— Гля-янь, Окул, что я нашел! Русалка! — Противный, скрипуче-визгливый голос перфоратором вонзился мне в мозг. — Живая-я-я… Окул, глянь, она живая!!!
От этого визга я невольно поморщилась. Не знаю, как там неведомая мне русалка, а я сейчас от головной боли и этого противного, ввинчивающегося в черепную коробку голоса точно отброшу концы. Лежать было холодно, жестко, неудобно и почему-то мокро. Под ладонью правой руки явственно хлюпала вода. Ноги окоченели полностью, и я их почти не чувствовала. Что произошло и где я – совершенно непонятно. Но это не повод валяться в луже. Так недолго застудить все, что можно и все, что нельзя. Или превратиться в русалку. Стоп. Русалку?!
Шок помог открыть глаза. И я рывком села. И тут же с ужасом затрясла головой, невольно вызвав усиление головной боли. Я где-то упала и разбила свою многострадальную головушку? И сейчас валяюсь в коме? Или у меня просто глюки? Какие русалки? Русалок я не заметила. Но передо мной простиралось неприветливое, свинцово-серое море. Справа и слева, на сколько охватывал взгляд, тянулся пляж под прикрытием невысоких песчаных холмов.
Равнодушные волны, неспешно набегая на песок, размеренно лизали мои ноги до самых колен, намочив старенькие джинсы и стоптанные кроссовки. Под ладонью, на которую я опиралась, тоже уже собралась небольшая лужа. Оно и не удивительно, я сидела на мокром песке прибрежной полосы. Но как?! Как, черт возьми, из маленького городка в средней полосе России я вдруг в одночасье оказалась на морском берегу?
Кое-как поднявшись на ноги, я брезгливо отряхнула с рук налипший на них песок. Потом чуть подумала, и обтерла ладони о джинсы. Штанам уже хуже не будет, а так руки будут хоть немножечко чище. Холодный ветер мгновенно вцепился в мокрые тряпки, тысячью острых иголок вонзаясь в кожу. Дрожь пробежала по позвоночнику вниз. Я поморщилась и выругалась вполголоса. Если в ближайшие минуты я не найду способ переодеться в сухое, будет беда. Подохну непонятно где на старости лет от воспаления придатков и перитонита.
Неожиданно заистерил обладатель скрипуче-визгливого голоса:
— Но! Но! Ты чего это удумала, нечисть морская? Чаровать меня собралась?! Да я тебя сейчас!.. Я знаю самый надежный способ обезвредить русалку! Я тебя сейчас!..
И тут я наконец обратила внимание на того, кто стоял передо мной. И невольно икнула с перепугу. В голове почему-то сразу всплыла виденная в далеком-предалеком детстве иллюстрация к «Повести о том, как один мужик двух генералов прокормил».
Передо мной стоял, сдвинув на лоб шапку-ведро, типичнейший обитатель русских народных сказок. Над такой же неопрятной, как и прическа, бородой-лопатой задиристо торчал классический нос картошкой. Неопределенно-серая длинная рубаха подпоясанна веревкой под животом. Полосатые, видимо, когда-то бывшие бело-голубыми, а сейчас блеклые и линялые штаны гордо сверкали новенькой латкой в красный горошек над правым коленом. А ниже этого безобразия, я невольно икнула, было как раз то, что в старые времена называли онучи. И вот этот странно-сказочный тип, лихорадочно сверкая глазками-маслинами из-под косматых бровей, судорожно шарил рукой у себя под подолом рубахи.
Действия мужика настолько не вязались с его же словами, что я ошарашенно уставилась на него во все глаза, ожидая, что же будет дальше. Но уже в следующую секунду побагровела. Нащупав под рубахой то ли пояс, то ли шнурок, мужик рьяно за него дернул и резво принялся стаскивать с себя видавшие виды порты.
Страха не было. То ли мужик выглядел настолько потешно, то ли у меня за годы вдовства в голове прочно укоренилось мнение, что на сорокасемилетнюю женщину в наше время может польститься разве что бомж или маньяк. Мужик напротив меня ни бомжом, ни маньяком не был. Скорее, был похож на реконструктора или косплеера. То есть, в моих глазах выглядел довольно безобидно. Правда, недолго.
