Холопка или Кузнец на счастье

Глава 1

Деревня Козловка. Казанская губерния, 19 век

— Ку-ка-реку! — раздался звонкий крик петуха, который прыгнул мне на голову.

Непроизвольно смахнув птицу со своих волос, я резко открыла глаза, вмиг проснувшись.

Непонимающе огляделась по сторонам. Окружающая обстановка имела затрапезный вид. Я находилась внутри какого-то деревянного сарая, сбоку навалено сено, а на высокой жерди сидели три белые курицы. Я лежала на чем-то мягком и колючем, пахнущем пряными травами.

На сене?

Нет, не может быть! Что за бред? Какое сено в двадцать первом веке, да ещё в дорогущем отеле?

Наглый петух уже начал клевать моё плечо, и я быстро спихнула его со своей груди. Он громко недовольно крикнул и, взмахнув крыльями, взобрался к курам на жердь. Я довольно кивнула и снова прикрыла глаза.

— Какой дурацкий сон, — пробормотала я сама себе, зевая, и переворачиваясь на бок. — Да, Полина, не надо было на ночь жрать тот вкусный тортик. Теперь какая-то фигня снится…

.

Погрузившись в полудрёму, я чувствовала, что моя голова какая-то мутная, словно пьяная, но крепче кофе я не употребляла напитков. Я уже почти заснула, как вдруг едва не подскочила от громкого крика, раздавшегося совсем рядом.

— Глашка! — послышался рёв какого-то мужика. — Где эта баба гулящая?

Я открыла один глаз, увидела крупного верзилу — мужика.

Он стоял в дверях этого облезлого сарая, и его широкие плечи закрывали дневной свет, который озарял его голову, словно нимб. Лица против света не разглядеть. В простой рубашке-косоворотке и штанах, почему-то в чёрном фартуке. Крепкий, пречистый и русоволосый, с железным очельем на лбу, с короткой густой бородой. Истинно русского такого типажа.

Я даже поежилась от испуга. Не повезло этой Глашке. Если её искал этот разъяренный бугай. Не хотела бы оказаться на её месте.

Я суетливо завозилась, пытаясь сильнее зарыться в стог сена и спрятаться от бешеного мужика. Но моя возня наоборот привлекла его внимание. Он бросил цепкий взор в мою сторону, и через миг уже оказался рядом. Грозный взгляд мужика и косая сажень в плечах, заставили меня занервничать, и я окончательно проснулась.

— Вот ты где, жёнка! — пророкотал он над моим ухом, хватая меня за плечо, и неучтиво вытаскивая из-под сена. — А ну поднимайся. Солнце во всю жарит, а ты до сих пор дрыхнешь!

.

Дорогие читатели)

Приглашаю вас в свою новою книгу!

Бытовое фэнтези, юмор, деревенский быт, попаданка - крепостная

.

Если вы хотите поддержать автора, пожалуйста добавьте книгу в библиотеку,

поставьте "Мне нравится" и подпишитесь на автора. Спасибо!

.

Глава 1.2

— Уберите руку, уважаемый, — возмутилась я и шлепнула его ладошкой по руке. — Что вы себе позволяете?

Мужик непонимающе уставился на меня, но руку убрал. Но скорее не оттого, что я ударила, а от моих слов, которые явно показались ему странными. Как-то недовольно зыркнул на меня.

— И почему мне досталась такая ленивая, полоумная баба? За какие грехи? — выдал он удрученно, тяжко вздохнув.

— Я не ваша баба и…

— Кончай пререкаться, жена! Вставай сказал!

Жена? Мои глаза округлились, и я окончательно пришла в себя.

Где я? Что происходит?

Почему я нахожусь в этом хлеву и почему жена? Может в этом эко-отеле такое оригинальное приветствие вновь прибывших? Наверняка.

Но такое себе приветствие. Нет чтоб, хлеб с солью. Да царевич какой красивый на белом коне, например. А не этот громила — мужик со злым взглядом.

Вчера я ехала сюда глубокой ночью. Помню только, что перекусила тортиком в кафе по дороге, а потом… не помню. Задремала на заднем сидении такси. А теперь вот это всё! Не понять ничего.

Из моих суматошных мыслей вывел меня снова этот мужик.

— Глашка, вставай! Никогда мне лясы с тобой точить, у меня дел в кузне невпроворот.

Он что кузнец? Я снова прошлась по нему взглядом. А что очень даже похож. Такой колоритный крепкий мужик, славянин, лет сорока. Вот почему у него кожаный фартук на груди, чтоб искры на тело не попали.

— Надо оглобли сегодня закончить, иначе барин меня прибьёт! — продолжал рычать он на меня.

Барин? Какой ещё барин?

Тут что в отеле делили постояльцев на барей и... кого ещё? Надеюсь, я всё же не крестьянка? Хотя по хлеву, в котором мы находились, стрёмной одежде на мне и по этому мужику, все могло быть.

Он снова попытался поднять меня, неучтиво ухватив за талию. Но я завизжала.

— Не трожь меня!

— Чего вопишь как резанная? — возмутился мужик, нахмурившись. — Домой ступай, там дети некормленые. А ты тут бока пролеживаешь.

Он быстро поднял меня на ноги, да так легко, словно я ничего не весила, чем очень удивил меня. А весила я... короче не пушинка — балерина.

— Откуда фингал-то под глазом? Опять с Анфиской подралась? — спросил мужик, осматривая мое лицо.

— А не ты поставил? — подозрительно спросила я.

Такой точно мог, взгляд уж больно лютый и грозный.

— Я? Ты че белены объелась, Глафира? Я тебя в жизнь пальцем не трогал. А надо бы проучить уже давно, дурная ты баба!

— Хватит меня называть бабой. Мне это не нравится.

— Не нравится ей? Вот ещё! Где ты шаталась всю ночь?

— Не ваше дело. И прекратите орать. Я прекрасно вас слышу.

— А раз слышишь, то исполняй, что муж тебе велит! Домой немедля ступай. Огород не полот, дома не метено, а Васька с голубятни упал, орёт как резанный!

— Какой Васька?

— Дура! Че последние мозги пропила? Сына родного забыла?

— Прекратите меня оскорблять, милейший! — возмутилась я, скидывая его сильную руку со своей талии. — И вообще я вам не жена, что за предъявы про огород какой-то?

— Ну все, Глашка, терпению моему конец. Иди сюда, поганка!

Он грубо схватил меня за талию и поволок меня из этого деревянного амбара наружу, по-свойски прижимая к себе.

— Пустите! Что здесь творится? Я вообще-то на отдых приехала. Где тут администратор?

— Хто? — вспылил мужик. — И какой ещё отдых? Вечером отдохнёшь, когда с делами управишься.

Глава 2

Наше время, 21 век

А ведь так всё хорошо начиналось: отпуск, юбилей, необычное место!

Два шикарных новых платья за три тысячи баксов из модного салона, три сексуальных купальника и удобные босоножки на небольшом каблучке.

Свой сорокалетний юбилей я собиралась отметить с размахом. И ведь говорила мне Машка: «Не справляют сорок лет — плохая примета». Но я-то знала, что я по жизни победительница, и со мной ничего плохого случиться не может.

Но была одна проблема: я не знала, куда махнуть на свой день рождения. Где отметить его так, чтобы запомнилось. Родилась я в июле, в разгар лета и поспевшей клубники, а ещё в самый сезон отпусков. Конечно, я могла поехать куда угодно. Любимый папочка баловал меня с детства и «упаковал» по полной. Денег у меня было вдоволь, и я могла не работать, но это было слишком скучно и примитивно.

А я слыла среди подруг креативщицей! Да и как ею не быть, если имеешь фигуру — бодипозитив, пятьдесят четвертого размера. Пухленькой я была с детства. В шесть лет меня напугала собака, и я начала заикаться, мне прописали лечение какими-то сильными гормональными препаратами, которые и повлияли на мою фигуру. После этих чудо-таблеток моя речь восстановилась, но моя фигура навсегда стала «плюс сайз».

В юности я очень комплексовала по этому поводу, переживала, что у меня нет мальчиков и о том, что не могу надеть, например, мини-юбку, которая смотрелась на мне как на корове седло.

Поклонники у меня появлялись редко, и в основном из богемной московской тусовки, где я проводила свои выходные. Но обычно на долго около меня никто не задерживался. Всем не нравились мои пышные формы, да и как же иначе, когда вокруг мелькали кучи стройных девушек, а я вся такая пышнотелая и прекрасная, как деревенская баба. И я отчетливо понимала, что эти немногочисленные поклонники клевали на денежки моего папочки, а не на меня.

Я же хотела любви и обязательно взаимной.

Сколько я ни пробовала диет, диетологов и постов, ничего не помогало мне сбросить вес. Врачи констатировали у меня какое-то редкое заболевание, при котором невозможно похудеть.

Это стало для меня трагедией.

Я понимала, что ни семьи, ни любимого мужа у меня никогда не будет, а детей и подавно.

Позже длительные курсы у психотерапевтов, а также медитации по йоге убедили меня в том, что я прекрасна и так.

Глава 2.2

Наконец я смирилась и решила жить для себя. Развиваться, работать для удовольствия, отдыхать и получать от жизни всё.

Я работала в цветочном магазине, составляла букеты, разговаривала с клиентами и вообще тратила на работу всего пять часов в день. Магазин был мой, папочка купил мне его и продолжал содержать, хотя он был убыточным. Однако я упорно старалась вывести его на прибыльный лад, но никак не получалось. Я могла не работать, деньги у меня итак были, но мне хотелось чем-то заниматься, реализовывать свой творческий потенциал.

На свой сорокалетний юбилей я решила отправиться в отпуск, и не абы куда, а в какое-то необычное место, где я ещё ни разу не бывала.

А вот с этим возникла самая жёсткая проблема.

На Канарах, Гавайях и в Ницце, куда можно было полететь в июле, я отдыхала уже сто раз. С детства меня возили родители по заграницам по шесть раз в год, да и сама я всю свою сознательную жизнь любила путешествовать и объездила все закоулки и дальние страны на земном шаре, даже в кругосветном круизе через Антарктиду побывала. Папочка не жалел никаких денег на мой отдых, любил безмерно.

Потому, куда поехать теперь, я не знала.

Сидела перед девицей с яркими красными ногтями в крутой турфирме и не могла решить, что я хочу. Менеджер предлагала мне то одну экзотику, то другую: то Бора-Бора, то путешествие по Амазонке с зубастыми кайманами, но я только морщила свой носик. Всё это уже было, и всё это я уже видела.

И тут вдруг мой взгляд упал на жидкокристаллический телевизор за спиной девицы. Там шла очень странная реклама. На экране мелькали коровы, утки, куры, какой-то комбайнер и деревянные избы. И закончилось всё это деревенское представление словами:

— Хочешь незабываемый отдых? Выбирай эко-отель! «Деревенька 2020» — это рай под открытым небом. Окунись в деревенскую жизнь 19 века и поймёшь, что такое настоящая нирвана.

Я даже зависла, уставившись на экран с открытым ртом.

Вот такого я точно ещё не видела.

Настоящая деревня! И ещё и отель там!

А ведь я видела русскую деревню только на картинках и в телевизоре. Даже ни разу не выезжала за МКАД. Раньше мне это было неинтересно, да и что там смотреть?

Но сейчас я даже воодушевилась.

— А что это за эко-отель? — тут же спросила я девушку.

— О! Весьма милое место, — подхватила мою идею менеджер. — Но это не дешёвый отдых, как вы могли бы подумать, Полина Михайловна.

— Да причём тут деньги?! — возмутилась я. — Рассказывайте, что туда входит?! Я хочу поехать именно туда!

Визуал Полины

Дорогие читатели)

Представляю вам Полиночку, неунывающию мажорку!

40 лет, москвичка, девушка - бодипозитив!

.

....

....

...

Глава 3

Деревня Козловка, 19 век

Мужик выволок меня наружу, и я едва не ослепла от яркого солнечного света. Было тепло и солнечно.

Я недоуменно и испуганно огляделась.

Увидела деревянные избы, какой-то покосившийся забор, за ним шумел лес. Мы действительно вышли из какого-то амбара, стоящего рядом с большой избой, на которой висела вывеска: «трактиръ». А у входа стояло несколько мужиков.

Они как-то весело на нас поглядывали, пока этот ненормальный мужик, приподняв меня за талию, перешагивал через большую лужу. Поставив на землю, мужик по-свойски схватил меня за руку и потащил за собой.

Вообще, его силища меня поражала. Как он так легко поднимал меня и даже ни разу не крякнул от натуги. А во мне все же было килограмм восемьдесят не меньше.

Я невольно осматривала себя. Вроде это была я, только одета в какой-то жуткий русский сарафан бордового цвета, и рябую рубашку под ним, сбоку на груди болталась светлая коса. Похоже моя. Ничего такая коса, густая, только отчего-то грязная.

Нам по дороге попадались какие-то люди, похожие на крестьян: кто с вилами, кто с железной косой, видимо шли с поля. Две бабы с коромыслом и ведрами на плечах. Все такие колоритные, реальные, прямо как настоящие, а не актеры.

Что вообще здесь происходило? Я никак не могла понять.

Хотя надо признать костюмы, и стилизация под старину в этом эко-отеле была прекрасная.

Мужик продолжал тащить меня по улице, между стоящими по бокам избами, а все любопытные глазели на нас. Некоторые отпускали сальные шуточки о том, что кузнец бедный мужик, работящий, а баба у него совсем пропащая. Я понимала, что говорили обо мне. Но не понимала отчего.

Почему я всё же баба и жена этого кузнеца?

Когда уже кто-нибудь внятно объяснит правила этого странного эко-отеля?

— Чего, Степан Ильич, сыскал наконец, бабу-то свою? — прокряхтела громко какая-то бабка, сидящая на завалинке. Мы как раз проходили мимо ее покосившейся избы. И дала совет: — Проучить её надо, как следует. Выпори её, Степан, а то постоянно беснуется у тебя.

Это меня выпороть?

Что-то от слов бабки мне совсем поплохело, и в голове стали рождаться странные мысли. А я точно приехала в эко-отель? Не в какую-нибудь секту? Или ещё куда? Всё же за свои триста тысяч хотела интересно отдохнуть, расслабиться. А тут этот мужик, чего-то требующий от меня, и ещё и советчики с порками.

— Перед людьми меня позоришь, Глашка, — бубнил недовольно мужик. — Как мне потом им в лицо-то смотреть?

— А ты не смотри, — едко выдала я, быстрее перебирая ногами, чтобы успеть за его широким шагом.

Послушно шла за мужчиной. Всё равно не знала, куда идти. А он вроде знал.

Я снова и снова осматривала себя. Похоже, со мной все было в порядке. Ничего не болело, кроме гудящей головы. Волосы мои, светлые. Только отчего-то заплетены в толстую косу.

В зеркало бы посмотреть, как выгляжу. Наверняка на голове чёрт-те что, после того сена, где я спала, и ещё сарафан этот. Постоянно об его длинный подол запиналась, едва не падала. Но мужик даже иногда придерживал меня и как-то косо смотрел. Наконец до меня дошло, что сарафан надо приподнимать рукой. Сразу стало идти легче.

— Ох, давно мне батя говорит: бросить тебя надо, Глашка. А я столько лет зачем-то терплю твои выходки. Какого лешего тебя вчера в трактир понесло на ночь глядя?

— Не знаю. Может, забыться хотела? — выдала я первую пришедшую в голову версию.

— Забыла ты совесть и долг свой, баба неразумная. Четверо детей у нас, а ты всё гульванишь, как молодуха.

— Так я и не старая.

— Тридцать семь лет тебе, и не старая? Скоро уж детки у Егорки народятся, бабкой станешь. Кончай чушь пороть! Надоела!

И только тут меня осенила одна шальная мысль.

Я не в эко-отеле, а где-то в другом месте!

В настоящей деревне. Только в не придуманной или костюмированной, а в реальной. И, похоже, время не то, старое какое-то, дореволюционное.

Я что, попаданка?

Папочка родный! Нет, этого просто не может быть!

Визуал Главного героя

Степан Осипов

кузнец, 39 лет, муж Глаши

Строгий, надежный, брутальный

.....

.....

...

Визуал Главной героини

Глафира (Глаша) Осипова

37 лет, крепостная крестьянка, четверо детей

.....

....

...

.

Глава 4

То, что я реально попала не туда, куда планировала, я поняла уже через пару минут. Может, у меня галлюцинации или еще какой дурман? Я пару раз ущипнула себя, но картина изб, полей и леса за ними не менялась. Собаки и курицы бегали по дороге, совершенно живые и настоящие, поселяне выглядели живописно, но тоже реальными.

Я попала в прошлое или иной мир? Непонятно.

Я занервничала. Все вокруг было такое новое, незнакомое – как люди, так и обстановка. Один этот агрессивный, бугай-мужик, называвший меня своей женой, чего стоил!

Жутковато, конечно. Но поддаваться панике и эмоциям тоже не следовало, так учили все мои психологи. Надо успокоиться и решить, что делать дальше. Разложить все плюсы и минусы ситуации, проанализировать и сделать выводы. Но одно уже утешало: окружающий пейзаж и местность походило на русскую деревню, и все вроде говорили на моем родном языке – это уже хоть что-то.

