Хроники Арреды: Нити данталли

Часть 1. Кукольник. Глава 1

Прит, Гинтара

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Дыхание сбивалось от долгого бега и вырывалось из груди с простуженным свистом. Неудобные ботинки успели стереть ноги в кровь, но Петер продолжал бежать через лес, не останавливаясь, словно за ним гналась стая диких волков. Дождь сбивал с деревьев отмирающие листья. Некоторые из них упрямо липли к лицу, и Петер яростно смахивал их, стараясь не терять темпа. Попутно он проклинал старую повитуху Эленор, лачуга которой располагалась в такой глуши.

Ветхий деревянный домишко наконец замаячил вдали. При взгляде на него складывалось впечатление, что густые кроны деревьев укрывают его от дождя лучше, чем хлипкая соломенная крыша.

Приближаясь к домику, Петер мысленно возблагодарил богиню удачи Тарт за то, что в окне Эленор мерцал тусклый свет масляной лампы. Если старуха дома, эта изматывающая беготня через лес была не зря.

Не тратя времени на вежливость, Петер под звуки оглушительного громового раската дернул на себя ручку двери хижины. На его удачу, та поддалась, и миг спустя он оказался в сухих теплых сенях, пахнущих травами. Новая вспышка молнии за окном осветила контуры тяжелой дубовой двери, за которой располагалась жилая комната Эленор. Петер наспех взъерошил пятерней мокрые волосы, сделал два глубоких вздоха и потянул за ручку. Дверь поддалась не настолько легко, как он ожидал: похоже, она была единственным крепким элементом этой хижины.

Влетев в жилую комнату, Петер заговорил сразу, даже не найдя глазами хозяйку:

— Эленор! Моя сестра вот-вот разродится! На две недели раньше намеченного срока! Надо…

Он запнулся на полуслове, когда разум изучил и оценил картину, открывшуюся глазам. Эленор и вправду оказалась дома. Однако она лишь отдаленно напоминала Петеру ту подвижную и жизнерадостную женщину, которой всегда была. Сейчас, укрытая двумя шерстяными одеялами, перед ним лежала иссохшая сморщенная старуха, в которой едва теплилась жизнь. Она встретилась взглядом с непрошенным гостем, на ее лице отразилась печать вины.

Петер застыл в нерешительности. Неловкость, сожаление и страх сковали его горло, мешая издать хоть звук. В поисках неведомого ориентира, глаза Петера забегали по комнате и неожиданно наткнулись на еще одного посетителя, черты которого были скрыты полумраком. Тусклый свет масляной лампы, горевшей на столе у окна, не дотягивался до него.

Петер распахнул глаза в ужасе, готовясь узреть живой скелет. Ему показалось, что над кроватью Эленор склоняется сам Жнец Душ, слуга Рорх, готовый забрать умирающую женщину на Суд Богов. Такое впечатление сохранялось, пока рука с тонкими, вполне человеческими пальцами не вынырнула из полумрака. На лоб умирающей Эленор Крейт заботливо легла мокрая тряпица.

Петер задержал дыхание, не решаясь произнести ни слова. Разум лихорадочно пытался понять, стоит ли опасаться этого ночного посетителя, который тем временем заговорил:

— Боюсь, Эленор захворала, господин Адони. Сожалею, но вам следует найти сестре другую повитуху.

Говоривший поднялся со стула и выступил из темноты, но Петер успел узнать его за мгновение до этого — по манере речи. Так мог разговаривать высокородный господин, снизошедший до общения с неотесанной деревенщиной. Он был вежлив, спокоен, но создавалось впечатление, что говорит он немного свысока.

Меньше всего в доме повивальной бабки можно было ожидать увидеть местного кукольника. Его вообще редко можно было увидеть в любом доме, кроме его собственного. Он был нелюдим, в деревне слыл отшельником, хотя это нисколько не умаляло количества желающих приобрести кукол его работы, чтобы порадовать к праздникам своих детей.

Он был высок ростом и хорошо сложен, в его стати угадывалась военная выправка. Внешностью он обладал вполне заурядной: тонкое лицо, приподнятые густые брови, широко посаженные глаза, прямой с угловатым кончиком нос, полноватые губы и низкий квадратный подбородок. К стрижке кукольных дел мастер относился весьма небрежно: его темно-русые волосы были разной длины, самые длинные едва доходили до середины шеи.

Он никогда не слыл горячей головой и не шел на конфликты даже с самыми ворчливыми селянами, но люди побаивались его и перешептывались о холодной смертоносности, исходящей от него. Это впечатление укрепилось после того, как пробегавшие мимо его дома деревенские мальчишки однажды заметили его за фехтовальными упражнениями. Где и как кукольник обучился фехтовать, доподлинно было неизвестно. Ходили слухи, что он — ветеран Войны Королевств и что именно война сделала его столь мрачным и угрюмым. Спросить его об этом лично никто не решался: слишком боялись его возможных родственных связей с опасным преступником, казненным в последний год войны. А связи эти, принимая в расчет имя притского кукольника, были весьма вероятны. Посему селяне предпочитали не ворошить эту историю и довольствовались собственными домыслами. Сам же кукольник слухи, витавшие вокруг него, не подтверждал, но и не опровергал.

Петеру этот человек был неприятен. И дело было не только в манере речи — в его внешности… во взгляде, мерцало нечто необъяснимо отторгающее. Серо-голубые глаза смотрели подчеркнуто равнодушно, однако взгляд этот пронизывал до костей, обнажая потаенные стороны человеческой души. Петеру, как и другим селянам, не нравилось, когда кто-то на него так смотрел.

— Господин Адони, вы меня слышите? — Голос кукольника потревожил звенящее молчание и будто заново запустил замершее время. Петер понял, что рассматривает гостя Эленор неприлично долго.

Глава 2

Под проливным дождем Мальстену удалось преодолеть расстояние в пол-лиги бегом только через четверть часа. Вымокший до нитки, он замер перед дверью дома кузнеца Грегора Шосса и перевел дух. Из глубины дома, заглушенный звуками бури, но него донесся протяжный мучительный стон роженицы, и его рука замерла на полпути к ручке двери. В груди заклубилась тревога.

Стоит переступить порог, и все изменится, — подумал Мальстен. — Боги, я не хочу этого делать…

Если б только Эленор не попросила его об этом! Но она попросила.

Тяжело вздохнув и поморщившись, Мальстен потянул на себя дверь. Он догадывался, что дом не будет заперт, семья ведь ожидала скорейшего возвращения Петера.

Одновременно с Мальстеном в сени вышел светловолосый мальчик лет двенадцати и изумленно уставился на непрошеного гостя. Это был подмастерье кузнеца — сирота, которого семья Шосс приютила несколько лет назад.

— Мастер Ормонт? — пролепетал он.

Кукольник улыбнулся мальчонке лишь уголком губ.

— Здравствуй, Ильдвин, — поздоровался он.

Ильдвин, закусив губу, оглянулся на дверь комнаты, где мучилась Беата, и нервно провел рукой по непослушным, торчащим в разные стороны волосам. Он с явным трудом пытался подобрать слова, чтобы вежливо попросить кукольника зайти в другое время.

Мальстен уже собирался облегчить мальчишке задачу, оттеснить его и пройти в комнату, когда оттуда стремительно вылетел грузный темноволосый мужчина с заросшим густой бородой лицом.

— Петер, как же ты долго! Мы... — Увидев Мальстена, Грегор Шосс замолчал на полуслове. Его кустистые брови сошлись к широкой переносице. — Мастер Ормонт, — мрачно констатировал он, заменив этим обращением приветствие. — Клянусь всеми богами Арреды, сейчас не лучшее время, чтобы обсуждать дела.

Стон Беаты был тому подтверждением.

Мальстен не стал тянуть. Он решительно шагнул к двери комнаты и приподнял голову, чтобы посмотреть в глаза рослого кузнеца.

— Мне известно, что у вас происходит, господин Шосс. Я здесь как раз за этим: помочь вашей супруге. Меня прислала Эленор.

Грегор отнесся к этому заявлению со смесью раздражения, удивления и скепсиса.

— А сама она где, бесы ее забери?

— Умирает, — холодно отчеканил Мальстен.

Лица Грегора и Ильдвина побледнели. Кузнец беспомощно посмотрел на мальчика, будто искал совета, но тот молчал.

— Ничего не понимаю, — выдохнул Грегор. — Вы уверены, что она…

— Вне всякого сомнения, — перебил Мальстен. — Позвольте, я пройду?

— Зачем? — протянул Грегор, сникнув окончательно. — Вы-то чем можете помочь? И где Петер?

Последний вопрос прозвучал с подозрением и угрозой, но Мальстен проигнорировал это. Он тяжело вздохнул, оттеснил кузнеца с дороги и вошел в комнату Беаты. Хрупкая темноволосая женщина полусидела на постели. Простыни и часть ночной сорочки были алыми от крови. Мальстену пришлось приложить небольшое усилие, чтобы сосредоточить на ней взгляд: без напряжения глаз она представляла собой размытое пятно.

— Господин Адони отправился в соседнюю деревню за другой повитухой, — на ходу объяснил он Грегору, приближаясь к кровати Беаты. — Я здесь, чтобы помочь вашей супруге дождаться ее. — Он почтительно кивнул роженице. Ее живот казался непомерно огромным для ее хрупкого тела, и Мальстен сомневался, что она сумеет выжить после родов. Тем не менее, он постарался говорить ободряюще: — Здравствуйте, госпожа Шосс.

Грегор неуверенно замер в дверях. За его спиной с ноги на ногу неловко переступал Ильдвин, не решаясь ни войти в комнату, ни сбежать.

— Эленор не придет? — испуганно всхлипнула Беата.

— Боюсь, что нет, госпожа Шосс, — ответил Мальстен. Его лицо выражало чуткое сострадание мукам этой женщины.

Беата сжала губы, стараясь сдержать стон.

— Как же вы… поможете? — выдавила она.

Мальстен вздохнул. Где-то в глубине души он надеялся, что открывать правду не придется, и семья кузнеца слепо доверится ему. Но боги Арреды никогда не бывали насколько милостивы к нему, чтобы творить такие чудеса.

— Я сумею задержать роды до прихода повитухи. У меня, — он помедлил, — есть такая возможность. Гарантирую, что и вы, и ваше дитя будете в безопасности. Только мне понадобится темное покрывало. Чтобы закрыть кровь.

Грегор и Ильдвин опасливо переглянулись.

— Зачем? — приглушенно спросил кузнец.

Мальстен знал, какие вопросы и подозрения клубятся в его разуме в эту минуту. Они занимали многих селян с тех пор, как он приехал в Прит. «Родственник того самого? Или однофамилец? Но им самим он не может быть, того ведь казнили! Должно быть, все-таки однофамилец. И понятно, почему о себе не говорит: видно ведь, что тоже воевал. Ветеран, должно быть. А имя произнесет, и сразу того вспомнят — тот ведь тоже Ормонт был? Или как-то так…»

— Догадываюсь, о чем вы думаете, — сказал Мальстен, выдерживая испытующий взгляд кузнеца. — Ваши подозрения верны. Да, я не вижу красного.

Это была ложь.

Глава 3

Вальсбургский лес, Гинтара

Днем ранее

Аэлин Дэвери не могла припомнить, когда в последний раз погода была столь отвратительной. На улице беспрестанно лил дождь, Аэлин вымокла до нитки и совершенно выбилась из сил после того, как пришлось сделать по такой погоде крюк, огибая болото.

Ближайшим населенным пунктом отсюда был Росс — в двух лигах к юго-востоку. Ближе — только летняя резиденция графа Ричифера, где Его Сиятельство с семьей часто задерживался до поздней осени. До особняка было рукой подать, до Росса пришлось бы двигаться лесом не один час, и Аэлин решила попытать удачу в графской обители. Она надеялась, что ее хотя бы пустят в хлев обсохнуть и переждать дождь, о большем она не собиралась просить. Однако Его Сиятельство проявил искреннее радушие и пригласил путешественницу в дом.

