1.

– Нет. – строго ответил главный комиссар полиции Рима на очередное прошение своего майора.

– Почему? – спросил Гессий Форкий, из-за всех сил стараясь звучать терпеливо. Это был не первый раз, когда он уже просил об этом, и не первый раз, когда получал отказ.

Комиссар положил перед собой на стол крепко сцепленные ладони и тяжело вздохнул.

– Извини, но я скажу прямо. После смерти жены и дочери ты чокнулся. Повсюду начал видеть улики и теории заговора. Никто в отделе больше не хочет с тоюой работать. Бояться, что ты утянешь их за собою в Тартар!

– Мне никто и не нужен! Только орден на обыск, со всем остальным я справлюсь сам! – с жаром ответил Гессий.

– Отдел на обыск главного святилища храма Гекаты?! Я был бы рад дать тебе самому угробиться, поверь. Но одно дело, когда ты выставляешь себя безумцем перед плебеями, врываясь в почтовое отделение и вскрывая чужие посылки, а совсем другое, когда ты бросаешься с обвинениями на влиятельных людей. Ты понимаешь, что подставишь под удар всех нас?!

– С каких это пор храм Гекаты стоит выше закона? – спросил майор, сам понимая, насколько глупо звучат его слова.

С давних пор. Очень давних. Пускай документы ставили власть сената выше власти духовенства, но то были всего лишь бумажки. А реальность была такова – не было во всём городе человека с большей властью, чем у верховного жреца Гекаты, с того самого дня, как потухло пламя Весты.

Священное пламя в храме богини-покровительницы домашнего очага, защищало их империю и хранило её благополучие. Следить за ним должны были весталки, непорочные девы, служители богини. Их святость была столь велика, что раб, к которому они прикасались – освобождался, а приговорённого к гибели миловали, если ему повезёт попасться им на глаза.

Триста лет назад священный огонь Весты погас. Допустивших это весталок строго наказали и отлучили от службы. Но набрать новых не успели.

Тибр вышел из берегов и затопил всю их страну кроме самой столицы. Сначала римляне восприняли это как благословение, боги истребили этот грешный мир, оставив только Рим, подчеркнув его величие и избранность. Но на самом деле их наказали строже прочих. Они оказались заперты на маленьком острове, в который превратилась их гигантская империя. И без возможности торговать с другими странами, этот клочок земли оказался не способен прокормить своих граждан, не говоря уже о том, чтобы обеспечить прежнюю роскошь.

Рим погряз в нищете и голоде, нищета и голод породили преступность и коррупцию, они вместе погрузили общество в отчаяние и безысходность. И тогда пришли жрецы Гекаты. Они сказали, что богиня сжалилась над ними и готова взять город под свою опеку, если горожане будут почитать её превыше других богов.

Для людей, готовых шагнуть в петлю, это была единственная надежда выбраться из беспросветного кошмара, и они уцепились за неё, как утопающий хватается за лезвие бритвы. Стало... лучше. Снаружи. Людей больше не убивали на улице средь бела дня. Это делали под покровом ночи. На рынках снова появилась еда и бытовые товары. Только простым людям их едва хватало, чтобы выжить, в то время как патриции ежедневно устраивали пир во время чумы.

К чему бояться рухнуть в Тартар? Они все и так уже там.

А Храм Гекаты – это самое страшное зло в их городе. Потому что он умнее, организованнее голодных безумцев, что бегают за своими собратьями по несчастью, ради горстки монет на которую можно купить краюху хлеба. И потому что он носит маску добра.

– Я устал от этого спора, Гес. – устало вздохнул комиссар, поглаживая бороду. Большинство римлян гладко брили лица, усы и бороды считались чем-то свойственным только низшим сословиям, но у шефа полиции были греческие корни, и он их чтил больше, нежели моду. – Возвращайся к своей работе.

– Это и есть моя работа!

– Это твоя паранойя! – вспылил мужчина. – Паранойя, на которую ты тратишь ресурсы и время полиции! Прекрати жить в сказке, Гес, и вернись в реальность. – комиссар выдвинул один из ящичков стола и достал несколько бумажек. – А реальность такова, сегодня одна матрона сообщила о смерти мужа. Тело уже доставили в морг, забери у врача свидетельство о вскрытии и узнай, стоит ли нам забирать барышню за убийство или мужик сам окочурился.