Косясь на своего «мужа», я невольно отмечала все его изъяны и привлекательные черты. Вторых было больше. Изъяны тоже были. Например, громкий голос и буйный нрав. Но также в нем чувствовалась какая-то потаенная сила, внешняя и внутренняя, а ещё надежность и степенность.

А вообще, мужик ничего такой. Красивый, видный. Плечи широкие, на лицо симпатичный, руки крепкие. Поступь широкая, кулак мощный. Такой, если ударит, точно по пояс в землю загонит. Так и не скажешь, что крестьянин, больше на богатыря смахивал. Хотя много ли я в своей жизни в реале видела крестьян? Ни одного до этого дня.

Но больше всего нравился взгляд Степана. Прямой, открытый и добрый какой-то, хотя ещё четверть часа назад был злющий. Похоже он был из тех мужчин, что пошумят и успокоятся. Вспыльчивый, но быстро отходящий.

Так, сканируя глазами мужика, я вдруг действительно представила, что я его жена.

А что? Даже интересно стало. Как это там, замужем? Мне-то раньше этого и не светило в моём мире. Тут же вот уже готовый муж. Правда, знала я его всего полчаса, не больше, но, отчего-то хотелось узнать получше. И возрастом Степан был ничего. Не старый, не юнец, лет сорока или около того.

Пришла спасительная мысль.

Раз уж я попала сюда, и пока живу здесь, надо попытаться выжить в этих условиях. Ведь ничего другого мне не оставалось. Что ж будем пробовать.

.

Эти мысли крутились у меня в голове, когда мы наконец подошли к высокому частоколу и вошли в ворота. Во дворе стояла добротная изба в шесть окон, а на ступеньках около входа сидел мальчик лет шести и горько плакал.

Увидев нас, он вскочил на ноги и завопил:

— Мамка, я руку разбил! Больно!

Это он ко мне? Что там Степан, который мой муж, говорил про детей? Что вроде Васька мой сын и откуда-то упал.

— Всё, Глаша, управляйся сама. Я в кузню! — заявил мужик и, быстро подойдя к колодцу, зачерпнул воды деревянным ковшом из стоящего рядом полного ведра и начал жадно пить.

Я обвела глазами широкий двор, с деревянными постройками и снова остановила взор на светлой голове мальчика, который дёргал меня за юбку и продолжал голосить.

Я совсем потерялась.

Да и как тут не растеряешься? Детей у меня никогда не было, да и вокруг обстановка была явно незнакомая: бегающие по двору куры, деревянная изба и колодец с поленницей. А я-то в городе выросла, всё для меня сейчас в диковинку. Решила спросить новоявленного мужа.

— А что мне делать, Степан? — тихо пискнула я.

Мужик едва не поперхнулся водой. Обернулся и опять грозно зыркнул на меня. Видимо, решил, что я придуриваюсь или ещё чего.

— Ох, непутёвая, — он со звоном поставил ковш на колодец. — К знахарке Ваську веди. И обед готовь. Егорка с Танькой с сенокоса вернутся, жрать захотят. Я только к вечерней зорьке буду.

Он быстро ушёл, а я обратила взгляд на мальчика, который продолжал горько плакать.

Надо было что-то делать. Мотнула головой.

Что я в самом деле! Ребёнку больно, а я, как дурында, торможу.

Быстро присев на корточки перед ним, участливо спросила:

— Где больно, малой?

Мальчик указал на запястье, продолжая реветь.

— Так, надо зафиксировать руку, — произнесла я. — Вот так, придержи пока её другой рукой и не шевели, постарайся. Есть у вас тут тряпки или полотенца какие?

— В доме… — прогнусавил мальчик, послушно держа ушибленную руку другой рукой.

Мои же мысли наконец стали более разумными и сосредоточенными.

Снова огляделась: изба из нового сруба с широким крыльцом, курицы бегают по двору, а ещё свинья почему-то рыла землю около сарая напротив. Почему она не в стойле? Или как там это называется, где жили свиньи? Хлев? Не важно. Снова обратила взор на мальчика.

Глава 5

Аленка оказалась умненькой и смышленой девочкой. Она быстро нашла то, что надо, и мы с ней перевязали руку Василию и закрепили перевязку через плечо. Потом я спросила, где живет эта знахарка, и Аленка, как-то странно поглядывая на меня, сказала, что отведет нас.

Я взяла детей, и мы пошли по улице в сторону реки, там жила нужная нам старушка. Вася уже почти не плакал, и я осторожно придерживала его за плечики, и постоянно спрашивала, как рука. Он отвечал, что болит, но уже не сильно. Все-таки верно, что мы зафиксировали его руку. Мои старые навыки оказания первой помощи и участие в санитарной дружине в институте не прошли даром и теперь пригодились.

На удивление, сейчас местные люди не косились на меня, как с утра, когда мы шли со Степаном по деревне. Только здоровались и проходили мимо. А я решила все выведать у девочки, пока было время.

— Аленушка, дочка, скажи, а отец ваш кузнец?

— Кузнец, мамка, — кивнула она. — Ты все же заболела?

— Головой нечаянно ударилась, оттого многое позабыла. Ты должна помочь мне. Хорошо? Я поспрашиваю тебя, а ты отвечай, что знаешь. Ты же поможешь своей маме?

— Хорошо, — согласилась Аленка.

В общем, пока мы шли к знахарке, я выяснила некоторые моменты своей новой жизни.

Звали меня Глафира, и я была замужем за Степаном Осиповым, кузнецом. У нас было четверо детей, и всю жизнь жили мы здесь в деревне.

Точный год, какой шёл теперь, Алёнка не знала, но сказала, что царь Александр Николаевич прошлым летом «на трон сел». Я так поняла — царствовать начал. Историю Российской империи я знала плохо, но смутно помнила, что было три царя Александра. Первый был сыном Павла, второй Николая. И второй вроде правил приблизительно в середине девятнадцатого века. Но время похоже было еще до отмены крепостного права. Алёнка сказала, что мы все, как и вся деревня, крепостные местного помещика Кузякина. И деревня Козловка, в которой мы жили, принадлежит ему.

Наконец мы пришли к знахарке. Нам повезло, и бабка Нюра, как называла её девочка, оказалась дома, хотя обычно по утрам ходила по лесу в поисках трав и кореньев. Мы с детьми вошли в низенькую избу, я предварительно постучалась.

— А Глашка! — заговорила хрипло седая старушка, отходя от печи, где варила что-то. — Приключилось чего?

— Здравствуйте, Нюра, — начала я.

— Чего это ты на «вы» ко мне? Я чай не барыня. Ты заболела что ли, Глашка? — подозрительно спросила старуха, поковыляв к нам.

— Матушка сегодня головой болеет, бабушка, — ответила за меня Алёнка. — Не серчай на неё. Мы Ваську привели. Он с голубятни упал, и руку расшиб.

— Ааа, — протянула старуха. — Садись сюда, постреленок. Давай посмотрю.

— Мы зафиксировали руку, он на кисть жалуется, — объяснила я, подходя.

Старуха как-то странно взглянула на меня, и я поняла, что сказала что-то не так. Может, слово «зафиксировала» её смутило? Оно, наверное, было слишком современное, из моего времени.

— Так, Васька, понятно всё, — закивала старушка после быстрого ощупывания и осмотра. — Кость выпала, надо на место поставить. Будет больно, но надо сделать.

Я поняла, что она говорит о вывихе и что будет вправлять кость на место. Я быстро обняла мальчика и сказала:

— Вася, это быстро будет. Потерпеть надо немного.

— Да, верно мамка говорит, — поддакнула знахарка. — Ты, Глаша, плечи его держи, чтобы не дёрнулся от боли, пока я кость поставлю.

На удивление, старушка сделала всё так быстро и чётко, что не прошло и пары мгновений. Дёрнула с размаху руку и всё. Вася только один раз вскрикнул и сжал губы, чтобы не заверещать.

— Всё, малец.

— Ты молодец, Васенька, — похвалила я мальчика. — Такой храбрый, как отец твой.

Мои слова явно понравилась мальчику, и он даже заулыбался мне.

— Теперь надо обратно перевязать руку, — командовала бабка. — Снова перетяни руку тряпицей, как и было. — Теперь, Глаша, смотри, чтобы дня три-четыре не двигал он рукой. Всё и пройдёт.

.

Вася

— Спасибо, бабушка. А может, мазь какую надо? Вон у него как опухло всё.

— Мази нет, а вот настойку дам. Будешь ему примочки по три раза на дню делать на руку, всё и пройдёт. Скажу, как надо.

Мы взяли у старушки настойку и поблагодарили её. Перед уходом я спросила, сколько ей надо заплатить за услуги.

— Ты чего, Глашка, белены объелась? Какие ещё деньги? Пусть как-нибудь Степан с Егором придут, крышу мне починят. Она что-то протекать стала.

Глава 6

Осознав все это, я вдруг разозлилась. Не на себя, а на эту Глашку, на место которой я попала. Все у нее было: и дом, и семья, и муж, и дети, а она шлялась по трактирам. У меня в моем времени даже призрачной надежды не было на всё это. Да, конечно, Глаша была крестьянкой. Ну и что? Жили же как-то люди и в то время, и в деревне. Ведь почти восемьдесят процентов населения так жило при царях.

Именно в тот миг мне отчего-то захотелось все исправить. Точнее, исправить жизнь этой дурной Глашки, стать другой. Вон Аленка какая чудесная девочка, да и Вася ничего, уже совсем не плакал, и, поджимая губы, терпел и придерживал свою ушибленную руку. Да и в избе знахарки, когда вправляли его руку, вел себя как маленький герой.

А еще было поразительно, что я попала сюда в своем собственном теле, это я точно видела. Но почему все не замечали подмены, что я никакая не Глаша Осипова? А может, она была похожа на меня как две капли воды? И того же возраста? Судя по детям, и словам Аленки, Егору, старшему сыну кузнеца, недавно исполнилось восемнадцать, он вполне мог быть моим сыном. Раньше в деревнях девушек выдавали замуж рано, лет в шестнадцать.

Получается я попала сюда не только в своем теле, но и почти в том же возрасте. Глаше было тридцать семь лет, а мне сорок.

Очень хотелось посмотреть на себя в зеркало, на лицо и фигуру. Но в избе кузнеца не было ни одного.

— Алёнушка, а есть ли у вас зеркало где? Дома или у соседей? — спросила я её, пока мы шли по улице в сторону нашего дома.

— Зеркало? Это в которое как в водице лицо видно? Нет, нету.

Я нахмурилась. Понятно. Глухая русская деревня, девятнадцатый век, одним словом.

— А давай спустимся к реке, — предложила я, отмечая за ближайшими кустарниками и дворами голубую ленту реки. — Ты же знаешь, где тут можно подойти, Алёна?

— Вон там, за той избой причал для лодок есть. А тебе зачем, мамка?

— Отражение своё хочу увидеть. А Вася пока нас здесь подождёт, посидит на пенечке в теньке. Мы быстро.

Итак, мы с Алёной спустились к реке. Там я, встав на четвереньки на деревянном помосте, минут десять разглядывала своё лицо и плечи в неподвижной водной глади заводи. Вроде лицо было моё, но видно плохо. Всё же надо было как-то раздобыть зеркало.

Алёнка стояла около меня и тихо спросила:

— Мамка, а что у тебя с лицом? Вроде не грязное.

— Главное что моё, Алёна.

— Че это ты, Глашка, решила окуней зубами поймать? — вдруг раздался женский голос рядом.

Я невольно обернулась. Две бабы с полными корзинами белья стояли рядом и весело глядели на меня. Пришли стирать белье на реку. А я распласталась на помосте и выглядела, наверное, глупо.

— Ленту в воду уронила, её и поднимала, — ответила я, быстро поднимаясь на ноги. — А вообще не ваше дело. Пошли, Алёна.

Мне не понравились их ехидные замечания и наглые взгляды. Мы с Алёной быстро прошли мимо баб, но одна из них нам вслед желчно выдала:

— Чего это не наше-то? Пока ты тут, Глашка, ленты ловишь, Ульяна твоего мужика пирожками кормит.

Я резко остановилась. Какая ещё Ульяна? И какого ещё мужика?

Степана, что ли, моего мужа? Или кого?

Вряд ли они говорили про Степана. Он мужик верный, степенный, правильный. Сразу видно, что на каких-то там Ульян не будет зарится. Да и когда ему? Он же в кузне целыми днями работает.

Решив, что бабы говорят какую-то ерунду, я взяла Алёнку за руку, и мы поспешили к Василию.

Вернулись мы домой с детьми уже когда солнце стояло в зените.

Осмотрелась по сторонам. Только сейчас заметила, как в избе грязно. Повсюду какие-то струганные опилки на полу, шкурки от лука, на столе пыль и крошки, да и окна грязные, мутные. Ведро с помоями для свиней так и стояло посреди прохода.

— Так, Вася, ты пока здесь садись на лавку, посиди, — обратилась я к мальчику. — Лучше рукой не двигай А мне Алёна покажет, как свиньям еду дать.

Девочка закивала, и я пошла за ней, потащила ведро с помоями. Когда мы вошли в небольшой хлев, где на насесте сидели куры, то в загоне стояла одна упитанная свинья. Она деловито рыла пятачком землю и грязные яблоки, лежащие возле широкого корыта.

— Мамка, Лежебока убежала! Нет её! — завопила испуганно девочка.

— Это кто? Свинья? — спросила я, вспомнив, как видела одну из свиней во дворе.

Ещё удивилась, почему она не в хлеву.

— Да!

— Ну, дальше двора не убежит, там же забор. Где-то здесь бродит.

— Она же умная! Ты и это позабыла, мамка? Она знает, где дырка в заборе! Её же теперь не поймать будет, если она на улицу убегла.

Мы с Аленкой бросились наружу, чтобы немедленно поймать свинью, пока она далеко не сбежала.

Нам повезло, и Лежебока к дыре не побежала, а улеглась на солнышке в лужу с задней стороны дома, там, где стояла баня. Свинья довольно лежала и загорала. Я даже обрадовалась. Что-то совсем не прельщало бегать за свиньёй по деревне. Итак, с утра все поселяне потешались, когда Степан тащит меня домой, словно блудливую корову. А если свинью сейчас начну ловить, так вообще подумают, что я безумная баба.

Глава 7

— Мы не успеем сготовить, братец! — затараторила Алёнка. — Давай я вам хлеба отрежу и сметаны достану из-под пола.

— Доставай, — махнул он рукой и уселся рядом с девушкой, облокотившись о деревянную стену.

Прикрыл глаза, видимо, пытался отдохнуть.

Я стояла, поджав губы, и держала в руках котелок с чищеной картошкой. Не знала, что делать. Сейчас точно сварить её было нельзя, да и как варить? Я даже не знала как разжигать печку.

Мне отчего-то стало не по себе.

Что я за мать такая, когда дети пришли с поля уставшие, а в доме даже поесть нечего. Верно Степан говорил, что я непутевая.

Вообще, я была плохая мать, точнее, Глашка эта. А я такая же неумеха: ни печь растопить, ни картошку сварить.

— Алёнушка, достань хлеб, будь добра, — попросила я девочку. — А ты, Егор, не переживай. Я картошку сварю и могу вам в поле принести, чтобы вы поели.

— В поле пойдешь, мать? — парень даже открыл глаза. — Туда почти полверсты топать.

— И что? Алёнка мне покажет. Мы принесём, не проблема.

В этот момент Алёнка достала хлеб и пошла за сметаной, я помогала ей открыть тяжелый люк погреба. Пока лазили с ней внутрь, я тихонько спросила:

— А у нас что и корова есть?

Все же если была сметана, то делалась она из молока.

— Есть, — кивнула Алёнка. — Её Танька с утра доит, а я на ночь.

— Ясно, — кивнула я.

Опять дети доят. А я что делаю? Похоже, только болею после похмелья и бездельничаю.

Даже противно от себя стало нынешней. Конечно я понимала, что раньше на моем месте была Глаша, но это не успокаивало отчего-то. Надо было хоть как-то помочь окружающим людям. Все трудятся, при деле, одна я какая-то бестолковая, не зря меня Степан так называл.

После того как старшие дети ушли на сенокос, мы Аленкой затопили печь и поставили вариться картошку. Грибы, указанные Таней я нашла, чуть замочила, чтобы добавить потом. Девочка указала мне, где у нас всякие травки для готовки, и я по нюху распознала, сушеный чеснок и тмин. Моя новая дочка все мне показывала и рассказывала. Мне даже показалось, что Аленка рада, что я все у нее спрашиваю и мы все делаем вместе.

Пока готовилась картошка, я решила осмотреть дом и остальное хозяйство. Мне было все интересно, ведь я ни разу не была в настоящей деревне. А человеком я была по жизни любопытным и легким на подъем.

Хозяйство кузнеца оказалось небольшим. Добротная изба имела пять комнат, большую горницу, высокую крышу и широкое крыльцо, более походившее на веранду. Во дворе стояли баня, хлев для скотины, и даже небольшая конюшня в два стойла для коней. Жеребец тоже имелся, гнедой, красивый и звали его «Бурый». В большом сарае справа от колодца находилась телега и сельскохозяйственные инструменты, такие как плуг, оглобли, колёса и другие.

