Я устала.
Не физически, нет. В свои сорок я все еще скакала молодой козочкой. Я устала душой. Это та усталость, что просачивается в кости, медленно, день за днём, пока однажды ты не осознаёшь: тебе больше нечего ждать.
Дом опустел - сын вырос, съехал и теперь мы очень редко видимся. У него своя отдельная жизнь, отношения, и матери он звонит раз в неделю, уточняет что все хорошо, и торопиться дальше. Я не обижаюсь. В молодости все такие.
Работу я свою знаю до мелочей, выполняю её механически, без огонька. Вроде бы всё стабильно, но в итоге внутри пустота. Серо, глухо, скучно.
Я сидела в кресле в гостиной, закутавшись в старый клетчатый плед, и смотрела в окно. На улице сгущались сумерки, но мне всё равно. Утро, ночь, никакой разницы. Я взяла стакан с янтарной жидкостью и лениво сделала глоток. Напиток из чайного гриба - старая привычка, память из детства.
Бабушка верила, что он лечит всё на свете, от простуды до тоски. От тоски, видимо, не лечит. Я скривилась - напиток неожиданно кислит. Похоже, передержала. Надо бы сделать новый настой, но стоит ли? Для кого всё это делать?
Я поставила стакан на подлокотник и закрыла глаза. В голове вертелась мысль: "А что, если вот так и будет дальше? Год за годом, в той же квартире, с той же работой, с теми же редкими звонками от сына, вежливыми и пустыми? Даже подруг нет, чтобы развеяться."
И вдруг... в комнате ударила резкая вспышка. Я вздрогнула, распахнула глаза. Прямо передо мной, в центре комнаты, расцвел сияющий овал. Он колыхался, переливался, будто был сделан из жидкого золота, и мерцал изнутри, как перегретый воздух над асфальтом в жаркий день. Я моргнула, разглядывая странное явление, а потом непроизвольно икнула. Ох уж этот гриб! Не могла что ли кофе выпить?
— Вот только галлюцинаций мне не хватало, — ворчливо пробормотала я, качая головой.
Портал не исчезает. Он был словно живой, казалось что даже дышит, и чем дольше я смотрела, тем сильнее чувствовала, как что-то тянет меня к нему.
— Что за ерунда...
Я поднялась с кресла, осторожно, словно боясь спугнуть видение. Интересно, если я сейчас потрогаю это... что-то, мои пальцы провалятся в пустоту или наткнутся на поверхность? Я сделала шаг, потом ещё один, и...
Портал рванулся мне навстречу. Воздух засвистел в ушах, тьма окутала мгновенно, как будто кто-то выдернул из-под меня пол. Сердце ухнуло в пятки, я даже не успела закричать.
Последнее, что мелькнуло в голове: "Вот и допилась своего чайного гриба..."
Когда карусель остановилась, я медленно открыла глаза. Первое, на чем сфокусировался взгляд - грязный, дощатый пол. Он был тёмным от времени, покрытым слоем пыли и засохшей грязи. Между досками виднелись щели, а в воздухе стоял затхлый запах сырости, плесени и чего-то... чего-то неприятного.
Я заморгала, пытаясь понять, где нахожусь. Тело ломило, будто меня переехала телега. Ладони, которыми я опиралась на пол, тут же испачкались в грязи. Я поднялась, и с отвращением смахнула прилипший мусор.
Комната была маленькая, убогая. Дощатые стены с потёками, словно по ним когда-то стекала вода. В углу громоздились какие-то лохмотья - то ли тряпки, то ли бывшее одеяло. У низкого, мутного окошка стояла перекошенная табуретка, а на ней - миска с заплесневелыми корками хлеба. От всего этого веяло отчаянием и заброшенностью.
И тут я услышала шумное дыхание.
Я резко обернулась. В дальнем углу комнаты, будто вжавшись в стену, стоял ребёнок. Совсем маленький - лет пяти-шести, не больше. Худой до невозможности, с торчащими ключицами, в рваной серой рубашке, которая висела на нём как мешок. Глаза - огромные, испуганные, в них застыл страх и изумление.
Но больше всего меня поразило то, что он держал в руках.
Камень. Светящийся, переливающийся мягким голубым светом, будто кусочек пойманной луны. Он пульсировал в такт дыханию мальчика, и я поклялась бы, что ощущала его тепло даже на расстоянии.
— Ч-что... — голос у меня сел, в горле пересохло.
Мальчик застыл, его маленькие губы дрогнули. Он судорожно вдохнул, распахнул рот ещё шире и прошептал, словно боялся, что если скажет громче, всё исчезнет:
— П-получилось...
Я моргнула. Еще раз. Потом медленно подняла руку и ущипнула себя за запястье.
Больно.
Блин.
Это не сон?
Я зажмурилась на секунду, глубоко вдохнула, сосчитала до трех, выдохнула. Открыла глаза. Картина не изменилась: пыльный пол, прогнившие стены, жуткая, сырая комната и… тот же малыш с огромными испуганными глазами, сжимающий в худеньких пальчиках сияющий камень.
Не сон.
— Что... что значит "получилось"? — спросила я осторожно.
Мальчик сглотнул. Кажется, он был так же ошарашен, как и я.
— Ты… ты здесь, — прошептал он.
— Эм… Да. Вижу, что здесь, — я попыталась выдавить улыбку, но она вышла кривой. — А где это "здесь"?
— В приюте, — мальчик испуганно дернулся. — В нашем приюте…
Приют?
Я медленно осмотрелась еще раз, будто надеялась, что вдруг проявится новая реальность - более привычная, более логичная. Может, кто-то сейчас выскочит из-за угла с криком: «Розыгрыш! Скрытая камера!»?
— Подожди, — я мотнула головой. — Ты сказал, что "получилось". Что именно получилось?
Мальчик сглотнул. Опустил взгляд, сжал светящийся камень крепче.
— Я… я загадал маму, — пробормотал он.
— Что? — у меня будто током дернуло глаз.
— Я загадал маму… — повторил он, всё еще не глядя на меня.
Мое сознание зависло, как старый компьютер, на котором внезапно попытались включить Ведьмака на утра настройках.
— Загадал? — я вцепилась в это слово, как утопающий в спасательный круг. Безопасное слово, в отличии от второго.
— Камень… он исполняет желания, — мальчик нервно переступил с ноги на ногу. — Я загадал маму. И ты… пришла.
Я медленно подняла руки и приложила пальцы к вискам.
— Ну всё, приехали…
Глубокий вдох. Выдох. Глубокий вдох.
Это розыгрыш. Должен быть розыгрыш! Я уже представляла себе, как через секунду в дверь входит группа телевизионщиков, оператор с камерой, ведущий с микрофоном, и все начнут громко смеяться. Может я стала участницей очередного шоу с пранками?
— Ладно… ладно, — пробормотала я, начиная лихорадочно осматривать стены. — Где камеры? Ну же, ребята, выходите! Я вас раскусила!
Я встала, подошла к стене, постучала по доскам. Глухой звук.
— Отличная работа, прямо как настоящие, — продолжала я бубнить, уже с маниакальной ноткой в голосе. — Кто это придумал, а? Где спрятана камера?
Пробежалась к двери, распахнула её… и застыла.
За дверью не было привычного коридора или телевизионной студии.
Были старые деревянные ступеньки, ведущие вниз. За ними тянулся тёмный, плохо освещённый зал. Гнилые балки под потолком, кое-где - паутина.
Я шагнула назад, снова в комнату, прислонилась к стене и медленно сползла вниз.
— Это… не розыгрыш, — выдохнула я.
Мальчик испуганно кивнул.
А я сглотнула и мысленно повторила:
"Вот и зачем пила тот чайный гриб..."
Ладно. Допустим.
Допустим, это не сон.
Допустим, я не сошла с ума после того злополучного чайного гриба.
Допустим, этот мальчишка действительно вытащил меня сюда из… откуда? Из моего мира?
Я судорожно сглотнула.
Другой мир?
Бред.
Но, черт возьми, даже самый реалистичный розыгрыш не мог заставить воздух пахнуть гнилью и сыростью настолько отчетливо. Не мог бы создать это ощущение - холод, пробирающийся сквозь тонкую кофту, и пыльный привкус на языке.
И, конечно, никакой розыгрыш не мог бы заставить ребенка смотреть на меня такими огромными, полными надежды глазами, вжимая в грудь светящийся камень.
Я сделала глубокий вдох, медленно выдохнула.
— Ладно. — Мой голос звучал хрипло, словно я курила всю жизнь. А я не курила ни разу. — А тут… есть взрослые?
Мальчик вздрогнул. Его плечики поникли, взгляд опустился.
— Нет, — тихо сказал он.
— Как это - нет? — я нахмурилась.
— Господин… господин Альрик ушел, — он сглотнул, словно это было трудно произнести. — Неделю назад.
— Кто ушел? — уточнила я, пытаясь удержаться от паники.
— Господин Альрик… Он был управляющим приюта. Забрал деньги, лошадь и ушел. — Голос мальчишки стал еле слышным. — Он сказал, что больше не вернется.
У меня неприятно засосало под ложечкой.
— И тебя оставили одного? — Я сглотнула.
Мальчик кивнул, сжав камень еще сильнее.
— Тут не только я. Поэтому я пошел в город и... и украл артефакт исполняющий желания...
Он виновато потупился.
Боже.
Я медленно потянулась и потерла лицо ладонями.
Украл. В таком то возрасте... Но разве можно его осуждать? Конечно, если брошенные дети остаются без еды, без защиты и без единого взрослого, в какой-то момент отчаяние заставит их… сделать что-то подобное.
— Я просто… — мальчишка всхлипнул, кулачки у него задрожали. — Я просто хотел… маму… Почему ты не хочешь быть моей мамой?
Голос сорвался, глаза наполнились слезами. Он выглядел таким несчастным, таким маленьким и потерянным…
Я растерялась.
— Я…
Я что, должна была сразу ответить «да»?
Я не знала, кто он, что за этот мир, что со мной будет через час, день, неделю. Но сказать «нет»… нет, я тоже не могла.
— Послушай, — я осторожно опустилась перед ним на колени, чтобы быть на одном уровне. — Я… Я сама ничего не понимаю. Я не знаю, как сюда попала. Но давай договоримся: пока мы разберемся, пока я не найду способ… помочь вам, я буду рядом. Хорошо?
Мальчик моргнул, всхлипнул еще раз, но отчаянно кивнул.
А я в который раз глубоко вздохнула.
Ну что ж.
Добро пожаловать в новый мир.
Первое, что я решила сделать - осмотреть своё новое… жилище.
И «жилище» - это, пожалуй, самое громкое слово из всех, которыми можно было бы описать это место. Я медленно направилась к выходу из комнаты, осторожно ступая по доскам, будто они могли провалиться под ногами. Кое-где они действительно скрипели так зловеще, что я невольно поджимала пальцы на ногах.
Старая лестница из комнаты вела вниз в полумрак. В нос тут же ударил стойкий запах сырости, а когда я осветила путь тусклым огоньком, исходившим от камня в руках мальчика, передо мной предстала сцена, от которой кожа покрылась мурашками.
Подвал.
Настоящий, холодный, насквозь сырой подвал, стены которого покрывались пятнами черной плесени, а в углах шевелились какие-то… вещи. Я предпочла не всматриваться.
— Это… это всё надо срочно закрыть, — пробормотала я. — Если сюда попадает кто-то из детей - дышать тут вредно. Да и пол может в любой момент провалиться…
Я быстро поднялась обратно. Ужас закрался под ребра. Оказаться ответственной за приют, в котором, судя по всему, всё держится на честном слове и скотче, что может быть ужасней? И скотча тут, увы, не было.
— Как тебя зовут? — спросила я у мальчика, который всё это время топтался рядом, как потерянный котенок.
Он поднял на меня глаза.
— Эллиан.
— Эллиан, хорошо. Слушай, покажешь мне… ну, приют? Где вы живете, где спите, где едите?
Он кивнул. Помедлил, а потом вдруг осторожно взял меня за руку. И мне почему-то это показалось очень важным.
Мы прошли по скрипучим коридорам, заглянули в комнату, где стояли четыре видавших виды кровати, две из которых были починены грубо сбитыми досками. На одной из них спал мальчишка лет восьми, свернувшись калачиком и укрывшись тонким покрывалом.
— Это Райно, — шепнул Эллиан. — Он простыл. Мы его укутали, но в комнате холодно и сквозняк…
Я сжала губы. Сквозняк был - и не только в этой комнате. Ветер свободно гулял по коридорам, завывал в щелях между оконных рам. Даже в бабушкином доме, заброшенном десять лет назад, не было так… печально.
Потом мы зашли в другую комнату. Там на полу, под настеленными одеялами, дремали еще трое: девочка с темными волосами, прижимающая к себе тряпичную куклу, светловолосый мальчик лет пяти и младший, почти младенец, спящий в корзине.
— Это Тина, Маркус и малыш Фло, — представил Эллиан. — Остальные отправились в город, раздобыть еды.
Я снова вжалась в стену и, кажется, на секунду перестала дышать.
— А учителя, няни? Должны же были за вами присматривать? Вы же… вы же дети.
Эллиан тяжело вздохнул, будто бы ему было сто лет.
— Раньше были няни, но господин Альрик их прогнал. Говорил, дорого. А потом и сам ушел. Мы прятались от городских стражников. Они не должны знать, что мы остались одни. Иначе заберут младших, а нас… нас выгонят.
Господи…
Меня будто вывернуло изнутри.
Я опустилась на край скрипучей кровати, оторопело глядя на трещину в стене. Меня выбрали как «маму». Маму. Лучше бы Элиан загадал фею-крёстную, ну или волшебницу.
Ну что ж.
— Ладно, — выдохнула я. — Значит так. Для начала мы все завтракаем. Даже если у нас ничего нет - найдем. Потом осмотрим дом, закроем подвал, наведем порядок. А потом я решу, что с вами всеми делать.
