Мир не заметил, как в нём появилась трещина. Он был слишком занят своими делами: дождём, смывавшим осеннюю грязь с дорог, вечерними новостями, обещавшими стабильность, и тихим гулом трансформаторных будок, певших свою вечную песню о порядке вещей. Но трое человек в небольшом, затерянном среди лесов и бывших секретных объектов городе Заря-17, почувствовали, как этот порядок на одно неуловимое мгновение дал сбой.
Первым был Константин Сергеевич Артемьев. Его подвал, пахнущий озоном и старыми книгами, был его вселенной. Стены были увешаны схемами, а в центре, на виброизоляционной платформе, покоился его шедевр — интерферометр гравитационных смещений, собранный из списанного лабораторного оборудования, деталей от военного радара и почти магической интуиции. В 22:13 по местному времени самописец, десятилетиями чертивший лишь фоновый шум Земли, дрогнул. Его перо метнулось в сторону, оставляя на бумаге резкий, неестественный пик, похожий на крик на кардиограмме. Константин Сергеевич, дремавший в кресле, рывком поднял голову. Он смотрел на эту линию не как на сбой, а как на ответ. Ответ на вопрос, который он задавал пустоте всю свою жизнь.
Вторым был Дмитрий. Его царством был просторный гараж на окраине города, где пахло машинным маслом и горячим металлом. Посреди этого творческого хаоса на стенде был закреплён медный конус, опутанный проводами и волноводами. Это был его прототип релятивистского резонатора — двигателя, работающего на принципах, которые официальная наука считала «пограничными». В ту самую минуту, 22:13, когда он подал очередной импульс на магнетрон, произошло невероятное. Устройство, до этого выдававшее тягу в сотые доли грамма, дёрнулось с такой силой, что титановые болты, державшие его на стенде, заскрипели. По гаражу пронёсся низкий, вибрирующий гул, а на осциллографе возникла идеальная синусоида — та самая, которую он видел лишь в теоретических расчётах. Мгновение спустя всё пропало. Но Дмитрий, глядя на дымящуюся обмотку, не чувствовал досады. Он чувствовал триумф. Он поймал волну.
Третьим был отец Алексей. В полумраке старинной церкви, освещённой лишь лампадами, он стоял один перед алтарём в завершении своего вечернего молитвенного правила. Его ум, натренированный годами как в программировании, так и в духовной практике, был спокоен и сосредоточен. И в этой внутренней тишине он вдруг ощутил нечто постороннее. Это не был звук или образ. Это было чувство. Чувство колоссального, вселенского одиночества, пронёсшееся через его сознание, как холодная звезда. Оно не было божественным или демоническим. Оно было… чужим. Техногенным. Бесконечно далёким и отчаянно потерянным. Отец Алексей замер, прислушиваясь к этому эху в своей душе, и впервые за много лет его молитва была не о пастве, а о неведомой душе, затерянной во тьме.
В нескольких километрах от города, в центре старой вырубки, поросшей молодым березняком, стояло нечто, чему здесь не было места. Массивная фигура, закованная в оранжево-красную броню, неподвижно возвышалась над мокрой травой. Это был силовой доспех «Вария». Произведение искусства, способное выдержать прямое попадание из плазменной пушки и экстремальные температуры. Сейчас он был мёртв.
Внутри, в тесном коконе, Самус Аран приходила в себя. Переход прошёл нештатно. Системы были обесточены. Диагностика не отвечала. Тактический дисплей на внутренней стороне шлема был тёмным. Она была заперта в ста килограммах бесполезного металла.
Паники не было. Страха тоже. Была лишь ледяная оценка ситуации.
Среда: Неизвестна. Атмосфера пригодна для дыхания (аварийные датчики на это среагировали перед отключением). Температура низкая. Влажность высокая.
Состояние: Системы доспеха оффлайн. Реактор холодный. Связи нет.
Угрозы: Неизвестны.
Задача: Покинуть доспех.