Появилась и ещё одна хорошая новость. Мне удалось наконец разглядеть себя как следует. Грязные окна в избе прекрасно отражали дневной свет. Оттого, пододвинув лавку во дворе, я, наверное, четверть часа разглядывала своё отражение. И осталась очень довольна.

Это была точно я: моё лицо, глаза, мимика и тело. Но самое классное было то, что я была, наверное, на два размера меньше, чем прежде. Пятидесятый точно. Наверное, жизнь этой Глашки была не так спокойна и беззаботна, как моя прежняя, поэтому она и была чуть похудее меня. Но всё равно я была пышечкой.

Довольная, я слезла с лавки и решила прибраться в доме, пока готовилась картошка. Моя маленькая дочка Алёнка помогала мне во всём. Васька сидел во дворе и здоровой рукой пытался кидать ножик в бревно, тренируясь. Он больше не плакал, а Алёнка сказала, что его обязанность - носить поросятам и курицам еду, а ещё корове и нашему жеребцу.

Спустя полчаса картошка с грибами приготовилась. Мы с Алёной добавили для вкуса укроп и петрушку, которые я нашла в огороде. Накормив младших детей и поев сама, я хотела отнесли картошку и в кузню Степану, но Аленка сказала, что тятя не обедает, и не доволен, когда его отвлекают от работы.

Завернув горячий котелок в два рушника, я поставила его в корзинку, достала из погреба крынку молока и нарезала оставшийся хлеб. Мы с Алёнкой поспешили в поле. Васю оставили дома за главного.

— Ну, мать, ты даешь! — пробубнил Егор, уминая за обе щеки теплую картошку, и как-то подозрительно поглядывая на меня. — Думал брешешь, что собралась идти сюда.

— Зачем мне врать, Егор? Сегодня я себя хорошо чувствую, потому все и успела.

— А раньше тебе все равно было. Голодные мы или сытые. Посчитай бабка Дуня нас выкормила и вынянчила, пока ты по трактирам гульванила.

Егор явно недолюбливал меня, это было сразу видно. Наверное, осуждал гулящую мать, которая шлялась по кабакам. Но это было неудивительно. Однако заслуживать его любовь я не собиралась. Зачем мне? Он уже взрослый. Как сказал Степан скоро у него появится свои дети и своя семья. Жить с нами не будет.

И тут я задумалась. А надолго ли я здесь? Вдруг завтра я снова вернусь в свое время?

— Спасибо, матушка, накормила нас, — вмешалась Таня, решив сгладить злые слова брата. — Вот если бы ты еще пирогов вечером испекла, то мы бы так обрадовались.

Глава 8

Насытив наших работников, мы с Аленкой поспешили домой. Надо было до конца прибрать в доме, а ещё накормить скотину и куриц.

Провозились мы с делами до вечера. Вымыли лавки, полы и три окна в большой горнице, примыкавшей к кухне, почистили от сажи печку. Остальные комнаты я решила убрать в ближайшие дни. А самое главное я научилась управляться с ухватом и топить печку. Почти полчаса Аленка учила меня, как ставить ухватом в печь чугунок и как его доставать, чтобы не вывалить еду. Освоив это непростое, как оказалось, дело, я как дуреха обрадовалась.

В общем я начала постигать все премудрости деревенского быта.

Я уже умела топить печь, управляться с ухватом, готовить тюрю для свиней и собирать яйца из-под куриц, чтобы они не клюнули. Я все нахваливала свою маленькую помощницу, Аленку, без которой я бы точно не управилась со всем.

.

Аленка

В сундуке у Глаши оказалось всего три летних сарафана, пять рубах, какие-то тряпки и теплые вещи. Сегодня я решила доносить одежду в которой была, а на завтра надеть чистое.

На ужин мы с Аленкой сварили пшённую кашу на молоке и сделали зелёный салат из редиса, огурцов, которые росли на небольшом огороде у дома. Добавили сметаны и вареных яиц.

Пирог я конечно не испекла, потому что Аленка не знала, как замешивать тесто. Я так поняла, что Глашка это делала редко и давно. Можно было попросить помощи у соседей, но как сказала дочка, я с ними была не в ладу. И обе соседки со мной не разговаривали и даже делали пакости, такие как: подкидывали навозные кучи к воротам, или ломали ветки наших яблонь.

Понимая, что у Глафиры, а теперь значит и у меня были недруги, я решила разобраться с этим завтра или в ближайшие дни. Не любила, чтобы у меня были с кем-то терки или конфликты.

На удивление, все деревенские дела я осваивала с большой охотой. Хотя никогда ничего подобного не делала, но мне было так интересно, что я с энтузиазмом мыла и окна, и складывала развалившуюся поленницу. В прошлой жизни у меня была домработница. Готовила правда, я сама, но часто заказывала еду. А сейчас всё мыла и прибирала своими руками, и это было так необычно и увлекательно, как некая игра, или совершенно другая жизнь, которая пока для меня была в диковинку.

Около девяти вечера, мы всей семьей сидели за большим столом. Наложив всем в деревянные миски каши и зеленого салата, я ждала реакции детей и мужа. Все начали жадно есть, уминая за обе щеки, и я поняла, что ужин удался. Я сидела рядом с Васей и помогала ему: то подавала хлеб, то подливала молока. Он единственный мне на ухо шепнул, что каша вкусная, и чтобы я еще положила ему салата.

Я тоже с удовольствием поела немного каши, из русской печи она имела необычный и прекрасный вкус, но больше налегала на салат со сметаной. За столом Таня и Егор обсуждали, что, им еще две недели придется трудиться в поле. В этом году уродилось много ржи и пшеницы. Алена перед всеми похвалилась, что уже подоила корову, и получила ласковое слово от отца.

Вообще, Степан был немногословен. Говорил кратко и по делу. Мне это нравилось. Никогда не любила болтливых мужчин. Все с аппетитом ели, а я отчего-то чувствовала себя настоящей хозяйкой дома, точнее, хозяйкой в этой большой семье, и мне это нравилось.

В очередной раз я засмотрелась на Степана. Все же красивый мужчина, взгляд спокойный, уверенный. Короткая русая борода подчеркивала его мужественность, а густые волосы, собранные в низкий хвост, открывали волевое лицо.

В моей голове появились странные мысли о том, что супружеский долг с таким мужчиной — не такая уж ужасная участь, а даже наоборот. Но, скорее всего, интимной близости между Глашей и мужем, наверное, уже не было: всё же двадцать лет женаты, уже точно устали друг от друга. А жаль, я бы, наверное, не отказалась от такого удовольствия. Ведь в своей жизни я всего несколько раз была близка с мужчинами, и то это было несерьезно.

Опять окинув статную фигуру Степана глазами, я невольно вздохнула. Он тут же посмотрел на меня и прищурился, явно размышляя о чём-то. Да и весь ужин он смотрел на меня как-то очень по-свойски, пронзительно, изучающе. Может, я что-то сделала не так? Или ещё отчего-то? Я терялась в догадках и за всё время он обронил в мою сторону только одну фразу:

— Знатная каша вышла, Глаша.

И как тут понять, всё верно я делала или нет? Но, в общем, все домочадцы уплетали кашу и салат за обе щеки, запивали молоком.

Уже когда стало смеркаться, я убирала со стола, чувствуя, что совершенно нет сил. Но усталость была приятная, душевная, словно сегодня я выполнила всё на отлично.

Вымыв посуду вместе с Алёнкой, я решила проверить кровати и постели. Почему-то спала я одна, в отдельной комнате, самой дальней от большой горницы. Простыни и наволочки на подушках были несвежие, и я решила завтра с утра затеять стирку.

Глава 9

Не теряясь, я обняла Степана. Поцеловала его в ответ, наслаждаясь его мускулистым сильным телом, чуть прикрыла глаза. Ощущала, что он действует очень умело, не торопясь. Мне нравилось, как его теплые, мозолистые пальцы, даже немного жесткие, гладят, ласкают меня, вызывая горячее желание в моем теле.

Мужчина был настойчив, покрывая поцелуями мою грудь, живот. Быстро стянул с меня рубашку, раздвигая ноги. Далее я оказалась в урагане ласк и жадных поцелуев, и прочих интимных радостей…

Степан оказался ласковым и умелым любовником, как мне показалось. Хотя я мало разбиралась в этом деле, но мне все очень и очень понравилось.

После мы лежали, обнявшись. Я чувствовала, что мне приятна близость кузнеца, а еще что я по уши влюбилась в него. И это было поразительно, ведь легкомысленной я никогда не была. Но сейчас хотелось забыть обо всём и просто наслаждаться близостью этого мужчины и надёжностью.

— Ты такая умница сегодня, Глаша. И ужин сготовила, и дом прибрала, — произнёс вдруг Степан гортанным голосом, целуя меня в макушку. — Даже непривычно как-то.

— Я старалась, — ответила я ласково.

Мужчина провёл ладонью по моей обнаженной ключице, лаская. Заглянул в глаза.

— И даже не скандалила, что поздно пришел.

— Зачем скандалить? Ты же домой пришел, а не куда-то еще, — пошутила я.

— Тоже верно, голуба моя.

Уснула я у Степана на плече, довольная и умиротворенная. А в моей голове вертелась одна мысль: как же было бы замечательно остаться здесь, в этом месте и времени, подольше, хотя бы на месяц или два…

— Мамка, вставай, — раздался над моим ухом девичий голосок.

Я открыла глаза и уставилась на милое лицо девочки, пытаясь сообразить, кто это. Тут же вспомнила, что я теперь Глаша Осипова, жена кузнеца и живу в другом времени.

— Алёнка? — улыбнулась я, осматриваясь и видя, что на кровати я одна.

В распахнутое окно тянуло утренней прохладой, и первые лучи солнца едва озаряли мою небольшую горницу.

— Тятя велел тебя разбудить. Сказал, чтобы ты не забыла сегодня к бабушке Дуне сходить за грибами.

— А, хорошо.

Оказалось, что Степан и Таня с Егором уже ушли на работу: в кузню и в поле, хотя на улице едва светало, было часов семь утра. Я спросила девочку про завтрак, и она ответила, что они поели только сухого хлеба с салом.

Я расстроилась. Вчера вечером я планировала встать пораньше и напечь хотя бы блинов на завтрак, а теперь я опять выставила себя бездельницей и лежебокой, как та свинья, что валялась в луже на солнышке.

Но Аленка на мои огорчения ответила, что раньше я в жизни завтраки не готовила, а спала обычно до обеда. Потому отчаиваться я не собиралась. Я все равно освою эти деревенские премудрости и образ жизни. Цель я себе уже поставила.

— Сейчас я умоюсь, дочка, и мы что-нибудь приготовим на завтрак вам с Васей. Вы же еще не ели? — спросила я, вставая с кровати, и быстро заправляя ее.

— Нет. Только, мамка, надо корову подоить сначала. Она уже час страшно ревет, вымя у нее болит. Ты сказала вчера без тебя не доить, сама будешь.

Я вспомнила, что действительно попросила Аленку об этом. Я хотела научиться доить корову и доказать всем и себе, что не такая я уж бестолковая.

— А хорошо. Сначала корову, потом завтрак, — согласилась я, уже надевая рубашку и сарафан.

Опять вспомнила объятия Степана, и меня бросило в жар. Да за такого мужика точно надо было побороться, точнее я хотела, чтобы он перестал считать меня дурной женой.

Итак, моё утро началось с нового опыта, а точнее, с очень сложного задания.

Дойки коровы Зорьки.

Когда мы с Аленкой подошли к чёрной в белых пятнах корове, она даже перестала жевать и хмуро уставилась на меня. Или не ожидала меня увидеть в хлеву или ещё что.

Корову я раньше видела только на картинках в интернете. Но однажды мне довелось в Таиланде отбиваться от диких обезьян на одной из экскурсий. Эти хвостатые прыгуны решили спереть у меня телефон, висевший на груди на цепочке. И я победила, отобрала у наглых мартышек мой айфон, хотя пришлось даже лезть по скользким камням в водопад, но я справилась.

Поэтому какая-то корова меня точно не пугала.

Алёнка услужливо подвинула мне небольшую скамеечку прямо к вымени коровы и поставила ведро. Я осторожно присела и вымытыми чистыми руками, как велела мне Алёнка, взялась за мягкие соски животного. Чуть дёрнула вниз, но молоко отчего-то не полилось. Я дёрнула сильнее уже другой рукой и второй сосок.

Вдруг корова дико замычала и резко дернулась. Копытом отшвырнула ведро, которое больно прилетело мне в ногу. Я от испуга вскочила со скамейки и отбежала в сторону. Корова тоже, недовольно косясь на меня, чуть отошла. Недовольно замычала.

Так... похоже, я ей не нравилась.

— Мамка, не так! — вскрикнула Аленка, подойдя к корове и начала гладить ее морду. — Спокойно, Зоренька, это матушка. Она тебя сегодня доить будет.

Глава 10

Дети с удовольствием съели блины с малиновым вареньем, которые, как сказала Алёнка, дала нам бабушка Дуня, и нахваливали меня.

После мы определили Зорьку в стадо к деревенскому пастушку Ваньке, который гонял всех коров деревни на пастбище, кормиться травой, а вечером возвращал их. Потому я вчера и не видела эту корову, когда мы загоняли Лежебоку в хлев.

Далее я собрала корзинку с блинами и сметаной и отправила Васю в поле, отнести еду старшим детям, а заодно навестить отца в кузне, накормить и его. Мы же с Алёнкой отправились в соседнюю деревню, через речку, к родителям Степана. За готовыми грибами, которые обещала нам дать бабушка Дуня.

День, как и накануне, выдался теплый и солнечный, и было очень жарко. По дороге я спросила Алёнку, не хочет ли она купаться на реке. Она закивала и обещала после обеда, когда мы управимся с делами, показать мне место, где есть бережок и можно подойти к воде.

— А, это ты, бездельница! — с порога услышала я приветствие свекрови, которая неприязненно окинула меня взглядом. — Полдень уж скоро, а ты только явилась.

Я даже не нашлась, что ответить на эти злые слова. Вообще-то было часов восемь всего, и я пришла сразу же, едва накормила детей. И с коровой ещё этой... почти час я её уговаривала и убеждала, что я её друг.

Пройдя в избу, я оглядела осанистую полную бабку в рубахе и синей поневе, с платком на голове.

— Здравствуйте, Авдотья Егоровна. Мы за грибами к вам.

— Нам тятя велел, бабушка, — подхватила Алёнка.

— Поняла уж, — отмахнулась от меня бабка и пошаркала к печке. — Я ещё вечером всё сготовила, чтоб грибы-то не пропали, — она начала рыться за печкой, гремя чугунками, что-то искала. — И как вы будете без меня-то? Даже в лес некому сходить по грибы-то и ягоды.

— Я, бабушка, умею грибы искать, — ответила девочка.

— Ты-то да. Но одной не дело, Алёна, — заявила строго бабка. — Заблудишься ещё. Со старшим кем ходить надобно.

— Так не с кем, бабушка. Тятя занят, а Егору с Таней тоже недосуг.

— Вот с мамкой и сходила бы, хотя нет, — буркнула свекровь. — Она ж не знает какие грибы съедобные. Тогда чуть вас не отравила поганками, ладно я в гости к вам зашла, увидала.

— Я научусь, и тоже буду в лес ходить за грибами, — зачем-то заявила я.

Очень хотелось показать свекрови, что я не безнадежная и глупая. Хотя я совершенно не разбиралась в этих самых грибах, знала только, как отличить мухомор и опята.

— Этому с детства учатся, бестолковая. А тебя уж и учить не впрок, — проворчала бабка Дуня. — И как тебя Стёпка мой столько лет терпит? Говорила я ему: зачем тебе эта краля барская, так нет — люблю и всё!

Я нахмурилась. Почему я «краля барская»? Оттого, что не умею ничего делать, или отчего? Но, похоже, как я и думала, Степан женился на мне по любви, раз ослушался мать, которой я явно не нравилась.

В этот момент наверху, на печке, кто-то заворочался. Лоскутное одеяло чуть съехало и высунулась седая голова деда.

— Дуняша, кто там? — обратился он к бабке. — Чай Григорий за брусом пришел?

— Нет, дед, — ответила бабка, обращаясь к мужу, — Глашка это с малой пришли за грибами.

— А… эта, дурная, — пробурчал дед, оглядывая меня с ног до головы, а потом остановил взор на девочке. — Ты как, Аленушка, не хвораешь?

— Нет, дедушка, здорова.

— Ну и молодец. Ты это, бабка, разбуди меня, когда щи поспеют.

— Хорошо, милок, разбужу, спи.

Дед опять прикрылся лоскутным одеялом, закашлялся и отвернулся от нас.

— Дед уж вторую неделю хворает, — проворчала бабка, — а вам никому и дела нет. Хоть бы проведать пришли, ироды.

— Бабушка, я могу с Васькой каждый день ходить к вам. Хочешь? — тут же предложила Алёнка.

— Приходи, сладенькая, я завтра тебе плюшек со сметанкой напеку. И брата бери. А то эта, — свекровь зыркнула на меня недобрым взглядом. — Наверняка как обычно вас голодом морит.