Эллиан удивленно посмотрел на меня, потом вдруг робко улыбнулся. Почти незаметно.
А я мысленно выдохнула.
Мальчик не выпуская моей руки, повёл меня дальше - по коридору, где стены были исцарапаны, а на полу валялись огрызки свечей, обрывки бумаги, кое-где стояли кривые ведра, в которых плескалась мутная вода.
— Кухня вот здесь, — прошептал он и, натужившись, толкнул плечом дверь.
Итак, кухня.
Если бы Эллиан не сказал, что это кухня, то решила бы, что это декорации к фильму про зомби-апокалипсис. Всё было покрыто тонким слоем жирной грязи. Стены темнели от копоти. На печке - ржавая кастрюля, из которой свисала деревянная ложка с засохшими остатками чего-то бурого. Мухи. Паутина. На столе - треснувшие чашки, облупленные тарелки, хлебная корка с зелёным пушком плесени.
Я замерла. Потом медленно сделала вдох… и не удержалась.
— Ооооох, — вырвалось у меня, протяжно, от всей души. Стон разочарования, усталости и ужаса в одном флаконе.
Эллиан тут же отпустил мою руку. Он будто сжался, вжался в плечи, опустил голову и отступил назад. Его губы задрожали.
— Прости… — прошептал он. — Прости, мы убирали… старались… просто Тина обожглась, и мы не могли готовить… а потом… потом посуда закончилась… и… и…
Он замолк. Лицо его перекосилось, и беззвучные горькие слёзы покатились по щекам. Он пытался их спрятать, отвернулся к стене, сотрясаясь худеньким телом.
Я очнулась от своего ступора. Резко шагнула к нему, опустилась на колени рядом и обняла, крепко-крепко, как когда-то обнимала свою двоюродную племянницу, когда она уронила любимого кота с лестницы и решила, что убила.
— Эй. Эй, тихо, малыш… Прости. Это я. Не ты. Я устала, испугалась. Это всё не твоя вина. Вы старались. Я знаю, что вы старались.
Он дрожал. Щёку уткнул в моё плечо. Долго не говорил ни слова. Я гладила его по голове, чувствуя, как замирает под ладонью этот худенький, хрупкий мальчишка, чьей вины тут не было вообще. Он просто был ребёнком, которого оставили выживать.
— Я всё вымою, — шепнул он. — Обещаю. Только не уходи, ладно?
— Не уйду, — пообещала я, сжав его крепче. — А мыть будем вместе.
Внутри у меня разом стало тепло. Усталость никуда не делась, но появилась цель. Конкретная. Чёткая.
Мы отмоем эту кухню. Мы найдём, что поесть. Мы спасём Райно от простуды. Мы починим дом. А потом, чёрт побери, я узнаю, кто такой этот господин Альрик, и задам ему таких… мам, что он пожалеет, что вообще когда-либо подошел к детям.
Но для начала… кастрюли. И ведро с водой. Желательно без живых организмов.
Мои дорогие, мы очень рады встретиться с вами в нашей новой истории) Она будет местами немного тяжелой, но в конце точно-точно будет хэпи энд!)
Приготовили для вас визуал, будем рады если вы оцените его или оставите нам комментарий) 
Итак наша попаданка в реальном мире)
Эллиан, который решился украсть артефакт)
Приют, который давно требует хороших вложений)
Ну и традиционно подарок первому счастливчику, промокод на книгу - https://litnet.com/shrt/guVA
Ох попала, или я мама в новом мире - JW1hJFCe
Муж-пьяница, крошечный разваливающийся дом и маленький мальчик с глазами полными боли. И это моя новая жизнь после смерти?
Я так это не оставлю!
Теперь этот ребёнок - мой сын. И я готова на всё, чтобы изменить нашу жизнь. Даже если придётся собственными руками чинить крышу и приручить этот мир!
Кастрюли нашлись. Точнее, сначала мы нашли одну - ту самую, ржавую, с ложкой, покрытой засохшими остатками еды, которая слава местным богам не ожила и не пошла в наступление. Я взяла её двумя пальцами, вытянула руку как можно дальше от тела и, стараясь дышать ртом, произнесла:
— Ну, судя по аромату, в ней кто-то умер. Очень давно.
— Мы там кашу варили, — с сомнительной гордостью сказал Эллиан.
— Надеюсь, не себе, — буркнула я, осторожно опуская кастрюлю в таз. — Ладно. Где вода?
— В колодце, — бодро отозвался он, а потом добавил тише: — Правда, ведро у нас одно. Но оно треснутое.
— Прекрасно, — вздохнула я. — Ничего, работаем с тем что есть.
Через десять минут мы с Эллианом возвращались на кухню, оба мокрые по локоть. Ведро, конечно, оказалось не просто треснутым - оно текло, как решето, и я буквально бежала, чтобы хоть что-то донести, а Эллиан носился с тряпками, ловя струйки на полу. Я попробовала умолять волшебный камень о какой-нибудь магии по контролю воды, но артефакт не реагировал. Наверное, считал, что это всё «житейское», и не заслуживает вмешательства.
— Так. Где у вас тряпки? Щётки? Щёлочь? Зола от камина?
— Щётка есть. Одна. И… тряпки. Они вон там, — Эллиан ткнул в ящик, из которого вывалились серые, подозрительные куски ткани. Один из них шевельнулся.
— Это была тряпка?! — я отпрянула.
— Не-ет, это... кажется, мышь. Она там живёт.
—Сдаётся мне, пора кое-кому выселяться, — сказала я решительно и взяла веник.
Спустя полчаса кухня напоминала поле боя. Мыло заменял пепел, песок и моя безграничная злоба. Мыли всё - пол, стены, посуду, окна. Эллиан наткнулся на засохшую лепёшку, выпавшую из-за комода, и восторженно воскликнул:
— О! Мы её искали! Мы думали, Тина её съела!
— Надеюсь, её покусала все же не Тина, — сказала я, глядя на лепёшку, которая стучала по столу, как камень. — Потому что иначе у девочки явно не хватает зубов.
Дальше случился эпизод с тараканом. Нет, не просто тараканом. Это был король тараканов. Размером с половину ладони и, кажется, с сознанием. Он выполз из трещины за печкой, посмотрел на нас, развернулся и медленно удалился обратно, демонстративно.
— Я его зову Прусс, — бесхитростно заявил Эллиан.
— Передай Пруссу, что у нас новый устав. Без тараканов. И крыс. И шевелящихся тряпок, — я замахала веником, но Прусс уже исчез.
В какой-то момент я потеряла равновесие на мокром полу и с грохотом села в ведро. Эллиан сначала испугался, а потом прыснул от смеха так заразительно, что я, сидя в воде по пояс, тоже не выдержала.
Мы смеялись до слёз. Потому что если не смеяться – я начну снова плакать. А этого я позволить себе не могла.
К вечеру кухня была… ну, не чистой. Но уже не мерзкой. За столом можно было сидеть, не боясь прилипнуть к нему. Из печки ушёл запах гари. Паутина в углах осталась, но, честно говоря, я уже устала бороться с восьминогими аборигенами. Пусть живут. Пока.
Мы с Эллианом только успели закончить мыть последние чашки, когда за дверью раздался глухой стук, потом - скрип и тяжелые шаги.
— Это ребята вернулись, — тихо сказал Эллиан, спрыгивая со своего ящика.
Я вытерла руки о подол и подошла к дверному проему, ожидая… ну, чего-то.
На пороге стояли двое. Парень лет пятнадцати-шестнадцати с лохматыми тёмными волосами, острыми скулами и холодным, взрослым взглядом. На плече у него висел потрёпанный мешок, из которого торчала краюшка хлеба и что-то, похожее на засохшую репу. Рядом с ним – девочка. На вид не младше четырнадцати, но и не старше шестнадцати. Рыжая, с растрепанными волосами, брови сведены к переносице. Лицо в веснушках, кулаки сжаты. Настороженная, как дикая кошка.
Парень остановился, и взгляд его сразу упал на меня.
— Ты кто такая?
— Это... она здесь теперь живёт, — поспешно проговорил Эллиан. — Она добрая, она помогает! Мы...
— Эллиан! — рявкнул парень, резко опуская мешок на пол. — Отойди от неё!
— Но...
— Я сказал – отойди!
Девочка сделала шаг вперёд, глядя на меня исподлобья. Голос у неё был хрипловатый, будто она часто кричала - или плакала.
— Ты кто вообще? Как сюда попала? Нас кто-то сдал?! Ты работаешь на стражу?
Я чуть подняла ладони, показывая, что не собираюсь нападать.
— Тише, спокойно. Я не...
— ВРЁШЬ! — перебил парень, не давая мне даже слова вставить. — Как ты залезла в дом? Стража скоро придёт?
— Никакая стража не придёт! — закричал Эллиан, вцепившись мальчику в рукав. — Она не такая! Она… она – моя мама!
Повисла тишина.
Парень замер, как от пощёчины. Потом медленно опустил взгляд на Эллиана.
— Что ты сказал?..
— Это правда! Я загадал её! С артефактом! Она пришла! Она не предаст! Мы кухню вымыли! Мы теперь не одни…
— Мама? — процедила рыжая. — Что за бред?
— Она нас не бросит. И никуда не сдаст.
— Ты всегда был слишком доверчивым, Эл. Слишком. Вот и попался. А теперь она заберёт дом. И продаст нас в шахты. Или хуже.
Я сделала шаг вперёд. Постаралась говорить терпеливо и приветливо, хотя в груди всё пылало от раздражения и испуга от их животной агрессии.
— Я понимаю, что вы боитесь. Я бы тоже на вашем месте боялась. Вы одни, вы прятались, вы защищаете младших. Это правильно. Но я не ваш враг.
— Тогда докажи, — холодно сказал парень. — Уходи сейчас же.
— Нет, — сказала я. Чётко. — Я не брошу Эллиана. Потому что я обещала. И я держу слово.
— Слова ничего не стоят, — парировал он, с ядом в голосе. — Люди говорят всё, что угодно. А потом исчезают.
— Я не исчезну.
Рыжая снова шагнула вперёд, сжав кулаки. Но Эллиан встал между нами, раскинув руки.
— Хватит! — закричал он. — Она уже здесь! Вы не можете её прогнать!
Мальчик и девочка переглянулись. Что-то произошло между ними - короткий взгляд, как немой диалог. Потом парень отвёл глаза, поднял мешок и поставил его на стол.
Однако долго унывать я не стала. Банально не было возможности.
Я подняла мешок, который оставил старший мальчишка. Его звали Рик - Эллиан шепнул это, пока тот уходил в коридор. А девочку звали Кай - коротко, резко. Ей подходило.
Из мешка я выложила хлеб, вяленое мясо и овощи. Не густо, но сойдёт. Из остатков я сварила похлёбку, добавив сушёные травы из старого ящика у печки. Они пахли мятой и какой-то пряной горечью - может, лопух? Или лесной аир? В любом случае, хуже не станет.
Пока варилось, я заварила кипяток в огромном, сколотом чайнике. Чашек было мало, пришлось мыть ещё. Стол вытерли. Скамейки пододвинули. И вот - всё готово. Почти.
— Эллиан, зови всех, — сказала я и почувствовала, как голос дрогнул. Потому что не знала - придут ли они. Или всё-таки даже еда не убедит их ужинать вместе.
Но они пришли. Сначала несмело, по одному. Тина, с растрёпанной косой и мишкой в обнимку, за ней шатающийся Райно с набекрень надетой рубахой. За ним Маркус. Даже подростки вернулись. Рик - с угрюмым видом, сев как можно дальше от меня. Кай - молча, зыркнув в мою сторону с подозрением, прежде чем плюхнуться рядом с Тиной, и посадить рядом Фло.
Я разливала похлёбку. Тарелки были разномастные, некоторые с трещинами. Деревянные ложки поскрипывали. Запах был… терпимый. Даже немного уютный. Кто-то всхлипнул - то ли от усталости, то ли от того, что еда пахла по-домашнему.
Мы ели молча. Только хлюпанье ложек, треск пламени в печке и редкие вздохи.
— Трав меньше стало, — вдруг сказал Рик, не поднимая глаз. — Я хожу собирать. Завтра покажу тропу. Только утром - потом стража будет на обходе.
Я кивнула. Не благодарила. Не улыбалась. Просто кивнула - как равному. Он заметил. Самая лучшая тактика с подростком, особенно если у тебя нет еще авторитета. Сын в свое время меня многому научил.
— А мы сегодня видели Прусса, — вдруг заявил Эллиан, нарушая молчание.
— И что «твоя» мама не испугалась? — фыркнула Кай, поднимая брови.
— Он конечно внушительный, — сказала я, и впервые - чуть, еле-еле - улыбнулась. — Сегодня он отказался покидать кухню. Но я веду переговоры.
Кто-то хихикнул. Райно. Потом Тина. Потом Маркус захлопал себя по коленкам, изображая таракана. Смешно вышло - и заразительно. Даже Кай фыркнула, едва заметно.
— Вы странные, — сказала она, но уже без яда. — Никогда не встречала таких... странных взрослых.
— Я и не очень взрослая, — пожала я плечами. — Просто старая душой.
— А тебя правда… призвал артефакт? — прошептала Тина. — По-настоящему?
Все головы повернулись ко мне. Даже Рик. Даже Кай. Даже господин Прусс, наверное, в своей щели прислушивался.
Я вдохнула.
— Не знаю. Я просто… оказалась здесь. А потом увидела Эллиана. И поняла, что должна остаться. Вот и всё.
— Глупо, — отрезал Рик. — Без причины ничего не происходит.
— Может, причина - вы, — тихо сказала я. — И, может, это всё, что нужно.
Опять повисла тишина. Но не гнетущая - какая-то… осмысленная.
— У нас нет одеял, — неожиданно пробурчал Рик, подцепляя хлеб. — Только два нормальных. Остальные в дырках. Мыши съели.
— Тогда завтра я займусь мышами, — кивнула я. — И дырками. И постараюсь найти ещё тряпок.
