Хроники Арреды: Сети Культа

Часть 1. Живая легенда. Глава 1

Сельбрун, Крон

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Путешествие заняло чуть больше недели, но Киллиан Харт мог поклясться, что прошла целая вечность. Ни одна поездка в жизни так не изматывала его, как эта. Он попеременно чувствовал себя то слишком уставшим, то слишком слабым. И только природное упрямство и нежелание ударить в грязь лицом перед раздражающе бодрым Бенедиктом Колером не позволяли ему высказать ни слова жалобы.

Восемь дней подряд изнурительная скачка чередовалась с фехтовальными тренировками, а короткие передышки расходовались лишь на сон и еду.

Леса сменялись небольшими городами и селениями, одинаковые разговоры со стражниками у ворот коварно запутывали Киллиана во времени и вселяли в него ощущение беспомощности. Он толком не запоминал городов, рассеянно оглядывался вокруг, проезжая по улицам, и пытался изгнать из головы навязчивую мысль об отдыхе в каком-нибудь уютном трактире. Эта мысль уходила и сменялась унынием, только когда путники покидали пределы города и вновь попадали на тракт. А через какое-то время все повторялось.

Новый город и новое объяснение со стражниками.

Киллиан в эти разговоры не вступал, его куда больше занимали размышления о том, как побороть собственную усталость и не потерять уважение наставника.

Из раздумий его вырвал облегченный вздох Бенедикта, который прозвучал непривычно громко, стоило им пересечь очередные городские ворота. Киллиан встрепенулся и посмотрел на Бенедикта. Тот выглядел вымотанным и больше не понукал свою лошадь. Он несколько раз потер поясницу и болезненно поморщился. Киллиан не мог взять в толк: всю дорогу Бенедикт казался бодрым… У него только сейчас кончились силы, или в пути он не позволял себе показать слабость? Так или иначе, теперь было видно, что спешная поездка из Олсада в Сельбрун истощила его.

Это немного подняло Киллиану настроение, заставив чувствовать себя не таким слабым на фоне великого палача Арреды. Стараясь спрятать улыбку, он отвел взгляд в сторону и только теперь понял, что мучительная скачка завершилась: они добрались до Сельбруна.

— Наконец-то, — прошептал Киллиан. Интонация выдала его с потрохами, и он напряженно распрямил плечи, надеясь, что Бенедикт не услышал его. В шею, простуженную во время одной из ночевок в холодном осеннем лесу, словно вогнали спицу, и Киллиан тихо крякнул от боли, тут же стиснув зубы.

— Воистину, — протянул Бенедикт Колер.

Киллиан удивленно посмотрел на него, уловив в его голосе кислые, недовольные старческие нотки.

— Что? — хмыкнул Бенедикт. — Не ожидал, что я тоже дождаться не мог, когда закончится эта поездка?

— Вообще-то, и правда не ожидал, — честно ответил Киллиан. — Мне казалось, вы двужильный. Ни разу не заметил в пути, чтобы вы уставали.

— Годы тренировок, — проскрипел Бенедикт, тщетно пытаясь унять боль в пояснице.

— Вы о работе передвижной группы?

— Я об умении выглядеть бодро, когда рассыпаешься на части.

Киллиан расхохотался, невольно приподняв голову, но смех его тут же оборвался от боли в шее.

Величественные жрецы Красного Культа в ярких кожаных доспехах — сейчас они напоминали грязных, пропахших дорожной пылью и потом бродяг.

Правда горожане вовсе не считали их таковыми, а, наоборот, смотрели уважительно, подчеркнуто заискивающе. Дамы игриво улыбались и робко опускали взгляды, кокетливо приподнимая их, чтобы убедиться, что жрецы Культа обратили на них внимание. Заметив несколько таких взглядов от сельбрунок, Киллиан нервно передернул плечами и потер шею, стараясь изгнать из нее затаившийся призрак ночного холода. В ответ на это он услышал от скрывшихся из поля зрения девушек радостные перешептывания.

— Все никак не пройдет? — участливо спросил Бенедикт.

— А? — Киллиан не сразу понял, о чем речь. Он сообразил, лишь повернув голову в сторону наставника и невольно поморщившись от боли. — Уже гораздо лучше! — поспешил соврать он, хотя и сам знал, что прозвучало неубедительно.

Бенедикт недовольно цокнул языком.

— Сейчас приедем, попросим лекаря тебя осмотреть.

Киллиан протестующе нахмурился. Захотелось показательно помотать головой, но он удержался от этого.

— Мы так спешили сюда не для того, чтобы теперь тратить время на пустяки, — отмахнулся он. — Лучше сначала поговорим со жрецом Бриггером. Вряд ли нам удастся быстро выяснить все, что нас интересует. Пока будут перерывать архивы и собирать какие-нибудь нудные совещания, у нас как раз появится время привести себя в порядок.

Взгляд Киллиана наткнулся на молодую девушку, волосы которой неряшливо выбились из-под чепца (отчего-то их носили все модницы Сельбруна). Щеки незнакомки залил легкий румянец, и она обезоруживающе улыбнулась Киллиану. Тот прерывисто вздохнул, понадеявшись, что лицо не сравнялось по цвету с красным плащом. Судя по легкому хихиканью девушки — сравнялось.

— Волнуешься? — поинтересовался Бенедикт. Его взгляды горожан и горожанок совсем не трогали. Он сносил их спокойно и не придавал им значения.

— Нет, просто... — Киллиан смутился. — Почему здесь на нас так смотрят?

— Ах, вот, в чем дело! Что ж, добро пожаловать в Сельбрун, — пожал задеревеневшими плечами Бенедикт. Он улыбался, но весельем от него не веяло. — Похоже, в прошлый раз тебе не удалось в полной мере ощутить на себе пиетет, который проявляет к Культу кронская столица.