Где-то поблизости, из-за холмов, сплошной цепью отгораживающих пляж от остальной территории, послышался голос еще одного мужика:
— Тит, ты куда запропал?
Мой визави в ответ хрипло взвизгнул:
— Окул, быстрее сюда! Я русалку нашел! А она меня чарует! Надобно обезвредить! Ну, ты знаешь как!
Невидимый пока Окул что-то проворчал в ответ на тему того, что брага вчера оказалась слишком ядреной. А почти стащивший с себя линялые портки Тит сделал шаг в мою сторону.
Ситуация медленно, но верно переставала быть томной. Сделав рефлекторный шаг назад, я вступила мокрой кроссовкой в набежавшую волну. И разозлилась. Мало того, что меня в бессознательном состоянии заволокли черт-те куда, так еще и в играх своих дурацких используют?! Ну я им сейчас!.. Компенсировать замахаются!
Оглянувшись по сторонам, я увидела всего в метре от себя на песке какой-то дрючок, наполовину скрытый нанесенными из моря водорослями. Подходит! Главное, чтобы не оказался железным! А так… Гоняла же я когда-то нашего дворника Митрича его же собственной метлой за то, что этот мерзавец, утомившись расчищать нападавший снег, присел в полдень прямо в центре детской площадки на качели и на виду у всего дома присосался к бутылке самогонки. Нашел, чему детей учить!
Одним прыжком, и откуда только силы взялись, я достигла вожделенного дрючка и схватила его в руки, угрожающе поднимая над головой. К счастью, дубинка оказалась не железной. Но все равно была довольно увесистой, не чета метле. Скорее всего, это была цельная ветка с обломанными сучьями. На ветру бурым знаменем развевались прилипшие к ней и подсохшие водоросли.
Увидав меня с моей импровизированной дубинкой, Тит смешно округлил глаза и слегка присел:
— Ты че это? А?
Я прищурилась:
— А вот я тебя сейчас как обезврежу! За всех обезвреженных русалок сразу!
Тит сделал шаг назад, едва не запутавшись в приспущенных портах. Ага, правду анекдоты говорят: мужик со спущенными штанами к беговому марафону не готов.
— За что?! Всем же русалкам нравится обезвреживание! Они и жемчуг иногда нам подкидывали за это!
Сгорбившись, как древняя старуха, и с трудом оторвав руку от холодного зеркала, я посмотрела в глаза своему отражению. Я вспомнила все: и подслушанный под дверями в комнату дочери разговор, и свою обиду на то, что двадцатипятилетняя дочь воспринимает меня как досадную помеху в своей жизни, и неудавшуюся дорогу на дачу, которую Машка собралась продавать, и звонок подруги Лариски…
Опасливо потерев под левой ключицей, где уже ничего не болело, я заставила себя отвернуться от зеркала. В горнице было ощутимо холодней, чем в той комнате, где осталась бабка, и ноги в мокрых джинсах уже заледенели. Стаскивая с себя штаны и носки, я одновременно искала глазами, что бы надеть взамен. Что-то, не слишком похожее на косплейщину. А то еще эти чудики за свою примут. Стоп. Это же не косплей. А я, кажется, и так стала тут одной из своих…
Мозг упрямо отказывался принимать тот факт, что у меня, судя по всему, на вокзале случился инфаркт. Иначе, с чего бы так сильно у меня болело сердце. Так сильно, что от одних только воспоминаний возникали фантомные боли. Но тогда получается… Получается, что в своем мире я умерла, и стала попаданкой, про которых так любит читать Машка…
На глаза навернулись слезы. Что ж, Динка, так тебе и надо. Ничего лучшего ты, судя по всему, не заслужила. Не глядя, я выдернула из кучи сваленного на нарядно застеленную постель барахла то, что на ощупь показалось плотнее. Носков этот мир, судя по всему, еще не знал. А с портянками я обращаться не умела. Но пришлось учиться. Кроссовки мокрые, аж хлюпают, а другой обуви, кроме лаптей я в комнате не нашла.
