Хогвартский комиссар

Часть первая. Новая цель

Римские каникулы

Солнечная Италия Рексу не понравилась. Он плохо переносил жаркий климат юга, а немецких овчарок как-то не принято брить, как, к примеру, пекинесов. И уж на что Рекс был вынослив, но жара оглушала его нехило, он даже в обморок свалился несколько раз. К тому же годы сказывались, Рекс служил в полиции уже седьмой год, а это — солидный, пенсионный возраст служебной собаки. Да и хозяева в Италии что-то уж больно часто менялись… В Вене его вожатые годами работали с ним, не считая Михаэля, самого первого после мальчика Бенни хозяина: Мозер, Брандтнер, Хофман… эти люди были с ним целую вечность, ведь для Рекса время текло без осознания такового. А в Италии?

В ней Рекс в первую очередь обозначил для себя две неприятные вещи: во-первых, здесь не было чудесных, вкусных и таких обожаемых булочек с колбасой, а во-вторых — непостоянство. Люди не задерживались подолгу на одном месте, и после погибшего Лоренцо Фаббри Рекс ненадолго оказался под опекой Давиде Риверы, мрачного и склочного типа, «не терпящего вшивых собак». Он и Рекса так называл — Собака. «Эй, Собака, пошли!» или «Что смотришь, Собака?» — вот его обычные обращения к Рексу. Потом Риверу перевели на какую-то спецслужбу, куда псам путь был запрещен, и в дальнейшем перед Рексом промелькнула череда новых вожатых, из которых более-менее запомнились только двое — Марко Терцани и Андреас Миттерер, то ли шестой, то ли восьмой вожатый, пёс уже сбился со счета. Ну а когда и Миттерера перевели в Интерпол, над головой Рекса прозвучало страшное слово — «списанный».

То, что слово страшное, Рекс понял по отношению к себе: его перестали замечать и брать на выезды. А когда о него в очередной раз споткнулся очередной шеф полиции, был поднят истеричный крик, за которым последовал приказ — убрать собаку из здания. И вот снова служебный приют. Но приют особенный — для списанных собак. Его отличие Рекс заметил сразу: из него не брали на тренировки, даже побегать не выпускали. В вольерах собак только держали и кормили. Ну, по крайней мере, тех, кто соглашался есть, а Рекс прибегнул к своей обычной при депрессии тактике — отказался от еды. Зачем набивать брюхо, если он ни на что больше не пригоден? А то, что он не нужен больше людям, Рекс вынес из того, что его перестали брать на работу.

Логика простая, собачья, и от того — очень точная. А так как пса никто не хотел брать на поруки, то Рекс, считайте, был похоронен заживо. Слава-то его осталась в Вене, где он был по-настоящему известной личностью, да и заводчики его ещё помнили, щенка вислоухого… А здесь что? Ну раскрыл пару дел-преступлений, ну поймал скольких-то жуликов и был даже подстрелен, ну удивил начальников тем, что умеет смотреть телевизор, ну и что? Всё это уже не имело смысла, ибо со смертью Лоренцо он утратил единственного человека, который знал его ещё там, в Вене, знал как Комиссара Рекса. Для местных людей он стал всего лишь собакой. «А, этот, пёс из Вены? Да, он смешной, любит смотреть в телевизор, как будто что-то понимает»…

К счастью, начальник римской полиции Филиппо Корри был под сильным впечатлением от странного таланта Рекса и никогда не уставал громко кричать, якобы возмущаясь:

— Черт возьми, собака снова смотрит в телевизор!

На самом деле он страшно гордился, что знает такую необычную псину, но не признаваться же?! Но главное было не в этом, а в том, что Филиппо помнил, откуда прибыл Рекс. И помня восторги Лоренцо по поводу ума и талантов пса, остро переживал, что Рекс оказался не у дел. В конце концов, это же просто-напросто глупо — списывать умную овчарку только из-за того, что она, видите ли, в обморок хлопнулась. Ну ещё бы, попробуйте не запариться, когда у тебя такая толстая и теплая шуба!

