Хранитель врат

Пролог

Древняя машина натужно загудела, просыпаясь. Что-то внутри нее заскрипело, прозрачный купол налился сиянием, почти невыносимым человеческому глазу. Звук усилился, гудение превратилось в пронзительный вой - и оборвалось на самой высокой ноте. Свет вспыхнул – и погас. А под прозрачным куполом появился человек.

Женщина.

Она выглядела довольно непривычно в глазах имперцев. Распущенные длинные волосы, лицо, тронутое первыми морщинами, неухоженная кожа, лишний вес и необычная одежда, скорее подчеркивающая недостатки несовершенной фигуры, чем маскирующая их.

Окинув взглядом чужачку, Веснер решил, что она – определенно не та, кого ожидал увидеть его подопечный. Ему стало жаль незнакомку.

Веснер покосился на юного хранителя врат, за которым присматривал со дня гибели его отца. Он лучше других понимал тяжесть ответственности, свалившуюся на столь юное существо, и все же полагал, что не все желания стоят исполнения. И потому не одобрял решение Элиана. Понимал, почему он решился на подобное, но не одобрял.

Теперь юному хранителю врат пришлось столкнуться с последствиями необдуманных своих действий.

Веснер внимательнее осмотрел незнакомку.

В действительности, несмотря на не слишком привлекательный вид женщины, ничего неисправимого в ней Веснер не видел. Чужачка миловидна и всего лишь нуждается в лечении, очевидно, попав сюда из какого-то дремучего мира. Но для юноши, каким был Элиан, мир рухнул. Катастрофа вселенского масштаба – ведь он ожидал встретить прекрасную юную деву, а не потрепанную жизнью и болезнями немолодую даму.

Веснер снова взглянул на подопечного.

Взгляд удивительных глаз хранителя врат неподвижен и устремлен на выбиратель. Глаза всегда отличали его породу - непроницаемо-черная радужка с мириадами гаснущих и вспыхивающих в ее глубине искр и жемчужно-белый зрачок. Такие глаза делали хранителей врат непохожими на людей, несмотря на удивительную красоту представителей этого рода. Сильные и гибкие, с безупречно правильными лицами, Рескати всегда и везде привлекали внимание. Но людьми не были.

Искусное творение гениальных генных инженеров и мощнейших эсперов, хранители врат обладали невероятным могуществом. К ним прислушивался сам император, но платили за свою исключительность они высокую цену. Для каждого из рода Рескати во вселенной на всей ее протяженности в пространстве и времени существовала только одна женщина, способная родить от него. А дар передавался исключительно по наследству – о, род Рескати немало потрепали, прежде чем смирились с их исключительностью. И убедились, что даже клонирование не в состоянии передать дубликату дар. Только рождение сына.

В роду Рескати рождались исключительно мальчики.

Выбиратель тоже был чудом. Сложнейшая машина, созданная с единственной целью – искать подходящую пару для каждого нового хранителя врат. Вокруг нее ходило множество слухов, но в действительности ни о какой романтике речи не шло. Никаких истинных, предназначенных друг другу пар выбиратель не создавал. Он делал именно то, для чего был предназначен. Отыскивал ту единственную комбинацию генов в женской особи, что могла позволить ей зачать и выносить нового хранителя врат.

И обычно Рескати относились к этому выбору спокойно. Они пользовались машиной, уже нагулявшись вволю, морально созревшие для брака. И потому всегда создавали крепкую семью, основанную если не на любви, так на взаимном уважении.

Просто семейная жизнь в роду Рескати была столь безупречна, что многие начали подозревать, что выбиратель находит для хранителя врат пресловутую вторую половинку.

Но отец Элиана искренне любил свою жену. Нежную умную женщину, большим горем для него стала ее смерть. Наверное, именно поэтому он так легко попался в ловушку заговорщиков. Эстан был убит – впервые за всю историю рода Рескати заговор против них увенчался успехом. Заговорщики планировали захватить последнего из рода – Элиана, но мальчика удалось спасти.

