Хозяйка чайных плантаций. Мой счастливый остров

Глава 1

Скорее! Скорее! Скорее!

Мимо проносятся деревья, кусты, залитые угасающим светом осеннего солнца поляны, ещё зелёные пастбища с редкими купами косматых вётел. Кое-где виднеются пасущиеся стада, пастушки, сидящие у костра, или одинокие, неизвестно кому принадлежащие убогие домишки.

Всё выглядит очень странным, непривычным.

Словно смотришь быстро сменяющиеся эпизоды из фильма о какой-то давно прошедшей эпохе. И эти домики – невысокие, деревянные, нештукатуренные, под соломенными крышами – будто музейные экспонаты под открытым небом. И люди у костров – в простой холщовой одежде, в старомодных головных уборах, похожих на картузы с кожаными козырьками, – они тоже точно сошли с иллюстраций в школьных учебниках по истории.

Да, это было странно, очень странно. И загадочно.

Может быть, у меня галлюцинации?

Едва в моей голове промелькнула эта мысль, как послышался стук и скрип, которые могла издавать лишь старая телега. Да-да, я помню, как каталась на такой, когда на летних каникулах приезжала в деревню, в гости к бабушке...

Но почему я в телеге?! Я же должна сидеть в такси?

Я прекрасно помню, как начинался этот день. Накануне вечером я получила письмо в необычно красивом конверте: из атласной бумаги бледно-розового цвета, с вычурными вензелями – не то орнаментами, не то переплетёнными одна с другой буквами. Я тогда ещё подумала, какая удачная и прекрасная имитация под старину. Из-за усталости после рабочего дня и позднего времени я отложила письмо в сторону, решив ознакомиться с его содержанием (а заодно и данными отправителя) на следующий день.

Утром я осторожно разрезала конверт острым ножом и, вынув из него тонкий бумажный листочек, аккуратно сложенный вдвое, пробежала глазами по короткому официальному тексту. Он был написан на французском языке – родном языке моей бабушки по материнской линии, которому меня обучали с раннего детства.

«Мадам,

Настоящим имею честь пригласить Вас на чтение завещания Его Светлости герцога Корнубийского, по которому Вы являетесь главным бенефициарием.

Чтение состоится в нашей нотариальной конторе в пятнадцать часов в понедельник 1 апреля 202... года. Просим заранее подтвердить принятие данного предложения».

Письмо было подписано государственным нотариусом, заверено его печатью и снабжено адресом конторы.

Замечательно! – сказала я себе с улыбкой. – Вот мне и представился случай поехать во Францию!

И всё же, несмотря на официальный повод предстоящей поездки, меня попытались от неё удержать. О письме я сообщила маме и Жене, своему жениху, во время семейного воскресного чаепития, когда мы собрались за столом с чайным сервизом и разными сладкими вкусностями домашнего приготовления. Мама выразила удивление, а Женька рассмеялся, назвав письмо чьим-то первоапрельским розыгрышем.

- Нет, ну ты сама подумай, – сказал он, обращаясь ко мне, но при этом с вожделением истинного гурмана глядя на фирменный мамин «Наполеон». – Какой ещё герцог Корнубийский, когда в современной Франции нет ни дворян, ни дворянства, ни других дореволюционных сословий? Французская конституция категорически отрицает существование аристократии!

Женька – историк-правовед, аспирант в институте гуманитарных исследований – знал, о чём говорил. Мне не оставалось ничего другого, как согласиться с его замечанием. Зато мама подвергла его сомнению.

- Формально никакой аристократии во Франции нет, но на деле это не так, – задумчиво проговорила она, с рассеянным видом помешивая ложечкой сахар в чашке с горячим душистым чаем. – Потомки древних французских родов и по сей день живут в фамильных замках. Просто они не любят появляться на публике и в масс-медиа. Они не кичаться своей знатностью, а те из них, кто сохранил семейные богатства, предпочитают не выставлять свой достаток напоказ, что сильно отличает их от нуворишей нашего времени из категории «из грязи в князи». Поэтому о современных потомственных аристократах мало кто знает.

- Может, всё так и есть, – нехотя признал мамину правоту Женька. Но потом не удержался и съехидничал: – Только почему сохранился титул герцога Корнубийского, когда самой Корнубии давно нет на карте?

- Этого я не знаю, – вздохнула мама и положила ложечку на блюдце. – Увы, всё, что нашей семье осталось в наследство от моих французских предков, это знание языка.

- Как мы теперь видим, вероятно, не только это, – возразила я и в подтверждение своим словам взмахнула письмом. – Если существует завещание, значит, тому, кто его составил, есть что завещать. А я, между прочим, главный бенефициарий. Кто знает, вдруг я унаследую фамильные сокровища? Ну а что, чем чёрт не шутит?..

- Не стоит ехать, Эля, – сказала мне мама, когда мы остались наедине в уютной кухоньке её двухкомнатной хрущёвки и принялись мыть чашки из старинного фарфорового сервиза. – Всё это кажется мне подозрительным. Что-то в этом письме есть необычное, недоброе. Столько лет моя мама не получала ни единой весточки со своей родины, а тут вдруг объявился какой-то герцог со своим завещанием... Я никогда не слышала, чтобы у нас были родственники-аристократы. Странно всё это...

- Ну, объявился и объявился! И, похоже, другой родни, кроме нас, у герцога не осталось. Тогда почему же мне не следует ехать? – упрямилась я, уже предвкушая приятные впечатления от предстоящей поездки.

- Не знаю, как тебе объяснить, – с тоской в голосе отозвалась мама. – Просто предчувствие, что там тебя ожидает что-то плохое. Откажись от поездки. И забудь об этом дурацком письме.

- Я всё равно поеду. Пусть это будет своего рода путешествие в прошлое – на встречу с нашими предками. И разве это плохо – унаследовать аристократический титул? – Я весело подмигнула маме, чтобы развеять её тревоги.

И если с мамой мне удалось избежать конфликта, то Женька принял моё решение в штыки.

- Что значит «уезжаю»? – сердито спросил он, когда, придя ко мне на следующий день, увидел, как я собираю чемодан.

Междуглавие

Аннотация:

Узнав о завещании дальнего родственника, Элина собирается ехать во Францию, а попадает в альтернативное прошлое. Теперь она – виконтесса Элинор де Вэннесан, ненавидимая своим мужем, презираемая светским обществом, преданная королём. Казалось бы, у молодой женщины из знатного рода, униженной и опозоренной, больше не осталось смысла жить. Но Элина, мечтавшая о детях в своём мире и получившая шанс стать матерью в чужой реальности, думает иначе. Ради детей она готова начать жизнь с чистого листа. Пусть и на краю света, на затерянном в море острове, в заброшенном имении.

В книге есть:

- альтернативная Франция

- обустройство в новом мире

- неунывающая героиня с детьми

- бесхарактерный муж с завышенными требованиями и бессмысленными амбициями

- обаятельный незнакомец с тёмным прошлым

Дорогие читатели!

Приветствую вас в своей новой истории в жанре бытового фэнтези!

Не стесняйтесь поддерживать моё творчество лайками и отзывами, добавляйте книгу в свои библиотеки, чтобы не потерять и следить за обновлениями. И подписывайтесь на мою авторскую страничку, чтобы быть в курсе новостей и иметь возможность знакомиться с другими увлекательными историями!

Глава 2

Не знаю, по какой причине я так и не добралась до аэропорта и вместо современной Франции очутилась в каком-то средневековье. Хотя, если допустить совершенно фантастическую мысль, такси, в которое я села, на деле могло оказаться машиной времени.

Ну, нет, – тут же сердито одёрнула я себя. – Что за детские фантазии? Машина времени существует лишь гипотетически и в воображении писателей-фантастов. Если я не помню, как перемещалась по городу в такси, это ещё не значит, что меня каким-то чудом занесло в другое время. Скорее всего, я благополучно долетела до места назначения, после чего французские друзья нашей семьи, которые хорошо знали герцога Корнубийского, пригласили меня на фольклорную экскурсию, посвящённую Средневековью. А чтобы я могла полностью погрузиться в антураж прошлого и в полной мере прочувствовать его аутентичность, вместо комфортабельного автомобиля предоставили к моим услугам эту крестьянскую колымагу.

Одно неясно: почему я так тороплюсь? Откуда это необъяснимое предчувствие беды в случае моего опоздания? Скорее, скорее, скорее...

В это время снова затарахтели колёса.

Я приподнялась и увидела, что, в самом деле, лежу на длинной телеге, набитой соломой, а сверху меня прикрывает пёстрое домотканое одеяло из разноцветных лоскутков. Телега запряжена парой лошадок. Упряжь верёвочная, а правит ими коренастый мужчина: моему взору была доступна его широкая спина и седые волосы, падавшие из-под бараньей шапки на ворот короткой серой куртки, отделанной коричневой тесьмой.