Бабка окинула меня не по-старчески внимательным взглядом, когда я, вдоволь наревевшись, прихрамывая из-за непривычной обувки вернулась к ней:
— Чой-та ты, девка, долго…
Мне захотелось съязвить, что, мол, рогатую прелесть примеряла, никак на себя в зеркало не могла налюбоваться. Но вместо резких слов из груди вырвался всхлип. Бабка понятливо кивнула:
— Ревела… Я тоже в свое время долго ревела, когда узнала, где оказалась. Но я-то тутышняя, с Большой земли токмо. А ты, судя по одежке, пришлая…
Я вздохнула, подхватывая уродливо-грубый табурет и подтягивая его поближе к бабкиному ложу:
— Пришлая, бабушка, еще какая пришлая… Из другого мира я. Только в своем мире я, судя по всему, умерла. — Я снова невольно потерла под ключицей. Хотя там уже ничего не болело.
Бабка хмыкнула:
— Ну, значит магия сочла, что ты тут будешь полезной. Али жизнью своей, поступками, заслужила второй шанс. Ну да ладно, не нам с тобой судить. Я свой долг перед островом выполнила сполна. Теперь твоя очередь. Сходи-ка еще раз в горницу. Откроешь поставец, там увидишь – стоит чаша, из зеленого камня выточенная, а в ней ключ. Неси его сюда.
В непривычной обуви ходить не хотелось. Но делать-то нечего! Пришлось вставать и идти за непонятно зачем потребовавшимся ключом от непонятно чего.
Чашу я нашла быстро. Вот только ключа в ней не было. Никакого. Чаша стояла вообще пустой. Я с недоумением выглянула в комнату к старухе:
— Простите, бабушка, но ключа нет. Чаша пустая!
Старуха завозилась на своем месте:
— Широй меня кличут. Как это нет? Ключ там! Ты, наверное, не туда заглянула! Посмотри внимательнее!
Вернувшись в комнату, я распахнула обе дверцы поставца полностью и принялась изучать его полки. Хотя, особо изучать тут было и нечего: несколько искусно расписанных тарелочек, поставленных под стенкой на ребро. На верхней полке по углам — две одинаковые вазочки в форме бутона лилии завораживающего голубого оттенка. Будто солнечные лучи насквозь пронизали весеннее небо. Между ними какая-то фиговина, напоминающая Лампу Алладина из диснеевского мультика, между прочим, как и в мультфильме, медная! На средней полке по центру, на самом почетном месте, стоял пузатый, слишком большой, чтобы служить для заваривания чая, чайник, весь в невиданных красных цветах. По бокам от него выстроились словно солдаты тюльпанообразные бокалы-лафитники. А вот на нижней полке было всего три предмета: под стенкой на ребре стояла удлиненная, предназначенная для рыбы тарелка, слева — треугольная, из прозрачного стекла, но с металлическими уголками шкатулка. Пустая. А вот справа — чаша малахитово-зеленого оттенка. Похожая на бульонницу, но помассивнее. На ее боках резвились золотые драконы.
Как по мне, так абсолютно безвкусная, но, скорее всего, дорогая вещь. И пустая. Перепутать ее с чем-то другим было попросту невозможно. Ничего даже близко похожего тут больше не было. Может, бабка сама ключ куда-то переложила? А теперь в силу возраста запамятовала? Я схватила чашу с полки, мимоходом удивившись ее тяжести, и поволокла бабке:
— Эта чаша? — Шира прищурилась. — Хотя, другой зеленой там нет. Только эта, с драконами.
Старуха с трудом приподнялась на лежанке:
— Подай!
Я молча протянула сосуд, готовясь, если что его подхватить. Но Шира на удивление легко, одной рукой взяла чашу, заглянула внутрь и недовольно на меня посмотрела:
— Вот же ключ!
Она сунула свободную руку внутрь, а потом протянула ее мне, сжав большой, указательный и средний пальцы щепотью кверху. Словно и вправду зажав в них ключ. Вот только в щепоти ничего не было. Я покачала отрицательно головой.