А вместе с ним – и всю Империю. Если бы Элиана воспитали враги, если бы обучили послушанию, которое он не сумел бы преодолеть… В их руках оказалась бы безграничная власть.

Но заговор был раскрыт, Элиан спасен, а врата вселенной лихорадило несколько лет, пока их хранитель не повзрослел достаточно, чтобы управлять ими.

Увы, Элиан понимал как свою ответственность, так и свою ценность, но рядом не оказалось старшего из рода, кто сумел бы объяснить ему, как этим распоряжаться правильно. А потому Элиан рос капризным и требовательным. Он не знал отказов, не только потому, что был последним хранителем – его, сироту, жалели и не хотели причинять ему лишнюю боль.

Потакание его капризам заметно испортило умного и проницательного мальчика. И теперь грозило большими проблемами.

Потому что Элиан, настаивая на использовании выбирателя, был уверен, что его желание никто не посмеет не выполнить, даже древняя машина.

И Веснер понимал, чем грозит разочарование юного хранителя врат чужачке.

Купол начал медленно раскрываться, и Элиан, наконец, оторвал взгляд от машины, чтобы посмотреть на своего управляющего:

- Это она? Вот эта жирная уродливая старуха — моя суженая?

Голос его сочился холодом.

- Выбиратель никогда не ошибается, — напомнил Веснер.

Часть 1. Каторга

1.

Это был самый обычный день. Я шла с работы, как всегда, думая о пустяках. Что купить к ужину. Стоит ли мириться с Котей, или лучше забыть о сложных и выматывающих отношениях. Когда уже начнут штрафовать курящих на ходу…

Я не ждала от жизни никаких сюрпризов, совершенно не подозревая, что очередной шаг круто изменит мою судьбу. Ускорилась, заметив, что светофор загорелся зеленым – и вдруг ухнула в темноту. Это определенно напоминало падение, но я совершенно не могла сориентироваться, где верх, где низ. Паника нахлынула – и ушла. Не скажу, что мне не было страшно, но я не чувствовала боли, а потому заставила себя успокоиться. Тьма вокруг оставалась непроницаемой, вне зависимости от того, закрыты ли мои глаза, а потому я покрепче зажмурилась. Может, я ослепла? Но никакого дискомфорта, только ощущение падения. И сколько оно продолжается, в полной темноте не определить.

А затем вокруг меня ярко вспыхнул свет, и ощущение падения прекратилось. Глубоко вздохнув, я открыла глаза, готовая к чему угодно.

Хотя, пожалуй, меньше всего я ожидала обнаружить себя под стеклянным колпаком на платформе, стоящей в центре внушительных размеров выложенного мрамором зала. Передо мной – с другой стороны стекла – стояли двое. Высокий худой мужчина в черном костюме, похожем на какую-то военную форму. И юноша, практически мальчик, одетый ярко и вычурно, но вместе с тем – ничуть не смешно. А еще мальчик был удивительно, просто нечеловечески красив. И смотрел на меня.

Почему-то под этим взглядом мне стало неуютно.

С тихим шорохом стеклянный купол начал раскрываться, а потому я отчетливо расслышала слова, сказанные на чужом, но вместе с тем абсолютно понятном языке.

- Это она? Вот эта жирная уродливая старуха – моя суженая?

У него был мелодичный красивый голос, а потому до меня не сразу дошло, о чем это он. Я никогда не считала себя красавицей, да и не была таковой, но все же уродливой меня бы никто не назвал. Да, у меня с десяток лишних килограмм, но до ожирения еще далеко. А тридцать семь лет – вообще не возраст! Поэтому слова мальчика прозвучали обидно.

А затем он велел избавиться от меня и ушел.

Наверное, мне бы следовало реагировать на происходящее как-то более бурно, но нечаянная обида позволила взять себя в руки. А потому я решила порасспрашивать оставшегося незнакомца. Не особо успешно, его слова о другой планете все же выбили меня из колеи.

