Хозяйка королевской таверны

Глава 1

От души благодарю замечательных писателей Дмитрия Силлова и Полину Ром за неоценимую поддержку и полезные советы, полученные от них в процессе написания этой книги.

Вечер не задался с самого начала.

И винить в этом некого, сама виновата. Оставить туфли в гримерке - это всё равно, что положить их на муравейник, а потом возмущаться, с чего бы это шустрые насекомые устроили там склад дохлых мух.

Короче, вытаскиваю из шкафчика туфли – а внутри битое стекло.

Мелко так колотое, почти в пыль.

Короче, с душой подошли к процессу. Вдумчиво какая-то зараза молоточком крошила зеленую бутылку, а потом с довольной улыбкой высыпа̀ла сюрприз в мои снежно-белые подставки на десятисантиметровом каблуке...

Или Галька, или Танька, больше некому. Такие же как я деревенские девчонки, понаехавшие в нерезиновую, и пробивающие себе путь к славе и богатству с целеустремленностью ледоколов.

В целом, я не в претензии. Как говорится, просто бизнес, ничего личного, и стекло в туфли – это так, наше дежурное развлечение. Надо будет не забыть сходить на толкучку и запастись старыми советскими кнопками. Они хорошо гнутся поперек и вставляются в носок туфель как родные. Стекло-то я вытряхну, а вот кнопку, загнанную подальше и поплотнее, не увидишь и не почувствуешь, пока ногу в туфлю не всунешь. Я, конечно, девушка по натуре добрая – но это только если меня не злить. Придется накнопить туфли обеим конкуренткам – одной ради мести, второй - для профилактики, чтоб знали, как с Янкой связываться.

Стекло я вы̀сыпала в мусорную корзину, и вот теперь сижу, лихорадочно протирая внутренности туфель влажными салфетками. Во время процесса пару раз краем глаза себя в зеркале увидела. Жуткое зрелище, да простят меня мои поклонники. Мы, натуральные блондинки, когда не накрашенные вообще на привидения похожи. А если еще и злые, как я сейчас, то лучше вообще на нас не смотреть во избежание риска получить инфаркт на ровном месте…

Тут еще таракан мимо пробежал по полу. Я в сердцах стукнула по нему туфлей так, что та чуть у меня из руки не вылетела. Подняла ее – а таракана-то и нет. Бывает такое с этими шустрыми насекомыми. Тряпкой его прихлопнешь, подошвой ли. Поднимаешь – а там никого, будто по пустому месту долбанула. Похоже, мистическая суперспособность у них такая - в случае смертельной опасности исчезать из-под неотвратимых ударов судьбы.

Так.

Яна, спокойно!

У тебя показ через двадцать минут, а ты тут пар выпускаешь, на тараканов охотишься.

Соберись, тряпка!

Гримерша заболела, у костюмерши муж в запое, так что сегодня всё сама... Ничего, не впервой, справлюсь. Я ж не столичная фея, которую родители всю жизнь кормили с ложечки. Нам, деревенским, не привыкать ишачить и за себя, и за того парня. Коня на скаку поймать за ноздри, горящую избу потушить плевком через левое плечо – это всё про нас.

Значит, сейчас резво впрыгиваем в розовое платье, уродливое как моя жизнь, и нелепое как вкус дизайнера, который его придумал. Потом лепим на веки накладные ресницы. Так-то нарощенные были бы практичнее, но нам это запрещено – мало ли что взбредет в голову устроителям очередного показа. Может, страусиные перья понадобится на свои ресницы прицепить, или шерсть южнорусской овчарки наклеить… Теперь подводим глаза, красим губы поярче – и погнали на подиум, за славой, деньгами и женихом с личным самолетом, на меньшее я не согласна.

Конечно, это всё понты…

Сама себя не накрутишь, настроение тут же скатится ниже плинтуса. Как любой нормальной бабе, захочется плакать и жалеть себя, а это никак нельзя. У меня за съемную студию, расположенную возле края цивилизации, который по-местному называется МКАД, за два месяца не плачено. И, судя по взглядам моей квартирной хозяйки, она уже морально готовится выгнать меня обратно. Тогда придется мне, такой всей из себя целеустремленной, ехать обратно, в моё родное Муходрюково, так как в августе я себе с моими финансами даже комнату не найду…

А часы над зеркалом, кстати, уже равнодушно намекают, что мне до выхода осталось пять минут…

- Так, ладно, - говорю я своему отражению в зеркале. – Подобрала сопли, Янка-крестьянка, и вперед. Помни, ты теперь не колхозница с валенками наперевес, а звезда подиума. Вот и веди себя соответственно…

Но посиять на подиуме тоже не получилось.

За один шаг до выхода на сцену у меня сломался каблук. Не знаю, то ли конкурентки его подпилили, чем-то искусно замазав распил, то ли я сама его надломила, когда охотилась за тараканом. Но факт остается фактом. Треск под пяткой – и я лечу на пол.

Если бы не занавес, за который я схватилась, то точно б убилась. А так лишь сорвала его, доставив устроителям показа неслабую головную боль, а зрительному залу – несколько минут веселья. Наверно, это и правда смешно смотреть, как из огромной тяжелой тряпки выбирается модель, громогласно кроя фирменным крестьянским семиэтажным и этот показ, и туфли, и тот грёбаный день, когда она появилась на свет.

Наконец я всё-таки вылезла на волю из комка тяжелой материи, после чего ведущий шоу, бурля от гнева как закипающий чайник, донес до меня информацию о том, что я сегодня напрочь угробила свою карьеру. При этом меня гораздо больше заботил ноготь, сломанный об грубый занавес. Изувеченную карьеру в столице нашей необъятной порой починить гораздо проще и дешевле, чем ноготь, расписанный у модного специалиста по нейл-арту. Мы ж как те чудики из интернет-мемов, которые покупают себе навороченные телефоны, а потом месяцами сидят на лапше быстрого приготовления, чтобы погасить кредит. Главное – внешняя оболочка, всё остальное – на втором месте.

Глава 2

В носу было щекотно. Очень. Не захочешь – придешь в себя.

Ну, я и почти пришла.

Открыла глаза, похлопала ими. На одном веке от этого отвалились накладные ресницы и повисли, загораживая обзор. Я их оторвала окончательно – и оглушительно чихнула в ладошку, куда потоком воздуха вынесло необычно крупного муравья.

Насекомое таким поворотом событий осталось недовольно, и чувствительно куснуло меня за палец, отчего я пришла в себя окончательно. Муравья можно понять – если бы меня вынесло куда-то в сопливом вихре, я б тоже была недовольна, и, возможно, кусалась.

Стряхнув муравья с руки, я принялась соображать где я, и куда ж меня саму-то занесло. Голова гудела, картинка окружающей реальности плавала перед глазами, но я очень старалась сосредоточиться...

Наконец я осознала, что сижу внутри своей машины пристегнутая ремнем безопасности, а на соседнем сиденье восседает енот, держит в лапах мою сумочку, и смотрит на меня с опаской. Его тоже можно было понять: один глаз с накладными ресницами, другой без – зрелище не для слабонервных.

Но, черт побери, что тут делает дикий зверь? Или я сошла с ума, и теперь это вполне нормально, что в моей машине енот пытается проехаться зайцем? Да еще и сумочку мою украл…

Правда, в следующую секунду пришло понимание, что лобовое стекло моей малышки разбито, а сама она стоит посреди леса. Прямо деревья, слева деревья, справа они же, на помятом капоте белка грызет орех, сплевывая на рваный металл осколки скорлупы и недоверчиво косясь в мою сторону.

Ну, зашибись. Приехали…

Отнимать сумочку у дикого зверя было боязно – вдруг укусит. Косясь на непрошенного гостя, я отстегнула ремень безопасности, осторожно пошевелила руками и ногами. Вроде всё цело, только болят плечо и верх груди.

И нос.

Потрогала – распухший и болит. То ли муравей там чего-то откусил, то ли я при аварии сама себе рукой по лицу заехала...

Память услужливо преподнесла картину полета над серой лентой асфальта. Думаю, если б не ремень, меня бы просто размазало об руль и торпеду. А так вроде цела… Но я как-то не припомню, чтобы рядом с шоссе был настолько густой лес с нахальными енотами и толстенькими белками…

Увидев, что я шевелюсь, енот вполне по-человечески вздохнул, бросил сумочку и полез из машины. Ну, правильно – мясо оказалось живым, обед отменился, чего еще делать в этой побитой колымаге? Правильно, нечего.

Я тоже вылезла наружу, со второй попытки открыв слегка заклинившую дверь.

Блин, реально лес!

Не мираж, и не глюк в качестве последствия сотрясения мозга. Воздух такой, что от кислорода аж голова закружилась. Вкусный воздух, от которого я уже отвыкла, живя в городе. Хотя сразу чувствуется, что сыроватый, словно большая река где-то рядом…

Так.

Ну и каким макаром мне теперь отсюда выбираться? То, что север там, где мох на деревьях, а запад где солнце садится – это понятно. Но что мне это дает, если я понятия не имею куда меня выбросило?

В любом случае имело смысл взять с собой сумочку, в которой лежал безглютеновый батончик, маникюрный набор, телефон, ключи от квартиры, паспорт…

Уже не лежали.

В боку сумки зияла существенная дыра, с высокой вероятностью прогрызенная тем самым енотом. Набор в пластиковом чехле этого паразита не заинтересовал, а вот ключей, телефона, паспорта и батончика не было…

Я аж зажмурилась, когда представила свою дальнейшую жизнь без содержимого моей сумочки. Паспорт ладно, восстановлю. Ключи с домохозяйки вытрясу.

Но телефон…

Это ж почти всё равно, что жизнь потерять! Там же друзья в соцсетях, деловые контакты, новости, связь с миром, банковские карты…

Кто сейчас человек без телефона?

Да никто!

Так, кусок ходячей биомассы, полностью отключенный от социума… Впору обнять мою помятую малышку и начать рыдать, проклиная всех енотов на свете, а также идиотов, не проверяющих колеса своих вёдер перед поездкой. Я, конечно, тоже не проверяю, но у меня они хоть не отваливаются…

Рыдать я не начала, сдержалась. А вот скулеж из меня вырвался. Негромкий, но с подвывом, как у собаки, потерявшей мозговую кость…

И тут же сзади раздалось:

- Хей, ю! Тссс!

Я обернулась.

Из кустов выглядывал парень крестьянско-модельной внешности. Ростом с меня, блондин, волосы длинные и грязные, неухоженная бородка. Лицо простовато-смазливое. Такие любят лепить на рекламу машинок для стрижки волос и лосьонов после бритья – типа, человек из народа. Одет как бомж. Драный зеленый плащ с капюшоном, холщовые штаны, на ногах вообще ни пойми чего, какие-то арабские туфли как из мультика про Аладдина, только с разогнутыми носками.

Похоже, ролевик, так как в руках парень держал лук, а из-под его плаща выглядывал колчан со стрелами. Слышала я о подобных типах, у подруги одно время был парень, повернутый на этом увлечении. Страшные люди, у которых в головах какие-то очень свои вселенные, где они и живут, не слишком обращая внимание на объективную реальность. Известно, что ролевики имеют обыкновение собираться в стаи, и тогда не поздоровится тому, кто усомнится в их адекватности. Переубедить могут больно и обидно. Правда, девчонок не трогают. Типа, это не благородно лупить даму, не верящую в существование выдуманных миров.

Потому я и оскорбилась, не опасаясь получить леща за свое поведение.