Кай поставила миску и посмотрела на меня долго, прямо, цепко. Потом сказала:
— Я всё равно тебе не верю. Но… похлёбка вкусная.
И это был комплимент.
Маленький шаг. Первое зерно. И оно упало в почву, которая пока ещё не знала, что готова дать ростки.
Ночь наступила быстро. В доме потушили свет - вернее, затушили последние свечи и задвинули заслонку в печке, чтобы не тянуло. Комнаты, если их можно было так назвать, были холодными, угрюмыми, с щелями в стенах и скрипучими полами. Спали здесь кто где - кто-то на старых матрасах, кто-то на сложенных тряпках. Я осталась на кухне, решив что пока устроюсь на полу.
Я сидела у огня, укутавшись в какое-то одеяло, больше напоминающее мешковину. Сон не шёл.
Пламя в печи потрескивало, бросая золотые отблески на стены. Кухня казалась живой - вот шевельнулась скамья, вот скрипнула половица, вот где-то за печкой глухо шлёпнулось... что-то. Возможно, Прусс.
Я вздохнула, притянула колени к груди и уткнулась в них лбом. Мне бы плакать. Но даже слёз не было. Только тишина и какое то онемение внутри. Наверное слишком много напряженных событий для моей слабой психики.
Шаги. Тихие, едва слышные, но я уловила их сразу. Однако не подняла головы. Просто ждала.
— Ты не спишь? — шепнул голос.
Я обернулась. Эллиан. В тени, босиком, в рубашке, длинной почти до колен, с взъерошенными волосами и заспанным лицом.
— Не сплю, — ответила я так же тихо.
Он помялся на месте. Подошёл ближе.
— А можно… — он сглотнул. — Можно я с тобой посплю?
Я моргнула. И тут же почувствовала, как что-то в груди дрогнуло. Потеплело. Медленно, но очень-очень отчётливо.
— Конечно, — прошептала я. — Иди сюда.
Он молча подошёл, забрался под моё одеяло, осторожно, будто боялся что-то сломать. Прижался сбоку, уткнувшись лбом в мою руку. Не как ребёнок – скорее как кто-то, кто устал бороться.
— Я думал, ты уйдёшь, — глухо сказал он. — Как все.
— Я не все.
— А если тебя заберут? Или найдут? Или ты всё же испугаешься Прусса?
Я улыбнулась. Настояще, хоть и печально.
— Скорее я позову Прусса на помощь.
Эллиан фыркнул. Потом замер.
— Мне теперь не так страшно, — признался он через минуту. — Когда ты рядом.
Я осторожно обняла его за плечи, прижимая ближе. Он был хрупким, тонким, как тростинка. Но внутри у мальчонки - сталь. Он держал на себе целый маленький мир. И я не могла - не имела права - его подвести.
— Я здесь, Эллиан. Я с тобой. Спи.
Он не ответил. Только вздохнул - глубоко, тяжело. И почти сразу провалился в сон.
А я сидела в полумраке, слушая его дыхание, и думала: может быть, это и есть начало. Новая жизнь. А чтобы она была проще и приятнее, пожалуй пойду я утром не за травами. А до ближайших местных власть имущих.
*************************************
Прокод для счастливчика - D4C8OfpW
На книгу - Проблемы попаданки по наследству - https://litnet.com/shrt/g9n4
Проснулись мы почти одновременно - я от холода, Эллиан оттого, что я невольно пошевелилась, пытаясь укутать нас плотнее. Печь погасла, угли остыли, и от щелей в полу и стенах по комнате полз ледяной воздух. Убежать от него было некуда - одеяло не спасало. Мы оба дрожали, сжавшись в комок.
Всю ночь Эллиан прижимался ко мне во сне, уткнувшись в бок, и когда я попыталась встать, только сильнее обнял меня, словно боялся, что исчезну. Пришлось посидеть так ещё немного, пока за окном начинал сереть рассвет.
На завтрак у нас было вкусное ничего. Я поковырялась в мешке - пара сухарей, горсть засохших ягод, немного холодной похлёбки со дна котелка. Дети ели это без жалоб. Молча, привычно, похоже даже с удовольствием. Только Тина тихо зевнула и уткнулась лбом в стол. Райно грыз сухарь с таким видом, будто это карамелька.
Я смотрела на это и внутри всё сжималось. Была не просто растеряна - в ужасе.
Я всегда завтракала нормально. Как учили: завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу. В этом был смысл - сила на весь день, основа. А тут…
Мои дети, - да, уже мои, - начинали день с завтрака, которое и завтрком не назовёшь.
Нет. Так не пойдёт.
— Пора идти, — подал голос Рик, отставив миску. — До рассвета дойдём, потом стража сменится.
Он уже натягивал куртку, готовясь к сбору, когда я подняла голову.
— Рик. Проводи меня в город. Мне нужно поговорить с местными. С властями.
В комнате наступила мёртвая тишина. Даже Райно перестал жевать.
— Что?! — выкрикнула Кай. — Ты чего?!
— Ты хочешь нас сдать?! — закричал Рик, резко обернувшись ко мне, лицо вспыхнуло. — Ты всё это время врала?!
— Никуда ты не пойдёшь! — добавила Кай, вскочив. — Мы тебя сами тут запрем, ясно?! Если ты уйдёшь - нас завтра всех уведут!
— Я… — я встала, но слова комом встали в горле. Я не ожидала… не такого.
— Ты такая же, как все! — орал Рик. — Сначала улыбаешься, разговариваешь с нами. А потом сдашь нас первому, кто заплатит!
Они стояли передо мной, как зверята в ловушке - с дикими глазами, готовые к бою. И это было страшнее всего. Потому что они действительно верили, что я уйду. Потому что так уже бывало.
Я вдохнула. Выдохнула. Сделала шаг вперёд.
— Я всё равно пойду. — Сказала спокойно, ровно. — Не потому что хочу вас сдать. А потому что хочу вас защитить.
— Это так все говорят, — бросила Кай, прищурившись.
— А я не все, — ответила я. — Посмотрите на меня. Я иду потому, что иначе вы завтра останетесь без еды. Потому, что иначе сюда может вломиться кто угодно. Я хочу, чтобы вы жили. Не прятались. Не умирали от холода. А главное не воровали.
Рик отвёл глаза.
Кай стиснула кулаки.
Но никто больше не кричал.
— Я не дам никому вас забрать. Ни одному чиновнику. Ни одному стражнику. Никому.
— А если они… если скажут, что у нас нет права здесь быть? — хрипло спросил Эллиан.
— Тогда я найду способ, чтобы у вас было. Или я соберу подписи, или выкуплю это место - не знаю как, но найду способ.
Я смотрела на них всех.
— Но я не смогу ничего сделать, если буду сидеть и ждать. Мне нужно выйти.
Дети молчали. Потом медленно - медленно - Рик кивнул.
— Я тебя провожу. Только до окраины.
Кай фыркнула, но отвернулась, не согласная с решением друга.
Мы вышли из приюта в утреннюю тишину - едва серело, небо только начинало окрашиваться в блеклые краски зари. Воздух был холодный, сырой, колкий. Пар шел изо рта, и я вдруг поняла, что у меня совсем нет вещей. Только скромное домашнее платье, которое было на мне, когда портал меня затянул.
Приют снаружи выглядел не лучше, чем изнутри. Двухэтажное здание из потемневшего камня, с облупившимися ставнями, выбитыми окнами, треснувшими плитами крыльца. Крыша местами покосилась, стены поросли мхом, и только дымоход выглядел бодро.
Я огляделась. Перед домом был пустырь - кусок земли, ограждённый покосившимся, но ещё крепким забором. Где-то в стороне торчал скелет беседки, а ближе к углу виднелись старые, замшелые пни. Место явно когда-то было ухоженным, пусть давно уже и заброшено.
— Рик, а эта земля? — я показала на участок перед приютом. — Она приютская?
Он пожал плечами.
— Ага. Всегда была. Когда я был совсем мелкий, здесь росли яблони. Целый сад. Белые, розовые. Яблоки такие были… сладкие на вкус. Мы ели их как конфеты. А потом… всё. Сначала никто не ухаживал, потом деревья сгнили. Кто-то ночью рубил на дрова. — Он замолчал, нахмурившись. — Только корни, может, ещё там. В земле.
Я кивнула. В голове уже начали складываться планы - про землю, про сад, про еду. Но пока рано. Сначала - в город.
Дорога вела вниз по склону, между кустами и холмами, по каменистой тропинке. Рик шагал уверенно, а я старалась запоминать каждый поворот, каждый ориентир: поваленный столб, старая тележка в бурьяне, речушка с мостиком. Вдоль тропы то и дело попадались следы: чьи-то лапы, старые копыта, человеческие ботинки. Я всё это вбирала глазами, будто боясь забыть.
— Город называется Харрес, — сказал Рик, когда мы поднялись на очередной холм. — Он раньше наш был. Ну, как… приют числился при нём. Но потом бумаги потерялись, или специально потеряли, не знаю. Теперь они делают вид, что нас нет.
Харрес раскинулся чуть поодаль, у подножия холма. Небольшой, с десятком каменных улиц, черепичными крышами, дымами из труб и башенкой ратуши в центре. На вид - обычный городок, чуть потрёпанный временем. Не считая общего средневекового антуража.
Мы остановились у большой осоки на краю поля.
— Дальше я не пойду, — сказал Рик, вскинув воротник. — В городе меня знают. А я не хочу, чтобы за мной кто-то потом пришёл.
— Конечно, — я кивнула. — И не переживай. Я никому о вас не скажу.
Он смотрел на меня внимательно. Потом коротко кивнул.
— Если всё пойдёт плохо - мы спрячемся. У нас есть такие места. — Рик опустил глаза.
Я улыбнулась и осторожно коснулась его плеча.
Я шла по городу медленно, стараясь не спешить, и с любопытством смотрела вокруг. Первый дом на окраине встретил меня запертыми ставнями и лаем собаки. Потом показалась кузница - жар от горна и глухой звон молота заполнили улицу. Кузнец, огромный, с распаренным лбом, поднял голову, удивлённо проводил меня взглядом. Я опустила глаза. Наверное, я выгляжу непривычно в своей одежде.
Дальше - лавка с вывеской «Солёная треска», из которой пахло уксусом и рыбой, и женщина в фартуке у дверей замерла с корзиной в руках, уставившись на меня. Мда, кажется всеобщее внимание мне обеспечено.
Мое платье было слишком приталеным, слишком коротким, слишком… чужим. Не местного кроя, из непривычной ткани. А может, дело было и не только в нём.
Ратуша стояла в центре города - приземистое, солидное здание с квадратной башенкой и потемневшими часами, которые, кажется, не шли. Перед дверями - широкое крыльцо, деревянная скамья, и у входа - коренастый мужчина в сером жилете, с красноватым носом и жирным пятном на рукаве. Он лениво потягивал воду из глиняной кружки, пока я не подошла ближе.
— Куда? — спросил он, не глядя. Голос у него был противный, гнусавый, с придыханием.
— Мне нужно внутрь. Я по важному делу. Срочно.
Он наконец посмотрел на меня и смерил взглядом с ног до головы. Потом фыркнул.
— Назначено?
— Нет. Но мне срочно нужно увидеть главного.
— Главного? — Он скривился в ухмылке, от которой стало неприятно. — Какого именно? У нас их тут штук пять. Может, ты королю писать собралась?
Я запнулась. Горло пересохло. Что же делать? Как у них тут вообще должности называют? Вряд ли я могу попроситься к мэру городу.
— Я… Я по вопросу приюта. Приюта за холмом. Он приписан к Харресу.
У него тут же что-то дрогнуло в лице. Глаза масляно блеснули. Он выпрямился, поправил жилет.
— А-а… так бы сразу. — Он расплылся в почти приветливой улыбке. — Проходи, сударыня. Сейчас я тебя отведу куда надо.
Мы прошли по широкому, пахнущему пылью и бумагой коридору. Миновали несколько дверей, за одной кто-то спорил, за другой скрипело перо. Потом он распахнул тёмную дверь и сделал приглашающий жест.
— Прошу. Начальник канцелярии по вопросам городского имущества - господин Ларс Эттинг.
В кабинете пахло воском, пергаментом и старым деревом. У окна стоял мужчина лет шестидесяти, седой, с аккуратной бородкой, в хорошем, но местами поношенном камзоле. Он повернулся, разглядел меня - и слегка нахмурился, но голос у него был спокойный, даже вежливый.
— Доброе утро. Кто вы и по какому делу?
Я замерла. Имя. Моё имя… Что сказать? Настоящее? Придуманное?
— Марьям, — произнесла я. — Меня зовут Марьям. Я пришла по поводу приюта.
Ларс Эттинг чуть приподнял брови, услышав моё имя.
— А-а, вас послал Альрик? — спросил он и, не дожидаясь ответа, протянул руку. — Ну, давайте, скорее.
Я непонимающе уставилась на его ладонь, не зная, что он от меня хочет. Рукопожатие? Документ? Что-то ещё?
— Нет, — наконец выдавила я. — Меня не посылал господин Альрик. Он… он сбежал. Бросил детей. Они там одни, без еды, без тепла. Он даже не запер двери, просто исчез. И если бы не я…
Голос сорвался. Я сжала руки в кулаки, пытаясь унять дрожь от злости. Как подумаю про негодяя, глаза пелена застилает.
Лицо Ларса потемнело. Улыбка, ещё секунду назад доброжелательная, погасла.
— Постойте, — сказал он уже не так вежливо. — Если не Альрик, то кто вы, собственно говоря?
— Я… — начала я, судорожно перебирая в голове хоть какое-нибудь правдоподобное объяснение. — Я новый опекун. Я ухаживаю за детьми. Теперь я… за них в ответе.
— Новый опекун? — Он прищурился. — У нас не было никаких распоряжений о смене опекунства. Ни писем, ни приказов, ни записей в журнале. Могу я взглянуть на ваши документы?