На вопросы о том, что ее сюда привело, она отвечала уклончиво. Об охотниках — таких, как она, — на Арреде бытовало два прямо противоположных мнения, и Аэлин не желала в такую скверную погоду напороться на худшее из них. К тому же версия о «путешественнице, разыскивающей близкого человека», вполне удовлетворила любопытство хозяев. Графиню Колин и вовсе интересовал не род занятий, а нравы гостьи. Она предупреждающе смотрела на Аэлин, давая понять, что не ручается за себя, если та позволит себе малейшие вольности в отношении графа.

Репутация четы Ричифер бежала вперед своих обладателей — о ветрености графа слагали легенды едва ли не во всем Вальсбруге, а его супруга слыла дамой с железным нравом, которой каким-то непостижимым образом удавалось до сих пор пресекать измены мужа. Вполне объяснимо, что нежданный визит молодой женщины не вызвал у графини добрых предчувствий.

Внешность Аэлин Дэвери производила двоякое впечатление. Она отличалась от хрупких придворных красавиц: ростом была чуть выше обычного, а тело, натренированное нелегкими нагрузками в пути, было крепким и подтянутым. Благородство тонких черт лица и яркость зеленых глаз портила легкая горбинка на носу, а огрубевшая кожа на руках со следами полученных в путешествиях царапин сбивала столку — ведь при этом Аэлин несла себя с достоинством, присущим высокородным дамам. Противоречивые детали внешности рождали и противоречивое отношение людей. Впрочем, Аэлин к этому привыкла.

Прибыв в резиденцию графа Ричифера, она всем своим видом показала, что не намерена становиться причиной семейных раздоров, и надеялась, что графиня расположится к ней (или хотя бы не прикажет слугам отравить ее за ужином).

Расположение Колин удалось получить самым неожиданным образом: визит Аэлин вызвал настоящий восторг у шестилетнего сына четы Ричифер, юного Стефана. Причиной бури эмоций стала не столько сама гостья, сколько оружие, закрепленное на ее поясе — большой нож с расширяющимся к середине и утяжеленным к концу клинком выгнутой формы и резной деревянной рукоятью.

— Ничего себе! — изумленно воскликнул светловолосый мальчик, и его глаза восторженно заблестели. — Какой у тебя меч!

Колин сразу же отчитала сына за фамильярное поведение, но Аэлин лишь улыбнулась в ответ на эту реплику и присела рядом с мальчиком.

— Это не меч, Ваше Сиятельство, — качнула головой она. — Это называется паранг. Идеален в долгом путешествии, потому что годится и для свежевания добычи, и чтобы срубать ветки в труднопроходимых лесах.

— Ты им прямо рубишь? Сама? — воскликнул мальчик. — А матушка говорит, что дамам не престало носить оружие.

Аэлин вновь улыбнулась, но не успела дать ответ: буквально из ниоткуда возникла гувернантка мальчика и позвала его. Аэлин проводила поникшего ребенка внимательным взглядом. Несмотря на восторженный блеск и живость в глазах, он показался ей болезненно осунувшимся и бледным, будто бы им уже начала овладевать какая-то хворь, однако еще не показала себя в полную силу.

— Прошу простить нашего маленького грубияна, — улыбнулась графиня Ричифер, вырывая гостью из раздумий. — Последнее время все труднее найти на него управу. Ему нужен кто-то построже Агаты. Она добрая душа и может его слишком разбаловать.

— Идем, Стефан, — неприятным скрипучим голосом проговорила гувернантка.

Аэлин присмотрелась к ней повнимательнее, надеясь определить хотя бы ее возраст, и не смогла: на вид этой женщине с одинаковой легкостью можно было дать как тридцать, так и пятьдесят лет.

Почему-то назвать Агату доброй у Аэлин не получалось даже в мыслях. Она допускала, что первое впечатление обманчиво, но было в этой особе нечто отторгающее, притом разобрать, что именно, не представлялось возможным.

Следуя за гувернанткой, Стефан почти обреченно посмотрел на родителей и шмыгнул носом. Ярко-зеленые глаза Аэлин заинтересованно прищурились. Неясное нехорошее предчувствие относительно мальчика не давало ей покоя.

***

Хозяева дома любезно предоставили Аэлин комнату на ночь, велели слугам подготовить для гостьи ванну, а после накрыть на стол. Ужин закончился лишь к позднему вечеру, когда юный граф Стефан вновь спустился в гостиную к родителям и тихо захныкал, что не хочет ложиться спать в присутствии Агаты.

— Я не хочу, чтобы она смотрела на меня, когда я сплю, — пожаловался он, с надеждой глядя на Аэлин и переводя жалостливый взгляд серых глаз на родителей. Он надеялся, что в присутствии гостьи они обратят на его жалобы внимание, а не проигнорируют их, как делали это обыкновенно.

Глава 4

На всей Арреде вряд ли сыщется знаток, способный доподлинно объяснить, кто такие данталли. Из всех иных существ, живущих бок о бок с людьми, эти — едва ли не самые загадочные и опасные. Некоторые называют данталли демонами, что вполне объяснимо, учитывая, что боги наделили их властью над чужой волей.

Еще до нового летоисчисления — с.д.п., — берущего начало Со Дня Падения исторической родины данталли, мифы об этих существах наводнили Арреду.

При одной лишь мысли об их способностях становится невдомек, отчего эти удивительные создания до сих пор не подчинили себе весь мир. Впрочем, нашлись и те, кто верил, что они с самого сотворения мира тайно стояли у власти на Арреде и что именно они прогнали первых богов с этих земель. Люди, свято верившие в это, сформировали агрессивное религиозное направление, получившее название «Красный Культ». «Культ» — потому что члены секты признавали данталли истинными правителями мира, «красный» — потому что своей заветной целью приверженцы этого направления считали сбросить демонов с их трона.

Цвет был неслучайно выбран в качестве военного символа жрецов Культа: по легенде данталли не способны были увидеть красное, этот цвет лишал их зрения. На деле же легенда не говорила всей правды. Для данталли человек, носящий красное, становился размытым пятном, на котором было очень сложно сконцентрировать взгляд. А без четкого образа зацепиться за него черными, невидимыми для человеческого глаза нитями кукловод не мог. Истории, когда демону-кукольнику удавалось прорваться сквозь красное, были настолько редки, что слыли, скорее, мифами Арреды, и мало кто верил в них. Людям было удобнее думать, что красный цвет способен защитить от данталли.

Последователи Культа стали основным средством по истреблению демонов-кукольников, значительно пополнив свои ряды во время Войны Королевств, когда о данталли и их удивительных способностях стало известно едва ли не каждому крестьянину. Война породила великое множество мифов о данталли, что серьезно осложнило им жизнь, вынудив скрываться среди людей и всячески избегать использования своих способностей при свидетелях, дабы не привлечь к себе внимание последователей Красного Культа.

Затеряться среди людей не составляло особого труда. В отличие, к примеру, от аггрефьеров, данталли не обладали столь ярко выраженными особыми чертами, позволяющими безошибочно определить их истинную суть. Распознать данталли внешне было невозможно. Разве что кому удается пустить им кровь при встрече и увидеть ее синий оттенок. Или же случайно прижаться ухом к их груди, чтобы услышать мерный перестук двух сердец. Подобные инциденты случались крайне редко, ведь данталли были осторожными. Однако стоило кому-то из них выдать себя, последователи Красного Культа возникали буквально из-под земли. Они выведывали подробности жизни данталли и с завидным упорством вызнавали про всех сородичей, о которых тот мог сообщить.

Посему демоны-кукольники старались избегать близости с людьми, по крайней мере, подавляющее большинство.

Отец Мальстена Ормонта в это большинство не входил. Он был романтиком и мечтателем, державшим свой передвижной кукольный театр. Путешествовал по королевствам и зарабатывал звонкий фесо во время чарующих представлений. То были времена, когда Красный Культ еще набирал силу, а великая Война Королевств только зарождалась в мыслях приближенных к монархам советников.

На представления Эллая Дортмунда не гнушался приходить и бомонд — талантом бродячего кукольника восхищались, не думая о его простом происхождении и не подозревая ни о темно-синей крови, текущей в его жилах, ни о двух сердцах, бьющихся в его груди.

На одном из выступлений, где движения марионеток были столь сложными и отточенными, что наводили лишь на мысль о магии, кукольника удостоила своим вниманием герцогиня Иннесса Ормонт.

Молодая и привлекательная особа, она покорила оба горячих сердца юного Эллая с первого взгляда. Театр кукол тогда надолго остановился в Хоттмаре, земле, принадлежавшей герцогу Гелвину Ормонту, даже не подозревавшему о стремительно вспыхнувшей тайной страсти своей супруги.

Эллай открылся своей возлюбленной практически сразу, и это лишь сильнее распалило ее запретное чувство, которому боги не позволили существовать долго.

Неизвестно, каким образом жрецам Красного Культа тогда удалось разоблачить Эллая, но он был схвачен и после нескольких суток допроса предан огню. Герцогиня Ормонт была вынуждена скрывать свое безутешное горе. Перемены в ее настроении и поведении замечало ближнее окружение, но вскоре все подозрения и домыслы рассеялись, как утренний туман: стало известно, что Иннесса носит под сердцем ребенка.

Гелвин Ормонт был счастлив, он ни на мгновение не засомневался в верности и преданности супруги. Иннесса приняла решение растить сына Эллая Дортмунда как наследника герцогства Хоттмар, хотя чувствовала, что носит под сердцем сына данталли. Ее душу терзала тревога, потому что она знала: при рождении ребенок унаследует способности своего отца.

Герцогиня начала долгие тайные поиски информации об этих существах, и ее упорству позавидовали бы даже последователи Красного Культа.

Старания Иннессы увенчались успехом: ей удалось найти для своего сына наставника, который сумел рассказать юному Мальстену о его природе и научить, как укрыть ее от человеческих глаз.

Все детство и юность Мальстен Ормонт следовал заветам своего учителя Сезара Линьи. Взамен тот обучил его пользоваться способностями столь искусно, что ни один человек, которого юноша оплетал черными невидимыми нитями, не чувствовал его ювелирного воздействия.

Глава 5

Прит, Гинтара.

Тринадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Дверь комнаты шумно распахнулась, и внутрь ураганом влетел промокший до нитки Петер Адони, ведущий за собой пожилую женщину.

— Беата! Сестренка! Я здесь! — срывающимся голосом закричал он. — Повитуха со мной! Боги, только бы я успел…

Грузная фигура Грегора Шосса молчаливо маячила за спинами вошедших.

Повитуха недоверчиво окинула взглядом Беату и стоявшего напротив нее Мальстена.

— Когда, говоришь, начались роды? — прищурившись, спросила она у Петера. Тот непонимающе посмотрел на своего зятя.

— Шесть... — сглотнув, вымолвил Петер и недоуменно поглядел на сестру, — примерно шесть часов назад.

Мальстен повернул голову к вошедшим и учтиво кивнул. Недоумение в глазах Петера Адони и повивальной бабки он предпочел не заметить. Невидимые черные нити, удерживающие Беату Шосс, начали втягиваться обратно в его ладони. Он оставил лишь одну — не для контроля, а для связи. Она была нужна ему, чтобы безопасно добраться до дома Эленор после шести часов воздействия.

Роженица несколько раз беспомощно моргнула, оглядев комнату и присутствующих. Взгляд ее на миг замер на Мальстене и подернулся опаской, но, не успев вымолвить и слова, она заметила брата.

— Петер? — прошептала она. — Ты уже вернулся?

Беата снова посмотрела на Мальстена. Она начинала понимать, как много он для нее сделал. В глазах мелькнула благодарность, но уже через мгновение лицо исказилось гримасой боли, и она тяжело застонала.

Мальстен отвел взгляд и глубоко вздохнул, повернувшись к людям в дверях:

— Призываю вас более не медлить. Госпоже Шосс нужна помощь.

Пожилая повитуха ожгла его недовольным взглядом.

— А вы кто такой? — требовательно спросила она.

— Я лишь побыл с ней на правах друга семьи и помог успокоиться. Но надобность во мне отпала, поэтому прошу меня извинить, — ответил он и решительно зашагал к выходу из дома. Ильдвин испуганно юркнул в сторону, скрывшись за соседней дверью. Мальстен бы не возразил, если б все таким образом разошлись с его пути.