Потеряв терпение, Шира отбросила чашу в сторону на лежанку. Сосуд глухо бухнул о стенку. А старуха безапелляционно потребовала:
— Дай правую руку!
Несколько побаиваясь вдруг ставшей неадекватной бабки, я осторожно протянула требуемое. Шира «вложила» мне в ладонь невидимый ключ, сжала своей рукою мою в кулак и забормотала:
— Я, Шира Иггарани, бывшая хранительницей Драконьего перевала почти сто пятьдесят лет, передаю ключ и власть на острове… — Она быстро взглянула на меня: — Назови свое имя, и имя своего рода! Быстро!
Я тупо моргнула и на автомате выдала:
— Диана Петровна Сидоркина.
Шира удовлетворенно кивнула и повторила:
Мое возвращение с сумками и саженцами видели по крайней мере пять человек. Из них три женщины. Из них — одна точно помогала собирать Ширу в последний путь. Но все молча проводили меня хмурыми взглядами. Ну и ладно.
Вообще, моя истерика на пляже принесла неожиданные плоды. Если не считать того, что на душе у меня стало значительно легче, то в плюсах – обнаружение моих вещей, нахождение целого леса камыша, или как здесь называют это растение, ну и ящерка… Я покосилась на свое запястье. Какая-никакая, а живая душа. Все же не так жутко и тоскливо будет одной в доме. К тому же, пока я топала к деревне, в голове выкристаллизовался примерный план действий по моему обустройству в новом мире и новой жизни.
Конечно, легко не будет. Но где наша не пропадала. Сначала разгребу дом и подворье, наведу порядок и заодно оценю состояние построек. Ну и отыщу продукты. Должны же быть у Ширы хоть какие-то запасы? Не святым же духом, то есть, магией, она питалась? А вот потом уже буду искать «добровольца», который посвятит меня в реалии местной жизни. Может, мне повезет и по домам ходить не придется. Может быть, кто-то решит полюбопытствовать, как поживает новая хранительница, или кому-то понадобятся мои услуги. Вот тут-то я горемыку и возьму в оборот. Я хищно оскалилась.
Войдя в дом, я с порога опять столкнулась с проблемой. Пока провожали Ширу в последний путь, потухли те странные осветительные шары, которые зажигала еще бывшая хозяйка дома. То ли из-за того, что прежней владелицы дома с ее магией тут уже не было, то ли по какой-то иной причине, но в доме было темно, как у негра в ж… гмм… седалище.
Возник вопрос: что делать? Ввиду отсутствия магии я их зажечь не могла. И выходило, что мне либо придется жить в горнице с ее тремя окнами, либо… Либо можно было попробовать открыть занавешенное Широй окно и самой проверить, что там за омут такой, который может свести с ума.
Я решила рискнуть и попробовать начать с окна. И разбираться с проблемами по мере их поступления. Оставив сумки и саженцы у порога, я по памяти, на ощупь, побрела искать окно, чтобы его открыть.
То ли моя память значительно улучшилась по сравнению с тем, что было, то ли местный Всевышний меня хранил, но окно я нашла сразу и без проблем. Ни разу не споткнувшись. Нащупав ткань, которая его закрывала, я боязливо отогнула уголок. Мало ли? Но за грязным и пыльным стеклом был только заросший сухим бурьяном огород, покосившийся забор а-ля плетень и кривобокая постройка по типу сарая. Ничего странного, страшного или подозрительного я не заметила. И тем более, никаких омутов и водоворотов. Хмыкнув, я смелее отодвинула ткань, пуская в комнату серый свет пасмурного дня и насмешливо наблюдая за жирным пауком, торопливо удирающим от моего произвола, и грозя мне кулаками со всех шести лап. Это, конечно, не панацея, но на первое время сойдет. А потом что-то придумаю. Длинными зимними вечерами открытое окно не спасет.
Дневной свет, пусть и слабый, выставил мое новое жилище в самом неприглядном свете: все грязное, серо-черное. Ну просто логово, а не дом! Только упитанным паукам тут и жить. У меня снова навернулись на глаза слезы. Ну вот за что мне это все?! Чем я перед мирозданием провинилась?
