Хозяйка каланчи

Глава 1

Что же так холодно-то? Отопление, что ли, отключили? – подумала я. – Или, может, у меня озноб? Наверное, не накрыли ничем… Вот же, гады! Я столько за операцию заплатила, а тёплым пледиком не удосужились накрыть. И я сжалась в комочек, пытаясь согреться.

И вдруг мне даже на мгновение жарко стало: что значит сжалась?

Я в последние две недели до операции, вообще руки поднять не могла. Меня что? Вылечили?

Открыла глаза. Через небольшое пыльное окно пробивался серый рассвет. Напротив меня стояла кровать. Там кто-то спал, укрывшись тонким серым одеялом без пододеяльника, судя по размерам ребёнок.

Я всё видела очень чётко, как будто кто-то взял и заменил мне глаза. Подняла глаза к потолку, посмотрела прямо над собой, удивилась, что потолки высоченные и просто побеленные, никаких проводов, ни ламп, ни систем пожаротушения. А уж на системы пожаротушения я всегда в первую очередь обращала внимание.

Подтянула повыше хлипкое одеяльце, судя по всему, такое же серое, как и на кровати напротив, посмотрела на руки, увидела кулачки, сжатые от холода. Кулачки были детские. Стало не по себе, я пощупала тонкую шею, плоскую грудь…

Я что, ребёнок? Или это последствия наркоза, в который меня ввели, чтобы сделать операцию? Ничего себе пообещали щадящий вариант, операция же должна была длиться не менее шести часов. Почему-то мысль про то, что я всё еще могу быть на операционном столе меня успокоила, или, например меня пока положили, отходить от после операции, а мне стало холодно и мой бедный прооперированный мозг придумал такую вот интересную «историю». Ну, значит, скоро должна проснуться.

Зажмурилась, но теплее от этого не стало. Зато я хотя бы не видела того, что совершенно не совпадало с моей реальностью.

На самом деле мне почти сорок пять. Я Дарья Пожарская, глава компании «Пожарская Каланча». Ни семьи, ни детей. Один бизнес. Ну вот кошка ещё есть, правда она дурная, но зато придёт, комочком свернётся рядом, и вроде я и не одна.

Так что на экспериментальную операцию согласилась сразу. В голове там что-то обнаружили, когда у меня вдруг начали руки отниматься, прогноз был неутешительный, врачи сказали, что и ноги скоро перестанут ходить. Но поскольку всё остальное у меня было здоровое, то врачи дали разрешение на экспериментальную операцию
Операция давала семьдесят пять процентов шансов на выздоровление. Я подумала, что это лучше, чем ничего. Во всяком случае, лучше, чем прозябать, постепенно чувствуя, как отключаются все функции.

Тем более зрение… Ещё до того, как начали отниматься руки, резко ухудшилось зрение. А последний месяц я вообще провела исключительно дома, никого не принимая, и никуда не выезжая, общаясь с одной только сиделкой.

– Подъём! – раздался голос, прерывая мои размышления.

Я решила не открывать глаза, потому что если это всё ещё сон, то я скоро должна проснуться.

Вдруг на ухе мне зашептали:

– Дашка, Дашка, вставай, а то Горгона заметит, что лежишь, ругаться будет!

Я открыла один глаз. Наклонившись ко мне рядом с моей кроватью, стояла девочка лет двенадцати, босиком.

– Подъём! – прозвучало ещё раз.

Пришлось встать, и, как были, в длинных серых рубашках, босиком, куча девчонок примерно одного возраста, все от десяти до двенадцати лет потянулись куда-то из комнаты.

Почти все тощие и полупрозрачные, ровно, как и я, потому что, оглядев себя, я поняла, что жира в этом организме нет.

Глава 2

Нас такой не очень стройной толпой повели по коридору. Мальчишек не было, только девочки, человек двенадцать. Все дружно толпой куда-то пошли, и я пошла за той девочкой, которая меня разбудила.

Я шла и чувствовала лёгкое пошатывание, немного кружилась голова.

«Да, – подумала я, похоже девочка постоянно недоедала». И моё предположение тотчас же подтвердилось, потому что стоило подумать о еде, как живот тут же подвело.

Пол был холодный, и шлёпать по нему босиком было крайне неприятно.

Вскоре мы дошли до двери, на которой было написано:

«Помывочъная».

Причём после буквы ч стоял твёрдый знак. Я усмехнулась: «Наверное это тоже последствия моей операции».

В помывочной пол теплее не стал, наоборот, он стал даже холоднее. В помывочной была приоткрыта форточка, отчего кафельный пол казался ледяным, похоже, что снаружи была зима.

Я подумала, что может быть руки получится погреть под горячей водой, но мои надежды не оправдались. Горячей воды из умывальников не шло, хотя водопровод был. Но из кранов, похожих чем-то на допотопные латунные краны из исторического музея шла исключительно холодная вода. … Боже, где я? – подумала я, – вдруг осознав, что сон не может быть настолько реалистичным.

Вдруг меня ощутимо толкнули в бок, я обернулась, мимо прошла крупная и, пожалуй, что единственная толстая девица, на полголовы выше остальных.

– Что, встала, Дашка? – грубовато сказала она.

Девочка, которая меня разбудила, тоже потянула меня за майку.

– Две минуты! – зашептала она, – у нас две минутки, давай умывайся.

Делать было нечего. Пришлось становиться в очередь к умывальнику. После бодрящего умывания холодной водой есть захотелось ещё больше. Хотя в голове немного прояснилось, что было странно для той, кто была уверена, что видит сон.
Из этого я сделала вывод, что либо это и есть моя загробная жизнь, как плата за все грехи, которые я совершила в предыдущей жизни, либо меня ввели в какой-то лечебный сон, и я где-нибудь валяюсь под аппаратом искусственного дыхания, а мой несчастный мозг спасается, придумывая себе другую реальность.

«Вот всё у вас Дарья Вадимовна, не как у людей, не могла ты себе реальность где-нибудь на островах Баунти выдумать, где тепло круглый год и океан?»

И меня вдруг охватило спокойствие, я подумала, что если я здесь задержусь, то надо как-то устраиваться, и постараться всё выяснить. Даже, если я сплю, пусть мозг мой продолжает работать.

Как там у поэта говорится: «Не позволяй душе лениться…»

После умывания все обратно побежали в комнату. Оказалось, у нас ещё есть три минуты, чтобы одеться.
Посмотрев, как делают девчонки, я открыла тумбочку рядом со своей кроватью. Внутри лежала аккуратно сложенная одежда: серые колготки, удлинённая, примерно до щиколоток из шерстяной ткани юбка, простая холщовая рубаха без застёжек, сверху надевался чёрный пиджачок из плотной ткани.

Одевалась с удовольствием, потому что стало гораздо теплее. Тяжёлые и неудобные башмаки, примерно на размер больше, нашлись под кроватью.

– Дашка, ты меня так напугала! – тихо прошептала девочка с соседней кровати, имя которой я так и не поняла, – я тебя ночью хотела разбудить, чтобы хлеб доесть, который мы из столовой прихватили, а ты лежишь, вся вытянулась, как мёртвая, и не просыпаешься.

Лицо у девочки стало виноватым:

– Ты меня прости, Даш, я хлебушек весь сама съела.

– Да ничего, – сказала я. – Съела и съела. Вечером ещё возьмём.

Я вспомнила своё босоногое советское детство и пионерский лагерь, тогда мы тоже таскали хлеб из столовки.

Но это место на пионерский лагерь не походило.

Визуализация

Дарья Вадимовна Пожарская

Даша Пожарская, в тело которой попала наша героиня