Хроники Лунного Клинка. Тени Бездны

Пролог: «Шёпот Бездны»

Луна, словно вырезанная из чёрного янтаря, пряталась за рваными тучами, не смея пролить свет на поляну в сердце Мёртвого Леса. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом гниющих листьев и медной кровью, сочившейся из трещин в древних менгирах. Камни, покрытые мхом и рунами, которых не знал ни один живой язык, стояли по кругу, будто пожилые стражи, забывшие, что охраняют.

Тени двигались. Не так, как должны тени — робко и в такт огню. Они извивались, будто черви под кожей мира, вытягиваясь к центру круга, где на алтаре из костей лежала девушка. Её белокурые волосы слипались от грязи и пота, а кляп из паучьей шелковины глушил крики. Глаза, широкие и синие, как весенние озёра, метались между фигурами в багровых мантиях.

— Она смотрит, — прошипел старейший из культистов, его пальцы, похожие на иссохшие корни, сжимали кинжал с лезвием из обсидиана. — Она видит нас сквозь завесу.

Жрецы затянули гимн — низкий, гортанный ропот, от которого задрожала земля. Слова были живыми. Они обвивали алтарь, цеплялись за девушку, впивались в её кожу, как паразиты. Воздух над менгирами заколебался, и трещина рассекшая небо после падения Моргаэль, вспыхнула багровым светом. Из неё хлынул ветер, пахнущий гарью и слезами.

— Прими жертву, Владычица Бездны, — старейший поднял кинжал. — Напои землю её страхом, разорви оковы!

Лезвие опустилось. Кровь, тёплая и яркая, брызнула на камни, и тени взревели. Они кинулись к алтарю, сливаясь в единую массу — чёрную, пульсирующую, с тысячью голодных ртов. Но прежде, чем они коснулись девушки, время остановилось.

Всё, кроме её сознания.

Голос проник в разум, холодный и сладкий, как лезвие, смазанное мёдом.

— Ты боишься, — сказала Моргаэль. Не словами, а воспоминаниями: девочка чувствовала, как умирает мать, как отец предает, как первая любовь обращается пеплом. — Но страх — это ключ. Открой им дверь, и я сделаю тебя больше, чем жертвой. Больше, чем человеком.

Девушка попыталась закричать, но вместо звуков из её губ повалил чёрный дым. Тени вползли в рот, в глаза, в каждую пору, разрывая плоть изнутри. Её тело вздулось, кости затрещали, меняя форму, кожа почернела, покрываясь чешуёй…

— Достаточно, — прошелестела Моргаэль. — Этого хватит... пока.

Трещина в небе сомкнулась с грохотом, будто хлопнули врата ада. На алтаре осталось лишь искажённое подобие человека — существо с пустыми глазницами и ртом, полным игл. Оно поднялось, склонив голову перед жрецами.

— Печать слабеет, — старейший упал на колени, наблюдая, как твари из Бездны выползают из лесной чащи, чтобы лизать кровь с камней. — Скоро ты пройдёшь, Владычица. Скоро...

Где-то в глубине миров, за гранью реальности, Моргаэль улыбнулась. Её тюрьма из света и пепла всё ещё держалась, но уже дрожала, как паутина на ветру. Всё, что ей нужно, — ещё немного страха. Ещё немного предательства.

А смертные, как всегда, щедры на это.

Глава 1: Печать Бездны: Дыхание Тьмы

Каэль стоял на самом краю пропасти, его поношенный плащ трепетал на ветру, словно крыло раненой птицы. Под ногами крошился вязкий сланец, каждый камешек, и сорвавшись в бездну, долго звенел о скалы, будто плача о неминуемой гибели. Он вперил взгляд в горизонт, где закат грезил багряными росчерками по небесному полотну, словно невидимый каллиграф писал кровавыми чернилами последнюю главу их мира. Но солнце, словно тлеющий уголек в кулаке умирающего великана, угасало в ненасытной пасти чернильных туч, не даруя миру даже призрачного отблеска зари. Воздух пах озоновой горечью и прелой паутиной – предвестниками того, что местные пастухи называли «дыханием Спящего».

Ночь надвигалась хищно, словно исполинской кистью размазывая густую тьму по холсту мироздания. Где-то внизу, в ущелье, завыл ветер – протяжно, как мать, оплакивающая дитя. Каэль машинально провел пальцами по шраму на скуле, следуя давно знакомому ритуалу. Этот рубец, подаренный когтем ледяного дракона у Врат Вечности, ныне пульсировал тупой болью, словно предупреждая о приближении иного, куда более древнего зла.

