— Сегодня Хеллоуин, — зачем-то объявила я, стоя перед зеркалом.
Не самый мой любимый праздник. Всегда считала его бестолковым, поэтому и согласилась провести Хэллоуинскую ночь у тётушки Люсиль в компании её любимого хорька Томаса, в то время как мои однокурсники кочуют из одного паба в другой, наряженные в идиотские костюмы. Дом тётушки — в пригороде Лондона. Не очень большой, в меру мрачный и довольно уединённый. Что-то среднее между домом Дурслей и штаб-квартирой Ордена Феникса в «Гарри Поттере». Тётушка умудрилась загреметь в больницу с кишечным гриппом. Её подруга, обычно присматривавшая за Томасом в отсутствие хозяйки, уехала на всю неделю к дочери в Дорчестер. Так что почётная обязанность ухаживать за вредным, злопамятным, на дух меня не переносящим хорьком легла на меня. Вообще, если не зацикливаться на зловредной личности Томаса, оказать тёте услугу я была не против. Моя учёба в Лондоне — целиком её заслуга. Школу я заканчивала в России, о загранице могла только мечтать. Но тут умер тётин муж, и овдовевшая Люсиль, урождённая Люся, переехавшая на туманный Альбион давным-давно и вспоминавшая о родственниках в России только по праздникам, вдруг решила наверстать упущенное за все годы. В результате этого «навёрстывания» я поступила на исторический факультет Лондонского университета — зачем на исторический не могу понять до сих пор, а тётушка помогла всем, чем только могла. Взамен она просила лишь иногда навещать её и... заботиться о Томасе, если с ней что-то случится. Мой «дозор» начался два дня назад, и что за это время не прибила этого змеёныша Томаса, можно отнести не иначе как к Хэллоуинскому чуду! Подлый хорёк разбрасывал одежду, швырял на пол тарелки и чашки и уже несколько раз попытался запрыгнуть мне за шиворот с высоты шкафа, куда, напакостив, забивался со скоростью таракана. И всякий раз, когда, подбегая к деревянному исполину, я начинала грозить всевозможными карами притаившейся наверху ядовитой ящерице в пушистой шёрстке, со шкафа слышалось ехидное попискивание.
Вот и сейчас маленькая нечисть ведёт себя что-то слишком уж тихо — наверняка задумал очередную пакость. Отвернувшись от зеркала, я обвела комнату подозрительным взглядом. Уже стемнело, но свет включать не хотела. Просто зажгла свечи, придав неприхотливо обставленной гостиной немного уюта, и медовым голоском протянула:
— А где же наш То-о-о-омас? Неужели уже спи-и-ит?
Нормальные хорьки спят по восемнадцать-двадцать часов в сутки, а в холодное время года и того больше, но это исчадие... Тихий шорох, я резко обернулась... как раз вовремя, чтобы подхватить старинное зеркало в вычурной оправе, в которое только что пялилась! Опасно закачавшись, оно чуть не ухнуло со стола на пол — с воплем ужаса поймала его в последний момент. Мало того что разбитое зеркало ничего хорошего не сулит в целом, так это ещё и антиквариат! Тётушка рассказывала какую-то байку про бродячих цыган и услугу, оказанную предком её мужа кому-то из них ещё во времена Шерлока Холмса. Вроде бы в благодарность за эту услугу цыганка подарила предку зеркало, сказав, что оно с душой. Что цыганка имела в виду, так и осталось неразгаданным. Или же она плохо говорила по-английски, и предок неправильно её понял. В любом случае душа у зеркала не проявилась, но ценности оно оказалось немалой. Тётушка берегла его, как зеницу ока, в надежде продать, если всё в её жизни станет совсем уж плохо. Со вздохом облегчения я вернула его на место и ещё успела заметить мелькнувший пушистый хвостик улепётывающего в тёмный угол хорька.
— Ах ты!
Попыталась его схватить — безрезультатно.
— А ну, вернись сюда, гадёныш! Пытаться залезть за шиворот — одно, разгрохать дорогущее зеркало — совсем другое! Если не выйдешь немедленно...
— Что будет?
Захлебнувшись воздухом, я оторопело огляделась и сдавленно уточнила:
— Кто это сказал? Т-томас?
На самом деле голос слишком низкий для хорька, даже заговори он, как Золотая Рыбка, по-человечьи.
— Томас — это кто? — поинтересовались тем же голосом.
— Т-тётушкин хорёк...
— Хорёк?! Ты посмела назвать меня... Хорёк?! Хотя бы представляешь, с кем говоришь?!
— Н-нет, — запнувшись, призналась я.
Снова огляделась и не поверила глазам. Зеркало... светилось! Неужели говорит оно?! Видимо, не меньше меня ошарашенный Томас, даже высунул мордочку из своего укрытия и удивлённо фыркнул. А зеркало приказным тоном потребовало:
— А ну, подойди!
— Зачем? — напряглась я.
— Хочу на тебя посмотреть.
— Н-не стоит, — на всякий случай я попятилась. — Чуть не разбил тебя Томас, на него и смотри! Томас, немедленно подойди к зеркалу и...
— Не собираюсь я смотреть на хорька! Что я их, никогда их не видел?
— Такого точно не видел. Это не хорёк, а ядовитый змей в шёрстке!
Томас несогласно пискнул.
— Ещё и возмущаешься, маленькая нечисть? — разозлилась я. — А по чьей вине я сейчас разговариваю с предметом антиквариата?
— Имеешь в виду меня? — снова влезло зеркало. — Он-то здесь причём? Разбудила меня ты.
— Р-разбудила? — снова начала заикаться я. — Как?
— Своими воплями, наверное... — не очень убеждённо произнесло зеркало и вздохнуло. — Подойди, наконец. Так и вся ночь пройдёт...
