках, но усталость, опьянение и мерное укачивание автомобиля берут свое. Мои веки становятся свинцовыми, голова тяжелеет. Я проваливаюсь в теплую, темную пустоту.

Вздрагиваю и просыпаюсь как от толчка. Мы никуда не едем, машина стоит. Испуганно смотрю на Царева.

Его взгляд — слишком внимательный, изучающий — блуждает по моему лицу, шее, задерживается на груди. Смутившись, я поправляю волосы:

— Прости, долго я спала?

— Пустяки. — Он дергает запястьем, где сверкают сталью его ролексы. — Полчаса.

Мои щеки печет от стыда. Пока я спала, он… он просто сидел и смотрел на меня?

— Еще раз прости.

— Брось. У меня был отличный вид. — И Царев медленно, оценивающе очерчивает взглядом линию декольте. — Я даже порадовался, что не заказал десерт.

Не знаю, как реагировать на это. Мне неловко, а еще капельку страшно. А еще самую крошку… интересно. И снова неловко. После вина в голове белый шум и рой глупеньких, пьяных мыслей.

— Ты поднимешься со мной? — Я не верю, что это произносят мои губы. Но слова падают в тишину салона, громкие и нелепые.

Царев качает головой, его взгляд становится непроницаемым.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Но наше соглашение… — лепечу я растерянно, сбитая с толку его отказом.

Мне бы радоваться, дуре, но вместо этого я чувствую досаду и какое-то неуместное, обидное разочарование.

— Ты куда-то спешишь? — вырывает меня из мыслей его задумчивый, низкий голос.

Качаю головой, не доверяя больше своему голосу.

Артем… ое так смотрит на меня… что я чувствую себя глупой золотой рыбкой в аквариуме. И сама разглядываю его в ответ, пьяно замечая детали. Он красив. Неброской, жесткой, чисто мужской красотой. Широкий лоб, густые брови, прямой нос. Умные глаза, что чаще всего излучают холодный цинизм. И губы… которые сейчас приоткрываются…

Глава 14. Есения

— Ну что, шлюха, нагулялась? — В голосе мужа неприкрытая угроза, а в глазах мой приговор.

Он медленно поднимается с постели.

Задерживаю дыхание, как перед прыжком в ледяную воду.

Паника стучит молоточками в висках. Сердце проваливается куда-то в пятки, вдоль позвоночника прокатывается кипяток.

Бежать!

Секундная заминка, и я резко поворачиваю дверную ручку и выскакиваю обратно в коридор.

Бежать, бежать, бежать!

Мне удается сделать несколько шагов на шпильках, когда он железной хваткой впивается в мои волосы, резко дергая голову назад.

В глазах белая вспышка.

Больно!

— Далеко собралась, сука?! — шипит муж и другой рукой грубо затыкает мне рот.

Мычу, царапая ему ладонь, пока он волоком тащит меня обратно. Теряю по пути туфли.

Хлопок двери отрезает последнюю надежду. Он швыряет меня на кровать. Я отползаю к изголовью, сердце колотится так, что, кажется, вот-вот выпрыгнет.

— Я буду кричать, — едва справляясь с голосом, хриплю.

— Обязательно, — зло роняет Леша, а потом хватает меня за лодыжку. — Ты у меня, сука, щас так запоешь!..

Рывок. Меня с силой стаскивают на край кровати. Я пытаюсь ударить его, оттолкнуть, но хлесткая пощечина оглушает, заставляя мир поплыть. В следующее мгновение его рука сжимает мое горло стальной удавкой.

— Натрахалась, мразь?! — рычит он мне в лицо, все сильнее сжимая пальцы.

В его расширенных зрачках плещется безумие, лицо перекошено от гнева.

— А-ах… — только и могу просипеть. Вцепляюсь когтями в его руки, царапаю, но мои усилия — как тычки муравья против слона. В голове начинает плыть, темные пятна танцуют перед глазами.

— Весь день за тобой следил, сука! Вырядилась как блядь! — он орет, брызгая слюной.

Его пальцы сжимаются еще сильнее, и я уже почти готова провалиться в эту черноту, но вдруг хватка ослабевает.

Я судорожно, с хрипом втягиваю воздух, закашливаюсь.

— У ебаря твоего крутая тачка! Значит, и бабки водятся. Где деньги, шлюха?! — визжит Леша, нависая надо мной. — И попробуй мне только солгать, что их у тебя нет! Врач мне все рассказал! Для старухи полтора ляма за сутки нашла!..

— На карте… — с трудом выдавливаю я, понимая, что это единственный шанс. — Все там… Отдам… Забери все…

Леша находит мою сумочку, вываливает ее содержимое на пол. Подхватывает телефон и черную карту, что дал мне Царев.

Он что-то читает на экране, а потом поднимает на меня бешеный взгляд.

— Твой ебарь желает тебе добрых снов. Добрых снов, блядь!

Муж с ревом швыряет телефон в стену. Стекло экрана разлетается на осколки.

— Сука! Сука! Сука-а-а!

В ярости он с размаху бьет кулаком в телевизор, следом с грохотом опрокидывает тумбочку. Хватает торшер и со всей силы запускает его в зеркало. Треснувшее стекло усеивает пол осколками.

Он громит все вокруг, изрыгая проклятия и мат, а я сжимаюсь, пытаясь стать незаметной.

Господи, помоги!

Вдруг муж замирает, тяжело дыша. Его взгляд медленно, с трудом фокусируется на мне. В его глазах — новая, страшная решимость.

— Иди-ка сюда, — сипит он, и по его лицу расползается уродливая ухмылка.

Мне становится жутко от его взгляда. Леша расстегивает пуговицу на джинсах

— Маленькая шлюшка, забыла, наверное, на что твой законный муж способен? Сейчас исправим…

Он набрасывается на меня.

Я визжу, пытаюсь вырваться, оттолкнуть его, но он всей своей тушей прижимает меня к кровати.

Заламывает мне руку за спину. Я чувствую, как задирается платье. А потом колено грубо раздвигает мои ноги.

— Нет! Леша, не-е-ет! Перестань! — рыдаю я, но он одной рукой вжимает мое лицо в матрас, заглушая мои крики, а другой шарит по мне.

Треск порванного белья, следом тяжесть тела.

— Расслабься, сука! — шипит Леша, обдавая меня перегаром.

Я замираю, рыдания сдавливают грудь.

Это конец.

И в этот самый миг, когда надежды уже не осталось, раздается оглушительный грохот.

Я сначала не могу поверить своим ушам, но следом что-то сдергивает с меня тело мужа.

Сворачиваюсь в комок, закрывая ладонями лицо. Я слышу звуки борьбы — тяжелое дыхание, глухие удары, сдавленный хрип и треск стекла.

Что-то с грохотом падает на пол. Стон, быстрые шаги, и наступает оглушительная тишина.

Я лежу, не дыша. Не в силах пошевелиться. Тело бьет в ознобе.

— Есения, — произносит до боли знакомый голос. Хриплый, натянутый как струна.

Вздрагиваю и медленно, боясь увидеть продолжение кошмара, разжимаю пальцы и открываю глаза.

Глава 15. Есения

Представьте космос. Огромное пространство без капли тепла, раскинувшееся на триллионы триллионов световых дней.

И в этой ледяной пустоте вы — всего лишь крохотная песчинка.

Представили?

А теперь забросьте эту песчинку на самый край Вселенной.

Та песчинка — я.

Именно так я себя ощущала до того мгновения, как сильные руки обхватили меня.

Артем прижимает мою голову к плечу, глуша рыдания.

Он не говорит ни слова.

Просто держит. Крепко. Почти больно. Как будто я что-то хрупкое и бесконечно ценное, что он только что отвоевал у тьмы.

Большое, горячее тело излучает непривычное тепло, как солнце, вдруг появившееся в том уголке бездушного космоса, куда меня вышвырнуло после истерики.

Замираю. Все внутри сжимается, а потом… растворяется в этом тепле.

Жадно напитываюсь им, как долгожданным дождем после продолжительной и выматывающей засухи.

Я чувствую, как бьется его сердце — часто, сильно, ритмично. Оно стучит в унисон с моим. И в этой жуткой, сюрреалистичной тишине, среди осколков стекла и обломков мебели, это биение кажется единственным настоящим.

Неосознанно подстраиваю свое сбивчивое дыхание под этот гипнотический такт.

Тут-тум. Тум-тум.

Я не знаю, сколько длится эта странная пауза. Может, секунду. Может, вечность.

Но мне страшно разжать сведенные судорогой пальцы и отпустить Артема.

Кажется, что тогда кошмар вернется.

— Он не придет, — рокочет в груди Царева.