Я же стояла как оплёванная. Бабка Дуня говорила обо мне так, словно меня тут не было, и совершенно не стеснялась в выражениях. Я видела, что свекры не переносят меня на дух и считают дурной. Похоже, терпели меня все эти годы оттого, что Степан — мой муж. Я не знала, как вести себя, чтобы еще больше не вызвать негатива, поэтому тихо стояла у лавки, пока свекровь рылась за печкой.

Старушка достала большую миску, закрытую тряпицей, и протянула мне:

— Вот, Глаша, жареха грибная на укропном отваре. Можно и в картошку, или в кашу, или так есть. Только в холодник убери до еды-то, а то скиснет.

— Я поняла, Авдотья Егоровна. Спасибо вам.

Мы распрощались с матерью Степана и вышли с Алёнкой из избы. Правда уже у дверей старуха сунула девочке баранки на веревочке, сказала, чтобы и Ваську угостила. Когда мы вышли во двор, бабка Дуня появилась на крыльце и вдогонку мне прокричала:

— Глашка! Не забудь убрать-то в погреб как я велела! — и уже тише пробубнила себе под нос. — Точно забудет, пока идет. До чего ж непутевая девка!

Глава 11

Увидев эту неприглядную, даже гадкую по своей моральной подоплеке картину, я прищурилась. Крайнее возмущение овладело мной, ибо подобного я явно не ожидала. Ведь сегодня ночью Степан был со мной так ласков, горяч, и ничто не предвещало вот этого самого, что я сейчас увидела.

Захотелось тут же устроить скандал, оттаскать темноволосую лахудру за волосы, а муженьку надеть на голову тот самый обед, что я принесла.

Я даже пару выдохнула, чтобы чуть успокоиться. Я знала, что в любой сложной патовой ситуации надо: первое — успокоиться, второе — постараться действовать разумно, чтобы не наломать дров, о которых я потом могу сожалеть.

Потому тут же я придумала, как себя вести. Не как ревнивая истеричка — жена, а мудро и спокойно.

Я прокашлялась, и наглая парочка тут же отпрянула друг от друга, опасливо обернувшись.

Явно не ожидали, что их застукают, и прекрасно понимали, что творят гнусные вещи. Это уже давало надежду, что совесть у них все же присутствует.

— Глаша, ты чего здесь? — первым выдал Степан, окатив меня горящим взглядом.

— Обед тебе принесла, дорогой муж, — заявила я, проходя в кузню и выделяя слово «муж».

— А, не надо было. Я не голоден.

Он быстро развернулся к наковальне и схватил молот, продолжая работу — стуча молотом по железу, делая вид, что ничего пикантного не было, или мне просто показалось. Я же деловито прошла дальше, поставила корзину на лавку и внимательно посмотрела на темноволосую молодуху. Наверняка это была та самая Ульяна, про которую говорили бабы на реке. По идее, ей следовало уйти, если она не хотела скандала.

— Я, Степан, попозже зайду, — заявила темноволосая, поправляя платок на плечах и недовольно зыркая в мою сторону.

— Хорошо, Ульяна. К вечеру, думаю, закончу твой замок, — кинул Степан ей через плечо, даже не обернувшись.

Вот хитрец, вёл себя так, словно я ничего не видела, и эта Ульянка зашла только за своим заказом.

.

Ульяна

Прошествовав мимо меня и виляя бедрами, Ульяна окинула меня прищуренным, злым взором, а я ответила ей прямым взглядом.

Она была очень красива лицом и стройна телом: в вышитой голубой блузке и тёмной юбке, волосы заплетены вокруг головы в корону, на плечах красный платок. Явно прихорашивалась, чтобы прийти сюда.

Коза блудливая!

Прямо среди бела дня сосется с чужим мужиком!

Интересно, был ли законный муж у этой Ульяны? Если нет, то всё было гораздо хуже. Ведь свободная баба, да ещё такая красивая и молодая, могла вполне отбить мужа или, по крайней мере, попытаться завлечь его.

Я помнила, что раньше разводов не было. Значит, эта деревенская краля хотела залезть третьей в нашу постель. Но этого никогда не будет! Степана я не отдам!

А ещё в голове засвербела одна мысль. Насколько далеко всё зашло у него с этой вертихвосткой? Спали они уже вместе или пока только пирожками и поцелуями обменивались? Меня так и подмывало это спросить.

Я лихорадочно думала, как себя вести. Надо было поступить так, чтобы ещё больше не навредить. Я знала, что любой ревнивый скандал только усугубит ситуацию: мужик может взбрыкнуть и уйти к сопернице.

Но призвать его к сознательности и совести надо было. Поговорить. Хотя бы понять мотивы его поведения.

Когда наглая Ульяна наконец отчалила из кузни, я обернулась на Степана. Он невозмутимо продолжал свою работу. В этот момент засунул длинными клещами железный обруч в печь и прокаливал его. Потом быстро вытащил и начал со всей мощи долбить молотом, придавая обручу для бочки закруглённую форму.

.

Я смотрела на его широкую мускулистую спину и глухо произнесла:

— То есть, пока я дома делами занята, за детьми смотрю, скотину кормлю, ты значит, других женщин обхаживаешь? — я замялась, все же я была в деревне. — Точнее, баб обхаживаешь. Вот, значит, какая у тебя работа до вечерней зорьки! Вижу.

— Так Ульяна нечета тебе! — вдруг вспылил Степан, обернувшись ко мне. — У нее в избе и чисто, и половицы вязаные, да и пироги она вкусные стряпает.

Глава 12

Из кузни я ушла сразу же, даже не стала дожидаться, пока Степан поест. Было слишком противно находиться рядом с ним. Решила позже послать Васю за корзинкой с пустым горшком и крынкой.

Медленно следуя по деревенской улочке домой, я напряженно думала, прокручивала в голове слова Степана. Никак не могла прийти в себя от всего увиденного в кузне.

Значит, у моего мужа была любовница или возлюбленная. Эта Ульяна. И бабы на реке не зря говорили про то. Предупреждали, а я, наивная дурёха, решила, раз муж, то не может на других женщин смотреть. Век-то другой, устои патриархальные тогда были. Ан нет, всё оказалось так примитивно и грязно, как в нашем двадцать первом веке. Где измена была обыденным делом.

«Клубнички» захотелось мужу после двадцати лет брака, это понятно. Да и Глаша была дурной женой, одни походы в трактир чего стоили. Есть с чего Степану загулять с другой. Может желал забыться в объятьях этой темноволосой крали.

На душе было гадко и мрачно. Первым порывом было выгнать этого кобеля из дому. Это я перед ним пыталась оправдать себя, поговорить с ним по душам, понять, насколько важна для него Ульяна. Похоже, важна, раз он мне ее в пример ставил. Потому желание порвать с ним немедленно владело мной какое-то время, пока шла домой.

Но более всего удручало, что целовался он с другой после вчерашней ночи, которую мы провели вместе.

И я чувствовала, что уже почти влюбилась в моего нового мужа. А как не влюбиться? Работящий, красивый, сильный мужик и в постели ого-го, да еще и дети у нас, и хозяйство общее. И меня вроде не тиранит, даже не требует пироги печь. Хороший мужик, но вот эта Ульянка!

Уже подходя к своему двору, решила: Степана этой темноволосой шалаве не отдам! Не для того я сюда приехала, точнее, попала, получила в дар мужа, чтобы отдавать таким, как эта Ульянка.

Однако самолюбие постоянно нашептывало: не стоит добиваться мужика, который считает нормальным блудить с другой бабой. Я себя не на помойке нашла.

В общем я совсем растерялась, не понимая, как поступить в этой непростой ситуации.

Купаться на речку мы не пошли. У меня совсем не было настроения.

Вернувшись домой, я с ожесточением занялась домашними делами: драила окна, мыла полы, даже убирала с Аленкой в хлеву у куриц и свиней. Надо было занять себя физическим трудом, чтобы хоть немного успокоиться и решить, как поступить дальше: или варить мужу борщи и пытаться вернуть в семью, или послать на все четыре стороны.

Однако Степан вроде не собирался уходить, ведь он не сказал об этом ни слова. Может он хотел одаривать своим вниманием и жену, и любовницу сразу? А что удобно.

Ближе к вечеру я поставила готовится в печь гречневую кашу с грибами, а еще немного прополола огород с Аленкой.

Все думала, как вести себя со Степаном. А еще безумно хотелось пойти к Ульяне и поговорить с ней жестко. Потребовать, чтобы она оставила моего мужа в покое.

Около шести с поля пришли Таня и Егор. Уставшие и потные. Я помогла им умыться, подала чистые полотенца. Их я нашла в шкафчике за печкой. Старший сын быстро поглотил миску гречи с салатом и ушел гулять с другими молодыми парнями, а вот Таня осталась дома. Степана еще не вернулся, потому я подсела к старшей дочке, пока она ела и спросила:

— Танюша, скажи, а если мы с твоим отцом жить вместе больше не будем?

Девушка тут же отложила ложку и напряженно спросила:

— Как так? Это из-за Ульяны?

— Ты тоже знаешь? — выпалила я. — В деревне что, все об этом знают, только я ничего?

— Да, — вздохнула удрученно Таня. — Все жалеют тебя, оттого и не говорят.

— Понятно. Я вот думаю, может, отдать отца твоего этой Ульяне. Как говорится, насильно мил не будешь.

— Что ты говоришь, мать? Мы без тяти по миру пойдём. Оброк, три рубля серебром каждый месяц, как отдавать будем? Ты разве забыла, что в поле-то не вся барщина, а только часть её. А барин живыми деньгами за работу тяте платит. Если бы не он у нас ни коровы, ни лошади бы не было. Да и дом у нас лучший в деревне, пол деревянный и печь не по-чёрному. Сам управляющий барина живёт-то хуже.

Я поняла, что Степан зарабатывал хорошо, потому, возможно думал, что жена не будет предъявлять ему за любовницу.

— И что же? Терпеть пока он эту Ульянку обхаживает?

— Так многие бабы терпят, — вздохнула Таня. — Жизнь у нас такая, доля бабья. А тятя, мне кажется, одумается. Я знаю, мамка, он тебя любит.

Дочка говорила так, словно ей было не семнадцать, а все девяносто лет.

.

Таня

Я задумалась. Все же всех тонкостей этого мира я еще не знала, а Танюша говорила очень разумно. Это в моем мире я могла спокойно уйти от изменника мужа, открыть свое дело, заработать на жизнь сама. Но здесь? Женщины в этом времени не просто были бесправны, но и считались приложением к сильному полу. И от этого мое теперешнее положение было другим.

Глава 13

На утро я проснулась бодрая и полная сил.

Решила показать, что я изменилась, стала хозяйственной, ответственной и красивой. Перво-наперво приготовила вкусный завтрак: наваристую кашу с тертой малиной. Благо, вчера Васятка, так я теперь ласково называла своего младшенького сына, насобирал ягод в лесу. Я очень хвалила его за это, ведь у него все еще болела рука, но не так сильно. Примочки, что я делала ему три раза на дню, точно помогали. Опухоль у мальчика спала, а сын теперь почтительно спрашивал:

— Что тебе помочь, мамка?

Как впрочем, и Аленка.

Мне казалось, что младшие дети явно не видели теплоты от матери, и мое доброе и ласковое отношение им было в диковинку. Когда я гладила их по голове или хвалила, они растерянно улыбались и искренне радовались, явно непривыкшие к такому.

Ещё с утра, как и решила накануне, я начала стряпать пирожки. Как ставить тесто, я не знала, но Танюша подсказала мне рецепт быстрого теста на простокваше. Благо сегодня был выходной от работ в поле, и старшие дети остались дома. Егор отсыпался сначала, а потом пошёл чинить покосившийся сарай.

Я же, под руководством старшей дочери, замесила тесто из простокваши, которая оказалась в погребе. Добавила муки, молока, масла, сахара, яичных белков и соли. Муку положила какую-то специальную из синего холщового мешочка. Как сказала Танюша: «Мука, что поднимает пирожки». Замесила тесто и оставила его всего на полчаса подниматься, пока мы с дочкой готовили начинку.

Решили испечь пироги с яблоком и малиной, другие — с луком и яйцом, а третьи с грибами, которые дала мне свекровь. Чуть позже к нам прибежала Алёнка, которая накормила куриц и помогла нам слепить пироги. Вышло у нас два больших противня, или, как говорили девочки, два «листика». Танюша аккуратно засунула их в печку, и потом я караулила, чтобы пироги не сгорели. Ведь в русской печке пироги я пекла впервые.

К обеду поспел грибной постный суп, который я приготовила на скорую руку. А пирожки с парным молоком были на второе. Мы пообедали, а пока я мыла посуду, Вася сбегал к отцу, отнёс еду.

После полудня мы с детьми отправились на ярмарку.

Один раз в неделю, в выходной, когда крестьяне нашей и соседних деревень были свободны от барщины, устраивалась большая ярмарка на окраине нашего села. Сюда съезжались крестьяне с соседних деревень. Кто-то покупал товары, кто-то продавал.

Деньги на ярмарку я потребовала у Степана поутру. Он дал три рубля, не сказал ни слова. Похоже, чувствовал свою вину, а может пытался заслужить моё прощение. Ведь ночью я заперла дверь в свою спальню на засов. А когда он пришёл около полуночи и тихо постучал, я сделала вид, что сплю и не слышу.

И вообще, я решила мужа больше к своему телу не подпускать. Пусть немного задумается над тем, что он творил.

На ярмарке я прикупила три зеркала: одно в дом, размером с небольшой поднос, и два маленьких — себе и Танюше. Всё же у женщин должно быть карманное зеркальце. Зеркала мне обошлись почти в полтора рубля. Танюша очень обрадовалась подарку, но сказала, что я веду себя как-то странно. Я промолчала в ответ, думая, что и вторая дочка уже на моей стороне. Теперь оставалось заслужить, если уж не любовь, то хотя бы доверие Егора, а это было трудно. Старший сын со мной почти не разговаривал и старался меньше попадаться на глаза. Я чувствовала, что он меня недолюбливал.

Далее мы ходили по ярмарке и выбирали обновки из одежды и обуви. Я купила себе новую блузку и юбку. Тане и Алёнке — по новому сарафану, а парням — по тёплым штанам и валенкам. Что лучше купить советовала мне Танюша. Говорила она со знанием дела и объясняла, почему надо покупать валенки летом, ведь зимой они будут дороже. Когда уже уходили с ярмарки, то на оставшиеся копеечки я купила малышам по сладкому петушку, а старшим — по печатному прянику.

Оказалось, что три рубля в те времена — это довольно хорошие деньги. Мы истратили всё, и я не жалела. Подумала о том, что если эта Ульянка пользуется телом моего мужа, отчего я не могу воспользоваться его кошельком? Накосячил — пусть платит.

Вечером мы даже умудрились посмотреть представление Петрушки за небольшой ширмой. Конечно, примитивное и деревенское развлечение для меня, но Алёнка и Вася с удовольствием хлопали и от души смеялись, когда Петрушка — кукла убегал от кукольного медведя.

Егор с нами не ходил, зато остальные дети радовались и говорили, что никогда так весело они не ходили на ярмарку.

Возвращаясь домой, мы повстречали невысокого коренастого мужика в добротной одежде. Он окликнул нас и сразу же спросил:

— Глашка, чего твой Егор не приходит ко мне? Я же ему сказал, что место это для него придержу. Он парень работящий и толковый, как раз самая ему работа.

— Какое место? — спросила я. — Егор ничего не говорил мне.

— Вы не серчайте, Прохор Лукич, — тут же вмешалась Танюша. — Но братец не сказывал о том мамке.

— Почему?

— Дак не хочет он идти на этот птичник на барский двор.

— Ну и дурак, — ответил Прохор. — Работа не пыльная, за курами смотри, да трёх работников подгоняй, чтобы не зевали. Замечательная служба, и барин по три рубля в месяц платит.

Я тут же смекнула, что работа на этом птичнике точно была лучше и легче, чем в поле. Или за курами смотреть: кормить и убирать, или косой весь день махать. И почему Егор отказался, я не понимала. Но решила, что пока надо застолбить эту работу, пока её не предложили кому другому.

Глава 14

За ужином, когда вся семья сидела за столом, я не удержалась от вопроса:

— Егор, почему ты не хочешь служить на птичнике на барском дворе?

Старший сын недовольно зыркнул на меня и агрессивно ответил:

— Не лезь в это дело, мать.

— Это и моё дело, сын. Прохор Лукич печётся о тебе, как и я, — возразила я, нахмурившись.

Мне не нравилось, как говорил со мной Егор, в его тоне слышалась плохо скрываемая злоба.

— А я просил вас о том? — снова огрызнулся Егор в мою сторону.

Я взглянула на Степана. Он невозмутимо ел свою картошку с печёной рыбой и делал вид, что это его не касается. Мне показалось, что он знает нечто большее про Егора и причину его нежелания служить на птичнике, но молчит. Это мне не понравилось.

— Но пойми, работа на птичке легче и лучше, и барин живые рубли платит, — пыталась убедить я.

— Сказал нет! Мать, меня купец Ермолаев к себе в гильдию берёт, буду рыбой торговать, а не за курями твоими смотреть.

— А если не возьмёт? — спросила я.