На запястье закопошилась позабытая ящерка. Найденыш выпростал хвост и его кончиком принялся поглаживать меня по руке, подмигивая янтарным глазом: мол, не дрейфь! Прорвемся!
От неожиданности слезы сами собой высохли. Я хмыкнула:
— Ты уверена?
Янтарный глаз снова мигнул. Будто бы рептилия меня поняла и ответила. Чудеса! Хотя, после беспроводного освещения можно и в разумную ящерку поверить. В последнее даже легче. Животные и в моем мире часто бывают разумными.
Саженцы я оставила в темном предбаннике. Их нужно посадить в первую очередь. Вот сейчас разберусь с сумками, осмотрю дом, потом выйду во двор. Пристрою саженцы, прикину, что и где сажать весной, а потом… Наполеоновские планы. Потом будет суп с котом. Я вздохнула и водрузила сумки на скамью у окна. Не торопись, Диана, проблемы нужно решать по мере их поступления.
Первой потрошить я стала хозяйственную сумку в тайной надежде, что хвостатая приживалка оставила мне хотя бы хлеб. Есть хотелось неимоверно. Если вчера я слишком перенервничала, чтобы думать о еде, то сегодня желудок, получивший с утра только чашку холодной воды, басовито материл нерадивую хозяйку.
Вообще, с продуктами нужно было что-то решать. Но сначала я хотела провести инвентаризацию запасов в доме. Если они тут были. А потом уже думать что-то дальше. Хотя, что тут думать? Местных денег у меня нет. Содержимое моего кошелька, и в родном городе скудное, тут и вовсе скорее всего не имело никакой ценности. Иначе я сильно удивлюсь.
Впрочем, удивляться и так было чему. В хозяйственной сумке, помимо нетронутой никем колбасы, хлеба, десятка сырых яиц и пачки сливочного масла, обнаружилась еще немалых размеров кожаная косметичка, доверху набитая какими-то побрякушками!
Я так и села при виде этой находки. Хорошо хоть мимо лавки не промахнулась. Чьи это дурацкие шутки? Я сама сроду не носила никаких украшений кроме тоненького обручального колечка и маленьких золотых сережек с советским «рубином». А в найденной косметичке оказалось с десяток толстенных цепочек с крупными медальонами, несколько пар таких же весомых, «цыганских» серег, кольца, браслеты и что-то вроде брошек или булавок. И все это из серебра. Я не поленилась, проверила пробы.
Вывалив все это богатство на замызганный стол, я растерянно протянула:
— Ничего не понимаю… Такое ощущение, что какой-то карманник вытащил это вместо кошелька. А когда понял, что у него в руках, то кинул, куда придется, и попал в мою сумку. Но ведь так же не бывает?
За неимением другого собеседника, я разговаривала сама с собой, не ожидая ответа. Но ящерка на моей руке, про которую я успела благополучно забыть, вдруг сползла с моего запястья и отправилась обнюхивать найденное богатство как заправская собака. Я вторично потеряла дар речи. Кажется, моим девизом в этом мире станет: «Так не бывает!» А рептилия, потоптавшись по украшениям, одобрительно заурчала и принялась носом подгребать все добро мне под руку.
— Нда-а-а… — Синие глаза потемнели, мужчина скривился, словно вдруг увидел перед собой мерзкое насекомое. — Вот и делай после этого добро! Разбудил, не дал переохладиться и застудиться насмерть на холодной земле, да еще и оказался в этом виноватым!
Отсутствие нормального сна и еды не лучшим образом сказались на моем характере. Я почувствовала, что начинаю закипать:
— Не передергивайте! Вы изволили обвинить меня в том, что я якобы вторглась в чужие владения! Но при этом забыли пояснить, кому эти земли принадлежат! Я тут нечто вроде хранительницы, местная Хозяйка! Меня зовут Диана! А вот кто вы такой?
Я невежливо ткнула указательным пальцем мужику в грудь. Но он, кажется, этого вообще не заметил.
— Хозя-я-яйка?.. А вы в этом уверены?