Кажется, я произнесла это вслух.

Я поднимаю на него заплаканные глаза. Его взгляд прикован к моему лицу. Ярость в его глазах поутихла, сменившись чем-то другим. Чем-то глубоким, незнакомым и пугающим.

Он медленно проводит большим пальцем по моей щеке, стирая слезу. Его прикосновение обжигает.

— Прости. — Отодвигаюсь, чувствуя острый укол стыда.

Мне неловко, что он стал свидетелем этой ужасной сцены.

Шарю глазами по развороченному номеру. Осколки стекла на полу ловят блики, зеркало щерится на нас множеством отражений.

Чувствую себя точно также — разбитой вдребезги…

Кажется, я вообще не понимаю, что мне делать дальше.

Артем, отстранившись смотрит на меня, на мое разорванное платье, на синяки, проступающие на коже. Его взгляд становится тяжелым.

Не говоря ни слова он уходит в ванную и возвращается с халатом в руках.

Верите, эти несколько секунд я даже не дышала! Мне хотелось пиявкой вцепиться в Царева и не отпускать.

— Прости, прости, прости, — повторяю свою мантру, избегая снова смотреть ему в глаза.

Он злится. И мне кажется, что на меня.

Мне теперь постоянно что-то кажется.

Вздрагиваю от хлопка двери в коридоре и вжимаю голову в плечи.

Артем закутывает меня в халат и произносит:

— Поехали.

— К-куда? — лепечу растерянно. Мой вопрос остается без ответа.

Артем тянет меня за собой, и я послушно перебираю ногами.

Стекло больно впивается в ступни, но я бы сейчас и по раскаленным углям прошла, лишь бы быть как можно дальше отсюда.

Администратор за стойкой бросает на меня странный взгляд, а потом впивается в лицо Артема.

Боже, он подумала, что это он меня так?

Мне хочется накричать на нее за это. А еще за то, что пустила в мой номер неадекватного мужа. Но сил нет. Их вообще во мне осталось на донышке.

Я не задаю больше вопросов, пока усаживаюсь в халате на заднее сиденье такси. Артем занимает место рядом с водителем, будто со мной сидеть теперь зазорно.

Слепо смотрю в окно, едва ли видя, куда меня везут.

Отупение какое-то. Мне все равно.

Устало прикрываю веки, а когда распахиваю их — впереди, за коваными воротами, виднеется громада дома.

Царев хлопает пассажирской дверью.

Я даже пискнуть не успеваю, когда он подхватывает меня на руки и шагает к освещенному фонарями крыльцу.

— Куда мы приехали? — разлепляю потрескавшиеся губы.

— Туда, где тебя никто не найдет. — Невесело ухмыляется Артем. — Ко мне домой.

_______________

Участник литмоба "Властные боссы"

"Белоснежка для Биг Босса" от Анны Лапиной

https://litnet.com/shrt/1gJx

#противостояние героев #разница в возрасте

— Я отказываюсь! Я не буду на него работать! — восклицаю, глядя на этого наглеца, который смотрит на меня, как на кусок вкусного пирога.
— О нет! — кровожадно тянет он. — Будешь! Насколько я помню, тебя уже оформили…
— Я… Я увольняюсь! — выкрикиваю.
— Тогда две недели отработки, Маргарита Леопольдовна, — расплывается этот неотёсанный мужчина в улыбке. — Две недели вы в моей власти! В моей и только! — ликует он от своей победы и ловушки, в которую меня загнал.
— Нет!
— О да… — кивает Лапин с той же улыбкой. — И, дорогуша, вы ответите за всё, что сделали мне за последнюю неделю…
Пусть даже не мечтает!
Это он ответит за всё, что сделал! За каждый мой погибший по его вине нерв!
— Мы ещё посмотрим, кто кого, — рычу на него.
— Посмотрим, Белоснежка…

Глава 16. Есения

Два дня я не покидаю свою комнату.

Первые сутки просто стираются из памяти. Я сплю так, будто провалилась в глубокую бездну. Без сновидений и желания что-то делать.

Кто-то позаботился о темных шторах на окнах, и в короткие периоды бодрствования меня окружают тишина и темнота. Будят меня обычно жажда или противоположное желание, и тогда я совершаю короткий забег в туалет.

Голод ощущается так отдаленно, что я с легкостью его игнорирую.

На прикроватной тумбочке телефон — не мой — с двумя вбитыми контактами.

Первый — Артем, второй — сиделка, которая неожиданно появилась у моей мамы. Она исправно докладывает мне о ее состоянии.

Операция прошла успешно, прогноз врачей благоприятный, и завтра маму переводят из ПИТа* в обычную палату.

Наверное, я плохая дочь.

Наверное, мне стоило бежать в больницу босиком и спать на полу, рядом с маминой койкой. Но впервые в жизни мне не стыдно за то, что я лежу и не двигаюсь.

Пользуюсь этой передышкой, боясь лишний раз повернуться. Мне все время кажется, что я тогда рассыплюсь на тысячи мелких осколков.

Почему же я не замечала раньше, какой жестокий и бездушный монстр прячется за оболочкой моего мужа?

Любовь слепа?

Не знаю. У меня нет правильного ответа на этот вопрос.

«Леша ведь не всегда был таким», — именно с этой фразы я всякий раз оправдывала его безумства.

«Я благодарна ему, что он вытащил меня из нищеты и привез в город», — обычно произносила следом.

«Мне больше некуда уйти», — а это финалочка.

Но правда в том, что я просто дура и жуткая трусиха.

Последний год я прожила в страхе, что Леша что-то сделает маме. А он, будто издеваясь, намекал, что теще уже прогулы ставят на кладбище.

И я терпела. Сглаживала углы, как могла. И верила. Верила в то, что говорила.

Великий самообман.

И куда он меня привел?

В постель к еще одному чудовищу. Только этот не будет издеваться открыто. Нет, Артем Царев скорее вытащит мою душу, препарирует и будет наблюдать, как я корчусь на костре своих принципов.

Тоненько колет изнутри осознание, что я, возможно, несправедлива к нему. Но я безжалостно отбрасываю эту мысль и снова засыпаю.

— Вставай! — отрывистый голос Царева проникает в мозг.

Следом слышу шорох, и волна света заставляет зажмуриться.

Сквозь слезы слежу за боссом. Артем ходит по комнате, напоминая хищника, запертого в клетке.

Слежу за ним из-за спутанных волос.

На нем идеально сидящие рубашка и брюки — лаконичный черный очень ему идет. Артем и правда похож на пантеру, ткань обрисовывает каждый мускул.

— Ты третьи сутки безвылазно здесь торчишь, — ворчит он, наконец бросая на меня недовольный взгляд.

— И что? — каркаю, как ворона, и сажусь, подтягивая колени к груди.

— А то, что я не хочу отвечать на вопросы полиции, если кому-то в голову придет объявить тебя…

Он резко замолкает и смотрит на меня своими холодными глазами.

Слишком пристально смотрит… а через мгновение отворачивается к окну.

— Есения, ты не могла бы прикрыться, — глухо произносит, засовывая руки в карманы брюк.

Непонимающе оглядываю себя и, четрыхаясь, поправляю сползшее одеяло.

Черт! Я тут с голой грудью сидела!

— Прости, — выдавливаю из себя.

Даже не знаю, за что больше извиняюсь — за то, что провалялась здесь, или за обнаженку.

Платье и белье я, кажется скинула в ванной еще вчера.

Артем стреляет взглядом в мою сторону.

— Собирайся, у тебя полчаса.

— Полчаса? Куда… куда мы едем? — растерянно оглядываюсь.

Я не хочу покидать эти стены. Я с ними почти сроднилась!

— Разводиться. Жду внизу, — бросает зло Артем и оставляет меня одну.

* — палата интенсивной терапии, прим.автора

💔💔💔

Всем привет! На связи Ника и Мария! Хотим немножко с вами пообщаться)) ждете главу от Артема? Как думаете, что толкает героя поступать именно так? Смело кидайте свои догадки в комментариях, авторов, кто будет ближе всего к разгадке поведения Артема, мы порадуем приятными бонусами 😊

🎁

Дорогие наши, хотим пригласить вас в шикарную новинку!

Лена Лето, Мария Птахова «Не сахарная. Мой первый»

https://litnet.com/shrt/7kZu

Я простая студентка из рабочей семьи. Он преподаватель искусства из мира богемы. Цена наших отношений — его карьера и мое разбитое сердце. Но… мы рискнем?

Глава 17. Есения

— Глеб. — Рослый шатен поднимается из-за стола и, слегка прихрамывая, двигается мне навстречу.

— Есения.