Растерянно хлопая глазами, медленно подняла голову... и тотчас зажмурилась от слепяще-белого света. Только и смогла рассмотреть очертание мужской фигуры — кажется, свечение исходило именно от неё. Томасу такое изобилие света тоже не понравилось. Слышала, как он недовольно фыркнул, а потом почувствовала, как снова юркнул ко мне за шиворот.
— Ах ты маленький... — начала яростно.
Но светящееся нечто меня перебило:
— Довольно! Слушай меня внимательно. Что-то недослушаешь или недопоймёшь, тебе же хуже!
— Да что ты, вообще, такое? — не выдержала я. — Может, хотя бы на время своё свечение отключишь, уже устала жмуриться!
— Не могу. Оно не отключается.
— Ты... какой-то небесный дух, поэтому светишься?
— Нет... — растерялось нечто. — Точнее, не небесный. Просто дух. В смысле душа.
— Душа зеркала?! — не поверила я. — Значит, цыганка оказалась права?
— Цыганка... — с ненавистью процедил голос. — Гадкая ведьма! Это она обрекла меня на это! Ведьма! Ведьма!
— Обрекла на что? — уточнила я.
— Существовать в этом... зеркале! Пока невинная душа меня не освободит!
— Уверен, что речь шла о невинной душе, а не о девственнице? — уточнила я.
— А разница есть? — удивился дух.
— Ну... — я замялась.
— Неважно, — дух явно начинал нервничать. — Раз смогла меня разбудить, значит, подходишь. И теперь должна меня освободить! Для этого нужно пройти три испытания...
— Так, не поняла, — заслоняясь от света рукой, я всё же поднялась, и Томас недовольно закопошился у меня за спиной. — Если освободиться нужно тебе, почему испытания должна проходить я?
— Потому что сам себя я освободить не могу, — резонно заявил дух. — И выбора у тебя всё равно нет. В ночь на Хэллоуин двери между всеми мирами распахиваются, а на рассвете снова закрываются. Если попал не в свой мир и не успел вернуться... — он многозначительно замолчал.
— Ах ты гад! — возмутилась я, и хорёк за моей спиной снова задвигался: не раз слышал от меня это слово.
Но в этот раз мой гнев был направлен не на него, и я коротко бросила:
— Не ты, Томас, а вот это светящееся чудо, приволокшее меня невесть куда!
Ободрённый хорёк тотчас вскарабкался на моё плечо и пренебрежительно фыркнул на светящегося чужака. Но чужак на удивление миролюбиво заявил:
— У меня тоже не было выбора. Меня разбудили впервые за долгое-долгое время. Это ведь должно что-то значить! Может, наконец... В общем, мы тратим время. Ты должна мне помочь. Если сможешь — я освобожусь, а ты вернёшься в свой мир. Не сможешь... впрочем, я уверен, ты справишься. Удачи!
Сияние начало меркнуть, я почувствовала, как меня куда-то неумолимо затягивает, и возмущённо завопила:
— Ты спятил?! Как я тебе помогу, если понятия имею, как ты выглядишь... и кто ты?!
— Разберёшься на месте, — хмыкнул дух. — Не сопротивляйся, будет только хуже.
— Хотя бы скажи, за что тебя упаковали в зеркало! — выкрикнула я, из последних сил удерживая ноги на полу.
— За сущий пустяк, — в голосе духа проскользнуло пренебрежение. — Подумаешь, спустил на этих кочевых проходимцев собак!
— На цыган? То совсе-е-е-ем... — мой голос словно подхватило эхо.
А потом я будто погрузилась в вату — ни звуков, ни ощущений... Но это продолжалось недолго. Над ухом послышался противный писк Томаса, в плечо вонзились его коготки, меня крутануло так, что я чуть не рассталась с тем, что съела за ужином, и бухнуло на что-то мягкое. Схватившись за голову, я неуверенно приоткрыла глаза... и, сдавленно вскрикнув, вжалась в... шкуру медведя?! Так и есть... Я в убогой хижине, неподалёку — небольшая яма прямо в земляном полу, и в ней слабо тлеют угли. А рядом на шкуре как ни в чём не бывало сидит Томас и внимательно изучает меня своими глазками-бусинками.
— Чего таращишься? — разозлилась я. — Всё это, между прочим, из-за тебя! Не столкнул бы зеркало, ничего бы этого не... Господи Иисусе! Что на мне надето?!
Разборку с Томасом можно в самом деле оставить на потом, но вот мой «прикид»... Жуткое рубище неопределённого цвета, растоптанные башмаки, а скользнувшие по плечам не самые чистые волосы... ярко-рыжие?! Но я ведь брюнетка! Что же я, в цвете изменилась после всех передряг?! С визгом подскочив на ноги, я, как обезумевшая наседка, обежала по периметру хижины раза три. Томас с невозмутимым видом наблюдал за моей пробежкой и — готова поклясться! — довольно ухмылялся. Его невозмутимый вид стал последней всё переполнившей каплей. Пронзительно завизжав «Это всё из-за тебя, гадёныш!», я бросилась к хорьку, но тот, как всегда, увернулся. В несколько прыжков пересёк пространство убогого жилища и юркнул в плохо притворённую дверь. Не помня себя, я помчалась за ним. Но когда вылетела за порог, притормозила. Вокруг такие же жалкие лачуги, как и та, из которой я выскочила. Чуть поодаль кучка слегка встрёпанных женщин занята приготовлением какого-то варева. Увидев меня, дамы замахали руками и «закулдыкали» на языке, которого я совершенно не знала:
— Ты уже проснулась, Будика? Иди к нам! Скоро мужчины вернутся с охоты, мы готовим им похлёбку!