– Понял. – процедил сквозь стиснутую челюсть Гессий и поднялся с места.

– И возьми Ви с собой! – крикнул ему вдогонку начальник. – С этого дня вы работаете в паре.

– Что? – от удивления мужчина даже не смог возмутиться. – Ви? Он же... не вполне здоров.

"Он чокнутый!" – хотел воскликнуть майор, но усилием воли выбрал более деликатную формулировку.

– Ага. Думаю, вы поладите. – осклабился комиссар.

Ви был молодым парнем, только-только выпустившийся из полицейской академии. Встретив его на улице, можно было бы принять его скорее за неформала, а не служителя закона. Он носил зачёсанные наверх чёрные волосы, разделённые пробором на две части, а кончики были выкрашены в красный. В совокупности это создавало такой эффект, словно на голове у парня выросло два вулкана.

Но внешний вид был наименьшей его странностью. Бывало, он по нескольку часов просто сидел и смотрел в одну точку, не глядя черкая на листе бумаги странные линии, а потом вдруг срывался и исчезал на несколько дней. Потом так же неожиданно объявлялся и приносил в участок разыскиваемую пропажу или свидетеля по делу. На расспросы коллег отвечал туманно или не отвечал вовсе. Бывало, просто пристально разглядывал других полицейских, вызывая у тех вязкое ощущение страха. Бывало, сидел на крыше полицейского участка, как обезьяна, и ходил босяком по краю.

Он был неспособен работать в команде, нарушал устав и в целом иногда напоминал сбежавшего из психлечебницы. Единственной причиной, почему его ещё не уволили, было то, что состарившийся полицейский состав, отчаянно нуждался в новой крови. Тем более с таким хорошим образованием. Помимо полицейской академии за плечами у парня была философская школа и колледж искусств. Комиссар, будучи греком, такие качества очень ценил.

2.

Утром Гессий заставил себя вновь открыть папку с делом Элины Хареа. Но сколько бы раз он не перечитывал её содержание, новых мыслей у него так и не появилось.

У Элины была не очень хорошая репутация. Она была гречанкой, такие люди пользовались уважением в определённых сферах, но в общей массе римлян их считали распущенными, слишком тяготеющими к роскоши и относились к ним с некоторою неприязнью или высокомерием. Более того, у неё был внебрачный сын и работа, из-за чего её презирали и сами греки. Но её знакомые утверждали, что явных врагов у неё не было.

– Вы были когда-нибудь в греческой пекарне "Затонувшие Афины"? – раздалось у него над ухом.

Гессий резко поднял голову, едва не врезавшись в Ви, стоящего у него за спиной и разглядывавшего бумаги.

– Не подкрадывайся! И нет, не бывал. У меня нету времени ходить по пекарням.

– Да? Жаль. Там довольно вкусная выпечка, могли бы побаловать дочерей на нептуналиях. Правда цены там высокие, а у хозяйки склочный характер. Не завидую её работникам, да и конкурентам тоже.

Сказав это, странный парень ушёл. Видимо доставать рандомными вопросами следующую жертву.

Гессий вернулся к документам. Экспертиза выявила из какого именно оружия был произведён выстрел. Но такие пистолеты были практически у каждого мужчины в городе. Опрос свидетелей ничего не дал, камер в цирке и на ведущей к нему улице не было.

Гессий тяжело вздохнул. Искушение отложить тупиковое дело и вернуться к Храму Гекаты было невероятно велико, но ему нужно найти хоть что-то, что он расскажет пацану, иначе его не отпустит совесть.

Он как никто другой знал, какого это потерять родных людей и не иметь возможности наказать того, кто из у тебя отнял.

Мужчина ещё раз перечитал материалы дела. Медицинский анализ, показания охранников цирка, зрителей, коллег, работодателя...

Работодатель дал пострадавшей работнице такую лестную оценку, словно репетировал, какую речь будет читать на её похоронах. При этом другие работники цирка упоминали, что у Элины были натянутые отношения с ним из-за того, что у женщины были и другие подработки. Чтобы накопить деньги на обучение сына, Элина, помимо основной своей работы, подрабатывала в телефоне доверия, парикмахерской и изготавливала на заказ десерты. Вдруг, как молния, сверкнула догадка. Гессий вспомнил слова Ви о сварливой владелице пекарни. Крайне сомнительно, что это она решила таким образом устранить свою конкурентку, но это хоть какая-то зацепка!