Я пожимаю протянутую ладонь, стараясь не пялиться слишком откровенно на его шрамы. Посветлевшие рубцы пересекают левую бровь и висок, один выглядывает из-под воротника белоснежной рубашки.

Но я бы слукавила, сказав, что они портят этого мужчину. Скорее придают его образу таинственности.

Глеб Захаров, по словам Артема, лучший адвокат по бракоразводным процессам. А если верить гуглу, то он самый настоящий адвокат дьявола.

Безупречная репутация, ни одного проигранного дела, громкие и резонансные судебные процессы — как тут не заподозрить покровительство темных сил?

— Проходите, Есения, с бумагами я уже ознакомился. — Глеб указывает на кресло. — Чай? Кофе? Нам есть что обсудить.

Внешне Глеб мало походит на Артема Царева. Но в его манере держаться, в том, как он смотрит оценивающим, цепким взглядом, в непоколебимой уверенности, исходившей от него каждой порой, угадывается тот же хищный архетип, что и в Артеме.

Тот, кто чует слабость и знает, как ею воспользоваться.

Вот только Глеб Захаров терзает добычу в правовом поле, откусывая самые сочные куски от семейных бюджетов.

— Не переживайте. Для меня это — рядовое дело, — произносит он, и в его голосе звучит не гордость, а простая констатация факта, как о том, что дождь мокрый. — Ваш бывший муж даже не поймет, как останется в одних трусах.

Я верю этому мужчине, но все же не удерживаюсь от вопроса:

— Скажите, Глеб, почему вы мне помогаете?

Он недоуменно поднимает бровь. Я поспешно объясняю:

— Вы ведь давно не занимаетесь рядовыми случаями. — Для наглядности я указываю на «стену славы» с вырезками из газет в рамках. — У вас самые громкие и скандальные дела, к чему вам лично возиться с таким рядовым случаем, как мой?

Глеб усмехается, сложив ладони домиком.

— Понимаете, Есения, есть люди, которым я всегда пойду навстречу. И в вашем случае Артем очень настойчиво попросил меня помочь.

При этом его зеленые глаза смотрят на меня так, будто видят насквозь. Будто для Глеба не секрет то, что я — игрушка Артема Царева.

Смутившись, я покидаю дьявольскую обитель в странных чувствах.

Артем оставил со мной водителя, и не его вопрос — куда едем, я тихо произношу:

— Я бы хотела доехать до больницы.

Час у постели мамы пролетает как одна минута.

Я стараюсь говорить с ней на отвлеченные темы, избегая неудобных вопросов. Лишь признаюсь, что подала на развод.

— Ты всегда была сильной, доченька, — шепчет мама, сжимая мои пальцы. — Береги себя.

Вернувшись в дом Артема, снова сбегаю в «свою» комнату. И до самого ужина валяюсь на кровати, смотрю в окно и копаюсь в себе.

Я и Артем. Под одной крышей. Сомневаюсь, что девицы здесь частые гостьи. И уж тем более те, с кем он просто желает провести весело время. Иначе бы Артем привез меня сюда сразу же после ресторана.

Я не понимаю, что теперь между нами. Как мне себя вести с ним?

Он купил меня, да. Унизил, да.

Но… всегда есть это пресловутое «но».

Артем дал мне надежду, помог моей матери, хотя мог этого не делать.

Он каким-то чудом вернулся и спас меня от обезумевшего мужа.

А теперь вот свел с самым удачливым адвокатом.

И все это Артем проделал, не потребовав платы.

Глупо думать, что мой циничный босс заделался в альтруисты или воспылал ко мне чувствами, далекими от похоти.

Из нас двоих только я заложница иллюзий. У Артема их просто нет.

И я жду подвоха. Жду, когда же он предъявит счет.

А я… я буду платить, надеясь, что мне больше не придется плакать.

Глава 18. Артем

Имран сидит напротив, его массивная фигура кажется особенно монументальной в полумраке кабинета. Друг мрачно перебирает в руке четки. Гладкие блестящие бусины издают еле слышный стук.

— Бугра не стало, — он первым разбивает тишину.

— Знаю. — Делаю затяжку, выпуская дым. — Сердце?

— Говорят, да. — Имран нехорошо усмехается. — Сомневаюсь, что оно у этого старого беса было.

— И что же, город уже взвыл от потери?

Имран кивает:

— Как шакалы сбежались на запах мертвой туши. Каждому хочется урвать кусок посочнее. — Он задумчиво трет заросший темной бородой подборок. — Вот только говорят, что уже нашелся новый вожак. Из бывших бугровских же. Ему даже прозвище уже дали. Философ. Слыхал о таком?

Щелчки бусин становятся чаще и громче, выдавая степень раздражения их хозяина.

Тянусь к бокалу с виски.

— Читает Ницше, а методы как у самого последнего гопника, — произношу, делая глоток. — Клещ недавно приходил. От него. Сказал, что приносит соболезнования по поводу кончины нашего «общего уважаемого друга». И что, к сожалению, некоторые «неформальные договоренности», которые у меня были с Бугром, больше не имеют силы.

— Философ заинтересовался старыми схемами Бугра и хочет отмывать бабло, — Имран быстро соображает, о чем я. — А я ведь тебя предупреждал, что так будет.

В его голосе плохо скрываемое осуждение.

— У меня не было другого выбора тогда.

— Выбор есть всегда, — не соглашается он.

А я снова пью.

— Ну да. Особенно, когда отец нашел меня и забрал из той дыры, куда меня выбросила мать. Охуеть, какой у меня был выбор! — В моих словах застарелая горечь.

Между бровей Имрана появляется вертикальная морщина.

— Аллах учит проявлять почтение к родителям, и я ничего дурного не скажу ни о твоей матери, ни об отце. Но ты и сам знаешь, каков он был на самом деле.

Мой отец не был святым человеком. Это правда. Но я все равно благодарен ему.

— После его смерти бизнес все равно бы попилили. А так… хоть что-то удалось спасти.

— Разгребать дерьмо за младшим братом, ты хотел сказать.

Имран, как обычно, говорит то, что думает.

Возможно, именно поэтому мы не стали с ним врагами.

— Герман бы не потянул.

Задумчиво кручу в руке стакан, перекатывая кубики льда.

Мой сводный брат был младше меня всего на год, но иногда мне казалось, что на целую жизнь. Герман был избалованным маленьким говнюком. Он вечно брал мои вещи, чем дико раздражал. Помню, до лет семнадцати мы постоянно дрались и задирали друг друга. А потом брат едва не умер, и что-то во мне в тот момент встало на место.

Дохрена лет прошло. Герман так и остался засранцем, но ближе у меня никого не осталось.

— Он же мой брат, Има, — произношу тихо и веско.

— У нас в республике, чтобы мальчик вырос мужчиной, его отдают на воспитание другой семье.

— Зачем?

— Чтобы не жалели. — Друг неодобрительно качает головой, бросая взгляд в окно. — Герману давно пора повзрослеть… а тебе — перестать его жалеть.

Имран сжимает в кулаке четки, ставя точку в разговоре, и переводит тему:

— Что делать будем? — имея в виду «наследника» Бугрова.

Не «будешь», а «будем» — в этом весь Имран. Брат не по крови, но по духу. Ему я без единого сомнения подставлю и спину, и плечо.

— Договариватся. Как и всегда.

Имран хмуро глядит на меня. Ему явно не нравится эта затея.

— С шакалами можно ожидать нож в спину. Не уверен, что этот Философ будет играть честно.

— Мне нравится ваша мудрость, Има, как там было про гору? Ее ветром не сдуть. Этот Философ — всего лишь ветер. Грязный, неприятный, но ветер. Он стихнет. А гора останется.

Имран поднимается и хлопает меня по плечу:

— Узнаю все про этого «мыслителя». А пока — усиль охрану. Поговори с людьми в мэрии. Клеща послали неспроста. Они ищут слабину. Не дай им ее найти.

Киваю и провожаю друга до двери.

Прислонившись плечом к стеклу, смотрю на панораму вечернего города.

Солнце скрывается за тучами, окрашивая небо во все оттенки свежей крови.

Крови-то мне как раз хочется больше всего. Одного конкретного персонажа. Муж Есении — эта мразь — жив только потому, что мне сейчас некогда искать его лично.

Проблемы после смерти Бугра сыпятся как из дырявого мешка. Мой бизнес — отмытый, блять, до состояния слезы девственницы! — хотят нагло прибрать к рукам.

Об этом намекал Клещ. Если не буду сотрудничать.

Но прямо сейчас все мои мысли занимает Есения.

Зачем я привез ее к себе?

Сложно ответить.