- Потерпите ещё чуток, ваша милость! – кричал мужчина, не поворачиваясь ко мне лицом. – Ещё совсем чуток – скоро приедем! Вы уж простите, но до Шантонсо я вас не довезу! Боюсь, помрёте по дороге! А вот до Сеймюра уже рукой подать! Это мои родные края, я здесь вырос. И родня кое-какая имеется!

Если бы колёса этого сельского экипажа катились без малейшего шума, а лошади, бежавшие резвой рысцой, ступали совсем неслышно, и тогда бы он привлёк внимание громким голосом возницы.

Ваша милость? Кого это он называет «вашей милостью»? Не меня же, нет? Ведь если я по завещанию унаследовала титул своего родственника-аристократа, то называть меня должны, пожалуй, «вашей светлостью». И что это за язык такой: не то французский, не то английский, не то смесь того и другого? Точно иностранный. Вот только удивительно, что я его прекрасно понимаю...

Телега подпрыгнула, очевидно, наехав на кочку, и меня тряхнуло так, что всё тело внезапно пронзила совершенно дикая невыносимая боль. Охнув, я скорчилась, обхватила себя за плечи дрожащими руками. Сердце у меня учащённо билось, а в глазах потемнело.

Мучительная боль не отпускала, а, наоборот, усиливалась, переходя в судороги, сковавшие низ живота. Я не могла выпрямиться, не могла расслабиться. Даже дышать приходилось с трудом, и каждый вздох казался последним. Это было ужасно. Мысли путались в поисках объяснения всего того, что со мной сейчас происходило. Но вразумительные ответы, естественно, не находились.

А потом я почувствовала горячую влагу между ног...

Я постаралась сильнее подтянуть колени и, с трудом выпростав руку, ощупала промежность. Поднесла руку к лицу – и вздрогнула. Кровь. На моей руке была кровь.

Но точно ли это моя кровь? И моя ли это рука?

Маленькая ручка с блестящими и нежными, как лепестки розы, ногтями была тонкой и почти прозрачной. На безымянном пальце полыхнуло кроваво-алым рубином изящное золотое кольцо.

Я всегда питала слабость к дорогим ювелирным украшениям и с радостью принимала их в качестве подарков. Но такого кольца в моей шкатулке с драгоценностями точно не имелось. Стиль, в котором была выполнена ювелирная работа, определённо не соответствовал ни одному из известных мне современных брендов.

Стиснув зубы, чтобы не застонать от нового приступа боли, я как можно внимательнее пригляделась к кольцу. Огранка рубина показалась мне грубоватой, зато исполнение замысла заслуживало восхищения. И тут я заметила тонкую вязь на ободке: изящными буквами того языка, которым я – к своему удивлению – хорошо владела, была выгравирована надпись.

«Элинор, даме моего сердца. Навечно твой Т.».

Как романтично! – усмехнулась я. – Вот только ошибочка вышла: меня зовут Элина, а значит, это кольцо в любом случае принадлежит не мне...

Как бы я ни пыталась утешить себя тем, что всё происходящее со мной нереально, боль, которая снова напомнила о себе чудовищной судорогой, была лучшим доказательством обратного.

Каким-то необъяснимым образом я очутилась в чужом теле, в чужой, абсолютно незнакомой мне реальности. Единственная в данной ситуации подсказка казалась мне более-менее подходящей: разгадку того, что со мной случилось, следует искать в фэнтезийных историях о попаданках.

Это значит, что моя душа из одного тела переместилась в другое. Из одного мира – в другой. Из одной реальности – в другую. Вопрос: в какую? И в чьё, позвольте узнать, тело? Почему в нём поселилась эта мучительная боль? Откуда кровь?

В это мгновение я, не удержавшись, испустила первый страшный крик. Никогда в жизни, сколько себя помню, я не орала так громко и так надрывно!

Началась новая мука, страшнее всех прежних. Боль буквально разрывала моё тело на части. В глазах туманилось от слёз.

- Ваша милость, мы почти приехали! – крикнул возница, и в его хриплом голосе я услышала неподдельный страх. Вернее, панику. – Вы только потерпите! В деревне по соседству с замком Сеймюр живёт хорошая повитуха. Она поможет вашему ребёночку появиться на свет...

Моему ребёночку?!

Моему. Ребёночку.

Боже мой, так я рожаю?..

Глава 3

Когда телега, на которой я лежала, корчась от чудовищной боли, наконец остановилась, солнце почти полностью скрылось за верхушками деревьев. Ветер свежел; в лицо повеяло знакомыми запахами осени: прелой листвы, грибов, сырой земли, плесени. На сумеречном небе грозно поднималась чёрная башня донжона, в окнах которой мерцали огни.

Во дворе замка, куда меня привёз незнакомый мужичок, горели факелы, от которых жаркими волнами исходил чад. Несмотря на приближение ночи, суетня и гам в замковом дворе не утихали. Где-то громко бранились женщины: голос одной из них был визгливым, а у другой гудел, будто она сидела в пустой бочке и оттуда огрызалась. Кто-то жалобно просил вынести ему из кухни хотя бы корочку хлеба. Неистовым лаем заливались собаки. Откуда-то сверху доносился заразительный детский смех.

- Эй, Люка, ну-ка, быстренько дуй за матушкой Дафни, – скомандовал возница, обращаясь к кому-то маячившему в полутьме двора. – Тащи её сюда, даже если старая карга будет упираться! У нас тут её милость Элинор де Вэннесан рожать удумали...

«Элинор де Вэннесан это, стало быть, моё новое имя. И теперь я, кажется, буду существовать в теле этой Элинор, испытывать её боль, проживать её жизнь», – пронеслось у меня в голове.

Долговязая тень метнулась и исчезла без слов, а в следующую минуту раздался громогласный мужской голос – такой мощный, что, услышав его, и кони присели бы от испуга.

- Кто это там распоряжается моими слугами? Бертин, тебя ли я слышу, старый ты хрыч? Какого чёрта ты здесь делаешь?

Я слышала, как кто-то подошёл к телеге, но уже даже не пыталась посмотреть на него. Мне было так плохо, что я лишь стонала и не хотела открывать глаза. Да и веки вдруг стали такими тяжёлыми, будто налились свинцом.

- Мессир... – виноватым голосом залопотал Бертин (так я узнала имя моего возницы), – ваша светлость... Вы уж простите, если я позволил себе чего лишнего...

- Да ладно! Брось извиняться, Бертин. Ты же, можно сказать, у себя дома. Давненько же ты к нам не заглядывал. Проездом или в гости? – осведомился обладатель густого баса, очевидно, хозяин замка.

- Проездом, ваша светлость. Вот, вёз её милость в Шантонсо, а они, стало быть, разродиться прежде сроку собрались. Я и смекнул: ежели матушка Дафни возьмётся за дело, то, пожалуй, уладит его добром.

- Погоди-ка! Ты говоришь, что ехал в Шантонсо? Ведь этот мануар принадлежит королевской семье! А как зовут даму в твоей телеге?

- Так это... её милость Элинор де Вэннесан...

- Виконтесса де Вэннесан? – изумлённо переспросил хозяин замка. А потом как заорёт: – Что ж ты тогда столбом тут стоишь, подлец этакий? Немедля мадам де Вэннесан сопроводить в мои личные покои! А как только Люка вернётся с матушкой Дафни, тотчас веди её туда же!

- Помилуйте, ваша светлость! Да как же я сопровожу мадам в ваши покои? – растерялся Бертин. – Она и на ногах-то не держится!

- На руки её возьми, болван! – внезапно гаркнул хозяин замка, да так, что я съёжилась под покрывалом. – Всему-то вас, недоумков, учить надо!

Спустя некоторое время я оказалась в объятиях возницы, который нёс меня с такой осторожностью, будто ему вручили хрупкую стеклянную вазу. Я же была не в состоянии даже пальцем пошевелить и чувствовала себя тряпичной куклой.

Дыхание с хрипом вырывалось из груди вперемежку со стонами – так непереносимо мучительно ныл живот. Меня то знобило, то бросало в жар. От пота и крови одежда насквозь промокла, и мне казалось, что эти чудовищные муки никогда не прекратятся, по крайней мере, пока не придёт мой последний час.

- Приготовьте мою опочивальню да натопите там хорошенько! Дров не жалеть! – приказал суетившимся вокруг слугам хозяин замка, который следовал за Бертином, стараясь не отставать от него ни на шаг.

Я слышала, как со скрипом открылась тяжёлая дверь, и вскоре меня бережно опустили на мягкую перину. В жарко натопленной комнате уютно потрескивали горящие в камине дрова, пахло горьковатым дымком и расплавленным воском.

