Хомай и Звёздные Ключи

I

Ночь над Москвой искрилась осколками хрусталя. Миллиарды падающих звезд, словно алмазная пыль, осыпали чернильный бархат неба. Каждый осколок – шепот вселенной, каждое мерцание – вздох затаившей дыхание вечности. Мартовский воздух, пропитанный запахом влажной земли и далекого дыма, щипал ноздри. Город дышал, пульсировал миллионами огней, словно гигантское животное, разлёгшееся на берегах Москвы-реки.

Внезапно, сквозь мерцающую завесу прорвался ослепительный золотой клинок. Не метеор, нет — нечто иное, нечто живое. Он парил в воздухе, излучая волны жара. Воздух завибрировал, пропитанный сладковатым металлическим запахом, будто кто-то разрезал гигантский апельсин прямо в стратосфере. От клинка исходило ощущение невероятной мощи, древней и непостижимой. Он дрожал, словно живой, и казалось, что в нем заключена сама сущность вселенной. Золотой свет, исходящий от него, окрасил облака в фантастические оттенки, превратив ночное небо в сюрреалистический пейзаж. Тишина, нарушаемая лишь шелестом звездной пыли, стала еще глубже, наполненной предчувствием чего-то грандиозного и неизбежного.

Город, до этого дремавший под пеленой сумерек, вдруг вдохнул полной грудью, напрягся, словно зверь, почуявший приближение охотника. Магические токи, обычно текущие незаметно, как подземные реки, теперь пульсировали, вибрировали, наполняя воздух тревогой.

В теплых водах отводного канала русалка всплыла на поверхность. Ее чешуя, словно тысяча крошечных зеркал, вспыхнула золотым сиянием, отражая невидимую энергию, пронзившую город. Капли воды стекали по ее изящному телу, словно слезы, предвещающие беду. В ее глазах, цвета морской волны, плескался немой ужас.

На чердаке сталинской высотки, среди пыльных голубятен и забытых вещей, домовой зашипел, словно разозленный кот. Его шерсть, обычно гладкая и блестящая, встала дыбом, каждый волосок дрожал, улавливая пульсацию древней, зловещей силы. Он принюхался к воздуху, его нос дергался, словно он пытался поймать неуловимый запах врага.

Даже бетонные стены зданий, казалось, отреагировали на происходящее. Серая, безжизненная "кожа" мегаполиса покрылась мурашками от невидимой энергии, словно сам город съежился от страха. В воздухе запахло озоном и чем-то еще, древним и зловещим, от чего застывала кровь в жилах. Тревога, густая и тягучая, как смола, пропитала каждый уголок мегаполиса, предвещая наступление тьмы.

Золотой след, словно клинок раскаленного металла, рассек бархат ночного неба. Он пульсировал, вибрировал, оставляя после себя мерцающую дорожку, похожую на россыпь звездной пыли. Воздух зазвенел, наполненный неземной энергией. Запах воздуха смешался с ароматом далеких цветов, создавая опьяняющий, почти болезненный коктейль. Маги, собравшиеся на площади, затаили дыхание. Их лица, освещенные золотым сиянием, отражали смесь восхищения и страха. В этом предвестнике неизвестности, в этом разрыве ткани реальности, было что-то притягательное и ужасающее одновременно. Что-то, что заставляло сердца биться чаще, а души трепетать в предвкушении грядущих перемен.

— Что это? – прошептала молодая ведьма, ее голос дрожал.

— Знамение, – ответил старик рядом, его глаза, мутные от времени, горели неестественным блеском. – Знамение великих перемен.

— Благословение или проклятие? – спросил другой маг, его пальцы нервно сжимали посох.

— Время покажет, – произнес старик, и его слова прозвучали как приговор. – Время всегда покажет.

Золотой след начал медленно растворяться в ночном небе, оставляя после себя лишь слабое мерцание и чувство глубокой, щемящей тревоги. Маги стояли молча, словно окаменевшие, их взгляды были устремлены в ту точку, где еще минуту назад пылало золотое пламя. Мир изменился. Они это знали. И это знание было тяжелее любого проклятия.

*****

Запах сырости и страха, въевшийся в каменные стены подвала, был густым и осязаемым. Он обволакивал, душил, пропитывал насквозь, смешиваясь с металлическим привкусом крови на разбитых губах Рустема. Каждый вдох — пытка, каждое биение сердца — тупая боль, отдававшаяся в рассеченной брови жгучим огнем. Богатство интерьера, персидские ковры с затейливыми узорами, резные столы из темного, почти черного дерева, казались издевательской насмешкой, диссонансом в этом царстве боли и отчаяния.

Катил, развалившись в массивном кожаном кресле, похожем на трон какого-то забытого божества, лениво поигрывал тяжелой золотой печаткой. Блики от бра, закрепленных на стенах, плясали на гранях камня, словно злые духи. В глазах Катила, холодных и пустых, как зимнее небо над заброшенным кладбищем, не было ни капли сочувствия, ни тени человеческого тепла. Лишь ледяное безразличие и хищный блеск, от которого кровь стыла в жилах.

Дым от кальяна вился, сплетаясь в удушливые кольца, словно удавы, готовые сжаться вокруг шеи Рустема. Парень чувствовал, как по спине стекает холодный пот, а сердце колотится, как пойманная птица. На полированном столе лежал пистолет, поблескивая в приглушенном свете, как зловещее напоминание о серьезности ситуации.

— Итак, Рустем, мы вроде бы все обсудили. Долг — дело святое, — Катил растянул слово «святое», издевательски прищурившись, словно смаковал каждую каплю чужой боли. — Вариантов у тебя, скажем так, немного.

Рустем сглотнул, чувствуя, как к горлу подступает комок. Язык словно окаменел.

— У меня… У меня нет таких денег, — прохрипел он, голос дрожал, предательски выдавая страх. — Вы же знаете, бизнес прогорел. Все прахом пошло…

Катил медленно поднялся с кресла, его тень нависла над Рустемом, словно грозовая туча.

— Прогорел, говоришь? — прошипел он, его голос был мягким, но в нем чувствовалась стальная твердость. — А я говорю, что долги надо возвращать. Любыми способами. Ты же понимаешь? Поэтому я и предлагаю тебе альтернативу. Один небольшой подвиг — и мы в расчёте.

В висках Рустема стучало, отбивая тревожный ритм. Вопрос, словно заноза, засел в голове, пульсируя в такт с бешено бьющимся сердцем: какой «подвиг» может потребовать от него этот человек с глазами, горящими нездоровым, лихорадочным азартом? В этом взгляде Рустем видел не просто любопытство, а что-то более темное, похожее на жажду, на предвкушение чужой боли.