Но в тот момент, когда я увидел ее в номере, иррациональное желание защитить перебороло привычку никого не пускать в «ближний» круг.

Глава 19. Есения

Я открываю глаза на рассвете. В своей кровати. Одна.

Вчерашняя ночь наваливается на меня тяжким, липким воспоминанием.

Снова этот кошмар.

Леша. Его пальцы, впившиеся в горло. Нехватка воздуха, парализующий ужас. Тело, будто залитое бетоном, отказывается слушаться.

Я боролась. Из последних сил пыталась скинуть с себя эту тяжесть… а потом с криком проснулась.

От страха у меня взмокли волосы на затылке и висках, сердце лупило по ребрам, как сумасшедшее.

Одиночество в огромной, роскошной комнате давило.

Импульс — вот что меня толкнуло. Слепое, животное желание сбежать от этого ужаса.

Я выскользнула из комнаты и поплелась по темному коридору к единственной двери, из-под которой виднелась полоска света.

Артем, уставший и погруженный в свои мысли, мотрел на меня так, будто не ожидал увидеть. Будто вовсе забыл обо мне.

А я… я с наглостью дворовой кошки, нашедшей наконец теплое место, свернулась у него под боком и уснула. Впервые спокойно. Словно наконец-то обрела опору там, где были одни зыбучие пески.

Сейчас, в холодном свете утра, в голове крутятся вопросы.

Почему он просто не разбудил меня?

Он ведь мог меня просто оставить на диване, но он зачем-то принес меня в мою комнату.

Что им движет? Жалость? Расчет? Что-то еще?

Я когда-нибудь вообще пойму его, Артема Царева?

Неизвестность меня страшит не меньше, чем угрозы мужа.

«Бывшего, уже скоро», — поправляю себя мысленно, сжимая кулаки.

Глеб обещал надавить на нужные рычаги и избавить меня от штампа в паспорте в рекордные сроки.

Решительно сбрасываю одеяло. Выбираюсь из постели с твердым желанием найти хозяина дома и поговорить.

Спускаюсь по лестнице на первый этаж, и до меня доносится неясный, глухой стук. Замираю, прислушиваясь. Он ритмичный, настойчивый, словно чье-то разъяренное сердце бьется где-то в глубине дома.

Вроде бы звук доносится из подвала.

Это Артем там?

Влекомая любопытством и тревогой, тихонько иду на звук. Глухие, методичные удары становятся все громче, обрастают эхом бетонных стен. Мое сердце тревожно стучит им в такт.

Робко заглядываю в полуоткрытую дверь подвала.

Он здесь.

Пространство наполнено напряжением.

Артем обнажен по пояс.

Очерчиваю взглядом широкие плечи, мощную спину, каждый мускул которой напряжен и прорисован, как на анатомическом атласе.

Он не замечает меня, полностью поглощенный битвой с подвешенной на толстых цепях черной боксерской грушей.

Мускулы играют, перекатываясь под кожей, лоснящейся от пота.

В его движениях — не спортивная техника, а чистая, необузданная ярость.

Я против воли замираю, завороженная этой животной силой.

Любуюсь им, как могла бы любоваться диким хищником за безопасной оградой зоопарка — с восхищением и леденящим душу страхом.

Вот только такие хищники, как Артем Царев, никогда не живут в неволе. И любая ограда для них — условность.

Удары становятся резче, груша раскачивается на цепи как маятник — такое ощущение, что Артем вымещает на ней всю накопленную злость.

Он замирает на мгновение, его могучая грудь тяжело вздымается, и в тишине слышно его хриплое дыхание.

Я замираю, боясь пошевелиться, боясь быть замеченной.

Бросаю последний взгляд на Артема и тихонько ретируюсь, оставив его наедине с его битвой.

Поднимаюсь наверх.

Я так и разгуливаю по дому в одном халате и футболке, которую Артем мне выдал еще в первую ночь.

Она пахнет им. Едва уловимой примесью чего-то острого, мужского.

«Нужно что-то решать со своим гардеробом», — думаю, автоматически шагая в сторону кухни в поисках кофе.

Ну не везти же мне сюда тот огромный мусорный мешок, в который собрала мои вещи соседка тетя Люба.

Значит, нужно купить самые необходимые вещи.

Уйдя в свои мысли, я не сразу замечаю, что на кухне кто-то есть.

Резкий грохот разбитой тарелки становится для меня неожиданностью.

— Батюшки святы! — громко ахает полная женщина у плиты, растерянно прижимая ладони к груди. В ее глазах шок. — Дана?!

Глава 20. Есения

— Ты уж прости старуху. Обозналась, — извиняясь, произносит экономка Артема, женщина приятной внешности слегка за шестьдесят.

Она представилась Валентиной и по-свойски разрешила мне ее называть тетей Валей.

— Ничего, бывает, — отзываюсь, помогая собрать стекло.

— Да сиди уж! — Машет на меня теть Валя. — Наколешь пятки-то. Я сейчас…

Возвращается она с небольшим пылесосом и быстро наводит порядок.

— Вот кто мою стряпню оставлял нетронутой, — по-доброму журит тетя Валя, ставя передо мной тарелку с пышным омлетом и чашку с кофе.

— Простите… есть совсем не хотелось.

— Да уж поняла я, Есения. Артем сказал: «Не будить, пусть спит». Сам подносы носил, как принцессе. — Женщина посмеиваясь, кивает мне. — Кашки, может? Я овсянку варю на молоке. Или сырничков?

Качаю головой.

— Да мне и этого хватит, — вилкой указываю на омлет. — Очень аппетитно!

— Кушай, деточка, а то тебя ветром скоро унесет… Кто ж тогда помогать-то нашему Великому и Ужасному будет?

Тетя Валя рассыпается веселым, раскатистым смехом. А я молча принимаюсь за еду. Желудок благодарно бурчит.

С натянутой улыбкой я призналась, что у меня проблемы, которые Артем взялся решить. Поэтому я здесь.

— Ну и хорошо — утвердительно поддакивает тетя Валя так, будто решать чужие проблемы — кредо Артема Царева.

Мне немного неловко. Честно, я ожидала другого — недоверия или навязчивого любопытства. Но, кажется, эту милую женщину мало волнует реальный статус наших отношений с боссом.

— Спасибо большое, было очень вкусно! — произношу, отодвигая пустую тарелку.

— На здоровье! — Тетя Валя расплывается в улыбке.

Смотрит на меня, подперев румяную щеку ладонью.

— Надо же ведь как бывает… И родинка-то на месте, — вырывается у нее тихо, но я слышу.

Я догадываюсь, о чем — а точнее, о ком — сейчас подумала экономка.

— Когда я зашла, вы назвали меня по имени… — стараюсь говорить как можно естественнее, вертя в руках чашку с кофе. — Дана, кажется?

Делаю вид, что меня это никак не волнует. Но внутри сгораю от любопытства.

Кто эта Дана?

— Прости уж меня, деточка, — покаянно вздыхает тетя Валя. — Показалось мне…

— Скорее всего она здесь часто бывает, раз вы перепутали нас, — продолжаю, внимательно следя за реакцией экономки.

— Господь с тобой, тут отродясь девиц не бывало! — резковато отвечает она и поджимает губы.

Гремит посудой, явно не желая продолжать разговор. Но я нутром чую, что это важно.

Мы как-то связаны с этой Даной.

— Она девушка Артема? — задаю самый важный вопрос.

Когда это тебя стало волновать, Еся? Артема даже твой замужний статус не остановил!

Тетя Валя тут же оборачивается ко мне, бросив натирать и так идеально чистую столешницу.

Она кривится, будто лимон съела:

— Девушка, скажешь тоже! — произносит с долей презрения и швыряет губку в раковину. — Профурсетка, прости господи!

Тетя Валя едва не выплевывает эти слова, а я жадно ловлю каждое.

— Вся из себя цаца. Вертела задницей перед мужиками. Артема прибрала к рукам. Как околдовала, змеища! А потом и вовсе… Ах, чтоб тебя!..

Молоко, шипя, заливает плиту. Тетя Валя, вполголоса сыпля проклятия, выключает конфорку. Но поздно. Кухню заполняет запах пригоревшего молока и каши, а меня до самой макушки — любопытство!

Значит, эта Дана была девушкой Артема. И что-то сделала, за что ее так яро костерит его экономка.

Мне мучительно хочется спросить — что?

Предала? Сбежала? Умерла?

Тетя Валя явно больше не настроена сплетничать про таинственную Дану, и я решаю сменить тему:

— Вы давно знакомы с Артемом?