— Возьмёт! Он обещал, — ответил Егор. — А ты не учи меня как жить. Большой я уже, мать.

— А ну, цыц! — вдруг вмешался Степан, грохнув кулаком по столу. И грозно посмотрел на старшего сына: — Как с матерью говоришь, пострел?!

— Она спросила, я ответил, — пробубнил недовольно Егор уже совсем другим тоном, более почтительным и неуверенным.

— Ещё одно бранное слово скажешь матери, не посмотрю, что ты большой, вмиг половником огрею!

Егор тут же как-то скис и опустил глаза, нервно затеребил деревянную ложку.

— Прости, тятя, и ты, мамка, прости, — произнес он тихо.

— То-то же! — выдал в его сторону Степан и, обернув взор ко мне, сказал: — Ты, Глашенька, не волнуйся. Ежели не возьмут его в гильдию Еромолаева, так снова ко мне в кузню учиться пойдёт. Дело хоть и грязное, и тяжёлое, зато деньга и почёт всегда будет. Так, Егор?

На слова отца Егор промолчал, а только медленно кивнул. Я же невольно поджала губы. Всё же было жаль терять такую хорошую службу.

На следующий день я впервые сама подоила корову. Правда, недолго и под чутким руководством Аленки, но у меня все же это получилось. Я была очень горда собой. Надоила почти треть небольшого ведра, остальное попросила сделать Аленку.

Сама же поспешила домой, готовить завтрак.

Решила напечь блины. Пока возилась с ними, Аленка, моя верная помощница, уже подоив корову, накрыла на стол. Поставила сметану, парное молоко и протертую смородину. Вчера вечером мы с Танюшей собрали целую большую миску черной смородины с двух кустов, росших у нас в огороде. Ягоды потолкли, добавили сахар. Затем чуть подогрели в печке, чтобы растворились крупицы сахара. Получилась вкусная протертая смородина, свежая и полезная. Убрали на ночь в погреб.

Сели мы завтракать, когда совсем рассвело. Все с аппетитом ели блины, обмакивая в сметану, мед и смородину. Степан даже не удержался от восхищенного замечания:

— Глаша, я уж и позабыл, когда ты такой вкусный завтрак готовила. Благодарствую, получилось на славу.

Я прищурилась на похвалу мужа. Он явно пытался подмазаться ко мне. Но я не собиралась его прощать так быстро.

— Ты ешь, Степан, а то блины остынут, — ответила я холодно.

После, когда я мыла посуду в небольшом тазу, и мы были в горнице одни, муж подошел ко мне и тихо спросил:

— Так и будешь запирать комнату, Глаша?

Я прекрасно поняла, про что он. Сегодня ночью я снова его не пустила. Пусть немного «попостится». Конечно, я понимала, что долго отталкивать мужа было опасно. Он мог найти утешение у Ульяны, но я рассчитывала, что он все же поймет, что я не собираюсь безропотно терпеть его похождения.

— Да, — ответила я, не смотря ему в лицо, — пока не поймешь, чего хочешь.

— Что я должен понять?

— Кто для тебя важнее: мы с детьми или эта…

— Вы, Глаша. Неужели непонятно?

— Мне не понятно.

Действительно, я не могла понять, как можно «жить» на два лагеря? И я хотела, чтобы Степан прочувствовал, как мне неприятна вся эта ситуация.

— Ладно, жена. До вечера, — сказал он и, наклонившись, быстро поцеловал меня в щеку.

У меня возникло желание шлепнуть его мыльной ладонью за эти его лицемерные поцелуи. Но я сдержалась. Помнила, что надо держать себя в руках. Это было залогом удачного решения «дела» в мою пользу.

Когда дверь за мужем захлопнулась, я выдохнула с облегчением. Вытерла влажной рукой лоб. Сегодня предстояло много дел.

Солнце жарило с самого утра, потому я решила затеять стирку. Собиралась уже три дня, а в жару полоскать белье в теплой воде все же приятнее. К тому же я уже второй день обещала детям сходить на речку.

Сенокос уже подходил к концу, потому в поле ушел только Егор, Таня осталась дома и пошла с нами на реку. Она обещала показать, забывчивой мамке, где лучше стирать белье.

Глава 15

Мы с Алёнкой остановились в десяти шагах от них, и я тихо спросила:

— Кто это? Жених Танин?

— Нет у неё жениха, мамка. Я не знаю, кто это.

Видя, что мужик так и пытается навязать свой поцелуй, а Таня бьется в его руках я тут же грохнула корзину с бельём на траву. Схватила первое, что лежало сверху, и ринулась к реке.

— Кончай кобениться, Татьяна! Я же озолочу тебя! — раздался следующий невольный рык мужика.

Он хотел сказать что-то ещё, но не успел. Со всего размаху я хлестнула его мокрым полотенцем по лицу, потом ещё раз по плечам и снова по лицу.

— А ну пусти мою дочь, наглец! — приказала я грозно.

Опешив от моего неожиданного нападения с мокрым полотенцем, мужик отпустил Таню и, чуть попятившись от меня, прикрылся рукой.

— Глафира, ты что, ополоумела? — взъярился он.

— Сейчас еще получишь! — пригрозила я. — Не смей трогать мою дочь!

Я снова замахнулась, собираясь еще пару раз врезать мокрым полотенцем по его наглой, красивой физиономии. Чтобы наверняка понял — так обращаться с моей дочерью не позволю.

— Мамка, не надо! — воскликнула громко Таня, вскакивая на ноги и удерживая мою руку с мокрым полотенцем. — Это же барин наш! Ты что, не признала его?

Оторопев от слов дочери, я замерла. Медленно опустила руку.

Как барин? Какой барин? Вот этот мужик в рубахе на выпуск?

Я невольно снова оглядела мужчину с ног до головы.

Ему было лет за тридцать. Красивый, гладко выбритый, холёный, в чуть расстёгнутой рубахе, не простой, а явно шелковой. Да и сапоги короткие добротные из мягкой кожи. Он явно не походил на обычного мужика. И как не поняла этого сразу?

Но всё равно я не могла спокойно реагировать на эту ситуацию.

— И что? — возмутилась я, сверкая на мужчину глазами. — Если барин, значит всё можно? Не смей Татьяну мою обижать и позорить!

Я прекрасно поняла, зачем этот самый барин пришёл сюда.

Поразвлечься.

Наверняка жаждал навешать лапши на уши невинной девушке и соблазнить. Вряд ли бы он желал жениться на простой крестьянке, оттого мотивы этого барина были более чем ясны. А Танюша была слишком юна и наивна и вполне могла соблазниться на его барское положение и внешность.

— Бешеная! — процедил мужчина мне в лицо. — Больно нужна мне твоя девка!

— А если не нужна, чего руки распускаешь?

Барин зыркнул на меня исподлобья, и я поняла, что врет он отменно. Нужна была ему моя Танюша, иначе бы не стал так вести себя сейчас.

— Дерзишь мне, Глафира? Смотри я и осерчать могу и забуду прошлое то. Велю всыпать тебе плетей за дерзость такую! Тряпкой мокрой по лицу бить меня вздумала!

— Не боюсь я, — огрызнулась я.

— Смотри-ка, какая храбрая!

Стремительно подняв хлыст с песка, мужчина быстро развернулся и широким шагом направился к коню, который жевал траву неподалеку у берез. Умело вскочил в седло. Ударив каурого жеребца по крупу, словно вихрь поскакал прочь, лишь на миг обернувшись и смерив нас злым взором.

Я же внимательно посмотрела на старшую дочь, которая уже надевала на влажную рубашку зеленый сарафан, и спросила:

— Что ему надо было, Таня?

Хотя я знала ответ, но хотела, чтобы девушка озвучила его сама. Вдруг я чего-то не понимаю?

— Хочет, чтобы я его полюбовницей была, и в Париж сейчас звал с ним ехать. Сказал что люба я ему уже давно.

— Нифига себе…, — выдохнула я тихо.

Похоже, этот барин решил взять быка за рога, и методы соблазнения у него были огого! И люблю, и Париж... Какая простая девка устоит? Но только я отчетливо понимала, чем всё это закончится.

— Таня, это ведь только на время. Он никогда не женится на тебе. И Париж этот... Бросит тебя там одну и другую девушку найдёт. Вон какие красивые слова говорит тебе! И что будешь делать в этом Париже потом? На панель пойдёшь?

— На панель?

— Ну... — замялась я, понимая, что слово «панель» для девушки было незнакомо. — Хотела сказать, по рукам пойдёшь. По мужикам, значит.

— Мамка, неужели ты подумала, что я поеду с ним? — удивленно спросила Таня. — Я и не собиралась. Я прекрасно знаю, что женится на мне он и не думает. Я ему для баловства нужна. Побалует со мной и бросит. Все понимаю. Я же не дура. О том ему сейчас и сказала. Он и разозлился.

Услышав разумные слова дочери, я даже облегчённо выдохнула.

— Уфф… Танюша, ты у меня такая умница-разумница.

Моя дочка, как и обычно, поражала своей житейской мудростью.

— Вы купаться пришли? — спросила Таня.

— Да. Аленка давно просится.

— Купайтесь. Я домой пойду, мамка. Хотела до завтра еще старый сарафан зашить.

— Ступай, дочка.

Глава 16

Поведение мужа мне показалось странным. Если он так хотел эту Ульяну, почему игнорировал ее призывы и кормил завтраками? Непонятно. Да еще и почти прогнал ее от себя, боялся, что увидят люди. Может, моя тактика «отчуждения» подействовала, и Степан понял, что мое расположение для него важнее, чем соблазнительные речи этой красивой гадюки?

Похоже, эта Ульяна из кожи вон лезла, чтобы соблазнить моего мужа. А он, как бы нехотя принимал ее ласки.

Я задумалась. Со Степаном говорить бесполезно.

А что, если пытаться урезонить эту темноволосую нахалку? Может, поговорить с ней? Немного урезонить. Призвать к совести. Вдруг получится и она решит оставить моего мужа в покое?

А еще надо бы пустить слух по деревне, что это Ульяна блудливая. И что уводит женатых мужчин. Пусть ее каждый встречный — поперечный ругает и стыдит. В деревне слухи быстро распространяются. Вот будет ей наука, как чужих мужиков отбивать!

Опять до вечера я провозилась с делами: готовила ужин, кормила скотину, прополола немного в огороде, собрала ягоды. Дети помогали мне по хозяйству, и я была очень благодарна им.

Все же в те времена было другое воспитание: если мать занималась делами, то и дети не бездельничали, а в меру своих сил помогали. Даже переложить развалившуюся поленницу или натаскать воды в умывальник было таким хорошим подспорьем, что я не умоталась за день до потери сил, хотя и устала к вечеру.

На завтра я решила испечь настоящий хлеб, так сказать, стать совсем образцовой женой. Чтобы Степан наконец до конца прочувствовал, что я клад, а не какая-то гулящая. Чувствовала, что муж уже колеблется в своих желаниях — нужна ли ему Ульянка или нет.

После его раскаяния, что был не прав, я добавлю немного интима со своей стороны, и тогда Степан точно будет мой. А про эту темноволосую заразу мы забудем как про страшный сон.

Таков был мой новый скорректированный план.

Однако с опарой на хлеб возникла засада. Танюша утром сказала, что для теста нужна специальная закваска, как я поняла, типа дрожжей, которые использовали в моём мире. Но как её верно сделать она не знала. Нужно было поговорить с умной бабой. Я очень нуждалась в союзниках и советчиках в этой деревне, ведь я много чего не знала.

Свекровь моя естественно умела печь хлеб, но меня недолюбливала. И к ней идти я ох как не хотела.

Но хлеб сам себя не замесит. Оттого я все же решилась и после завтрака отправилась в гости к свекрам на другую сторону реки. Захватила с собой целую миску вишни, которая едва поспела в нашем огороде. Так сказать для небольшого подарочка, чтобы сразу же расположить мать Степана к себе.

Пока шла вдоль берега, всю дорогу вспоминала, как вчера у камышей отхлестала барина мокрым полотенцем. Поморщилась. Надеялась только на то, что он все же забудет мое непотребное действо и не станет мне мстить. Танюша заверила меня, что Дмитрий Петрович, так звали барина, имеет характер добрый, хотя довольно настырный. На это и надеялась.

.

Когда я пришла к свекрови она вешала постиранное белье во дворе.

— Здравствуйте, матушка, я вот вишни вам принесла, — обратилась я к Авдотье Егоровне приветливо. Аленка научила меня, что к бабе Дуне раньше Глашка обращалась именно так. — Давайте помогу с бельем вам.

Свекровь как-то недобро взглянула на меня, но тяжелую простынь всё же отдала. Я быстро поставила свою поклажу с вишней на завалинку у дома и начала развешивать мокрое белье.

— Чего это ты, Глашка, зачастила к нам? Опять чего нужно? — подозрительно и неприязненно спросила бабка Дуня.

Я уже закончила с простыней и взяла из большой корзины рушник, также развешивая. Мне было не трудно помочь ей, а вот свекровь надо было умаслить. Свекровь стояла руки в боки, и как-то недовольно следила за моими действиями.

— Рушники-то на другую верёвку повесь, дура! Разве не видишь сейчас верёвка натянется и поедет всё в один бок!

Её фраза сразу же насторожила меня. Неприветливая и злая какая-то. Ну, не умела я вешать это белье на улице. Так что сразу надо обзывать дурой, да еще так грубо? Но я всё же проглотила ее словесный выпад. Мне нужна была её помощь, да и матерью Степана она была. Разозли её, и она ещё сильнее мужа моего против меня настроит.

— Аленка с Васей к вам после обеда сегодня придут, матушка, — решила я сказать что-то хорошее, чтобы успокоить её злость.

— Это хорошо.

— Всё, с бельём закончила, — улыбнулась я Авдотье Егоровне. — Может, вам ещё что-нибудь помочь надо? Полы помыть или ещё что? Я же понимаю, силы-то у вас уже не те.

— Ты чего это, Глашка, хочешь сказать, что я старая?

Глава 17

В общем, как ставить опару на хлеб, я так и не узнала.

Нужно было искать кого-то другого в помощь. Но кто будет меня учить? Я итак пошла к самым близким, к свекрови, и ничего путного из этого не вышло. Свекровь ненавидела меня, с соседками я и так и не помирилась.

Прямо засада какая-то!

И тут меня осенила идея. Я поняла, кто в это селе возможно не откажет мне.

Я быстро пересекла мост, спустившись обратно на наш берег и поспешила в другой конец деревни. Уже через четверть часа была у небольшой избушки бабы Нюры, той самой, которая на прошлой неделе вправляла руку Васе.

Она, на мое счастье, оказалась дома. Старушка приветливо встретила меня, напоив холодным квасом, и я озвучила ей свою просьбу. Про закваску к хлебу, да еще сразу же попросила научить, как делать такой вкусный квас, не сильно сладкий, но терпкий.

На мои слова глаза бабы Нюры округлились, и она спросила удивленно:

— Ты это чего, Глашка, решила хозяйством заняться?

— Да, бабушка. Я уже много чего умею, точнее делаю. И пироги, и варенье научилась. Даже корова наша меня подпускает к себе, чтобы подоить. Теперь вот хлеб решила постряпать, а закваски нет.

— Это ты молодец, девка, что за ум взялась, — закивала старушка. — Только поздно это.

— Почему ты так говоришь, баба Нюра?

— Сама знаешь почему. Степан твой уже на другую смотрит. А та охальница уж больно бойкая да наглая, во что вцепится, не отпустит.

Я прекрасно поняла, что баба Нюра говорила про Ульяну, и видимо прекрасно знала про похождения моего мужа.

— А я его просто так не отдам! Это мой мужик и муж! — заявила я категорично.

— И то верно, девка. Если он уйдет, то тебя же позором и заклеймят люди, что дурная ты жена. Мужику-то больше прощается, а вот баба всегда должна правильно жить. Одной-то тебе с детками ох как несладко будет. Если хочешь, чтобы Степан снова к тебе прикипел, Глаша, научу я тебя, как вести себя с ним. Ну, чтобы дурой не выглядеть, да и чтоб снова только на тебя смотрел.

.

Баба Нюра

Ушла я от бабы Нюры довольная и чуть успокоенная. Все же было приятно, что хоть кто-то поддерживал тебя и помогал, даже словом или той самой закваской для хлеба.

Вернувшись домой, я быстро замесила тесто с закваской бабы Нюры и приготовила квас. Он должен был настояться пару дней, чтобы стать готовым к употреблению. Тесто же должно было подняться через пару часов. Все это мне объяснила баба Нюра.

После полудня, я испекла хлеб и, накормив детей щами, отправилась к Ульяне. Она жила на другом конце села, около проселочной дороги.

Баба Нюра посоветовала мне быть со Степаном сдержанной и вежливой, как, впрочем, я себя и вела. А с Ульяной серьезно поговорить. Вразумить ее, так сказать. Но очень спокойно и без истерик, призвать ее к совести. Я с бабой Нюрой согласилась. А вдруг Ульяна по-хорошему отступится от Степана?

Когда я пришла в избу к сопернице, она что-то варила на плите, по горнице разливался вкусный грибной аромат Ее единственный сынок, мальчонка лет семи, играл во дворе и не мог помешать нам.