- Простите, молодой человек? – возмущенно поинтересовалась я. – Вы меня ни с кем не спутали? «Хей» знаете кому будете говорить…

Развернуть мысль у меня не получилось. Парень сделал неуловимое движение руками, мимо моего уха что-то свистнуло – и у меня за спиной раздался хрип.

Глава 3

Нам, девушкам, проще. Когда нас накрывает шок от осознания произошедшего, у нас есть универсальное лекарство для того, чтобы не сойти с ума.

Слезы.

Потому я вполне объяснимо разрыдалась.

У любителя свежей оленьей печени на лице отразилось несказанное удивление. Выглядел он при этом забавно: глаза расширились, брови приподнялись, рот приоткрылся, с нижней губы кусок непрожеванной печенки свисает. Физиономия в результате получилась настолько забавная, что я, не прекращая плакать, начала хохотать.

Ну да, истерика. Бывает. Думаю, любая двадцатилетняя девчонка, попавшая в такой переплет, вряд ли сможет сохранить железобетонное душевное спокойствие.

Парень же, пару раз хлопнув длинными ресницами, печенку с губы слизнул, и осторожно осведомился:

- Ты сошла с ума?

И добавил что-то про демона леса, которого нужно из меня выгнать. Но он это не умеет, зато умеет тук.

Что такое «тук» я не поняла, да и всю фразу, возможно, тоже – парень говорил быстро. Я так, лишь общий смысл уловила, но это не точно. Потому, утерев рукавом джинсовой курточки слезы и оторвав с другого глаза второй ряд накладных ресниц, ответила лишь на то, что до меня стопроцентно дошло.

- Всё нормально. Тебя как зовут?

- Джон, - отозвался парень. И, подумав, добавил: - Маленький Джон.

Я не совсем поняла, «Литл» это фамилия, или прозвище, но уточнять не стала – для уточнения требовался несколько больший словарный запас. И, конечно, практика с тем запасом, который в нас вдолбила целеустремленная училка. Как-никак, целых четыре года прошло как я школу закончила, сбежав из нее в кулинарный колледж, а это всё-таки приличный срок для того, чтобы подзабыть пласт знаний, который я считала лишним балластом в голове.

- Значит, Ваня, - пробормотала я про себя на своем родном.

- Ванья? Тебя зовут «Ванья»?

- Нет, - мотнула я головой, вновь переходя на язык аборигена. – Я – Яна.

- Яньйиа?

Понятно. Две гласных через согласную, видимо, сложно для местного произношения. Попробуем так.

- Янка. Я – Янка.

- О, Янка хорошо! – обрадовался парень. – Так звали мою корову. А где лошади для твоей колесницы? И как ты на ней попала сюда, ведь дороги здесь нет?

Вопросы были в целом понятные, а вот ответить на них внятно я без практики не могла. Пока в голове переведешь текст на русский, пока свой ответ составишь из тех слов, что помню… Целое дело. Потому я просто пожала плечами и еще раз промокнула глаза рукавом, всхлипнув при этом.

- Не надо больше плакать, - быстро сказал парень. – Это громко, могут услышать. Помоги мне с оленем. Держи за ногу.

Нога животного была окровавлена, но нам, деревенским, это не в диковинку. За два года я, конечно, успела отвыкнуть от сельской рутины, но навыки, привитые с детства, не забываются. Взялась за оленью ногу повыше копыта, и несколько раз ее повернула, чтоб парню было удобнее отделить ее от туши.

- Очень хорошо! - сказал Джон, закончив работу. – Хоть ты и дикарка, но разделывать умеешь.

- Дикарка? – удивилась я, усомнившись, правильно ли поняла сказанное.

- Ну да, - кивнул парень. – На севере в Нортумбрии живут одни дикари, и в Шотландии тоже. Никчемные люди, но ты вроде ничего.

- Вот уж спасибо, - пробормотала я.

С одной стороны, приятно, что средневековый охотник не счел меня совсем уж ни к чему не приспособленной. А с другой стороны обидно, что с ходу записали в дикари. Хотя с практической точки зрения так лучше, чем приняли бы за ведьму какую-нибудь… Кстати, не вредно уточнить какой сейчас год. О чем я и спросила.

- Тысяча сто восемьдесят девятый, - с гордостью ответил Джон. – Мы теперь, благодаря туку, много знаем из того, что доступно только аббатам.

- А тук это что?

- Не что, а кто, - поморщился стрелок. – Наш человек. Отлично рассказывает легенды, дерется как сам дьявол, и враз может осушить целый галлон эля! Держи вторую ногу.

Понятно. Не тук, а Тук. Прозвище какого-то местного хулигана и алкоголика. Ладно.

Тем временем парень откромсал вторую оленью конечность, достал из охотничьей сумки веревку, и, ловко взобравшись на дерево, довольно высоко подвесил освежеванную оленью тушу. Понятно зачем. Конечно, если медведь свежего мяса захочет, то достанет, а вот волкам будет не вариант поживиться чужой добычей.

Покончив с тушей, Джон слез с дерева, взвалил снятую шкуру и обе отрезанные оленьи ноги себе на плечи, после чего кивнул мне на лук с колчаном.

- Возьми и неси за мной.

И, не сомневаясь, что приказ будет выполнен, направился в чащу леса.

Выпендриваться я не стала.

Тут теперь как в первые месяцы, когда я только приехала в Москву поступать в институт иностранных языков. Кулинарный колледж за два года успел надоесть, захотелось культурного общения и соответствующего образования. Поступить-то поступила, причем на бюджет, за что спасибо нашей школьной англичанке и маме, от которой достался пробивной характер.

А вот дальше стало трудно…

Поскольку на крохотную стипендию прожить было нереально, а повариха без опыта местные рестораны не заинтересовала, пришлось устроиться в ателье, подшивать брюки и ставить заплатки. И, само собой, параллельно учиться как проклятая, ибо в институте поблажек не давали…

За год такой жизни я похудела до состояния ходячего скелета – тут-то меня и приметил менеджер модельного агентства, наобещав с три короба, и даже частично выполнив обещанное. То есть, заплатив за три выступления вполне интересные деньги.

В результате я поняла, что, если и дальше с московскими ценами буду пытаться совмещать учебу с работой, до окончания института вряд ли доживу. Пришлось бросить и институт, и работу в ателье, полностью окунувшись в модельный бизнес.

Тот же менеджер научил, что поначалу лучше молчать, делать что скажут – в разумных пределах конечно – и учиться выживать в новой, незнакомой, зачастую враждебной среде. Я и сама видела, как хозяева агентства жестко обламывали новеньких девчонок с гонором, которые начинали качать права с позиции «я звезда!» Потому с тех пор если я вдруг попадала в незнакомую среду или непонятную ситуацию, моя тактика была следующей: присматриваться, прислушиваться, копить информацию, строить стратегию своего пути на вершину пирамиды – и, конечно, не забывать обиды, чтобы при случае отомстить врагам!

Глава 4

Суп оказался наваристым, но на вкус просто отвратительным.

Были в нем фасоль, грибы, лук, морковь, волокна жилистого мяса и бляшки жира, плавающие по его поверхности.

Жир я кое-как собрала ложкой, стряхнула в траву, и принялась есть пресное варево, которое остальные участники трапезы трескали за обе щеки, нахваливая стряпню Агнес.

Ну, не знаю… Если это, по словам Тука, «пища, ниспосланная самими небесами», то для этих парней и вареные сосновые щепки сойдут за деликатес.

После третьей ложки я поняла, что больше в себя небесной пищи затолкать не смогу, хотя есть очень хотелось.

- А соли нет? – поинтересовалась я у стрелка, сидевшего по соседству слева, который уже успел сбегать к котлу за добавкой.

Он удивленно воззрился на меня.

- Соль?

- Ну да, соль.

Я изобразила, что сыплю себе что-то на язык, а после скривилась.

- Не знаю, что тебе надо, - покачал головой стрелок. – Хотя... Может ты просишь горький камень, который любят лизать олени?

Я быстро кивнула. Рогатые обитатели леса соль любят, это я точно знала.

Парень пожал плечами, вытащил из привязанного к поясу мешочка гладкий сероватый камешек, и, протянув его мне, пояснил:

- Их привозят торговцы с побережья для продажи охотникам. Правда, люди редко покупают эти камни, хотя стоят они недорого – в королевских лесах охота на оленей запрещена под страхом смерти. А кому охота объяснять стражникам зачем ты носишь с собой приманку для красного зверя?

Парень говорил быстро, и я понимала далеко не всё, чисто логически просчитывая смысл незнакомых слов. Но в целом было ясно что он пытался до меня донести. Ладно. Еще немного поварюсь в непривычной языковой среде, а там уже будет полегче.

Видно было, что гладкий «камень» олени лизали часто и увлеченно – стало быть, королевский запрет на элитную охоту этим лесным охотникам был по барабану. Почему - пока непонятно.

Я достала маникюрный набор, и грубой пилкой сточила въевшуюся грязь с одной стороны «камня». Процесс особого труда не составил – соль она соль и есть, даже слипшаяся в твердый комок. Проделав эту нехитрую операцию, я наточила уже белой соли себе в суп, размешала его ложкой, попробовала…

Годится!

И, вернув «камень» парню, принялась наворачивать варево, вкус которого заиграл новыми оттенками, перестав быть похожим на картон, размоченный в воде.

При этом я краем глаза заметила, что за моими манипуляциями наблюдают еще несколько человек. Один из них, сидевший справа от меня, не выдержал и фыркнул:

- Всегда знал, что девушки пугливы, как оленихи. Но никогда не думал, что им, как и оленихам, может нравится звериное лакомство.

- Сам ты олень, - проворчала я.

И протянула ему свою миску.

- На, попробуй.

Тот хмыкнул.

- Ну уж нет, спасибо. Как-нибудь обойдусь без каменных крошек в брюхе.

- Просто ты боишься, что от оленьего камня у тебя вырастут рога, - хохотнул Тук. – Почаще навещай свою жену в деревне, Скателок, а то они могут появиться и без камня.

- Если б ты не был монахом, мой меч давно бы навестил твои кишки в толстом брюхе, - беззлобно ухмыльнулся парень – видимо, в этой шайке давно прижилось соревнование на тему кто кого круче подколет. – Ладно, лесная ведьма, дай-ка я попробую твой суп чтобы доказать кое-кому, что Скателоку не страшны ни гнев самого короля Англии, ни еда, приправленная оленьим камнем.

Он забрал мою тарелку, заранее скривился, отправил в рот полную ложку… и замер, уставившись в одну точку.

- Эй, Скат, - окликнул его Робин. – С тобой все в порядке? Не пора слать твоей жене весть о том, что ее муж умер, превратившись в памятник самому себе?

- Зато хоронить будет удобно, - заметил Тук. – Закопал по пояс – и нормально. Только с глазами нужно что-то сделать. А то они сейчас как у ключника, которого я напоследок перед уходом из Фаунтинской обители приласкал дубиной по макушке.

Но тут Скателок пришел в себя, и заорал на всю поляну:

- Клянусь небесами, я не ел ничего вкуснее с той поры, как появился на свет!

И принялся наворачивать мой суп так, словно и правда не ел ничего с той минуты, как родился.

Скателок трескал похлебку, стуча ложкой по тарелке и чавкая, словно счастливый поросенок. Остальные стрелки переводили удивленные взгляды с него на меня и обратно. А я сидела и думала о том, что все эти имена мне знакомы.

Маленький Джон.

Тук.

Скателок.

И конечно Робин, которого Агнес назвала «Капюшоном», а я на автомате так это слово и перевела у себя в голове…

Только у нас в России этот человек был широко известен в узких кругах любителей истории под другим прозвищем, исковерканным нашим произношением.

А именно – Робин Гуд.

