
Начало лета – дивный рай,
Где солнце смотрит так влюблённо.
Его лучи целуем упоённо,
Забыв зеленоглазый май.
Начало лета – поцелуй
Припухлых губ из алых маков;
А вкус июньских уст медов и лаком,
А дождь – объятья нежных струй.
Начало лета – счастья пик,
Полёт на радужных качелях,
Купанье в росно-травяных купелях –
Души блаженной громкий крик!
Натали САМОНИЙ
Так, идёт.
Ох, и хорош же, чертяка!
Ну, просто держите меня семеро! В том самом вкусном возрасте, когда мозги уже прорезались, а хрен ещё стоит – уже не тридцать, но ещё и не сорок. Самый смак! Такой моему Антошке папаня и нужен.
Нашего же биологического папаню ищи-свищи. Как говорит моя тётка Зоя, что меня вырастила и буквально выпнула в Москву на заработки: «Их дело не рожать – сунул-вынул и бежать»
Ветер у меня тогда в голове был. Влюбилась… Ага, как же, нужна я ему была, сиротка безродная. Усвистел за хорошей жизнью, да где-то там и затерялся, что родня теперь найти не может. А я осталась – беременная, без денег и образования в Нижних Ясенях. Если бы не моя тётушка, которую все в округе звали Зойка-Кирпич, нас бы с Антохой уже и в живых не было – померли бы с голоду.
Все мысли в голове несутся, пока полы намываю.
Сердце в ушах ухает. Не от любви. Тьфу ты! Я от этой дури десять лет назад излечилась. Мне одной хватило. Просто давление скачет от волнения: а ну не выгорит? Зря я, что ли, в эту контору всеми неправдами пробиралась? Шутка ли дело – в клиниговый… тьфу, язык сломаешь, отдел попасть рекламного агентства «Принцепс» в самом Москва-Сити!
Говорят, путь сюда вымощен трупами неудачниц. Это я могу подтвердить – сама по их головам прошла. Куда этим дурам с маникюром от кутюров! Маша Глухова с восемнадцати лет со шваброй обнимается. У Маши 80-мидесятый левл по уборке! Я их тест одной левой прошла! Притом – рукой! Ага, тут даже уборщиц через пробные тесты набирают, рожи мажорские. Да и вообще, здесь столько «не», что, честно, хотелось развернуться и уйти. Мы, Глуховы, не рабы! А тут – тебя не нанимают, а рабство берут! Но тут увидела ЕГО. Не только я – и другие девки увидели: он куда-то мимо шёл, а кадровичка, что нас собеседовала, чуть не с сердечками в глазах его проводила.
– Наш генеральный, Роман Анатольевич, – сказала с придыханием.
Я так тряпку и выронила.
Ну, реально же – прям обожекакоймужчина из романов, которые я так люблю читать. В тех романах крутые боссы из высоких московских кабинетов обязательно на уборщицах женятся. Вот таких же, как я, – брошенках с дитём на руках.
Поэтому я сразу, как его ровную, словно палку проглотил, спину проводила, заметку себе сделала: «Надо брать!»
И вот теперь собираюсь взять. Напором, нахрапом, сходу. Ибо мелочиться некогда – тридцатник на носу!
Антошке десять, а он ещё ни разу слова «Папа!» не сказал.
Пап ему я и в Нижних Ясенях наших искала, и в райцентре. Да вот только кому чужой пацан нужен? Да и мужиков нормальных не попадалось: тот пьяница, тот кулаки почесать любит, а у того шесть на девять давно.
Да и тёть Зоя болеть стала, сдавать.
«Угомонись! – сказала. – Я тебя одна поднимала, и ты поднимешь. Я пока что небо ещё копчу»
Переехала к ней. Так и стали жить втроём: я, она и Антошка. Кур разводить, копать картошку. Я в школу уборщицей устроилась. У нас в Нижних Ясенях только девятилетка. В десятый-одиннадцатый надо было в район за тридцать километров ездить. А оно в копеечку влетало – тётка у меня сама тогда с хлеба на воду перебивалась. Поэтому дальше я никуда учиться не пошла. Помогала ей в огороде, а потом торговала на придорожном рыночке тем, что сами вырастили. На том и жили. На жизнь не жаловались. Не привыкли. Во всём радости находили – я ж девчонка здоровая, весёлая, симпатичная. Что грустить-то? Вот и на восемнадцатилетие моё пошли с подружками на дискотеку – совершеннолетие отметить. Там я Сашку Шилова и встретила, чтоб ему пусто было! Он тогда мне таким красивым показался! Чуб светлый, глаза зелёные, блудливые. В них я и провалилась. И сдалась. Но… Недолго музыка играла. Санька ведь – из местной элиты. Отец у него в районной администрации. А я кто? Сиротка. Которую родная мать своей сестре подбросила, как кукушка, и упорхнула счастье искать. Да нашла нож под ребро. Короче, залетела я от Шилова этого. А он как узнал – послал меня. Я в слезах, хотела аборт сделать, да вот только тётка меня за косу из акушерского пункта утащила, когда мне уже направление выписывали. «Ишь, что удумала! Воздуху много – вырастит. Знаешь, как говорят: даст бог зайку – даст и лужайку»… Только вот с лужайками напряг вышел. По-мажорски это – лужайка. Не для нас, деревенских.