— Да уж, почитай, больше пятнадцати лет знаю этого охламона! — Тетя Валя произносит это с такой теплотой, что я понимаю — относится она к Цареву, как к сыну. — Я еще у отца его работала, когда тот Темку привез. Вылитый волчонок был!..

— Привез? — уточняю, делая глоток кофе. — Откуда?

— Так из детдома, — простодушно отвечает тетя Валя, а я резко ставлю чашку на блюдце.

— Но… но как? — только и могу выдохнуть.

— А как это в жизни бывает, Есенька? — Смотрит на меня с жалостью. — Мамка от папки сначала скрыла беременность, сбёгла на край географии. Потом родила в каком-то занюханном Мухосранске и там и бросила деточку-то.

Сжимаю пальцами тонкий фарфор. В голове это все не укладывается.

— Борис Андреевич, почитай, тринадцать лет о сыночке не знал. Слава тебе Господи, что нашел! — Тетя Валя мнет в руках фартук.

Тринадцать лет, боже!

Каково это?

В груди все сжимается от жалости к тому маленькому мальчику, которого предала и бросила мать.

Глава 21. Есения

От неожиданности едва не подпрыгиваю до потолка. На коже волоски встают дыбом.

Оборачиваюсь, в дверном проеме — Артем. Свежевыбритый, в идеально сидящем темном костюме.

В серых глазах плещется недовольство. Губы сурово поджаты. Да и сам Царев фонит напряжением так, что будь я счетчиком Гейгера — затрещала бы уже на весь дом.

Пока я пытаюсь унять свой разогнавшийся пульс, Царев переключается на экономку.

— Валентина.

Как можно прорычать имя без единой буквы «р» — загадка. Но Артема мало волнуют такие тонкости.

— У тебя дел больше нет, кроме пустой болтовни? Или мне нужно помочь их найти?

Тетя Валя, ничуть не смутившись, лишь фыркает и выставляет на стол тарелку с кашей. Той самой, что устроила побег.

— Скажешь тоже, Артем Борисович. Всяко дело — в свое время. Садись кушать, — по-свойски тыкает моему боссу.

— Я не голоден, — резко прерывает ее суету Артем.

— Да как это без завтрака-то?! А силы где брать? — Подбоченясь, не сдает позиций тетя Валя.

Мне в какой-то момент даже показалось, что она готова силой усадить Артема за стол и кормить с ложечки.

Перед глазами возникла эта картинка, и я не сдерживаю тихий смешок. За что Артем тут же награждает меня недовольным взглядом.

— В офисе перекушу. Некогда.

Тетя Валя что-то ворчит о сухомятке и гастрите и с театральным вздохом выходит из кухни, оставляя нас одних.

Артем, не говоря ни слова, берет мою чашку. Делает глоток кофе и возвращает обратно.

— Это был мой кофе. — Поджимаю губы.

— Я знаю. — И в этом весь Артем Царев.

Он умудряется одним простым, интимным жестом, перевернуть внутри меня все с ног на голову. Словно подтверждает право на меня — на мое пространство, на мои вещи. На меня саму.

Не успеваю возмутиться, как Артема отвлекает звонок телефона.

— Слушаю. Кто? — Черты его лица заостряются, а следом он рявкает в трубку: — А какого хуя ты их туда пустил, Степа?! Я тебя для чего нанял? Чтобы ко мне в офис заходили, как к себе домой?

Я не слышу, что отвечает наш безопасник — Степан Петрович, но догадываюсь, что дело дрянь.

— Пусть потрошат дела… Нет, блять! Свой кабинет я открою сам. Да! Или пусть ордер предъявляют!.. Черте что!

— Что-то случилось? — робко нарушаю тишину.

— Налоговая проверка, будь она неладна. А вчера была пожарная инспекция… Твою мать!

Артем стремительно шагает прочь из кухни, но я лечу следом:

— Я с тобой!

— Нет. — От его тона — резкого и категоричного — можно замерзнуть насмерть, но я, кажется, уже привыкла.

Что-то во мне изменилось. А как еще объяснить, что накопившееся за эти дни отчаяние переправилось в дерзость?

— Я уволена? — бросаю в спину.

Артем даже останавливается и оборачивается ко мне. Выглядит удивленным.

— Нет, с чего вдруг…

— Тогда я еду! — перебиваю своего босса.

Обхожу его и почти бегу к лестнице, бросив через плечо:

— Это и моя работа, в конце концов!

Внизу слышу одобрительный голос тети Вали:

— А девчонка-то с характером!

Я собираюсь в рекордные шесть минут, выбрав из двух своих платьев то, что надевала, когда пришла в кабинет к Цареву просить…

«Продаваться», — тут же ехидно шипит злобный внутренний шлюхоненавистник.

«Договариваться», — резко поправляю я сама себя, застегивая молнию.

Будто мне от этого будет легче.

Будет!

Человек — удивительное по приспособленности существо. Ко всему привыкает.

Даже к роли купленной игрушки можно найти свой, извращенный подход.

И я искала его. Цеплялась за любую возможность почувствовать себя не жертвой, а… соучастницей. Хотя бы в своих фантазиях.

За эту неделю я привыкла к своему положению.

Хмыкаю.

Ну да. Сексуальная игрушка с одним постыдным минетом в активе.

«Нужно что-то делать со своей частью сделки», — думаю, подкрашивая губы. Ловлю в отражении шальной взгляд.

Боже. Ты действительно подумала об этом, Еся? Допустила мысль о сексе с Артемом Царевым и не сгорела тут же от стыда?

Браво! Это заявка успех!

Мой зеркальный двойник растягивает губы в кривой улыбке, и я вдруг неожиданно для себя показываю ему язык.

Детский сад, Еся!

К моему удивлению, Артем ждет внизу. Он молча окидывает меня оценивающим взглядом — от каблуков до собранных в тугой хвост волос — и с подчеркнутой галантностью придерживает передо мной дверь машины.

Прохожу мимо, чуть заметно задрав подбородок. Занимаю пассажирское сиденье впереди, наблюдая, как Артем огибает капот автомобиля.

Глава 22. Есения

Офис напоминает растревоженный улей.

Степан Петрович с озабоченным лицом встречает нас буквально у входа и сразу же начинает сбивчиво рассказывать что-то Артему.

Мы проходим к лифтам, но стоит выйти на своем этаже, как Артем командует:

— Есения, тебя во второй переговорной ждет Захаров.

— Но… — начинаю я, едва ли понимая, зачем спорю, как он меня жестко перебивает.

— Вторая переговорная. Иди.

Уязвленная его этим ледяным тоном иду, куда велено.

Внутри зудит раздражение на Царева.

Он снова надел на себя этот «костюм» властного, циничного босса.

Дома Артем мне казался совсем другим.

Досадливо качаю головой.

Еся, ты такая наивная дура.

Артем просто наконец снял маску «спасателя».

Вот он настоящий — далекий, как космос, и такой же ледяной.

Глеб действительно ждет меня в переговорной. И при моем появлении галантно подает руку и придвигает кресло.

Настоящий джентельмен, который никогда бы не предложил женщине унизительное — отсосать между кофе и очередным совещанием.

Мой взгляд, наверное, слишком пристальный, раз Глеб вопросительно склоняется ко мне:

— Что-то непонятно, Есения?

Качаю головой:

— Простите, Глеб, я отвлеклась. — Растерянно тру лоб. — Столько всего навалилось в последнее время.

— Понимаю. Но от одной проблемы вас уже завтра избавит судья Дмитриенко, — усмехается Захаров. — Будете свободной женщиной.

Мой черед криво улыбаться.

Ну да. Я уже очень грамотно распорядилась своей свободой.

— Могу я вам задать вопрос? — отвлекает меня от невеселых мыслей голос Глеба.

— Да, конечно.

— Почему вы это терпели?

Непонимающе смотрю в зеленые глаза.

— Ваш муж производит отталкивающее впечатление, — делится со мной адвокат.

И я неожиданно выдыхаю. Почему-то я решила, что Глеб каким-то непостижимым образом догадался, что меня и Артема связывает не только работа, но и одна грязная тайна.

— Леша не всегда был таким, — привычно пытаюсь прикрыть отвратительную правду общими фразами.

— Ну, конечно. — Тон Глеба становится более холодным. — Знаете, Есения, статистика разводов в стране удручающе печальна. Особенно в связи с домашним насилием.

Ежусь под его пристальным взглядом.

— Но еще более страшная статистика убийств, — жестко заканчивает он. — Почему женщины всегда так яро верят в то, что чудовище можно перевоспитать любовью?

Мне кажется, сейчас Глеб говорит о чем-то личном, но я не осмеливаюсь спросить. Лишь растираю замерзшие плечи и отворачиваюсь.