Я замерла. Мои пальцы начали теребить край платья, пока я судорожно пыталась придумать что сказать.
— У меня… — Я сглотнула. — У меня нет документов. Я приехала издалека. На меня напали. Украли вещи, всё, что было со мной. Бумаги… тоже.
Он откинулся в кресле и сцепил пальцы перед собой, глядя на меня долго, молча.
— Вы понимаете, — сказал он наконец, — что за самовольный захват городского имущества можно отправиться на каторгу? И не только вам.
Я побледнела.
— Меня назначили, — упрямо сказала я, решив придерживаться этой версии. — Я не воровка и не мошенница. Я назначена ухаживать за детьми, которых бросили. И пришла сюда именно потому, что хочу действовать правильно. По закону. Если бы я хотела что-то захватить, вы бы обо мне и не знали.
Ларс Эттинг медленно провёл рукой по лицу.
— По закону, — процедил он сквозь зубы. — По закону у вас должно быть распоряжение. Печать. Подпись куратора округа. А не слова и жалкие истории о нападении.
Он поднялся, подошёл к окну, постоял с минуту, а затем тяжело вздохнул.
— Уходите. — Голос его был уже не гневный, а безразличный. — Пока по-хорошему. Вам здесь не помогут.
— Как… как так?! — я шагнула вперёд, невольно повышая голос. — А дети? Вы думаете, они выживут, если мы не получим помощи? Где ваше сочувствие? Им положено содержание из бюджета, я уверена! Это ведь городской приют!
Он резко обернулся. Губы у него скривились в злой усмешке, а глаза потемнели.
— Я не собираюсь читать вам лекции о том, как тут все устроено. Забудьте сюда дорогу по-хорошему, откуда только беретесь такие умные на мою голову. А если попробуете жаловаться, получите только проблемы. Уходите.
— Но я…
— Стража! — рявкнул он, не дав мне договорить.
Дверь открылась почти сразу. На пороге возник стражник - высокий, с квадратной челюстью и в кольчужной куртке.
— Выкинуть. — Ларс даже не посмотрел на меня. — И скажи на воротах, чтобы больше не пускали. Пусть забудет дорогу сюда.
— Эй, вставай, — процедил стражник, уже хватая меня за локоть. — Живо.
Я попыталась вырваться. Но он был раз в десять сильнее меня.
Я поднялась на ноги, отряхнула юбку платья, и села прямо у стены ратуши - не потому что устала, а потому что не знала, куда идти и что теперь делать. А делать что–то надо было. Я не могла вернуться в приют с пустыми руками. Дети ждали.
— Милочка, — вдруг раздался рядом голос - высокий, дребезжащий, ласковый. — А чего ты на земле сидишь? Простудишься ведь, совсем молоденькая.
Я подняла глаза. Молоденькая? Да мне уже за сорок...
Передо мной стояла старушка - маленькая, сгорбленная, в плотной шали и коричневом платье. Лицо у неё было, как у доброй нянюшки из сказки: круглое, с щечками. Дополнял образ серебристо-седой пучок волос. Только вот в глазах жила какая-то неприятная живость - цепкая, придирчивая.
— Что случилось? — спросила она, склонив голову набок. — Кто обидел? Муж твой бросил? Или ты в долги влезла?
Я вздохнула. Было странно говорить об этом первому встречному… вернее, первой встречной. Но отчаяние и злость просились наружу.
— Нет. Я пришла сюда просить помощи для детей. Для приюта, у холма. Но меня выгнали. Даже слушать не стали.
— Для детей? — переспросила она, и в её голосе сквознуло удивление. — Ты про тех бандитов с холма, что ли?
Я резко выпрямилась.
— Какие ещё бандиты? Это дети. Брошенные. Маленькие.
— Маленькие, говоришь, — старушка хмыкнула. — Безобидные, ага. А кто у меня кур порезал два месяца назад? А кто на господскую мельницу пробрался и мешок с мукой выпотрошил? Или ты думаешь, я не вижу, как они по рынку шастают и у прилавков норовят схватить что плохо лежит?
— Они… они же просто голодные! — я вспыхнула. — Вы хоть раз думали, каково это - быть никому не нужным, жить без тепла, без еды, без взрослого, который бы защитил? Им никто не помогает, а потом удивляются, что они - как вы говорите - "воруют". А что им остаётся?
Старушка прищурилась. Губы её поджались.
— Не умничай, девка. Как я сразу не разглядела во что ты вырядилась. Ты, по виду, такая же, как они. Сами себя жалеете, вместо того чтобы работать честно. Откуда ты, а? Что за позор на тебе?
— Я не обязана вам отчитываться, — холодно ответила я. — И не позволю вам говорить так о детях. Они не виноваты в том, что взрослые бросили их.
— Ах вот как! — Старушка вскинулась. — Да ты не просто дурочка, ты ещё и наглая! С виду - падшая, и ум у тебя падший, и дела твои туда же! Да вас с приютом сжечь бы надо, тогда, глядишь, город спокойнее заживёт!
— Что вы несёте?! — Я вскочила, сжав кулаки. — Вам бы только обвинять, на ярлыки щедры, а помощи - ноль. Идите лучше бабушка, куда шли.
— Ах ты!.. — Старуха побагровела от ярости. — Да ты… я с самого начала поняла, кто ты. Тоже ворьё, падаль городская. Ни стыда, ни совести.
И с этими словами она смачно плюнула в мою сторону.
Я отшатнулась, едва сдерживая слёзы.
— Как вам не стыдно, — прошептала я. — Вам должно быть хоть капельку стыдно…
— Мне? — хмыкнула она и развернулась, уходя. — Это тебе будет стыдно, когда на виселице твоих подопечных увидишь. И себя рядом с ними.
Я долго сидела у ратуши, глядя в пустоту, чувствуя, как внутри меня клокочет злоба, бессилие и какое-то болезненное отвращение. К людям, к этому городу, к себе за то, что не смогла. Но сидеть тут дальше смысла не было - чем дольше я оставалась, тем сильнее хотелось ворваться обратно в зданием и ругаться с противным господином Ларсом. А ведь меня дети ждут.
Я поднялась, одёрнула испачканное платье и зашагала прочь от ратуши. Идти по грязным, кривым улочкам обратно к приюту оказалось мучительно тяжело. Я пыталась собраться с мыслями, придумать план, но всё бестолку.
Когда я подошла к приюту, то увидела что у ворот стоял Эллиан. Он держался прямо, как часовой, только руки были спрятаны в рукавах, будто ему холодно - или он нервничал. Увидев меня, он распрямился, будто струна, и шагнул вперёд.
— Милый… ты чего тут стоишь? — голос мой прозвучал устало, еле слышно.
Он пожал плечами и неуверенно улыбнулся.
— Я тебя ждал.
Что-то сжалось у меня внутри. Я наклонилась и обняла его. Он сначала замер, а потом осторожно обнял меня в ответ - чуть неловко.
— Ничего не вышло, Эллиан, — прошептала я. — Прости. Они… они даже слушать не стали. Сказали, что мы… Что дети - бандиты. Что я - воровка. Смешно, правда?
Он отстранился и посмотрел на меня очень серьёзно - слишком серьёзно для маленького мальчика.
— Главное, что ты пришла, — сказал он. — Я знал, что ты вернешься.
Эти слова прозвучали так просто, так по-настоящему, что я чуть не расплакалась. От облегчения. От того, что хоть один человек в этом чёртовом мире всё ещё верит в меня.
— Спасибо, Эллиан, — сказала я, с трудом сдерживая ком в горле. — Пошли, что ли? Делами хоть займемся.
Он кивнул, взял меня за руку и мы вместе вошли в приют. Недолго думая я собрала весь инвентарь, который нашла. Тряпка, ведро и щетка – старые добрые друзья от безысходности и грусти.
— Эллиан, — позвала я через плечо. — Присмотри за малышами, ладно? Я тут… немного в порядок наведу.
Он кивнул без лишних слов. И ушёл очень тихо.
Я наполнила ведро у колодца на заднем дворе, занесла его обратно и села на корточки у дверного проёма. Пол скрипнул, когда я начала тереть его щёткой. Шершавые доски, промокшие от воды, отзывались на движение тусклым блеском. Пятно за пятном, сантиметр за сантиметром. Вода темнела, руки ныли, а мысли постепенно начали упорядочиваться.
«Хорошо, допустим, они не дали денег. Но ведь это не конец. Должна же найтись управа на господина Ларса с дружками. Может, попробовать в соседнем городе? Или поговорить с купцами, с торговцами трав? Им ведь нужны руки - может, найду подработку.
Я задумалась, натирая особо грязное пятно на полу, пока не услышала лёгкие шаги за спиной. Обернулась - Кай стояла в дверях. В её руках - тряпка. Губы поджаты, взгляд упрямый.
— Помогу, — буркнула она.
Я кивнула, и, не говоря больше ни слова, она присоединилась. Потом подошёл Маркус. Потом ещё кто-то. Через десять минут половина детей возилась с тряпками, метлами, ведрами. Шумно, неловко, криво, но с искренним желанием помочь. И - как ни странно - стало чуть легче.
После уборки, когда все устала я ушла на кухню, оставив детей играть. Я сварила последний картофель - мелкий, сморщенный, будто его вырастили не на грядке, а на чьём-то подоконнике. Пока он томился в кастрюле, шурша и булькая, я сидела у очага, задумчиво покачиваясь взад-вперёд.
Когда клубы пара окутали кухню и картофель стал мягким, я добавила в кастрюлю щепотку соли - осталась буквально на донышке. А затем в миску покрошила потрепанный пучок укропа. Пока картошка доходила, я заварила детям чай из сушёного шиповника и мелиссы - нечто вроде отвара, пахнущего летом и медом, пусть и без сахара. Горячее питьё в прохладный день - почти роскошь.
Дети зашли в столовую с интересом оглядываясь.
Я разложила порции в глиняные миски. По чуть-чуть. В самый раз, чтобы согреться, но не наесться. Сердце сжималось - им нужно было что-то сытнее, что-то мясное… Или хотя бы хлеб. Но было то, что было.
— Ешьте, мои хорошие, — сказала я, ставя последнюю миску перед младшим, который смотрел на еду, как на волшебство.
Я уже собиралась сесть сама, когда услышала шаги у входа. Я обернулась - и увидела Рика.
Он стоял в дверях, нахмуренный, с перекрещенными на груди руками. Его глаза быстро скользнули по детям, по мискам, по мне. Лицо чуть смягчилось.
— Привет, — сказал он хрипло, здороваясь со всеми сразу.
— Можно тебя на минутку? — отозвалась я. — Надо поговорить. Пойдём на крыльцо.
Я выскользнула вслед за ним на улицу. Хлопнула дверь - и шум голосов, стук ложек, детский смех остались позади. На улице было пасмурно, небо низко нависало над холмами, ветер трепал край подо моего платья. Я обняла себя за плечи - и не только от холода.
Рик стоял, опершись о перила. Он не смотрел на меня - вглядывался в небо, в землю, в пустоту. Потом вдруг заговорил:
— Я слышал, тебя из ратуши прогнали. С Ларсом говорила?
— Говорила, — вздохнула я. — Если это можно назвать разговором. Он меня даже не дослушал. Сказал, мы им "создаём проблемы".
Рик хмыкнул - не то с насмешкой, не то с горечью.
— Проблемы… А кто крышу у ратуши чинил этим летом, ты знаешь? Мой брат с парнями. Им заплатили копейки. А я тогда слышал, как Ларс говорил, мол, «пусть радуются, что вообще пустили к работе в городе». А все потому что сироты, кто их защитит.
Я молчала, обдумывая. Получается у Рика есть брат, но судя по всему живется ему чуть лучше, чем мальчишке в приюте.
— Слушай, — продолжил он, повернувшись ко мне, — я знаю одного человека. Торговец, живёт за городом, у южной дороги. Зовут Мэнрик. У него склад и мельница. Он не святой, но… детей любит. Его жена из детского дома была, так он всегда помогает приютам, если правильно попросить.
— Думаешь, он согласится? — спросила я, осторожно. Надежда - штука острая. Если на неё опереться, можно порезаться.
— Не знаю. Но я могу тебя проводить. Завтра утром. Рано.
— Хорошо, — сказала я, сев на ступеньку. — Как думаешь, я могла бы устроиться на какую то работу? Ты лучше знаком с местными, может подскажешь что-то.
Рик долго смотрел на меня, чуть щурясь, приглядывался, взвешивал что-то внутри себя. Потом медленно облокотился на перила обеими руками, склонив голову набок.
— Ты больно уж тощая, — сказал он наконец сдержанно, будто боялся обидеть.
Я хмыкнула себе под нос. Полжизни ограничивала себя в сладком, морила диетами, пропускала ужины - всё ради условной красоты, размеров, цифр на весах… А теперь, стоя на этом ветреном крыльце в тонком платье, на фоне облупившихся стен приюта, эта часть жизни показалась вдруг нелепой.
Вот тебе и «здоровый образ жизни».
— А умеешь ты… — начал Рик и вдруг осёкся. — Ну, шить, может? Вязать? Скотину смотреть? С травами там?
Я чуть виновато покачала головой.
— Нет. Ничего такого. Я… — замялась, опустив взгляд на пол.
Господи, я жила в современном мегаполисе, где корову можно было увидеть разве что в экзотичном зоопарке.
Когда подняла глаза, поймала взгляд Рика. Он смотрел с откровенным удивлением.
— И как ты… — пробормотал он. — Как ты вообще тогда жила?
Я тихо вздохнула и, глядя в серое небо, прошептала:
— Очень хорошо, оказывается.
Он снова замолчал. В этот раз - надолго. Ветер стал резче, подул со стороны реки, принося запах сырости, увядших трав и далёкого дыма. Рик сунул руки в карманы куртки, будто вдруг вспомнил, что на улице всё же весна, но злая, не по сезону холодная.
— Знаешь, — сказал он наконец, — ты… странная. Не в плохом смысле. Просто я таких никогда не встречал.