Её руки в перчатках нащупали на внутренней стороне предплечья панель ручного аварийного сброса. Последовательность была сложной, предназначенной для предотвращения случайного срабатывания в бою. Три поворотных замка. Два тумблера. И рычаг, требующий значительного физического усилия.
Она начала работать. Щелчок. Ещё один. Тишина леса нарушалась лишь этими сухими, механическими звуками и её собственным сбитым дыханием. Наконец, рычаг. Она упёрлась спиной в кресло пилота и потянула на себя изо всех сил.
С громким шипением пневматики замки на плечах и поясе разошлись. Нагрудная плита со скрипом отъехала в сторону. Наплечники сложились назад. Это не было изящной трансформацией. Это был грубый, аварийный демонтаж. Части брони с лязгом складывались в компактный ранец за её спиной, превращаясь в тяжёлую, инертную ношу.
Когда забрало шлема, наконец, отъехало вверх, в лицо ей ударил холодный, чистый воздух, пахнущий землёй, дождём и чем-то терпким, незнакомым. Она сделала глубокий вдох.
Самус Аран шагнула из остова своего защитного кокона на мокрую траву. На ней был лишь её «Нулевой костюм» — тонкий, облегающий комбинезон синего цвета, не предназначенный для такой погоды. Холод тут же пробрал до костей. Её светлые волосы были влажными от конденсата, а на лице застыло выражение предельной концентрации.
Она стояла посреди русского леса, под низким, серым небом. Уязвимая, как никогда. Без оружия. Без брони. С тяжёлым, бесполезным грузом за спиной.
Но она была жива. И она была свободна.
Её взгляд, привыкший оценивать инопланетные ландшафты и вычислять траектории врагов, впился в стену незнакомых деревьев. Охота началась. Но на этот раз добычей была не она. Добычей было выживание. Первым делом нужно было найти укрытие. И сделать это до того, как этот странный, тихий мир обнаружит её.
***
Первым чувством был шок. Не панический ужас дилетанта, а холодный, системный шок профессионала, чьи инструменты внезапно отказали в разгар операции. Самус Аран стояла, окружённая остовом своей брони, и всем своим существом впитывала чужой, незнакомый мир. Воздух, который она теперь вдыхала не через фильтры шлема, а напрямую, был густым и сложным. Он нёс в себе запахи, которых не было в её ольфакторной базе данных: резкий, терпкий аромат влажной древесной коры, тяжёлый дух прелой земли и гниющих листьев, и поверх всего этого — пронзительно чистую, почти стерильную ноту холодного дождя.
Азарт охотника, вспыхнувший в ней от обнаружения сигнала, был чистым, почти химическим всплеском адреналина, который на время заглушил все остальные ощущения. Но как только экран комлинка погас, погрузив сарай в почти абсолютную темноту, реальность вернулась с новой, безжалостной силой.
Холод.
Он больше не был просто дискомфортом. Он превратился в физическую боль. Сырость, идущая от земляного пола, проникала сквозь тонкие подошвы ботинок, заставляя ступни неметь. Каждый вдох обжигал лёгкие. Нулевой костюм, идеально спроектированный для отвода избыточного тепла от тела пилота внутри силовой брони, теперь работал в обратную сторону — он казался ледяной плёнкой, высасывающей её собственное тепло до последней калории. Метаболизм, разогнанный ДНК Чозо, позволял ей выдерживать нагрузки, немыслимые для обычного человека, но он же требовал огромного количества энергии. Энергии, которую она сейчас стремительно теряла, просто пытаясь согреться.
Она начала дрожать. Сначала это была мелкая, едва заметная дрожь, но постепенно она переросла в неконтролируемые спазмы. Её тело отчаянно пыталось выработать тепло, сжигая последние резервы. Самус знала эту стадию. Это был первый звонок. Предвестник гипотермии. Если она не найдёт способ согреться, то к утру её аналитические способности и боевые рефлексы превратятся в вялые, заторможенные реакции. А затем и вовсе угаснут.
