— Стой!
Где-то сзади, уже совсем близко, прорывается мужской рёв. Один только звук заставляет сердце выпрыгнуть из груди и забиться где-то в горле, глухо и часто, перекрывая дыхание.
Бежать. Просто бежать.
Не думать, не оглядываться, не выбирать дорогу.
Ноги сами несут по скользкому асфальту, подворачиваясь на стертых подошвах кроссовок. В ушах стоит оглушительный шум. То ли ветра, то ли собственной паники.
Рассветный город пуст и безмолвен, как вымерший. Ни машин, ни случайных прохожих.
— Стой, курица! А то мозги вышибу!
Мысль остановиться даже не мелькнула. Попасть к ним в руки, значит конец. Всему. Все мои проблемы мог решить один единственный телефонный звонок. Но я дала себе клятву… Клятву никогда, ни за что не возвращаться к нему. Цена такой помощи была слишком высока.
Ноги сами вынесли на пустынную парковку у закрытого торгового центра. Взгляд, затуманенный слезами и адреналином, метнулся по сторонам. Ни души. И тут я вижу ее. Единственную машину с работающим двигателем, от которого в холодный воздух поднимается струйка выхлопа. Большой, тонированный джип. Обычные люди на таких тачках не ездят, но выбора не было. Совсем.
Бросаюсь к нему, с размаху ударив ладонями по холодному черному стеклу со стороны пассажира.
— Помогите! Пожалуйста! — мой голос срывается на визгливый, отчаянный вопль.
Проходит вечность. Стекло, беззвучно и медленно, ползет вниз. И в образовавшейся щели вижу его.
Мужчина в черном. Его лицо скрыто в тени салона, но глаза... Такие яркие и холодные, что, казалось, пронзают меня насквозь, заморозив кровь в жилах. Синие, как полярный лед, без единой искры тепла.
— Чего тебе? — голос низкий, ровный.
— Помогите, пожалуйста! Меня хотят убить! — задыхаюсь, пытаясь ловить ртом воздух, который уже превратился в ледяную крошку.
Мужчина смотрит на меня с отстраненным, почти скучающим презрением. На мгновение его взгляд скользит куда-то мне за спину, где уже слышится ругань догонявших. Он видит их. И это его совершенно не тревожит.
— Помогите! — снова взмолилась я, и по щекам потекли слёзы.
Его ледяной взгляд падает на мою расстегнутую куртку, из-под которой выбивается край белого медицинского халата.
— Медсестра?
— Врач, — поправляю почти машинально, всё ещё ловя ртом воздух.
Он на секунду задумывается, будто оценивая этот факт. Потом резко кивает в сторону салона.
— Садись в машину.
Меня парализовывает. Мысли смешиваются в один сплошной ком ужаса. Сесть в машину к незнакомцу? Но сзади верная смерть. А здесь...
— Но...
— Села, сказал, — тон не допускал возражений. Тихий, но такой весомым, что быстро заставил мое тело прийти в движение. Мужчина поворачивается к водителю. — Разберись.
Я почти падаю внутрь, на холодную кожу сиденья. Меня трясет так сильно, что зубы выбивают дробь. Судорожно сжимаю руки, пытаясь ее унять. Через лобовое стекло вижу, как его водитель — крупный мужчина, подходит к моим запыхавшимся преследователям. Один из них что-то яростно жестикулируя, показал пистолетом в сторону нашей машины. Зажмуриваюсь, ожидая выстрела.
Но его не последовало. Когда я снова осмеливаюсь взглянуть, они уже спокойно разговаривают с водителем.
Тот, кто отдавал приказы, сидит ко мне почти боком. Рассматриваю его резкий, неподвижный профиль: нахмуренные брови, острую скулу, напряженную челюсть, покрытую густой, темной щетиной.
Водитель возвращается в машину, и они несколько секунд о чем-то говорят. Так тихо, что за оглушительным стуком собственного сердца я не могу разобрать ни слова.
Наконец, тот, чьего имени я не знаю, говорит, все так же глядя вперед:
— Они тебя больше не побеспокоят.