— Они снова не поверили? — Голос Лиреи, приглушенный, но отчетливый, коснулся слуха, словно лезвие, обернутое в шелк. Она подошла ближе, ее сапоги с волчьими шпорами скрипели пеплом сожженных надежд. Закутавшись в плащ, чьи краски, некогда яркие, как кровь феникса, теперь шептали лишь о былой славе Храма Солнечного Клинка, она напоминала ожившую фреску из руин. Меч, израненный в горниле битвы у Печати, горестно вздыхал при каждом шаге, его эфес, украшенный аметистовым глазом Созерцателя, задевал потемневшие от крови и пыли доспехи, рождая звук, похожий на скрежет зубов.

Каэль хранил молчание. Его рука, обернутая в бинты с выцветшими рунами защиты, дрогнула, когда он указал дланью вниз, в долину, где покоился Эльдарион. Некогда его башни, словно топазовые иглы, пронзали небеса, а мосты из живого мрамора пели под ногами горожан. Ныне же окна мерцали тускло и робко, словно искры страха в глазах затравленных зверей. Каэлю чудилось, будто сам город съежился, прячась за руинами крепостных стен, чьи трещины теперь сочились черной слизью. Над опустевшими улицами вились вороны с перьями цвета вороненой стали, и их карканье, неестественно мелодичное, резало слух зловещим какофоническим хором – будто хохот стаи безумных бардов.

— Совет заклеймил нас паникерами, — прохрипел Каэль, выдавливая слова, словно выталкивая камни из раны. Его пальцы впились в амулет так, что на ладони проступили отпечатки древних символов. Осколок Печати Бездны, вырванный из пасти небытия в ту роковую ночь под дождем из звездного пепла, пылал в его ладони, обжигая кожу нестерпимым жаром. Но боль была сладкой – единственным напоминанием, что он еще жив. — «Естественные циклы природы», «необоснованные слухи о древних богах», — голос его сорвался в шепот, когда вдали гулко ударил колокол заброшенной часовни. — Они предпочли слепоту истине. Как дети, закрывающие глаза от теней в зеркале.

Лирея с презрительным фырканьем выудила из сумки измятый свиток карты. Кожаный футляр, украшенный серебряными змеями вечности, был иссечен царапинами – немыми свидетелями десятка побегов через подземные лабиринты. На пожелтевшем пергаменте, пахнущем ладаном и слезами, зловеще полыхали три точки, словно капли запекшейся крови: парящий в лазурной выси Айлион – летающий остров, где время текло вспять; зияющий адской пастью огненный кратер Валтаара, чьи жрецы когда-то выковали первый клинок из звездной стали; и лабиринт Мёртвых Зеркал, где, по зловещим шепоткам легенд, томились в заточении отраженные души, жаждущие заменить своих двойников.

— Значит, тронемся без их благословения, — прошептала она, ткнув пальцем в первую метку на карте. Ноготь, покрытый черным лаком с золотыми прожилками, оставил вмятину на пергаменте. — Старик говорил, артефакты не терпят одиночества. Как волки – слабы поодиночке, но в стае... – Ее голос сорвался, когда тень пролетающей гарпии мелькнула на скалах. — Эреон уже ждет нас у перевала. Запас провизии и надежды за плечами.

Имя наемного мага прозвучало как зловещий скрежет затвора, запирающего врата в преисподнюю. Каэль невольно поморщился, ощутив, как холодная капля пота скатилась по позвоночнику. Эреон… Тень, прокравшаяся в их отряд под занавес битвы с культистами, когда луна была красной, а река Слез текла вспять. Его познания о ритуалах Бездны были пугающе обширны, словно вычерпаны из глубин собственного проклятого опыта. Каэль до сих пор помнил, как тот нашептал истинное имя ветра, чтобы погасить погребальные костры Гелендры – пламя умерло с воплем, будто живое.

— Ты уверена, что ему можно доверять? – прозвучал вопрос Каэля, в голосе сквозило сомнение, словно эхо далекой грозы. Он не отрывал взгляда от гор на горизонте, где тени, словно исполинские щупальца, медленно крались по земле, оставляя за собой иней из серебристой плесени. Его левая рука машинально чертила в воздухе охранный символ – три пересекающихся круга, которым когда-то научила его мать-жрица.