Не успела я с трудом перевести дыхание, как снова начались схватки. Боже мой, могла ли я подумать, что появление нового человека в этом мире сопровождается такими непереносимыми муками!

Сквозь шум в ушах я слышала, как в комнату вошли несколько человек. Женский голос велел кому-то закипятить воду, приготовить свежие простыни. Потом раздался характерный металлический лязг инструментов. Проворные руки привычными движениями ощупали мой живот.

Должно быть, матушка Дафни, – догадалась я и снова скривилась от боли.

- Что скажешь, Дафни? – раздался уже знакомый голос хозяина замка.

- Пока ничего утешительного. Роды прежде срока. Положение плода неблагоприятное. Потеря крови слишком велика.

Ответ повитухи поверг меня в шок.

По-видимому, все обстоятельства складывались так, что не оставляли никакой надежды. Я понятия не имела, в какую эпоху попала и насколько развиты здесь гинекология и перинатология. Но, если я обречена умереть при родах, то в чём тогда смысл моего так называемого попаданчества? Должен же быть какой-то смысл?!

Возможно, я уже умерла однажды – в своём мире (хотя и не помню этого), но потом Судьба подарила мне новый шанс: прожить жизнь Элинор де Вэннесан. Значит, я просто обязана её прожить!

И не только это.

Элинор была беременна.

В своей прошлой жизни я уже совершила две непростительные ошибки, когда поддалась уговорам мужчины, которого безумно любила и который не хотел иметь детей, считая их обузой. Но тогда, если Судьба и вправду смилостивилась надо мной, я должна не просто выжить – я должна стать матерью!

И будто в подтверждение моим мыслям прозвучали обнадёживающие слова матушки Дафни, которые она адресовала хозяину замка:

- Не волнуйся, твоя светлость, я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы её спасти. А если повезёт, то и её ребёнка тоже.

Глава 4

Роды были долгими и трудными. Всё прошло как в тумане.

Но на один краткий миг, на пике самой страшной нечеловеческой боли, у меня вдруг возникли, точно вспышка, незнакомые, чужие воспоминания – подобно диалогу из какого-то фильма.

« - ... Нет, Бертин, мы поедем в Шантонсо не в экипаже. Лучше возьмём телегу – это ни у кого не вызовет подозрений, – говорила я голосом Элинор. – Мы должны поторопиться! Его величество король Теодорих выезжает на охоту завтра на рассвете. Если я не успею предупредить его, случится большое несчастье, понимаешь?

- Я-то понимаю, ваша милость, – со вздохом отвечал мне Бертин, мой возница. – Да только в вашем нынешнем положении путешествовать в крестьянской телеге весьма рискованно. Вы беспокоитесь о короле, а о себе подумали? Опять же, о ребёночке своём...

- Хватит болтать, Бертин! Время не ждёт. Запрягай телегу!..»

Придя в себя, я открыла глаза, ещё замутнённые болью и слезами, и осмотрелась.

Комнату, с каменными стенами и бревенчатым потолком, освещали лишь отблески пламени, горевшего в камине, да свечи в больших железных канделябрах. В углу стоял громоздкий сундук из потемневшего, зеркально-гладкого от старости дерева. В очаге на железной треноге кипели какие-то отвары, наполняя воздух запахами выжженной степи. Повитуха – полноватая симпатичная женщина лет пятидесяти (Даже обидно, что Бертин назвал её старой каргой!) в аккуратном холщовом чепце и светлом фартуке в бурых пятнах крови – стояла перед камином и растирала между пальцев пучки сушёных трав.

Повернув голову, я увидела колыбельку, но оттуда не доносилось ни звука.

- Что с ребёнком? – слабым голосом спросила я, чувствуя, как сердце сжалось от тревоги.

- Родился прежде срока, хилый, вялый. Если дотянет до утра, возможно, выживет. – Голос матушки Дафни звучал невозмутимо, и прочесть что-либо на её бесстрастном лице было невозможно.

- Мальчик или девочка?

- Мальчик.

Я почувствовала непреодолимое желание прикоснуться к малышу, увидеть его и приласкать.

- Пожалуйста, дайте мне его! – Я протянула руки.

Матушка Дафни бросила в кипящий отвар щепотку трав, после чего подошла к колыбельке, взяла на руки крошечное существо в ворохе пелёнок и поднесла его мне.

- Поострожнее с ним, ваша милость, – скомандовала она. – Я вас обоих, можно сказать, с того света вытащила, так что не загубите мою работу. Половина обитателей замка Сеймюр и окрестных деревень, почитай, мои крестники: на моих руках пришли в этот мир. Я для них как вторая мать, потому и кличут меня: матушка Дафни. Для вас я тоже сделала всё, что было в моих силах. Бог даст, и вам, и вашему дитятку долгая жизнь отмерена.

Бережно, затаив дыхание, я приняла из рук опытной повитухи крошечное существо, едва подававшее признаки жизни, и моё сердце сжалось от щемящей нежности и острой жалости. Сразу потеплело на душе.

Малыш спал, и только еле заметная гримаска, напоминавшая смутную полуулыбку, время от времени кривила его личико. Кажется, именно в этот момент я чётко осознала, что стала матерью и что этот младенец у моей груди – мой долгожданный единственный ребёнок. «Я спасу тебя, сынок. Ты будешь расти в любви и заботе. Ты станешь крепким и сильным», – пообещала я себе.

Подняв глаза, я встретила внимательный взгляд матушки Дафни.

- Видать, лицом в отца уродился, – многозначительно изрекла повитуха. – На вас совсем не похож.

От её слов, произнесённых таким тоном, будто ей были известны некие подробности интимной жизни Элинор де Вэннесан, меня бросило в краску. Я чувствовала, как у меня пылают щёки. В замечании матушки Дафни я уловила скрытый намёк на тайную любовную связь мадам де Вэннесан.

Что я могла ей ответить, если биография женщины, в чьём теле я очутилась, по-прежнему оставалась скрыта от меня глухой завесой? На данный момент мне открылся всего лишь незначительный и не слишком информативный кусочек из воспоминаний Элинор: то, что она торопилась о чём-то предупредить короля Теодориха. Причём, ради этого пошла на очевидный риск – не доносить ребёнка до положенного срока.

Я собиралась сказать матушке Дафни, что да, мол, малыш в самом деле похож на своего отца, как вдруг пол в коридоре затрясся под тяжестью мощного шагающего тела.

Дверь широко распахнулась, и на пороге появился настоящий великан с окладистой седой бородой, смуглолицый и черноглазый. Накинутый на широкие плечи фиолетовый плащ был таким длинным, что волочился по полу. Лихо заломленный бархатный берет и штаны, по крою напоминавшие бриджи, вызвали у меня некоторые сомнения в определении эпохи. Возможно, я попала не в дремучее Средневековье, как подумала вначале, а в более позднее время. В осанке великана, хотя он был одет на светский манер, чувствовался военачальник, полжизни проведший в сражениях и овеянный боевой славой.

- Что это ты так вырядился, твоя светлость? Будто ко двору собрался, – с усмешкой обратилась к мужчине Дафни, и по её фамильярному тону я поняла, что их связывают дружеские отношения.

- Желаю соответствовать: гостья-то у меня нынче – птица высокого полёта, – произнёс мужчина знакомым громовым голосом – и я поняла, что меня пришёл проведать хозяин замка.

Заметив, что я наблюдаю за ним, он всем корпусом склонился в мою сторону, и, хотя стремился проявить галантность, выглядел довольно неуклюже. Наверное, при таком мощном телосложении непросто следовать тонкостям дворянского этикета.

- Вот и пригодилась колыбель. В ней провели свои младенческие годы пятеро моих детей. Её светлость мадам Арлетт, моя благочестивая супруга, берегла колыбель для наших внуков. Добротная, скажу я вам, вещица! Сколько лет пылилась на чердаке, а глянешь – как новенькая: будто только-только из мастерской нашего мебельщика Хромого Тибо!

- Я крайне признательна вам за ваши хлопоты, – ответила я с тёплой улыбкой, – за ваше гостеприимство и своевременно оказанную мне помощь.

- К вашим услугам, мадам. Поверьте, каждый благородный рыцарь, окажись он на моём месте, сделал бы то же самое ради вас. Честь имею представиться: Ромуальд де Рийак, граф Форе. Владелец замков Рийак, Сеймюр и Аржи. Кстати, Сеймюр, где вы сейчас находитесь, соседствует с мануаром Шантонсо, который является собственностью королевской семьи. Бертин, ваш возница, сказал, что вы направлялись именно туда, в Шантонсо. Не сочтите за дерзость, мадам, но могу ли я узнать, по какой причине вы так стремитесь встретиться с королём?

Глава 5

Время в ожидании короля тянулось бесконечно долго.

Я нервничала, и малыш, чувствуя мою тревогу, начал капризничать. К тому же, у меня, как на беду, почти не было молока: ребёнок брал грудь, но не наедался и плакал.