— Я не знаю. Леша не всегда был таким. Я из небольшого поселка в Сибири. Когда я познакомилась с Лешей, мы с мамой только-только переехали в этот город. Леша мне казался не таким, как все. Взрослый, успешный, заботливый. Я не сильно была искушенной в любви, и мне льстило его внимание, — слова из меня вырываются, как жалящие осы. — Мы поженились. Сначала все шло хорошо. Я училась, Леша работал. Мы строили планы, хотели детей. Когда он предложил продать нашу с мамой квартиру, чтобы расширить жилье — мы согласились. Мама переехала к нам. А потом… потом что-то случилось, и Леша стал таким…

— Ваш муж давно и крупно играл, — доносится из-за спины голос Глеба. — И очень много проигрывал.

— Да, — сглатываю пересохшим горлом.

А когда Леша проигрывал, он срывался на мне.

— Когда это началось?

— Несколько лет назад.

— И вы не уходили, — Глеб утверждает, а не спрашивает.

— Дура, да? — Поворачиваюсь к нему и смотрю устало.

— Есения, вы слышали что-нибудь о виктимности?

Качаю головой, и он поясняет:

— Это способность человека в силу его личностных качеств становиться, скажем так, «мишенью» для противоправных действий.

— Хотите сказать, что я сама притягиваю к себе вот таких чудовищ? — с вызовом складываю руки на груди.

— Отчасти, да, — соглашается Глеб, аккуратно складывая бумаги в дипломат. — Но лишь отчасти. Вы сильная, Есения, раз смогли разорвать этот порочный круг.

На прощание Глеб пожимает мою ладонь и, прихрамывая, покидает переговорную.

Я еще какое-то время смотрю в панорамное окно на летящие по небу облака и думаю о словах Глеба.

Я была послушной жертвой в браке с Лешей.

Но была ли я мишенью для Артема?

Я возвращаюсь в приемную и грустно смотрю на сваленные на столе папки и ворох бумаг.

Решаю навести порядок, когда дверь резко открывается и широким шагом заходит мужчина.

Он молод, порывист и у него надменное выражение на лице.

Глава 23. Есения

— Дочка, сходила бы прогулялась. Зеленая уже как лягушка! — Тетя Валя ставит поднос на небольшой столик.

— Я и гуляю, — флегматично указываю рукой вокруг себя.

С недавнего времени я завела привычку выходить на балкон, кутаться в плед и смотреть, как осень раскрашивает лес на горизонте во все оттенки янтаря и багрянца.

Еще немного, и на смену бабьему лету придут промозглые дожди, и все затянет серой пеленой уныния и грусти.

— Как затворница, право слово, — ворчит тетя Валя и оставляет меня одну. Я слышу, как она костерит Артема, что он «совсем замордовал девочку».

Невесело хмыкаю — девочка сама согласилась на это странное предложение.

Как ни странно, но в положении затворницы есть свои плюсы. Мне не нужно переживать о том, что скажут обо мне люди. Не нужно думать о кознях бывшего — теперь уже точно бывшего! — мужа.

За пределами дома мой маршрут ограничен больницей и работой.

Маму со дня на день должны перевести в реабилитационный центр в Кисловодске. Это очень далеко от нас, но разве так важно расстояние, если всеми силами желаешь помочь родному человеку?

Артем в этом вопросе поддержал меня, оплатив мамино пребывание в центре.

Я чувствую к нему смесь благодарности и обиды. И если со вторым ничего не понятно, то первое очень хочется выразить не только словами.

Но, кажется, Артему будто и вовсе ничего не нужно. В последнее время он ведет себя так, словно меня вообще не существует в его доме.

Меня это… задевает. Удивительно просто!

Еще неделю назад я бы даже такой мысли не допустила, а сейчас вот сижу, завернувшись в плед, и лелею в себе эту обиду.

Все-таки мы, женщины, странные существа. Казалось бы, живи и радуйся, что твоему боссу дела до тебя нет. И до твоего тела. И все же… какая-то часть меня недовольна тем, что ей не уделяют и толики внимания.

Я ведь даже ради этого скупила половину бутика нижнего белья.

После тех слов, брошенных братом Артема, я была вне себя от злости. Она жгла меня изнутри, кусала, побуждая сделать хоть что-то!

Как результат — в моем гардеробе появились такие вещички, от одного взгляда на которые становится чуточку стыдно.

Вот только решимости надеть хоть одну из этих штучек у меня так и не появилось, и я стыдливо спрятала пакет с сексуальным бельем в самый дальний угол шкафа.

Я еще несколько раз спускалась в подвал и тихонько наблюдала за тем, как Артем яростно и жестко отрабатывает удары на груше. И каждый раз мой мозг настойчиво рисовал яркие картинки из недавнего сна.

Вот я подхожу, шаг за шагом сокращая расстояние до идеального, разгоряченного тела. Наблюдаю вблизи за тем, как играют и бугрятся под кожей литые мышцы, блестят капельки пота. Сердце бешено колотится в груди, но я делаю глубокий вдох и провожу кончиком пальца по широкой ложбинке позвоночника. Словно в замедленной съемке Артем поворачивается и прожигает меня взглядом. Как дышать? Я забыла!

Мне хочется узнать, возможно ли усмирить огонь этого хищника, приняв в себя?

Но ни разу у меня не хватило смелости спуститься…

Я трушу.

Боже, что со мной происходит? Снова это чертово виктимное поведение? Или какой-то извращенный стокгольмский синдром?

Решив все-таки последовать совету тети Вали, выхожу из дома. Вокруг участка простирается самый настоящий лес, и верхушки сосен-великанов царапают небо. Оно сегодня такое пронзительно-голубое, что кажется бесконечным.

Листва сочно хрустит под ногами, и я в какой-то момент ловлю себя на желании — упасть в нее и смотреть долго-долго на бег облаков.

А еще, чтобы рядом был свой человек.

Подсознание коварно рисует образ Артема рядом со мной, но я лишь сердито отмахиваюсь от этого видения. У нас с ним «все сложно». И это, увы, далеко не про отношения.

Артем закрылся. Я чувствую, что-то происходит. Что-то нехорошее. Череда проверок — только верхушка айсберга. Сегодня, в свой выходной, Артем сорвался в соседний город, буркнув только, чтобы не ждали к ужину.

Эта гнетущая атмосфера надвигающейся катастрофы не дает расслабиться никому. Мы будто все чего-то ждем.

Погрузившись в свои мысли, шагаю в сторону леса, когда до моего уха доносится протяжный писк.

Замираю, прислушиваясь сквозь шелест листвы. Показалось?

Писк снова повторяется, и я иду на звук.

Раздвинув шипастые ветки старого барбариса, склоняюсь ниже.

Комок неопределенного цвета вдруг отвечает на мое появление грозным шипением. Кого-то он мне напоминает…

— Ну привет, чудовище.

Глава 24. Есения

— Блохастый небось или с лишаями! — Тетя Валя недовольно поджимает губы.

— Да где тут блохам-то взяться? — Кручу в руках тощее тельце. — У него похоже вовсе волос нету.

Кот истошно вопит и размахивает лапками с острыми, как бритвочки, коготками.

— Экое чудище-страшилище. А ну-ка! — цокнув языком, тетя Валя ловко пеленает мою находку в полотенце и подсовывает ему пипетку с молоком. — Ешь давай, исчадие.

Поначалу кот сопротивляется такому самоуправству, а потом начинает жадно причмокивать.

— Где, говоришь, нашла этого красавца?

— Рядом с лесом.

Тетя Валя понятливо кивает.

— Мгм. По весне там тоже находила подкидыша. Мелкий был, трясся, как цуцык. Забрала себе, такой красавец вырос. А уж крысолов отменный! — Женщина почесала за огромным ухом найденыша. — Значит, какая-то тварь из нашего поселка повадилась в лес выбрасывать ненужных котят. У-у-у, руки бы оторвала и затолкала в жопу!

Котенок, разомлев от кормежки, громко и уютно замурчал.

— Ну вылитый трактор! — хохотнув, тетя Валя отдает котенка мне. — Делать-то с ним чего будешь?

— Не знаю, — выдыхаю грустно.

Найденыша жалко.

Маленький, дрожащий комочек я освободила от остатков полиэтиленового мешка. Крошку явно в нем выбросили, а он умудрился выжить.

Смотрю на светлую мордочку с большим темным пятном на переносице. Котенок на секунду приоткрывает зеленые глаза, будто хочет убедиться, что все в порядке, а потом снова доверчиво мурчит.

— Артемка тоже вечно притаскивал в дом бродячих котов и собак, — вдруг нарушает тишину тетя Валя.