Рик еще немного посмотрел на меня. Потом вдруг резко выдохнул и оттолкнулся от перил.
— Ладно. Завтра утром будь готова. С первыми петухами. Может, у Мэнрика получится попросить помощь… или хотя бы честную работу.
— Спасибо, Рик, — тихо сказала я.
После обеда я убрала за детьми, сложила пустые миски в таз, накрыла остатки картошки тряпицей – целых три штуки! Но вдруг кто из старших захочет доесть позже - и принялась одевать малышей.
Райно остался в постели, в углу общей спальни, завернувшись в одеяло почти с головой. Он слабо кивнул, когда я подошла, погладила его по лбу и пообещала, что скоро вернусь. Фло, наш самый младший - пухлощёкий, курносый, остался рядом с ним, под присмотром Кай. Её я оставила за главную и попросила присмотреть за приютом. Кай молча кивнула.
— Если кто постучит - не открывай. Если Райно закашляет - дай отвара, я оставила на столе. И за Фло поглядывай.
— Хорошо, — тихо ответила она, и я почему то была уверена - всё будет в порядке.
Остальных я собрала у входа. Дети были похожи на воробьев - шустрые, громкие, худющие, в разношенной одежде. Я подошла к Рику, который стоял, опершись о дверной косяк, и с недоумением наблюдал за сбором моего «отряда».
— Можешь отвести нас в лес? — попросила я уверенно.
Он приподнял бровь.
— Зачем?
— В приключение, — сказала я. — Весёлое. Нам нужно немножко дров, немного грибов… ну и чего найдем. На ужин ничего нет.
Рик взглянул на детей.
— Ты явно с приветом, — буркнул он, не глядя.
— Возможно, — согласилась я с лёгкой улыбкой. — Отведешь?
Он долго не отвечал. Потом фыркнул, натянул ворот куртки повыше и махнул рукой:
— Ну, пошли, «приключенцы». Только чтобы никто не отстал.
Сначала всё было просто - тропинка к лесу знакомая, земля под ногами сухая. Дети шли бодро, болтая и напевая какую-то самодельную песенку:
— Мы шагаем, мы шагаем, веточки в руках! Кто дойдёт - тому компотик, кто отстанет - только страх!
(сочинение было явно коллективным).
Рик шёл чуть впереди, постоянно оглядываясь, и при этом делал вид, что ему совершенно всё равно. Я плелась сзади - и уже на середине пути стала жалеть о своей затее. Холод пробирался под платье, в ботинки набивалась мелкая галька.
«Что мне в голову стукнуло? — корила я себя. — Лучше бы ещё один котёл картошки сварила».
Однако на удивление дети не мерзли. Лица довольно улыбались, щеки розовели от свежего воздуха, а глаза - блестели. Они жили в моменте. Не жаловались, не ныли что устали. Только шагали и смеялись, то и дело находя то причудливую веточку, то «следы зайца» на тропинке (на самом деле след был явно коровьим, но я не стала разрушать легенду).
Я вдруг поймала себя на том, что улыбаюсь. Просто так, без причины.
— Пришли, — сказал Рик. — Итак ищем ветки, герои. Но не разбредаться, понятно?
Дети хором закивали и разбежались по ближайшим кустам.
Мы же с Риком двинулись вглубь рощицы - не слишком далеко, чтобы дети оставались в пределах видимости, но достаточно. Рик шагал уверенно, будто знал каждый пенёк, каждый овраг, и это немного раздражало - потому что я чувствовала себя полной идиоткой.
Он то и дело отгибал ветки, присматривался к земле, пригибался. Я старалась не отставать, выискивая взглядом хоть какие-нибудь грибные шляпки. Мои туфли проваливались в мох, подол платья цеплялся за колючие ветки.
И тут, между корнями старой ели, я заметила небольшую гроздь тёмных грибов с округлыми бархатистыми шляпками. Сердце радостно ёкнуло - неужели съедобные?
Я присела, аккуратно коснулась шляпки пальцами. Гриб был плотный, не водянистый - очень похож на те, что продавались в магазинах. Только тогда я поняла, что не взяла с собой нож.
— Чёрт, — пробормотала я и оглянулась. Рик стоял чуть поодаль, с палкой в руках, ковырял мох и делал вид, что меня не слышит.
Ну и ладно. Я вздохнула, обхватила стебель грибка пальцами и резко дёрнула. Гриб вырвался вместе с кусочком мха и землёй, оставив после себя влажную ямку. Не идеально, но сгодится. Я отложила добычу в подол и взялась за следующий.
— Ты его что, голыми руками выдрала? — раздался позади хриплый голос Рика. Он подошёл, сунув палку за спину, и посмотрел на меня, будто я только что съела этот гриб целиком. — Так ты и грибы собирать не умеешь?
— А что, надо было оставить их в лесу до лучших времён? — огрызнулась я. — Ножа нет. Зато есть пальцы.
Рик хмыкнул, присел рядом и, не говоря ни слова, аккуратно срезал гриб ножом, который вытащил из-за пояса. Даже не показушно - просто привычно, как будто всю жизнь так делал. Я скосила на него взгляд и сделала вид, что не впечатлена.
— Не обижайся, — пробурчал он. — Просто… обычно, если кто-то идет в лес, он хотя бы знает, как грибы отличать. Или как не отравиться.
— Я знаю, — сказала я с пафосом. — Вот, например, этот - точно съедобный. Шляпка бархатная, запах приятный, пластинки белые.
Рик взял гриб у меня из рук, покрутил, понюхал.
— Да, нормальный. Везёт тебе, что не мухомор.
— Уж в этом бы я точно не ошиблась, — буркнула я, и он усмехнулся.
Потом мы пошли дальше, молча, по тропке, между деревьев. Я собирала грибы руками, как могла, он - своим ножом, и на удивление мы отлично сработались.
Через несколько минут из кустов донёсся возглас:
— Я нашёл палку как меч! Можно взять?!
— Только никого не поранить, ясно?! — крикнула я в ответ, и Рик фыркнул, не поднимая головы.
— А может, зря ты это всё… — пробормотал он. — Они ведь надеются теперь. Думают, что вот, появилась ты - и всё будет хорошо.
Я замерла, глядя в землю.
— А ты не думаешь?
Он ничего не ответил. Только срезал ещё один гриб и протянул его мне.
— Держи. В подол клади, раз корзину не догадалась взять. И не дёргай больше с корнями, ладно? Не по-человечески это.
Я взяла гриб и кивнула. Молча.
А потом подумала - может, я и правда ничего не умею. Ну и пусть. Но зато теперь у нас будет грибной суп на ужин. А если завтра удасться найти работу, то вообще заживем! Так что всё не зря!
********************
Промокод для счастливчика - r6PyBztk
На книгу - Строптивая невеста для злодея (Азиатское фэнтези, пожалуйста берите только если будете читать)
https://litnet.com/shrt/g8rV
Домой мы вернулись нагруженные дарами леса - у каждого в руках был хотя бы одна, а то и две охапки хвороста. Старшие гордо несли небольшие вязанки веток, которые Рик помог связать тонкими лозами, а младшие прижимали к груди найденные «сокровища»: палки, похожие на сабли, блестящие камешки, какие-то облезлые шишки.
Я еле дотащила до дома свой подол, тяжёлый от грибов, и едва переступила порог, как ноги начали гудеть. Но жаловаться было некогда - дети уже неслись по дому, раздеваясь на ходу, и бросали в коридоре обувь. Я строго сказала:
— Кто разбрасывает вещи – тот остается без ужина!
Это сработало мгновенно. Пара мелких вернулась назад, собирая всё, что уронили, и даже сложили обувь у стены. Я усмехнулась – наказывать едой я конечно никого не собиралась, но и приучать к порядку лучше сразу.
Первым делом я отправилась на кухню, высыпала грибы в старый таз и залила их холодной водой. Боже, сколько в них было земли… И хвои. И каких-то жучков. Пришлось сначала замочить, а потом вымывать каждый по отдельности. Некоторые грибки я отложила в сторону - подозрительные. Пахли странно, шляпки у нескольких были с пятнами. Лучше не рисковать…
Пока я чистила и мыла грибы, Рик молча разжигал печь. Он все делал это быстро и ловко, он все делал так. Дрова трещали, огонь принялся лизать чугунок, и я, наконец, вздохнула с облегчением. В доме стало теплее, а значит, ужин точно будет.
Я бросила в кипящую воду лавровый лист, пару сушёных корешков и горсть соли. Потом - первый десяток грибов. Остальные решили добавить позже, чтобы бульон был крепче.
— Вариться будет долго, — предупредила я Рика. — И пусть варится. Мы подождём.
Он хмыкнул, закрыл заслонку и ушёл к детям, а я решила, что пора занять их чем-то полезным.
— Так, всем щётки в руки! — позвала я, выходя в общую комнату. — Настало великое время уборки!
— Опять?.. — простонал кто-то в углу. Уборка уже не казалась им такой веселой, как в первый раз.
— Да, опять, — ответила я сурово. — От грязи все болезни.
Дети заохали, но щётки взяли. У нас их было три - одна с почти облезшей щетиной, другая вся перекошенная, а третья — самая маленькая, для Эллиана. Он, впрочем, больше тер щёткой полы в виде игры, чем по делу, но я его не одергивала.
Старшие вытирали пыль, шоркали пол у окна, сгоняли мусор к двери. Я сама принялась за разбор подозрительных тряпок - давно пора было. Откладывала те, что пригодятся в будущем, хотя бы пол мыть. Под ногами сновали дети, где-то за шкафом ругались Тина и Маркус - не могли поделить ведро.
Рик сидел у печи и подбрасывал дрова, время от времени бросая на нас косые взгляды, как будто всё это действовало ему на нервы, но на лице его странным образом читалось спокойствие.
Через пару часов в еще одной части дома стало заметно чище. На полу больше ничего не валялось, и даже Кай отложила свои занятия и помогла нам отдраить старую посудную полку.
Я подошла к чугунку, открыла крышку - и меня окутал густой, тёплый грибной аромат. Бульон потемнел, наполнился вкусом и обещанием горячей еды.
Я сняла крышку совсем, помешала, добавила ещё грибов и снова закрыла. Затем взяла отмытую то ли миску, то ли маленькую кастюльку – пузатую, с потемневшими стенками и сколотой ручкой. Поставила её рядом с чугунком на плиту и наполнила водой из кувшина. Она закипала неохотно, лениво, и я успела принести наши небольшие овощные запасы.
Морковка нашлась одна, тонкая, с кривой спинкой, будто росла в каменистой земле и с детства боролась за место под солнцем. Я постучала ею по столу - гнётся, но не ломается. Сгодится. Сняла шкурку ножом, почти до сердцевины - много отходов, мало толку, но и этого было бы достаточно, чтобы придать вкусу яркости. Мелко нарезала морковь прямо в миску, терки увы не было.
Следом - луковица. Маленькая, еле живая. Верхний слой подсох, хвостик был мягкий. Я аккуратно сняла шелуху, обрезала, разрезала пополам - внутри, к счастью, оказалась ещё пригодная для варки сердцевина. Кинула половинки в воду - пусть отдают всё, что могут.
Потом - картофель. Всего два клубня, один крупный, второй совсем малыш, с пятнышками и уродливыми боками. Я тщательно их почистила, вырезала глазки и нарезала крупными кубиками. Рядом тихонечко сел Эллиан, облокотившись на руку, и смотрел, как я режу.
— Это на суп? — спросил он серьёзно.
— На волшебный суп, — ответила я, шутливо наклоняясь к нему. — От него вы наберетесь много сил.
Он кивнул, ужасно важно, и убежал с этой новостью к остальным. Я усмехнулась и бросила картофель в воду. Крышку не закрыла - пусть варится так.
Прошло ещё около получаса. Пар из миски уже пах не хуже, чем из чугунка - лук стал сладковатым, картофель начал развариваться. Я осторожно переложила всё в чугунок, стараясь не расплескать. Осторожно помешала деревянной ложкой - суп стал гуще, насыщеннее. Внутри него плавали кусочки грибов, тонкая морковная стружка, мягкие картофельные кубики. Настоящее богатство.
Я поставила чугунок в центр старого стола. Он был большой, потемневший от времени, с надрезами и потёртостями. На стол я постелила самую приличную тряпку из отложенных - ещё утром это была старая наволочка, но теперь она послужит скатертью.
Дети тут же налетели - кто в ожидании, кто с любопытством. Рик молча достал глубокие миски, разложил ложки. Я сама зачерпнула первую порцию и налила её Эллиану. Потом - Тина, Маркус, Кай, и так по кругу. Рик подождал, пока все получат своё, и только потом взял свою миску.
Мы ели молча, только ложки позвякивали, да изредка кто-то блаженно вздыхал. Суп был горячий, наваристый, с насыщенным грибным вкусом и лёгкой сладостью от морковки. И, как ни странно, этого было достаточно.
А завтра будет завтра.
А завтра наступило слишком быстро.
Слишком рано.
Слишком холодно.
Слишком внезапно.
Я почувствовала это пробуждение телом ещё до того, как проснулась способность трезво мыслить: ноги гудели, будто я всю ночь бегала по холмам, руки ныли от усталости, спина предательски тянула, а плечи казались набитыми камнями.
Я застонала в голос, зарылась глубже в шероховатое, пахнущее пылью и дымом одеяло, и зажмурила глаза. Но покой был недолгим.
— Вставай, — раздался над ухом тихий, но настойчивый голос. — Уже светает. Нам надо идти.
Рик. Конечно, Рик.
— Ещё чуть-чуть… — пробормотала я, не открывая глаз. — Пять минут…
— Пять минут назад уже были, — буркнул он и тронул меня за плечо. Не грубо, но с ослиным упрямством. — Я же говорил: надо успеть к Мэнрику, пока он не ушёл.
Я села на койке с видом человека, которой готов убивать. Всё ломило, под рёбрами чесалось, волосы прилипли к щеке, и во рту было сухо, как на чердаке.