Средневековый благородный разбойник, попортивший немало крови дворянской знати того времени. И проливший той крови тоже преизрядно. С точки зрения простого народа – герой. А по мнению местной власти – матерый преступник, главарь организованной преступной группировки. Как говорится, правда у каждого своя…

Тем временем, глядя на восторженное лицо Скателока, другие разбойники принялись доставать из мешочков, болтавшихся на поясе, свои приманки для оленей. И, не особенно заморачиваясь тем, насколько грязная их слежавшаяся соль, стали крошить ее ножами в свои тарелки.

Глава 5

Мне показалось, что не успела я закрыть глаза, как кто-то принялся трясти меня за плечо.

С трудом разлепив веки, я увидела волевое лицо с черной сальной прядью волос, выбившихся из-под зеленого капюшона.

- Вставай, - проговорил Робин Гуд. – Уже рассвет, и тебе больше нельзя здесь оставаться.

Сперва я подумала, что всё происходящее это лишь дурной сон. Остро захотелось зажмуриться, и проснуться окончательно в своей постели. Но пальцы, сжимающие моё плечо, были слишком жесткими, чтобы сойти за последствия ночного кошмара, а вонь, мгновенно заполнившая мои легкие при вдохе носом, вполне реальна для того, чтобы моментально выгнать из моей головы остатки сна.

Я с трудом разогнула онемевшее тело и вылезла из шатра.

Первые лучи солнца едва коснулись верхушек деревьев.

Лагерь еще спал.

Большинство разбойников просто лежали прямо на своих плащах, расстеленных на сырой траве, покрытой крупными каплями росы. Думаю, если б кто-то из моих современников провел ночь таким образом, наутро застуженные почки и простатит были бы ему обеспечены. А эти спят себе, только многоголосый храп стоит над поляной.

- Слушай меня, девушка, - произнес Робин. – Я не знаю, кто ты и откуда, но мне это и неинтересно. Сегодняшней ночью я спал возле входа в свой шатер, и никто из моих людей не рискнул перешагнуть через меня. Но я не уверен, что смогу их удержать следующей ночью. Они простые крестьяне, сбежавшие от своих хозяев, и вряд ли я смогу объяснить им, почему нельзя пользоваться трофеем, который добыл один из них. У нас всё общее, и это закон.

- А Агнес? – пискнула я.

- Агнес была венчаной женой одного из нас. Отличного стрелка, которого этой весной убили люди шерифа. Потому любого, кто посмеет ее обидеть, я пристрелю первым, и никто меня не осудит. Ты же – общая добыча, которой по нашим законам может пользоваться любой вольный стрелок моего отряда. Поэтому слушай меня внимательно.

Робин кивнул на мешок, стоящий возле шатра.

- Здесь одежда свободной женщины. Сейчас ты переоденешься и Маленький Джон отведет тебя в деревню подле Ноттингемского замка. Там у меня есть свой человек, который отвезет тебя в Лондон, где легче затеряться, а то в нашей округе все друг друга знают.

«Отвезет в Лондон» звучало заманчиво. Поди столица-то всяко лучше, чем разбойничий лагерь из шкур и палок посреди леса.

- Это далеко отсюда? – поинтересовалась я.

- Верхом меняя коней можно доехать за день. Но ты поедешь на повозке, это два-три дня пути. Здесь в мешке подарок для старины Вилля, который повезет тебя. И вот еще.

Робин снял с пояса кожаный мешочек, который вложил мне в руку.

- Здесь немного, двадцать пенсов. В Лондоне постарайся найти себе работу и держись подальше от королевской стражи – они любят приставать к молодым девушкам даже больше, чем совать свой нос в чужие дела.

- А... почему ты мне помогаешь?

Робин пожал плечами.

- В этом мире сильные всегда норовят подогнуть под себя слабых и выжать из них все соки. Меня тоже пытались. Я не поддался. Тогда они убили мою семью. И с той поры я дал обет помогать слабым и тем, кто попал в беду. Ты сейчас нуждаешься в помощи, я помогаю, вот и всё. Это так удивительно?

- Да, - честно сказала я.

- Что ж, удивляйся. А я пойду еще немного посплю. На этом всё.

Не попрощавшись, Робин полез в свой шалаш – видимо, досыпать - а из-за дерева бесшумной тенью появился Маленький Джон, который кивнул мне: пойдем, мол.

Ну, я и пошла.

Недалеко правда.

До ближайших кустов.

- Переодевайся, - бросил мне Джон.

И галантно отвернулся. Надо же, ну прям реально благородные разбойники, куда деваться.

Но переодеться действительно было нужно. Я ж не совсем дура, понимала, что появиться в моих шмотках перед темным средневековым людом равносильно смертному приговору. Народ не любит то, что отличается от его картины мира, чего он не понимает. А что можно объяснить темным, необразованным людям? Это, скорее, они мне объяснят целесообразность отправки на костер девиц, шастающих в странных и подозрительных одеждах.

Очень хотелось конечно оставить себе мою привычную одежду. Мелькнула мысль: может поверх нее платье надеть?

Но я ее быстро отмела.

Всё-таки, носить вещи моей эпохи в средневековье - это большой риск спалиться. Помнится, учительница истории рассказывала, что в то время за родинки на теле отправляли на костер, считая их знаками дьявола. Тут же - совершенно непривычная одежда. В двенадцатом веке в Европе даже про карманы еще не знали, не говоря уж о пуговицах и молниях. А всё, что для необразованного человека выглядит странно, объясняется просто: колдовство. С соответствующими последствиями для "ведьмы", носящей такую одежду...

Платье «свободной женщины» из простой материи, крашеной в грязно-коричневый цвет, оказалось не только жутким с виду, но и на редкость неудобным, висящим на мне как парашют на ёлке. Причем парашют коротковатый – дама, которая его носила, была явно потолще, чем я, и сильно пониже. Ну и пованивали эти тряпки далеко не французскими духами...

Но выбирать не приходилось.

Глава 6

Я постучала в дверь, грубо сколоченную из неошкуренных досок и скрепленную деревянными гвоздями. У меня еще оставались мысли, что я попала в какой-то глобальный ролевой проект, или в эпицентр кинодекораций, где меня зачем-то решили разыграть...

Но при взгляде на эту дверь все сомнения отпали. Веревочные петли и деревянные гвозди – до такого вряд ли мои современники могли додуматься.

Ну и тип, открывший эту дверь, тоже выглядел соответствующе – такой грим живому человеку без компьютерных спецэффектов не наложишь.

Лицо, густо испещренное шрамами и морщинами.

Пустая глазница, заросшая мясом.

В полуоткрытом, слюнявом рту – три или четыре черно-желтых зуба.

На правой руке нет двух пальцев, большого и указательного, а на оставшихся ногти местами обломаны до мяса.

Сальные волосы до плеч.

Из одежды – какой-то дырявый мешок, перехваченный на поясе веревкой. На шее болтается прямоугольная деревянная бирка с грубо вырезанными на ней непонятными символами.

Смерив меня взглядом с головы до ног, одноглазый поинтересовался скрипучим голосом:

- Ты из леса?

Я, шокированная видом персонажа, кивнула.

- Заходи, - проскрипел хозяин хибары.

Ну, я и зашла...

И тут же подумала, что, наверно, зря это сделала. Лучше б на пороге поговорила.

В деревянной конуре, которую язык не поворачивался назвать домом, было экстремально грязно. Похоже, насчет того, чтобы тут убраться, никто не задумывался со дня постройки жилища. Везде валялись кости, почерневшие обрывки чего-то, какой-то неопознанный хлам... Из мебели были:

- подставка, на которую кучей навалены тряпки – видимо, кровать,

- изрезанный ножами, грубо сколоченный стол, почерневший от грязи и времени,

- два деревянных чурбака, видимо, заменявшие стулья,

- в углу большой деревянный ящик.

Всё.

На полу мерцал углями очаг, сложенный из камней, на котором, нанизанное на вертел, жарилось что-то похожее на крысу. Дым от очага уходил вверх, через дыру в потолке.

Помимо хозяина жилища, в нем присутствовало существо, скорчившееся в углу над какой-то тряпкой с костяной иглой в руке. На голове мятый чепец, тело прикрывает драное, грязное платье. Похоже, женщина, но это не точно, так как при виде меня существо съежилось и спрятало лицо в большие ладони, изуродованные артритом.

А еще в жилище присутствовали тараканы. Тощие, как и люди, в нем проживающие, но крупные и шустрые. К счастью, тараканы преимущественно сновали возле очага, где было тепло и пахло паленым мясом, иначе даже не знаю, как бы я отбивалась от такой орды насекомых...

- Вот, - сказала я, протягивая сверток. – Это от Робина.

- Тссс! – зашипел одноглазый. – Не произноси это имя если не хочешь болтаться в петле!

Он схватил сверток, распутал узел, развернул материю – и в его руках оказался внушительный копченый окорок. Похоже, олений.

- Говорил же я ему, чтобы не передавал мясо кусками, - проворчал одноглазый. – Ладно. Бернис, быстро нарежь оленину полосками, чтобы ее было сложнее опознать.

И, швырнув окорок существу, повернулся ко мне.

- Я Вилль, местный рив. Думаю, тебе обо мне говорили в лесу. Чего надо?

- Роб... хммм... мне сказали, что вы можете отвезти меня в Лондон.

Вилль еще раз смерил меня взглядом, обошел вокруг, зачем-то понюхал, шумно втянув воздух мясистым носом, после чего проскрипел:

- Не пойму кто ты и откуда. Что не из наших точно.

- Я с севера, - пролепетала я, невольно ежась от страха и отвращения.

- Врешь, - покачал головой Вилль. – Ни в Карлайле, ни в Ньюкасле не слыхал я такого жуткого акцента. Мне плевать откуда ты, но, если спросят, скажи, что приехала из Франконии или Швабии, и здесь оказалась по торговым делам. В тех местах сам дьявол разберет кто живет, и зачем это делает. Говори, мол, что сама из вольных керлов. Мужа убили разбойники, едешь ко двору короля наниматься в служанки. Бирку вольной женщины я тебе продам за пять пенсов, иначе тебе тут быстро наденут на шею рабский ошейник. А в Лондон, так и быть, отвезу бесплатно. Идет?

Я вздохнула.

Других вариантов всё равно не было, потому я кивнула.

- Ну и отлично, - довольно хрюкнул Вилль, протянув заскорузлую ладонь, в которую я отсчитала пять монеток.

Хозяин жилища каждую попробовал на зуб, после чего спрятал деньги куда-то в лохмотья своей одежды. И заорал:

- Бернис! Живо выводи Черного и готовь повозку, мы уезжаем! И да, собери мне пожрать на три дня. Что? Ты еще даже не нарезала мясо? Никчемная тварь, не понимаю, зачем я тебя кормлю!

Женщина, отложив мясо, которое она резала на столе, бросила нож и метнулась к выходу. Правда, я заметила, как ее пальцы на мгновение задержались на рукояти ножа, а из глубины чепца в сторону Вилля сверкнул взгляд, наполненный такой ненавистью, что я невольно поежилась. Не исключаю, что однажды этот клинок, которым женщина быстро и ловко пластала оленину, так же легко перережет горло хозяина жилища, а в лесу у Агнес появится помощница по хозяйству...

Вилля же взгляд женщины ничуть не смутил. Усмехнувшись, он подошел к сундуку и принялся переодеваться. Достал оттуда кучу шмотья, выглядящего немного поприличнее надетой на него мешковины, которую скинул ничуть меня не стесняясь. После чего натянул что-то, похожее на кальсоны, и, обмотав тряпками ноги, всунул их в некое подобие ботинок. Потом, ворча про то, что мыши погрызли единственный выходной костюм, надел на себя длинную рубаху, а поверх нее что-то вроде зеленой туники, расширяющейся книзу. Гардероб дополнился кожаным ремнем, который Вилль затянул на животе хитрым узлом.