Майор Форкий встал и стал искать взглядом яркие вулканы на голове его напарника, но того нигде не нашлось. Специально ли Ви ему её подкинул или это простое совпадение?

***

Пекарня "Затонувшие Афины", судя по названию, ориентировалась в первую очередь на греческих покупателей, но, если бы Гессий был греком, вывеска пекарни возмутила бы его до глубины души. Она изображала богиню Афину Палладу, в муках задыхающуюся под водой.

Владелица пекарни скрыть своей неприязни к потерпевшей и не старалась.

– Эта потаскуха получила по заслугам! Нечего посягать на чужой хлеб! – женщина говорила надрывно и размахивала руками, в которых держала незаконченное вязание и острые спицы. – А я ведь пыталась с ней по-человечески договориться! Говорила ей, что нечего воровать чужих клиентов, когда у тебя есть ещё три работы, а для кого-то выпечка это единственное средство к существованию. Так нет же, упёрлась! Сын у неё, видите ли! Почему я должна нести убытки из-за того, что она раздвигала ноги?! Считается, о покойниках плохо говорить нельзя, так вот, скажу я, бред это! Если живёшь, как шлюха, то не удивляйся своим проблемам!

– Элина Хареа ещё жива.

– Вряд ли надолго! – жестоко заметила пекарша. – Она ведь уже несколько месяцев в коме! Больница скоро выкинет её на улицу, если только не заплатить, а у неё ни родителей, ни мужа, только несовершеннолетний сын, бедный как хромовая мышь!

– Мне нужно, чтобы вы прошли со мной в участок. Зафиксировать показания.

– Ищи дуру! Знаю я, чего ты хочешь! Повесить всё на меня решил?! Да, жёлтые газетёнки пищали бы от восторга! Это каких можно придумать лозунгов! Пекарь-убийца! Кондитерша с револьером! Как театрально! Стала бы я об неё руки марать!

– Вы можете предоставить алиби? – строго спросил майор.

Женщина усмехнулась. Затем отложила вязание и открыла дверцу прилавка.

Форкий отшатнулся. Нижняя часть туловища у пекарши переходила в круглое тёмно-серое брюшко с восемью волосатыми паучьими ногами.

– Согласитесь, если бы я пришла в тот день в цирк меня бы запомнили? – иронично изогнула бровь женщина.

– Вы... Арахна?

– Её прапрапрапраправнучка. Мудрая и справедливая Афина прокляла не только мою бабушку, но и всех её потомков. – лицо её скривилось, будто она разжевала лимон. А потом сказала: – Если вы надеетесь найти виновного, поискали бы её любовника!

– Отца Александра? Вы о нём что-то знаете?

– Ничего конкретного! – театрально отмахнулась паучиха. – Но до меня доходят слухи! Сплетни, если угодно! О молодой, красивой и гибкой цирковой гимнастке, у которой был богатый и влиятельный поклонник, и всё было хорошо, пока она не забеременела! Богатые и влиятельные любят красивых кукол, пока они остаются куклами, а вот бастард никому не нужен! Вся эта ситуация отдаёт нотками бульварного романа! Убийцы в них всегда любовники!

***

Во всём Риме не было людей более суеверных, чем работники портовых складов. Они были единственными, кто работал по ночам, в эти страшные часы, когда мир погружается в абсолютную черноту. И никаких звуков, кроме плеска воды. Так сразу и не скажешь, разбилась ли о землю очередная волна или это ночные кошмары обретают плоть.

Но звук, пронёсшийся эхом по сырым помещениям, не был полож на шум океана. Скорее на чей-то тягучий стон или плач.

– Ветер воет. – отмахивались мужики, стараясь скрыть дрожь.

На складе было несколько старых, тусклых, мигающих ламп, раставленных на большом расстоянии друг от друга. Такое освещение делало склад похожим на зебру, чередуя узкие полоски света с широкими полосами тьмы.

Загрузка...