Глава 2

Сонный лес, Карринг

Двадцать седьмой день Матира, год 1489 с.д.п.

Пробуждение было тяжелым и мучительным. Окаменевшие веки не желали подниматься, тело ломило, а шевельнуть рукой или ногой стоило нечеловеческих усилий. Впрочем, нечеловеческие усилия были по зубам тому, кто никогда не был человеком...

Вдох — будто сквозь тяжесть несуществующей наковальни. Ноющая после сотен мнимых ударов грудь приподнялась и опустилась, а затем вынуждена была сделать это снова — столь же старательно — в погоне за живительным воздухом. Глаза открылись нехотя, упрямо, и их тут же потянуло закрыться вновь. На этот раз не от тяжести, а от страха, потому что все вокруг напоминало размытые кляксы, и взгляд не мог выхватить из пространства ни одного цельного предмета.

— Мальстен...

Знакомый женский голос оттолкнул страх прочь и заставил сбивчивые воспоминания последних дней беспокойно заворочаться в сознании. В полузнакомой убогой хижине зазвучал слабый стон, и Мальстен Ормонт не сразу понял, что сам издает его.

— Хвала богам, ты очнулся!

Аэлин Дэвери.

Теперь он вспомнил: их знакомство, бешеный калейдоскоп событий, вихрем унесший их за собой со дня встречи, почти нескончаемые злоключения и, наконец, эту хижину. Жилище лесной ведьмы Тиссы, где ему удалось получить ответ на вопрос, приведший их сюда.

Мальстен попытался приподняться на локтях и открыть глаза. Аэлин помогла ему сесть на набитом сеном тканевом настиле — который, по-видимому, служил Тиссе кроватью.

— Ох, Мальстен! — Аэлин прильнула к его груди и с силой отчаянного утопленника вцепилась в его плащ. Мальстен вздрогнул, как вздрагивал всегда, когда возникал риск, что кто-то услышит перестук двух сердец у него в груди. И хотя Аэлин Дэвери прекрасно знала, кто он такой, старые привычки оказалось не так просто искоренить.

— В чем дело? — Аэлин отстранилась от него. Она по-своему истолковала его реакцию. — Тебе больно? Я могу чем-то...

— Нет, все нормально, — быстро ответил Мальстен. Голос и не думал помогать ему уверенным звучанием. Взгляд никак не желал фокусироваться ни на чем вокруг, и это вновь рождало панику.

То, что Аэлин смотрит на него придирчиво, он угадал по напряженности, с которой она двигалась. Ее задумчивое «ох» нимало не успокоило его страхов, а лишь распалило их. Мальстен стиснул зубы и выдохнул через нос, пытаясь успокоиться.

— Ты... хорошо меня видишь?

Этот вопрос пробил брешь в выдержке данталли, для которого потеря зрения значила не только слепоту, но и утрату контроля над нитями. Сглотнув ком дурноты, подкативший к горлу, Мальстен качнул головой.

— Нет, — приглушенно ответил он. — Я бы даже сказал, совсем нет...

— Тисса говорила, что так может быть, — спохватившись, поспешила объяснить Аэлин. — Она сейчас на улице, готовит какой-то отвар, который должен тебе помочь. Это пройдет, не беспокойся!

От суетности ее тона Мальстену легче не становилось, и он изо всех сил попытался взять себя в руки.

— Что ж... ясно... — Из груди вырвался тревожный рваный вздох. Мальстен отругал себя за демонстрацию трусости, которую никогда себе не позволял, и постарался перевести тему. — Долго я... долго меня не было, если можно... так выразиться?

— Два дня, — ответила Аэлин. На этот раз сквозь голос прорвалась ее собственная усталость. Она явно тревожилась за своего спутника все это время. Мальстен почувствовал укол совести: сейчас его хватало лишь на собственные страхи, и он не мог проникнуться должным сочувствием.

— Два дня... — тупо повторил он. Голос совести зазвучал громче. Мальстен прикрыл глаза и заставил себя сконцентрироваться на цели, которая привела их сюда. — Боги, и ты ведь все это время ждала вестей о Грэге...

— Мальстен, ты ничего не помнишь? — Аэлин обеспокоенно накрыла его ладонь своей. — Ты успел сказать, что мой отец жив, прежде чем потерял сознание. Я, — она сделала паузу, подбирая слова, — не знаю подробностей твоего видения, но ответ на главный вопрос ты нашел. Без тебя мы ни за что не получили бы его. Хотя, — она замялась, голос зазвучал хрипло, почти болезненно, — я не уверена, что стоило так рисковать. Ты ведь чуть не погиб.

Мальстен не знал, что на это ответить. Сейчас, когда зрение не желало возвращаться к нему, он и сам не считал свой поступок хорошей идеей. Но в тот момент, когда Аэлин столь же уверенно готова была принять видение тринтелл и не боялась расплатиться за это собственной жизнью, он решил, что сделать это вместо нее — лучший выход.

— Но ведь все обошлось, — неловко улыбнулся он. Вышло натянуто.

Несколько мгновений вокруг них вилась неуютная тишина.

Прочистив горло, Мальстен сказал:

— Ты наверняка хочешь узнать, что я видел. — Это не было вопросом. Он не дожидался ответа Аэлин, а начал рассказывать, не забыв ничего из увиденного. Несколько слов спустя он понял, насколько тяжел этот рассказ для них обоих. В конце концов, Грэгу Дэвери пришлось пройти через страшные пытки пожирателя боли, прежде чем он написал те роковые строки в своем дневнике.

Как ни странно, Аэлин слушала, не перебивая. Она не выказывала ни горя, ни возмущения — лишь бесстрастную сосредоточенность и внимание к каждой детали.