Лирея вздрогнула, машинально коснувшись шрама на шее – бледного отголоска ужаса, запечатленного когтем тенепса. Этот след, словно выжженный на коже знак, навсегда напоминал о руинах древнего храма, где каменные идолы плакали кровавыми слезами, и Эреоне, вырвавшем её из смертельной пасти тени ценой собственной крови, пролитой на алтарь из костей.

— Он не раз ставил свою жизнь на кон ради нас. В Туманах Арадиэля... – Её пальцы сжали рукоять меча, когда в памяти всплыли картины: Эреон, стоящий на мосту из человеческих черепов, его руки, рисующие в воздухе руны ценой собственной плоти, пока демон Безмолвия не рухнул в пропасть с воем тысячи проклятых душ.

— Потому и спрашиваю. – Каэль повернулся, и его глаза, цвета расплавленного золота, встретились с её стальными. – Никто не бросается в огонь просто так. Особенно если знает, как пахнет горелая плоть.

Нарастающий гул прервал их беседу. Сначала он напоминал жужжание цикад в болотах Имморталис, но через мгновение превратился в рокот, словно рой разъяренных шершней, потревоженных в своем гнезде. Земля задрожала, выбивая ритм апокалипсиса, и Каэль почувствовал, как вибрация проходит по костям, вышибая дыхание. С севера, из ледяных пустошей, где даже время замерзало в алмазных гробах, хлынула она – не звуковая волна, но сама воплощенная тьма. Подобно савану из сотканных теней, она накрыла долину, поглотила Эльдарион, и крики, истошные, полные первобытного ужаса, вырвались из обреченного города, словно души, покидающие свои тела. Где-то в этом хаосе Каэль различил знакомый голос – девочка звала мать, и голосок, пронзительный как стекло, оборвался на полуслове.

Глава 2: «Ловушка Вечного Молчания»

Перевал, ведущий к руинам Айлиона, зиял разверстой пастью исполинского зверя. Обнажённые скалы, ощетинившиеся ледяными клыками, стискивали тропу, словно челюсти, навеки сомкнувшиеся в безмолвном оскале. Робкие лучи солнца, пробиваясь сквозь каменный плен, бессильно скользили по вечному инею, сковавшему гранитные жилы. Тишина давила на барабанные перепонки, и каждый шаг отдавался гулким ударом в натянутой коже безмолвия, словно похоронный барабан. Воздух был пропитан запахом гниющей серы, а под ногами хрустели осколки костей — словно сама земля шептала предостережение.

— Здесь что-то умерло, — прошептал Каэль, проводя рукой по шершавой стене ущелья. Камень под пальцами был влажным и зловеще тёплым, будто скалы дышали зловонием разложения, изрыгая проклятия минувших лет. — Природа извергла это место, словно гнилую кость, оставив лишь смрад и тлен.

Лирея шла впереди; меч её, окутанный плотной тканью, безмолвно покоился в ножнах, дабы не нарушить могильный покой звоном стали. Она бросила мимолётный взгляд на Эреона, крадущегося в арьергарде, будто тень, отчуждённого и непроницаемого, сотканного из мрака и тайн. Плащ его сливался с серым камнем, а глаза, скрытые капюшоном, казалось, видели то, что было сокрыто от глаз смертных, — отголоски прошлого и предвестия грядущего. Её пальцы невольно сжали рукоять меча, когда ветер донёс до неё шёпот, похожий на детский плач.

— Сколько до озера? — спросила она, разворачивая истрепанную карту. Чернила на пергаменте расплылись зловещими кляксами, словно кто-то пролил горькие слезы, оплакивая утраченное, хотя дождя не было уже целую вечность. Сама карта, казалось, кровоточила утраченными надеждами.

— Если нас не пережуют, к полудню доберемся, — Эреон указал костлявым пальцем на петляющую тропу, усеянную расщелинами, где белели кости. Не звериные — человеческие, обугленные, словно вырванные из пламени преисподней, иссохшие и безмолвные свидетели былой трагедии. — Айлион недаром зовут Городом Шёпотов. Его стены пропитаны воплями отчаяния, шёпотом лжи и мольбами о пощаде, сплетёнными в кошмарную симфонию.