Она встала и начала двигаться по крошечному пространству сарая, от стены к стене. Движение генерировало тепло, но она понимала, что это лишь временная мера, которая к тому же расходовала драгоценную энергию. Ей нужно было гнездо. Изоляция.
Её взгляд, привыкший к темноте, обшаривал углы. В дальнем конце сарая она наткнулась на груду чего-то мягкого и шуршащего. Она опустилась на колени и зачерпнула пригоршню. Сухие, ломкие стебли травы. Сено. Оно было старым, слежавшимся, пахло пылью и мышиным помётом, но это было спасение.
Работая быстро и методично, она сгребла всё сено в один угол, подальше от дыр в крыше и щелей в стенах. Она разрывала слипшиеся комья, взбивая их, чтобы создать как можно больше воздушных карманов — именно воздух, а не сама солома, будет удерживать тепло. Она создала не просто подстилку, а настоящее гнездо, с углублением в центре и высокими бортами. Закончив, она забралась внутрь и зарылась в колючую, пахучую массу, оставив снаружи только лицо.
Стало теплее. Не комфортно, не уютно, но смертельный холод отступил. Дрожь постепенно унялась. Теперь она могла думать.
И тут же её тело напомнило о другой, не менее насущной потребности. Той, о которой никогда не писали в боевых уставах Галактической Федерации. Она почувствовала давление внизу живота. В условиях боя или в герметичном доспехе эту проблему решали катетеры и системы переработки. Здесь, в заброшенном сарае, всё было проще и унизительнее.
Стиснув зубы от досады на собственную биологическую уязвимость, она выбралась из своего убежища. Взяв с пола обломок доски, чтобы использовать его как примитивный инструмент для копания, она вышла под дождь, отошла на несколько метров от сарая и быстро сделала всё необходимое, тут же заметая следы. Это было не вопросом гигиены, а элементарной тактикой выживания. В любом неизвестном мире нужно оставлять как можно меньше биологических маркеров. Никогда не знаешь, какой хищник может пойти по твоему следу.
Вернувшись в своё гнездо из сена, она снова зарылась в него. Тело было в относительном порядке. Теперь нужно было привести в порядок разум.
Она закрыла глаза, но не для того, чтобы спать. Сон был опасной роскошью. Она погрузилась в медитативное состояние, которому её научили Чозо — техника «внутреннего взора». Она замедлила дыхание, сосредоточилась на биении своего сердца, отсекая все внешние раздражители: шум дождя, писк мыши где-то под полом, колючую жёсткость сена.
Её разум превратился в тактическую карту.
Цель: Источник резонансного сигнала в городе.
Препятствия:
Неизвестность. Она ничего не знала о местных жителях. Разумны ли они? Агрессивны? Каков их технологический уровень?
Уязвимость. Без брони и оружия она была крайне уязвима. Её физическая сила и ловкость давали ей преимущество перед обычным человеком, но она не была пуленепробиваемой.
Окружающая среда. Холод оставался главным врагом. Дневной свет принесёт не только тепло, но и риск быть обнаруженной.
Ресурсы. У неё не было ни еды, ни воды. Физиологические потребности скоро станут критическим фактором.
План действий (предварительный):
Наблюдение. С рассветом найти точку обзора и изучить город. Маршруты передвижения жителей, наличие правоохранительных органов или военных, расположение источника сигнала.
Проникновение. Выбрать время и маршрут для входа в город. Максимальная скрытность. Избегать любых контактов.
Достижение цели. Найти точное местоположение источника. Оценить ситуацию.
Действие. Дальнейшие шаги будут зависеть от природы источника. Если это технология, её нужно изучить. Если это существо — установить контакт или нейтрализовать.
Она прокручивала этот план снова и снова, добавляя детали, просчитывая варианты. Что делать, если её заметят? Как реагировать на агрессию? Какое импровизированное оружие можно найти в этом мире?