- Ну что, красавец я теперь? – ощерился одноглазый.

- Конечно, - сказала я, с нетерпением ожидая, когда закончится это представление.

- То-то же, - сказал Вилль, доставая из сундука какое-то кожаное изделие, сплетенное из ремней. – Но красоту лучше скрывать до поры до времени, чтобы лондонские распутницы на нее не позарились – я ж как-никак женатый человек.

Глава 7

Черный оказался конем, весьма замученным с виду. Худой, ребра торчат под натянувшейся шкурой, неухоженная, грязная грива прилипла к шее. Над крупом вьются мухи, а конь даже хвостом не махнет, чтобы их отогнать – видимо, как человек, измученный жизнью, плюнул на нее, и решил: будь что будет.

Когда я подошла, Черный посмотрел на меня большими печальными глазами, вздохнул, глянул мельком в руки – мол, ничего не принесла? Ну ладно, я особенно и не ждал...

Бернис, потупив голову, одной рукой держала коня под узцы, в другой у нее был сверток. Вилль подошел, проверил сбрую, проворчал:

- Не могла подтянуть нормально? Всё за тобой приходится доделывать.

После чего вырвал сверток из рук женщины, взгромоздился на повозку и рыкнул мне:

- Ну, а ты чего стоишь, ваше высочество? Придворного пажа пригласить, чтоб помог залезть, или сама справишься?

Я отвечать не стала, хотя очень хотелось. Залезла на повозку, выстланную изнутри старым, вонючим сеном, после чего Вилль хлестнул кнутом Черного. Конь вздрогнул – и, понуро склонив голову, пошел вперед.

Вскоре мы выехали на дорогу, представлявшую собой просто утоптанную тропу среди невысокой травы. Разумеется, все кочки и выбоины были наши. Повозку жутко трясло, и она отчаянно скрипела, грозя развалиться на ходу.

Меня почти сразу от такой езды начало подташнивать – казалось, сейчас желудок наружу вывернется от толчков и ударов снизу. Подумалось, что человек, который изобрел рессоры, наверняка в лучшем мире занимает очень почетное место... Впрочем, о каком лучшем мире я? До рождения того изобретателя еще несколько столетий – и от этой мысли мне стало еще грустнее, чем было.

А Вилля между тем разобрало поговорить.

- Ты вот думаешь почему Робин меня уважает? Я ж сам фламандец, из Фландрии родом, и от Брюгге до Лилля не было стрелка лучше меня. Но однажды я, клянусь небесами, случайно подстрелил оленя - и тогда по приказу графа на главной площади Гента мне выкололи правый глаз и отрубили два пальца на правой руке, чтобы я никогда больше не смог стрелять из лука.

Вилль хрипло рассмеялся.

- Но эти ослы не знали, что я умею стрелять и с левой руки. И через год, когда граф охотился в лесу со своей свитой, ему из чащи прямо в правый глаз прилетела стрела. Убийцу так и не нашли, а я до сих пор жалею, что не смог забрать у графа еще и два пальца. Но хоть за глаз рассчитался. Потом я на лодке переплыл пролив и остался в Лондоне. Но мне там не понравилось – много суеты и стражников, норовящих посмотреть сколько пенсов осталось в твоем кошельке. Да и рожа у меня приметная. В общем, перебрался я в Ноттингем. Тут и поспокойнее, и подальше от Фландрии, где еще не забыли стрелка из Гента...

Вилль рассказывал, а я слушала, вникая в ритмику языка, который еще не до конца понимала. Хочешь выжить в обществе – будь добра влиться в общество. Вот я и практиковалась, шепотом повторяя некоторые слова и запоминая речевые обороты, которые Вилль вставлял в свой монолог.

А справа и слева расстилались широкие поля, на которых трудились местные крестьяне. И картины этого труда, честно говоря, выглядели не радостно. Довольно часто рядом с взрослыми были видны дети, которые работали наравне с родителями.

Один раз я увидела, как целая семья корчевала здоровенный пень, впрягшись в упряжь вместе с лошаденкой, с виду еще более дохлой, чем Черный. Тянули все, включая малыша лет семи, который, пока мы проезжали мимо, успел схватить от матери пару подзатыльников за то, что не слишком усердно тянул свою лямку...

Еще один мальчишка примерно того же возраста копался в придорожной грязи – похоже, искал что-то съестное. Когда наша повозка проезжала мимо, он поднялся на ноги.

Наши взгляды пересеклись...

Никогда в нашем мире я не видела настолько взрослого взгляда. И таких натруженных рук, перевитых венами, с костяшками пальцев, разбухшими от непосильной работы.

Мальчик в оборванном одеянии просто стоял и смотрел. И такая бездна тоски была в его глазах, что я невольно закусила губу, стараясь сдержать набежавшие слезы.

Моя рука словно сама по себе нырнула под подол платья, нащупала тощий мешочек с монетками. Одну я вытащила наощупь, кинула мальчишке...

Он бросился за ней, как зверек, поймал на лету. Не веря своим глазам, прикусил зубами, проверяя, настоящая ли – и поняв, что это не сон, рухнул на колени и принялся отбивать поклоны вслед нашей повозке.

Не выдержав, я промокнула глаза рукавом и отвернулась.

- Всю Англию ты своей добротой не обнимешь, - неодобрительно проскрипел Вилль. – Оборванцев на каждом шагу как мышей в амбаре, для всех монет не напасешься.

Я уже успела проглотить невыплаканные слезы, потому нашла в себе силы ответить:

- Если каждый человек хоть раз в жизни немного поделится своей добротой с другим, возможно, в этом мире станет чуточку светлее.

Вилль усмехнулся:

- Добротой – сколько угодно. Но монеты лучше прибереги, они тебе еще пригодятся...

Повозка продолжала ехать по разбитой дороге вдоль бесконечных полей. Излишне говорить, что практически все, кто работал на этих полях, были очень худы, изможденны, и одеты в лохмотья. Думаю, мне крупно повезло, что в лесу я нарвалась на шайку Робин Гуда – иначе даже не представляю, как бы я выживала в этом жестоком средневековом мире...

Глава 8

Проснулась я от ощущения, что чья-то рука трогает мою ногу возле колена, постепенно забираясь повыше. Мгновенно открыв глаза, я увидела ухмыляющуюся рожу Вилля, нависшую надо мной.

- Будь умницей, детка, - хриплым от возбуждения голосом проговорил одноглазый. – Приласкай меня, и не пожалеешь...

Нам, манекенщицам, не привыкать к подобным предложениям от всяких омерзительных типов, потому наша сестра реагирует на них мгновенно, на рефлекторном уровне.

В следующее мгновение рив замер, ощутив на своей щеке холод металла. А я услышала свой голос, спокойный и безмятежный, как рассветное небо над головой.

- Убери свои лапы, Вилль, если не хочешь лишиться второго глаза.

Рив покосился на нож в моей руке, и аккуратно, опасаясь сделать лишнее движение, убрал руки из-под моего платья. При этом я заметила, как в его взгляде промелькнуло нечто вроде уважения.

- Лихая ты девка, как я погляжу, - проговорил Вилль, на всякий случай отодвигаясь на безопасное расстояние. – Теперь я понимаю, почему ты приглянулась Робину - такая же отчаянная, как и он. Ладно, забыли. Есть хочешь?

- У меня больше денег нет, - соврала я. И тут же добавила: - Лишних.

Рив пожал плечами, достал сверток с едой, разломил лепешку, подумал – и протянул половину мне.

- Бери бесплатно. Из уважения к Робину.

Я отказываться не стала. Полагаю, дело было не в уважении, а в опасении, что лесной разбойник прознает про то, куда рив пытался сунуть свои руки, и тому не поздоровится. Стало быть, задабривал. Ладно, будем считать, что на завтрак я заработала собственной безбашенностью.

Кусок не лез в горло, потому почти не тронутую половину лепешки я спрятала в потайной мешочек на поясе до лучших времен. Уже понятно, что в этом мире имеет ценность практически всё, даже объедки, которые в моей вселенной просто выбрасываются как никому не нужный мусор.

Меня еще немного трясло от адреналина, когда повозка тронулась. Но через некоторое время я успокоилась.

Погода стояла хорошая, не располагающая к долгим переживаниям по поводу, которых я в свое время пережила предостаточно. Почему-то некоторые мужчины считают, что если девушка им приглянулась, то можно, минуя конфетно-букетный период, сразу приступать к интиму - и при этом они получат не по морде, а именно то, на что рассчитывают. Я-то думала, что это только в наше время такое встречается – ан нет, похоже, тенденция имеет многовековую историю. Ладно, учтем. И спасибо Джону за нож, а Робину – за платье с потайным пояском, на котором тот нож оказалось так удобно носить, не привлекая лишнего внимания.

Кстати, Черный оказался весьма сильным и выносливым конем. Несмотря на его замученный внешний вид, он довольно резво тащил нашу повозку, так что хозяину почти не приходилось его понукать. Я и людей таких в жизни встречала, особенно грузчиков. С виду вроде не сказать, что человек сильный, а глядь – взвалил на себя холодильник, и потащил на девятый этаж как ни в чем не бывало, будто не сто килограммов у него на спине, а пустая картонная коробка.

Вилль больше не донимал меня разговорами, и я даже еще немного подремала, адаптировавшись к тряске...

Думала, что немного.

На самом деле оказалось, что, настрадавшись до этого и не выспавшись ночью, я, похоже, проспала непробудным сном и весь день, и следующую ночь, очнувшись лишь на рассвете следующего дня от скрипучего голоса Вилля:

- Вон он, твой Лондон.

Я с трудом разлепила глаза и принялась рефлекторно искать глазами стрельчатую башню с часами, символ Британии...

Увы, ее не было.

Зато впереди расстилалось довольно внушительно количество построек, мало чем отличавшихся от дома рива подле Ноттингемского замка. Те же кривые, косые, полуразвалившиеся одно- и двухэтажные домишки, только в изрядном количестве. И лишь впереди, в дымке, маячило нечто, очертаниями напоминавшее средневековый замок, местами опутанный сетью строительных лесов.

- Тауэр, - кивнул рив на замок, и сплюнул. – Коронация еще не состоялась, а наш Ричард уже отдал приказ вбухать кучу денег в эту крепость. А откуда возьмутся деньги? Правильно, из наших карманов...

Я жадно рассматривала то, что язык не поворачивался назвать городом.

Деревня.

Очень большая.

Экстремально запущенная и невообразимо грязная...

Когда мы въехали в «город», первым наиболее сильным впечатлением была жуткая вонь. Лондон словно находился на дне огромного омута, наполненного концентрированным смрадом. Впрочем, неудивительно: мусор и отходы жизнедеятельности выбрасывались из домов прямо на улицы.

На моих глазах открылись ставни второго этажа ближайшего дома, выглядящего поприличнее других, и женщина лет пятидесяти выплеснула содержимое бадьи прямо на голову прохожему.

Над улицей разнесся забористый староанглийский мат, прохожие же покатились со смеху, когда пострадавший, продолжая крыть на чем свет стоит жителей второго этажа, принялся выковыривать из-за шиворота объедки.

Вилль усмехнулся.

- Закон обязывает предупреждать криком перед тем, как выливать на улицу помои и дерьмо. Но его редко соблюдают, иначе жизнь будет слишком уж скучной.