Эх, мысли-мыслишки. Всё от нервов, блин.
Тёть Зоя меня же и выпнула в Москву. У нас вся молодежь рано или поздно в столицу срывалась – на заработки.
«Дуй! – сказала. – И без отца ребёнку не возвращайся. Я-то пока за мальцом присмотрю, но я не вечная»
«Ты ж сама меня отговорила когда-то мужиков искать? – напомнила ей».
«Времена изменились, Манька. Совсем я уже стара. А вы с Антохой не пристроены. Всю жизнь будешь в школе за копейки швабру таскать? Так лучше уж в Москве. Там уборщицы столько получают, что батя твоего Шилова обзавидуется… Дуй, короче, не зли меня»
Ну я и дунула…
Вспомнить бы, как там, в книгах, уборщицы боссов берут? А то наш-то ходит мимо, мебели больше внимания уделяет, чем уборщицам.
Я тут не одна – просторы тут вооон какие! Работы всем хватает. Только что это за уборщицы? Ноготок сломала – уже стонет. Дура, да кто ж с такими когтями на такую работу идёт?
Стервы эти насквозь силиконовые мой интерес-то заприметили, теперь стебут: «Смотрите, как наша Бурёнушка-то губу раскатала!» Я только фыркаю: «Да вы свои пельмени подберите, а то споткнётесь – так на своём силиконе далеко упрыгаете».
Пусть издеваются. Это они от зависти. Мне хоть и двадцать восемь, но всё своё и на месте. Натур продукт, так сказать, сделано в России. Природа ко мне добра – после родов и талия не поплыла, и грудь по-прежнему – свечечками стоит, полноценный третий. И коса без наращивая – по попе бьёт. Так что завидуйте молча, силиконовые. Веснушек, правда, многовато. Но ничего, сейчас денег подзаработаю, Антошку в школу соберу, а там и на салон красоты какой-нибудь денег наскребу и изведу их. Будет кожа, как у младенца.

Еду в метро и придумаю новые маты. Потому что старые просто закончились! Нет, ну надо же! Он меня выставил!!! Из-за пары каких-то брызг на туфлях! Ладно, не пары. Будем честны – лужи. Приличной такой лужи. Да и туфли дорогие, что уж душой кривить – бешено дорогие. Но всё же!
У меня ведь планы были! Да и попасть в эту его контору нелегко оказалось – если бы Лукерья Афанасьевна, дальняя родственница моей мамы и тёть Зои, у которой я остановилась в Москве, не видать бы мне этого собеседования, как своих ушей Барбосу. Она там какие-то связи подняла, туда позвонила, там за ниточку дёрнула – и вот уже стоит Маша Глухова перед овчарами… эйчарами, то бишь, будь они неладны… Теперь то я знаю, кто они и где их будки, тьфу ты, кабинеты. Но сучки там сидят реально породистые, тренированные, за покой хозяина любого в клочья порвут. Меня на том собеседовании с головы до ног обнюхали – подвох всё искали. Только у меня-то всё по-честноку: на вопрос «Стаж в профессии» – я уверено отвечаю: «Десять лет!» А вот как дур тех силиконовых пропустили – тот ещё вопрос. Они ж туда явно не полы мыть пришли.
Хотя, положа руку на сердце, я ведь то же не за-ради полов. Лукерья Афанасьевна мне как вакансию подыскивала? Чтоб непременно начальник – мужик был, это раз, два – не старик, три – холостой. Оказалось, что в огромной Москве выбор-то и невелик. А теперь ещё и один кандидат из игры выбыл!
Вот же… гадокозёл! Или козлогад! Да чтоб ему те туфли…
Сама злюсь, а сама боюсь отвлечься и слежу за бегущей строкой, где мелькают станции. Боюсь пропустить свою и уехать не туда. И так квест будет – в переходах не заблудиться.