Проходит секунда, другая, пока эта информация доходит до моего онемевшего сознания. Сердце, будто сорвавшись с цепи, падает куда-то вниз, сменяя панику на сладкое, пьянящее чувство облегчения. Непроизвольно выдыхаю, и на губах появляется слабая, нервная улыбка.
— Спасибо, — шепчу, чувствуя, как слезы снова наворачиваются на глаза, но теперь от счастья. — Я правда ни в чем не виновата…
— Слова благодарности меня не интересуют.
Замираю, предчувствуя неладное.
— Что?
Он неспеша поправляет зеркало заднего вида. И теперь в нем отражаются его глаза. Два синих осколка льда, прикованные ко мне.
— Я выкупил тебя. Теперь этот долг будешь выплачивать мне.
И тут по всему периметру салона с оглушительной, финальной четкостью звучит щелчок центрального замка.
Дорогие мои, добро пожаловать в мою страстную новинку! Проверьте, что книга у вас в библиотеке, чтобы не пропустить выпуск новых глав.


Амалия
Оглушительный рёв толпы обрушивается на нас, едва мы переступаем порог этого подпольного зала. Замираю на месте, вжавшись в косяк двери, не в силах отвести взгляд от клетки, где двое полуголых мужчин с остервенением избивают друг друга. Хлопок перчатки по живому мясу, брызги слюны и крови, искажённые гримасой боли лица.
— Нам точно сюда? — шепчу, и мой голос звучит потеряно, заглушённый диким воем болельщиков.
Пальцы судорожно впились в грубую лямку медицинской сумки.
— Да пошли уже! — резко шипит Настя и, схватив меня за локоть, тащит за собой вглубь здания.
Её пальцы жгут кожу через ткань куртки. Мы почти бежим по-пустому, слабо освещённому коридору, пока она не приводит нас в прохладное помещение раздевалки. Металлические шкафчики, две скамьи. Больше ничего. Безлюдно и тихо, если не считать приглушённого гула из зала, от которого дрожали стены.
Настя, не теряя ни секунды расставляет на одной из скамеек содержимое наших сумок. Щёлкает застёжкой, разворачивает стерильную пелёнку, и на нее ложатся чистые предметы: пузырьки со спиртом, бинты, шприцы, иглодержатель, упаковка с хирургической нитью.
Смотря на этот импровизированный стол первой помощи в подпольной бандитской берлоге, чувствую, как по спине пробежал ледяной рой мурашек. Желудок сжимается в тугой, болезненный комок.
Я уже тысячу раз пожалела, что согласилась на эту безумную авантюру.
Мы с Настей учимся на одном потоке, четвертый курс, мечтаем о карьере хирургов. А вчера после пар она, с невинными глазами, предложила «подработать». Деньги очень хорошие. Её напарник заболел, а одной идти страшно. Она честно призналась, что дело не совсем законное. Клиенты - опасные. Всё, что от нас требуется, оказать помощь «их человеку». А именно сегодня одному из бойцов на том ринге. Лапша быстрого приготовления, оплата за обучение и небольшая зарплата за подработку в больнице сделали свое дело. Я согласилась. И вот теперь готова была выть от ужаса.
— Н-насть, я, наверное, пойду…
— А ну стоять! — она резко разворачивается и подлетает ко мне вплотную. — Думаешь, мне не страшно? Ещё как! Но я задолбалась жить в общаге и находить тараканов в своей косметичке. Ещё пару таких вызовов, и я смогу снять нормальное жильё.
Я не успеваю ничего ответить. Дверь с грохотом распахивается, и в раздевалку вваливаются мужчины. Двое крепких, с каменными бандитскими рожами. Они почти на руках занесли и усадили на скамью третьего. Бойца.
Ужас медленно ползет к горлу и сжимает его ледяной рукой. Инстинктивно отступаю в тень, к шкафчикам. Снимаю резинку с хвоста, и тёмные волосы водопадом падают на лицо, скрывая его.