- Веселья тут прям через край, - проговорила я, морщась от удушливой вони. – Теперь понятно, почему у вас так популярны капюшоны...

Повозка потихоньку приближалась к Тауэру. Повеяло ветерком с реки, и дышать стало немного полегче.

Правда, ненадолго...

Замок, опутанный строительными лесами, остался по левую руку, мы же подъехали к широкому деревянному мосту, соединявшему берега реки. От моста в нашу сторону пахнуло сладковатым запахом гниющей мертвечины.

Глава 9

На душе было очень погано. Я понимала, что меня, фактически, берут в добровольное рабство за невкусную еду и крышу над головой.

Но, с другой стороны, если бы я сейчас без какой-либо протекции оказалась в Лондоне посреди улицы – то что? Со своим ужасным акцентом и полным незнанием реалий этого времени, кому я тут нужна? Только и осталось бы, что сесть возле моста с протянутой рукой, благо нищих там было как блох на уличной собаке. И то б наверно те побирушки меня прогнали пинками с оживленного места, ибо конкуренция была и есть везде, во все времена, на всех уровнях социальной лестницы...

Захотелось попрощаться с Черным. У него были такие большие и печальные глаза с длинными ресницами, что я б себе никогда не простила, если бы не погладила этого коня напоследок.

Я вышла наружу, заметив, что начала уже понемногу привыкать к постоянной городской вонище - человеческий организм адаптируется ко всему. Появилась слабая надежда, что может всё не так плохо, и я смогу выжить в этом средневековом кошмаре. Еще одно свойство человеческой натуры на что-то надеяться в ситуации, когда ничего позитивного не предвидится от слова вообще. Но, если не верить в лучшее, то что остается? В речку с моста вниз головой? Ну уж нет, это точно не про меня!

Завидев меня, Черный потянулся ко мне губами – мол, принесла чего?

Я вздохнула, развела руками, типа, извини, нечем тебя угостить – но вдруг вспомнила, что у меня в потайном мешочке лежит припасенный кусок лепешки, моя единственная еда на случай, если что-то пойдет не так. Но у Черного был такой несчастный вид, что я, недолго думая, достала тот обломок черствого хлеба и протянула коню.

Черный схрумкал подношение, потерся мордой об моё плечо – спасибо, мол. Я погладила его по носу, прошептала:

- Не давай себя в обиду. Если совсем плохо будет, беги в лес, к Робину.

Чушь конечно. Просто захотелось сказать коню что-то хорошее...

- Милуетесь?

Я обернулась.

Сзади стоял Вилль, держа в одной руке кусок надкусанной лепешки, а в другой узелок, из которого выглядывала нога жареной курицы.

- Попрощаться вышла, - сказала я.

- С конем? – брови Вилля поползли вверх.

Ну да, в этом мире, наверно, эмпатия к животному может быть воспринята как сумасшествие. Потому я на всякий случай перевела диалог в другое русло, задав вопрос, действительно меня интересующий.

- Скажи, а почему ты мне помог?

- С работой что ли? – Вилль кивнул головой в сторону таверны.

- Да.

Рив пожал плечами, потом посмотрел на небо, затянутое тучами, сквозь которые с трудом пробивались солнечные лучи. Потом ухмыльнулся.

- Ну... Как ты там сказала? Если каждый человек хоть раз в жизни поделится добротой с другим, в этом мире станет немного светлее? Вот, решил проверить. Похоже, не работает твой рецепт чуда – как было пасмурно, так и осталось. Но, с другой стороны, мне это ничего и не стоило, так что пользуйся.

- Спасибо, - сказала я, осознавая, что рив и правда сделал для меня доброе дело.

- Пустяки, - махнул рукой одноглазый. – Мне всё равно надо было заехать к Милдрет, купить еды на обратную дорогу. Ну, прощай. Может еще свидимся когда.

Вилль подмигнул мне, отвязал коня, взгромоздился на повозку и уехал. А я вернулась в таверну, где незамедлительно получила нагоняй:

- Где тебя дьявол носит, бездельница? – громогласно поинтересовалась Милдрет, сунув мне в руки деревянный поднос с тремя кружками, наполненными элем. – Иди посетителям отнеси за крайний стол, что у окна.

Я вновь сдержала в себе всё, что хотела сказать. Взяла тяжелый поднос, понесла к столу возле дыры в стене, затянутой какой-то желтой пленкой, почти не пропускавшей света. В голову пришло древнее слово «пергамент». Его что ли использовали в те времена вместо стекол?..

Так, стоп. Как только начинаю думать о том, куда попала – падает настроение. Вывод какой? Не думать. Просто пока делать, что велят, адаптироваться к этому миру, вживаться в него, а там посмотрим...

Сгрузив содержимое подноса на стол, я направилась обратно – и аж подпрыгнула, получив увесистый шлепок пониже спины.

Резко обернулась...

Рожа. Рябая. Скалится щербатой пастью.

- Задница тощая больно, - сделала вывод рожа, продолжая щериться. – Но упругая. Слышь, Милдрет! Дам два пенса за то, чтобы порезвиться с этой глефой...

Щербатый не договорил. Когда я злая, у меня силы удесятеряются, а тут всё накопившееся прям прорвалось наружу – и я, размахнувшись, со всей силы опустила поднос на голову любителя упругих задниц.

Деревянный поднос треснул пополам. Щербатый икнул от неожиданности, обмяк, взгляд его поплыл...

На мгновение над столами повисла тишина, которую прорезал мой голос – звонкий в преддверии истерики, и плевать на акцент:

- Это тебе бесплатно от глефы из вольных керлов!

Мне сейчас было всё равно что со мной будет! Рука метнулась под платье, схватилась за рукоять ножа, пальцы сжали ее до боли. Если сейчас кто-то бросится на меня – что ж, ему же хуже...

Но никто не бросился. Куча офигевших взглядов сконцентрировалась на мне – видимо, никто никогда подобного не видел...

Глава 10

В этот день Милдрет гоняла меня по полной!

Я побывала и официанткой, и помощницей поварихи, и барменшей, наполняющей кружки элем из огромной бочки... Мне казалось, что Милдрет специально меня эксплуатирует в турбо-режиме, ожидая, что я сдамся.

Но не на ту напала!

В деревне мне приходилось работать и побольше. Правда, и еда там была поприличнее.

И уж точно повкуснее!

Про соль и пряности здесь точно никто не слышал. Все жевали преснятину, да нахваливали.

Ну, есть захочешь, что угодно стрескаешь, лишь бы оно было хоть чуть-чуть съедобно. До вечера и я съела половину лепешки и несколько кусочков жареного мяса, которыми меня угостила Милдред. Попробовала эль...

Ну, уж нет! Эту перебродившую гадость с привкусом ячменя я точно пить не буду. Правда, вода тоже на вкус была здесь довольно неприятной, не то что речная, которую я пила за пределами Лондона. Попробовала – и выплюнула, вспомнив про нечистоты, выплескиваемые жителями города прямо на улицы. Вода эта, скорее всего, из Темзы, в которую вся эта гадость и сливается...

Ладно, что ж, если другой нет, придется искать выход из положения.

На полках таверны стояло много всякой посуды. Взяв металлический кувшин, я ополоснула его, налила воды, вскипятила, поставив на железную жаровню над очагом, и до конца рабочего дня пила только эту водичку. Мне еще каких-нибудь кишечных заболеваний не хватало заполучить в этом вашем средневековье, будь оно неладно.

- А ты ничего, шустрая, - сказала Милдрет ближе к вечеру, когда посетители разошлись. – Не думала я, что девица с такими нежными руками окажется настолько ловкой. Будешь так же работать, как сегодня, пожалуй, положу тебе жалованье в три пенса в неделю. Что скажешь?

Я понятия не имела что нужно говорить в таких случаях. Много это? Мало? Кидают меня сейчас, или наоборот, подфартило? Но если я была согласна на вариант вообще работать за еду и крышу над головой, то, наверно, надо было сказать спасибо.

Что я и сделала, даже слегка присела и поклонилась – видела в кино как это делается, правда, не была уверена, что такое здесь будет в тему.

Оказалось, попала в «десятку»!

Если вы читаете эту книгу без качественных иллюстраций и движущихся кинофрагментов, значит вы читаете пиратскую версию данной книги. Богато иллюстрированная версия этого романа, в том числе, с движущимися картинками, находится только на сайтах Литнет точка ком и Литгород точка ру

- Да уж полно тебе, - махнула рукой Милдрет, явно довольная увиденным. – Мы не из благородных, без поклонов обойдемся. Ну ладно, устала небось. Возьми лепешку из корзины, воду свою вареную, и иди наверх. Там лестницу увидишь на втором этаже, которая ведет на чердак, где дрова лежат на всякий случай, и кое-какие вещи. Но и свободное место есть. Будешь там спать. И захвати свечу, наверху темновато. Только не жги ее попусту, десяток свечей нынче на ярмарке четверть пенса стоит!

Второй этаж таверны оказался гостиницей. Так сказать, открытого типа. На полу валялись дырявые матрацы, из которых во все стороны торчала солома – вот и все удобства.

На трех матрацах, разинув рты с черными остатками зубов, уже храпели бородатые мужики, спавшие прямо в одежде. Еще из мебели в углу виднелось деревянное ведро с крышкой, поставленное непонятно для чего, то ли чтобы водички попить, то ли наоборот. Удобства на заднем дворе я уже оценила: вонючая яма, на которую брошены четыре доски, скрепленные деревянными колышками – чисто чтоб спьяну никто в нее случайно не нырнул. А стесняться тут, видимо, еще не научились, так что ямой беспроблемно пользовались все подряд. Да уж, деревенский туалет в формате крупногабаритного скворечника тут был бы за счастье...

На чердак и правда вела криво сколоченная лестница, по которой я, рискуя сломать ногу, забралась наверх...

М-да... Вчера, увидев место, где мне предстояло спать, я б наверняка разрыдалась. Сегодня, уже несколько закаленная предыдущими событиями, я лишь вздохнула.

На пыльном, захламленном чердаке, где стоять можно было лишь в полусогнутом положении, рядом с аварийным запасом дров и кучей всякого старого барахла, лежал такой же драный матрац, как и внизу, только еще более грязный. Рядом с ним валялся пучок сырой соломы, похоже, заменитель подушки. Окошко в треугольной стене рядом с этим матрацем было полуприкрыто ставнями, между которыми еще проникали лучи заходящего солнца, достаточные для того, чтобы рассмотреть обстановку убогого помещения...

- Офигеть я попала... – простонала я, увидев, как по «моему» матрацу деловито пробежал таракан, за ним второй – по-видимому, в догонялки играли. Третий полз по стене. Четвертый сидел на одной из ставней, наверно, любовался закатом.

Я аккуратно поставила свечу на пол рядом с матрацем, чтобы получше рассмотреть куда меня судьба занесла... и увидела множество черных точек, хорошо знакомых мне по предыдущей жизни. И в деревне насмотрелась, и в студии, которую сняла с довеском в виде этих омерзительных насекомых.

Клопы...

- Так, - пробормотала я. – Похоже, этой ночью мне спать не придется...

Я спустилась вниз.

- Не спится? – подняла бровь Милдрет, которая мыла посуду в большом корыте. Ну, как мыла? Опустит в грязную воду деревянную тарелку, мазнет по ней тряпкой – и ставит на полку. Блин, не удивительно, что Европу чума из века в век выкашивала! Странно как они вообще до наших времен дотянули в таких антисанитарных условиях...

Глава 11

Мне показалось, что я только закрыла глаза, как раздался стук снизу. Молотили чем-то твердым в крышку люка.