— Постойте... — донесся до него голос Грегора. Бас, звучащий столь робко, был крайне непривычен для слуха.

Мальстен терпеливо вздохнул и остановился в шаге от двери. Он догадывался, что кузнец хочет сказать ему.

— Не переживайте, Грегор. Уже завтра ночью меня не будет в Прите. Насчет вашей супруги можете не волноваться: как я уже говорил, мое воздействие никак не отразится на ее душе, вот увидите. Всего доброго.

Кузнец подался вперед, все еще намереваясь задержать кукольника.

— Погодите, Мальстен! — вновь окликнул он. — Вам нет нужды покидать Прит. Клянусь, вашу тайну не узнает ни одна живая душа.

Он неловко осекся, поняв, с каким жаром это произнес и как громко это прозвучало, даже несмотря на опутывающую его сконфуженность. Мальстен усмехнулся.

— Я ценю это, но не стоит давать обещаний, которых не выполните, Грегор, — снисходительно сказал он. — Сегодня обо мне уже узнало слишком много живых душ, а посему в Прите более не безопасно. Я должен уйти. Раздайте кукол из моего дома детям, с собой я их не возьму.

Мальстен прижал руку к груди в знак заблаговременной признательности и уже собирался откланяться, как вдруг задумчиво окинул кузнеца взглядом и спросил:

— Я могу попросить вас кое о чем?

— Разумеется! — с жаром отозвался Грегор, встрепенувшись. — После того, что вы сделали для моей семьи, все, что угодно!

Договорил он твердо и с уверенностью, но его выдало выражение лица: кузнец явно пожалел о сказанном, как только слова покинули рот, потому что он вспомнил, кому дает обещание. Мальстен качнул головой, успокаивая собеседника.

— Если родится дочь, дайте ей имя Эленор. На самом деле спасение Беаты и ребенка — полностью ее заслуга, не моя.

Не дожидаясь ответа кузнеца, Мальстен вышел из дома и поспешил прочь.

***

На этот раз путь в пол-лиги показался отнюдь не близким. Чувство потери мирной жизни, которую Мальстен некоторое время вел в Прите, утяжеляло каждый шаг.

Оказавшись у хижины Эленор, Мальстен задумчиво замер. Дом показался ему безжизненным, и он догадался, что опоздал.

В жилой комнате догорала масляная лампа. Было совсем тихо, тишину нарушал лишь редкий стук капель утихающего дождя на улице.

Мальстен приблизился к кровати Эленор. Старуха лежала совершенно неподвижно, глаза ее были закрыты, а лицо приобрело неестественно бледный оттенок. Мальстен сокрушенно опустился на стул подле постели покойницы. Он не мог простить себе, что позволил ей — своему единственному другу — встречать Жнеца Душ в одиночестве.

— Прости, Эленор. Я обещал вернуться быстрее... я очень хотел вернуться быстрее…

Он зажмурился, слабо сжал холодную руку старухи и устало опустил голову. Ему невольно вспомнился день, когда Эленор узнала его главный секрет.

Глава 6

Вальсбургский лес, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Вместо тихой ночи в доме графа Ричифера Аэлин получила уйму работы — сожжение спарэги и последующее исследование особняка на предмет других существ. И хотя охотница была уверена, что эти меры совершенно излишни, чета Ричифер настояла и предложила щедрую оплату. Скрепя сердце Аэлин согласилась, провела тщательный осмотр дома и прилегающей территории, а потом целых два часа успокаивала Стефана.

Утром тринадцатого дня Матира она поспешила покинуть особняк и окрестности Росса, несмотря на продолжающуюся непогоду. Бэлл Ричифер уговаривал ее остаться, но Аэлин не хотела становиться цепным псом при графской чете. Заработав щедрую награду, она направилась в близлежащую деревню, надеясь хотя бы там перевести дух. Облегчать путнице дорогу боги явно не собирались: дождь перестал лишь утром следующего дня.

Радует хотя бы то, что наемники отстали. Похоже, их непогода потрепала не меньше, — успокаивала себя Аэлин, в глубине души понимая, что передышка будет недолгой. Сейчас ее следы на мокрой земле будут глубже и отчетливее, и преследователи, кем бы они ни были, быстро найдут ее.

Интересно, хоть в следующей деревне мне удастся поспать по-человечески? — Она мечтательно прикрыла глаза, представляя себе теплую сухую комнату какого-нибудь трактира. — Если удастся, я буду самым счастливым человеком на Арреде.

Мысль о возможном скором отдыхе придала сил, и Аэлин бодро зашагала в сторону лежащей на пути деревни. Она надеялась, что, если в Прите и попадется какая-то работа по ее части, то противником окажется не спарэга. Аэлин была уверена, что из всех иных существ, обитающих на Арреде болотные ведьмы — одни из самых отвратительных тварей, и в ближайшее время у нее не было никакого желания вновь сталкиваться с чем-то подобным.

***

Прит, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Утром посетителей в трактире «У Верна» было немного. Верн Эдлан скучал за стойкой, вполуха прислушиваясь к сонным разговорам парочки завсегдатаев и вполглаза наблюдая за своей женой. Та меланхолично размахивала метлой по полу, имитируя уборку.

Лучше б ты на этой метле полетела куда, ведьма. Хоть зрелище было бы какое, а так скука смертная, — с кривой улыбкой подумал Верн, рассматривая внушительные формы жены. Глядя, как она покачивает крутыми полными бедрами, Верн чувствовал прилив бодрости и желания. Лана Эдлан, несмотря на годы и полноту, сохраняла свой особый шарм, который чувствовался в любом, даже самом меланхоличном ее движении. За это муж в шутку прозвал ее ведьмой, и им обоим по-своему льстило это прозвище.

Вырывая завсегдатаев из сонных утренних бесед, дверь трактира открылась, и в помещение вошла молодая женщина. Верн Эдлан беззастенчиво вытаращился на нее. Она явно никогда прежде не бывала в Прите. Верн готов был голову дать на отсечение, что запомнил бы такую эффектную женщину, если б хоть раз видел ее прежде.

Она была довольно высокого роста и крепкого сложения для гинтариек женщин. Густые волосы мягкого золотисто-медового оттенка спускались растрепанными локонами ниже лопаток. Черты лица одновременно вбирали в себя благородную загадочность и незатейливую простоту. Незнакомка была весьма необычно одета: приталенный кремовый кожаный кафтан с грубоватыми черными застежками поверх светлой блузы плавно переходил в длинную юбку, которая при последующем рассмотрении оказалась вовсе не юбкой, а продолжением кафтана — четырьмя широкими полосами плотной кожи, разделенными разрезами от самых бедер. Под полосами ткани женщина носила плотные облегающие штаны. На ногах, явно привыкших к долгим странствиям, сидели высокие черные сапоги, запачканные в грязи — похоже она добиралась до Прита через лес после ночной бури. В ножнах на поясе был закреплен длинный нож с расширенным к середине клинком.

Верн заставил себя отвести взгляд от незнакомки, когда ее яркие зеленые глаза остановились на нем. Он почувствовал себя неловко, понимая, что слишком долго разглядывает посетительницу, совершенно не стесняясь присутствия своей супруги.

Светловолосая женщина направилась к стойке и устало вдохнула.

— Доброго утра, — сказала она. Судя по ее голосу, для нее это утро выдалось совсем не добрым.

Верн пожевал губу, стараясь не смотреть на Лану, заинтересованно наблюдавшую за посетительницей.

— Доброго, — отозвался он, прочистив горло. — Чего желаете? Еда? Напитки?

Незнакомка качнула головой.

— Мне бы комнату. На сутки, не больше. О еде и напитках позже, господин…

— Эдлан. Верн Эдлан, сударыня, — поспешил представиться хозяин трактира. — А ваше имя?

— Зовите Аэлин, — небрежно бросила посетительница.

Аэлин, — повторил про себя Верн, расплывшись в непозволительно мечтательной улыбке. — Красивое имя, необычное.

Лана будто услышала мысли супруга и ожгла его предупреждающим взглядом. Верн подобрался. Перейти с гостьей на обращение по имени у него не вышло.

— Что ж, отлично, сударыня. Моя жена Лана проводит вас и покажет комнату. Это будет стоить три фесо… у нас оплата вперед, так что…

Аэлин безразлично кивнула, извлекла из заплечной сумки мешочек и положила деньги на стойку. Верн прищурился и подвинул одну монету посетительнице.

Глава 7

Мальстен бросил плащ на землю и подрагивающими руками взялся за лопату. Он стоял на том самом месте в лесу, где год назад Эленор Крейт узнала его секрет.

Земля казалась слишком твердой, и копать могилу было особенно тяжело. Тело данталли наполняла чугунная слабость, легкий озноб и боль все не отступали, руки не слушались. После шести часов работы с Беатой ему требовалось куда больше времени на восстановление.

Намного больше, чем он мог себе позволить.

Мальстена подгоняло желание как можно скорее покинуть Прит. Сплетни имеют свойство разноситься быстро: скоро вся округа будет знать и говорить о нем. Уйти придется довольно далеко, возможно, даже в соседнее королевство, где нужно будет затаиться и переждать момент, пока все предположения о его местонахождении ускользнут от короля Анкорды, а его верные псы перестанут рыскать в поисках беглеца.

Мальстен замер и прикрыл глаза, всеми силами стараясь отогнать от себя навязчивые воспоминания о Войне Королевств, однако они накатывали волнами, и остановить их было уже невозможно.

Чена, Анкорда

Двадцать второй день Реуза, год 1482 с.д.п.

Оба сердца данталли напряженно забились, когда высокие двери тронной залы распахнулись перед ним, являя взору просторное светлое помещение, украшенное яркими витражами, устланное золотистым ковром и отмеченное флагами Анкорды на каждой массивной резной колонне.

Мальстен сжал кулаки, понимая, на какой риск идет, но пути назад уже не было. Нужно было довести дело до конца. Сейчас, после Вальсбургской Конвенции о запрете участия иных существ в Войне Королевств, он особенно рисковал, придя с намерением открыть свою истинную природу во дворец Рериха VII Анкордского, временно пребывавшего в столице для подготовки переговоров с союзниками.

Стоило Мальстену сделать шаг в тронную залу, герольд громко возвестил:

— Его светлость, Мальстен Гелвин Ормонт, герцог Хоттмарский.

Мальстен приблизился к трону рослого молодого короля Рериха на допустимое расстояние и почтительно поклонился.

Правитель Анкорды был крупным мужчиной, грозным на вид. Его крутой нрав соответствовал внешности. Он выглядел старше своих лет и с отрочества внушал соотечественникам благоговейный трепет. Шевелюра рыжевато-каштановых волос придавала ему сходство с массивным львом. Когда он поднялся с трона и шагнул навстречу своему гостю, эхо стука его каблука разнеслось по зале. Стоявший по правую сторону от трона худосочный советник короля даже вздрогнул: похоже, монарх нечасто удостаивал своих посетителей тем, что поднимался со своего места в их присутствии.

— Хоттмар, — протянул Рерих. Его громкий баритон отразился от каждой стены. — Мне казалось, Хоттмар нынче стал основной резиденцией Красного Культа в Кардении. Я не вижу на вас красных одеяний, герцог Ормонт.

Мальстен поднял глаза на короля и кивнул.

— Вы совершенно правы, Ваше Величество, я не состою в Красном Культе. Земля, наследником которой я являюсь, была захвачена вышеупомянутой организацией в ходе войны. Посему формально я не герцог, а лишь проситель, у коего осталось только его имя.

Рерих изучающе склонил голову.

— В столице я принимаю просителей в последний день каждого месяца, господин Ормонт. — Он намеренно опустил утративший ценность титул Мальстена. — А сейчас и того реже, ибо идет война, и находиться во дворце подолгу не позволяют обстоятельства.

Рерих говорил небрежно, как с челядью, и не собирался этого скрывать. Что ему мог дать разоренный герцог, кроме пустых обещаний? Такие, как он, могли лишь выпрашивать покровительство, а взамен бросать громкие клятвы в верности. Сейчас куда выгоднее была бы военная поддержка, которой бывший герцог Хоттмарский оказать не мог.

Мальстен почтительно кивнул.

— Мне это известно, Ваше Величество. Однако я лелеял надежду, что Вас заинтересует то, зачем я явился к Вам.