Пожалуйста, только не узнайте. Господи, пусть не узнают...
Я помню эти рожи. Помню слишком хорошо. Они были частью той жизни, от которой я бежала так далеко и так отчаянно.
Настя, поборов первый шок, уже хлопотала над бойцом, проверяя зрачки. Парень был живого места. Его лицо превратилось в кровавое месиво. Левая бровь разорвана. Потребуется наложение швов. У парня явное сотрясение, он еле соображал, что происходит. А эти двое, что притащили его, смотрят на нас с холодным нетерпением. Они ждут, пока мы залатаем их пушечное мясо, чтобы обратно вытолкнуть его на убой.
Отказаться? Сейчас это значит подписать себе и Насте смертный приговор.
— Давай иглу, — командует Настя, закончив обрабатывать рану.
Я протягиваю ей иглодержатель. Она берет его, подносит дрожащей рукой к окровавленному лицу бойца… и замирает. Пальцы трясутся так, что игла просто танцует в воздухе, не в силах коснуться кожи. Секунды растягиваются, становясь вечностью. Мускулы на лицах стоящих мужчин начинают напрягаться.
— Давай я, — говорю тихо, отстраняя её.
Надевая стерильные перчатки, ощущаю на себе тяжёлый взгляд тех двоих. Заставляю себя дышать глубже, отгородиться от всего: от воя толпы, от знакомых лиц, от страха. Остались только я, игла и рваные края раны. Делаю свою работу, шов за швом, стежок за стежком, погружаясь в автоматизм.
Последний шов наложен. Дверь снова с грохотом отлетает, ударившись о стену. В проёме стоят трое новых мужчин, ещё более массивных, чем первые. Один из них, с бычьей шеей и крошечными свиными глазками, швыряет на пол между нами спортивную красную сумку. Молния не выдерживает, края разъезжаются, и наружу вываливаются несколько толстых пачек купюр.
У меня перехватывает дыхание. Мамочки, сколько их там?
— В чём дело, а? — рявкает «бык», обращаясь к тем, кто привёл бойца. — Мы на этого отброса кучу бабла поставили! Если он сейчас не выйдет и не добьёт того сучонка, вы все тут кредиты брать будете! У меня вся контора прогорит!
— Да он еле дышит, смотри! — огрызается один из первых.
— Мне похуй! Лапа у него не отвалилась? Значит, может бить! Или вы, костоправы, плохо работаете? — его взгляд, тяжёлый и подозрительный, скользнул по нам с Настей.
Крик, матерная перепалка, кто-то кого-то толкает. Первый удар звучит глухо, как удар топора по мясу. И тут началось... Драка вспыхивает за считанные секунды. В тесном помещении звенят металлические шкафчики. С грохотом летит наша скамейка, разбрасывая стерильные инструменты.
Мы с Настей вжимаемся в стену, стараясь стать невидимками. Сердце колотится так, что кажется, его слышно даже поверх этого хаоса. В какой-то момент, Настя дико дёргает меня за рукав. Мы пробираемся к двери, выскакиваем в коридор и мчимся без оглядки, подгоняемые животным страхом.
Непонятный грохот разорвал тишину моей крошечной квартиры, выдергивая меня из сладкого сна. Звук отдается тяжелым стуком в висках и не обращать на него внимание не получается. С трудом приподнимаю голову с подушки. Глаза еще застилает пелена недосыпа. Часы на прикроватной тумбочке показывают шесть утра. Три часа… мне удалось поспать всего лишь три часа после того ночного приключения.
Удары в дверь продолжались.
Кому это неймется в такой час? Опять бабка с нижнего этажа? Будет снова мне рассказывать, как я ее затопила во сне?
Пошатываясь бреду в прихожую, на ходу натягивая старый растянутый кардиган. Не глядя в глазок, отрываю дверь.
Только вот на лестничной клетке стоит далеко не безумная соседка.
Прежде чем я успеваю хотя бы вскрикнуть, в квартиру вваливаются двое. Те самые, что тащили избитого бойца. Только теперь и сами были побиты: у одного под глазом цвел фиолетовый фингал, у второго губа распухла и была рассечена.