- Просыпайся, лежебока! – услышала я недовольный голос Милдрет. – Солнце уже почти в зените, а она всё дрыхнет! На рынок пора!

Я невольно застонала... Воспоминания о том, куда я попала, хлынувшие в мою голову как вода из прорванной плотины, были мучительны...

А еще болело всё. Шея, спина, поясница... Подсознательно я спала на спине как японский новобранец, боясь пошевелиться, чтобы дверь подо мной ненароком не перевернулась.

И сейчас это сказалось в полной мере.

Вставала я как сломанная кукла, по частям собирая измученное тело. После вчерашних упражнений с тяжелой дверью вдобавок зверски ныли плечи и руки, отвыкшие от нелегкой работы в деревне.

- Ничего, ничего, - подбадривала я себя, сползая с двери. – Сейчас ты соберешь себя в кучу, и всё сможешь... блин... ох... как бабка старая, реально...

В результате всё получилось, и я наконец встала со своего неудобного ложа.

Солнечные лучи и правда робко пытались перелезть через подоконник, но пока у них это получалось не очень, так как край небесного светила едва-едва появился над крышами соседних домов. Интересно, сколько сейчас? Пять утра? Шесть? Телефон мой остался где-то в Шервудском лесу, а носить наручные часы я давно отвыкла. Видимо, зря, сейчас бы они пригодились... наверно. Если подумать, то зачем нужны часы в мире, где их нет по определению? Разве что в качестве сувенира, поностальгировать о моем родном времени, которое для меня, похоже, утрачено безвозвратно...

Впрочем, у меня немного поднялось настроение, когда я увидела, что в тарелках, заполненных водой, плавают дохлые тараканы и клопы. В моем мире этих тварей, за века соседства с человеком адаптировавшихся к любым способам истребления, по-моему, не брало ничто. А нежные лондонские насекомые, привыкшие, что людям на них пофиг, явно не ждали от меня такой подлости – и самоутопились в изрядном количестве, пытаясь добраться до моего нежного тела.

- Ага, сволочи! – злорадно сказала я. –Вы еще не знаете с кем связались! Ну, погодите, я вам устрою геноцид по всем правилам двадцать первого века!

- Скоро ты там? – донеслось снизу. - Ну и работница у меня! Легче мертвеца поднять из могилы, чем ее разбудить!

- Иду, иду, - отозвалась я – злить Милдрет в ближайшее время совершенно не входило в мои планы.

Когда я спустилась, хозяйка таверны сунула мне вместо завтрака кусок черствой лепешки, вручила объемистый мешок для покупок, и дала команду выдвигаться в путь...

Рынок находился неподалеку от таверны Милдрет и моста через Темзу – мы до него пешком дошли по ощущениям минут за пятнадцать.

Место, отведенное под торговые ряды, было огромным. До него еще было с полкилометра, но уже здесь было слышно многоголосое мычание коров, ржание лошадей и звон металла... которые заглушали человеческие крики.

- Режут там что ли кого? – поинтересовалась я.

Милдрет пожала плечами.

- Торгуются люди. А какой торг без воплей? Или может секут какого-нибудь проходимца у позорного столба.

- Секут? – не поняла я незнакомое слово.

- Плетьми охаживают, - пояснила хозяйка таверны. – Воришку поймают, торговец мясо тухлое попытается продать, или винодел поганое вино всучить. Тут же их рыночная стража скрутит, и к столбу. Кому пять плетей, а кому и десяток всыплют. Хотя ерунда всё это. При короле Генрихе, светлая ему память, ворам да мошенникам пальцы рубили, вот это было дело. А плети что? Спину почесал, да дальше пошел паскудством заниматься. Эх, раньше было лучше.

«Насчет «раньше было лучше» это, похоже, во все времена актуально» - подумала я, но вслух ничего не сказала. Ибо также в любое время справедливы простые истины «язык мой – враг мой» и «молчи – за умного сойдешь».

Рынок встретил нас не только оглушительным шумом, но и концентрированной вонью рыбы, сладковатым запахом крови и потоками грязной жижи, неторопливо стекавшими в Темзу. Торговые ряды не зря поставили рядом с рекой, которая величаво несла вдоль берегов рыбьи внутренности, кровавые пятна, и целые пласты мусора, которые исторгал из себя лондонский рынок.

Возле входа в него рядами сидели нищие, выставлявшие напоказ свои грязные изуродованные конечности, покрытые почерневшими ранами и жуткими язвами. Я, как девушка впечатлительная, тут же отвела взгляд от этих безусловно несчастных людей, которым я никак не могла помочь, ибо их было слишком много. Один из нищих попытался с поклоном поймать подол Милдрет, на что та опытной рукой резко отдернула край одежды и прорычала:

- Пошел вон, пёс! Думаешь, расковырял себе ногу ржавым гвоздем и теперь весь мир тебе должен? Работать не пробовал?

- Помилосердствуйте, добрая госпожа, - заныл нищий. – Клянусь небесами, меня настигла франкская стрела...

- Ага, на задах этого рынка она тебя и настигла, где вы уродуете себя чтобы разжалобить простушек.

Милдрет сплюнула под ноги нищему, и пошла себе дальше, приосанившись, словно боксер, размявшийся на хилом противнике перед серьезным боем. Я, конечно же, последовала за ней.

Милдрет отлично знала куда идти - и я шла за ней хвостиком, попутно разглядывая разложенный на прилавках товар и людей, им торгующих.

Глава 12

Я еще по дороге сюда заприметила небольшую лавчонку, где над прилавком висели всякие корешки, пучки трав, а также стояли глиняные баночки, сверху плотно обвязанные тряпками.

Торговал всем этим делом смуглолицый мужчина со слегка пришибленным выражением лица. Он словно боялся, что его сейчас кто-то стукнет исподтишка.

Я подошла, повнимательнее осмотрела то, что было подвешено и выставлено. Ага, есть интересные позиции, благо в деревне я с детства была научена разбираться в травах!

На веревках, растянутых над прилавком, были подвешены пучки полыни, мяты, листьев багульника, дикого чеснока, лука с головками... Странно, кстати. Ну ладно, многие травы товар специфический, и не на каждый день. Но лук-то с чесноком почему местные не едят? Практически у всех от зубов остались одни воспоминания, десны распухшие, изо ртов воняет как из помойных ям – явные признаки цинги. А лук, чеснок, и всякие полезные травки только вот у этого смуглолицего. Может и еще где на рынке подобные лавочки есть, но я пока только одну видела.

- Вам что-то приглянулось, госпожа? – поинтересовался торговец.

- Ага, - кивнула я. – Прежде всего полынь, мята и багульник.

- Замучили насекомые? – слабо улыбнулся продавец. – Местные жители их просто не замечают. А, судя по вашей речи, вы не из этих краев.

- Не без того, - буркнула я. Надоело что меня с первых слов вычисляют. Вчера и сегодня я постоянно шепотом проговаривала непривычные слова, но, похоже, так быстро от акцента не избавиться. – Вы, судя по цвету лица, тоже из понаехавших.

- Что?

- Приезжий.

- Не совсем, - покачал головой продавец. – Меня зовут Али, я из сарацин. Нам пока еще разрешают жить в этих землях и торговать травами, но поговаривают, что скоро это закончится. Местным уже запрещено собирать растения, которые не засеяны и не выращены на их полях, иначе власти могут обвинить в колдовстве. Мой отец получил разрешение на торговлю травами для себя и всего своего рода от самого Генриха Плантагенета после того, как спас его от кишечной болезни. Но теперь король умер, и я опасаюсь, как бы его сын Ричард не отобрал это разрешение – не любит он сарацин...

Я, признаться, уже подзабыла школьный курс истории, хотя училка вдалбливала его в нас садистскими методами. Сарацины – это ж вроде предки арабов. А Ричард, который вот-вот станет королем Англии, точно их не любит, так как, если мне не изменяет память, после своей коронации почти сразу отправился в крестовый поход как раз против этих самых сарацин. Так что, если я хочу запастись нужными травами, мне следует поторопиться.

- В общем, я беру мяту, багульник, полынь. Лука побольше, и чеснока тоже. Взяла бы плодов шиповника если есть. И перца, лучше сразу молотого. Хмелевых шишек полкило... блин... то есть, фунт насыпь. И да, еще мне нужен олений камень.

Сарацин аж присел, озираясь.

- Тише, госпожа! – прошептал он. – В Лондоне он под запретом! Но могу вам предложить это средство в мелко растертом виде – так оно похоже на порошок от блох. Вижу, вы сведущи в травах, и не из этих мест, так что, надеюсь, не выдадите бедного сарацина королевской страже.

Похоже, дела у травника шли неважно, если он был готов так рисковать.

- Что, совсем торговли нет? – поинтересовалась я.

- Плохо нынче с торговлей, - вздохнул Али. – А будет еще хуже, помяните мое слово. Например, вчера ввели новый разовый сбор на коронацию короля, с каждого торговца по два пенса. К тому же поговаривают, что Ричард мечтает о большом походе, а это значит будут новые сборы и новые налоги...

- Но пока их нет, сколько с меня?

- За всё пятнадцать пенсов, добрая госпожа.

- Ну, насчет доброты ты, любезный, сильно ошибся, - ощерилась я.

И, по примеру Милдрет, разинула рот.

Конечно, так зычно орать, как хозяйка таверны, я бы не смогла – лёгкие не те. Я, если что, больше визжать горазда. Но оказалось, что и визг тоже неплохо работает.

- Это за что ж пятнадцать-то? – верещала я. – За эти вялые веники и сморщенные ягоды? Да тут за всё от силы на четыре пенса наберется!

- Помилуйте, госпожа! – попытался сопротивляться сарацин. – Всё свежее, из личного сада, за которым я ухаживаю лучше, чем за собственной лошадью...

Видимо, лошадь была для сарацина чем-то очень дорогим, потому я ударила по больному.

- Не завидую лошади, за которой так ухаживает хозяин! Пять, так и быть, и не пенсом больше!

Сарацин уже не на шутку морщился, явно оглушенный моим визгом. Ага! Это на обычный базарный ор местных дородных дев они тренированные, а на наши модельные вопли у них, по ходу, аллергия.

- Восемь... – предпринял Али последнюю вялую контратаку.

- Шесть! – взяла я самую высокую ноту из возможных. – Шесть, и ни копей... кхм... и ни пенса больше!

- Ладно, - выдохнул сарацин, жмурясь от полученной дозы звукового удара. – Забирай, громогласная госпожа. И да хранят пустынные духи твой редкий голос, который можно использовать как оружие. Клянусь песками моей родины, еще немного, и у меня бы лопнула голова.

- Ишь, какой нежный, - хмыкнула я, развязывая мешочек с монетами. – Тряпку дашь, чтобы это всё завернуть? Не в подоле ж мне нести покупки.

- Мешок подарю, несравненная, - простонал Али. – Только уходи пожалуйста, и да будет легким твой путь.

Признаться, меня немного грызла совесть, когда я отходила от прилавка травника с объемистым мешком на плече. Но, с другой стороны, мне-то что делать? Монеток у меня осталось не так уж много, а еще надо было сделать кое-какие покупки.

У горшечника, который работал на гончарном круге прямо здесь же, ловко крутя его ногой, я приобрела две плошки с плотно притертыми крышками, попросив просверлить в этих крышках несколько отверстий.

Глава 13

Когда постоянно ешь преснятину, жизнь на вкус тоже становится пресной. Тем более такая, как у меня в последние два дня. Потому я решила – фиг с ними, с последними деньгами! Ибо если я еще несколько дней покушаю хлеб со вкусом картона и мясо, напоминающее многократно пережеванную жвачку, то просто сдохну от безысходности. А так хоть последняя радость в жизни останется – вкусно поесть.