Рерих скептически приподнял бровь.

— Что же заставило вас так думать?

Мальстен огляделся.

— При всем моем почтении, Ваше Величество, я смогу обсудить с Вами мое предложение лишь наедине, либо в кругу тех лиц, кому Вы безоговорочно, — он особенно подчеркнул это слово, — доверяете. И тем лучше для нас обоих, чем этот круг будет уже.

Рерих был удивлен столь вольным заявлением чужестранца. Несколько мгновений он размышлял, затем решил согласиться на условия просителя.

— Что ж, вы застали меня в подходящем расположении духа, господин Ормонт. Мне любопытно, что вы можете предложить. Оставьте нас!

Последние слова были обращены ко всем присутствующим, кроме Мальстена.

— Ваше Величество, разумно ли… — попытался возразить советник, однако Рерих угрожающе прищурился и властно приподнял руку.

— Это приказ, — строго оборвал он, и более никто не посмел ослушаться.

Советник, проследовав к двери последним, с неприязнью посмотрел на Мальстена, однако не сказал ему ни слова.

Как только король остался с визитером наедине, он вопрошающе кивнул:

Глава 8

Прит, Гинтара

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Аэлин потянулась на жестком матрасе и блаженно улыбнулась. Эта койка на постоялом дворе после бессонной ночи показалась ей едва ли не королевским ложем. Несколько часов сна вернули ее к жизни, и сейчас она чувствовала себя хорошо, как никогда.

Неплохо было бы поесть, — подумала Аэлин, прислушиваясь к недовольно ворчащему желудку, — но сначала стоит привести себя в порядок.

Она извлекла из заплечной сумки гребень и расчесала спутавшиеся золотистые волосы, после чего набрала из стоявшего в углу бочонка ковш воды и тщательно умыла лицо, а затем с помощью тряпицы очистила от дорожной грязи сапоги и одежду.

Перед тем, как спуститься в трапезный зал, она скользнула взглядом по комнате и увидела торчащий из сумки корешок потертой тетради в твердом переплете. Аэлин тяжело вздохнула, извлекая ее и раскрывая на форзаце, где содержалась одна единственная размытая от времени надпись: «Путевые заметки Грэга Дэвери».

Аэлин покачала головой и прикрыла глаза, отгоняя от себя счастливые воспоминания: теперь они каждый раз перемежались горечью потери.

Подумать только! Полтора года!Полтора года скитаний от города к городу, от селения к селению в надежде найти хотя бы одну ниточку, которая привела бы меня к нему — и никаких результатов! А ведь тогда, в Сальди, я решила, что наконец обрела надежду и теперь отыщу его.

Аэлин перелистнула страницы тетради Грэга Дэвери. Пальцы безошибочно остановились на том листе, который был нужен — на последнем, хранившем записи. Она давно знала наизусть написанный там текст, и все же что-то заставило ее снова перечитать его:

«Наткнулся на одно очень странное место. Нужно проверить, могут быть замешаны существа».

В самом низу страницы явно в спешке была сделана размазанная приписка: «Поговорить с Мальстеном О.».

Аэлин захлопнула тетрадь.

— Кто же ты такой, Мальстен О.? — нахмурилась она, убирая путевые заметки Грэга Дэвери обратно в заплечную сумку. — И как долго я еще буду искать тебя?

На ум приходила лишь одна историческая фигура, носящее подходящее имя, но этого человека… точнее, этого иного казнили несколько лет назад.

Запись в дневнике была сделана много позже, посему, если только Грэг Дэвери за время своего отсутствия не научился разговаривать с призраками, искать нужно было другого Мальстена О.

***

Лана Эдлан заботливо склонилась над столом, за которым сидел угрюмый темноволосый мужчина.

— Тебе повторить, дружочек? — проворковала она, кивая на пустую кружку эля. — Или пока подождешь?

Стоявший за стойкой Верн недовольно хмыкнул и оторвался от протирания столешницы. Ему не нравился игривый тон, которым жена разговаривала с этим человеком.

— Оставь его. Надо будет, сам попросит еще. Чай, не маленький, — проворчал он.

— Да он и слова произнести не может от потрясения, — сочувственно сказала Лана. — Едва сестру не потерял, носился всю ночь за повитухой. А наша Эленор, говорят, скончалась, да будут боги милостивы к ее душе!

Петер Адони, до этого сидевший молча, откашлялся и с хмельным прищуром заговорил:

— Повторите-ка, госпожа Эдлан. Еще эля! Я пью за перерождение Эленор Крейт! Как знать! Может, она переродилась в моей племяннице, которую Грегор назвал в ее честь…

Он вдруг затих, боясь, что три выпитых кружки эля после бессонной ночи развяжут ему язык и заставят выболтать лишнего об участии кукольника. Зять строго-настрого запретил упоминать об этом.

У самого Петера до сих пор не укладывалось в голове то, кем оказался их ночной посетитель. Анкордский кукловод, прилюдно казненный в городе Чена на шестнадцатый день Солейля 1483 года с.д.п. на одном из сотни полыхавших в тот день костров, — как он мог шесть лет спустя оказаться здесь, в Прите?

Чуял я неладное с самого начала! Не нравились мне его глаза, — думал Петер. Вместе с тем он понимал, что вменить в вину Мальстену Ормонту ничего не может. Этой ночью анкордский кукловод спас его сестре жизнь. Он не обязан был исполнять просьбу умирающей старухи Эленор, но ведь исполнил. И, похоже, не солгал насчет последствий воздействия нитей на людские души. По крайней мере, пока ничто не давало повода усомниться в его честности: поведение Беаты никого не тревожило, да и их с Грегором дочурка выглядела совершенно здоровой крепкой малышкой. А без вмешательства Мальстена Ормонта они обе могли отправиться на Суд Богов.

Петер вздрогнул и попытался отогнать эти мысли.

Лана Эдлан вернулась к столу с новой кружкой эля и, кокетливо улыбнувшись, ретировалась к стойке.

Тем временем в трапезный зал с лестницы, ведущей в жилые комнаты, спустилась молодая женщина. Петер ошеломленно уставился на нее и проводил взглядом до стойки. В Прите он повидал немало красивых женщин, и незнакомка не показалась ему прекраснейшей из них, однако в ее манере держаться угадывалось нечто чужеземное и экзотичное, заостряющее на себе внимание.

Верн Эдлан встрепенулся и расплылся в приветливой улыбке.

Глава 9

Клинок паранга угрожающе касался горла.

— Сам знаешь, что будет, если дернешься! — Прежде бархатистый голос Аэлин приобрел непривычную резкость и грубость. Петер застыл и задержал дыхание, вытаращившись на охотницу. — А теперь рассказывай все по порядку. Начни с того, почему ты солгал.

— Ч-что? — заикнулся Петер, — я ничего не… я ничего не сделал, я…

Аэлин отточенным движением надавила на клинок. Петер зажмурился и задрожал, воздух вокруг горла запах острой опасностью.

— Вот только не надо лгать снова, — пригрозила Аэлин. — Ты сказал, что кукольник покинул Прит. А теперь пришел к его дому и зовешь его. Почему ты хочешь помешать мне найти его?

Глаза Петера заблестели от слез.

— Прошу вас… отпустите, я ничего не знаю…

— Где кукольник?

— Клянусь, я не знаю!

За выкриком Петера Аэлин не услышала, что к ним кто-то приближается. Шаги донеслись до нее почти в тот же момент, что и голос:

— Сударыня, — незнакомец говорил мягко и спокойно, — прошу, уберите оружие от горла этого господина. Как я успел услышать, вы ищете меня. Я к вашим услугам, вам нет нужды прибегать к угрозам.

Аэлин не спешила оборачиваться.

— Вы Мальстен Ормонт? — спросила она, и голос ее предательски дрогнул.

— Посмотрите на меня и убедитесь в этом сами.

Аэлин сделала небольшой шаг назад, все еще держа паранг в опасной близости от горла Петера. Тот, в свою очередь, перепуганными глазами смотрел на кукольника, будто пытался предупредить его о чем-то.

— Пройди вперед. Медленно, — скомандовала Аэлин, обращаясь к своему пленнику. Петер, дрожа всем телом, выполнил указание, и охотница молниеносно скользнула ему за спину. Любой пленник с какой-никакой военной подготовкой успел бы улучить момент и освободиться, но Петер Адони был неотесанным деревенщиной и даже не понял, что упустил свой шанс. Аэлин мысленно возблагодарила Тарт.

— Подойдите ближе, чтобы я вас видела. Без резких движений! — строго обратилась она к Мальстену Ормонту.

— Хорошо.

Кукольник медленно приблизился, и Аэлин наконец сумела рассмотреть его. Он оказался моложе, чем тот «Мальстен О.», которого она представляла: на пару-тройку лет старше нее самой, ему нельзя было дать на вид больше тридцати с небольшим. Руки он держал приподнятыми, давая понять, что не собирается браться за оружие, притом на поясе была закреплена сабля. Дорожная сумка, болтающаяся за плечом, также не ускользнула от взгляда Аэлин.

— Собираетесь в путь, господин Ормонт? — с усмешкой спросила она.

Мальстен кивнул.

— Собираюсь, вы правы. — Он терпеливо вздохнул, сочувственно глядя на Петера. — Сударыня, я вынужден повторить свою просьбу. Мне было бы намного легче говорить с вами, если б вы не держали паранг у горла господина Адони.

Губы Петера испуганно дрогнули. Несколько мгновений он собирался с силами, после чего скороговоркой выкрикнул:

— Она охотница на иных!

Аэлин угрожающе надавила на клинок, заставив пленника прикусить язык. Лицо Мальстена осталось невозмутимым.

— В таком случае я не понимаю, что здесь происходит. Могу поклясться, что этот добрый господин — человек, и я не вижу ни одной причины для охотника на иных угрожать ему.

Аэлин молчала, испытующе глядя на кукольника. Тот, продолжая держать руки на виду, приблизился еще на шаг.

— Полагаю, всем нам было бы проще, если б вы представились. Вы пришли в мой дом и угрожаете моему односельчанину. При этом я совершенно уверен, что не дал вам на то никакого повода. Я вижу вас впервые.

Аэлин не удержалась от еще одной усмешки.

— Не очень-то вы похожи на селянина, господин Ормонт.

— Как и вы на головореза. Кто вы?

Время зазвенело молчанием.

Этот человек тревожил Аэлин. Если б она представляла себе казненного анкордского кукловода, то представила бы именно так. Он двигался, говорил и смотрел таким образом, словно всю жизнь искал баланс между привитым ему придворным этикетом и военной школой. Он серьезно отнесся к сложившейся ситуации, не позволил себе пренебрежительных высказываний в адрес женщины с парангом, говорил осторожно и миролюбиво, хотя цепкость взгляда намекала на готовность вступить в схватку в любой момент. Он был опасен, даже если не имел ничего общего с казненным анкордским кукловодом. А с каждым ударом сердца Аэлин все больше казалось, что это «общее» было. Либо слухи о казни лгали, либо в Прите разгуливала работа умелого некроманта. И одна, и другая версия звучали одинаково безумно, учитывая, что некромантов давно выжгли с лица Арреды, а сотней анкордских костров руководил Красный Культ.

— Сударыня? — окликнул Мальстен.

Аэлин вздохнула, и выдох получился рваным. Она боялась слишком многого: реакции этого человека на ее имя, его возможных действий, очередного провала в поисках, новой неизвестности. Пугал ее и вероятный успех, у которого могло быть еще больше плачевных последствий — особенно если хоть одна из безумных версий окажется правдой. Впрочем, даже если окажется… других нитей, ведущих к тайне «Путевых заметок Грэга Дэвери», у нее не было. Только эта.

Глава 10

Мальстен обернулся на тихий вскрик Петера и выхватил саблю из ножен. Аэлин среагировала в тот же миг и вновь обнажила паранг. Воздух на долю мгновения наполнился едва слышным пением стали.

Со стороны леса к дому приближались пятеро. У одного из них в руках угадывался лук. Жрецами Красного Культа эти люди быть не могли — те, скорее, удавятся, чем пойдут на данталли без своих алых одежд. Мальстен предположил, что облаченные в черные кожаные доспехи агрессоры могли служить Рериху VII, но и эту мысль посчитал абсурдной: даже если они каким-то образом узнали местонахождение беглеца, им тоже не пришло бы в голову пренебрегать красными плащами.