Каэль нахмурился, ощущая, как амулет на груди пульсирует, словно живое сердце, бьющееся в унисон с трещиной, расползающейся по небосводу, предвещая неминуемую катастрофу. С тех пор как они покинули Эльдарион, голос Моргаэль, точно змеиный шёпот, звучал в его мыслях всё тише, но настойчивее, искушая обещаниями власти. «Они предадут тебя, как предали меня», — шептала богиня, и её слова оставляли на душе Каэля иней сомнения.

— Стой! — внезапно замер Эреон, будто поражённый невидимой стрелой, рухнув под гнётом незримой силы. Он опустился на одно колено, коснувшись земли дрожащими пальцами, словно пытаясь уловить биение мёртвого сердца. Песок под его ладонью зашевелился, собираясь в причудливые узоры, напоминающие древние руны – предупреждение, вырезанное самой судьбой.

— Ловушка. Древняя, но всё ещё дышит, источая смертоносное дыхание.

Лирея было сделала шаг вперёд, но Каэль перехватил её запястье ледяной хваткой, не позволяя коснуться проклятой земли.

— Смотри, — прохрипел он, кивнув на землю. Там, где только что струился песок, зияла бездонная пропасть, заполненная… тишиной. Настоящей, всепоглощающей тишиной. Ни звука, ни дуновения ветра, даже свет, казалось, угасал, проваливаясь в неё, точь-в-точь в чёрную дыру, порождённую самим Ничто – преддверие забвения.

— Вечное Молчание, — прошептал Эреон, словно произнося древнее заклинание, вспоминая кошмар, врезавшийся в самую душу. — Защита Айлиона. Ступишь туда – и душа твоя станет эхом в бездне, навеки утратив покой.

— Как обойти? — Лирея сжала рукоять меча, готовясь к схватке, к танцу со смертью.

— Не обойти. Пройти сквозь, — Эреон извлёк из затхлой сумки стеклянную сферу, в которой плясал призрачный, неземной свет – блуждающий огонёк надежды в царстве тьмы. — Этот свет – украденный вздох ветра. Он разорвёт пелену безмолвия на краткий миг. Но лишь для одного, подарив шанс на спасение.

Каэль почувствовал, как ледяные мурашки пробежали по спине. Ловушка была не просто преградой – это было испытание, проверка на прочность духа. Кто рискнёт первым? Кто доверит свою жизнь другому, поставив всё на кон?

— Я пойду, — решительно сказала Лирея. Её глаза горели решимостью, пламенем, не угасающим даже перед лицом смерти.

— Нет, — перебил Эреон. Его голос звучал резко и хрипло, словно ржавый клинок, скрежетнувший в ножнах. — Если что-то пойдёт не так, мне понадобится твой меч, чтобы сдержать их. — Он кивнул в сторону зловещего ущелья, где в клубящихся тенях затаились силуэты. Человеческие ли? Нет. Слишком угловатые, неестественно гибкие, словно сломанные куклы, марионетки тьмы.

Каэль сглотнул вязкую слюну. Даже сейчас Эреон хладнокровен и расчётлив, словно машина, запрограммированная на выживание. Слишком.

— Я пройду, — маг вырвал светящуюся сферу из рук Эреона, словно крадущийся вор, хватающий ускользающую надежду. — Если это ловушка для души, моя магия…

— Твоя магия здесь – искра в жерле вулкана, — Эреон стиснул его запястье мёртвой хваткой, его пальцы впились в плоть Каэля, как стальные тиски. Впервые за всё время его голос дрогнул от страха, обнажая скрытую под маской безразличия уязвимость. — Она наблюдает за тобой, Каэль. Не давай ей повода, не позволяй тьме поглотить тебя.

Лирея взглянула на обоих. Её взгляд был полон мрачной решимости, словно она уже приняла неизбежное. Затем выхватила сферу, будто отнимая у судьбы право выбора, бросая вызов року.

— Детские игры, — прорычала она, бросая артефакт в зияющую пропасть, словно бросая кость в пасть голодному зверю.

Свет взорвался ослепительной вспышкой, и безмолвие разверзлось адским криком, словно сам ад разразился воплем. Звуковая волна обрушилась на героев с неистовой силой, сбивая с ног, превращая землю в зыбучий песок. Каэль, падая, увидел, как тени в ущелье разорвались, выпуская отвратительных тварей с кожей цвета лунной пыли и ртами, рассечёнными на четыре лепестка, как у кошмарных насекомых, – дети разорванной реальности, сотканные из ужаса и тьмы.