Ночь тянулась бесконечно. Каждый час она выходила из медитации, чтобы размять затёкшие мышцы и прислушаться к звукам снаружи. Один раз она услышала отдалённый гул проезжающей машины. В другой раз — протяжный, тоскливый вой, который мог принадлежать какому-то местному хищнику.
Эта ночь была для неё «нулевой точкой». Точкой, в которой от её прошлого — легендарной охотницы за головами, спасительницы галактики — не осталось ничего, кроме воспоминаний и рефлексов. В этом холодном, сыром сарае, зарывшись в пахнущее пылью сено, она была не Самус Аран. Она была просто выжившей. И ей предстояло заново отвоевать себе право на имя. Сражаясь не с космическими пиратами и метроидами, а с холодом, голодом и собственными человеческими слабостями.
День для Самус тянулся с невыносимой медлительностью. Её мир сузился до размеров старого сарая и узкой полоски реальности, видимой через щель в стене. Она наблюдала, как серый утренний свет постепенно теплеет, становится почти белым к полудню, а затем снова начинает угасать, приобретая холодные, синеватые оттенки.
Она методично занималась рутиной выживания. Каждые полчаса она вставала и выполняла комплекс упражнений — бесшумную, плавную гимнастику, похожую на танец. Это не была тренировка, это был способ разогнать кровь, не дать мышцам застыть и сохранить драгоценное тепло. Она следила за своей импровизированной водосборной системой. К середине дня бутылка наполнилась чистой, прозрачной водой. Самус сделала несколько маленьких, экономных глотков. Вкус был пресным, пустым, но живительная влага разошлась по телу, притупляя чувство голода и проясняя мысли.
Она изучала город. Теперь, при дневном свете, она видела больше деталей. Дети в ярких одеждах, идущие группами. Пожилые люди, медленно бредущие с сумками. Она видела ритм. Утром — поток машин в одном направлении. Днём — затишье. Вечером — обратный поток. Цивилизация жила по строгому, предсказуемому расписанию.
Она пыталась понять их технологический уровень. Средства связи были, очевидно, беспроводными. Многие жители держали в руках небольшие светящиеся прямоугольники и смотрели в них, полностью отключаясь от окружающей реальности. Но при этом транспорт был архаичным, энергетика — централизованной и, судя по дыму из высокой трубы на горизонте, основанной на сжигании органического топлива. Это был мир контрастов. Мир, который освоил микроэлектронику, но ещё не покорил чистую энергию.
Больше всего её интриговала письменность. Она видела её повсюду: на бортах машин, на вывесках зданий, на больших щитах вдоль дороги. Она запоминала символы, пыталась найти закономерности, сопоставить их с изображениями. Её мозг, созданный для взлома инопланетных кодов и понимания чужих языков, начал свою титаническую работу по дешифровке.
Но всё это было лишь заполнением времени. Ожиданием. Все её мысли были прикованы к сигналу, к той промзоне на окраине, куда она отправится, как только сгустятся сумерки. Она сидела в своём сенном гнезде, обхватив колени руками, и смотрела на город не как на угрозу или спасение, а как на поле предстоящей операции. Она была спокойна, сосредоточена и смертельно опасна. Даже без своего доспеха.
***
Константин Сергеевич шёл по лесу уже несколько часов. Его дыхание было тяжёлым, а старые суставы протестовали против каждого шага по пересечённой местности. Но он упорно двигался вперёд, сверяясь с компасом и картой.
Природа вокруг была прекрасна в своей осенней меланхолии. Запах мокрого мха, тишина, нарушаемая лишь стуком дятла, холодный, чистый воздух. В любой другой день он бы наслаждался этой прогулкой. Но сегодня он не видел красоты. Он искал аномалии.
Его модифицированный счётчик Гейгера молчал. Никакого остаточного излучения. Это было одновременно и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что это исключало худший сценарий: аварию какого-нибудь спутника с ядерной установкой на борту. Плохо — потому что это лишало его простого и понятного следа.