- Похоже, ваша милость, из-за пережитых волнений и трудных родов вы лишились молока, – авторитетно заявила матушка Дафни, наблюдая за моими бесплодными попытками накормить сына. – Вам нужна кормилица.

Повитуха окинула меня оценивающим взглядом и, покачав головой, с сочувствием прибавила:

- Вам бы и самой не мешало подкрепиться как следует. Выглядите вы, скажу прямо, неважно. Даже удивительно, как такая тощая и болезненная на вид особа продержалась почти девять месяцев!

Сколько я себя помню, всегда была в меру упитанной, со здоровым цветом лица, на котором после прогулок на свежем воздухе неизменно играл яркий, густой румянец. Элинор же, в отличие от меня, отличалась худобой. Интересно, насколько же мы с ней непохожи?

- Здесь есть какое-нибудь зеркало? – спросила я у матушки Дафни, желая немедленно ознакомиться со своей новой внешностью.

- Имеется. – Повитуха огляделась по сторонам, метнулась к сундуку и через минуту протянула мне небольшое круглое зеркало в бронзовой оправе.

Я с любопытством взглянула на своё отражение: бледное измождённое родами лицо с нежной гладкой кожей, глаза тёмно-синие, огромные, в пол-лица, бескровные губы красивого рисунка, изящный – тут можно сказать: аристократический – носик. Тёмно-русые с оттенком осенней листвы волосы, ещё влажные от пота, прилипли к голове. Я дотронулась до них дрогнувшей рукой.

Всё-таки странно видеть в зеркале не то, к чему привык за четыре десятка лет жизни. Глядя на новое собственное отражение, я подумала, что всё это случилось не со мной, а с другим, чужим мне человеком. Я ясно понимала абсурдность событий и всё ждала момента, когда проснусь и увижу себя в привычной, родной обстановке. Однако воспоминания Элинор убеждали меня в том, что моей прежней жизни у меня больше не будет и что я здесь надолго... Хм, пожалуй, что навсегда...

Пока я разглядывала себя в зеркале, изумляясь своему юному возрасту и изысканной красоте, Дафни вышла из комнаты и через несколько минут вернулась с молодой пышногрудой женщиной. На ней было длинное домотканое платье без всякой отделки, холщовый чепец и грубая обувь. Несмотря на свой бедный наряд, женщина держалась с достоинством; и выглядела она, в отличие от Элинор, здоровой и полной сил: о таких обычно говорят «кровь с молоком».

- Вот, ваша милость, нашла кормилицу для вашего сыночка. Её зовут Манон, она в замке Сеймюр на кухне служит, – представила гостью Дафни. – У Манон трое деток, а месяц назад она четвёртого родила.

- Рада знакомству, – приветливо ответила я и улыбнулась Манон, не сумев скрыть своё смущение. Не знаю, почему, но мне было стыдно за то, что я не могу сама кормить своего малыша.

- Где же наш кроха? – Манон окинула комнату быстрым взглядом, подошла к колыбельке и осторожно подняла младенца.

Она дала ребёнку грудь, и тот, крошечной ручонкой цепляясь за неё, принялся сосать, жадно причмокивая.

Я смотрела на эту картину с умилением и радовалась, что у моего сына появилась возможность утолить свой голод. Больше не было причины для тревоги и страха: ведь если он ест с таким аппетитом, значит, будет жить.

И тут моё внимание привлекли голоса в коридоре. Сердце вдруг сжалось в каком-то смутном предчувствии, а глаза не отрываясь смотрели на дверь. И, когда она открылась, а на пороге появился высокий мужчина в сопровождении графа де Рийак, мои губы прошептали: «Теодорих».

Да, это был король.

- Элинор! – вскричал он, бросаясь к моей постели.

- Ваше величество, – пробормотала я и опустила взгляд.

В этот момент меня переполняли странные чувства. Исходя из воспоминаний Элинор я должна была испытывать любовь к этому мужчине, трепетать в его присутствии от страсти, искать утешения в его объятиях. Однако... ничего этого не было. Для меня король оставался абсолютно чужим человеком, незнакомцем, которого мне лишь предстояло узнать.

Несомненно, Теодорих обладал привлекательной внешностью, приятным голосом, величественной осанкой и не мог не нравиться женщинам. К тому же, его особенный статус, овеянный властью и авторитетом, прибавлял его облику значительности. Но, несмотря на это, король не сумел затронуть струны моего сердца: самозабвенная любовь, которую питала к Теодориху Элинор, не нашла в нём отклика.

Король схватил мою руку и, поднеся к своим губам, прильнул к ней долгим поцелуем.

- Дорогая моя, милая! – прошептал он; выражение горячего сочувствия озарило его тонкое лицо. – Как же ты, должно быть, мучилась, бедняжка!

Я промолчала, не решаясь вести интимные беседы в присутствии свидетелей.

Очевидно, граф оценил моё затруднительное положение. Я услышала, как он зашикал на Дафни и Манон, и обе женщины торопливо вышли, унося ребёнка. Ушёл и граф, оставив нас с королём наедине.

- У нас сын, ваше величество, – наконец, собравшись с духом, сообщила я Теодориху, так и не осмелившись назвать его «Тео»: как это мысленно делала Элинор. – Чертами лица очень похож на вас, и такой же, как вы, разумный: глазки у него живые, смышлёные. Какое имя вы желаете ему дать?

- Армэль, – не задумываясь ответил король. – Так звали моего прадеда, который основал новую правящую династию. Значение имени: «каменный принц». Я хочу, чтобы наш мальчик вырос крепким и неуязвимым, как камень. Я собираюсь признать его своим бастардом и пожаловать ему графство Санжу. Это очень богатое графство, с плодородными землями и многочисленными деревнями. К тому времени, когда наш сын подрастёт, поместья Санжу будут цениться ещё выше.

- Благодарю, ваше величество. Вы так щедры! Ах, как же я счастлива, что вы сейчас здесь, рядом со мной! Живой и невредимый... – начала я, но король тут же нетерпеливо прервал меня.

- Элинор, что случилось? Граф де Рийак, мой добрый сосед, сказал, что у тебя есть для меня некое важное известие. Скажи, душа моя, почему я не могу поохотиться сегодня в здешних лесах? Ты же знаешь, что я выехал в Шантонсо накануне назначенной охоты и как усердно я готовился к ней. Мои егермейстеры, мои псари, моя свита – все уже давно ждали этого дня.

Глава 6

- Виконт де Вэннесан.

Похоже, моё признание ничуть не удивило Теодориха. Как будто он уже всё знал и без меня и был готов услышать это имя.

- Годард! – воскликнул король и воздел руки к потолку, словно обрадовался прозвучавшей вести. – Ну, конечно же, разве бастард моего батюшки короля Хильдеберта смог бы остаться в стороне от заговора?! Ведь он вынашивает план покушения на мою жизнь едва ли с того дня, когда я появился на свет! Он уверен, что, родившись на десять лет раньше меня, имеет право на трон. И свой статус незаконнорождённого до сих пор не считает препятствием на пути к королевской власти. Что ж, он долго злоупотреблял моим терпением и лояльностью, но в этот раз ему не уйти от наказания. Как, впрочем, и всем тем изменникам, кто поддержал его посягательства на престол, который принадлежит мне по закону.

В пылу своих речей Теодорих взволнованно размахивал руками, шагал по комнате, и полы его шёлкового плаща, подбитого горностаевым мехом, со свистом рассекали воздух.

- Я прикажу бросить этих подлых предателей в застенки Бастиды, – продолжал рассуждать вслух король, будто напрочь позабыв о моём присутствии. – Я приговорю их к страшным пыткам с последующей казнью через повешение или отсечение головы. Или же – если они раскаются и будут на коленях умолять меня о снисхождении – к пожизненному заключению. Хотя я больше чем уверен, что никто из этих изнеженных подонков, которые знают об ужасах Бастиды лишь понаслышке, не протянет в темнице больше года. Они сдохнут от недоедания, холода, вшей или болезней. А может, их сожрут крысы. В любом случае, их всех ждут нечеловеческие страдания во искупление предательства.

- И Годарда тоже... – я наконец решилась подать голос, всё больше вживаясь в роль Элинор, – его вы тоже прикажете заточить в темнице?

Король шумно перевёл дыхание и произнёс таким голосом, словно очнулся от долгого сна:

- Почему вы об этом спрашиваете? Неужели вас волнует судьба этого ничтожества? Прежде, насколько я помню, вы мечтали от него избавиться.

- Я не знаю... Всё-таки он мой муж, – пролепетала я в оправдание своим словам.

- Ну, разумеется, Годард де Вэннесан – ваш законный супруг, – подтвердил король с какой-то нехорошей ухмылкой. – И поэтому вы, мадам, как его жена, обязаны разделить с ним его участь.

