Ася Груздева ещё в школе отличалась на редкость уравновешенным и тихим нравом.
Её воспитывала мать – нервная и озлобленная на весь мир женщина. Когда-то Галину оставил ради ближайшей подруги муж. С тех пор она потеряла веру в людей и, казалось, только и делала, что мстила собственной жизни за эту измену. Иногда и выпивала, и загуливала с какими-нибудь подозрительными мужичками, и крепкого словца не чуралась. Работала Груздева учетчиком на песчаном карьере в небольшом рабочем посёлке, жизнь которого была сосредоточена вокруг цементного завода. Жили мать с дочерью в строительном вагончике, кое-как переоборудованном под жилье, где всегда были проблемы со светом и с протекающей крышей.
Поначалу едва сводящая концы с концами Галина возлагала на дочь большие надежды, лелея мысль, что Ася «выбьется в люди», со временем заберет мать к себе, и она хотя бы старость встретит в достатке. Но когда девочка ещё училась в начальной школе, уже стало ясно – у Аси нет способностей к наукам. Она едва-едва тянула на жалкую «троечку» все предметы, кроме русского языка и литературы, и то благодаря тому, что её приохотила к чтению соседка – местная библиотекарша. Читала Ася запоем, причем всё подряд, ради книг отказываясь даже от общения со сверстниками. Углубляясь в придуманные сюжеты, она забывала об окружающей её нищете, о попреках матери, что без «довеска» она прекрасно устроила бы свою судьбу, и о «двойках» в дневнике.
ОГЭ девушка сдала с горем пополам, и другого пути, как поступить на библиотечный факультет областного культурно-просветительного училища, для себя не видела.
Галина сильно сокрушалась, делясь с подругами своим горем.
- Ну что это за профессия? Платят библиотекарям сущие копейки. С работы домой принести нечего. Раньше хоть книжки дефицитом были, а сейчас кто особо читает?
- Ну, какое никакое, а всё же образование, - возражали ей собеседницы. - Не тряпкой махать как уборщица, и не ломом лед долбить как дворничиха! Сиди себе в тепле – книжки выдавай. На такой работе грыжу не наживешь. А не хочешь тянуться на неё, так девчонка хорошенькая: глазки голубые, блондинка, фигурка, ножки – всё при ней. Может, кто польстится и замуж возьмет?
- Я уже выходила, да только с довеском осталась, - зло отмахнулась Галина. - Пусть уж лучше учится, чем безотцовщину плодить.
Хорошо поразмышляв, она всё-таки разрешила дочери подать документы в областной «кулёк».
- Ладно, - сказала родительница Асе. – Общежитие в училище есть. Буду деньги давать на еду, но ты прекрасно знаешь, что матери придется ради этого самой едва ли не голодать. Запомни, я не могу вечно работать за двоих. Сама соображай, как прокормиться. Но если вдруг надумаешь в подоле принести, то даже дорогу ко мне забудь. Считай, нет у тебя матери.
Ася без особых эмоций выслушала материнские наставления (в том или ином варианте Галина их повторяла дочери по пять раз на дню), и уехала в областной центр.
Все четыре года учебы девушка старалась изо всех сил, чтобы не остаться без стипендии, но денег всё равно катастрофически не хватало, поэтому подрабатывала и официанткой, и разносчицей рекламных листовок, и полы мыла в парикмахерской неподалеку от общежития. Бывало, и голодной сидела, чтобы колготки купить.
Когда девушка получила диплом и отправилась за направлением на работу в районный отдел культуры, то сразу же попросилась в любую сельскую библиотеку. Ася прекрасно понимала, что не потянет оплату квартиры в областном центре.
К её проблемам отнеслись с пониманием и предложили девушке место библиотекаря в небольшом селе Васильевке в получасе езды от города. Там как раз библиотекарша ушла на пенсию, проработав почти до восьмидесяти лет.
Правда, на этом хорошие стороны её трудоустройства и заканчивались, потому что ничего похожего на пастораль в Васильевке не наблюдалось.
С севера на сельские улицы наступало огромное городское кладбище. А с юга, отделенная от села только высоким холмом, раскинулась городская свалка. Над ней вечно кружились вороны, и противно воняло, когда дул южный ветер.
Когда-то в Васильевке был преуспевающий колхоз, но теперь о нём напоминали только заросшие бурьяном полуразрушенные фермы, переделанное в магазин бывшее правление да Дом культуры, построенный буквально накануне крушения СССР, и поэтому не рухнувший вместе со всем социалистическим хозяйством. Там в двух комнатах и теснилась библиотека, в которой работала Ася.