Он вышел к району старой вырубки — тому самому месту, на которое указала его триангуляция. Это было огромное пространство, поросшее молодым березняком и иван-чаем. Посреди поляны возвышался огромный, замшелый валун, оставшийся со времён ледника. Идеальный ориентир.
Именно здесь, у подножия валуна, он нашёл первое доказательство.
Это был не кратер. Не обломки. Это был идеально ровный круг выжженной травы диаметром около трёх метров. Трава не сгорела дотла, она словно… испарилась. Края круга были идеально чёткими, будто вырезанными лазером. В центре земля была слегка оплавлена, превратившись в стекловидную корку.
Константин Сергеевич опустился на колени, его сердце колотилось, как у мальчишки. Он достал из вещмешка лупу и начал изучать землю. Никаких признаков горения, никакого запаха химии. Это был результат воздействия высокой энергии. Очень высокой. И очень сфокусированной.
Он поднял голову и осмотрелся. Отпечаток был здесь. Но тот, кто его оставил, ушёл. Куда?
Старый физик включил логику следопыта. Если бы это был тяжёлый объект, он бы оставил вмятины в мягкой почве. Но вокруг выжженного круга земля была нетронута. Значит, объект либо был очень лёгким, либо… он ушёл, не касаясь земли. Эта мысль показалась ему дикой.
Тогда он начал думать иначе. Представим, что это не объект, а существо. Оно потерпело крушение. Оно, возможно, ранено или дезориентировано. Куда оно пойдёт? Инстинкт выживания поведёт его к укрытию. И к цивилизации. К воде, теплу, пище.
Он встал и медленно пошёл по кругу, внимательно осматривая землю. И он нашёл его. Один-единственный отпечаток. На краю выжженной зоны, на клочке влажной глины.
Это не был след ботинка или сапога. Он был узким, изящным, с рифлёной подошвой, оставившей сложный, почти геометрический узор. И он был направлен в сторону города.
Константин Сергеевич замер. Он смотрел на этот одинокий, чужой след, и его охватил трепет. Это было уже не предположение. Не теория. Это было вещественное доказательство. Кто-то… или что-то… пришло из другого мира. И оно сейчас где-то там. Рядом.
Он достал фотоаппарат — старенькую плёночную «Смену», которую всегда носил с собой, — и сделал несколько снимков. Затем он аккуратно, стараясь не затоптать след, двинулся в том же направлении, куда он указывал, внимательно глядя под ноги. Он шёл по следу пришельца.
***
Дмитрий провёл почти весь день, модифицируя свою установку. Услышать сигнал было лишь половиной дела. Теперь нужно было определить его точное местоположение. Он превратил свой гараж в подобие центра управления полётами.
Он вынес направленную антенну на крышу, закрепив её на поворотной мачте, управляемой изнутри. Он подключил к системе старый ноутбук, на который установил программу-спектроанализатор. Теперь он мог не только слышать, но и видеть сигнал — как яркую вертикальную линию на фоне общего шума.
— Вы нашли след? Настоящий след?
Голос Дмитрия был смесью недоверия и благоговейного трепета. Он стоял посреди подвала Константина Сергеевича, забыв о цели своего визита, о своём собственном открытии. Перед ним на столе, под светом настольной лампы, лежала фотография. Та самая. Чёрно-белый отпечаток чужой реальности на мокрой глине.
— Не просто нашёл. Я шёл по нему, — Константин Сергеевич говорил тихо, но в его голосе звенел металл. — Он обрывается у старой дороги, но направление очевидно. Промзона. Старый мехзавод.
Дмитрий вскинул голову. Его глаза расширились.
— Завод? Вы уверены?
— Абсолютно. А почему вы так…
— Потому что мой сигнал идёт оттуда же! — перебил его Дмитрий, не в силах сдерживаться.