У меня внутри всё похолодело.

Неужели король отправит свою возлюбленную в тюрьму? Приговорит её к голодной смерти? Бросит на растерзание крысам? А как же наш сын?

- А как же наш сын? – вырвалось у меня.

- Ваш сын останется с вами, – с невозмутимым видом ответил Теодорих, сделав упор на слове «ваш».

- Не могу поверить! – вскричала я. – Неужели вы способны упечь в тюрьму младенца и ни в чём не повинную женщину? Вы же обещали, что если родится мальчик, то он получит ваше имя и будет воспитан как ваш сын! Вы собирались пожаловать ему графство Санжу! – напомнила я.

Король хмыкнул:

- Почему я должен верить, что рождённый вами мальчик – мой сын?

- Потому... потому... – начала я, но растерялась, не зная, какие ещё доводы привести в защиту своего малыша. А потом неожиданно пробудились определённые воспоминания Элинор, и из них пришла подсказка: – Потому что, я вам уже говорила, что больше года не ложусь в одну постель со своим мужем. С тех пор, как я стала вашей любовницей, ко мне не прикасался другой мужчина.

- Слова, всё только пустые слова! – раздражённо отмахнулся от меня Теодорих. – Вы лжёте мне в лицо! Все женщины одинаковы, и вы, мадам, не исключение. Ради своей выгоды вы готовы на любой обман и словами сыплете как горохом! Видно, женщины для того и созданы, чтобы лгать, лицемерить и постоянно изворачиваться. Вы и любовницей моей стали лишь потому, что не смогли отказать в повиновении королю. А теперь обнаглели настолько, что хотите во что бы то ни стало подсунуть мне, королю Франции, чужого ребёнка, только бы я признал его своим бастардом!

Я чувствовала, что моё терпение в этом затянувшемся споре вот-вот лопнет, и уже с трудом сдерживала негодование.

- Ваше величество, клянусь своей собственной головой, что рождённый мною этой ночью мальчик – ваш родной сын! Он слаб, и ему нужны самые лучшие условия! В тюрьме ему не выжить! Он совсем кроха, разве вы не видите?

- Как бы вы меня ни уговаривали, я отказываюсь признавать этого ребёнка своим, – бесстрастным тоном заявил король. И прибавил: – Однако я готов проявить милосердие. Я, пожалуй, смогу иначе устроить судьбу вашего сына, коль вы так на этом настаиваете. Я заберу его с собой во дворец, воспитаю как раба, чтобы он служил мне и моей семье. Представьте себе это, мадам! Отпрыск виконта де Вэннесан служит королевскому дому как мальчик для порки!

Он злорадно улыбнулся: идея ему явно нравилась. Но у меня она вызвала возмущение и отчаянный протест.

- Теодорих! – Я всё же рискнула обратиться к королю по имени. – Какая жестокость!

- Судьба вообще жестока, Элинор. Я пожаловал Годарду титул и виконство Вэннесан, хотя в своём завещании король Хильдеберт ни разу не упоминал его имя. Я сохранил за ним право иметь свою корону и носить её на своём гербе. Я не желал вражды между нами. Я оказал ему достаточно услуг. А он задумал лишить меня жизни.

- Поэтому теперь вы лишаете меня моего ребёнка? А меня отправляете в темницу, хотя я ради вас едва не пожертвовала своей жизнью? С тех пор, как вы пожелали сделать меня своей любовницей, я принадлежала только вам одному. Я искренне любила вас, Теодорих. Я была верна вам...

- Не смейте говорить мне о верности! – резко прервал меня король. – Я никогда не поверю, что вы только вчера узнали о заговоре! Заговорщики собирались в вашем замке, у вас под носом! Годард, ваш муж, их главарь! Следовательно, вы, мадам, соучастница заговора! А ваш поступок, когда вы бросились якобы предупредить меня о покушении, объясняется лишь тем, что вы хотели выторговать для себя индульгенцию! Но вам не удалось меня провести! Поэтому вы заслуживаете такого же наказания, как ваш вероломный муж.

Глава 7

Из огня да в полымя, – сказала я себе, мысленно ругая Элинор за её необдуманный опрометчивый поступок.

Она хотела как лучше, а получилось... а получилось как всегда.

Ценою риска она спасла королю жизнь, а взамен благодарности получила обвинение в государственной измене. Теперь её будут судить вместе с заговорщиками, у неё отнимут сына, а её саму сгноят в тюрьме.

«Да не её, Эля, а тебя! Тебя, понимаешь?!» – завопил мой внутренний голос, возвращая меня в новую реальность. Весьма мрачную реальность, безысходную.

Первой моей мыслью была, естественно, мысль о побеге.

В моём неугомонном воображении возникли следующие яркие образы, достойные триллеров: как я забираю сына у добросердечной Манон, перелезаю через окно и удираю из замка. Однако здравый рассудок тут же категорически отмёл эту идею, определив её как сумасбродную. Во-первых, из-за отсутствия молока в груди я не смогу кормить сына. Во-вторых, учитывая высоту, на которой находятся покои графа (я видела, как в окно заглядывают верхушки деревьев), побег не представлялся возможным. А в-третьих, куда бежать, ничего не зная ни об этом мире, ни о семье и близких Элинор (наличие законного супруга, о котором виконтесса была, мягко говоря, не самого лучшего мнения, не в счёт)? К тому же, я ещё не окрепла после тяжёлых родов...

Что же делать? Что делать? – спрашивала я себя, стараясь не поддаваться нарастающей панике. – Как спасти сына и спастись самой?

Неожиданно в дверь постучали: сначала раз, потом другой.

- Мадам, могу я поговорить с вами? – раздался голос графа, и в нём, к моему удивлению, не было ни осуждения, ни враждебности.

- Конечно. Входите, – отозвалась я.

В следующую минуту массивная фигура хозяина замка заполонила весь проём двери.

Я по-прежнему сидела в постели, опираясь спиной о высокие пуховые подушки. Заметив, что граф топчется на месте, не зная, как приступить к разговору, я приглашающим жестом указала ему на табурет, где недавно сидела кормилица.

- Мадам, король мне всё рассказал, – тяжело опустившись на предмет комнатной мебели, который выглядел игрушечным под его громоздким телом, заговорил граф. – Он считает вас государственной изменницей, однако я не верю его обвинениям. Пожалуй, я знаю вас лучше, чем он, лучше, чем кто бы то ни было во всём королевстве. Мадам, вы меня по-прежнему не узнаёте?

- Н...нет, – растерянно ответила я. И прибавила про себя: – А должна?

- Впрочем, зачем я спрашиваю? Это неудивительно: столько лет прошло. Когда я видел вас в последний раз, вам едва исполнилось девять лет. Вы тогда были очень серьёзной девочкой, робкой и чрезвычайно застенчивой. Совсем как ваша мать, мадам Агнесса де Флёри. Помимо кроткого нрава, вы унаследовали также её нежное очарование и хрупкую красоту. При дворе все очень любили вашу добрую матушку. Когда она умерла от родильной горячки, её величество король Хильдеберт, который правил тогда страной, на целую неделю объявил в столице траур. – Граф шумно вздохнул и прибавил с искренним сочувствием: – Сожалею, что вам не довелось познать ни материнской ласки, ни материнской любви...

Слушая воспоминания графа, я пыталась представить, как жилось Элинор в те времена. Да, должно быть, жизнь её была не из весёлых.

- Так вот, – коротко прокашлявшись, чтобы прочистить горло, продолжил граф де Рийак, – как я уже сказал, я не верю в то, что вы каким-либо образом причастны к заговору против короля. Женщина, которая любит так, как вы любите его величество короля Теодориха, неспособна на предательство. Она скорее добровольно взойдёт на плаху, чем присоединиться к тем, кто жаждет смерти её возлюбленного.

- Это ничего не изменит. Король не верит в мою любовь, – с грустью заметила я. – А если уж сам король считает меня виноватой, то и у судей не найдётся ни одной причины пытаться найти мне оправдание. Увы, государь не оценил мой поступок и готов бросить меня в темницу вместе с заговорщиками. Но более всего меня ввергает в отчаяние его обещание сделать нашего сына слугой во дворце. Мало того, что мальчик будет расти без родителей, так он ещё станет посмешищем для всего двора.

- Вот поэтому вы должны воспрепятствовать его решению, пока оно не вступило в силу! – воскликнул граф с изумившей меня горячностью. – Именно сейчас или никогда вы должны обратиться к королю с просьбой. Отправьте прошение на его имя, а я, если хотите, помогу вам составить текст. Воспользуйтесь золотым правилом, которое гласит следующее: с великими мира сего излишняя скромность бессмысленна, и, если вы хотя бы долю секунды верите, что они склонны удовлетворить вашу просьбу, не мешкая требуйте своего. По матери, как и по отцу, вы принадлежите к знатным родам, поэтому король обязан считаться с вашими наследственными правами. Он непременно рассмотрит ваше прошение!