Получив очередной звонок из приюта и выслушав жалобу о том, что никчемная псина только место зря занимает, ничего не жрет и ни на что не реагирует, Корри принял решение. Позвонил в Архив и запросил дело Лоренцо Фаббри. Заполучив требуемую папку, этот полный пожилой уже человек, седой и порывистый, имевший взрывной, но отходчивый нрав, свойственный всем итальянцам, принялся пролистывать бумаги в поисках записных книжек и блокнотиков, выискивая хоть какие-нибудь контакты погибшего сотрудника. Наконец нашел адреса и телефоны венских коллег: Эрнста Штокингера, Леонарда Графа и Фрица Кунца.

Глубоко вздохнув, Корри снова взялся за телефонную трубку. По счастливой случайности Кунц ответил сразу. В течение следующих нескольких минут итальянец и австриец пытались договориться: дружно орали друг на друга в трубку, силясь совладать с незнакомыми иностранными глаголами. Но тема — Рекс несчастен — была понята и обсуждена.

Положив трубку, Кунц горестно уставился на гипс. Гипс был намотан на его правую ногу от ступни до бедра. Перелом нижней конечности хоть и был двойной, но он не мешал работать в офисе на почетной должности диспетчера — работка непыльная, сидячая и не сложная: отвечать на звонки и рассылать коллег по вызовам. И кого послать в Италию за Рексом? Подумав, Кунц мудро решил переложить проблему на того, у кого были здоровые ноги и кто знал Рекса лично. Из таковых в настоящее время был только один, широко известный ветеран, краса и гордость патологоанатомического отдела, Лео Граф. Вытащив из кармана платок, Фриц отер пот с лысины, это несложное действие придало ему храбрости, и он решительно снял с рычага трубку.

Лео тихо чертыхнулся, отставил пластиковый стаканчик с кофе на цинковый стол рядом с трупом и заторопился к телефону. Так как он успел откусить булку, то в трубку смачно чавкнул, брызнув крошками:

— Да, чавк… Алло?

— Лео! — укоризненно вздохнул педантичный Фриц, которого всегда передергивало от странной привычки Графа перекусывать в морге рядом с трупами — и как только аппетит держится?!

— А, да, слушаю… — Лео громко заглотил полупрожеванный кус.

Часть вторая. Инспектор

Знакомства во время пути

Дома Гарри тут же вытащил покупки и показал Дадли и тёте Петунье. Потом, изучая билет на Хогвартс-экспресс, спросил:

— Профессор Бербидж сказала, что надо пройти в стену между платформами девять и десять, чтобы попасть на платформу девять и три четверти. Это как? Стену не надо растворять, как профессор сделала это со стеной, за которой был Косой переулок?

— Да нет, — Петунья пожала плечами. — Насколько я помню, Лили всегда вбегала в стену, как в пустое место, словно там на самом деле арка или проход, невидимый простым людям.

Гарри покивал, взял из кучки покупок пушистый шарф и протянул тёте.

— Тётя Петунья, это тебе.

Петунья удивленно глянула на него, но подарок приняла с благодарностью. Как и дядя Вернон не отказался от клетчатой кепки-двукозырки, которую Гарри купил для него, решив, что шапка Шерлока Холмса очень подойдет дяде. Дадли от Гарри получил пакетик Всевкусного драже — пусть развлекается, а Эрнестине был подарен колокольчик, который сам зависал в воздухе над малышкой и тренькал на разные голоса и тембры. Рекс, на которого Гарри напялил шляпу и намотал на шею шарф, ходил и всех смешил своей очень довольной и хвастливой мордой, мол, посмотрите на меня, разве я не красавец?!

Этот последний месяц лета Гарри провел с пользой. Читал Историю Хогвартса, штудировал учебники, учился писать пером, тренировал движения палочкой, используя пока карандаш. И давал Рексу поносить палочку, к которой тот был явно неравнодушен. Причем Гарри прочитал всё о карельской березе, о том, что древесина у неё крепче некуда благодаря фактуре необычного дерева.