Выяснять, кто это, не было времени.

Мальстен едва заметно шевельнул рукой, чувствуя, как нити тянутся к жертве из центра его ладони. Тело лучника сделалось предательски непослушным: стрела, готовая отправиться к цели, упала на землю.

— Берегитесь! — крикнул Мальстен, тут же отпуская марионетку.

Он ожидал, что Аэлин ринется искать укрытие, однако она мигом преодолела разделявшее их расстояние и потянула его за локоть, улучив спасительные мгновения.

— Бегом! За сарай! — крикнула она.

Мальстен последовал за ней и укрылся от лучника за стеной.

— К вашему сведению, это кукольная мастерская, леди Аэлин, — заметил он, когда они оказались в безопасности от стрел.

— А вы шутник! — Аэлин кривовато улыбнулась, но на лице Мальстена не нашла ни единого признака веселья. Более того: такого кислого выражения лица в столь неподходящей для этого обстановке она и вообразить не могла. — Ладно, если нас не убьют, принесу вам свои искренние извинения.

Мысль о причастности притского кукольника к сражениям при дэ’Вере теперь казалась ей по-настоящему абсурдной. Вряд ли закоренелый воин и мошенник, командир Кровавой Сотни, стал бы корчить из себя обиженного художника.

Тем лучше для нас обоих, — подумала Аэлин.

Мальстен постарался выдохнуть как можно тише. Расплата за выроненную лучником стрелу прошлась по нему огненной волной боли и быстро пошла на убыль. Аэлин, если и заметила что-то по его лицу, то трактовала неверно.

Тем лучше для нас обоих, — подумал Мальстен.

Будь он здесь один, драка не продлилась бы и минуты: под влиянием нитей агрессоры могли покончить с собой в тот же момент, как нити связались с ними. Однако демонстрировать такое при дочери Грэга Дэвери Мальстен не хотел.

— Бесы! — донесся до него шипящий голос Аэлин. Она сбросила заплечную сумку и приготовилась к атаке. Мальстен последовал ее примеру. — И как они меня вечно находят?

— Эти люди пришли за вами? — удивился Мальстен.

— А вы думали, они по вашу душу? — хмыкнула Аэлин, сжимая рукоять паранга. — Пока у них лучник, нам высовываться опасно. В ближнем бою шансов больше. — Она недоверчиво покосилась на саблю в его руке и добавила: — Надеюсь.

— Повезло, что этот лучник иногда роняет стрелы, — тихо заметил Мальстен.

— В Петера Адони он попал не меньше, чем с трехсот шагов, и убил его. — Аэлин осеклась. — Жаль вашего друга.

— Да, жаль. Но времени на траур нет. Скольких вы сумеете обезвредить? — спросил Мальстен.

Аэлин улыбнулась.

— А вы?

Враги постепенно окружали мастерскую с двух сторон. Аэлин посмотрела на Мальстена и подняла два пальца, указав на ближайшую к себе боковую стену. Он кивнул: с его стороны приближались трое. Они не выдвигали требований и ничего не говорили. С какой целью они напали, можно было только гадать. Притом кем бы они ни были, действия их были слаженными и отточенными.

Враги выскочили из-за стен почти одновременно. Нити Мальстена зацепились за них в то же мгновение — сначала за тех, кого он видел перед собой, затем за оставшихся двоих, которых видели глаза марионеток.

Иногда в моменты сцепки данталли могли уловить мысли людей, которыми они управляли, но сейчас Мальстен не услышал ничего. Задаваться вопросом, отчего же так, не было времени.

Бой должен был выглядеть настоящим.

За спиной Мальстена послышался звон стали о сталь.

Аэлин было явно не впервой сражаться, и паранг в ее руке оказался смертоносным оружием — к тому же не единственным. Выбросив левую руку вперед, Аэлин быстро извлекла из наручного тайника небольшой стилет. Тот скользнул ей в руку и отправился прямиком в горло одного из замешкавших нападавших. Захрипев, мужчина завалился на спину. К моменту, когда он коснулся земли и задергался в предсмертных судорогах, нити данталли перестали держать его.

Тем временем Мальстен сумел обойти двух атаковавших его мечников и нанести смертельный рубящий удар в грудь лучника. Нити отпустили умирающую марионетку и вернулись в ладонь. Кровь раненого брызнула в стороны, несколько капель угодило прямо Мальстену под нос и на губы, напомнив о горячем металлическом запахе войны. Поверженный лучник закричал и рухнул на колени, хватаясь за огромную кровоточащую рану.

Мальстен развернулся и отбил летящий на него меч; тут же ушел от атаки второго противника и начал отступать.

Аэлин продолжала бой с оставшимся врагом. Тот шел в атаку, нанося удары крест-накрест, будто хотел запугать, а не ранить. Аэлин отступала, пока не улучила момент, чтобы ударить сбоку. Нить успела отпустить очередную марионетку, когда заточенное лезвие паранга почти отрубило ей руку. Кровь брызнула на землю, раненый взвыл от боли, выкрикнув ругательство на чужом языке, от которого по спине Мальстена пробежал холодок. Он прекрасно помнил, где на этом языке когда-то говорили и кто до сих пор мог использовать его.

Часть 2. Три хвоста. Глава 11

Земля дэ’Вер, Лария.

Двадцать седьмой день Сагесса, год 1482 с.д.п.

Генерал Эллард Томпс сложил подзорную трубу и с недовольным видом отвел взгляд от каменистого тракта предгорья. По нему в анкордский лагерь вот-вот должен был вернуться отряд, отправившийся за водой.

На душе генерала было неспокойно, хотя ничто не давало поводов для тревоги. Погибни кто-то из отряда, вся равнина содрогнулась бы от протяжного крика аггрефьера, возвещающего чью-то смерть. Томпс оглянулся на логово, которое обустроил себе аггрефьер, и невольно поморщился. Присутствие этого существа нервировало многих в лагере, но его способность предсказать скорые массовые смерти шла анкордцам на пользу и помогала предотвращать потери. Аггрефьер был от этого явно не в восторге — он предпочел бы торжество Рорх. Его тайное содействие анкордской армии было жестом доброй воли, которую он проявлял к Мальстену Ормонту.

Будь проклят этот Ормонт и все его странные друзья вместе взятые!

О присутствии данталли в рядах армии Томпс думал с не меньшим недовольством. Будь его воля, он ни за что не поддержал бы Рериха в его авантюре, но король был непреклонен и самоуверен.

— Они скоро вернутся, генерал. Сегодня Тарт на нашей стороне, удача улыбается нам.

Томпс обернулся на голос монарха. Он слышал его приближающиеся шаги, но не был уверен, что Рерих заговорит с ним. В глубине души он надеялся, что этого не произойдет: сейчас он не испытывал ни малейшего желания разговаривать с кем-либо.

— Не хотелось бы отпугнуть ее, Ваше Величество, — сухо ответил он.

— Тракт безопасен, — настойчиво сказал Рерих. — Отряду, добывающему пресную воду, ничто не грозит.

Томпс тяжело вздохнул. Он вовсе не разделял оптимизма короля. Эта война была слишком хаотичной и непредсказуемой, и ни на одном ее этапе Томпс не рискнул бы использовать слова «ничто» и «не грозит» в одном предложении.

Генерал вновь погрузился в молчаливое ожидание и в который раз посмотрел в подзорную трубу. Сбоку от себя он ощущал звенящее нетерпение Рериха и ожидал, что король вот-вот сообщит ему что-то. Судя по всему, его переполняло вдохновение, и Томпсу это не нравилось: в последнее время, все, что вдохновляло короля, было так или иначе связано с иными.

— Я хочу увеличить отряд Ормонта, Эллард, — не выдержав, заявил Рерих Анкордский. Генерал убрал подзорную трубу и серьезно посмотрел на короля. Его недоверчивость к этой затее была видна невооруженным глазом. Рерих улыбнулся и заговорил шепотом: — Он справляется, мой друг. Он действительно делает то, что обещал, и это… невероятно! Только представь, что будет, если мы дадим ему в подчинение сотню!

Томпсу стоило больших усилий сдержаться и не выругаться.

— Ваше Величество, не слишком ли это рискованно? — тщательно подбирая слова, спросил он. — Целая сотня солдат, облаченных во все черное, работающая, как единый организм под командованием Ормонта — это чересчур. Поползут слухи, которые спровоцируют скандал. На Анкорду ополчится весь Совет Восемнадцати, и от этого пятна нашему королевству отмыться не удастся. Прошу вас, не принимайте поспешных решений.

В глазах Рериха появилось опасное недовольство, но Томпс встретил его взгляд, не растеряв выдержки. Рерих ненавидел возражения, и с каждым годом эта его черта лишь усугублялась. Приближенные короля опасались, что чем дальше, тем сложнее ему будет сдерживать свой гнев и не проявлять жестокость. Томпс знал, что при дворе многие сочувствуют королеве Лиане и выражают надежду, что наследник трона юный принц Альберт не унаследует эту черту своего отца.

— Ваше Величество, рассудите: даже если вы отдадите Ормонту сотню новобранцев, которых никто прежде не видел в реальном бою, Совет Восемнадцати на это не купится.

— Мы можем простимулировать слух о новой анкордской военной школе, — не согласился Рерих.

— Которую никто из новобранцев не проходил, — напомнил Томпс. — Вспомните: на родину Ормонта, в Хоттмар, пришел Красный Культ. Бывший наставник молодого герцога оказался данталли, а теперь, командуя сотней солдат, этот герцог творит чудеса на поле боя? Вы бы поверили, что он человек? Я бы не поверил. И ваши подданные тоже не поверят.

Угроза, что подданные могут воспротивиться воле монарха, заставила лицо Рериха вспыхнуть. Заговорил он, с трудом сдерживая злость:

— Ормонт — человек благородных кровей, присягнувший мне на верность…

— Он не человек, — тихо возразил Томпс, но Рерих его не слушал.

— Даже если Совет заподозрит в нем данталли и учредит проверку, это решит только судьбу самого Ормонта, не нашу. Мы не пускали ему кровь и не могли знать о его истинной природе. Он ведь мог нам попросту солгать.

Томпс недоверчиво приподнял бровь.

— При всем моем почтении, Ваше Величество, такая «неосведомленность» шита белыми нитками, учитывая все привилегии, которые есть у Ормонта в нашей армии.

— Без доказательств Совет не сможет ничего предъявить Анкорде. Юридически мы чисты, на Арреде не принято налагать санкции за домыслы. Хоттмарский демон был лишь приглашенным учителем. Ни чета Ормонт, ни этот казненный данталли о связи Мальстена с демонами ничего Культу не сказали. Даже под пытками, а это о многом говорит. Культ умеет выбивать информацию, но здесь — не сдюжил, что сильно играет нам на руку. К тому же, когда наводил справки, я слышал, в Хоттмаре работал весьма упорный жрец, который отправил на Суд Богов уже не один десяток данталли, и на допросах у него прежде никто не молчал. Еще один аргумент в нашу пользу. К тому же посмотри на Ормонта! — Вдохновение заставило Рериха смягчиться. — Его не заподозрят, Эллард, я уверен.

Глава 12

Вальсбургский лес, Гинтара.

Четырнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Неподалеку от лесной тропы бил ключ, и Аэлин решила остановиться, чтобы набрать воды. Мальстен стал в отдалении, опершись спиной на ствол высокой сосны, в мрачном ожидании предстоящих расспросов. Однако Аэлин на удивление не торопилась начать разговор о своем отце: считала, что для этого не настало подходящее время. Сейчас нужно было держать ухо востро — поблизости могла оказаться другая группа преследователей. Так случалось не раз, когда Аэлин, думая, что отделалась от хвоста, вскоре натыкалась на новую команду наемников, и приходилось спешно уносить от них ноги.

Всю дорогу от Прита Аэлин держалась молчаливо, напряженно прислушивалась к каждому шороху, полностью сосредотачивалась на том, чтобы уловить опасность и подготовиться к ней. Лишь увидев бьющий ключ, она впервые обратилась к своему столь же молчаливому спутнику:

— Стоит набрать воды, мои запасы почти кончились. У вас есть бурдюк?