Я – на другой планете. Меня выбрали на роль невесты какого-то хранителя врат – это тот мальчик, что ли? Естественно, ему не понравился подобный выбор – да он мне в сыновья годится! К тому же и внешние данные у меня далеки от идеала. Так что расстроенной свадьбе я ничуть не огорчилась. А вот известию, что они не могут вернуть меня домой – очень.

Не то, что дома у меня остались те, кто меня ждет. Родителей нет, родни тоже, близкими друзьями в силу стеснительности и любви к одиночеству не обзавелась. Как и мужем – по тем же причинам. Котя был моей последней привязанностью, но с ним я порвала, едва он предложил съехаться. Ни детей, ни домашних питомцев, даже квартира – и та съемная. Меня никто не ждал, на работе мое отсутствие заметят, но не особо огорчатся, легко найдя мне замену.

Я просто в ужас пришла от мысли, что мое исчезновение из родного мира останется настолько незамеченным. Был человек, а как будто и не было. А потому за незнакомцем я следовала, слегка пришибленная, делая слабые попытки его расспросить. И в себя пришла, только когда передо мной открыли массивные ворота.

До меня вдруг дошло, что отвергнутой невесте не полагается никакой компенсации. А значит, я окажусь на незнакомой планете совершенно одна…

Я никогда не бывала предоставлена сама себе. Все детство обо мне заботилось государство, оно же оплатило мою учебу и общежитие, и во взрослую жизнь я вступала с определенным багажом. Вещи, документы, небольшие сбережения – устроиться на работу не составило большого труда, поэтому я никогда не беспокоилась о будущем.

А сейчас мне предстояло позаботиться о настоящем, не имея никакой опоры. И меня это пугало. Я вдруг осознала, что похитившие меня люди не собираются мне помогать. После равнодушной угрозы незнакомца я даже возмутиться не смогла. Какой толк, если моя судьба ему глубоко безразлична?

Лучше бы убили. Все меньше мучиться.

Ворота за моей спиной захлопнулись, и я почувствовала себя очень одинокой. И очень несчастной. Почему-то вспомнила красивый мальчик и его обидные слова, стало жалко себя до слез. Вот только плакать уже бессмысленно, нет никого, кто мог бы посочувствовать и помочь.

К тому же не следовало терять время. Похитили меня в крайне неудобное время. С работы я шла голодная, и мое странное путешествие эту проблему лишь усугубило.

Я огляделась.

Резиденция Рескати – что бы это не значило – возвышалась над площадью, давя массивностью и строгостью. Высокое здание за мощной оградой, похожее на устремленный к небесам бур, оплетенный террасами. У нас так не строили, и я почувствовала острую тоску по дому.

Нельзя плакать.

Площадь перед резиденцией была огромной и совершенно безлюдной. Но вокруг нее располагались здания – строгих очертаний, сплошь стекло и бетон, или нечто очень похожее. На жилые не похоже. Я предположила, что здесь расположены какие-нибудь административные здания. Меня смутило то, что незнакомец упомянул империю, но, глядя на окружающий пейзаж, я бы не назвала его средневековым. А значит, есть надежда, что местное государство достаточно развито, чтобы предоставлять людям какие-никакие социальные гарантии. Мне просто нужно найти представителей власти.

2.

Настойчивый писк отвлек меня от размышлений. Повертев головой в поисках его источника, я заметила, что у моих ног подсвечивается зеленая дорожка, явно приглашая меня углубиться в эту операционную. И можно бы выразить протест, но чего я этим добьюсь? Разве что применения силы.

Вздохнув, я проследовала по зеленым огонькам. Они привели меня к креслу, контур которого тут же загорелся зеленым.

Намек ясен.

И все же садилась в кресло я с недоумением. Неужели все осужденные столь же покорны? Я ведь всего лишь нарушительница, испуганная потерявшаяся женщина, мне и в голову не придет сопротивляться. А если буйный кто? Из таких же молодчиков, как местные полицейские? Разгромит тут все, чего терять-то?