Неприкрытое сомнение в мужском голосе почему-то неприятно меня задело. И я огрызнулась:
— Нет конечно! — Он изумленно моргнул. — Я из чистой любви к садо-мазо умерла в своем благоустроенном мире, очутилась тут и теперь сижу уже больше суток без сна и еды на земле только потому, что без меня деревенские не могут пройти в эту долину! А им настоятельно требуется камыш для починки крыш и эта ягода, чтобы относительно безболезненно прожить зиму!
Мужчина некоторое время потрясенно в упор смотрел на меня. Словно у меня вместо головы вдруг выросла голова чудовища. А потом обреченно покачал головой и вздохнул:
— Хозяйка сотканного из магии острова — сама без капли магии!.. Угу… Дожились…
А потом, прежде чем я успела разгадать его намерения, развернулся и быстрым шагом пошел прочь.
Я взвизгнула:
— Стой! Ты кто такой?!. — И попыталась схватить его за руку.
Неожиданно моя рука вместо мужчины схватила невесть как тут оказавшегося пацаненка лет семи-восьми на вид. Я потрясенно моргнула. А мальчишка испуганно шмыгнул носом:
— Я — Динька! Мне мамка велела вам, Хозяйка, принести хлеба и молока! Вот!
Несколько тягучих мгновений я тупо смотрела на мальчишку, отстраненно отмечая про себя и карие испуганные глазищи-вишни, и россыпь веснушек, совсем как у Антошки из известного мультфильма, и краюху сероватого хлеба в той руке, что я поймала за запястье. Постепенно в голове начало проясняться. Я огляделась по сторонам: бабы и девки уже продвинулись от края поля примерно на метра полтора-два. А мимо меня как раз два незнакомых мужика с кряхтением волокли большую охапку срезанных стеблей камыша.
Понимание произошедшего медленно проникало в мой затянутой усталостью мозг:
— Просто приснилось… — Мужчина был настолько реалистичным, что мне сложно было поверить в то, что это всего лишь сонное видение. Рискуя показаться душевнобольной, я все-таки уточнила у пацана: — Динька, а ты тут мужчину в черной одежде и с синими глазами не видел?
Я ожидала всего, чего угодно. Но не того, что карие мальчишечьи глаза вдруг в ужасе расширятся, а пацаненок испуганно выпалит:
— Святой дракон охрани нас! Это же Дух острова приходил!
Ткнув мне в руки хлеб и небольшой кувшинчик так, что я последний едва не уронила, пацан помчался по полю с воплем:
— А-а-а-а! Мамка! Дух острова Хозяйку хочет забрать!
Я чуть не села там, где стояла, от силы звуковой волны, исторгаемой юной глоткой. Естественно, что все, кто был сейчас на поле, побросали работу и уставились на горлопана. А через минуту крестьяне уже окружили меня:
— Это правда?
— Матушка Хозяйка, да как же так!
— Не бросайте нас, матушка Хозяйка!
Бабы начали причитать сквозь слезы, мужики хмуро чесали в затылках или дергали себя за бороду. Несколько растерявшись от такой реакции, я неуверенно пробормотала:
— Да мне же это только приснилось!
Вперед протолкалась женщина, лицом сильно похожая на покойную ныне Ширу. Вернее, на Георгия Милляра в роли Бабы Яги: лицо, похожее на печеную картофелину, беззубый рот, темная, пергаментная кожа, косматые брови и крючковатый нос. Старуха представилась:
— Христина я, долгих лет тебе, Хозяюшка! — Я едва заметно вздрогнула, слишком уж по родному прозвучало бабкино имя. — А он, этот красавец-мужчина, тебя с собою звал? — Я опешила. — Ты еще не обжилась у нас, Хозяюшка, дай Дракон тебе долгих лет жизни и отменного здоровьица, а потому не знаешь, что Дух острова приходит ко всем в разном облике: молодой, али старый, богатый, али бедняк. Но завсегда одет в черное, да глазищи синие-синие! У живых не бывает таких глаз! Так ежели он кого за собою поманит, так человек в скорости и умирает! Вот чего мы боимся! Совсем остаться без Хозяйки!