... Завидев меня, Милдрет подозрительно уставилась на мой мешок.

- Прикупила чего?

- Ага, - кивнула я. – Разрешишь на кухне покашеварить? Думаю, клиенты довольны останутся.

- Нет конечно! – возмутилась хозяйка таверны. – На моей кухне я госпожа и повелительница, а ты будешь делать то, что я прикажу!

- Да, конечно, как скажешь, - слегка поклонилась я.

- То-то же! – подняв палец кверху, провозгласила Милдрет. – Смотри у меня! А теперь бери второй мешок, и пошли. Пора обед готовить, скоро посетители придут.

... Тащить на себе мешки оказалось делом непростым. Отвыкла я в Москве от тяжелой деревенской работы. Но всё-таки свою но̀шу до дверей таверны допёрла. Думаю, заставь моих конкуренток Гальку с Танькой такие грузы таскать, обе бы свои длинные лыжи тут же и склеили. А я ничего, справилась! Правда, спина разболелась, и плечи тоже. Надо на будущее тележку что ли заказать кому-нибудь чтоб на рынок с ней ходить. Как в супермаркете, только чтоб колеса побольше... Впрочем, не, не выйдет. Такая завязнет в местной грязище. Ну, тогда двухколесную хотя бы, как те, с которыми в моем времени старушки по магазинам ходят...

Свой мешок я отволокла на чердак, при этом припрятав кое-что в один из потайных мешочков на своем поясе. И сразу включилась в работу, которой меня нагрузила Милдрет: резать мясо, присматривать за огнем в очаге, катать тесто для лепешек... В общем, дел была масса, только успевай поворачиваться. При этом я так замоталась, что чуть не забыла совершить диверсию, которую запланировала еще на обратной дороге с рынка.

Но – не забыла!

И, когда Милдрет отвернулась, я тайком всыпала содержимое мешочка в чан, внутри которого булькала ячменная похлебка с курицей.

Откровенно говоря, куриных костей там было намного больше, чем мяса, но клиенты вроде не были против. Наваристое блюдо – и ладно.

Наконец, к обеду всё было готово – и как раз первый посетитель вошел в таверну. За ним второй, третий... Пять человек набралось, в том числе тот рыжебородый здоровяк, что дал мне прозвище «Глефа». Не поняла я пока, нравится мне оно или нет. Вроде бы и агрессивное, копье-всё-таки. Но в то же время намекает, что я тощая и высокая. Что, впрочем, так и есть... Ладно, фиг с ними. Пусть зовут как угодно, лишь бы не мешали мне выживать в этом средневековом гадюшнике...

Мы с Милдрет раздали всем клиентам их заказы и присели отдохнуть за свободный стол. При этом хозяйка таверны недовольно поджала губы.

- Посетителей всё меньше и меньше, - пожаловалась она. – Налоги вон как задрали. Народ экономит, всё больше сам себе готовит, нежели по тавернам ходит. Скоро осень, а там и зима не за горами, когда все поголовно по домам сидят. Вижу, что ты стараешься, но вряд ли смогу платить тебе три пенса в неделю. Погорячилась я вчера. Хорошо если один пенс получится тебе выделить...

- Разрази меня гром! – внезапно донеслось из угла, где, заняв один целый стол, восседал рыжебородый. – Милдрет!

- Что случилось? – всполошилась хозяйка таверны, вскакивая с лавки.

- Клянусь своим брюхом, это самая вкусная похлебка, что мне довелось есть в жизни! – взревел здоровяк. – Налей-ка мне еще, да побольше! И не жалей мяса!

Остальные посетители с сомнением смотрели, как рыжебородый наворачивает содержимое своей тарелки, держа ложку несколько странно, за середину, будто кинжал за рукоять.

- Не люблю я ячменку, - сказал один. – Но, слышь Милдрет, глядя как этот громила трескает твое варево, я, пожалуй, тоже возьму себе малую тарелку.

- И мне плесни, - произнес третий. – А то эти ненасытные рыла всё сожрут, а я так и не попробую что там эдакое ты сварила.

Через пять минут все посетители таверны, отставив в стороны то, что заказали ранее, хрючили ячменную похлебку с таким энтузиазмом, словно и вправду ничего вкуснее в жизни не пробовали.

С сомнением посмотрев на меня, Милдрет зачерпнула поварешкой из котла то, что там осталось на донышке, попробовала...

Поначалу ее лицо побагровело от ярости. Мне показалось, что ее сейчас или удар хватит, или же она той самой поварешкой меня убьет. Но, метнув глазами молнию в мою сторону, хозяйка таверны вдруг замерла. Явно призадумалась. Посмотрела на азартно чавкающих посетителей, аккуратно повесила поварешку на крюк, вбитый в стену рядом с очагом, и вновь подсела ко мне.

- Значит, не послушалась ты меня, - произнесла она утвердительным тоном. – Ладно. Говори, что в котел подсыпала?

- Немного молотого черного перца... - слегка запинаясь, проговорила я. Всё-таки, реши Милдрет набить мне лицо, с ее весовой категорией она меня запросто отделает.

- Перца? – брови Милдрет полезли на лоб. – Того, которым богатые господа лечат кислую отрыжку и выгоняют ветры из кишок?

- ... и оленьего камня, - добавила я.

Хозяйка таверны всплеснула руками.

- Что? Оленьего ка...

Милдрет аж поперхнулась.

Глава 14

Я рассказала.

- Хмелевые шишки? Чтобы делать лепешки? - переспросила Милдрет, сделав круглые глаза.

- Не лепешки, - покачала я головой. – Хлеб.

Горло Милдрет выдало что-то совсем непонятное, похожее на кваканье лягушки. Видимо, на староанглийском «хлеб» так и будет называться до тех пор, пока не пройдет восемь с хвостиком веков, и язык не изменится.

- Ну, в общем, так он у нас и называется, - не стала спорить я.

- И делается он, как и лепешки, из ржаной и пшеничной муки? – уточнила хозяйка таверны.

Я кивнула.

- Ну, что ж, вечером как все уйдут попробуем, - проговорила Милдрет. – А то еще сочтут за ведьм, варящих колдовское зелье.

... День прошел в суете. Теперь уже с разрешения Милдрет я тайком от посетителей несколько раз подсыпа̀ла в котел соль с перцем.

В результате ближе к ужину все столы были заняты, и у дверей таверны стояла небольшая очередь из желающих вкусно покушать. По себе знаю: в деревне слухи распространяются очень быстро, а средневековый Лондон был именно большой деревней, в котором солидных зданий типа Тауэра или Вестминстерского дворца было раз-два, и обчелся.

Но, несмотря на очередь, как только солнце начало клониться к закату Милдрет выгнала из таверны всех засидевшихся посетителей, заперла двери, и с горящими глазами сказала:

- Ну, давай!

Я пожала плечами.

Видимо, Милдрет ждала какого-то чуда, но приготовление пищи мало похоже на впечатляющее шоу. Я вскипятила в очаге на глазок примерно пол-литра воды, сложила хмелевые шишки в железную миску, и залила их кипятком.

- Ждем.

Милдрет напряженно смотрела на миску, словно ждала, что оттуда вот-вот вылезет детеныш дракона.

- Ждем пока остынет.

Хозяйка таверны разочарованно отвела взгляд от помятой железной посудины.

- Ладно. А теперь объясни, зачем нам убивать тараканов? Эти божьи твари никому не мешают, не кусаются, да и клиенты не против если они попадают в пищу – их панцири так весело хрустят на зубах!

Я усилием воли подавила приступ тошноты. А ведь правда, от тараканов тут никто не отмахивался. Разве что посетители давили их на столах ради развлечения – и, разумеется, после этого никто не мыл руки, продолжая этими же пальцами ломать лепешки и выхватывать из похлебки кости с ошметками мяса.

Я хотела было рассказать про то, что тараканы являются переносчиками разных видов глистов и ряда инфекционных заболеваний, но подумала, что Милдрет вряд ли меня поймет, ибо в средние века о медицине были очень своеобразные представления. Потому я ограничилась объяснением попроще:

- Мы же хотим заработать побольше денег, верно? Тогда давай сделаем это так, как принято у нас, во Франкии, где считается, что тараканы ухудшают вкус блюд.

Милдред, впечатленная сегодняшней выручкой, спорить не стала. И пока остывал отвар из хмелевых шишек, хозяйка таверны, согласно моим указаниям, развешивала по углам своего заведения пахучие мини-букетики из полыни, мяты и листьев багульника, а я тем временем готовила орудия геноцида.

Дно одной из мисок, купленных на рынке, я намазала медом, насыпав туда еще и лепешечных крошек, сметенных со столов. На дно второй я налила немного крови, которую Милдрет сцедила из шеи зарезанной курицы. После чего обе миски я закрыла крышками с просверленными в них отверстиями, и отнесла на чердак.

- Это зачем? – поинтересовалась хозяйка таверны?

- Увидишь, - улыбнулась я.

Пока мы возились с противонасекомыми мероприятиями, остыл отвар из шишек. Я его процедила через относительно чистую тряпку, добавила в него ложку меда и ржаную муку, после чего размешала всё это до консистенции густой сметаны.

- И что теперь? – поинтересовалась Милдрет, с нескрываемым любопытством наблюдавшая за моими манипуляциями.

- Теперь поставим всё это поближе к очагу и ждем два дня, - ответила я. – Это называется закваска, она нам потребуется для выпечки вкусного хлеба. Если на ее поверхности появится жидкость, надо будет добавить немного муки.

- Я уж послежу, будь уверена, - заверила меня Милдрет, видимо, окончательно поверившая в мои кулинарные способности...

Дальше мы занимались обычной готовкой на завтра, правда, мне удалось убедить Милдрет на фоне сегодняшней выручки положить в котел побольше мяса. И лук с чесноком уговорила добавить, несмотря на ее сетованье, что горькими травами можно вконец испортить еду, к которой все посетители привыкли с младенчества.

Потом я налила из специального чана воды в деревянное ведро, и принесла с чердака две тарелки, из-под дырявых крышек которых доносилось подозрительное шуршание. Тарелки те, не снимая крышек, я опустила в ведро, после чего продолжила заниматься готовкой. А примерно через час, достав их из ведра, слила воду через дырки.

Открыла...

- Знатный улов, - проговорила Милдрет, увидев, что одна тарелка полностью забита тараканами, любящими хлебные крошки, а вторая – клопами и блохами, охочими до свежей крови. – Прям жалко выбрасывать. Может всё же в похлебку добавим, мясо же?

- Ну, уж нет, - решительно проговорила я, высыпая содержимое обеих тарелок в очаг. – Пойду-ка я лучше спать с твоего позволения, а то боюсь, что завтра не проснусь – ноги гудят, того и гляди отвалятся.

- Погоди, - сказала Милдрет.

Вздохнув, словно отрывала от себя последнее, хозяйка таверны полезла под подол своего платья, позвенела там мешочками, которые, также как и я, носила на потайном поясе – и протянула мне два пенса. – Бери, заработала. Я столько клиентов за один вечер давно не видела. Завтра, пожалуй, я сама схожу на рынок, а ты в таверне заправляй. Думаю, справишься.

Глава 15

Ночь прошла обнадеживающе. По ощущениям, на чердаке насекомых стало поменьше, но я всё равно спала по старой схеме: на двери, стоящей на чурбаках, опущенных в воду.