Я задумчиво внимала этой словесной буре. Было отрадно сознавать, что граф де Рийак целиком на моей стороне, что он, можно сказать, мой нечаянный союзник и доброжелатель. Он гораздо лучше меня знал особенности мира, в который я попала, и мне, конечно же, стоило прислушаться к его совету. Непонятно только, какая ему выгода от поддержки женщины, впавшей в королевскую немилость?

- Почему вы мне помогаете? Разве вам небезразлична моя судьба? – спросила я, не сумев сдержать своего удивления.

Сидевший передо мною гигант выпрямился на табурете, гордо выпятив мощную грудь и вскинув голову.

- Я настоящий рыцарь, мадам, и строг в отношении всего, что касается справедливости и дамской чести, – произнёс он с достоинством.

После чего удивил меня ещё больше, прибавив:

- Кроме того, когда я предлагаю вам написать прошение на имя короля, то совершенно точно знаю, о чём говорю. Просто доверьтесь мне и моему жизненному опыту. У вас, мадам, есть шанс изменить свою судьбу и избежать разлуки с сыном.

Глава 8

- Вот как? И каким же, позвольте узнать, чудесным образом? – осведомилась я, ещё не до конца поверив в благородные побуждения графа-рыцаря.

Предложение графа де Рийак показалось мне фантастическим, тем не менее в своём нынешнем положении я была готова ухватиться за любую, даже самую безумную идею, подобно тому, как утопающий хватается за соломинку.

- Напишите королю, что вы готовы немедленно удалиться в добровольное изгнание и поклянитесь больше никогда не возвращаться во Францию, – глядя мне в глаза, твёрдо произнёс граф. – Таким образом вы подарите ему возможность проявить милосердие, благодаря чему он заслужит у народа любовь и уважение. Теодорих жаждет править сурово, но справедливо: как его отец, который до сих пор пользуется славой мудрого государя. Вы дадите Теодориху то, что возвысит его в глазах подданных; он же, в свою очередь, сменит гнев на милость: вместо тюремного срока подпишет указ о вашем изгнании.

Я с сомнением покачала головой.

- И куда же я, по-вашему, должна удалиться? Разве есть на земле такое место, где меня смогут приютить? Где будут рады видеть опальную виконтессу, обвинённую в государственной измене?

В какой-то момент мне показалось, что граф радуется тем, какую реакцию вызвали у меня его обнадёживающие слова, и втайне наслаждается моим изумлением.

- А вам и не нужно искать приюта, – неожиданно заявил он. – Там, куда вы отправитесь, вы будете сама себе хозяйка. Ваша жизнь будет такой, какой вы сами её сделаете. По крайней мере, вы будете там в безопасности. И – что не менее важно – у вас будет крыша над головой.

Я уже давно отвыкла верить в добрые сказки, поэтому в моём вопросе прозвучал сарказм:

- Где же находится это благословенное место?

- Чтобы до него добраться, вам потребуется сесть на корабль и переплыть океан. Остров называется Новая Корнубия – так его нарёк ваш отец в честь названия своей родины и своего герцогства. И у него было на то право, ибо это именно он, герцог Бенедикт де Шатийон, сеньор Корнубии, открыл этот остров.

Герцог Корнубийский! – эта догадка промелькнула у меня в голове, как только я услышала название острова. – Боже мой, так, значит, я в каком-то смысле и вправду отправилась на встречу со своим предком!

- В молодости мы с вашим батюшкой были друзьями-«не разлей вода», – продолжал между тем граф де Рийак, погрузившись в свои воспоминания. – Бенедикт был полной противоположностью своей жене, мадам Агнессе. Авантюрист, искатель приключений, горячая голова. С самого детства его манило море, неизведанные земли, потрясающие открытия. После смерти своих родителей Бенедикт, который был единственным наследником, продал часть земель и на вырученные деньги купил каравеллу вместе с командой. Сначала он занялся торговлей, а позже – перевозкой грузов на дальние расстояния. Время от времени я ходил в море вместе с ним. Однажды наше судно попало в сильный шторм. Когда буря улеглась, мы обнаружили на горизонте остров – зелёный клочок суши, затерянный посреди моря. Даже издалека можно было увидеть водопады, низвергающиеся с гор, поэтому Бенедикт, не раздумывая, велел направить корабль к острову, чтобы пополнить запасы пресной воды. Местное население встретило нас доброжелательно, и оказалось, что у острова не было владельца в лице правителя какой-либо крупной державы. Бенедикт и тут не растерялся. За короткое время он сумел наладить дружеские отношения со старейшинами, после чего неожиданно составил договор о купле-продаже земель в самом сердце острова. По возвращении во Францию Бенедикт немедленно отправился на встречу с королём Хильдебертом, где сообщил об открытии острова, названного им Новая Корнубия. Король официально закрепил это название за островом и признал законным право герцога Бенедикта де Шатийон и его потомков на земли, выкупленные у островитян. Поскольку вы, мадам, являетесь единственной наследницей герцога, то и земли на острове, которые признаны собственностью вашей семьи, теперь принадлежат вам.

Рассказ графа де Рийак произвёл на меня ошеломляющее впечатление. Пару минут я молчала, переваривая услышанную информацию.

А потом решилась задать своему собеседнику вполне обоснованный вопрос:

- Но почему я узнала об этом только сейчас?

- Потому что ваш отец, мадам, предвидя превратности будущего, позаботился о вашей судьбе. Он оставил завещание, которое должно было вступить в силу в день вашего совершеннолетия. Это завещание он отдал мне для хранения вместе с поручением опекать вас до того дня, когда вы выйдете замуж. Однако вашим опекуном в глазах закона оставался король Хильдеберт. Именно ему принадлежала идея выдать вас замуж за своего бастарда Годарда. Как вы, должно быть, помните, свадьба состоялась за год до вашего совершеннолетия. Но этого времени хватило, чтобы Годард пустил по ветру ваше приданое – оставшуюся часть земельных владений герцогов Корнубийских вместе с родовым замком. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я не торопился вручить вам завещание вашего отца. Узнай Годард о существовании принадлежащих вам земель в Новой Корнубии, вы остались бы бедны, как церковная мышь.

- Ваша светлость, моя благодарность не знает границ! – воскликнула я, ясно осознав, какую жизненно важную услугу оказал мне этот сидящий на табурете великан.

- Я советовал бы вам, мадам, как только его величество подпишет указ о вашем помиловании, немедля, без всяких проволочек, отплывать в Новую Корнубию. Вы найдёте там дом, построенный вашим отцом, и земли, которые отныне целиком и полностью принадлежат вам.

Совет графа звучал весьма оптимистично, но я всё же не удержалась от того, чтобы выразить на этот счёт свои сомнения:

- Вы так уверены, что король не разорвёт моё прошение в клочья?

- Он непременно прочтёт его, – заверил меня граф, который, как я успела убедиться, неплохо знал Теодориха. – Главное, чтобы он, предложив вам свою милость, не забыл подкрепить её делом. Вот увидите, мадам, иногда милосердие королей приносит добрые плоды.

Глава 9

Там, где не действуют женские слёзы, интимные признания в любви и верности, приходится прибегать к силе официального слова. И для того, чтобы добиться королевского снисхождения, к прошению о помиловании требуется всего лишь приложить копию документа о купле-продаже некоего клочка земли, затерянного где-то в океане.

Я сделала всё, как меня научил граф де Рийак, взявшийся опекать меня в память о своём друге и ставший моим единственным в новом мире защитником-покровителем. Закончив писать прошение под диктовку графа, я позволила себе сделать лишь одну «отсебятину»: вложила в конверт срезанный у себя локон. Мне тогда подумалось, что этот сентиментальный жест должен растрогать Теодориха и вызвать у него если не тоску об утраченной любви, то хотя бы запоздалый прилив нежности к своей бывшей возлюбленной. Граф мой романтический порыв не то, чтобы не одобрил, но и отговаривать тоже не стал.

С той минуты, как топот лошадиных копыт затих за стенами замка, ожидание возвращения графа превратилось для меня в настоящую пытку. Чтобы как-то отвлечься от негативных мыслей, связанных с нестабильным и непредсказуемым характером Теодориха, я придумывала слова и мелодию колыбельных, которые затем напевала своему малышу. На мой взгляд, получалось весьма неплохо, а главное, моё сочинительство имело превосходный результат: сынок, немного похныкав, крепко засыпал у меня на руках. Так я и сидела с ним, утопая в пуховой перине и подушках, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить его сон.