Стоило устроиться в кресле, как оно натурально захватило меня в кокон. Не успела я испугаться и задергаться, как что-то приподняло мне волосы. А затем голове стало непривычно легко, и я почувствовала, как мою голову обхватывает… нечто. И почти сразу освобождает. Голове стало прохладно, а кресло меня выпустило.

Вскочив, я потянулась к голове и едва не расплакалась, удостоверившись, что меня обрили налысо.

Ужасно. Я отращивала волосы много лет, а меня так безжалостно обкорнали!

Впрочем, этого следовало ожидать. Я же осужденная, а их, видимо, во всех мирах бреют.

Мое внимание снова привлек писк. И я покорно последовала за зелеными огоньками на полу.

На этот раз контуром был обведен прямоугольник двери. Войдя, я обнаружила внутри душ и ни намека на зеркало. Может, и к лучшему. Смотреть на себя лысую было страшно.

Я разделась и встала под душ. Вода полилась безо всякого моего участия, приятной температуры, но с острым запахом какого-то дезинфицирующего средства. Вместо полотенца здесь использовался теплый воздух, а когда с процедурами было покончено, из стены выдвинулась полочка, на которой лежал сверток. В свертке оказался белый халат, его я и надела. Потому что моих вещей на полу, где я их оставила, уже не было.

Я не жалела. Единственную мою ценность – сумочку – у меня забрали еще перед заключением, да и едва ли мне оставили бы одежду на каторге.

Халат, по крайней мере, был новым и чистым. И я оценила заботу тюремщиков о моей женской стыдливости, когда вернулась в операционную и обнаружила там человека.

Для разнообразия, это оказалась инопланетянка. В белой облегающей форме, красивая и ухоженная. Ни грамма лишнего веса, идеальная кожа, правильные черты и собранные в пучок волосы.

Я подавила вздох сожаления, остро почувствовав собственные недостатки во внешности.

- Здравствуйте.

Женщина, которую я приняла за врача, удивленно на меня взглянула, но молчать не стала.

- Доброго утра, - кивнула она. - Проходите, присаживайтесь.

Она указала на помесь стоматологического кресла и МРТ-кабины. Видимо, более сложный прибор, чем парикмахерское устройство, раз сюда прислали врача.

Женщина помогла мне устроиться и защелкала кнопками, внимательно вглядываясь в видимый только ей экран. Кресло гудело, вибрация неприятно отдавалась в теле, а затем я почувствовала насколько уколов. Не то, чтобы болезненных, но довольно чувствительных.

Я напряглась.

- Расслабьтесь, - посоветовала врач. - Это всего лишь диагност. Когда вас осматривали в последний раз?

- На такой штуке – никогда, - призналась я.

Хотя я проходила медосмотр каждый год, обычно это ограничивалось вопросом, не жалуюсь ли я на что.

Я никогда не жаловалась.

- Тогда понятно, - она улыбнулась. - Вы просто напичканы реликтовыми болезнями. Даже рак в минус пятой степени, поразительно! И вирусы… О, генетические нарушения! Даже старение клеток… В какой глуши вы росли?

- Очень далеко отсюда, - пробормотала я.

Меня слегка оглушило от сонма диагнозов, которые вскользь упомянула врач. Рак? Какие еще вирусы? Что за генетические нарушения? И старение – они что, умеют его лечить? Но тогда здесь бы не было стариков, и тот мальчик не выдал бы свою нелестную характеристику…

- Диагносты распространены по всей человеческой части вселенной, - возразила врач. - Разве что на окраинах владений ксеносов затерялась какая-нибудь забытая древняя колония… Так, вам придется пройти курс реабилитации. С таким букетом болезней я вас на Лиран не отправлю.

- Хорошо, - согласилась я безропотно.

Хотя едва ли она спрашивала разрешения, скорее, ставила в известность. А потому даже не обратила внимания на мою реплику.

Кресло гудело, я ощущала, как впиваются в меня иголки и честно старалась расслабиться. В попытке отвлечься от собственных ощущений я глаз не сводила с врача, а потому сразу заметила, как та начала хмуриться.