Он быстро, сбивчиво, начал рассказывать. Про всплеск, про резонатор, про бессонную ночь, про пеленгацию. Про музыку. Когда он закончил, в подвале повисла густая, звенящая тишина. Два поколения, два разных метода, две отправные точки — и один результат. Старый физик и молодой инженер смотрели друг на друга, и в их взглядах было понимание, которое не требовало слов. Они оба прикоснулись к чему-то невероятному. И теперь они были в этом вместе.
— Нам нужно идти туда, — наконец произнёс Константин Сергеевич. — Прямо сейчас.
— Я как раз собирался, — кивнул Дмитрий. — У меня всё готово. Мой пеленгатор выведет нас на точное здание.
— А мой опыт поможет нам не наделать глупостей, — добавил Артемьев. Он подошёл к стене и снял с гвоздя старую двустволку. — Не думаю, что она понадобится. Но пусть будет. На всякий случай.
Они вышли из дома и сели в дребезжащий «Москвич» Дмитрия. Старый учёный, который верил в порядок вселенной, и молодой инженер, который пытался этот порядок изменить. Две пересекающиеся прямые слились в одну. И эта прямая была нацелена, как копьё, в сердце старого заброшенного завода.
***
Промышленная зона встретила Самус мёртвой тишиной. Это было кладбище гигантов. Огромные, тёмные корпуса цехов, похожие на выпотрошенные туши левиафанов. Ржавые скелеты подъёмных кранов, застывших на фоне беззвёздного неба. Разбитые окна, чернеющие, как пустые глазницы. Воздух здесь был другим — тяжёлым, пропитанным запахами ржавчины, застывшего машинного масла и безысходности.
Она двигалась по этой территории, как по вражеской базе после боя. От тени одного здания к тени другого. Её чувства были обострены до предела. Каждый скрип металла под её ногой, каждый порыв ветра, гудевший в пустых цехах, казался предвестником опасности.
Она снова достала комлинк. Сигнал. Здесь он был сильнее. Гораздо сильнее. Источник находился совсем рядом. Прибор указывал на одно из самых больших зданий в центре комплекса — главный сборочный цех.
Она подошла к нему. Это было циклопическое сооружение из бетона и стекла. Большинство окон было выбито, а огромные металлические ворота, предназначенные для въезда грузовиков, были намертво заклинены в полуоткрытом положении. Внизу зияла тёмная щель высотой около метра. Идеальный лаз.
Самус замерла у входа, прислушиваясь. Тишина. Только ветер играл с сорванным с крыши листом железа, заставляя его монотонно хлопать где-то наверху. Она заглянула в щель. Внутри царил мрак, ещё более густой, чем снаружи.
Она знала, что это ловушка. Не в прямом смысле. Не чья-то засада. А ловушка тактическая. Замкнутое пространство, множество укрытий для потенциального противника, ограниченные пути для отступления. Входить туда было против всех правил, которым её учили.
Но сигнал шёл оттуда. И он был её единственной путеводной звездой в этом тёмном мире.
Она сделала глубокий вдох, проскользнула под воротами и оказалась внутри.
Потребовалось несколько секунд, чтобы её глаза привыкли к темноте. Пространство было колоссальным. Высокие потолки терялись где-то во мраке. Посреди цеха стояли огромные, молчаливые станки, похожие на доисторических идолов. Лунный свет, пробивавшийся сквозь разбитые окна в крыше, рисовал на полу призрачные светлые полосы, между которыми лежали океаны тьмы.
Она двинулась вглубь, ступая по бетонному полу, усыпанному мусором и осколками стекла. Её шаги были абсолютно беззвучны. Она была тенью внутри тени.
Комлинк на её запястье завибрировал — режим близости. Она была почти у цели. Источник находился где-то здесь, в центре этого огромного, мёртвого зала.
Она замерла за остовом какого-то пресса и вгляделась во мрак.
И тогда она увидела его.