— Ты не человек, — хрипло выдала я, глядя на Рика снизу вверх.
Он пожал плечами и сунул мне в руки сложённый плащ, который мы обнаружили вчера в горе тряпок. Стукнул дверью и исчез.
Пришлось собираться. Дети снова спали, кто как - кто лицом в подушку, кто на животе, кто уткнувшись лбом в плечо соседа. В комнате стоял запах вчерашнего супа, влажного дерева и тёплого дыхания. Было уютно. Было лень. Было чертовски рано.
Я на цыпочках пробралась в прихожую, и, всё ещё зевая, вышла на крыльцо.
Утро оказалось пасмурным. Туман стелился между деревьев, как сбежавшее молоко. Трава была влажной, воздух - тяжёлым, но свежим. Где-то вдалеке каркнула ворона, и я вздрогнула, слишком резко вернувшись в реальность.
Рик уже ждал на дорожке, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Если мы опоздаем придется ждать до завтра. В город я не сунусь, — напомнил он.
— Если мы опоздаем - я, может, и доживу до вечера, — буркнула я, кутаясь в плащ. — А если не опоздаем - упаду прямо у него в сарае. Выбирай.
Он усмехнулся.
— Тогда поторопись. Упасть там будет удобнее - у него хорошая солома.
Мэнрик жил у южной дороги, а приют находился ближе к восточной, так что пришлось идти в обход, по узкой тропке, пробитой сквозь редколесье. Шли мы молча, по крайней мере, пару минут - пока я не вспомнила про одну мысль.
— Слушай, Рик, — зевнув, начала я, шагая рядом, — а ты вообще охотиться умеешь?
Парень бросил на меня короткий взгляд из-под капюшона.
— Умею. И Кай умеет. Только какой в том смысл?
— Какой-какой… — протянула я. — В лесу полно зайцев, может, даже куропаток. Или там... енотов, не знаю, что тут водится. Мы бы хотя бы мясо добыли. Всё лучше, чем сидеть на грибах да кореньях.
Рик хмыкнул, насмешливо, но без злости.
— Мясо… Ты думаешь, всё так просто? Попробуй поймай зайца. Даже если поймаешь - сиди и жди, пока кто-нибудь не донесёт. За такую вольность у нас не гладят по голове. Если поймают —-на виселицу сразу. Без разговоров.
Я оступилась на корне и едва не плюхнулась в мокрую траву.
— На виселицу?! За зайца?!
Он пожал плечами, буднично, спокойно.
— Нельзя охотиться без разрешения. Каждая туша, каждая птичка - всё под налогом. Надо получить патент, заплатить, потом ещё с каждой добычи отдать процент. Иначе - браконьер. А за браконьерство… ну, ты уже поняла.
— Подожди, — нахмурилась я. — А кто же тогда вообще охотится?
— Те, у кого есть бумажки. И деньги на эти бумажки. — Рик поддел носком ветку с тропы. — Ну и ещё те, у кого свои охотничьи угодья. Или свои люди в стражах. А остальным в лесу – грибочки да крапива. В лучшем случае.
Я шла молча. В голове не укладывалось, как можно посадить - или даже повесить человека за то, что он добыл себе еды. Не у кого-то украл. Не напал. Просто пошёл в лес, выследил зверька и принёс домой. И за это - верёвка на шею?
— Какой же это… — я сжала губы, подбирая слово. — …бред. У вас тут с ума посходили?
Рик фыркнул.
— Где ты жила если у вас по другому? В любом случае мы просто стараемся не мешаться под ногами.
Я покосилась на него. Он говорил это слишком легко. Слишком спокойно. Так не говорят люди, которым всё равно. Так говорят те, кто давно уже обжёгся.
— Тебя ловили? — тихо спросила я.
Он промолчал. Потом всё-таки ответил.
— Нет. Но Кай чуть не поймали. Ещё до того, как ты появилась. Ей было тогда лет десять. Увидела куропатку, выстрелила из пращи - попала. Стража была рядом, увидели, прибежали. Хорошо, что я рядом был, отвлёк их. Её не тронули, но нас запомнили. С тех пор - никаких глупостей.
Мы снова замолчали. Где-то вдали застрекотала птица, высокая трава зашуршала от ветерка. Мир вокруг был спокойным, даже красивым — но и тут человек умудрился все испортить. Грустно.
— А если… — неуверенно начала я. — А если кто-то случайно поймал что-то? Ну, просто… не знал, не подумал?
— Не важно. — Рик посмотрел вперёд, туда, где сквозь туман уже начали угадываться очертания дома Мэнрика. — Здесь незнание - не оправдание. Только повод сделать тебе хуже.
Я молчала до самой калитки.
Я с интересом огляделась, и первое, что бросилось в глаза - порядок. Ненавязчивый, спокойный, ручной труд гармонично вплетался человеческой рукой в природу.
Дом Мэнрика был не просто домом - настоящая усадьба, ухоженная и добротная. Выбеленные стены ровно сияли даже в туманном утреннем свете, крыша покрыта крепкой серой черепицей, подоконники украшены деревянной резьбой, а из-под козырька крыльца свисали пучки сушёных трав - шалфей, розмарин, мята. Их аромат тонко пробивался сквозь сырой воздух.
Само крыльцо было широким, с двумя ступенями, выложенными плитняком. Рядом - дубовая скамейка, где стояла аккуратно сложенная корзина с яблоками, и небольшая вёдрышко с мокрой щёткой - как будто кто-то буквально перед нами вымыл пол.
Вдоль тропинки, ведущей от калитки к дому, росли ровными рядами лекарственные травы и цветы: душица, календула, лаванда, какие-то незнакомые мне серебристые стебли с мелкими фиолетовыми колокольчиками.
Двор тоже был немаленький: справа стоял аккуратный хлев с открытым загоном, где мелькнуло коровье ухо и хвост; слева - небольшой сарайчик с кучкой дров у входа и старыми, но чистыми инструментами, подвешенными на крюках. Всё здесь говорило о достатке - не роскоши, но уверенности, что будет и завтрак, и ужин, и крыша над головой. Стало немного грустно.
— Красиво у него, — прошептала я, пока мы шли по выложенной из плоских камней дорожке.
Рик кивнул.
— Мэнрик не из бедных. Хоть и себе на уме.
Это прозвучало двусмысленно, но я не успела спросить, что именно имелось в виду, - Рик подошёл к двери и, не колеблясь, постучал.
Прошло секунд десять - и дверь отворилась.
На пороге стояла женщина лет сорока, в светло-голубом платье с белым передником. Её каштановые волосы были собраны в свободный пучок, на щеках играл естественный румянец, а в карих глазах - явная, искренняя радость.
— Рик! — воскликнула она и сразу шагнула вперёд, прижав его к себе одной рукой.
Он не то чтобы обнял её в ответ, но чуть расслабился, кивнул.
— Доброе утро, тётя Эльза.
— Доброе, — с улыбкой кивнула она, наконец отпустив его и переведя взгляд на меня. — А это у нас кто?
Я немного растерялась, но всё же сделала шаг вперёд.
— Эм… здравствуйте. Я... новый управляющий приюта. Меня зовут Марьям...
— Это чудесно, — перебила Эльза мягко, но уверенно. — Заходите в дом. Сейчас позавтракаем, и вы мне все расскажете. Я слышала о вас сплетни в городе.
Я поймала взгляд Рика - он чуть кивнул, мол, всё в порядке, и я переступила порог.
Эльза провела нас через небольшой холл с резным буфетом и стеной, увешанной засушенными пучками трав, в светлую комнату. Комната была просторной и уютной: большое окно с занавесками в мелкий цветочек пропускало мягкий утренний свет, золотя белоснежную скатерть на обеденном столе. Стол был массивный, добротный, на резных ножках.
Эльза жестом пригласила нас садиться и сразу заскользила по комнате, будто пчёлка, ловкая и бесшумная. Через минуту перед нами уже стояли чашки - тонкие, фарфоровые, с голубыми веточками по краю - и глубокие тарелки с расписным краем.
— Вот, — сказала она, ставя на середину стола пузатую корзинку с булочками, из которых ещё поднимался лёгкий пар. — С молоком, с маком и с клюквой. Только с пылу, с жару.
Следом появилась миска - большая, керамическая, с нарезанной отварной картошкой, посыпанной укропом и тмином. Между ломтиками - поджаренные до хруста кусочки бекона, блестящие от сока. Всё это сопровождал тонкий аромат свежей зелени и чего-то пряного, что сразу будило аппетит.
Чайник поставили чуть в стороне - пузатый, стеклянный, с носиком, из которого шёл лёгкий пар. Он пах травами - чем-то цветочным и мятным, с нотками шиповника.
Я только открыла рот, чтобы, как положено, деликатно упомянуть, что нам вообще-то нужен Мэнрик, но Эльза махнула рукой и даже не дала договорить:
— Сначала - поесть. У Мэнрика с утра настроение непредсказуемое.
Я опешила, но Рик только чуть усмехнулся и уже потянулся за булочкой.
— Она права, — сказал он, ломая верхушку мягкой, тёплой сдобы. — У Мэнрика утро без плотного завтрака - день на смарку.
Я посмотрела на них обоих, потом на еду. Желудок недвусмысленно напомнил, что, по сути, с вечера в него не попадало ничего, кроме глотка воды и пары ложек супа. Против собственной воли я почувствовала, как пахнет клюквенная булочка, как шипит бекон, и как невыносимо хочется запить всё это горячим, ароматным чаем.
— Ну, раз так… — пробормотала я, и неловко уточнила. — А могу я немного взять с собой?
— Конечно, конечно, — Эльза улыбнулась, уже подливая нам чай. — Я для детей упакую отдельно. Ешьте и рассказывайте.
Мы устроились за столом, и я, поддавшись аромату, взяла теплую булочку с клюквой. Она была мягкой, чуть хрустящей сверху, и при первом же укусе во рту растеклась сладковато-терпкая начинка, смешанная с легкой сливочной ноткой. Я невольно прикрыла глаза, наслаждаясь вкусом. Чай, налитый Эльзой, оказался таким же волшебным: цветочный, с мятной свежестью и легкой кислинкой шиповника, он согревал изнутри, будто прогоняя утреннюю сырость. Рик, не теряя времени, набросился на картошку с беконом, и его обычно сдержанное лицо на миг озарилось почти детским удовольствием.
Эльза, устроившись напротив, подперла подбородок ладонью и смотрела на нас с теплой, но внимательной улыбкой. Её глаза, живые и чуть прищуренные, будто ловили каждое наше движение, каждое слово. Она не торопила, но в её взгляде чувствовался интерес - не праздный, а глубокий, как у человека, который умеет слушать и видеть больше, чем говорят.
— Ну, Марьям, — начала она, когда я отхлебнула чай и, наконец, решилась заговорить. — Расскажи, что привело тебя в наши края? Управляющий приюта - это ведь не шутки. И такая молодая…
Я в который раз поразилась, почему меня называют молодой. Мы с Эльзой явно были ровесницы. Но думать об этом сейчас я не могла, поэтому покосилась на Рика, и он едва заметно кивнул, как бы говоря: «Рассказывай, но осторожно». Мы с ним заранее договорились не упоминать артефакт. Даже таким хорошим людям.
Я откашлялась, поставила чашку на стол и начала рассказывать заранее приготовлению версию:
— Я… из дальних земель, с юга. Месяц назад мне предложили работу в приюте здесь, в Тальвире. Сказали, нужен новый управляющий, мол, старый заболел. Я приехала, а оказалось… — я замялась, подбирая слова, — оказалось, что старый управляющий не заболел, а сбежал. И не просто сбежал, а прихватил с собой все деньги приюта. Всё, что было на еду, одежду, дрова… — Я сглотнула, вспоминая лица детей, их худенькие плечи и настороженные глаза. — По сути, он их ограбил.
Эльза нахмурилась, её пальцы, лежавшие на столе, слегка сжались. Она не перебивала, но я видела, как в её взгляде мелькнула искренняя боль. Рик, до того молча жующий, отложил вилку и добавил:
— Когда Марьям пошла в город её чуть не арестовали. Думали, что она мошенница. Еле отбрехалась.
Я кивнула, чувствуя, как щеки горят от воспоминаний. Тот день, когда меня за шиворот вытолкали из ратуши, был одним из самых унизительных в моей жизни.
— В общем, — продолжила я, — мне удалось убедить их, что я не вор. Но приют… он в ужасном состоянии. Дети голодные, крыша течёт, а денег нет даже на хлеб. Я пытаюсь найти хоть какую-то работу, чтобы их прокормить. А потом, может, разобраться, куда делись деньги и что вообще творится. Но в городе меня никто не знает, и… — я развела руками, — пока я только бьюсь головой о стену.
Эльза слушала, не отрывая глаз. Её лицо оставалось мягким, но в нём появилось что-то новое - решимость, словно она уже обдумывала, как помочь. Когда я замолчала, она медленно кивнула, будто взвешивая каждое слово.
— Это подло, — наконец сказала она, и её голос был тихим, но твёрдым. — Ограбить детей… Но к сожалению не впервой. А ты, Марьям, молодец, что не сбежала, хотя могла бы. Не каждый бы взвалил на себя такую ношу.
Я смутилась, не зная, что ответить. Честно говоря, я не раз думала о том, чтобы бросить всё и уехать. Но каждый раз, когда я видела, как маленький Фло тянет ко мне руки, или как Эллиан прижимается ко мне называя мамой, я понимала, что не могу их оставить.
— Я просто… не знаю, что ещё делать, — призналась я. — Вот, Рик сказал, что Мэнрик, может, поможет. Или хотя бы подскажет, где искать работу.
Эльза посмотрела на Рика, и в её взгляде мелькнула искорка, будто она знала что-то, чего не знали мы. Она чуть улыбнулась, но тут же вернулась к серьёзному тону.