— Только большая фляга, — качнул головой Мальстен. — Пока что полная.

Аэлин кивнула.

— Хорошо. Я быстро. Внимательно смотрите вокруг. Если заметите что-то подозрительное, дайте знать, — тоном командира сказала она.

Мальстен улыбнулся уголком рта. У Аэлин Дэвери органично выходило принимать командование, в этом она была похожа на отца. Хотя в отличие от дочери Грэг Дэвери мог делать это, находясь в до комичности не способствующем тому положении.

Воспоминания агрессивными арканами набросились на шею Мальстена и потянули его за собой, однако усилием воли ему удалось сбросить их. Он не хотел сейчас думать о Грэге, а в особенности не хотел предполагать, что с ним стало.

Вскоре Аэлин вернулась. Она подкралась совсем неслышно, и Мальстен мысленно отругал себя за несобранность. Приблизься к нему так же тихо кто угодно другой, он не успел бы среагировать. Приходилось признать, что бессонная ночь сказывалась на нем сильнее, чем он думал.

— В лесу темно, хоть глаз коли, — сообщила Аэлин. Впервые с момента схватки с преследователями в Прите она осознанно заговорила не полушепотом. — Дальше идти в такую темень просто нельзя. Предлагаю остановиться здесь на ночлег. Согласны? Если за нами и есть хвост, вряд ли наемники смогут сейчас читать следы. К тому же велик риск упасть и переломать себе все кости.

Мальстен коротко кивнул, опуская заплечную сумку на землю. Аэлин оценивающе посмотрела на его с трудом угадываемый в темноте силуэт.

— А в Прите вы показались мне более разговорчивым, — хмыкнула она. Мальстен не ответил, до нее долетел лишь его глубокий вздох, который она расценила как терпеливый. — Этот человек… Петер Адони… он был вашим близким другом?

Мальстен ненадолго задумался.

— Нет. По правде говоря, я не очень хорошо его знал, хотя о его смерти сожалею. Никто не заслуживает так умереть.

— Он погиб быстро, — заметила Аэлин, хотя сама понимала, что вряд ли такое утешение могло бы по-настоящему кого-то устроить. Она слышала такие. Ей — не помогало.

— Он погиб случайно. Потому что оказался не в то время и не в том месте, — мрачно сказал Мальстен, чем на некоторое время парализовал способность Аэлин вести разговор.

Темнота не была ей союзником в сложном процессе изучения притского кукольника. Аэлин пыталась хоть как-то охарактеризовать его, понять, с кем имеет дело, но у нее это пока не получалось. Больше всего в нем впечатлял взгляд — каким-то образом он сочетал в себе холодную отстраненность и колкую пронзительность. Так может смотреть либо тот, кто до глубины души сопереживает собеседнику, либо тот, кому на него наплевать. Мальстен Ормонт из Прита весь был похож на этот взгляд.

— Не подумайте, что мне не жаль его, — нарушила тишину Аэлин и почувствовала себя глуповато. — Понимаю, от той, кто чуть не вспорол ему горло, это звучит странно, но все же… — Она осеклась. — Я хотела лишь сказать, что у меня не было намерения причинять ему вред. Просто до этого мы встретились с ним в трактире «У Верна», и он с большой неприязнью отнесся к моему желанию найти вас. Он ушел, а я проследила за ним, и он привел меня к вашему дому. Когда после полутора лет поисков кто-то пытается увести цель у тебя из-под носа, это нервирует.

Аэлин виновато улыбнулась. Она надеялась, что Мальстен поддержит ее ответной улыбкой, но он этого не сделал. В его голосе слышалась мягкость и учтивость, но ни намека на искренние попытки ободрить.

— Леди Аэлин, я не имею никакого морального права обвинять вас в чем бы то ни было. Вы не обязаны объясняться со мной. Петер Адони умер не от вашей руки.

Некоторое время они молчали, затем Аэлин снова решилась нарушить тишину.

— Вам известно, почему Петер Адони так не хотел, чтобы я нашла вас? — спросила она.

— Думаю, Петер считал, что вы можете причинить мне вред, — ответил Мальстен.

— С чего бы ему так думать?

— При всем уважении, леди Аэлин, среди людей вашей профессии нередко встречаются наемные убийцы.

Аэлин неприязненно поморщилась, но предпочла это не комментировать. Она и сама знала, что многие охотники промышляют подобными заказами: на фоне борьбы с иными существами, для которой требовались особые умения и навыки, «нежелательные» люди зачастую становились легким способом заработать. И, как ни странно, заказчики гораздо лучше платили охотникам за убийство людей, чем за убийство чудовищ.

Глава 13

Прит, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Поутру, когда первые прожилки солнечного света пронзили темные облака, три человека в ярко-красных кожаных доспехах верхом на серых, похожих, как близнецы, кобылах, остановились у кузни в Прите. Один из всадников спешился, небрежно похлопав лошадь по боку.

— Ждите меня здесь, — скомандовал он спутникам, остававшимся в седлах. — Я поговорю с кузнецом. Будьте наготове.

Всадники одновременно кивнули. Серая кобыла, оставшаяся на время без седока, недовольно фыркнула.

Спешившийся мужчина скинул широкий капюшон плаща, расправил его по твердым красным плечевым накладкам и направился к дому кузнеца. У двери он наскоро потер ноющую после долгой скачки поясницу, пригладил начавшие седеть волнистые волосы цвета вороного крыла и настойчиво постучал в дверь.

Открыли быстро: кузнец не спал. При виде незваного гостя на заросшем густой бородой лице отразилось неприкрытое недовольство.

— Чем обязан? — пробасил он.

Гость медленно, нарочито учтиво кивнул вместо приветствия. Его глаза — один карий, другой голубой — внимательно изучили кузнеца. Вопрос он проигнорировал и вместо ответа задал свой:

— Грегор Шосс?

— Спрошу еще раз: чем обязан?

С каждым ударом сердца раздражение кузнеца крепло. Мужчина в красном видел это. Видел он и то, что за этим раздражением кроется страх, который будет испытывать любой здравомыслящий человек, когда в его дверь стучатся такие гости.

— Прошу простить за столь ранний визит, господин Шосс. Но обстоятельства вынудили меня и моих братьев приехать в Прит незамедлительно, и дело наше не терпит отлагательств. Вы позволите войти?

Грегор качнул головой. И не думая пускать незнакомца на порог, он демонстративно расправил плечи, заняв своей грузной фигурой почти весь дверной проем.

— Безотлагательное дело можно решить и здесь.

— Как вам будет угодно, — согласился человек в красном. Голос его оставался спокойным и ровным, однако взгляд выражал угрозу. Было ясно: если кузнец станет слишком долго испытывать его терпение, он применит силу. — Мы действительно можем поговорить здесь.

— Может, представитесь для начала? — напряженно предложил кузнец. — И объясните, какого беса Красному Культу понадобилось от меня, да еще и в такую рань?

Человек в красных доспехах улыбнулся лишь уголком рта.

— Вы правы, господин Шосс, — миролюбиво сказал он. — Воистину, представиться стоило. Мое имя Бенедикт Колер. И, как вы уже, думаю, догадались, сюда меня привел след одного демона.

Глаза жреца Культа нехорошо сверкнули. Грегору стоило огромных усилий не попятиться от человека, вот уже шесть лет обладавшего славой самого жестокого палача Арреды.

— В моем доме. Никаких демонов. Нет, — отчеканил Грегор. Про себя он молился богам, чтобы те не дали его голосу задрожать.

— У нас есть сведения, что прошлой ночью он здесь был. Повитуха из деревни Гофтен по соседству с Притом сообщила, что в процесс рождения вашей дочери, вероятнее всего, вмешался данталли. — В ответ Грегор собрался довольно грубо указать незваному гостю, куда тому следует отправляться со своими подозрениями, но Колер предостерег его жестом: — И, как вы понимаете, услышав его имя, я не мог не приехать. Явился бы из любого уголка Арреды, но, волею богов, оказался неподалеку. Видите ли, Зелинда Мейер назвала данталли, посетившего ваш дом, Мальстеном Ормонтом. А это невозможно, ведь демона по имени Мальстен Ормонт я казнил лично шесть лет тому назад. Мне необходимо выяснить все о демоне, который приходил в ваш дом и представлялся именем анкордского кукловода.

Грегору удалось сохранить внешнюю невозмутимость, хотя внутри все переворачивалось от волнения. Он знал, что палач ему лжет. какой-то причине Бенедикту Колеру не удалось отправить настоящего анкордского кукловода на костер. И теперь он пытается не дать правде, способной всколыхнуть международный скандал, всплыть.

— Тогда здесь, должно быть, какая-то ошибка, — сказал Грегор, покачав головой. — Мальстен Ормонт действительно приходил сюда прошлой ночью, чтобы помочь моей супруге. Он водил дружбу с местной повитухой и воспользовался знаниями, полученными от нее, не более того. Я готов поручиться, что этот Ормонт был человеком. — Последние слова Грегор выпалил с особым жаром.

Колер изучающе склонил голову.

— Готовы поручиться, господин Шосс? — вкрадчиво переспросил он. — Вы видели его кровь?

— Не понял, — нахмурился Грегор.

Колер пожал плечами, вид у него был почти скучающий.

— Кровь, господин Шосс. У данталли она синяя. Пустить подозреваемому кровь — самый верный способ определить его демоническую природу. Так как? Вы это сделали?

— Нет, — холодно ответил кузнец.

— Но ручаетесь, — скептически протянул Колер.

Грегор шумно втянул воздух и поджал губы, судорожно подбирая ответ.

— Данталли не видят красное, так? — скороговоркой спросил он. — Моя жена… ее сорочка была вся в крови. И Ормонт прекрасно ее видел. Он не мог быть данталли, раз...

Глава 14

Вальсбургский лес, Гинтара.

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Аэлин проснулась от осторожного, но настойчивого прикосновения к своему плечу. Она тут же распахнула глаза, ее рука потянулась к парангу. В следующий миг Аэлин узнала Мальстена Ормонта, громко выдохнула и расслабилась.

— Прошу простить, что потревожил. Не знал, как следует вас будить, — сказал Мальстен, отходя от нее на несколько шагов.

Аэлин виновато усмехнулась в ответ и потерла глаза.

— Это я должна извиняться, я ведь на вас чуть не напала, — хрипло спросонья отозвалась она. — Моя смена?

— Боюсь, уже утро, — качнул головой Мальстен.

Вопреки его ожиданиям, Аэлин посуровела и недоверчиво огляделась вокруг. Убедившись, что в лесу действительно светает, она обожгла Мальстена взглядом.

— Вы не стали меня будить? — Увидев его искреннее недоумение, Аэлин, с трудом поборов зевок, пояснила: — Мальстен, ваша забота очень мила, но, к сожалению, неуместна. Как я могу быть уверена в вашей внимательности в пути, если вы не спали всю ночь и будете теперь клевать носом? — Она вздохнула. — Нам с вами стоит установить правило: раз уж мы идем вместе, то отдыхать должны оба. По очереди. И, если вам захочется сделать мне послабление, потому что я женщина, забудьте об этом. Здесь, в лесу, я в первую очередь охотница на иных. Не говоря уже о том, что я опытная путешественница.

Мальстен нервно усмехнулся: не это он надеялся услышать поутру. Впрочем, он и сам не знал, на что надеялся, когда решил не будить свою спутницу для караула.

Пока он размышлял над услышанным, Аэлин поднялась, стряхнув с одежды налипшие листья, и потянулась. Мальстен проводил взглядом каждое ее движение и лишний раз отметил, каким крепким было ее тело, закаленное в долгих странствиях и столкновениях с наемниками или иными существами. Одни дамы знатных кровей ее возраста падают в обморок от собственной хрупкости, другие ужимают себя в корсеты, чтобы быть похожими на первых, третьи берегут белые ручки за стенами надуманных хворей, четвертые воздвигают перед собой крепость важности и норова, за которой ничего нельзя разглядеть. Мальстену попадались и другие знатные дамы, однако такие — чаще всего. Аэлин не была похожа ни на кого из них.