Время от времени в покои заходила служанка: приносила мне еду и питьё, помогала справить нужду, помещая под меня некий сосуд наподобие больничной утки, проводила необходимые гигиенические процедуры. Местные блюда не отличались изысканностью и не относились к высокой гастрономической кухне. Зато они были весьма калорийные, а главное, готовили их из натуральных продуктов. В качестве напитков популярностью пользовалось вино, разбавленное водой, и разнообразные травяные отвары. О таких привычных и всеми любимых в моём мире напитках, как кофе, какао или чай, здесь даже не слышали.

И, конечно же, я продолжала видеться с Манон: кормилица появлялась в комнате строго по часам и уже не только своей ответственностью и любовью к детям, но также пунктуальностью вызывала ещё больше уважения.

От Манон, которая служила в замке Сеймюр, как говорится, с младых ногтей, я узнала, что граф де Рийак два года как овдовел и что из пятерых его детей только самый младший по-прежнему живёт с ним под одной крышей. Рассказывая мне о своём господине, Манон всегда с тёплыми чувствами произносила его имя, из чего следовало, что хозяин замка Сеймюр пользовался у слуг большим уважением. Собственно, меня это ничуть не удивляло: граф де Рийак относился к той категории людей, которые обладают цельным характером и умеют быстро завоевать симпатии окружающих. Мне даже льстило, что такой человек стал моим покровителем.

Граф появился в замке на исходе третьего дня. Поскольку Шантонсо находился неподалёку замка Сеймюр, задержку графа можно было объяснить двумя возможными причинами. Либо встреча с королём проходила в напряжённой обстановке и для заключения соглашения требовалось дополнительное время и больше терпения. Либо – и я надеялась именно на этот вариант – всё прошло успешно, и стороны, добившись удовлетворявшего их обеих результата, остаток времени провели в приятном досуге. Например, сыграли в карты или в другую модную в эту эпоху игру, посмотрели театральное представление или рыцарский турнир, в конце концов, сходили в баню и хорошенько выпили.

- Мадам, поздравляю! – громогласно произнёс граф, переступив порог спальни, и помахал у себя над головой бумажным свитком, перевязанным лентой. – Отныне вы вступаете в права законной владелицы земель, расположенных на острове Новая Корнубия. Вам принадлежит дом, построенный вашим отцом, а также движимое и недвижимое имущество в данном поместье. Включая слуг, находящихся при особе владельца поместья. Его величество король Теодорих подписал указ о вашем изгнании на остров Новая Корнубия, куда вы можете отправиться тотчас по вручении вам сего документа. Вам также позволено оставить новорождённого сына при себе, записав его как сына от виконта Годарда де Вэннесан.

- Воистину, иногда милосердие королей приносит добрые плоды, – прошептала я, к месту вспомнив слова графа.

Осознав, что все мои страхи миновали и тревожное ожидание наконец-то закончилось победой, я вдруг почувствовала, что силы оставили меня, и с трудом сдерживала слёзы, невольно навернувшиеся на глаза. Мне хотелось броситься к графу, чтобы в его объятиях рыдать от счастья, но я сумела удержаться от этого эмоционального порыва. И, замигав влажными глазами, горячо поблагодарила своего нечаянного благодетеля за все хлопоты, дружескую обязанность и человечность.

- Мадам... – снова обратился ко мне граф, однако я тут же перебила его, чтобы сказать, что он может называть меня просто по имени. – Элинор, помните, что, хотя, земли, унаследованные вами от отца, переходят в ваше владение, ваш законный супруг, Годард де Вэннесан, может претендовать на часть имущества согласно Правового Кодекса. На данный момент его дальнейшая участь остаётся под вопросом. Все участники заговора взяты под стражу и ожидают решения Королевского суда. Однако король дал мне понять, что приговор будет одинаков не для всех. Понимаете?

- Вы хотите сказать, что король готов сделать Годарду уступку? И вероятность помилования не исключается? – дрогнувшим голосом осведомилась я, втайне желая, чтобы моё предположение осталось лишь предположением.

Глядя мне прямо в глаза, граф утвердительно кивнул головой, чем усилил моё чувство тревоги.

- Родственная связь короля с виконтом заставляет его величество идти на некоторые уступки и облегчения, как он делал раньше, – объяснил де Рийак. И затем прибавил: – Зная о том, что Годард причинил вам немало зла, я с огорчением, с искренним огорчением советую вам, Элинор, быть готовой к любому решению Королевского суда.

Глава 10

Оставив сына на попечение Манон, я отправилась в Вэннесан в волнительном предвкушении встречи с крошкой Мадлен.

От графа я узнала историю рождения девочки, и мне стало понятно, почему Элинор вышла замуж за Годарда будучи несовершеннолетней.

Несколько лет назад, когда тринадцатилетняя Элинор возвращалась с конной прогулки в компании своей кузины Джиневры, её мужа и других сеньоров, на них напали вооружённые всадники в масках. Произошло столкновение. Несколько сеньоров были ранены, а Элинор и Джиневра пропали без вести. Муж Джиневры, барон Морель, посчитал себя оскорблённым и обратился к королю Хильдеберту с жалобами на Годарда, обвиняя его в похищении Джиневры. Но улик не было, и Годард ответил с насмешкой, что не испытывая недостатка в женщинах, не имеет нужды отбивать их по большим дорогам. Тогда Морель решил сам попытать счастья. Он переоделся странствующим трубадуром, заслужил доверие одной из служанок Годарда, проник в его замок и бежал с Джиневрой и Элинор. Однако их настигла погоня. Барона убили. Обеих беглянок вернули в замок Годарда.

Ходили слухи, будто бы Джиневра быстро утешилась, став любовницей королевского бастарда и не слишком горюя о муже. Когда же она наскучила Годарду, он обратил своё внимание на её кузину – юную сиротку. Знаменитый обольститель женщин был уверен, что рано или поздно Элинор окажется такой же покорной, как все. Но ошибся. Молва гласила, что Годард, потеряв терпение добиться симпатии Элинор лаской, заточил её в темнице. Он часто навещал девушку, подолгу оставался с ней наедине, а то, что происходило на этих свиданиях, для всех было тайной. Но, как говорится, шила в мешке не утаишь. Всё стало ясно в тот день, когда в темницу потребовалась повитуха.

Король Хильдеберт пришёл в ярость, когда узнал о том, что его бастард обесчестил девушку из знатного рода. Он велел Годарду жениться на Элинор де Шатийон, а новорождённую девочку признать своей законной дочерью.

Слушая рассказ графа, я не могла сдержать слёзы. Жизнь Элинор, в чьём теле я оказалась по непостижимой прихоти Судьбы, в самом деле была печальной и даже трагической. Сирота, подвергшаяся насилию и ставшая матерью в столь юном возрасте, вышла замуж за своего насильника и по его же вине лишилась всего своего приданого.

О, зная теперь о том, сколько зла причинил Годард юной Элинор, я была готова задушить его собственными руками! Если король помилует этого мерзавца, как предупреждал меня граф, я на пушечный выстрел не подпущу его ни к себе, ни к детям, ни к моему острову!

В этот раз моё путешествие было более комфортным: я ехала в Вэннесан в экипаже, любезно предоставленным графом. Лошадьми правил Бертин.

С самого утра шёл дождь, но, когда мы подъехали к Вэннесану, из-за туч вдруг брызнуло солнце и осветило грязные, мокрые улицы и глянцевитые крыши домов медно-жёлтым светом. Дождь сделался похожим на медную пыль. И оконные стёкла в замке засверкали, точно раскалённые угли.

Замок был огромный, из коричнево-серого камня, с грозными зубцами на башнях, и напоминал средневековую крепость. В узких бойницах краснели огоньки: там, очевидно, грелись у костров стражники. Перед угловым балконом, с пологим черепичным навесом на столбах, на верёвке сушилось бельё. По обширному двору, в пятнах помёта, вольготно разгуливали утки и куры. Возле двери лежала большая куча навоза, в неё была воткнута лопата; повсюду на земле валялась яичная скорлупа, пучки соломы, рассыпанный ячмень.

Выйдя из экипажа, я перешла двор, ступая по хрустящей яичной скорлупе, и решительным шагом направилась к замку.

Едва я вошла внутрь, в длинный зал, в глубине которого виднелся громадный чёрный зев камина, как откуда-то из темноты выпрыгнула, как чёрт из табакерки, какая-то женщина. Я не рискнула с ходу определить возраст дамы: свечи на каминной полке бросали мерцающий свет на её лицо с невыразительными глазами и глубокими носогубными складками, которые могут появляться и у молодых женщин. Мне подумалось, что когда-то эта женщина была не лишена некой притягательности – у неё были аристократические черты лица и красиво изогнутые брови.

- А-а-а! Явилась не запылилась! – сказала она ехидно своим тонким, дребезжащим голосом. Потом сжала бескровные губы и оглядела меня с ног до головы полным презрения, уничтожающим взглядом.