В самом центре цеха, в полосе лунного света, стояло нечто. Это не было похоже на машину. Это не было похоже на живое существо. Это была… конструкция. Сложное переплетение металла, проводов и светящихся элементов, собранное из того, что, очевидно, было найдено прямо здесь, на заводе. Старые станины, детали от станков, медные шины. Но всё это было собрано с какой-то чуждой, нечеловеческой логикой.
А в центре этой конструкции, в коконе из кабелей и электромагнитов, парило в воздухе ядро. Шар из чистого, пульсирующего света, который и был источником той самой неземной музыки, которую слышал Дмитрий. Он не просто светился. Он жил. Он дышал.
Самус смотрела на это, и её мозг отказывался понимать. Это была технология, опережающая уровень развития этого мира на тысячи лет. Но при этом она была собрана из металлолома. Это было невозможно.
Она медленно, очень медленно, начала выходить из-за своего укрытия. Она не знала, что это. Аварийный маяк другого корабля? Энергетический организм, потерпевший крушение? Часть её собственного двигателя, выброшенная при переходе?
И в этот момент, когда она сделала первый шаг на открытое пространство, снаружи раздался звук. Скрип гравия под колёсами машины. Затем хлопок автомобильной дверцы.
Кто-то приехал.
Самус мгновенно отпрянула назад, в самую густую тень. Её тело напряглось, как сжатая пружина. Она прижалась к холодному металлу станка, превратившись в слух.
Два голоса. Один — молодой и взволнованный. Другой — старческий, но твёрдый. Они приближались к воротам.
Слово «Yes» изменило всё. Оно было как искра, зажёгшая свет в тёмной комнате. Атмосфера в цеху мгновенно преобразилась. Напряжённое противостояние сменилось лихорадочным, почти радостным возбуждением первооткрывателей. Они больше не были тремя чужаками. Они были командой. Командой, перед которой стояла самая невероятная задача в истории их мира.
Дмитрий, поняв, что его примитивный переводчик работает, тут же превратился в центр коммуникации. Диалог был мучительно медленным и неуклюжим. Он набирал на экране короткие фразы на русском, программа переводила их на корявый английский, Самус слушала, отвечала одним-двумя словами, и Дмитрий переводил её ответ Константину Сергеевичу. Это было похоже на попытку переслать гигабайты информации через старый модем, но это работало.
— Power station… big energy, — говорил синтезатор. — Possible?
Самус слушала, её мозг быстро адаптировался, отсекая грамматические ошибки и улавливая суть. Она покачала головой. Затем указала на себя, потом на город.
— Danger. People. See me, — произнесла она.
— Она говорит, что это опасно, — перевёл Дмитрий. — Её увидят.
Константин Сергеевич кивнул, полностью соглашаясь с её логикой. Появление женщины в футуристическом костюме на стратегическом объекте, таком как ТЭЦ, закончится немедленным вмешательством властей. Полиция, армия, люди в чёрном. Их маленькая тайна превратится в международный инцидент.
— Нет, ТЭЦ — это слишком прямолинейно, — задумчиво сказал Артемьев. — Нам нужен другой источник. Мощный, но… скрытый. Изолированный.
Он посмотрел на Дмитрия. И Дмитрий понял его без слов. Их взгляды встретились, и в них одновременно вспыхнула одна и та же безумная, гениальная идея.
— Резонатор, — выдохнул Дмитрий.
— Резонатор, — подтвердил старый учитель.
Дмитрий снова повернулся к смартфону. Это было сложнее объяснить.
— My… device, — набрал он. — In garage. Small. Can make… big energy. Your technology… help?
Он показал на «чёрный ящик», затем на свой пеленгатор, пытаясь изобразить их соединение.
Самус внимательно слушала. Она поняла суть. У этого молодого инженера есть собственное устройство. Источник энергии. Он считает, что с помощью её технологий он сможет его усилить. Это была дерзкая, почти самонадеянная идея. Но она видела огонь в его глазах. Это был не просто энтузиазм. Это была уверенность гения, который знает, на что способна его машина.