— О том, что вы охотница, я не забываю ни на минуту, поверьте, — сказал Мальстен и тут же попытался придать голосу меньше сожаления. — Но о том, что вы женщина, я не смогу забыть тоже. Не так воспитан.

Аэлин повернулась к нему и внимательно заглянула ему в глаза. Она сама не знала, что хочет в них прочесть.

— Впечатляет, — улыбнулась она. — Но я вовсе не просила забывать о том, что я женщина. Я просила забыть о том, чтобы давать мне из-за этого послабления. Видимо, я не так выразилась.

Мальстен примирительно кивнул.

— Вероятно, это я неверно вас понял. Так или иначе, леди Аэлин, я не по этой причине не стал вас будить. — Он встретился с ней взглядом, кивнул и продолжил: — Всему виной бессонница. Боюсь, я не уснул бы, даже если б вы заступили в караул. Как итог: я не проспал бы и минуты, а вам досталось бы лишь полночи сна, и тогда днем внимание было бы рассеянным у обоих. Учитывая это, я дал вам выспаться, чтобы днем вы сумели быть внимательной за нас двоих. Так что, если вам так угодно, то да, сейчас ваша смена.

Несколько мгновений Аэлин, прищурившись, глядела на Мальстена. Она пыталась придать лицу строгое выражение, однако ей это не удавалось: на губы просилась улыбка, подпитанная давно забытым, почти детским задором. Сдержанные манеры Мальстена Ормонта не смущали ее. Она не отмечала в нем ту угрюмость, которую видели жители Прита. В ней его манера общения отчего-то будила игривое настроение — на редкость не напускное.

— Что ж, это меняет дело, — повела плечами Аэлин, поднимая с земли свои вещи.

Мальстен последовал ее примеру.

— Кстати, леди Аэлин, сегодня ночью вам предстоит караулить первой, — бросил он напоследок и, как ни старался, так и не сумел придать выражению лица должную серьезность.

Глава 15

Вальсбургский лес, окрестности деревни Гофтен, Гинтара

Пятнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

— Вижу эревальну! — крикнул капитан Николас Фалетт, заметив летящее к нему существо размером с крупного ворона с широкими перепончатыми черными крыльями.

Он заученным движением выставил руку вперед, немного согнул ее и подождал, пока существо приземлится ему на предплечье. Оно выглядело сонным, долго моргало и протяжно зевало, щедро обдавая Николаса неприятным запахом изо рта, однако тот даже не покривился.

— Ну, здравствуй, дорогая. Устала? Ничего, скоро поспишь вдоволь, это я тебе обещаю, — улыбнулся капитан Фалетт, ласково потрепав эревальну за оттопыренным острым ухом. Существо издало приятный мурлычущий звук и ненадолго прикрыло глаза. Разумеется, оно не поняло ни слова из того, что сказал Николас.

Эревальны были широко распространены на Арреде. Рождаясь в гнезде большим выводком, они на всю жизнь закрепляли связь со своими сородичами. Это качество сделало эревальн незаменимым инструментом связи между регионами и королевствами.

Внешностью и повадками эти крылатые создания больше всего напоминали летучих мышей, с той лишь разницей, что были раза в три крупнее и любили жить в тепле жилых домов, а не в лесах и пещерах. Для людей эревальны были совершенно безобидны, питались они мелкими грызунами.

Примечательным в них было то, что они обладали феноменальной памятью на человеческую речь и могли воспроизвести звуки в нужном порядке, чтобы передать сообщение. Эревальны за счет связи с гнездом умели улавливать и те сообщения, что слышат их сородичи, находящиеся вдали, что существенно ускоряло и упрощало обмен информацией между регионами. Им не доверяли лишь сведения особой секретности, которые стоило передавать через гонцов.

— Все сюда! Ракуша прилетела! Для нас есть сообщение! — подтолкнул Фалетт своих людей.

Услышав слово «сообщение», которым ее дрессировали, эревальна встрепенулась, но Николас успокоил ее, чтобы она не спешила передавать информацию раньше времени. Существо рассеянно взмахнуло крыльями и затихло.

Семь человек уже спешили к нему. В суете кто-то опрокинул котелок с похлебкой, за что тут же получил пинок от пары товарищей. Николас решил, что дело дойдет до серьезной драки, но до нее все же не дошло. Уже через несколько мгновений подчиненные стояли вокруг него и напряженно ждали сообщения, принесенного эревальной.

Капитан Фалетт вновь погладил засыпающее существо, привыкшее бодрствовать ночами, и с улыбкой произнес:

— Сообщение, милая?

Эревальна потрясла головой и приготовилась. Голос у нее был стрекочущим и хриплым. Некоторые солдаты насмешливо улыбнулись, услышав ее речь:

— Ррракуушша, — прокряхтело существо. — Иди сюда, милая. Сообщщщщщщение дль Ниииииколаса Фффалеееетта от Бенедикта Колеррра. Найден ссслед Мальссстена Орррмонта. Данталли сбежжжал из Пррррита. Можжжжет оказззаться поблиззосссти от вассс. Наденьте кррррассное. Он опасссен.

Ракуша издала каркающий звук и взмахнула крыльями. Николас погладил эревальну по голове, и передал ее одному из своих людей.

— Устройте ее на отдых. И по коням! — Звучный голос Николаса заставил людей подобраться. — Всем надеть красные плащи, ищем данталли! Собираемся, время не ждет!

Глава 16

Аэлин отогнула ветку и проследовала за Мальстеном вглубь леса.

По наскоро намеченному плану двигаться они решили вдали от основного тракта. Если их начнет преследовать новая группа малагорских кхалагари, в первую очередь они будут изучать дороги и хоженые тропы. Вряд ли это могло надолго сбить их со следа, но небольшое затишье показалось Мальстену и Аэлин ценным.

Примерно через два дня пути лес должен был привести путников в небольшой городок Кона, стоящий на берегу реки Мотт. Там появится возможность выйти на тракт, ведущий во Фрэнлин, близ которого в Сонном лесу Карринга обитала тринтелл. Пройти придется под самым носом союзников Анкорды — почти вдоль границы с Семброй, однако Мальстен надеялся на благосклонность Тарт и молился, чтобы богиня удачи развела его в пути с людьми Рериха VII.

— Я была так шокирована вашим предложением помощи, что не удосужилась спросить, откуда вы знаете тринтелл, — вдруг нарушила тишину Аэлин.

По пути она отмечала, что притский кукольник неплохо ориентируется в лесу. Похоже, в странствиях он гораздо опытнее, чем пытался показать. Двигался он уверенно, старался идти по менее мягкой земле и оставлять как можно меньше следов. Ему не приходилось об этом напоминать. Вдобавок, несмотря на бессонную ночь, в пути от него не прозвучало ни единой жалобы. Это приятно удивляло Аэлин, но и вызывало много вопросов.

— Я знаю ее не то чтобы лично, — отозвался Мальстен, придерживая ветку и ожидая, пока спутница пройдет под ней. — Ее знал один мой друг. Рассказывал о ней еще в годы Войны Королевств. Тогда много всяких историй ходило, знаете ли…

Аэлин внимательно прислушалась к интонациям Мальстена, вновь вспомнив о странных совпадениях и событиях, окутывающих его. Тезка казненного анкордского кукловода, человек с туманной судьбой, познакомившийся с Грэгом Дэвери в каком-то цирке, частично знающий древнемалагорский и подробно рассказывающий о кхалагари. При этом в глаза явно бросалась военная выправка и его техника боя. Можно было сделать вывод, что Мальстен Ормонт служил в армии, а его манера держаться невольно наводила на мысль о знатном происхождении.

— Вы участвовали в этой войне, Мальстен? — спросила Аэлин, поравнявшись с ним. Ей хотелось наблюдать за переменами на его лице, но выражение его осталось прежним.

— Участвовал, — кивнул он. Понимая, что попутчица явно ждет более развернутого ответа, он тяжело вздохнул и сказал: — Служил в армии королевства Нельн, где обучался в военной академии, но в серьезных сражениях мне тогда побывать не довелось.

— А после?

— При всем уважении, леди Аэлин, я не обязан вам отвечать, — хмуро напомнил он. — Поймите правильно, война навевает не самые приятные воспоминания, поэтому попрошу вас не превращать эту беседу в допрос.

Аэлин на миг осеклась: нечто в голосе Мальстена и впрямь заставило ее счесть, что она лезет не в свое дело. Потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями и снова заговорить с ним.

— Мальстен, я спрашиваю не из праздного любопытства, — мягко проговорила она, — я лишь хочу лучше узнать человека, с которым отправляюсь в путь.

— Леди Аэлин, я бы прекрасно понял ваши опасения на мой счет, если б это я пришел к вам в дом с оружием наперевес и угрожал вашим знакомым, но вышло совсем наоборот.

В сравнении с его обычной речью эту тираду он произнес чуть быстрее. Было ясно: сейчас сдержанность давалась ему не так легко, как обычно. Возможно, разозлись он чуть сильнее, начал бы цедить слова сквозь зубы.

Аэлин пристыженно отвела взгляд. Слова Мальстена были справедливы, она понимала это. Тем сложнее было справиться с занывшей в сердце обидой.

— Простите, — сухо сказала она.

Повисло молчание, растянувшееся на несколько долгих минут. Все это время Мальстен вел с самим собой ожесточенный мысленный спор. Душой он страстно хотел открыться перед Аэлин и продолжить разговор. Эта женщина была ему симпатична. И хотя он едва знал ее, отчего-то не сомневался, что встретил бы у нее понимание… будь он человеком. Но он им не был и никогда не сможет быть — именно этот аргумент использовал здравый смысл, и он был прав: стоило держать рот на замке.

Однако пудовая поступь молчания, ставшего слишком осязаемым и буквально шагавшего рядом с Аэлин Дэвери, вскоре начала невыносимо бить по ушам своей безмолвностью. Мальстен поморщился от досады и заговорил:

— Я должен извиниться. Мой ответ был слишком резок, это было неуместно.

— Так мне и надо, — пожала плечами Аэлин. Она продолжала смотреть под ноги и не желала поднимать взгляд на Мальстена. На губах появилась печальная улыбка. — Я с детства была слишком любопытной. Отец говорил, что это не доведет меня до добра.

Мальстен понял, что задел ее крепче, чем думал, и удивился тому, насколько сильно ему это не понравилось. Желание восстановить дружественный дух беседы начало становиться почти лихорадочным.

— С моей стороны было глупо забывать, что ваш род занятий не позволяет вам доверять незнакомцам, — он беззащитно улыбнулся. — Должен отметить, что доверие к незнакомцам — не самое нужное качество.

Охотница молчала, но улыбка ее перестала быть такой печальной. Мальстен продолжил с воодушевлением:

— Я также понимаю, что моя помощь, сколь бы чистосердечной она ни выглядела, кажется вам, по меньшей мере, странной, учитывая то, какие ассоциации вызывает у вас одно лишь мое имя. — Он передернул плечами. — Да, я многого о себе не рассказываю, потому что тоже не доверяю незнакомцам и не привык распространяться о своем прошлом первому встречному. Думаю, вы должны это понять.

Глава 17

Герцогство Хоттмар, Кардения.

Тринадцатый день Фертема, год 1479 с.д.п.

Слуги отводили глаза и опускали головы, выкладывая поленья и сено у трех позорных столбов, выставленных на большом помосте посреди замковой площади. Большую территорию, на которой располагались конюшни, псарни, жилые дома для прислуги и роскошный парк, теперь наводняли люди в ярких красных одеждах — длинных, как рясы служителей богов, либо походных, напоминающих кожаные доспехи с массивными плечевыми накладками. Снующие повсюду последователи Красного Культа изучали каждого слугу пристальным, внимательным взглядом, будто искали связь с демонами-кукольниками в самой глубине людских душ и знали, как эту самую связь распознать. Жители боялись попасться им на глаза: пример судьбы, постигшей хозяев этой земли, был достаточно наглядным, чтобы поселить опасение в сердце каждого хоттмарца.