— Расскажите! — вырывается у меня слишком требовательно.

Но я так давно хочу узнать хоть что-то об Артеме, что хватаюсь за эту возможность… всеми когтями.

По глазам экономки вижу, что она сама не против рассказать мне о детстве Артема.

Мы пьем настоянный на травах, ароматный чай, и я с удовольствием слушаю про проделки моего босса.

— Выходит, он был тем еще непоседой, — задумчиво размешиваю чаинки на дне чашки.

— Какой там! Истинный бесенок! А как он доводил меня поначалу… — громко хохочет тетя Валя. — Ух, я его, бывало, охаживала полотенцем!

— А его брат, — начинаю осторожно, — каким он был в детстве?

— Герман-то? — Удивленно смотрит на меня тетя Валя, а потом ворчливо отвечает: — Да таким же мелким засранцем и был.

Про то, что и взрослый Герман остался тем еще говнюком, молчу.

Меня больше волнует, что и он тоже знал Дану. И его чувства к ней вряд ли можно было назвать теплыми.

— …дрались каждый божий день! — продолжает рассказывать тетя Валя. — Если бы не Вероника Васильевна, мать Германа, то уже поубивали бы друг друга.

— Она тоже?.. — проглатываю слово «умерла».

Тетя Валя, смекнув, о чем я так тактично умолчала, испуганно округляет глаза:

— Что-о-о? Нет, конечно! Здравствует и кошмарит прислугу. Все, как обычно… — замолчав, после паузы, тетя Валя продолжает: — А вот батюшки, земля ему пухом, уже нет в живых.

В столовой воцаряется тишина.

— Мне жаль, — размыкаю губы.

Тетя Валя только качает головой:

— Вот уж что-что, а жалость Артем на дух не переносит. Он хоть и вырос, а до сих пор ведет себя иногда, как дикий звереныш.

Помогая складывать посуду в мойку, все же не выдерживаю:

— А вы не знаете, где сейчас Дана?

Поджав губы, тетя Валя явно нехотя бросает:

— Не знаю и знать не хочу.

— А…

— Еся! — сердито перебивает она меня. — Мне мое место дорого. Если тебе так важно узнать о ней, спроси у Артема.

Ну, конечно. Он-то мне и расскажет.

И все же мне многое становится понятно…

И мое чисто формальное собеседование с молниеносным трудоустройством. И взгляды босса, всякий раз прожигающие во мне дыру с футбольное поле… И его непристойное предложение.

Все, абсолютно все приобрело смысл! И сходство с этой девушкой из прошлого Артема сыграло в моей судьбе не важную роль.

Поговорив с мамой по телефону, засыпаю в своей комнате, обняв мурлыкающее Чудо.

Артем приезжает домой, когда мы с тетей Валей вдвоем накрываем на стол.

— Поставь еще один прибор, — бросает, мрачно стягивая галстук через голову.

От Царева веет недовольством и грозой.

— У нас гости? — с опаской интересуюсь, гадая, стоит ли мне провести это время наверху.

— Можно и так сказать, — бросает через плечо, поднимаясь наверх.

— Как все прош… — Хлопок входной двери обрывает меня на полуслове.

Оборачиваюсь, и слова застывают в горле.

Глава 25. Артем

— А неплохо здесь у тебя. — Герман оглядывает кабинет и вертит в руке бокал с вискарем. Не первый уже за сегодняшний вечер.

— Если ты собрался здесь нажраться и подыхать, как в прошлый раз, — устало бросаю ему, — то у меня для тебя плохие новости. За новой печенью придется постоять в очереди. Я пас.

— Да ладно тебе, — отмахивается он от меня, но стакан убирает подальше.

— Мать жалуется, что ты совсем перестал приезжать.

— Дела. — Пожимаю плечами и закуриваю сигарету.

— Она скучает, Тем, — Герман задевает за больное.

Да Боже, купи уже своей матери собаку! Неужто у вдовы сенатора Царева нет денег на вшивую болонку?

В последний раз, когда мы виделись, Вероника не походила на убитую горем и скучающую женщину.

Ей что-то нужно.

Выпускаю струю дыма в потолок и выдыхаю одно слово:

— Заеду.

Вероника и правда старалась заменить мне мать. Как могла. И все же я чувствовал, что меня скорее опасались и терпели, чем любили. Но, поверьте, даже этому я был пиздец как рад.

Для пацана, что вырос в тотальном дефиците, любое ласковое слово было на вес золота.

Кстати, о словах…

— Что ты ей сказал? — внимательно смотрю на Германа.

— О ком ты? — Расслабленно растягивает губы в ухмылке, обнажая ровные зубы.

Черт, а ведь в детстве я ему выбил передний верхний.

— Не притворяйся еще большим идиотом, — тушу окурок в пепельнице.

Есения весь ужин просидела так, будто ей кол в задницу воткнули и провернули пару раз. Молча пялилась в свою пустую тарелку.

— Ты о той шлюшке, что какого-то хуя живет у тебя в доме? — брат все-таки опрокидывает в себя пойло и тут же закашливается. — Кха-кха… всего лишь дал совет — сосать у тебя усердней, а то, не ровен час, выпнешь ее отсюда под голую сраку.

— Следи за словами. — давлю интонацией и поднимаюсь из-за стола.

За окном уже непроглядная тьма, но мне кажется, я все равно вижу хрупкую фигурку, застывшую в кресле у бассейна.

Почти две недели в моем доме живет женщина, а я с ней так ни разу и не переспал. Парадокс какой-то….

Хотя… Меня возникшие со смертью Бугра обстоятельства и так ебут со всем усердием.

А если жизненные обстоятельства складываются не лучшим образом — становится не до траха. Каждый гребанный день приходится отстаивать свой бизнес, чтобы не пустить его по рукам, как какую-нибудь плечевую шваль.

В бессильном бешенстве прикрываю глаза.

А когда вновь возвращаюсь взглядом к бассейну, там уже никого нет.

— Слушай, а отдай ее мне? — вдруг выпаливает Герман.

И я на секунду подвисаю, переваривая его слова.

— На кой хуй тебе это напоминание под боком… — частит он. — Если, конечно, ты не тронулся умом окончательно.

— Ты за этим сюда явился? — Прохожу к столу и наливаю себе вискаря на два пальца.

— Нет, но… — начинает брат, но я его обрываю:

— Тогда выкладывай, какого хера тебе от меня нужно, и проваливай!

Герман выставляет открытые ладони:

— Да чего ты завелся из-за какой-то потаску…

Одним движением сгребаю его рубашку за ворот и утыкаю мордой в стол.

Бутылка с грохотом летит на пол и разбивается. По комнате распространяется запах алкоголя, а у меня по венам — жидкий огонь. В груди свербит так, будто там ржавый кривой гвоздь прокручивают.

Меня все так заебало!

— Четко. По делу, — выдыхаю рваными фразами.

Герман сипит, цепляясь пальцами в пережатое горло. Вены на висках вздулись, глаза навыкате.

Мир мигает красными вспышки перед глазами, а я вдруг ясно представляю, как сжимаю руку сильнее… еще сильнее, пока от нехватки кислорода не случится гипоксия, а потом…

Резко отпускаю пальцы. Герман со всхлипами жадно глотает воздух.

— Ты совсем… — сипит, вытирая слезы.

Молча беру наливаю ему из графина стакан воды. Пару минут в кабинете слышны его глотки вперемешку с ругательствами. Жду, когда он придет в себя.

Собственно, вспышка ярости была для меня ожидаема. Неожиданным стал тот факт, что вызвала ее Есения. Но с этим я разберусь позже.

Сейчас же…

— Что тебе нужно, Гер?

— Деньги.

— И много?

Герман на секунду прячет взгляд. Как в детстве, когда накосячил и не знал, на кого свалить.

— До-ху-я.

— Излагай, — бросаю и тянусь к пачке сигарет. Но когда вставляю в губы фильтр и подношу пламя, брат огорошивает:

— Ты ведь слышал о Философе?

Глава 26. Артем

Какого! Блять! Хера! Происходит?

С яростью луплю боксерскую грушу, еще сильнее раздражаясь от звона цепи. В каждый удар выкладываюсь с избытком. Мышцы гудят так, что я скоро начну вырабатывать электричество.

Пробиваю с левой в солнечное. Блок. Удар. Удар. С разворота стопой сношу противнику челюсть.

Снаряд гасит часть моей ярости. Но во мне ее столько, что хочется убивать.

Начать стоит с Германа…

Долбоеб!

Вкладываю в хайкик все бешенство. Стопа. Колено. Блок.

Какой же, ты, блядь, долбоеб!