— Мэнрик… он человек непростой, — сказала она, подливая мне чаю. — У него свои дела, свои тайны. Но сердце у него доброе, хоть и прячет он это за ворчанием. Если кто и может помочь, то он. Только… — она замялась, словно подбирая слова, — с ним надо говорить прямо. Он не любит, когда юлят.
Рик хмыкнул, откусывая ещё кусок булочки.
— Это точно. Если Марьям начнёт вилять, он её за пять минут раскусит.
Я бросила на него раздражённый взгляд, но Эльза только рассмеялась - тихо, мелодично, как журчание ручья.
— Не пугай её, Рик, — сказала она, а потом повернулась ко мне. — Ешь, Марьям. Силы тебе понадобятся. А я пока схожу за Мэнриком. Он, небось, в мастерской возится. Удивительно что еще не пришел на аромат булочек.
Она встала, ловко поправив передник, и вышла из комнаты, оставив за собой лёгкий шлейф аромата лаванды. Я посмотрела на Рика, который уже доедал свою порцию картошки.
— Она всегда такая… приветливая? — спросила я, не удержавшись.
Рик пожал плечами, но в его глазах мелькнула мягкость.
— Тётя Эльза? Да. Она как клей - всех держит вместе. Даже с Мэнриком справилась.
Я улыбнулась, чувствуя, как напряжение последних дней немного отпускает. Еда, тепло дома, доброта Эльзы - всё это было как глоток воздуха после долгого погружения под воду. Но в глубине души я не могла избавиться от тревоги. Мэнрик, судя по всему, был человеком, от которого зависело многое. И если он откажет… я даже не хотела думать, что будет дальше.
— А что ты имел в виду, когда сказал, что он «себе на уме»? — спросила я, понизив голос.
Рик посмотрел на меня, и на миг его лицо стало серьёзнее, чем обычно.
— Мэнрик… он не просто фермер, — сказал он тихо. — У него связи, деньги, знания. И он не любит, когда кто-то лезет в его дела. Если будешь с ним говорить, не пытайся хитрить. И… — он замялся, — не упоминай ничего странного. Ну, ты понимаешь.
Поняла. Артефакт. Я кивнула, откусила ещё кусочек булочки и мысленно приготовилась к встрече с Мэнриком.
…Дверь скрипнула, и я услышала шаги - размеренные, уверенные. Спустя секунду в комнату вошёл мужчина.
Он был выше Рика, широкоплечий, с серебристо-седыми волосами, собранными в короткий хвост, и пронзительными глазами, цвет которых я не сразу могла определить - серые? голубые? - слишком холодные, слишком внимательные.
Он остановился в проёме, медленно окинул меня взглядом с головы до ног. Не грубо, но и не приветливо.
— Это ты Марьям? — произнёс он, и голос у него был низкий, слегка хрипловатый, будто мужчина нечасто говорил, — новая управляющая приюта?
Я кивнула, чувствуя, как снова начинаю нервничать.
— Да, — ответила я. — Только… приют едва ли можно так называть. После того, что случилось, там остались только стены и дети.
Мэнрик не сел, не подошёл ближе. Он стоял, оценивая меня взглядом, словно решая, стоит ли мне верить.
— Хм, — только и сказал он, склонив голову на бок. — И ты решила заняться этим. Сама. Одна. Без денег. Без связей.
— Решила, — я пожала плечами. — Потому что больше некому.
Мэнрик посмотрел на Эльзу - та молча кивнула ему, как будто подтверждая, что я не преувеличиваю. А потом вдруг сказала, как будто мимоходом:
— Рик, помоги мне, пожалуйста, во дворе. Там нужно кое-что донести.
Рик прищурился, но молча встал и вышел, бросив на меня короткий взгляд, в котором читалось – держись.
Когда за ними закрылась дверь, Мэнрик наконец медленно подошёл к столу и сел напротив, не касаясь еды. Скрестил руки на груди, продолжая внимательно смотреть на меня.
— Я не люблю вранья, — сказал он, без всякого перехода. — Поэтому давай начистоту. Что тебе нужно?
Я сглотнула. Всё во мне сопротивлялось такому давлению, но я знала - если сдамся сейчас, потом даже не подойду к его двору.
— Меня действительно зовут Марьям. Я… не местная, приехала издалека. Не по своей воле. И оказалась в приюте, когда всё уже рухнуло. Вчера ещё думала, что уеду. Но дети... Они теперь это моя ответственность. Я не прошу у вас милости, Мэнрик. Только работу. Любую. Чтобы были деньги на хлеб. А дальше - я сама разберусь.
Он не ответил сразу. Его взгляд стал чуть мягче, или мне показалось. На миг он опустил глаза, будто о чём-то вспомнил. А потом снова посмотрел прямо в меня:
— Ты не боишься работать?
— Работать не боюсь. Боюсь не справиться, но всё равно сделаю.
Молчание. Снова этот длинный, тянущийся момент, пока он будто что-то взвешивал в себе.
— Знаешь, — сказал мужчина наконец, — обычно такие, как ты, долго не держатся. Много пыла, мало толку. Но… у тебя глаза голодной волчицы. Такие не сдаются просто так.
Он откинулся на спинку стула, прищурился.
— Ладно, Марьям. Есть у меня одна работа. Скучная, грязная, не для барышень. Но с оплатой - честной. Если справишься - подумаем, как дальше помочь твоему приюту. А пока - завтра встанешь на рассвете и придёшь сюда. Без опозданий. В мастерскую. Эльза проводит. Поняла?
Я выпрямилась.
— Поняла. Я буду.
Он едва заметно кивнул и встал, завершая наш разговор.
— Тогда до завтра.
Он ушёл, так же тихо, как появился. Я выдохнула только тогда, когда услышала, как щёлкнул замок во входной двери.
Через минуту вернулись Эльза и Рик, несущие корзину с пучками свежесрезанных трав.
— Ну? — спросила Эльза с прищуром. — Он тебя не съел?
— Почти, — хмыкнула я. — Но вроде бы я осталась жива… и у меня есть работа.
— Ну и ладненько, — сказала Эльза и подмигнула. — Давайте-ка я вам пирожков соберу.
Она ловко завернула несколько ещё тёплых пирожков в чистое льняное полотенце, затем открыла одну из резных дверок буфета и вытащила оттуда увесистую плетёную корзинку и сунула в руки Рику.
— Вот, держи, помощник мой ненаглядный. Поставь на табурет - туда всё и сложу.
— Эм… хорошо, — пробормотал Рик.
А Эльза уже металась по кухне, по-хозяйски уверенная и ловкая. Сначала достала бутылку молока, потом банку с яйцами, мешочек с мукой, потом, прищурившись, кивнула себе под нос и открыла кладовую. Оттуда вышла с куском вяленого мяса, буханкой хлеба, пучком сушёных трав и связкой баранок на шнурке. Всё это - в корзину к Рику. Он крякнул от тяжести, но даже не попробовал возразить.
Мне досталась корзинка поменьше, но и она быстро заполнилась: пироги, пару яблок, сыр, и, конечно же, те самые баранки - аккуратно повешенные на ручку.
— Подождите, — сказала я, потрясённая этим щедрым натиском. — Эльза, это… это слишком много. Я не могу это взять. Это дорого, и…
Она обернулась ко мне и рассмеялась - так светло и по-доброму, что на миг я почувствовала себя не в чужом доме, а в родном.
— Милая, бери и не спорь. Потом вычтем из твоей зарплаты. Или отдашь пирогами, когда научишься печь лучше меня, — подмигнула Эльза. — А пока детям надо есть. А тебе силы нужны. С пустым животом войны не выигрывают - даже такие, как ты.
Я не знала, что сказать. От волнения у меня слегка защипало в глазах. Я только кивнула, сжав пальцы на ручке корзины. Обещала себе, что обязательно верну. Всё.
— Спасибо, — тихо сказала я. — Большое спасибо.
— Не благодари, — отмахнулась она. — Лучше идите скорее домой. А завтра мы тебя ждем.
Мы с Риком вышли во двор, с трудом неся корзины. Путь с таким грузом конечно будет непростым, но зато как обрадуются мои детки.
— Она тебе нравится, да? — спросил Рик вдруг, ни с того ни с сего выдергивая меня из размышлений.
— Кто? — я чуть не выронила корзинку от неожиданности.
— Тётя Эльза. — Он улыбнулся. — Все, кому повезло, чтобы она впустила их в свою жизнь, потом живут лучше. И ты теперь - одна из таких.
Я усмехнулась. Наверное, он был прав.
— Надеюсь, я смогу это заслужить.
— Уже заслужила, — буркнул он, но как-то так по-доброму, что мне снова стало немного теплее.
Когда мы вышли на расчищенную поляну перед приютом, дети уже ждали нас. Как они узнали, что мы приближаемся - понятия не имею. Может, кто-то из них стоял на страже, может, просто услышали шаги. Но как только мы показались из-за деревьев, с крыльца раздались радостные крики.
— Маааарьям! Рик! Вы пришли!
— А что у вас там?
— Это хлеб? Это правда хлеб?
— Ой, баранки! Смотрите, баранки!
Они высыпали навстречу гурьбой - кто босиком, кто в слишком длинной рубашке, кто с растрёпанными волосами. И я не успела даже слова сказать, как вокруг меня уже вился вихрь из маленьких ладошек, любопытных глаз и детского восторга. Маркус попытался заглянуть в мою корзинку и чуть не свалился с крыльца, но Рик поймал его за ворот и поставил обратно, как котёнка.
— Тихо-тихо, — сказала я, улыбаясь. — Сейчас всё покажем, всё разложим. Но сначала - умоемся, руки помоем! Кто первый - тот получит пирожок с капустой или клюквой!
Это сработало лучше любой команды. Они дружно рванули к бочке с водой, кто с плеском, кто с визгом, а мы с Риком тем временем внесли корзины в дом. Я поставила свою на стол и чуть не присела рядом от облегчения - плечи просто горели.
Через пару минут дети вернулись - кто с мокрыми рукавами, кто капая с носа, но чистые и сияющие от предвкушения. Я достала пирожки, ещё тёплые, разломила один пополам - аромат капусты с укропом тут же наполнил комнату - и подала первым в очереди.
— Всем достанется, не переживайте. Только по очереди! — сказала я, стараясь сохранить хоть какую-то организацию.
Они ели молча, торопливо, будто боялись, что пирожки исчезнут. А потом, когда первая волна голода схлынула, я присела на край скамьи, взяла свой кусочек хлеба и сказала:
— Дети… Послушайте. Завтра утром я уйду.
Тут же несколько удивлённых лиц повернулись ко мне. Кто-то нахмурился, кто-то сразу загрустил.
— Не насовсем, конечно, — добавила я поспешно. — Я устроилась на работу. С рассвета до вечера буду помогать… в мастерской. Это значит, что на время моего отсутствия вам придётся быть особенно ответственными. Никто не ссорится. Старшие смотрят за младшими. Еду разделим с вечера. И никаких шалостей, ладно?
— А ты вернёшься? — спросила тихо Тина, прижимая к себе баранку, как драгоценность.
— Конечно, вернусь. Каждый день вечером буду возвращаться. И даже, может быть, с чем-то вкусным. Но только если вы будете помогать друг другу. Как семья.
— Мы семья? — переспросил удивлено Райно.
— А как же. Раз уж мы все здесь, вместе, значит - семья. А в семье друг друга не бросают.
Они сидели притихшие, глядя на меня широко раскрытыми глазами. А потом один за другим стали кивать.
— Я буду мыть посуду, — сказал Эллиан.
— А я посмотрю, чтобы малыши днём спали, — добавила Кай.
— А я нарисую тебе картинку, чтобы не грустно было работать!
Сердце моё защемило. Я смотрела на этих оборванных, но таких светлых детей и знала: я всё делаю правильно. И пусть будет тяжело.
— Ну что, — сказала я, поднимаясь. — Кто хочет ещё по кусочку пирога?
Комната снова ожила - с шутками, вознёй, смехом. Остаток дня прошел незаметно в приятных хлопотах. Спать легли пораньше.
На рассвете было особенно тихо. Даже птицы ещё не запели как следует - только редкое чириканье доносилось с окраины леса. Я проснулась до того, как солнце встало. Осторожно выскользнула из-под одеяла, чтобы никого не разбудить, на цыпочках добралась до умывальника, умылась холодной водой - до мурашек по спине - и поспешно оделась.
Платье мое выглядело ужасно, и в самое ближайшее время мне бы озаботиться гардеробом получше. Но учитывая во что были одеты дети, скорее всего новую одежду я смогу себе позволить еще не скоро. Увы.
На кухне наспех прихватила кусочек хлеба, сунула его в карман и уже собиралась выйти, как вдруг послышался лёгкий шорох. Обернулась - в дверях стоял Рик. Всё такой же взъерошенный, с хмурым утренним лицом.
— Я думал, ты уже ушла, — пробормотал он, зевая.
— Ещё нет. Но вот-вот. Ты за старшего, ладно? — я мягко коснулась его плеча. — Если что - бери Тину и Кай в помощники. И никаких шалостей. Я скоро вернусь.
Он кивнул серьёзно, как взрослый.
— Всё будет хорошо, чего ты переживаешь? Мы до этого справлялись без тебя.
Я не показала как меня это задело, просто кивнула и вышла в холодное утро. До дома Мэнрика дошла бодрым шагом. Эльза уже ждала у ворот, укутанная в длинную вязаную шаль, с неизменной корзинкой на локте.
— Доброе утро, Марьям, — сказала она тепло улыбнувшись. — Пошли. Пока никого нет - покажу, где чего. Потом уж сам Мэнрик разберёт, что тебе поручить.
Мы прошли за дом, к мастерской. Она выглядела на первый взгляд ничем не примечательной - деревянное, невысокое строение, но с массивной дверью и окнами в железных переплётах.
Эльза достала ключ, отперла дверь и жестом пригласила внутрь.
— Проходи. Не стесняйся.
Я вошла… и замерла.