Утром вставала я уже не так мучительно: человек ко всему привыкает, и к спячке на досках, оказывается, тоже. Единственное, от чего я пока не смогла отвыкнуть, так это от рефлекса едва продрав глаза схватиться за телефон. Внезапно сперва в полумраке мне показалось, что всё вернулось, и у меня в руке любимый смарт! Палец судорожно заскользил по боковине, ища кнопку включения...

И тут же тишину чердака огласил мой разочарованный стон, ибо в моей руке был не любимый телефон, а деревянная табличка, свидетельствующая о том, что я вольная девушка. Что ж, здравствуй, реальность, будь ты трижды неладна!

- Блин, так, глядишь, акробатом стану, - ворчала я, спускаясь с чердака по лестнице, держа подмышкой две ловушки. – И йогом заодно. Буду спать на гвоздях, лишь бы клопы не сожрали.

Внизу уже суетилась Милдрет, собиралась на рынок.

- Надо же, сама проснулась! - удивилась она. – А я только будить тебя собиралась.

Ага, блин... Когда спишь на досках, мечта одна – лишь бы побыстрее проснуться и поскорее развязаться с этим крайне неприятным занятием. Хотя, может, и режим тоже сказался. Дома-то как? По ночам тусовки, в кровать ложишься на рассвете, дрыхнешь до полудня. А тут, типа, биологические часы включились: спать легла с закатом, встала на рассвете. Говорят, это полезно. Но лучше, всё-таки, отдыхать не на двери, а на чем-то более удобном, ибо от такого здорового образа жизни уж больно лопатки ноют, и шея проворачивается со скрипом, как башня у ржавого танка.

Полные ловушки я загрузила в то же ведро с водой, при этом отметила, что тараканов на столах таверны стало поменьше. Ага, сволочи! Не нравится, когда в помещении травами пахнет! Нашим рыжим тараканам через восемь веков такие репелленты будут всё равно, что мертвому припарки, но нежные лондонские насекомые, не привыкшие к такому обращению, похоже, от неприятных запахов ударились в бега. Ну и замечательно!

- Это, как ее... Закваска еще не готова? – поинтересовалась Милдрет. – Там вода немного выступила сверху, и я чуток муки досыпала. Правильно?

Я заглянула в кружку.

Закваска заметно увеличилась в объеме, поверху появились пузырьки. Ткнув в нее пальцем, я попробовала на вкус то, что получилось.

- Ты всё правильно сделала. Я сейчас еще немного медку подолью, чуть воды добавлю, и завтра будет в самый раз!

- Отлично! – расцвела Милдрет. – Ты знаешь, я тут как следует распробовала нашу похлебку. Янка, такое варево не стыдно самому королю предложить! Всё, я побежала на рынок. Кстати, сколько ты отдала за тра̀вы тому прохвосту?

- Шесть пенсов.

- Грабеж! – возмутилась Милдрет. – Разрази меня гром, если то же самое он не уступит мне сегодня за четыре!

Когда за хозяйкой таверны закрылась дверь, я принялась готовиться к приему посетителей.

Только по-своему.

Сходила к Темзе, набрала воды в два ведра, потащила их наверх, к таверне. Подумала, что надо будет найти столяра и заказать коромысло – всяко удобнее будет за водой ходить, нежели переть такую тяжесть в руках.

Принесла. Перевела дух. Засучила рукава – и принялась оттирать столы от многолетней грязи.

А точнее, основательно размочив, отскребать ее деревяшкой. К вони я уже более-менее привыкла за два дня, так что процесс не доставил особых неудобств, хотя размоченные пищевые отходы, въевшиеся в столы, пахли далеко не розами.

Тем не менее, я успела более-менее оттереть все восемь столов, когда в таверну вошел первый посетитель. Я обернулась на звук хлопнувшей двери...

Это был тот самый рыжебородый здоровяк, что прозвал меня Глефой. Подмигнул мне, прошел в свой любимый угол, сел.

Я отложила тряпку и примитивный скребок.

- Здравствуйте. Что будете заказывать?

- Подойди-ка сюда, девица, - промолвил здоровяк, внимательно глядя на меня.

И ни его голос, ни взгляд мне не понравились.

Но делать нечего, подошла. Такому громиле перечить не хотелось. Но, на всякий случай, приготовилась завизжать как я умею, чтоб люди на другом конце Лондона вздрогнули – и, я надеюсь, пришли на помощь.

- Сядь, - указал глазами здоровяк на скамью по другую сторону стола.

Я села.

- Значит, говоришь, Янка тебя зовут, - проговорил рыжебородый, не мигая глядя на меня. – Странное имя для Франкии. Бывал я там не раз, и таких имен не встречал. Так откуда ты, девица? Только не ври мне.

Почему-то я себя почувствовала так, словно сидела на допросе у следователя полиции. Не прост был этот здоровяк, ох не прост! И вопросы свои явно задавал не случайно.

А рыжебородый тем временем произнес длинную фразу на языке, очень отдаленно напоминавшем французский, после чего стало понятно на сто процентов, что меня раскололи – девушка из средневековой Франции, не знающая старофранцузского, это, конечно, нонсенс.

- Я из России, - тихо проговорила я.

- Росиа, - кивнул рыжебородый. – Я почему-то так и подумал, когда увидел, как ты расколола поднос об башку того прохвоста. Наш северный народ называет твои края Гардарики, страной городов. Мой отец ходил туда в вик, военный поход, надеясь собрать богатые трофеи. Серебра добыл мало, зато привез много зазубренных мечей наших воинов, навсегда оставшихся лежать в вашей земле. Ты дочь сильного племени, и я верю, что ты не рабыня. А сильных людей я уважаю. Потому хотел предупредить. Всем подряд свои знания и умения не показывай, завистников тут больше, чем тех, кто любит и умеет хорошо работать. Обвинят в колдовстве – не отмоешься. А с колдунами тут поступают ох как сурово. Ну всё, иди. Принеси мне эля, большую миску похлебки, и целую лепешку.

Глава 16

- А столы-то зачем отмыла? – удивилась Милдред, когда мы закончили с готовкой и присели немного передохнуть. – Для красоты что ли? Так она местным не нужна. Им бы брюхо набить, да чтоб подешевле.

- В моей стране верят, что чистый дом реже посещают болезни, - извернулась я, понимая, что вряд ли смогу толково рассказать средневековой женщине о бактериях и гигиене.

- Ну, может оно и так, - пожала плечами хозяйка таверны. – Во всяком случае, смотрятся столы приятнее. Надо будет потом и лавки со стульями отмыть.

- Кстати, а как вы тут сами моетесь? – поинтересовалась я.

Вечерние постирушки нижнего белья на заднем дворе в ведре с кипяченой водой и минимальные гигиенические процедуры из железной кружки меня уже не удовлетворяли – хотелось помыться как следует и постирать единственное платье.

Милдрет пожала плечами.

- Многие считают, что омывать свое тело опасно. Небеса дали нам природный жир, который защищает кожу от болезней и раннего старения, так что смывать его глупо. Но есть те, кому нравится римский обычай переводить воду, выливая ее на себя. Для таких еще при короле Генрихе построили купальни возле пекарни для бедных, где делают дешевые лепешки из овса и отрубей. Ну, чтоб тепло от печей грело воду для этих странных развлечений. Но учти, что это рассадник греха, причем довольно дорогой – полтора пенса за час. Правда, девы, которые туда ходят, денег не платят, да еще и в накладе не остаются. Но, если им там что-то сломают или порвут, стража вступаться не будет. Сами знали, куда шли и зачем.

- Понятно, - кивнула я.

Ну нафиг в общем такие общественные бани. Подумаешь, будто у нас в моем времени горячую воду не отключали летом. Вечером натаскаю воды, благо Темза рядом, нагрею, на заднем дворе угол отгорожу тряпками, да и худо-бедно помоюсь. И платье постираю там же. Правда, сушить где – вопрос...

- Вижу, ты из тех, кто любит гневить небеса и скрести себя, как те столы, - хмыкнула Милдрет. – Так-то я тоже примерно раз в полгода платье стираю, когда вши уж слишком сильно достают. Дам я тебе чистого полотна, и иглу с ниткой. Сшей себе платье на смену, а то на рынке сдерут втридорога, да еще гнилую материю всучат...

- Спасибо, - улыбнулась я.

С гигиеной, похоже, в ближайшее время я вопрос решу. Также надо подумать из чего сделать зубную щетку. Видела на рынке конские хвосты продают. Может купить один, да попробовать резаные волосы навтыкать в деревяшку? Или просто мятную веточку разлохматить и ей зубы почистить? Вечером перед сном попробую, а завтра разберусь с этим радикально, не всё сразу.

А сегодня надо было напрячься, собрать волю в кулак и, несмотря на усталость, после работы попробовать замесить тесто для хлеба. Подумала о нем – и чуть слюной не подавилась, так захотелось вгрызться в хрустящую горбушку. Всегда к хлебу была равнодушна, а тут прям аж желудок свело как представила себе свежий, только испеченный, горячий батон.

Я едва дождалась вечера, когда последний посетитель покинул таверну. Закрыв за ним дверь и заложив ее засовом на всякий случай, я протерла ближайший стол, вытряхнула на него из кружки половину дозревшей опары, насыпала примерно грамм триста муки, добавила меда и соли, перемешала всё это, подлила масла, по запаху похожего на оливковое, и принялась месить тесто, по мере надобности подсыпая в него муку.

Милдрет следила за моими манипуляциями с нескрываемым любопытством.

- Ишь, пышное какое получается, - заметила она. – То ли дело лепешечное. Размешала муку в воде, жира добавила, чтоб не пригорело, да и в печь. А тут прям целое священнодействие...

- Это оно еще не дошло, - усмехнулась я. – Дойдет – пышнее будет

- Дойдет – это как? – не поняла хозяйка таверны.

- Сейчас раскатаю, потом оставлю его еще на некоторое время. Как раз нам хватит лавки и стулья оттереть. А потом увидишь, что будет...

Замешанное тесто я разделила на небольшие по размеру хлебцы, и, поскольку форм у меня не было, просто оставила их на подносе. После чего мы с Милдрет занялись лавками и тяжеленными стульями, сдвинуть которые требовало немалых усилий. При этом, работая скребком и тряпкой, хозяйка таверны с опаской смотрела на тесто, которое заметно увеличивалось в размерах.

- Уж больно всё это колдовство напоминает, - покачала головой Милдрет. – Ночью две бабы мнут тесто, которое само по себе больше становится.

- Это не колдовство, а технология, - хмыкнула я.

- Как?

- Неважно, - махнула я тряпкой. – Увидишь. И, думаю, не разочаруешься.

Когда мы оттерли наконец скамейки и стулья, мое тесто увеличилось в размерах раза в два, при этом Милдрет косилась на него с опаской, шепча про себя какие-то заговоры. Я же сгрузила будущую выпечку на грубый железный противень, предварительно смазанный маслом, и определила его в очаг, дрова в котором к тому времени прогорели до красных углей.

- Всё, теперь ждем, - сказала я, изрядно переживая, ибо выпечка хлеба в таких вот кустарных условиях процесс очень непредсказуемый. Многое зависело от качества муки и масла, а как скажется замена сахара на мёд я понятия не имела. Также одно дело, когда тесто готовится в современной духовке с регулируемой температурой, и совсем другое – в средневековом примитивном очаге, о температуре внутри которого я понятия не имела.

- Ох, что-то плохое у меня предчувствие, - покачала головой Милдрет. – Как бы нас в колдовстве не обвинили.

- За вкусную пищу-то? – усмехнулась я. – Не думаю, что местные охотники на ведьм не любят хорошо поесть. Как попробуют хлебушек или пирог с яблоками, их же за уши не оттянешь.

- Пирог?