На высокой платформе стояли трое, привязанные к деревянным столбам: двое мужчин и одна женщина. Над двумя из них дознаватели несколько дней работали с особой осторожностью, стараясь, чтобы на казни по внешнему виду этих людей невозможно было понять, насколько тяжелый и мучительный допрос им пришлось пережить. Большинство полученных ими травм невозможно было заметить. Лишь изможденное выражение, застывшее на лицах обоих, говорило о том, что несколько дней дознания превратились для них в сущий кошмар.

Перед узниками, неспешно меряя шагами помост, расхаживал жрец в походном красном кожаном доспехе. Он был высок и статен, обладал хищным профилем, волосами цвета вороного крыла и глазами разного цвета — карим и голубым.

Первый пленник напряженно и с ненавистью следил за каждым движением жреца. Женщина смотрела строго вперед, взгляд ее был пустым. Третий узник даже не стоял, а, скорее, опирался на собственные путы. На его когда-то красивое лицо сейчас невозможно было взглянуть без ужаса: оба глаза заплыли от побоев, нос был сломан, губы разбиты. На одежде виднелись множественные кровавые пятна, переломанные пальцы рук с вырванными ногтями застыли в неестественном положении и заметно распухли. Но при всем этом наибольший ужас на жителей Хоттмара наводило то, что кровь изувеченного мужчины была синей.

Жрец остановился напротив третьего пленника, безуспешно пытаясь найти его взгляд.

— Жаль, ты не видишь меня сейчас и не сумеешь запомнить, — досадовал он. — Я бы многое отдал, чтобы ты видел, кто оборвет твою жизнь, монстр. Каково тебе ощущать, что люди, которые столько лет давали тебе приют, погибнут из-за тебя?

Узник состроил кровавую гримасу презрения и со злобой плюнул в лицо своему мучителю синей кровью.

— Ты сам сдохнешь в муках, выродок! — успел процедить он, прежде чем получил сильный удар в правый бок. Переломанные ребра вспыхнули болью, дыхание перехватило приступом кровавого кашля.

— Подумать только! — усмехнулся жрец, спокойно отирая плевок со своей щеки и с отвращением разглядывая синий мазок на пальцах. — И ведь никакого раскаяния. Человеческие жизни ничего не значат для таких, как ты?

Пленник плотно стиснул оставшиеся зубы и попытался восстановить дыхание.

— Среди нас двоих, — прохрипел он, — монстр только ты.

— Удивительно наглое существо, — усмехнулся жрец, неспешно приподнимая руку для нового удара.

Женщина, до этого стоявшая молча, скривилась, словно почувствовала будущую боль своего друга на себе, и отчаянно воззвала к мучителю:

— Хватит! Перестаньте! Оставьте его!

Рука жреца Колера замерла, взгляд обратился к пленнице. Ее русые волнистые волосы неаккуратно разметались по едва тронутому возрастом лицу, и она мотнула головой, чтобы сбросить их. Бенедикт неспешно приблизился к ней. Женщина напряглась, попытавшись не показать ни страха, ни отвращения. На лице застыла печать достоинства и сильной воли. Будь у нее возможность, она ринулась бы в бой, чтобы защитить демона, поработившего ее душу.

Бенедикт уже видел такое прежде. Его ныне покойная жена, попавшая под влияние данталли четырнадцать лет назад, смотрела на него так же в день, когда он сжег ее за пособничество на костре.

Подумать только, прошло столько времени, а он до сих пор помнил, что она наговорила ему перед своим бегством.

Ты тиран! — отчаянно обвиняла его Адланна. — Твоя любовь душит и пугает! С тобой нет жизни, Бенедикт!

Жестокие, несправедливые обвинения. А ведь Бенедикт делал для нее все. Усердно работал, приумножал богатство. Начав с простого подмастерья у корзинщика, Бенедикт быстро начал собственное дело и обошел множество конкурентов. Сильная воля и усердие всегда были его верными спутниками. При этом он вовсе не считал, что проявлял к жене хоть какую-то жестокость. До того рокового дня он и руки на нее никогда не поднимал. Обвинения Адланны не могли быть рождены в ее собственной душе — они, без сомнения, пришли к ней от данталли, который возжелал ее.

Я не хочу больше так жить! Мне невыносимо быть твоей женой! Я не хочу больше травить свое тело настойками, не позволяющими забеременеть, потому что мне претит одна мысль завести с тобой детей! — выкрикнула она.

От воспоминаний Бенедикт поморщился. Столько лет прошло! А эта рана все не заживала.

Глава 18

Весть о захвате Хоттмара настигла Мальстена в Нельне.

Наставнический голос Сезара Линьи в те дни звучал в мыслях и напоминал: Мы пошли на все, чтобы тебя не раскрыли. Не подведи нас. Не попадись. Мальстен не был уверен, что его жизнь настолько ценна — он слушал своего покойного учителя по привычке и растерянности, а не по искреннему согласию.

На смену боли и злобе, поглотившим Мальстена после вестей из Хоттмара, вскоре пришла бессильная пустота. Он ненавидел людей, учинивших жестокую расправу над его семьей, но признавал, что не в его силах заставить их ответить за содеянное. Прав на Хоттмар у него не было: первая же проверка на цвет крови, которую непременно проведут, отправит его на костер.

Ему трудно было признаться себе в этом, но он боялся Культа.

Он вообще боялся слишком многого. Разочаровать Сезара, подвести мать, подставить приемного отца, совершить ошибку. Даже теперь, когда все его близкие были мертвы, он каждый день ощущал давление этих страхов. Он отчаянно нуждался в чьей-то помощи, которую неоткуда было взять.

Оба сердца горели желанием найти и уничтожить палача, захватившего Хоттмар, но у него не было ни сил, ни влияния в мире людей. Только нити, которые в ту пору были бессильны против Красного Культа.

Нити способны прорваться сквозь красное теперь. Однако Мальстен не позволил себе уничтожить Колера в присутствии Аэлин Дэвери. Она возненавидит его в тот же миг и попытается убить. Чтобы избежать этого, нужно взять под контроль и ее. Лишить воли, а он не хотел этого. И не хотел думать, что рано или поздно придется посмотреть правде в глаза: они неизбежно станут врагами. Охотники не становятся друзьями иных.

Грэг Дэвери был исключением, его вынудили обстоятельства. Останься он на свободе, он ни за что не стал бы водить дружбу с данталли. Аэлин — точно не станет. Мальстен не знал, отчего так отчаянно тянет время, на что надеется и чего ждет.

Нужно было убить Колера, когда был шанс, — досадовал он.

На территории страны, свободной и от Культа, и от Вальсбургской Конвенции, у него была настоящая возможность расправиться с этим человеком раз и навсегда. Но, похоже, боги Арреды решили уберечь Бенедикта Колера от данталли, раз заставили единственное существо, имевшее на Мальстена управу, помешать свершению мести.

Это существо теперь приказывает кхалагари преследовать их с Аэлин.

Проклятье, Бэс, чего ты хочешь? — поднимая глаза к небу, спрашивал Мальстен.

Зверь внутри Солнца был слишком далеко, чтобы ответить.

Часть 3. Зверь внутри солнца. Глава 19

Земля дэ’Вер, Лария.

Двадцать восьмой день Матира, год 1482 с.д.п.

Этот день, как и множество предшествующих, выдался пасмурным и серым. Небо затягивали тяжелые тучи, пугая надвигающимся ливнем, хотя за последние несколько недель на иссушенную землю, бьющую изнутри каменным холодом, не пролилось ни капли.

Генерал Томпс обходил лагерь, время от времени морщась, когда стертые до кровавых мозолей ступни натыкались на мелкие острые камни. Чувствуя каждую неровность на холодной, будто бы вечно мертвой земле, он окидывал каменистую пустошь тоскливым взглядом и думал, что уроженцы дэ’Вера придумали самое что ни на есть правильное название для этого места — Пустогорье.

Выхватив в серости этого обрыдлого пейзажа сотника, за которым он как раз собирался посылать, Томпс остановился, набрал в грудь воздуху и громогласно позвал:

— Ормонт!

Мальстен замер и обернулся — слишком медленно, как показалось Томпсу. Они столкнулись взглядами, и генерал неприязненно передернул плечами. Ему делалось не по себе каждый раз, когда данталли так прямо смотрел на него. Было в этом нечто непозволительно наглое, подрывающее выставленную дистанцию, на которой Томпс согласился воевать бок о бок с иным. В отличие от Рериха Томпс испытывал перед данталли опасение. Он лишь надеялся, что Ормонт этого не замечает.

— Слушаю, генерал, — сказал Мальстен, приблизившись. Он выпрямился и замер на расстоянии примерно в пять шагов. Томпсу хотелось думать, что данталли соблюдает дистанцию оттого, что тоже побаивается его, а не потому что проявляет деликатность к его страху.

— Пришли новые указания от Его Величества. Продвигаемся глубже в Пустогорье. Кровавая Сотня пойдет в авангарде.

Томпс говорил сухо, отрывисто чеканя слова. Подбородок невольно приподнимался, а на губах проскальзывала высокомерная неприязнь, с которой он ничего не мог поделать.

— Кровавая Сотня? — переспросил Мальстен.

Выражение лица Томпса сделалось строже.

— Ты будто в пещере живешь, — заметил он. Мальстен ничего не сказал, но от его пристального взгляда по спине Томпса пробежал холодок. Он откашлялся, сурово сдвинул брови и пояснил: — Твоих людей называют так уже около месяца. Разведчики доложили. Сейчас название «Кровавая Сотня» уже закрепилось и разнеслось по нескольким королевствам. Его Величество также был уведомлен об этом и передал через эревальну, что весьма доволен тобой.

Мальстен отвел взгляд.

— Благодарю, — без тени воодушевления отозвался он.

— Ты будто не рад, — прищурился Томпс.

— От моей радости что-то зависит?

— Нет, — сухо бросил Томпс. — Зависит все от твоих умений. Поэтому ты пойдешь в авангарде и сделаешь все, как надо. Ты понял?

— Так точно, генерал.

И все же он был совсем не в восторге, Томпс это видел. Ему самому эта идея нравилась не больше, в этом они с данталли сходились. Генерал пытался вразумить Рериха и заставить его изменить решение, но король был непреклонен. Способности Ормонта настолько впечатлили его, что он потерял всякий страх перед последствиями и теперь хотел хвастать своей опасной игрушкой перед вражескими армиями.

Томпс был уверен, что добром это не кончится.

— Когда моим людям начинать сборы? — спросил Мальстен, прерывая его раздумья.

— Сейчас, — ответил Томпс. — У вас около трех часов.

Мальстен кивнул, отсалютовал и собрался уходить. Он уже развернулся, когда Томпс, скрипнув зубами от раздражения, окликнул его вновь:

— Ормонт, тебя не отпускали! — Он дождался, пока данталли замрет и вновь повернется к нему. — Вас, школяров, в академии совсем обучать перестали? Принято спрашивать разрешения идти, когда с тобой говорит высший по чину.

Мальстен медленно вздохнул и прикрыл глаза. Трудно было угадать в его облике раздражение, но Томпс был уверен, что Ормонт начинает злиться.

— Виноват, генерал. Разрешите идти? — спокойно спросил Мальстен.

— Не разрешаю. — Преодолевая неприязнь, он сделал к нему шаг, внушительно заглянул ему в глаза и заговорил тише: — Надеюсь, ты осознаёшь всю ответственность данного мероприятия? На передовой, если ты себя выдашь…

— Не выдам, генерал, — быстро ответил Мальстен, уловив паузу. — Разрешите идти?

Томпс недовольно поджал губы.

— Свободен.

Мальстен кивнул, вновь отсалютовав, и направился прочь.

Томпс развернулся, поморщившись от боли в мозолях, и двинулся в противоположную сторону, но уже на втором шаге запнулся о камень и едва не упал. Негодующе зарычав, он сумел удержать равновесие и ожег взглядом спину удаляющегося данталли, сочтя свою неуклюжесть его виной.

Мальстен замер и обернулся, уловив на себе враждебный взгляд.

— Генерал? Мне показалось, или вы снова звали меня?

Томпс почувствовал, как лицо обдает жаром. Руки сжались в кулаки. Эта тварь смела насмехаться над ним? По нему плачут плети! Если б только Рерих не запретил применять к Ормонту такие методы наказания, Томпс давно бы высек его на глазах у его солдат.