В офисе «Принцепса» я, кстати, чуть не заблудилась. Но… я попала в поле зрения высшего начальства, а оно, блинство, оказалось с хорошей памятью – само послало мне навстречу кадровичку.
Та, рассчитывая меня у себя в кабинете, даже посочувствовала:
– Что ж ты ему на глаза попалась? Забыла инструкцию, по которой сотрудники клининга не должны пересекаться с основными сотрудниками? А, тем более, с руководством? Теперь тебе непросто будет в нормальную компанию попасть. Про чёрный список сотрудников слышала? Нет. Так вот знай – он есть.
Это знание теперь давит мне на плечи и делает моё пребывание в Москве ещё более безрадостным. Надо ли говорить, что, едва сойдя с поезда, я уже тосковала по Нижним Ясеням? По привычному и понятному ритму жизни. По знакомым с детства лицам родных, друзей, соседей…
Я вообще-то не из робкого десятка, но тут испугалась впервые. Аж зажмурилась. Только извечное тёткино: «Прорвёмся!», засевшее в голове, и подпитывало энергией. Да ещё мысль о том, что она права – нам с Антохой действительно нужна опора в виде сильного мужского плеча. И я решила сразу играть по-крупному. Как там говорил сосед, дед Прохор: «Изменять – так королеве, воровать – так миллион». Во-во. Что-то в этом роде…
Короче, я, конечно же, задумываюсь и, разумеется, проезжаю нужную станцию. Приходится звонить Лукерье Афанасьевне и подробно расспрашивать её, как теперь вернуться.
Хух, наконец, эти бесконечные переходы позади – и я выныриваю из нутра метро на свет божий. И сразу же обхватываю себя руками – июнь уже, а холодина такая. Брр…
Вспоминаю наш июнь. Наверное, уже по полям цветут маки, пчёлы жужжат, трава зеленеет и солнце слепит глаза. Оно бы украсило моё лицо ещё большим количеством веснушек…
Эх, я в Москве чуть больше недели, а уже столичные мажорские хвори подхватываю – вот, ностальгия, например. Не хватало ещё депрессией здешней заразиться. Тьфу-тьфу, пусть бог милует! А то сколько по собеседованиям езжу – только и слышу: «депрессия», «выгорание»… Эпидемия у них, что ли?
Вырулив на тротуар, я без приключений добираюсь до квартиры Лукерьи Афанасьевны. Благо, не совсем отсталая и с навигатором разобралась. Ну, как разобралась… Пока с ориентируешься где тут лево, где право… Но, в целом, более-менее понятно.
Звоню в дверь, Лукерья Афанасьевна открывает не сразу.
– О, Машуня! – выдаёт она, снимая с глаз огуречные кружочки. – Ты чего так рано? Ещё три часа до конца рабочего дня.
Но всё-таки отступает, чтобы пропустить меня в прихожую. Женщина она габаритная и нам троим – мне, ей и шкафу-купе тут явно маловато пространства.
– Меня уволили, – отвечаю просто и без затей.
– Как так-то? – она всплёскивает руками.
– А вот так – росчерком пера. Или чем там расчёркиваются нынешние боссы крупных компаний?
– Тааак, – тянет моя квартирная хозяйка, – идём-ка на кухню. За чайком с печеньками мне всё и расскажешь.
Я и рассказываю, куда деваться.
Она серьёзно задумывается:
– Нда… Ситуация. Я могу ещё попробовать за ниточки дёрнуть.
– Не надо, – устало машу рукой. – Как у нас в деревне говорят: не по Сеньке свитка.
– Эй, девуля-красотуля, – фыркает Лукерья Афанасьевна, – ты мне тут давай, не депрессируй… Так, где там моя вишнёвая наливочка?
Наливочка ух, хороша! Легко пошла! И настроение сразу взлетело. Да что бы, Маша Глухова, легко сдалась? Ага, щаз. Плавали – знаем. Программа-минимум ещё не выполнена – тапочки-то не принесены!
Шалой походкой я выхожу из кухни, напевая: «И снова седая ночь…», быстро принимаю душ и заваливаюсь на диван в выделенной мне комнате…
Моим звонить пока бесполезно – теть Зоя по хозяйству бегает, а Антошка ещё на летней площадке, так что у меня есть минимум час, чтобы заглянуть на любимый сайт и открыть какой-нибудь роман любимого автора.
О, вот это я вовремя зашла. Мариэтта Звёздоподобная, моя любимочка, новинку выложила! Уиии! Как раз про босса и уборщицу! Вот прям, на ловца зверь бежит! Так-с, почитаем…
И, погрузившись в сложное переплетение отношений босса и его новой уборщицы Нюши, не замечаю, как засыпаю.