То ли я становлюсь законченным параноиком, то ли просто от усталости почудилось, но в воздухе словно повисло невысказанное: «Хоть такая Хозяйка, но есть! А то последнее отберут!». Поджав губы, я ворчливо отрезала:
— Не звал меня никто и никуда! Претензию выставил, что сплю на холодной земле, и что вас сюда привела! Ну я с ним немного и поругалась. Сам ведь меня сюда привел! Так чего возмущаться?
Народ ахнул. И на несколько секунд воцарилась такая тишина, что было слышно только далекий плеск волн на пляже, крики чаек, опять чем-то недовольных, и шелест прохладного осеннего ветерка.
Первой опомнилась Христина:
— Ну? Чего рты пораскрывали? — Накинулась она на своих односельчан. — Никто Хозяйку не забирает у нас! Идите работать! Солнце, — старуха прищурилась на осеннее яркое небо, — уже за полдень перевалило, а у нас еще и половина поля не обработана! Завтра опять будем заставлять Хозяюшку нас тутечки стеречь? Как будто у нее других забот нетути! Даже перекусить, и то не дадут спокойно!
Мужики ушли первыми. Хмуро покосились на подбоченившуюся Христину, кто-то смачно сплюнул на землю, и они дружной толпой пошли к недорезанным еще камышам.
Женщины еще немного потоптались на месте, тоже подозрительно поглядывая на меня и подзатыльниками возвращая на поле ребятню, обрадованную негаданным перерывом. Я сделала вид, что не замечаю их взглядов. И постепенно они ушли тоже. Осталась только я с молоком и хлебом в руках. И стоящая напротив меня Христина:
— Дык, на острове, что смогли, то и запасли. — Христина как-то подозрительно опасливо покосилась на меня, а потом и вовсе отвела взгляд в сторону. — Теперича ждем тех, кто с заработков повернется. А там посмотрим, если получится, то надо бы еще муки, масла, сахара закупить. А ежели выйдет, то и хоть капельку сушеных фруктов. Поздней весной они очень спасают!
— То есть, — я впилась взглядом в собеседницу, — того, что запасли, перезимовать не хватит?
Христина осторожно покачала головой.
— И много не хватает? — Видя, что собеседница не торопится мне отвечать, я слегка надавила: — Христина, не молчите! Я уже поняла, что кто-то допустил ошибку, и теперь припасов не хватает. Вы даже опасаетесь, — тут я сблефовала, — как я вижу, что даже с учетом добытого на заработках острову не хватит перезимовать. Так?
Плечи и голова пожилой женщины поникли. Даже, кажется, задорные «ушки» завязанного надо лбом платка сникли. Христина принялась неловко ломать пальцы:
— Так уж вышло… Доверили стеречь поле с пшеницей от прожорливых птиц Окулу… А к нему Тит пришел… Ну и… Там мало что осталось. Одна надежа — привезут денег с Большой земли, да успеем до бурь закупить продуктов… Иначе быть голоду…
Голос Христины совсем стих. А я скрипнула зубами от злости. Как там покойница-Шира говорила про Окула? Совсем пропащий? Охотно верю! Это кем же нужно быть, чтобы оставить односельчан без пшеницы? Чем нужно думать?
— Ну ладно! — Сама не ожидала, но с губ сорвалось натуральное рычание. — Титу и Окулу я такое наказание за разгильдяйство придумаю, что небо в ромашечку покажется! А пока нужно думать, как перезимовать. — Христина тяжко вздохнула. — Какие у вас тут деньги в ходу? Что ценится больше всего, Христина? И да, чем вы будете добираться до Большой земли? Неужели, на лодках?
Христина охнула:
— Святые драконы! Да нешто на лодках можно? Под парусом туда, почитай, сутки плыть. И то, если этот есть, как его, — Христина потерла озадаченно лоб.
Я подсказала:
— Попутный ветер?
— Ну да, он.
— Так у вас есть корабль?
— Ну так на той стороне острова, за Драконьим Пиком, стоит один, маленький. А больший забрали те, кто на заработки подался.