С той же пользой провел лето и Дементор, случайно поименованный самец черноперой совы-пугача. Пугач вообще-то древний, чуть ли не вымерший вид европейской боровой совы. Её ареал простирается от лесов западной Европы до хвойных лесов Сибири и Камчатского полуострова. Вечный сосед бурого медведя, лося и тетерева, довольно часто встречается в фольклоре русских сказок…

Наш герой родился в стране Берендея, в глухой чащобе дремучего леса, где увидел тусклый неяркий свет вместе со своими братом и сестрой. Мать с отцом нежно ухаживали за детьми, кормили и согревали пушистых малышей. А положенное время спустя совята снялись с гнезда, разлетевшись в разные стороны. Наш герой полетел на запад, покоряя свет и расстояние. Будучи представителем магического вида сов, молодой пугач посетил все скрытые места волшебных миров, с интересом наблюдая за жизнью разных народов. Обладая недюжинным умом и развитым воображением, он вскоре проникся значимостью волшебных сов, видя, какую огромную пользу они приносят. Помня, что на родине он всего лишь страшный пугач, молодой совин обратил свой пристальный взор на Европу. Но увы. Его вид, цвет и размеры только пугали непросвещенных европейцев, невольно подчеркивая саму его породу — пугач.

Казалось, он так и останется диким и никому не нужным аутсайдером: кому бы он ни показывался, все обмирали, крестились и убегали с воплями ужаса. Правда, в одной бельгийской деревушке ему повстречался достаточно смелый человек, который удивился его виду и подманил к себе. Он, наивный и доверчивый, только обрадовался и подлетел вплотную к человеку, который, увы, оказался птицеловом…

В неволе он пробыл целый месяц, в течение которого его пытался приручить птицелов, но пугач обиделся и приручаться не хотел, потому что так было неправильно. Он же сам хотел дружить, сам прилетел и сел на руку, а этот подлый двуногий опутал его сетью и кинул в клетку. Вероломный, подлый, предательский поступок, от которого птица потеряла доверие к роду человеческому.

Птицелову он, впрочем, тоже дорого обошелся — его необычного питомца никто не желал приобретать, все чурались его вида, цвета и размера. Отчаявшись выгодно продать диковинку, птицелов сдался и продал птицу перекупщику, а тот, недолго мудрствуя, отвез в Англию и спихнул Игану Илопсу под видом американской совы-гарпии. Здесь его, кстати, тоже никто не хотел покупать, страшась его неземного облика. Только одному мальчику он неожиданно приглянулся, которому Иган сперва не хотел продавать пугача, говоря, что птица дикая, неприрученная. Но мальчик настоял, и пугач снова увидел небо, сперва в Косом переулке, где он с любопытством разглядывал своего маленького хозяина, его собаку и гадал, как он будет его приручать и стоит ли поддаться ему? А потом, совершенно неожиданно, мальчик вдруг совсем отпустил его на волю, чему он безмерно удивился, но воспользовался подарком немедленно, взлетая в вечереющее небо и смакуя кличку — Дементор.

С этой кличкой он и прожил остаток лета, все глубже и больше проникаясь его звучанием и значением. Прослышав средь разговоров людей о том, что дементоры ужас какие страшные, он заинтересовался, подслушал у них, где дементоры обитают, и слетал к Северному морю, к крепости Азкабан, где всласть полюбовался на своих тезок. Свое имя он после этого полюбил, а вдобавок понял, что ему нравится маленький хозяин, и если он кого-то и заслуживает, то только его, великого и неповторимого пугача из северных лесов!

Преисполнившись собственной важности и значимости, Дементор весь последний месяц лета учился летать в совиных порталах, чтобы стать совершенной почтовой совой для своего маленького друга, быть сверхполезным ему и надежным, знать все небесные ходы и уметь моментально открывать портал в любую точку мира за секунду. Он ведь видел взгляд мальчика — восхищенный, радостно-приветливый, ни капли страха и отвращения в нем не было, и за одно это пугач уже полюбил ребёнка. Приятно всё же, когда к тебе относятся адекватно и без боязни, если для всех остальных он страшен и неприятен как… да как дементор, черт возьми!

Вспоминал он и пса, который нашел его для мальчика, вспоминал его добрые умные глаза и ехидное напутствие, пролаянное ему вслед, когда он улетал: «Помни!» Что ж, он запомнил, понял, осознал и проникся. На исходе августа черноперый пугач полетел к Хогвартсу, намереваясь вселиться в Запретный лес и дождаться маленького друга.