- Что-то не так? – неуверенно осведомилась я, старательно подавляя панику.

Потому что когда беззаботность врача исчезает столь явно и неотвратимо, волей-неволей начнешь беспокоиться.

- Мне бы не хотелось вас расстраивать, - тон у женщины сделался строгим и немного печальным. - Но я не буду скрывать правду. Вы умираете.

3.

Закончившие завтрак женщины покидали зал, оставляя подносы с посудой в отдельной нише. Я сделала то же самое, и, выбравшись из столовой с ее атмосферой, действовавшей на меня гнетуще, направилась в пятый барак.

Теперь он не был пуст. Возле каждой кровати стояла или сидела женщина, и все они обернулись на мое появление.

- Здравствуйте, - с этими людьми мне придется жить, а значит, следует налаживать отношения.

По бараку прошелся гул, но мне никто не ответил. Это меня не обескуражило, и я отправилась к единственной незанятой кровати. На изножье ее обнаружилась надпись: «РЛ-341309ИА-1». Здесь последние пять лет жила моя предшественница. Продержусь ли я столько? Все зависит от того, какая мне предстоит работа.

- В тумбе все инструменты, - неожиданно заговорила женщина, сидящая слева. - После гонга двери в барак закроют, не успеешь собраться – без ужина останешься.

- Спасибо, - кивнула я и полезла в тумбочку.

Там оказалась небольшая острая кирка, браслет и фляга. А еще – наплечная сумка и широкополая шляпа.

- Воду можно набрать при выходе из лагеря, - пояснила все та же соседка, когда я вытащила нехитрые пожитки моей предшественницы. - Навигатор поможет добраться до твоего участка. Норма – полная сумка. Принесешь меньше – ужин не получишь.

Раздалась сирена, и мои товарки потянулись к выходу. Я пошла вместе со всеми, в охапку схватив найденные вещи. На ходу я нацепила на руку тяжелый браслет – он неприятно холодил кожу, плотно обхватив запястье. И на нем загорелся небольшой дисплей с яркой точкой у самого края.

- Набери воду, когда мимо санзоны проходить будем, - посоветовала соседка.

Я кивнула.

Отбиться от толпы вдруг стало страшно, но остаться без воды на целый день – еще страшнее. И я припустила к одинокому ангару, едва мы поравнялись с ним.

Приблизившись к строению, я обнаружила, что двери в нем открыты. Забежала в ближайшую – узкий коридор, вдоль одной стены – туалеты, вдоль другой – раковины. Н-да, ни о каком уединении и речи не идет.

Набирая воду во флягу, я с тоской вспомнила одиночную камеру, в которой провела ночь на Тильнарии. Если бы кто меня спросил – я бы предпочла коротать пожизненное там.

Увы, моей судьбой теперь распоряжаются все, кому не лень, кроме меня. Как такое вообще могло произойти с моей жизнью? Почему этот кошмар никак не закончится?

Набрав флягу под самое горлышко, я пулей побежала обратно. Мне совсем не хотелось потеряться, потому что принцип работы навигатора я не понимала. Но, когда я догнала ярко-красную толпу, не смогла разглядеть в ней добрую соседку. А кого-то другого отвлекать не решилась, уж больно хмурые и сосредоточенные лица были у оказавшихся рядом каторжанок.

Толпа привела меня к воротам, ведущим к ущелью между голубых скал. И, стоило оказаться за воротами, на навигаторе замерцал другой огонек. Я двинулась вперед – и он отодвинулся от края маленького экранчика.

Не идеально, но лучше, чем ничего. Сверяясь с приборчиком чуть ли не на каждом шагу, я двинулась к цели. Кирка в сумке не внушала оптимизма, все-таки я правильно думала про рудники. Может, этот тагерс – местное название урановой руды? В любом случае работа мне предстояла тяжелая и трудная. Сумка не казалась слишком большой – не больше обычной дамской, но неизвестно, насколько сложно добывается этот материал. И вообще, как он выглядит? Как я узнаю, что мне нужно добывать? Почему мне не выдали точных инструкций?