— Зачем пожаловала? — с вызовом осведомилась Ульяна, едва завидев меня на пороге и окатив недобрым взглядом.

— Поговорить пришла, — ответила я, вспомнив, как учила меня баба Нюра.

Спокойно и с достоинством царицы.

— Недосуг мне с тобой лясы точить, лахудра белобрысая! — огрызнулась Ульяна, помешивая варево в котелке.

«Лахудра белобрысая»? Вот как?

Значит, со Степаном она медом речь лила, такая вся правильная, сдержанная, добрая. А наедине со мной и обозвать не грех? Ясно. Мягко стелет, жестко спать, как говорится.

— Не думала, что в нашей деревне такие шалавы живут, что мужей чужих обхаживают.

— Это я шалава? — тут же окрысилась вдова. — На себя посмотри, голь полупьяная. Давно ли ты в кабаке с мужиками не бухала, да песни не горанила? А что потом на сене делала? Кто знает, может, тоже блудила?

— Не было этого!

— Ага, да все деревенские знают, как ты до утра в кабаке сидишь.

— Может, я и пила, но теперь это в прошлом. А мужиков других у меня никогда не было! — заявила я.

Именно в этот момент меня отчего-то озарили прошлые воспоминания Глаши по этому поводу, оттого я знала это наверняка.

— Да-да, это еще проверить надо.

— Не твое дело моя жизнь, Ульяна. Поняла? Я не ругаться пришла к тебе, а поговорить. Сказать тебе: Степан — мой муж. Я его жена. Потому прекрати клинья к нему подбивать!

Глава 18

Поняв, что больше Ульяна не желает говорить, я поджала губы и направилась к выходу. Словно в забытьи вышла на улицу. Внутри меня все кипело от возмущения. Неожиданно меня осенила идея, как можно было приструнить эту шалаву. Придумала слова, которые точно бы её проняли.

Я проворно вернулась в избу и войдя в горницу увидела, что Ульяна, подняв деревянную крышку в полу у плиты, спустилась в погреб.

Неожиданно меня накрыло неистовое, дикое желание. Слова, что я сейчас придумала, вмиг вылетели у меня из головы. Когда-то давно я смотрела старый советский фильм, не помню, как называется, но там главный герой закрыл вредную бабку в погребе, чтобы проучить её. Мной овладела такая злость, что захотелось устроить той Ульянке нечто подобное за её бессовестное поведение и наглые речи.

Мысль, что это нехорошо, тут же вытеснилась из моей головы яростным возмущением.

Колебалась я недолго. Сорвалась с места и ринулась к погребу. Дернула деревянный запор, удерживающий тяжелую крышку погреба, и с грохотом захлопнула его. Тут же раздался визг и крики Ульяны, которая начала долбиться в закрытую крышку. Я же проворно пододвинула лавку на крышку и еще сундук, чтобы она точно не выбралась.

Спустя минуту я уселась на сундук сверху и вытерла пот со лба.

— Уфф, посиди маленько в темноте, коза наглая. Остынь. Не видеть тебе Степана.

Я понимала, что оставлять надолго Ульяну там нельзя, еще задохнется или замерзнет, все же там было прохладно. Решила до вечера подержать ее там, а потом открыть. Всего часа три-четыре. Я где-то читала, что погреба делали обязательно с притоком воздуха, чтобы было проветривание, поэтому это время эта нахалка спокойно выдержит. Только попугаю ее немного.

Слыша, как недовольно Ульяна кричит из погреба и колотит кулаками в деревянную крышку, я нахмурилась и отправилась домой.

Шла по улице, не замечая ничего вокруг, а сердце было не на месте.

Гнусный жуткий поступок терзал мое существо. Не могла я спокойно воспринимать всю эту ситуацию.

Чувствовала, что совершила ошибку. Зря я, наверное, заперла соперницу в погребе. А если что с ней случится? Но чутье подсказывало, что с такими, как эта Ульянка, ничего не случается.

Такие наглые стервы и вертихвостки и в моё время вели себя с мужчинами по-хищнически, как захватчики. В моём окружении была одна такая, которая увела у моей подруги мужа, упакованного бизнесмена, владеющего своими гостиницами в Европе. Так эта шалава нагло смеялась в лицо его жене и говорила, что моложе и умелее ее в постели. Моя подруга после двадцати лет брака очень переживала по этому поводу и даже загремела в больницу с нервами. А теперь я оказалась в подобной ситуации и на собственной шкуре испытала, как это, когда такие вот Ульянки охотятся за твоим мужем.

Именно эта несправедливость и побудила меня совершить этот дурной поступок.

Однако долго я не выдержала. Спустя час по возвращению домой я послала Васю к этой змее. Попросила открыть погреб и выпустить Ульяну.

Сын вернулся спустя полчаса, шабутной и мрачный.

— Ну что, Васенька? С ней все хорошо? — озабоченно спросила я, выжимая тряпку, которой мыла пол.

— Что с ней станется-то? — присвистнул мальчик. — Она еще за мной по двору со скалкой гонялась, кричала, что я поганец.

— Боже! Она не ударила тебя? — испугалась я.

Не надо было посылать сына открывать ее. Но я же не думала, что эта неадекватная баба накинется на мальчика со скалкой.

— Нет, мамка, — рассмеялся он. — Ей в жизнь меня не поймать. Она же неуклюжая.

— Прости, Вася, не надо было посылать тебя туда.

— Да не боись, мамка, со мной все хорошо. А эту Ульяну я бы не только в погребе зарыл, а сам в речке утопил. Чтобы она на тятю зенки свои не лупила! Змеюка она подколодная, вот она кто. Про нее Танька так говорит. Такая она и есть. Змеище!

Степан работал в тот день допоздна. Мы с детьми ждали его до сумерек, потом сели ужинать. После мы с Аленкой мыли посуду, а Танюша доила корову. Вася бегал где-то во дворе, а Егор, едва поев, упал на кровать и захрапел. Все же весь день в поле.

Когда мы с младшей дочкой уже собирались спать, вернулся наконец кузнец.

— Глафира, ты где?! — прогрохотал Степан с порога.

Я даже удивленно обернулась: он был зол. Никогда не видела мужа в таком сильном гневе, даже в тот день, когда попала сюда. Тогда он был раздражен, а сейчас на его скулах ходили желваки, а в глазах горел бешеный огонь.

— Не ори. Егор спит, — тут же осадила я его.

Он исподлобья агрессивно зыркнул на меня. Бесцеремонно ухватил меня за плечо и поволок в мою спальню.

— Пусти руку! — возмутилась я. — Мне же больно.

Он тут же разжал пальцы и чуть отошел. Прикрыл дверь, испепеляя меня взором. Несколько раз громко выдохнул, явно пытался успокоиться, но видимо не мог. Бешеный гнев так и полыхал в его взоре.

— Ты что, полоумная совсем? — наконец озвучил он свое недовольство. — Ты зачем Ульяну в погребе заперла? А если бы она там окачурилась?

Глава 19

Присев на кровать, я скрестила руки на груди и грубо ответила:

— Ничего бы с ней не случилось. Да и выпустили мы ее спустя час.

— Зачем заперла её, я спрашиваю?! — недовольно спросил Степан.

— Проучить хотела. Чтобы знала, как чужих мужиков соблазнять.

— Ну, ты и дура. Ульяна-то тут причём?!

— А что, ты сам за ней бегаешь, что ли?

— Ты же сама велела мне другую бабу искать. Сказала, что не любила меня никогда!

От слов Степана я оторопела, недоуменно захлопала глазами.

Что правда? Глашка говорила такое мужу? Она что не в себе была? Может по пьяни ляпнула?

— Не было этого! — тут же возразила я, чувствуя, что надо немедля исправлять ситуацию.

— Было, Глаша, вспомни, — выдохнул Степан как-то обреченно и глухо.

Он уже немного успокоился. Видимо, гневный запал уже сошел на нет, и его голос стал тише.

Степан отошел к распахнутому окну, провел рукой по волосам, чуть взъерошив. Снова зыркнул на меня, опять тяжко вздохнул. Я видела, что его что-то гнетет. Он о чем-то напряженно думал и, словно, не решался сказать.

— Думаешь, не знаю, что до сих пор его любишь? — вдруг сказал муж.

— Что? Кого это я люблю?

— Сама знаешь. Ульяна мне сейчас рассказала, как ты опять на барский двор ходила и говорила с ним. Понимаю, сердцу не прикажешь. Потому отпускаю я тебя.

Я промолчала. Похоже, во всей этой истории был еще кто-то. Опешив от всего услышанного, я пролепетала:

— Куда отпускаешь?

— Не делай вид, что не поняла, о ком я!

Нет, я действительно не понимала, о ком он. Неужели у Глашки был какой-то тайный возлюбленный? Ну, это вообще ни в какие ворота не лезло. Оказывается, я вообще ничего не знала про отношения Степана и Глаши. Каждое новое заявление мужа вызвало у меня неподдельную оторопь. Я была явно не готова к таким откровениям.

— И вообще, давно хотел сказать тебе: ухожу я от тебя, Глаша. Замучила ты меня своими гулянками и ленью. А сейчас еще и творишь непонятно что. Перед людьми совестно.

— А тебе блудить с другой бабой не совестно?

— Ты что, не слышишь меня? Ухожу от тебя, говорю, — мрачно произнес Степан. — Не любишь меня, не надо. Хватит. Довольно терпел, всё надеялся на что-то, дурак. Устал я от тебя, Глаша…

— Степан, послушай, я… — я не знала, что сказать, потому не обладала всей информацией.

Кого это любила Глаша? Неужели не мужа? Отчего Степан так говорил?

— Дом этот тебе оставляю. С детьми здесь живи. Таня и Егор большие уже, всё понимают. А от малых не отказываюсь. Помогать буду деньгами, как и раньше. Вот, вроде всё сказал.

Я трагично смотрела на него, и мне стало отчего-то очень обидно и больно. Неужели он уходил к Ульяне? Оказывается, эта подлая вдова уже отбыла его, и бороться было бесполезно.

— К Ульяне пойдешь? Любишь ее? — спросила я тихо.

Степан молчал и как-то странно смотрел на меня.

— С ней удобно, Глаша, понимаешь? Она приветливая, добрая и кормит вкусно, любит меня. Ведет себя прилично. Да и баба красивая.

Ну, на счет приветливой и доброй я бы поспорила, конечно. Взгляд у нее был не добрый, а заискивающий скорее, а внутри темный огонь. Про таких говорят: мягко стелет, жестко спать.

— Удобно, значит?

— Да.

— А как же я?

— Живи, как и жила. Почти двадцать лет твои выходки терпел, больше не хочу. Тебе гулять и балагурить веселее, чем дома пироги печь.

— Ясно. А если я всё исправлю, Степан? Снова домашней стану. Сегодня я даже корову подоила сама, и хлеб испекла.

— Это ты молодец, Глаша, — перебил он меня, поежившись. — Только устал я и уже ничего не исправить. Завтра соберу пожитки и к Ульяне уйду, она давно уже зовёт. А я всё чего-то медлю.

И тут меня осенило. Не любил он Ульяну! А любил меня. Ведь только любя женщину можно двадцать лет терпеть её выходки, пьянки, лень и грязь в доме. Да еще каких-то тайных возлюбленных. Оттого, он столько медлил и сейчас говорил, как будто нерешительно. Словно не хотел уходить, а кто-то надоумил его сделать это. Наверняка, Ульяна или свекровь моя.

Я вдруг осознала, что у меня, возможно, есть шанс. И решила пойти ва-банк.

— Степан, ты ведь меня любишь. И с Ульяной счастлив не будешь.

Я видела, как он замер и поражённо уставился на меня. Похоже, я была права, и не на сто процентов, а все триста. Потому через миг его взгляд стал трагичным, и он нервно выпалил:

— Не люблю я тебя, Глаша! — взъярился он, мои слова явно задели его за живое. — И всё меж нами кончено. Я ухожу, это моё последнее слово.

Быстро развернувшись, он направился к двери. Но я окликнула его:

— Степан!

Он остановился, но не повернулся.

Глвва 20

Промолчав, Степан дернул плечом, а потом ринулся прочь из моей спальни.

А у меня из глаз брызнули слезы. Отчего было очень обидно от всего этого.

Оставшись одна, я долго не могла прийти в себя после разговора с мужем. Ощущала себя обманутой и словно меня облили чужим дерьмом. Ладно бы я сама была во всем виновата, но тут моя предшественница, видимо, всё сделала, чтобы разрушить свою жизнь. Гуляла по кабакам, ночевала непонятно где, дралась с местными бабами, мужа не любила и «благословляла» его искать другую женщину, дом в грязи. Старшие дети вкалывали в поле, младшие — без присмотра.

Ещё какой-то непонятный мужик всплыл, которого якобы любила Глафира.

И как Глашка могла до такого докатиться? Или всегда так жила? Хотя, Степан еще долго терпел такую жену. А теперь не удивительно, что он уходил к другой. Все закономерно. Что посеешь, то и пожнешь, как говорится.

Конечно, сейчас я наломала дров уже сама. Ведь говорила мне баба Нюра: «не ходи к ней, а если пойдешь, то держи себя в руках и будь спокойной с этой Ульяной».

А я не сдержалась. Вот и обыграла меня соперница. Наверняка, когда Степан наведался к ней сейчас, она в красках описала, мой жуткий дурной поступок. И похоже поставила вопрос ребром: «Или она, или я». Потому-то муж и решился на это.

Короче, Глашка косячила всю жизнь, а я сегодня добавила масла в огонь. Вот и «полыхнуло».

Ну не было у меня опыта общения с соперницами. Никто и никогда в прошлой жизни не отбивал у меня мужчин, да и кого было отбивать? У меня и отношений с мужчиной-то постоянных никогда не было. Возможно, оттого я не сдержалась с этой Ульянкой и устроила ей темную, а зря.

И теперь муж ушел.

А самое поганой была новость о том, что Глаша любила кого-то другого. Неужели это правда? Или же эта Ульяна — злыдня напраслину на меня возвела, чтобы очернить меня в глазах мужа? Что я ходила на барский двор и говорила с кем-то.

Но Степана я тоже понимала. Если Глашка действительно любила кого-то другого, то представляю, как ему было больно осознавать это. Похоже надо было снова где-то искать информацию. Понять, что на самом деле происходило в жизни Глафиры раньше.

Всё оказалось так запутано, что я уже не знала, что и думать, и как поступать дальше. Я упорно копалась в своих воспоминаниях, но ничего не помнила из Глашиного прошлого. Вспоминались только видения про Степана и детей.

Я долго сидела в темной комнате, смотрела на небо, где зажигались звезды, и думала, как жить дальше.

В этом мире я немного уже освоилась, да и дом мне Степан вроде оставлял, даже какие-то деньги, которые раньше давал, обещал. Не так уж все плохо. Конечно, с таким надежным и работящим мужем было бы лучше, но что уж теперь поделать? Не бегать же за ним, не уговаривать вернуться, если он все решил.

Мной завладело тягостное чувство несправедливости. Только у меня появился шанс стать женой, обрести семью, мужа, и все кончилось. Даже не успела я понять, что к чему. Ну да ладно, хоть неделю побыла замужем. Уж лучше так, чем ничего.

Решила ложиться спать. Утро вечера мудренее.

Мне снилась та уютная кафешка, где я ела тот вкусный кусок вишневого торта. Запила чаем и вышла на улицу. Такси подъехало почти сразу, и я проверила, что адрес верный, уселась на заднее сиденье. Ехала с наушниками в ушах, слушала своего любимого Бетховена и предвкушала, как приеду в этот необычный эко-отель и наконец-то узнаю, как это — жить в деревне.

В какой-то момент у меня начали слипаться глаза, и я задремала.

Вдруг машина сильно дернулась, а в следующий миг меня ослепил яркий свет фар. Сильный удар сотряс меня и автомобиль. В следующий миг машина накренилась и перевернулась. Всё произошло так молниеносно, что я даже не вскрикнула.

Только вдруг оказалась уже рядом с машиной. И как будто со стороны увидела страшную аварию: перевернутое такси в кювете и огромную фуру, которая, видимо, выехала на встречку, и мы влетели в нее на всей скорости. Через пару мгновений моя душа взмыла вверх, и все видения пропали.

Резко сев на постели, я едва могла отдышаться, приходя в себя спросонья. Холодный пот струился по вискам.

За окном стояла глубокая ночь. Я находилась в своей спальне в доме кузнеца, как и раньше.

И тут меня пронзила одна страшная мысль: возвращаться мне некуда.

В том прежнем мире я умерла. Жуткая авария решила всё.

И именно этот мир принял мою душу. И отныне я должна была как-то выживать здесь. Если до того вся моя новая жизнь в теле и роли холопки Глаши казалась мне забавной игрой и некой проверкой на прочность. То сейчас я поняла, что моя теперешняя жизнь — это реальность, а не игра. Ибо другой у меня не будет, и вернуться не получится.

С этими мрачными мыслями я закрыла глаза и снова провалилась в беспокойный сон.

Глава 21

Итак, моя ошибка разрушила всё.

Хотя, если мой единственный поход к сопернице смог убедить Степана бросить вот так просто семью, значит, давно отношения кузнеца с женой прогнили и разрушились.