К тому же, это решало все проблемы. Гараж — это изолированное, контролируемое пространство. Никаких свидетелей. Никакого риска.
Она посмотрела на Дмитрия, затем на Константина Сергеевича. Она оценивала их. Старик — мудрость и осторожность. Молодой — гениальность и решительность. Это была хорошая команда. Возможно, единственная в этом мире, которая могла ей помочь.
Она снова кивнула.
— We try, — сказала она. — We try. Now.
Решение было принято. Теперь нужно было действовать, и действовать быстро, пока не рассвело. План был прост, но требовал слаженности. Нужно было как-то переместить тяжёлый и громоздкий «чёрный ящик» в гараж Дмитрия.
— Она весит килограммов двести, не меньше, — прикинул Дмитрий, постучав по металлической опоре сферы. — Мы её вдвоём не поднимем. И в «Москвич» она не влезет.
— Ты думаешь о материи, Дима. А нужно думать об энергии, — возразил Артемьев. Он подошёл к сфере и указал Самус на силовые кабели, идущие от неё к поддерживающей раме. — Stop energy? Small? Compact? — спросил он, используя язык жестов и обрывки английских слов.
Самус поняла. Он спрашивал, можно ли её деактивировать, перевести в транспортный режим. Она снова подошла к устройству и положила на него руки. Она закрыла глаза, концентрируясь. Сфера отозвалась на её ментальную команду. Свет, исходящий от неё, начал меркнуть. Мелодия — затихать. Поддерживающие электромагниты с тихим щелчком отключились, и вся конструкция плавно опустилась на бетонный пол. Светящееся ядро сжалось до размеров кулака, превратившись в тускло тлеющий уголёк, заключённый в металлическую клетку из опор. Вся установка сложилась, как сложный цветок, закрывающий свои лепестки на ночь, превратившись в относительно компактный, но всё ещё очень тяжёлый агрегат.
— Гениально, — прошептал Дмитрий.
Теперь нужна была тележка. После недолгих поисков в соседнем помещении они нашли то, что нужно — старую, ржавую, но крепкую платформенную тележку, на которой когда-то возили детали. Втроём, кряхтя и упираясь, они смогли закатить на неё деактивированный «чёрный ящик».
Путь из цеха был похож на сцену из абсурдного фильма. Старый физик с ружьём за плечом, молодой инженер и высокая женщина в синем костюме, закутанная в брезент, медленно катили по заброшенному заводу тележку с инопланетным артефактом. Луна освещала их странную процессию.
Они довезли свой груз до старенького «Москвича». Устройство, даже в сложенном виде, не лезло в багажник. Пришлось открыть заднюю дверцу и с неимоверными усилиями впихнуть его на заднее сиденье. Машина тяжело просела на рессорах.
— Теперь главное, чтобы нас не остановил патруль, — нервно усмехнулся Дмитрий, садясь за руль. — Что мы им скажем? Что везём самогонный аппарат нового поколения?
Константин Сергеевич сел на переднее сиденье. Самус, после короткого замешательства, села сзади, рядом со своим драгоценным грузом. Она впервые оказалась внутри их транспортного средства. Её аналитический взгляд мгновенно отметил примитивность конструкции: аналоговые приборы, механические рычаги, запах бензина и старой обивки. Но при этом машина работала. Она выполняла свою функцию.
Дмитрий завёл двигатель. Машина вздрогнула и, натужно ревя, тронулась с места. Они выехали с территории заброшенного завода и покатили по пустым ночным улицам Зари-17.
В маленьком, дребезжащем салоне старого «Москвича» ехали три представителя двух цивилизаций. Они везли с собой ключ к спасению одной из них и, возможно, к будущему другой. Их невероятный, почти безумный план перешёл в стадию реализации. И никто из них не мог предсказать, чем всё это закончится.