- Эй, ты, триста четырнадцатая, - знакомый голос заставил меня остановиться.

В тени ущелья стояла моя соседка и явно ждала моего появления. Невольно я ощутила благодарность.

- Спасибо за помощь, - искренне поблагодарила я.

Та усмехнулась:

- Зови меня Налиа. С Нартены я. Провожу тебя немного, объясню кое-что. Будешь Тилиа для наших, охранницы так и будут триста четырнадцатой звать. Не забывай откликаться, а то накажут.

- Хорошо, - я кинула.

ТиЛИА – буквы с моего номера. Мое имя здесь никого не волнует, а может, среди зэчек так принято – не марать свободное имя в заключении. В любом случае, я не в том положении, чтобы гордо отказываться от прозвища, настаивая на родном имени. Нет больше того человека. Исчезла с Земли, побыла безымянной и получила вместо имени номер, а из него – прозвище.

И ясно, почему Налиа, раз уж с Нартены она. Видимо, у всех каторжанок на Лиране прозвища заканчиваются на «лиа».

- Советую стараться норму выполнить. Не только ради ужина, если будешь плохие результаты показывать – увезут к мужикам. И это только звучит хорошо, их там несколько сотен, все голодные, а им раз в месяц баб привозят. Там на одну бывает по нескольку десятков мужиков за ночь приходится.

Я тихо охнула. Еще этого мне не хватало!

Пожалуй, избежать такого – мотивация посильнее ужина.

А Налиа продолжила:

- Но, если увидишь, что до нормы не добираешь, лучше припрячь часть на другой день. С пустой сумкой тоже лучше не возвращаться. За такое могут голой на солнцепеке повесить, а солнце тут жгучее, вмиг обгоришь, потом неделю работать не сможешь. И схлопочешь плохие результаты.

4.

Налиа рассмеялась:

- Забавная ты. Зачем ему доля в таком деле? Хранители врат – второй после императора род по знатности и могуществу. Им нет необходимости в это влезать. У народа должна быть вера в высшую справедливость. Вот только добиться ее от императора так же сложно, как и от жизни. Ладно, заболталась я с тобой. В душ пора.

Я и сама не хотела продолжать разговор. Как бы не было любопытно послушать про хранителя врат, из-за которого я здесь очутилась, но демонстрировать свое любопытство я не решилась.

Налиа сама предупредила – подруг здесь нет. А потому не стоит особо раскрываться, даже если кто-то ведет себя дружелюбно.

Тем более, что у меня появилась тайна.

Мальчик все еще слишком мал, и его мать отдала жизнь за его свободу. Конечно, проще всего донести на него охране, мальчика поймают, перевезут в детскую колонию, где он будет сыт, одет и под присмотром. И где из него вырастят послушное орудие для темных делишек галактической знати.

И это в лучшем случае. В худшем мальчика просто по-тихой удавят – нет ребенка, нет проблемы.

В любом случае окажется, что Ралиа пожертвовала собой зря.

Я не знала ее. Ни разу не видела, понятия не имела, почему она очутилась здесь. Всего лишь предшественница, умершая в день, когда я прибыла в колонию. Мне просто досталось от нее наследство. Место, нехитрые пожитки, участок.

И ребенок, жизнь которого теперь целиком зависит от меня.

Я настолько потрясена самоотверженностью матери этого мальчика, что просто не могу взять и отмахнуться от него. Не знаю, действительно ли лучше ребенку расти среди скал в одиночестве и свободным, завися от одного человека, вместо того, чтобы попасть к людям, которые сделают из него марионетку.

Но его мать полагала так. И я решила продолжить ее дело.

Аккуратно ложкой я сгребла оставшуюся кашу и переложила на использованный купон от ужина. Осторожно свернула бумагу в кулек и забросила в сумку.

Другой пищи все равно не достать.