Я на мгновение растерялась – это ещё кто такая? – и мысленно воззвала к памяти Элинор. Однако посторонней помощи не потребовалось – незнакомая дама прояснила ситуацию следующими словами:

- Ну, и зачем ты припёрлась сюда? – даже не пытаясь скрыть своей враждебности, грубо проговорила она. – Профукала своё приданое, а теперь, когда моего несчастного сына заточили в темнице, примчалась, чтобы завладеть его имуществом? Хотела стащить под шумок то, что тебе не принадлежит, да только просчиталась! Я оказалась шустрее и не позволю королевской шлюхе поживиться за счёт моего сына!

Так, сказала я себе, значит, мы имеем дело со свекровью. Только как же я должна к ней обращаться: мадам, матушка или ваша милость?

И в этот раз, словно отвечая на мой немой вопрос, незнакомая дама дала мне подсказку:

- Много раз ты позорила нашу семью перед другими, в светском обществе и во дворце, – продолжала она надменным тоном, глядя на меня так, будто ей приходится иметь дело с каким-то насекомым. – Своим гнусным поведением ты опорочила имя не только виконта де Вэннесан, но и моё собственное. Ещё недавно меня встречали с поклонами и с почтением называли мадам Симон Трюффо, а после того, как ты стала королевской подстилкой, я повсюду встречаю лишь глумливые ухмылки.

Моё терпение иссякло, и я сказала тихо, но с угрозой:

- Вы сильно ошибаетесь, если думаете, что я буду и впредь выслушивать оскорбления. Прошу больше никогда не употреблять в отношении меня такие слова, как «шлюха» и «подстилка».

- А не то: что? – Мадам Трюффо презрительно рассмеялась. – Что ты мне сделаешь? Побежишь жаловаться своему любовничку? Да чем ты лучше меня? Ты хуже, гораздо хуже! И нечего тут строить из себя невинное дитя! Когда прежний король, Хильдеберт, затащил меня в свою постель, я хотя бы не была замужем. Зато ты, имея при себе живого мужа, сама полезла к королю под одеяло. Вот теперь и будешь в одиночку воспитывать своего бастарда! Рано или поздно Годард выйдет из темницы, вернётся в замок, сохранит титул, но он никогда не признает твоего выродыша своим сыном. Ни ты, ни бастард – вы оба ничего не получите из наследства виконта де Вэннесан. Ты до конца своих дней будешь раскаиваться в том, что сотворила! Годард сделает твою жизнь невыносимой, а я с удовольствием помогу ему в этом!

Глава 11

- Мадам Симон Трюффо? – переспросил де Рийак, внимательно выслушав мой эмоциональный рассказ о поездке в Вэннесан и стычке с матерью Годарда. – Конечно, я её знаю! Много лет назад, когда она была в расцвете молодости и красоты, её имя гремело по всей столице. Ну ещё бы! Безродная девушка, служившая во дворце простой кастеляншей, вдруг приглянулась молодому королю. Хильдеберт был ослеплён белокурой красавицей, такой покорной и в то же время недоступной, которая умела держаться с подчёркнутым аристократизмом, хотя никто из её предков никогда не принадлежал к знати. В общем, некоторое время король безмерно восхищался юной Симон, а поскольку он не знал, что значит не получить желаемого, что значит бороться за обладание чем-либо, неудивительно, что вскоре дворцовая кастелянша стала его любовницей.

«Умела держаться с подчёркнутым аристократизмом, зато со мной говорила как базарная торговка», – хмыкнула я про себя.

- Во дворце в то время ходили слухи, будто Симон, желая накрепко привязать короля к себе, обращалась за помощью к разного рода чародейкам, – вёл дальше граф, при этом не переставая прислушиваться к голосам слуг во дворе замка (там как раз проходила погрузка дорожных сундуков). – Не знаю, что она там себе придумала и кем себя возомнила, но Хильдеберт никогда не сделал бы её королевой. Сына Симон он признал своим бастардом, и мальчик рос во дворце, воспитывался как принц крови. Возможно, Годард и унаследовал бы корону своего отца за остутствием у того других сыновей. Но Хильдеберт женился на правнучке императора Лотаря, и в этом почётном браке родился Теодорих – законный наследник престола и продолжатель династии.

Граф умолк и, поднявшись с кресла, в котором сидел во время нашей беседы, в два гигантских шага оказался у окна. Снаружи раздались крики и смех. До моего слуха донёсся голос Бертина, который с азартом истинного управляющего отдавал приказания графским слугам.

- Мадам Трюффо пригрозила найти на меня управу и отобрать у меня Мадлен, – пожаловалась я, желая прощупать почву: насколько велик авторитет матери Годарда в сообществе местной знати и правосудия и к чему мне следует подготовиться.

Издав невнятный звук наподобие восклицания, выражающего одновременно удивление и пренебрежительную насмешку, де Рийак резко повернулся ко мне лицом.

- Не думаю, что Симон может быть для вас опасна. Тем более сейчас, когда в суде решается участь её сына, обвиняемого в государственной измене и в попытке покушения на жизнь его величества. Бедняжка Симон! Ей так нравится разыгрывать из себя сиятельную особу! Видно, ей по-прежнему трудно смириться с тем, что дни её величия навсегда канули в прошлое. Она всё ещё чувствует себя львицей, отказываясь замечать, что у неё больше нет ни когтей, ни клыков.

Граф подошёл ко мне и, взяв меня за обе руки, с отеческой нежностью заглянул мне в лицо.

- Ничего не бойтесь, Элинор. У мадам Трюффо нет права распоряжаться жизнью вашей дочери. К тому же, она не любит Мадлен, называя её дитём порока, позором и досадной ошибкой судьбы. Симон считает, что ребёнка, рождённого в темнице, следует тщательно скрывать от всего мира. Вы, должно быть, помните, что она долгое время держала вас обеих взаперти, запретив покидать стены Вэннесанского замка и показываться на глаза даже местным крестьянам. Счастье, что Теодорих, охотясь в тех краях, решил заночевать в Вэннесане и пожелал познакомиться с семьёй своего единокровного брата. – Граф выдержал паузу и прибавил: – Элинор, я хочу, чтобы вы хорошенько запомнили: ваши дети принадлежат только вам. В их жилах течёт королевская кровь, но их судьба – в ваших руках.

В дверь нетерпеливо забарабанили.

- Ваша светлость, экипаж её милости виконтессы готов, – доложил слуга.

С минуту де Рийак молча глядел на меня.

- Что ж, пора! – наконец произнёс он с едва уловимой тоской в голосе, в этот раз прозвучавшем как-то непривычно тихо. – Прощайте, Элинор, желаю вам счастливого пути.

- Благодарю за всё, что вы для меня сделали, – отозвалась я, пожимая руку графа, и две слезы скатились по моим щекам. – Я буду помнить о вас до конца своей жизни. И расскажу о вас своим детям, когда они вырастут.

Я снова с сердечностью пожала руку своего покровителя, и мне не хотелось отпускать её. Мне казалось, что, отпусти я руку, то не смогу удержаться на ногах, упаду на пол и разрыдаюсь. Но я крепко стиснула губы и, напоследок обняв графа, стремительно вышла из комнаты.

Спустившись в зал, я застала там, помимо Манон с двумя младенцами на руках, также её мужа и ещё троих детей. Внешний вид Гастона (так звали мужа кормилицы) – всклокоченная борода, поблёкшие глаза, рваная и кое-как починенная одежда, прохудившиеся грубые башмаки – достаточно красноречиво свидетельствовал о том, что бедность наложила на главу многодетной семьи свою тяжёлую лапу.

Дети выглядели немного лучше, и, хотя одёжка у них была очень скромная, чуть ли не убогая, нельзя было не заметить, что носят они её аккуратно. Они все были русые: и четырнадцатилетняя Розали, и десятилетняя Леа, и семилетняя Мари, и даже единственный мальчик – полугодовалый Луи.

Когда к нашей компании присоединилась крошка Мадлен, дети Гастона и Манон встретили девочку радостно, как старую подругу. И я, глядя на то, как моя малышка смеётся, буквально расцветая у меня на глазах, и сама просияла счастливой улыбкой.

Гастон смущённо приблизился ко мне.

- Вы, ваша милость, не гневаетесь на нас за... за то, что мы с собой сундук хотим взять? Весь наш нехитрый скарб в одном сундуке уместился. Да только Бертин отказался погрузить его в вашу карету... Говорит, можно брать всего-то два сундука. А там уже ваши стоят, ваша милость...

Мне показалось, что Гастону, который работал в деревенской кузнице, непривычно, внове произносить слова «ваша милость». Он слышал, как жена называет гостью графа, и теперь сам старался не ошибиться. Жена лучше знает, как с кем обращаться, – она всю свою жизнь в замке служит.