Секунда и рука одного из них вцепилась мне в горло. Пока с губ срывался жалостный хрип, мужик с силой прижал меня к стене, приподнимая над полом. Затылок пульсирует от боли. Но даже это боль волновала меня меньше всего в отличии от недостатка кислорода в легких.
В глазах начало мутнеть.
— Ты думала, мы не найдём тебя, сука? — шипит он, усиливая хватку. Его дыхание, с примесью табака и чего-то кислого, обжигает моё лицо.
Грубые мужские пальцы сжимаются, впиваясь в гортань, перекрывая воздух. Паника ударяет в голову. Трепыхаюсь, царапая ногтями его жилистую руку, болтая ногами по воздуху, пытаясь оттолкнуться. В глазах плывут чёрные мушки, в ушах гудит.
Первой и единственной мыслью была той, что меня нашли, все же узнали и остались считанные часы до момента, как меня снова вернут в тот кошмар.
— Где деньги? — раздается голос второго.
Не могу ответить. Мир сужается до борьбы за глоток воздуха.
— Да отпусти её, придурок, она нам так ничего не скажет, — буркает он же.
Хватка ослабла. Падаю на колени на холодный пол, давясь судорожными, хриплыми вздохами. Горло горит огнем. Каждый вдох дается с болью. Обхватываю его руками, пытаясь защитить, ощущая на коже фантомное прикосновение мужских пальцев.
Второй бандит медленно присаживается передо мной на корточки. Инстинктивно отползаю, прижимаясь спиной к стене. Но бежать некуда.
— Спрашиваю ещё раз. Где деньги?
— Какие деньги? — голос совсем осип. Кажется чужим. Перевожу испуганный взгляд с одного на другого, пытаясь понять.
Они не узнали меня. Речь не о прошлом. Тогда о чём?
На скуле у сидящего передо мной мужчины заходились желваки. Он терял терпение, а я всё ещё не понимала, в чём меня обвиняют.
— Которые ты и твоя подружка прихватили у нас. Сумка. С деньгами.
Мои глаза округляются от шока, который на секунду затмевает даже страх.
— Мы ничего не брали!
Первый, тот, что душил, с размаху ударяет кулаком в стену. Старая штукатурка осыпается мне прямо на волосы. Вздрагиваю и вжимаю голову в плечи, замирая.
— Не ври нам, девочка, — шипит его напарник. — Мы видели записи с камер. Наша сумка была у твоей подруги. — Он приближается, и его пальцы, грубые и холодные, впиваются в мой подбородок, заставляя поднять голову. Зажмуриваюсь, не в силах вынести его взгляд. — У тебя двенадцать часов. Найти деньги. Вернуть нам. Или… — не договорил, но по его ухмылке всё и так ясно. — Будешь отрабатывать. Поняла?
Не могу издать ни звука, лишь судорожно киваю. Он с силой отталкивает мою голову, встает, и бандиты выходят из квартиры.
Тишина, которая наступает вслед, оглушает. Меня трясет. Сижу на полу, обняв колени, и не могу пошевелиться еще какое-то время.
Спотыкаясь о собственные ноги, ползу в спальню. Руки дрожат так, что я только с третьей попытки беру телефон с тумбочки и набираю Настю.
Монотонные гудки, а потом голос автоответчика: «Абонент временно недоступен…»
— Чёрт, — шепчу, сжимая телефон так, что стекло затрещало. — Чёрт, чёрт, чёрт!
Неужели она могла… Неужели моя подруга, могла вот так, хладнокровно, подставить меня? Украсть деньги у бандитов? Это же чистое самоубийство! Какой же надо быть дурой…
Захожу в соцсеть на её страницу. От нее выложено сторис два часа назад. Яростно тыкаю в него.
И от увиденного медленно оседаю на кровать. На фото аэропорт, сверкающий чистотой, и Настя. Счастливая, в больших солнцезащитных очках. А в её руке та самая красная сумка.