На следующий день каша застыла в твердый комок, и я смогла освободить бумагу еще для одной порции. Проворачивала свои манипуляции скрытно, не желая объяснять, что и зачем делаю. Хотя едва ли кого удивило бы мое желание сэкономить себе на обед.

Но лишних разговоров я не хотела. К тому же, если кто заметит, может пожелать дополнительный раз поесть за чужой счет. Мне такое внимание было ни к чему.

На свой участок я торопилась. Меня подгоняло беспокойство за мальчика. Как он пережил ночь? Хватило ли ему воды, которую он выпил накануне? И смогу ли я его найти, если он без сознания?

Мне ведь нельзя тратить время на бессмысленные поиски. Мою-то работу никто не отменял.

Добравшись до своего участка, я ожидаемо никого не увидела. А потому положила припасенную кашу в кульке из талона на более-менее ровную скалу, рядом оставила фляжку и громко сказала, надеясь, что мальчик за мной наблюдает и сможет меня понять.

- Это еда для тебя. Воду можешь пить, оставь мне только несколько глотков. Приятного аппетита!

И я вернулась к усыпанной тагерсами стене. Отметила, что их количество заметно уменьшилось, и через пару дней придется искать новую скалу с кристаллами.

Краем глаза я наблюдала за оставленным угощением, но все равно не заметила, как появился ребенок. Но зато хорошо рассмотрела, с какой жадностью он запихнул в рот затвердевшую кашу. И пил тоже жадно – большими глотками. Меня охватила острая жалость к мальчишке, который не ел ничего вкуснее этой еды. Его бы увезти отсюда, отдать в нормальную семью, где о нем позаботятся…

Что я делаю? Разве имею я право отнимать у него возможность на нормальное детство? Но будет ли у него детство, если увезти его отсюда?

Малыш оставил мне куда больше пары глотков. Видимо, мать научила его беречь воду и обходиться малым. Кулек с остатками каши он тоже куда-то уволок. Видимо, у него есть убежище в этих скалах, но искать его у меня нет ни времени, ни сил.

- Захочешь еще пить – фляга здесь, - громко объявила я и вернулась к работе.

Он приходил за водой еще дважды. Такой маленький и беззащитный… Я твердо решила, что не дам ему пропасть. Он привык жить здесь в одиночестве, и не будет ничего страшного, если он подрастет еще немного. А потом можно будет передать его в обычный детский дом. Ведь слишком поздно будет лепить из него куклу.

Приняв решение, я успокоилась. Со мной этот мир обошелся жестоко; едва ли он будет милосерднее к маленькому дикарю. А значит, надо сделать все, чтобы оградить малыша от этого мира. Хотя бы до тех пор, пока он не научится защищаться.

Но, чтобы прокормить нас обоих, придется много работать.

Я полагала мальчика кем-то вроде Маугли. Дикий ребенок, выросший в изоляции – скорее зверек, чем человек. И продолжала так думать еще два дня.

К собственному удивлению, я довольно быстро приспособилась и к тяжелой работе, и к жаре, и к постоянной жажде и даже недоеданию. Мне было приятно видеть, как малыш постепенно привыкает к моему присутствию, выглядывает из-за скал при моем приближении, задерживается возле импровизированного стола, наблюдает за мной. Впервые в жизни я чувствовала себя по-настоящему нужной. Наверное, это было похоже на материнский инстинкт – я беспокоилась о мальчике и не жалела о том, чем делюсь с ним.

5.

Надеяться на то, что эта история не всплывет, было глупо. У одной сломана челюсть, у другой – вспорота рука, у третьей – в лучшем случае синяк. Скрыть такое невозможно, и они наверняка не станут меня выгораживать. Еще и наплетут, что это я напала. Конечно, это истинная правда, но ведь сами напросились!

В лагерь я отправилась, только когда полностью успокоилась. Я ожидала, что меня немедленно поволокут к полковничихе, но, к удивлению, мою норму спокойно приняли, выдали мне талон на ужин и отпустили. Еще в столовой я нервничала, а после душа поверила, что все обойдется.

Рано обрадовалась.

У самого барака меня перехватила Варда:

- Следуй за мной.