Внутри пахло древесиной, металлом, горячим воском и чем-то травяным, терпким. Просторное помещение было заставлено столами, ящиками, полками. На крючках висели какие-то хитрые инструменты, на столах - начатые детали механизмов, резные формы, флаконы с порошками, банки с красками, свёрнутые чертежи. В углу - большой гончарный круг. А дальше, за перегородкой, - будто совсем другой мир: шкафы с травами, стеклянные бутыли, сушёные корешки.
— Это... невероятно, — пробормотала я, оглядываясь.
— Все так реагируют когда попадают сюда впервые, — усмехнулась Эльза. — Да, у Мэнрика не совсем обычное ремесло. Он что-то вроде... мастера. Говорят, раньше он работал при дворце. А потом - ушёл. И теперь делает всё - от замков до лечебных мазей. Люди идут к нему, когда больше не к кому.
Я кивнула. Сердце стучало всё громче.
— А я что буду делать?
— Сначала? Будешь подносить, убирать, стирать, разбирать травы, чистить инструменты. Наблюдать. Потом, если покажешь себя толковой, может, допустит до чего посерьёзнее.
— Начнём с простого, — сказал Мэнрик, не глядя на меня, и прошёл вглубь помещения. — За мной.
Я поспешила следом, стараясь не оступиться.
— Вот, — мужчина остановился у длинного стола. На нём лежала связка сухих корней, кучка трав, ступка с пестиком и какие-то плоские, похожие на лепёшки круги из тёмной глины. — Первое задание. Разбери травы. Те, что с синим налётом - влево, с жёлтыми прожилками - вправо. Остальное - в середину. Осторожно. Если перепутаешь – раскрошатся.
— Раскрошатся? — переспросила я, сглатывая.
— Или задымятся, — спокойно добавил он. — Это не беда, просто кашлять будешь долго. Но лучше не путай и не кашляй.
Он оставил меня одну и ушёл к верстаку в углу. Я вдохнула, выдохнула. «Не бояться. Не спешить. Разобраться». И начала сортировку.
Процесс оказался почти медитативным. Листочки были ломкие, но лёгкие, и если их касаться слишком резко – они и правда словно крошились в пыль. Зато я быстро поняла: синие налёты едва заметно пощипывают пальцы, а жёлтые прожилки издают лёгкий аромат - что-то между лимоном и лавандой.
Прошло, наверное, с полчаса. Я уже начала чувствовать себя увереннее, как вдруг услышала:
— Эй! — раздался резкий голос. — Ты чего в пыль превратила? Это же цветы моли! Они хрупкие!
Я вздрогнула. У стены стоял молодой парень лет двадцати, с копной растрёпанных волос, с повязкой через лоб и перепачканными пальцами. Смуглый, живой, и - судя по выражению лица - не слишком рад моему появлению.
— Извини, — я поставила ступку. — Я не знала…
— Конечно, не знала. Все так говорят. Меня зовут Тайр. Я тут работаю уже второй год. А ты кто?
— Марьям. Первый раз, как видишь, — я попыталась улыбнуться, но вышло скомкано.
Он хмыкнул, скрестил руки.
— Ну, держись, Марьям. Здесь долго не выдерживают. Особенно те, кто путает цветы моли с мокрым лазенисом.
— Я стараюсь, — тихо ответила я.
Он замолчал, приглядываясь, потом вдруг подошёл и поправил один из моих лотков.
— Синие - вот эти. Эти не трогай пока. Они реагируют на температуру тела. Если перегреешь - загорятся. Поняла?
Я кивнула. Он задержался у стола ещё на секунду, потом резко отвернулся.
— Эльза сказала, ты с приюта. Ладно. Посмотрим, как долго продержишься.
Ближе к полудню мне поручили начистить инструменты. Это были странные вещи: щипцы с зазубринами, стеклянные щупальца, будто для откачки чего-то, и даже нечто вроде металлического жука с тонкими лапками. Я не задавала вопросов, хотя очень хотелось.
На обед мне сунули краюху ароматного хлеба и кружку отвара, от которого немного закружило голову – судя по всему это местный аналог бодрящего чая. Мэнрик говорил мало, но я все время чувствовала его внимательный взгляд на себе.
Когда я уронила склянку и в панике попыталась собрать осколки, он не закричал. Просто подошёл, посмотрел и сказал:
— Ничего. Все роняют. Главное - не дважды подряд.
И ушёл. Но я заметила, как он склонился к полке и переставил бутыль с ярко-розовой жидкостью повыше. Подальше от моих неуклюжих рук.
К вечеру я еле стояла на ногах. Пальцы ныли, спина болела, а запах трав преследовал меня даже за пределами мастерской. Когда я вышла на улицу, солнце уже клонилось к горизонту, а в голове была только одна мысль: "Я справилась. Первый день. Я жива".
Эльза встретила меня у порога.
— Ну как?
— Я… — я выдохнула. — Наверное, это было ужасно.
— Отдохни, Марьям. Не скажу, что завтра будет легче, но с каждым разом немного проще, — кивнула она.
Я шла домой по вечерней дороге, обняв корзинку, которую она снова всучила мне - на этот раз с банкой мази для уставших рук и маленьким мешочком чёрно коричневых сахарных леденцов. «Для детей», — сказала она.
Дети уже ждали меня у порога. Эллиан с визгом бросился навстречу, уцепился за мою юбку, а Маркус попытался заглянуть в корзинку.
— Что принесла? А это что? А это можно? — тараторил он, пока я не пригрозила щекоткой.
Рик стоял чуть поодаль, сложив руки на груди. Молча кивнул – по-своему скупо. Я надеялась что это значило "рад, что ты вернулась".
Внутри несмотря на наши усилия и уборку все еще пахло пылью и чуть-чуть - плесенью. Но я уже почти не замечала. Это был наш дом, и пока он был вот такой.
— Сегодня у нас вкусный ужин, — объявила я, ставя корзинку на стол. — Суп и хлеб в яйце.
— Хлеб… в чём? — переспросила Тина, округлив глаза.
— В яйце. Жареный. С хрустящей корочкой. Вам понравится, — я закатала рукава и принялась за дело.
Когда в котелке на плите закипела вода, я быстро нарезала луковицу, кинула её в кипяток вместе с морковью и остатками сушёной зелени. Из кладовки принесла горсть чечевицы - она варилась быстро и делала бульон густым. Пока суп томился, я взбила два яйца с щепоткой соли и обмакнула в них нарезанный хлеб.
Пахло чудесно. Тёплое, сытное, как воспоминания о далёком доме, которого уже не было.
— Ты что, совсем? — послышалось за спиной. — Хлеб в яйцах жаришь? Зачем так транжирить?
Я обернулась. Рик стоял с нахмуренным лбом, как всегда, когда пытался быть взрослым.
— Ты знаешь, сколько стоят яйца? Мы бы спокойно по яйцу на человека сварили - и хватило бы.
Я вздохнула, положила кусочек хлеба на сковороду, и он зашипел.
— Именно потому, что их мало, мы так и делаем. Смотри: два яйца - а хлеба получится на всех. Гораздо сытнее, чем просто одно варёное, особенно для растущих организмов. К тому же, горячее, вкусное. Понимаешь?
Он нахмурился, но ничего не ответил. Постоял немного, потом буркнул:
— Ты странная.
— Если будет совсем плохо и мы не дотянем до момента когда Мэнрик мне заплатит - сварим луковый отвар и притворимся, что это суп с мясом, — пошутила я.
Мальчишка фыркнул, но уголки губ дрогнули. Я знала - шутку он понял.
Когда всё было готово, мы сели за стол. Малыш Фло с восторгом грыз поджаренный хлеб, Тина макала корочку в суп и причмокивала, как будто пробовала нечто волшебное.
Прошла неделя.
Целых семь дней с утра до вечера я трудилась у Мэнрика, перебирая травы, чистя странные инструменты, учась различать порошки и мази на глаз и на запах. Каждый вечер я возвращалась домой обессиленная, но всё же счастливая - у нас был хлеб, была тёплая еда, и меня встречали довольные детские глаза, из которых понемногу уход страх и затравленость.
И вот сегодня... Сегодня мне дали выходной. Заслуженный.
Более того - Мэнрик протянул мне мешочек с первой заработанной платой. Не всей, конечно: он сразу предупредил, что обычно платит раз в месяц, но, видя наше положение, пообещал первое время давать хоть понемногу каждую неделю. А так как платил он работникам щедро, это немного было очень существенным для нас.
Монетки звенели в пальцах, тяжело и обнадёживающе. Я смотрела на них и чувствовала, как в груди встаёт странный комок.
Первый порыв был – бежать к законнику. Составить жалобу. Сообщить в столицу о тех, кто обирал сирот. О том, как нас бросили в разрушенном доме с гнилыми стенами и пустыми закромами.
Каждый день моего молчания казался предательством.
Я боялась, что однажды так привыкну молчать, что стану частью этой несправедливости.
Но разум оказался сильнее.
"Сперва выживем. Потом будем бороться." — твёрдо сказала я себе.
Деньги нужны были здесь и сейчас: на хлеб, на соль, на чистую воду, на бинты, если кто-то снова расшибёт колено. Бессмысленно было рвать на себе волосы за справедливость, если завтра детям снова нечего будет есть.
Я глубоко вдохнула, спрятала мешочек за пазуху и вышла на задний двор к Рику, который мастерил что-то из дерева на завалинке.
— Рик, — позвала я. — Пойдёшь со мной в город? Знаю, ты не любишь там бывать, но мне очень нужно.
Парень бросил на меня настороженный взгляд.
— Зачем?
— Надо купить кое-что. На первое время. Я не разбираюсь в ценах. И вообще… — я запнулась. — Мне будет спокойнее, если кто-то будет рядом. Мало ли. Или может Кай со мной сходит?
Он долго молчал, глядя куда-то в землю, потом с неохотой кивнул.
— Ладно. Только быстро.
Я широко улыбнулась, и убежала в дом, предупредить детей.
Город встретил нас пыльными улицами и запахом чего-то жареного от уличных лотков.
Я крепче сжала мешочек с деньгами и старалась идти бодро. Рик шёл рядом, снова хмурый, надвинув капюшон накидки почти на пол лица. Это не мешало парню зорко осматриваться вокруг. Я быстро поняла, что его взгляд оценивает всё: лавки, прохожих, цены на табличках.
— Сначала - крупа, — посоветовал он. — Она дешёвая и хватит надолго. Чечевица, просо, может, ячмень.
— Хорошо, — я послушно кивнула, благоразумно промолчав про то, что на завтрак люблю есть яйца и творог. Будут у нас яйца, просто позже. Ничего.
Мы зашли в лавку под вывеской с перекрещенными колосьями. Там пахло зерном, старым деревом и пряностями. Продавец, кругленький мужчина в полотняном фартуке, смерил меня ленивым взглядом, а на Рика и вовсе не обратил внимания.
— Пять мер чечевицы и три мерки ячменя, — уверенно сказал мальчишка, пока я мямлила про "нам бы чего-нибудь дешёвого".
Я с благодарностью посмотрела на него. Хорошо что я позвала Рика, без него точно бы не справилась.
Деньги уходили быстро. За крупу, за мешочек соли, за кусок твёрдого сыра, который мог храниться долго. Потом - ткань на заплаты и несколько мотков ниток. Воду покупать не стали: благо у приюта был свой колодец.
В лавке лекаря я купила самый простой набор бинтов и пузырёк травяного настоя от ран. Сердце сжималось при каждом расчёте, но я держалась.
— Надо купить немного сала на суп, — напомнил Рик, когда мы вышли на улицу. — И может, пару свечей если денег хватит.
— Обязательно, — согласилась я.
Мы не тратили ни лишнего медяка. И всё же, когда я увидела старуху с корзинкой леденцов - таких же, как те, что подарила Эльза, - сердце дрогнуло.
Я купила маленький кулек для детей. Маленькая радость, чтобы они знали: я о них думаю и обязательно сделаю их жизнь лучше.
Возвращались домой мы бодро, руки приятно ныли под тяжестью наших сокровищ. Мне не терпелось вернуться домой, и порадовать своих подопечных.
Однако видимо день был слишком хорошим, и неприятности нашли нас прямо у дома. Из-за поворота выехал всадник на большом чёрном коне. За ним шагали двое стражников в сине-серой форме с железными бляхами на груди.
Я замерла, крепче сжимая узел.
Мужчина на коне был рослый, статный, лет сорока, не больше. Его тёмная мантия с серебряной вышивкой явно стоила больше, чем всё наше добро вместе взятое. Перчатки из тонкой кожи, сапоги в серебряных шпорах, а на груди сверкала брошь в виде орлиного крыла.
Он властно осадил коня прямо перед нами. Чёрный жеребец нервно вскинул голову, фыркнув в мою сторону.
— Это он? — спросил всадник холодным, привыкшим к повиновению голосом, указывая перчаткой на Рика.
Один из стражников шагнул вперёд, кивнув:
— Да, господин Делар. Мы видели его в лавке. Сразу узнали. Он наверняка снова что-то украл.
— Схватить его, — коротко приказал Делар.
Всё произошло за мгновение. Один из стражников рванулся к Рику, другой стал отрезать ему путь к бегству.
— Нет! — воскликнула я, спохватившись. — Вы не имеете права! Стойте!
Я шагнула вперёд, заслоняя собой Рика.
— Он ничего не крал! Всё это я купила сама! На свои деньги! — я трясущимися руками показала узелок с покупками. — Есть свидетели! Лавочники! Давайте я отведу вас к ним! Не трогайте его!
Всадник нахмурился, смерил меня тяжёлым взглядом.
— Кто ты такая? — спросил он, медленно и холодно, словно гадая, стоит ли тратить на меня время.
Я судорожно сглотнула, но взгляд не отвела.
— Я... Я Марьям. Новая смотрительница детского приюта, — выговорила я как можно твёрже. — Эти дети под моей опекой. Этот мальчик - тоже. Вы не можете вот так его забрать.
Рик стоял за моей спиной, напряжённый, словно сжатая пружина. Готовый в любой момент бежать.