Как?! Как можно было связаться с криминалом? Согласиться на «серые» схемы с растаможкой и по итогу влететь на бабки…

Это явно подстава! Тут даже думать особо не надо.

Но где у Германа была башка в тот момент, когда он доверился этим людям?

Сука, там даже от шестерок типа Клеща за километр веет аморалкой и беззаконием.

Снова провожу серию ударов. Цепь с противным звуком лопается, и груша падает на пол. С рычанием добиваю воображаемого противника, нанося смачные джебы в голову.

От адреналина трясет. Пот катится по лицу, щипля глаза. Дыхание вырывается со свистом.

Бросаю грушу и иду на снаряды.

Германа, как слепого щенка, обвели вокруг пальца. И теперь через него будут продавливать меня. Как и говорил Имран.

В голове перебираю возможные варианты выхода из этой жопы и с раздражением отметаю самые нормальные. Жопа на то и жопа, что из нее другого выхода, кроме как дать заднюю, нет.

Блять! Что ж ты, Бугор, сдох так не вовремя?

Самый хуевый вариант — идти на поклон к новому «смотрящему». Умный гнида оказался этот Философ. Понял, что прогнуть меня с моим бизнесом не так просто, и решил действовать через брата.

От гнева сжимаю челюсти так, что ломит зубы.

Блять, Гер, ну какого хуя ты просто мне не позвонил? Хотелось легкого бабла поднять?

Засранец пришел ко мне тогда, когда было уже слишком поздно. Нализался, сученыш, и теперь изображает труп в гостевой комнате.

А мне всечь ему хочется. До кровавых соплей.

С меня пот течет ручьем, когда стаскиваю пропитанные им шмотки и встаю под душ.

Врубаю напор посильнее. Горячий поток барабанит по плечам, обжигая кожу и переключая раздроченную ЦНС в режим «самосохранения».

Опираюсь руками о плитку и просто стою под этим ебаным кипятком, пытаясь собрать мысли в кучу.

Самый очевидный вариант — снова идти к ментам.

Да, я сумел спасти часть своего бизнеса. Ту, что меньше всего была засрана темными схемами отца. Другую я отдал Бугру. Взамен старик свел меня с нужными людьми в прокуратуре и помог не засветиться. Ну и не присесть на десятку. Я дал показания против его конкурентов, тем самым оказав услугу следствию.

Сейчас у меня нет уверенности, что Гере тоже повезет остаться в белом незагаженном пальто. Потому что брат уже обосрался.

В накладных задержанного на таможне груза данные его фирмы. На всех документах — его подпись. А внутри контейнера контрафакт. И, бог знает, что еще могут найти бравые ищейки, если им укажут, где искать.

Блять, Гера, ну как так?!

В бессилии прикрываю ладонью глаза и в этот момент ощущаю чужой взгляд.

Оборачиваюсь и встречаюсь глазами с Есенией.

Еще одна задачка со звездочкой.

Для меня давно не секрет, что мои тренировки не обходятся без зрителя.

Это поначалу раздражало, особенно ее побеги. Позже — стало привычно, но ожидание, что вот она сейчас сама подойдет ко мне, добавляло нерва. А сейчас…

Я скольжу взглядом по черному шелку халата, едва ли скрывающему, что под ним, по распущенным волосам, тяжелой волной разметавшимся по плечам. Пальцы помнят, как зарывались в эти мягкие локоны.

Я останавливаюсь на часто вздымающейся груди, и мое тело отзывается резким приливом крови к паху.

Член болезненно пульсирует, желая погрузиться в узкую и горячую плоть. И драть, драть, драть. До сорванных стонов.

— Иди сюда, — выдыхаю два слова, гипнотизируя свою жертву.

И она послушно делает шаг.

Глава 27. Есения

Во время чертового «семейного» ужина я просидела, как на иголках.

Под сальными взглядами Германа мне не то, что кусок в горло не лез, я даже водой бы подавилась с вероятностью в двести процентов.

Не знаю, почему я вообще оставалась там.

Но стоило Артему отложить вилку и спросить у меня, почему я ничего не ем, как я подскочила и, сославшись на головную боль, сбежала в свою комнату.

А потом еще час прислушивалась к звукам в доме, прижимая к себе кота.

К моему удивлению мой найденыш вел себя как джентельмен: сделал свои делишки в выделенную теть Валей коробку из-под обуви, выстланную газеткой; был тих и позволял себя бесконечно гладить по гладкой коже.

Утомленная событиями вечера, я уснула сразу после душа.

И мне снова приснился Артем. Но на этот раз в своей эротической фантазии мы зашли куда дальше.

От ударной дозы эротики я просыпаюсь с колотящимся в горле сердцем и с болезненным напряжением там, внизу.

В горле сушь, в голове горячие картинки, а под кожей будто пустили ток. Осушаю стакан воды, но едва ли ощущаю облегчение. Этот жар внутри так просто не потушить.

Не в силах уснуть, пускаюсь в забег по комнате. Дурацкая привычка хоть немного помогает отвлечься от разных мыслей в голове.

Чудо с большим интересом следит за моими метаниями по комнате. Особенно котенка привлекает поясок моего шелкового халатика, который я купила в приступе то ли грехопадения, то ли моего шлюхоопределения.

Закусив губу, думаю о том — насколько нагло пойти сейчас к Артему и обо всем поговорить. И как далеко он меня после этого пошлет.

Но решение, дозревшее во мне до состояния «вот-вот лопну», толкает меня под руку… а я толкаю свою дверь.

Вопреки здравому смыслу я поддаюсь интуиции и спешу не к комнате Артема, а в подвал.

Дом погружен во тьму. Морщусь, когда слышу из-за приоткрытой двери соседней гостевой раскатистый храп, а следом чую мерзкий запашок перегара.

Этот Герман… Несмотря на смазливую внешность и повадки альфача, он мне глубоко противен. Будто под всей этой красивой и яркой оберткой прячутся черная плесень и гниль.

На ступенях лестницы в подвал я вдруг замираю — там непривычно тихо.

Ошиблась?

Разочарование обливает меня кислотой.

Но затем до моего слуха доносятся какие-то неясные шумы, и я, как героиня дурацких фильмов ужасов, медленно спускаюсь вниз.

Первое, что я вижу, развороченную на полу грушу с прорехой, из которой высыпался песок.

Удивленно вскидываю брови.

Кого-то сегодня знатно выбесили?

Хмыкаю. На языке вертится вопрос: сильно ли сопротивлялась груша?

Но все слова застревают в горле, когда я поворачиваю голову на звук и вижу Артема.

Я не знала, что здесь есть душ.

Артем стоит спиной ко мне, под мощными струями воды.

Его ладонь, широкая, с проступающими венами, уперта в темную кафельную стену.

Вода стекает по его фигуре, и я завороженно слежу, как она облизывает каждый бугор напряженных мускулов, каждую впадину.

Я тоже… облизываю, запечатляя увиденное как на фотопленку.

Мокрый затылок с потемневшими от воды волосами. Широкая спина, испещренная тенями от игры мышц. Она казалась такой монументальной в костюме и сейчас выглядит будто высеченной из живого камня.

Вода расходится по мощным плечам, огибает лопатки, бежит вниз по желобку позвоночника.

Мой взгляд, жадно-неприличный, скользит ниже.

Поясница, ягодицы, напряженные, с четким, почти скульптурным рельефом. Длинные, сильные ноги.

Все мои ночные фантазии, все те горячие, постыдные картинки, что заставляли меня просыпаться взволнованной и влажной, вдруг оживают с пугающей, кристальной ясностью. Но они лишь бледная тень по сравнению с реальностью.

Мне кажется, что воздух в подвале стал густым и тягучим, как смола.

Я слышу лишь шум воды и собственное сердце, выстукивающее дикую, неистовую дробь где-то в горле. Застываю, пригвожденная к месту, не в силах пошевелиться, не в силах отвести взгляд.

Это запретно. Остро… и возбуждающе.

Я чувствую, как напряжение сжимает низ живота в тугой, сладкий узел. Он пульсирует под кожей, рассылая по телу горячие волны.

Неожиданно Артем слегка поворачивает голову, будто к чему-то прислушивается. Он не видит меня, но, кажется, чувствует мое присутствие кожей, ощущает мой голодный, пожирающий взгляд на себе.

Мы оба замираем в этой вязкой тишине.

Вода продолжает литься на него, но Артем больше не двигается. Он просто стоит, опершись о стену, позволяя мне смотреть.

И в этой тишине, прерываемой лишь плеском воды, между нами будто натянулась невидимая струна, готовая вот-вот зазвенеть от любого неловкого движения или вздоха.

Я упускаю момент, когда Артем разворачивается ко мне.