Это крало у меня драгоценное время сна, но я не могла сопротивляться. И следом за Вардой вернулась в кабинет, который всеми силами следовало избегать.

Полковник Дастера все так же сидела за своим столом, и взгляд ее не сулил мне ничего хорошего. Варда оставила нас одних, и Дастера после непродолжительного молчания заговорила:

- Ты покалечила несколько человек.

- Я?! – удивиться у меня получилось вполне натурально.

Дастера окинула меня внимательным взглядом и хмыкнула:

- Будешь утверждать, что тебя оклеветали?

- Я не понимаю, о чем вы, - я решила все отрицать.

- Их ведь было трое. Как ты вообще решилась напасть, маленькая тихоня?

- А разве осужденные ходят по трое? – я вскинула на нее глаза – и тут же опустила взгляд.

Меня начинало потряхивать от волнения. Мое слово против слова трех обиженных каторжниц – кому поверит полковник? И как накажет? Смогу ли я ходить на свой участок?

И справиться с этим волнением я не могла.

- Ты дрожишь. Испугалась?

- Я боюсь, что вы накажете меня, - честно ответила я.

- Если ты невиновна, тебе нечего бояться.

- Против меня говорят трое. За меня не может сказать никто. Кто подтвердит мою невиновность?

Я обхватила себя руками, пытаясь унять дрожь.

- Такая слабая, такая испуганная… Почему они ополчились против тебя?

- Я не знаю. У меня нет врагов среди других осужденных. И подруг тоже нет. Не знаю, почему я… Может, потому что я выполняю норму?

- Ты весьма усердна.

- Я стараюсь искупить свою вину перед обществом.

- И урвать вечерний паек? – усмехнулась Дастера.

- Я благодарна вам за такую возможность, - я склонила голову, немного польстив полковничихе.

Пусть и дальше считает меня робкой и недалекой.

- Либо ты хорошая актриса, либо они попытались меня обмануть. Я не прощаю обмана, триста четырнадцатая. Но поверить в то, что ты вдруг напала на троих осужденных, да еще и справилась с ними… - она рассмеялась. - На этот раз я тебя отпущу. Но если такое повторится еще раз, я буду знать, что ты меня обманула. И наказание будет суровым. Ты меня поняла?

- Да, госпожа полковник Дастера.

- Не хочешь сразу во всем признаться? – она усмехнулась.

- Я боюсь, мне просто не в чем признаваться, - солгала я уныло.

Дастера снова рассмеялась и позвала Варду.

В тот раз мне безумно повезло. Для меня этот случай прошел без потерь, а всех троих каторжниц наказали – они весь день провисели голышом на солнце. А обо мне поползли слухи как о бешеной. Я не пыталась их опровергнуть – чем дальше от меня держались остальные, тем проще хранить тайну.

А это – безопасность Рика.

Хотя меня после этого еще долго потряхивало. Я ожидала мести и других нападений, но внезапно приобретенная репутация оберегала меня. А эти трое больше ко мне не совались.

Единственная, кто попытался расспросить меня о произошедшем, была Налиа.

- Ты и впрямь отделала этих троих? – полюбопытствовала она на следующий день.

- Нет, - твердо ответила я.

Я не собиралась никому давать оружие против себя.

- Нет? – она удивилась, чуть подумала и призналась: - А я было подумала, ты с полковничихой задружила, поэтому безнаказанная осталась.

- Задружила?! – уставилась я на нее. - Шутишь? Да меня от одного ее взгляда в дрожь бросает!

- Но ведь она тебя пощадила, - с деланым безразличием заметила Налиа.

- Посмотри на меня. Разве похоже, что я в состоянии справиться с тремя противниками?

- Внешность обманчива.

- Не в моем случае. А полковничиха, в отличие от остальных, знает, за что я осуждена.

- Ну и, безобидная? За что тебе вышку дали?

- Вышку? – опешила я.

- Высшая мера наказания – пожизненная каторга, - пояснила она.

- А разве не казнь?