Степан ушёл поутру, собрав небольшой тюк со своими вещами. Из своей комнаты я слышала, как плакала Алёнка, и как Таня ласково сказала отцу, что мы его любим и ждем обратно.

Я не услышала ответ Степан. Но знала одно.

Обратно я его не приму. Хоть он и был мне по душе и нравился, но себя я всё же ценила и уважала. И терпеть подобные унижения не собиралась. Хочет жить с Ульяной — пусть. Насильно не привяжешь к себе мужика, и бегать я за ним никогда не буду, чтобы вернуть. Я сделала всё от меня зависящее, чтобы показать, что я изменилась. Но это не помогло. И доводы, и молодое тело Ульяны перевесили, даже любовь Степана ко мне и детям.

Так что ж. Значит, такова судьба.

Я была расстроена и раздавлена. Почти два дня ничего не ела и ничего не хотела, лежала в своей спальне, и на всё было наплевать. Впрочем, это была не моя жизнь, а Глашки. Это она до такой степени всё запустила за столько лет, что теперь быстро не разгрести. Я попыталась, но путного ничего не вышло.

На третий день ко мне в комнату пришла Татьяна и сказала:

— Мамка, вставай! Хватит себя жалеть. Слезами горю не поможешь. А отца так не вернуть.

— Не буду я его возвращать, Танюша, — ответила я. — Потому и грустно мне, что всё кончилось, не успев начаться.

— Что начаться? — не поняла она.

Я промолчала. Не стала говорить ей, что я едва попав сюда, я обрадовалась, что у меня есть муж, дети, семья. И не прошло и недели, как муж свалил к любовнице.

— Не важно, — ответила я.

— Не надо показывать, как нам без него плохо, мамка, — проговорила Таня, присев на кровати. — Покажем, что мы и без него хорошо живем.

Старшая дочь, как всегда, говорила очень мудро.

— Ты права, дочка. И без него справимся, — сказала я, вставая. — Пусть потом локти кусает.

Помечтала о хорошем мужике, и будет.

Хотя Степан оказался совсем не тем, каким я его представляла вначале. Блудил, ушел к другой, но в остальном все было в нем ладно. Однако я понимала: не бывает идеальных людей.

После разговора с Таней я поднялась, умылась, помыла полы в доме, а на ужин мы с девочками налепили вкусные вареники с вишней.

В моей голове уже крутились дерзкие, немного шальные мысли.

Я уже знала, что делать. Как устраивать свою жизнь дальше.

Вечером затопили баню. Мы с девочками пошли парится первыми. Тане и Аленке я сказала, что мы будем наводить красоту лица и тела. Они с интересом глядели на меня, не понимая, когда я захватила в баню пару горшочков с масками, что приготовила заранее.

Я же собиралась устроить настоящие косметические процедуры. Я прекрасно разбиралась в разных масках и как они действуют на кожу. Любила натуральную косметику, потому часто для себя в прошлой жизни готовила маски сама.

Сначала мы с девочками, посидели в бане, распарили кожу, похлестали друг друга вениками. Затем облились прохладной водой, смыли грязь, и уже в предбаннике открыли наш «косметический салон». На распаренную кожу я наложила Танюше и Алёне угольную маску. Готовилась она очень просто: уголь растворялся в воде и накладывался на кожу на четверть часа. Танюша потом наложила угольную кашицу и мне на лицо и шею. Эта маска хорошо убирала черные точки и все загрязнения кожи.

Далее мы смыли уголь и опять попарились в бане. В завершение мы сделали питательную маску из земляники, нежирной сметаны и меда. Ее нанесли на лицо и область декольте. Маска питала кожу витаминами и давала ей сияние и мягкое увлажнение. Волосы себе и девочкам я промыла отваром из ромашки с медом.

После бани мы с дочками отправилась пить чай с вкусными ватрушками с творогом, которые мы с Аленкой испекли чуть раньше. Позже к нам присоединились Егор и Вася, которые ходили в баню после нас.

Тему Степана я не поднимала, а старалась быть приветливой и позитивной, какой и была по жизни. Тихо улыбалась своим мыслям, зная, что уже завтра попытаюсь начать новую жизнь.

На утро встала с петухами, подоила Зорьку, приготовила завтрак. Отправила Танюшу и Егора в поле, и принялась за себя.

От вчерашних банных процедур моя кожа стала гладкой и чистой, исчезла краснота и даже темные круги под глазами стали менее заметнее. Появился румянец, а густые чистые волосы блестели и были очень послушными.

Забрав светлые волосы вверх, я туго завязала их лентами на макушке, далее концы убрала вбок, заколола несколькими шпильками, которые прикупила на рынке. Получилась простая, но изысканная прическа. Головной убор, который полагался носить замужним бабам надевать не стала. Облачилась в новую темную юбку и голубую блузку, которую купила на рынке на той неделе, помыла и смазала маслом старые ботиночки, что были у Глаши.

Привела себя в подобающий и красивый вид, даже чуть подкрасила губы земляникой.

На двор старосты я пришла едва рассвело.

Глава 22

На барский двор я пришла с четким намерением добиться своего. Мне нужна была эта работа во что бы то ни стало. Я хотела доказать не только Степану, но и себе, что прекрасно справлюсь без него, и не просто справлюсь, а добьюсь большего.

Главного приказчика, Ивана Ивановича, по совместительству управляющего имением, мы нашли у барского дома. Там он распекал садовника, который не так подстриг клумбу у парадного въезда.

Староста угодливо поздоровался с ним, и заявил, что нашел наконец нужного служащего на птичий двор.

— Ну и где твой работник, Прохор? — спросил приказчик строго, покуривая трубку.

— Я тот работник, Иван Иванович, — ответила я твёрдо за старосту. — К сожалению, мой сын отказался. А я готова пойти на службу управляющей птичьим двором.

— Ты чего это мелешь, баба? Умом тронулась, никак? — вспылил приказчик.

— Вам же нужен управляющий над птицами, я готова. Я справлюсь. Только объясните мои обязанности.

— Чего? — гаркнул грозно Иван Иванович. — Шутки шутить вздумала, негодница! А ну, прочь пошла!

Видя, как взбесился приказчик, я поняла, что дело плохо. Ведь не зря предупреждал меня Прохор, что не возьмёт приказчик женщину на работу.

— Так ты не Егора пришла устраивать на службу-то? — недоуменно выпалил мне староста на ухо. — Обманула меня, что ли?

— Сказала неправду, — тихо ответила я Прохору. — Иначе ты бы меня не повёл сюда.

— Ну ты даёшь, Глаша!

Я же обратилась вновь к приказчику. Он недовольно смотрел на меня, явно разгневался. Лет ему было около пятидесяти. Осанистый мужик, сухой, с неприятным лицом. На лысой голове картуз, одет в добротный тёмный сюртук и сапоги.

— Вы испытайте меня, Иван Иванович, — настаивала я. — Поверьте, я не хуже любого мужика могу за птицами барскими смотреть. Если уж в поле могу батрачить, то и тут справлюсь.

— Ушлая ты баба, как я посмотрю. Хитро говоришь. И что хочешь на эту службу? — прищурился приказчик, покуривая трубку и как-то хмуро смотря на меня.

— Хочу. Чем я хуже мужика?

— Да меня во всех деревнях на смех поднимут, Глаша. Какая баба управляющая-то? — не сдавался Иван Иванович.

Надо же! Оказывается, он знал мое имя. И, похоже, еще пять минут назад он считал недостойным называть меня по имени, а после моих настойчивых требований в его взгляде появилась даже заинтересованность.

— А вы всем говорите, что моего мужа или сына наняли, а я им в помощь буду.

— Как это? Не понял.

— Работать буду я, а числиться по бумагам Егор мой. Вот и всё.

— Не положено так! Вот еще выдумала.

— Но, Иван Иванович, войдите в мое положение, мне деньги очень нужны, и, поверьте, я справлюсь.

Я попыталась говорить с ним мягко, давяще, как и со старостой, но приказчика это не проняло. Он раздраженно зыркнул на меня и как отрезал:

— Нет, сказал. И довольно глупости пороть, ступай отседова, Глаша. Пока не осерчал на тебя!

Поджав губы, я поняла, что моя идея оказалась утопической. Не готово было ещё общество девятнадцатого века к женщинам-управленцам. Что уж поделать. Опустив голову и утешая себя мыслью, что по крайней мере попробовала, я уже хотела уходить. Но вдруг раздался звучный голос:

— Иван, возьми ее на службу!

Я обернулась и увидела на широком крыльце барского дома старушку. Древнюю и морщинистую, на вид лет под сто, не меньше. Одетую в темные кружева и шелк, на голове черный чепец. Она опиралась на клюку и смотрела на меня в упор. Ее цепкий взор прошелся по мне пару раз, и она добавила:

— Здравствуй, Глафира.

Она очень походила на барыню. Возможно, мать или бабушка моего хозяина. Точнее барина, владельца имения и нас крепостных, живших в моей деревне.

В первый миг, растерявшись, я сразу же вспомнила книги, написанные Пушкиным и Лермонтовым, и вспомнила, как надо обращаться к ней.

— Доброго здравия вам, барыня, — тут же громко выплатила я.

— Как так, Евлампия Романовна? — непонимающе отозвался в сторону старушки в шелках приказчик. — Взять Глашку на службу? Но она ведь баба...

— Еще будешь пререкаться со мной, Иван? — пророкотала кратко в сторону приказчика барыня, властно зыркнув на него. — Сказала, пусть попробует. Вон как у нее глаза горят.

— Благодарю, барыня, — быстро сказала я, чуть кланяясь, даже не ожидая от нее такой милости.

— Но если увижу, что опять свои шашни затеяла, то выгоню. Поняла меня, Глафира? — тут же добавила старушка.

Какие шашни?

Блин, и отчего я не узнала про мое прошлое? Причем эта старая барыня явно намекала на что-то нехорошее. И как вспомнить всё? Но я тут же решила успокоить старушку, чтобы она не передумала.

— Что вы, барыня, я только на службу. Мне деньги нужны, буду вести себя скромно. Не пожалеете, что взяли меня.

— Ну, добро, Глафира. Служи тогда, — согласилась старушка и направилась внутрь дома.

Глава 23

Утром я встала с петухами. Быстро сделала домашние дела, привела себя в порядок и отправилась на барский двор.

Он находился примерно в двух верстах от нашей деревни, так мне сказал староста.

А ещё когда мы вчера возвращались Прохор недовольство заявил мне, что я его опозорила и обманула. И потому он на меня в обиде и помогать мне больше не будет. Я конечно попыталась смягчить негатив, но староста даже слушать не стал. Махнул на меня рукой и поспешил поскорее уйти.

Потому сейчас я осталась одна. Сама себе на уме.

Было даже забавно. Почти все окружающие мужчины отвернулись от меня и смотрели предвзято. Что Степан, что мой старший сын, что староста. Да и управляющий не верил в мои силы. И теперь на моей стороне была только старая хозяйка имения и две моих дочери. Да ещё знахарка баба Нюра. И именно женщины верили в меня и поддерживали, и я не хотела подвести их.

Расстояние до барской усадьбы я преодолела за полчаса. Боялась опоздать. Иван Иванович велел мне прийти в семи утра и не опаздывать. За то время что я жила в деревне я уже научилась по солнцу и петухам определять примерное время. Ведь часов у меня не было.

Едва завидев меня, управляющий подозрительно оглядел меня и заявил:

— Вижу не передумала. А зря, спуску тебе не дам, Глафира, — на его реплику я промолчала. И он, хмыкнув, проворчал: — Не пугливая. Ну тогда пошли. Покажу тебе твоё хозяйство.

Я последовала за мужчиной, стараясь не отставать, а Иван Иванович уже начал чеканить мои обязанности:

— Значит так. Птичник у нас большой. Куры, утки, гуси. Даже индюки имеются. Правда дохнет каждый второй ещё малым. Барыня любит куриный суп на обед и яйца всмятку по утрам. Так что ты должна следить чтоб каждое утро у кухарки были нужные продукты. Поняла?

— Поняла, — кивнула я.

Я уже немного разбиралась в поведении кур и гусей, у нас они тоже были. Потому внимательно слушала Ивана Ивановича, чтобы ничего не пропустить.

— Барыня ещё очень куропаток хочет завести, но сколько ни покупали цыплят, они все дохнут.

— Ясно.

— По кормежке птиц тебе дед Игнат поможет. Расскажет, что к чему. Он знаток в птичьем деле.

— Дед Игнат?

— Ага, — кивнул управляющий. Мы уже дошли почти до конца усадьбы. — В помощь у тебе будут трое. Дед Игнат. Да Маня с Юркой. Молодые ребята. Так что справитесь. А вот и птичник.

С этими словами мужчина указал рукой на неприглядное небольшие строение у самой ограды. Птичник был невысоким, из дерева, потемневшего от старости. Около него по двору были натянуты дырявые сети. В этом загоне бегали пять куриц которых понял гусь. Сбоку стоял индюк важно мотая головой, а на крыше птичника сидел рыжий петух. Чуть подальше я разглядела небольшую заводь, точнее озерцо. Там плавало несколько уток.

Когда мы подошли, гусь яростно набросился на одну из куриц, пытаясь её укусить. А та била крыльями и пыталась убежать. Но гусь не отступал и постоянно настигал свою жертву.

— Вроде всё сказал, — заявил Иван Иванович. — Дальше сама разбирайся. И смотри чтобы ни одна птица не померла. За каждую будешь отвечать если окочурится.

— Понятно.

— Ты читать то умеешь?

— Да, — кивнула я.

— Тогда после обеда придёшь ко мне во флигель, я тебе список всех птиц дам. По количеству голов.

Управляющий ушёл, а с приблизилась к птичнику. Зашла за «вольер» из дырявой сетки и осмотрелась. Грязные лужи, земля, немного травы сбоку и две поилки, в которых плескались два гуся.

Неожиданно петух, сидящий на крыше подлетел ко мне с оглушающим кукареканьем и хотел сесть мне на плечо. Я вовремя отскочила в сторону. Но птица оказалась агрессивной и бросилась на меня снова, клюнула в ногу. Я попыталась схватить разъяренного петуха, но он не дался — хлопал крыльями и воинственно кричал.

— Хворостиной его прогони! — вдруг раздался сбоку от меня шепелявый голос. — Чтоб знал своё место.

Я быстро обернулась. На небольшой лавке лежал дед. Дряхлый, седой и какой-то странный. Заторможенный, его голос заплетался. Он смотрел, прищурившись в мою сторону и как-то ехидно усмехался в седую бороду.

— Это ты дед Игнат? — догадалась я.

— Ну я… тебе че за дело? — огрызнулся он в ответ.

Дед был сильно пьян, одет в какие-то грязные лохмотья, волосы торчком.

Наглый петух уже отскочил от меня, снова взлетел на крышу курятника.

— Здравствуй, дед. Иван Иванович сказал, что ты объяснишь мне что к чему. Как кормить птиц и другое.

— Зачем это?

— Я новая управляющая птичника.

— Чего? — прохрипел дед.

С его лица слезла ехидная пьяная улыбочка и он пару раз моргнул.

— Ты же баба!

— И что?

— Прочь пошла, дура. — ответил мне злобно дед и повернувшись на другой бок, пробубнил: — Совсем Ивашка головой поехал. Баб в управляющие берёт.

Глава 24

Оглядев парочку молодых людей укоризненным взглядом, я подошла ближе к прудику, чтобы меня заметили и громко произнесла:

— Хороши работники нечего сказать! Лодыри и бездельники, как я посмотрю.

Юра и Маня тут же обернулись ко мне, и парень крикнул:

— А ты кто такая, чтобы стыдить нас?

На дерзкую фразу парня я кратко заявила, что теперь я над ними главная и зовут меня Глафира Сергеевна. И грозно добавила:

— В курятнике вонь и грязь, а вы прохлаждаетесь. Немедленно за мной ступайте, пока я Ивану Ивановичу не пожаловалась на вас.

После этого Юра испуганно затараторил, проворно вылезая из воды, и натягивая портки:

— Мы только на минуточку залезли, охладиться. Жарко. Вы не серчайте на нас, Глафира Сергеевна.

Девчушка тоже торопливо натянула обратно сарафан и подошла ко мне. И заглядывая с мольбой в глаза, попросила:

— Вы скажите, что надобно делать, Глафира Сергеевна, мы всё исполним. Только не говорите ничего управляющему, а то он прикажет нас выпороть. Или выгонит отсюда.

— И верно сделает. Мои вот дети в поле пашут теперь, а вы.. Смотрю родители вас совсем не приучили к труду.

— Нет у нас родителей. Сироты мы с Маней. Ещё в младенчестве мамка с тятей померли от холеры, так мы сестрой уже двенадцать лет мыкаемся по чужим людям, — заявил Юра, уже облачаясь в свободные штаны и рубаху, подпоясался кушаком. — Барыня пожалела нас, службу тут нам дала, чтобы при деле мы были.

Вот как. Сироты значит.

Я поджала губы, не ожидая такого ответа. Мне стало даже совестно, что я «наехала» на них, наверняка жизнь у них была несладкой. И конечно же я не хотела, чтобы кто-то их порол, просто возмутилась в сердцах.