Это была хорошая новость. Значит, не совсем уж остров изолирован. При необходимости с него можно выбраться. Если умеешь, конечно, управлять кораблем. Я хмыкнула.
— Ну так, а с деньгами и ценностями что?
А вот тут мне было над чем подумать. Потому что самым ценным в этом мире оказалось… серебро! Его невозможно было получить при помощи магии, и потому все деньги были серебряными, а еще медными. Одна большая серебряная монета – солнце, равнялась ста двадцати медякам – рыбкам. Одна малая серебряная монета – луна, равнялась шестидесяти медякам.
Вообще, что касалось хозяйства, то Христина тут была бесценным источником сведений. Она обстоятельно рассказала мне, что нужно заготовить на зиму и сколько. Сколько стоят продукты. Кто обычно у них на острове занимается закупкой. Путем несложных вычислений мы с ней пришли к выводу, что деревне нужно около десяти серебряных солнц, чтобы безбедно пережить эту зиму. И пригорюнившись, Христина поведала, что те, кто вернутся с заработков, вряд ли привезут больше пяти-семи на всех.
Немного подумав, я встала и вышла в горницу. Тут я еще не успела навести свои порядки. Только откинула в сторону вещи, оставшиеся от Ширы. Сумку свою я заныкала за кроватью, прикрыв табуретом с вышеупомянутым тряпьем. Ящерица сидела в уголке на поставце и, задрав кверху нос, делала вид, что меня не видит в упор. Я усмехнулась:
— Дуешься? Ну-ну! Подумаешь, я хотела узнать мальчик ты или девочка! Что тут такого ужасного? Я ж не дуюсь на тебя за то, что ты мне палец до крови прокусила. — Противная рептилия даже не моргнула. — Ну и ладно. Дуйся дальше. А будешь слишком вредничать, то так и останешься Скотиной! Сокращенно Скотти. — Я выудила косметичку с серебряным добром. И на мгновение замерла: — А кстати! Скотти – в равной степени пойдет и мальчику, и девочке. — Ящерка подпрыгнула на месте, как ужаленная. А я улыбнулась еще шире: — Решено! Отныне ты – Скотти.
Довольная своим решением и не обращая больше внимания на шокированную рептилию, я зажала в кулаке одну серьгу из пары, которую сама бы и в жизни не надела бы: огромное, варварски-толстое кольцо, а внутри него, почти с мочки уха свисает довольно крупный серебряный крест. Чудовищная красота.
— Христина, посмотрите, — выйдя к ней в комнату, я приблизилась и сунула ей под нос серьгу на раскрытой ладони, — это серебро. Как вы думаете, сколько это может стоить?
Пожилая женщина с подозрением покосилась на мою ладонь, а потом…
— Святые Драконы!.. Это же целое состояние… — Благоговейно протянула она. — Да на это всю нашу деревню вместе с нами купить можно…
Я почувствовала себя неуютно. Слишком ценные вещи – это тоже плохо. Не знаю, как в этом мире, а в моем за них запросто могут убить. Если узнают не те люди. Смущенно кашлянув, я села на свое место:
— Так уж прям и всю! Но я так понимаю, на припасы на зиму денег с этой серьги хватит?
Христина зачарованно кивнула. А я облегченно выдохнула:
— Ну и отлично! Значит, надо договариваться, когда сможем отплыть на Большую землю.
Селянка словно очнулась ото сна:
— Как отплыть? А ты разве, Хозяюшка…
— А как же! — Я фыркнула. — И ты тоже со мной! Я на тебя очень рассчитываю!
Кажется, Христина решила, что я хочу от них сбежать, и потому рвусь с острова. Но мне-то бежать некуда! В незнакомый мир, без денег и поддержки – это просто глупо. Так что, нравится, или нет, но жить я буду тут. А потому нужно сделать свое жилье как можно более уютным и безопасным.
Безопасность меня волновала больше всего. Покусав губу и задумчиво глядя на Христину, я поинтересовалась:
— Мужики, которые поведут корабль, они надежные? Мы с вами по голове за это, — я подкинула на ладони серьгу, — не получим?