Снова оглядев парня и девушку, я поняла, что они совсем юные. Лет четырнадцати-пятнадцати, но вроде дурными не выглядели.

— Ладно, ничего говорить про вас не буду. Но с этого дня вы должны помогать мне во всём и слушаться.

— Всё будем делать как скажете, Глафира Сергеевна, — кивнул с готовностью Юра.

Я уже последовала к небольшому сараю у реки, распахнула его. Внутри был свален какой-то хлам: мешки, доски, поленья, даже старая дырявая лодка. Хотя сам сарай был просторным и вроде добротным.

— А чьи это вещи, знаете? — спросила я молодых людей.

— Дак раньше здесь сторож жил. Вон в том домике у леса, сюда всякие доски и вещички бесхозные и складывал. Потом помер.

— Понятно, — кивнула я, закрывая сарай и возвращаясь к курятнику.

В этот момент по двору крупный белый селезень гонял одну из рябых куриц, которая пыталась убежать от него. Дед Игнат так и дрых на скамейке.

Мы снова вошли в курятник, и я поняла, что надо сделать в первую очередь.

— Маня, найди большую корзинку, — велела я девушке. — Посади в неё пока цыплят, а то жирный гусь уже затюкал их, так и лезет к малышам. И поставь корзинку с цыплятами повыше, вон на ту скамью.

— Сейчас сделаю, — закивала Маня и унеслась выполнять моё поручение.

— А ты, Юра, помоги мне заложить вон ту дыру мешками, чтобы гуси и утки не лазали сюда.

— И где ж им быть? Они же здесь тоже живут, — не понял парень.

— Надо птиц разделить, это точно. А то гуси и утки последних кур доканают. Вон цыплята едва живы, а куры даже слезать с насеста бояться.

— Это вы правы, Глафира Сергеевна.

— Здесь с курами пока оставим только индюков, они вроде мирные. А тот сарай, что у прудика надо нам освободить от хлама. И туда пока уток и гусями разместим. И озерцо там рядом, самое то им, водоплавающим, там жить.

— Но в сарае том нет ничего. Ни поилок, ни опила на полу, да и продувается сарай.

— Согласна, Юра. Это пока временно. Чтобы птицы не дрались. Видишь же гуси наглые какие, куриц похоже не переносят и третируют их. Хотя я бы вообще построила новые курятники. Но пока это вряд ли получиться.

Последнюю фразу я сказала сама себе, раздумывая. А что если и правда поговорить с управляющим? Вдруг он поможет построить новые домики для птиц. Ведь что птичник, что сарай у прудика были жуткими и старыми. Как вообще тут птицы еще все не передохли?

— А пока, Юра, помоги мне заделать дыру в стене. Во дворе я видела мешки. С чем они?

— Дак с опилками, Глафира Сергеевна. Это чтобы внизу сыпать. Чтобы курам теплее было, пол то земляной.

— А я думала, чтобы опилки мочу птичью впитывали.

— И для этого тоже, — закивал парень.

— Тогда отчего вы не меняете это опил? Вонь стоит здесь несусветная. Да и вредно это птицам дышать этим всём.

— Опять правы вы. Но там всего пять мешков с опилом осталось. А Иван Иванович сказал, что другого опила до следующего месяца не даст.

— Понятно, — кивнула я. Я понимала, что Иван Иванович слишком крут, чтобы подросткам спорить с ним. — Значит так. Управляющего я беру на себя. А сейчас давай притащим пару мешков, чтобы дыру закрыть.

Глава 25

Итак, в моем ведении оказалось десяток кур, более два десятка гусей, два петуха, дюжина уток, селезень и пять индюков.

С утра я со своими работниками продолжила наводить порядок в птичнике и сарае у пруда.

Первым делом проверив, что цыплята и курицы чувствуют себя хорошо, а индюки важно выхаживают по двору, я направилась в сарай у пруда. Утки и гуси Слава Богу тоже были в порядке.

Вернулась к птичнику. Решила сегодня разобраться с дырявыми сетями, опоясывающими двор. Даже я, ничего не сведущая в разведении домашней птицы, понимала, что необходим нормальный вольер из досок или какой-то нормальной сетки, а не из дырявых сетей.

Потому решила чуть позже непременно поговорить с управляющим.

В какой-то момент дерзкий петух, который, как и вчера сидел на своём любимом месте на крыше курятника, слетел вниз. Опять накинулся на меня с громким кукареканьем, пытаясь клюнуть.

В этот раз мне удалось схватить петуха, зажав ему крылья. Притиснув к себе воинственного пернатого, я начала ласково говорить с ним, объясняя ему, что я не причиню ему зла. На удивление моя тактика сработала и спустя четверть часа петух успокоился и перестал вести себя агрессивно и недовольно кукарекать.

Я отпустила его. Петух, дважды обойдя меня, важно кукарекнул и отправился в курятник, явно признав меня.

— Верно сделала, дочка! — вдруг раздался скрипучий голос сбоку.

Я повернула голову. Дед Игнат сидел на лавке, за моей спиной. На удивление он был трезв и выглядел сегодня вполне пристойно.

— Петуха только так и можно усмирить, — объяснил дед. — Лаской да словом верным. А если не успокоился бы, то тогда только в суп его.

— В суп, дедушка?

— А то как же. Если птица нападёт постоянно, то она и покалечить может. Клюнет в глаз, и всё. Таких только в расход. А если понимает слово ласковое, то тогда всё в порядке.

— Вы многое знаете о птицах, да? — спросила я, отставляя пока метлу и подходя к делу.

Уже то что дед Игнат решил заговорить со мной показалось мне хорошим знаком.

— Еще бы не знать! Посчитай я сызмальства тута на птичьем дворе служу. Раньше здесь большое хозяйство было при старом барине. Даже лебедей и соколов держали! Барин прежний охотиться с ними любил. Тепереча все не то.

— Отчего же теперь всё в запустении, дедушка?

— Дак новым барям не сильно нужна птица-то. Только яйца на завтрак да гусятина жареная. Потому и не хотят ничего делать здесь. А птице и корм, и условия для жизни хорошие для нужны. Иначе плодиться они не будут.

— Согласна с вами, дедушка.

— А ты я смотрю смекалистая девка. Верно придумала гусей от кур убрать. Я уж о том сто раз Ивану Ивановичу сказывал, а он и слушать не хочет. А из тебя толк выйдет. Если хочешь, Глафира, помогу тебя с птицами. Всё расскажу и покажу как надо с ними управляться.

— Спасибо, — поблагодарила я, даже не ожидая такой милости от вредного деда.

А он оказывается все подмечал, что мы делали.

— До тебя управляющие здесь на птичнике дурные были, не хотели ничего улучшать. А тебе, девка, так и быть помогу советами.

В тот день управляющего я не застала в имении, он уехал в соседний уезд, потому до вечера мы продолжили наведение порядка. Все доски и поленья аккуратно сложили позади сарая, где теперь жили гуси и утки, накрыли их плотной холстиной, чтобы не намокали.

На третий день курицы наконец осмелели и стали свободно гулять по двору у птичника, не боясь. Индюки на них не обращали внимания. В птичнике мы всё отмыли, насыпали новый опил, в кормушки немного пшена. Я велела Мане следить, чтобы все курицы и индюки ели равномерно, и никто ни у кого не отнимал еду.

Мы же с Юрой под руководством деда Игната начали поднимать ограду из сетей. С утра из старой сторожки лесника принесли добротные рыболовные сети. Конечно, как сказал дед Игнат, это было не дело — городить двор сетями, но другого ничего не было. А требовался тонкий деревянный заборчик с небольшими дырками, так сказал дед. Вообще, дед Игнат оказался вполне мирным стариком, правда, постоянно поучал нас с молодыми людьми. Но мы относились к этому с пониманием, зная, что больше него никто не знал о разведении домашней птицы.

В тот день погода была жаркая с самого утра, поэтому мы с Маней постоянно наполняли поилки у гусей. Они залезали в них с лапами и плескались, разбрызгивая воду.

В какой-то момент, когда я вышла с очередным ведром воды, за моей спиной раздался знакомый голос:

— Глаша, ты как здесь?!

Я быстро обернулась, поставила ведро на землю. У покосившейся ограды из сетей стоял Степан. Прищурившись, смерила его взглядом. Вроде выглядел он обычно. Большой, загорелый, осанистый.

— На службе я, непонятно, что ли? — ответила неучтиво.

За все пять дней, что муж ушел из дома, я не видела его. Только знала, что вчера он заходил к нам домой, пока меня не было. Алёнка сказала, что тятя принес новый топор и ухват, которые якобы уже надо было поменять. Я сделала вид, что меня это не интересует, и больше младшую дочку расспрашивать не стала.

Глава 26

— Ты чего это удумала, Глафира? — возмутился Иван Иванович едва я озвучила свою просьбу о постройке новых домиков для птиц. — Какие такие птичники?! Нет у меня ни материалов, ни средств, чтобы строить что-то!

— Но мы нашли доски в сарае, их даже хватит на летний птичник, потом можно утеплить. Доски хорошие: целые и сухие. Надо только пару мужиков плотников. Юра и дед Игнат будут им в помощь.

— Ты, как я понимаю, уже всё распланировала? И дома тебе новые, и опилки для кур, ещё и мужиков тебе! У меня все мужики в поле и других работах заняты. Нет у меня свободных, поняла?

— Значит, птицы и дальше будут дохнуть, и никакого приплода от них не будет. Это разве хорошо?

— Это уже твоя забота, Глафира, а на меня свои дела нечего перекладывать!

Я нахмурилась. Похоже управляющему совсем не было дела до птичника, как впрочем и говорил дед Игнат. Не желая до конца сдаваться, я спросила:

— Хорошо. Но опилок-то новых мне дашь, Иван Иванович?

— Опилок дам, так и быть. Мешков десять, хватит на неделю?

— Хватит. Спасибо.

— А то ведь ты ночью сама придешь на лесопилку и всё равно сопрешь! По глазам вижу.

По итогу разговор с управляющим оказался совсем непродуктивным. Кроме опилок, которые мы должны были сами привезти на тележке, он не захотел ничего строить для птиц.

Вечером, когда уже солнце клонилось к земле, я вышла из птичника. Хмурая и уставшая. Первый «марафет» в птичьем хозяйстве мы, наконец-то, навели. Но разговор с управляющим совсем не обнадеживал. Я понимала, что надо рассчитывать только на себя.

Быстро пройдя барский двор, я направилась к выездным воротам.

— Глаша! — окликнули меня вдруг.

Я обернулась. Чуть сбоку стояла телега с лошадью, около нее стоял Степан.

— Садись, довезу. Ты же домой? — предложил муж.

Окатив его холодным взглядом, я ответила:

— Благодарю, сама дойду.

Поспешив дальше, я уже вышла на проселочную дорогу, когда муж догнал меня на телеге. Он чуть придержал лошадь, чтобы та шла медленнее, наравне со мной.

— Садись, Глаша, — настаивал он, пытаясь поймать мой взгляд. — В ногах правды нет. Ты ж устала.

— Сказала нет!

Степан зло зыркнул на меня и со всей силы хлестнул лошадь. Телега быстро пронеслась мимо меня по ухабистой дороге, а я облегченно выдохнула.

Навязчивая мысль о том, что Степан специально дожидался меня на барском дворе завладела мной. Но только зачем? Он уже неделю жил с Ульяной и в наш дом носу не показывал, кроме того раза, когда принес ухват.

Но что-то в его взгляде сейчас меня насторожило. Смотрел он как-то жадно на меня и печально что ли. Или мне только это показалось?

С утра возникла новая проблема. Все три дня, что я служила на птичнике, на барский стол забрали только одного гуся и несколько яиц. Но едва я вошла в кухню с тремя свежими яйцами, как и в предыдущие дни, кухарка с порога невольно заявила:

— Глафира, я же сказала Маньке, что мне десяток яиц надо! Она что, дурында, не передала?

Я виновато взглянула на полную бабу лет пятидесяти в цветастой юбке и светлой блузке.

— Сказала. Только нет у нас столько, Фёкла. Несушки по одному яйцу несутся, и то через день бывает.

— Барыня велела пирог с яйцом и луком печь. Если не испеку его, дюже осерчает она.

— Да, понимаю. Я что-нибудь придумаю.

— Думай, только побыстрее, Глаша! — велела кухарка. — Иначе нам с тобой несдобровать будет.

Я вернулась в курятник. Юра уже вымыл все поилки у птиц и убирал двор от помета, а Маня кормила цыплят. Я же не знала где взять эти яйца. Однако понимала одно — надо срочно растить новых кур. И пять малышей цыплят были моей гарантией спокойствия только на будущее. А сейчас где брать ещё сечь яиц было неведомо.

И тут меня осенила идея.

— Юрка! — окликнула я парня. — Быстро иди в деревню. Знаешь где мой дом? Попроси у моей дочери Алёны семь яиц. И бегом обратно.

Да, ради работы я решилась отнять яйца у семьи.

Когда спустя час я принесла яйца, кухарка обрадованно выпалила:

— Ох, Глафира, хвалю. Сейчас прямо пирог и замешу.

— На завтра что надо?

— Петуха. Буду щи варить, да холодец делать. Барыня сказала, что послезавтра гости понаедут.

— Ясно, — мрачно ответила я, думая, что осталось всего два петуха. Если второго завтра забьют, то первый на всех кур будет.

Для яиц он конечно был не нужен, как объяснил мне дед Игнат, а вот для рождения новых цыплят очень даже.

— Яиц не надо пока, — успокоила Фёкла.

Из пяти цыплят был один петушок. Потому вернувшись в птичник, я велела Юре и Маше следить за ним в оба. Чтобы ничего с ним не случилось. А вдруг заберут и второго петуха? Тогда цыплят нам не видать.

Глава 27

Как я и предполагала Танюша кухарке понравилась. Фёкла оставила её в качестве своей второй помощницы на кухне. Мне даже не пришлось идти к старой барыне, чтобы просить за дочь. Я была довольна.

А ещё на следующий день после моего неприятного разговора с управляющим, к нам на птичник пришли два мужика, плотники. Оказалось, что Иван Иванович прислал их помочь нам сколотить новые постройки для птиц. Все же внял суровый и несговорчивый приказчик моим словам. Сначала поворчал, высказал свое недовольство, а потом сделал так как я и просила.

Я обрадовалась. Тут же показала мужикам, где взять доски, чтобы они начали работать. И подробно объяснила, какие нужны домики и где заделать дыру в старом курятнике. Мы с дедом Игнатом все это уже обсудили раньше. Плотники принялись за работу, а я стояла рядом и контролировала, чтобы всё сделали как надо.

Однако понимала, что придется снова говорить с управляющим чуть позже, просить, чтобы домики утеплили к зиме, иначе птицы замерзнут. Так сказал дед Игнат.

Дела на вверенном мне птичнике налаживались, а Танюша вполне прижилась на барской кухне.

Теперь мы со старшей дочерью ходили в барскую усадьбу вместе поутру, и вместе возвращались после службы. Алёнка и Вася управлялись с оставшимися делами дома, и я была рада, что все мои новые детки такие трудолюбивые и хорошие. Один Егор так и продолжал недобро зыркать на меня, но больше не высказывался ехидно в мою сторону. Он всё ждал, когда купец Ермолаев позовет его в свою гильдию, но тот совсем не спешил это делать.

Неделя пролетела как один день, в хлопотах и делах.

В тот день я возвращалась домой одна. Таня чуть задержалась на барской кухне, помогала Фёкле готовить студень и заливное на завтрашний ужин. У старой барыни ожидались завтра гости — соседи по усадьбе. Оттого Таня еще осталась ненадолго в кухне, а я поспешила домой. Надо было проверить младших детей, всех накормить и подоить корову.

Едва я вошла во двор, как меня встретила Аленка.

— Мамка, я каши гречневой наварила, а бабушка Агафья нам кабачков печеных и малосольных огурцов дала. Мы с Васей к ней ходили.

— Умница ты моя! Чтобы я без тебя делала, — похвалила я её, потрепав по голове. Девочка радостно заулыбалась в ответ. Я протянула Алёнке небольшую корзинку с горшочком. — Держи. Это Танюша масло передала. Она чуть попозже придёт, на кухне барской работы полно. Ты в погреб масло убери, дочка, чтобы не прокисло.

Работа Тани оказалась ещё и выгодной тем, что добрая кухарка постоянно передавала нам что-нибудь съестное: то масла, то мясных костей для супа, то ореховой пастилы. То что оставалось от барского стола. Фёкла жалела нас. Говорила, что без мужика в доме трудно нам, вот и помогала.

— Сейчас уберу, мамка, — закивала Алёнка, забирая у меня корзинку. — Ты руки мой и вечерять будем. Мы с Васькой уже стол накрыли. Вас только с Таней ждали.

— Золотые вы мои, помощники, — снова похвалила я дочку, подходя к умывальнику.

Алёнка убежала с маслом в избу, а я быстро вымыла руки и последовала за ней в дом. Прошла сени, на ходу поправив сухие веники для бани, и зашла в просторную светлицу. И тут же остановилась, как вкопанная.

За накрытым столом, кроме Васи и Егора сидел Степан. На своём прежнем месте, во главе стола.

Опешив, я даже на миг потеряла дар речи.