Васильевка относилась к тем немногим селам «постсоветского пространства», которые не обезлюдели после разорения колхоза. Конечно, некоторые сельчане теперь ездили на работу в областной центр, но в основном трудоспособное население распределилось между свалкой и кладбищем: кто мусор сортировал и торговал «просрочкой», а кто искусственные цветы для венков делал да могилы копал.
Казалось, занятые столь мрачными и неприятными промыслами люди не должны нуждаться в услугах библиотеки, но жители Васильевки всё же туда заходили. Любили копаться в книгах люди старшего поколения, отдыхали от домашних дел за чтением любовных драм женщины средних лет, зачитывались боевиками и детективами мужчины, прибегали за книгами ученики местной школы. Интернет, как и мобильная связь, работали в Васильевке из рук вон плохо, поэтому школьники и энциклопедии листали, и справочниками пользовались.
Но вообще-то жила Ася скучно. Она снимала комнату у тети Люси Крюковой. По паспорту пожилая женщина была Анной Михайловной, но почему-то просила называть себя тётей Люсей. Её уютный маленький дом был, по сути дела, первым нормальным жильем, в котором поселилась девушка. В его устланных домоткаными половиками комнатах приятно пахло печеными яблоками, жмыхом и хлебом. Чистоплотная и аккуратная пожилая женщина прекрасно готовила и плату за комнату брала чисто символическую, больше скучая по общению, чем нуждаясь в деньгах. Мужа она давно похоронила, а про единственного сына почему-то вспоминать не любила. Укладывалась спать тётя Люся ровно в десять часов, требуя от квартирантки, чтобы та выключала свет.
Сразу же по приезде в Васильевку за хорошенькой Асей принялись ухаживать местные ловеласы.
- Гони их, - сразу же предупредила девушку тётя Люся, - среди них путевых нет. Все алкаши да безобразники. В Васильевке нормальные мужики с женами живут и приезжим девчонкам голову не морочат.
Асе и самой никто из кавалеров не нравился, но мужчины – народ нахрапистый, и иногда приходилось нелегко, отбиваясь от наглых приставаний.
Особенно упорствовал Николай Грачкин – хамоватый двадцатипятилетний парень.
- Погуляем, выпьем, то да сё, - наседал он на молоденькую библиотекаршу. - На меня из девчонок ещё никто не обижался: обделаю всё в лучшем виде. Не бойся, довольна останешься, да ещё добавки попросишь.
Соблазнять на секс подобными словами девушку, воспитанную на книгах о запредельно высокой любви, - дело, заранее обреченное на неудачу. Однако Грачкин книг никогда не читал (может, за исключением «Колобка» в далеком детстве), поэтому не мог взять в толк, чего «кобенится» приезжая «чика».
- Вот что, тёлочка, ты со мной не шути – я и сам шутить не люблю, - от уговоров переходил он к угрозам. - Для кого бережёшь? Олигарх, что ли, за тобой приедет?
Олигарха Ася не ждала, но и неприятностей не хотела. Хотя сексуальная революция до Васильевки докатилась, но вряд ли местные одобрительно отнеслись бы к тому, что приезжая библиотекарша ударилась во все «тяжкие».
К тому же ей всё время казалось, что кряжистый и смуглолицый Грачкин пропитался въедливой вонью свалки, на которой работал приемщиком мусора. Она лезла в ноздри, упорно перебивая запахи туалетной воды, которой щедро обрызгивал себя Николай. И девушка оставалась неприступно холодной, как не пушил перья местный сердцеед.
Одно время её к Дому культуры даже ходила встречать тетя Люся. А после того, как Николай с друзьями попытался затащить Асю в машину (благо, прохожие подоспели, и тому пришлось отступить), Анна Михайловна отправилась к его родителям и пригрозила написать заявление в полицию, обвиняя их сына в попытке изнасилования.
И тогда Грачкин решил сменить тактику. Есть такие мужчины - чем сильнее их отталкиваешь, тем назойливее становятся.
- Я ведь что, я и жениться могу! – заявил он тете Люсе, и принялся по всем устоявшимся веками в Васильевке правилам ухаживать за квартиранткой.
Часов в восемь вечера он приходил к их дому и, в зависимости от погоды, либо сидел на лавочке возле дома, либо курил на крылечке, а когда похолодало, стал и в дом захаживать. И если тетя Люся была только рада поводу пощелкать семечки с молодым парнем и посудачить о местных новостях, то Асю эти визиты только раздражали.
В десять часов она уже должна лежать в постели, чтобы не разгневать хозяйку, но ещё нужно было и постирать, и вымыть волосы – да мало ли какие неотложные дела скапливаются к вечеру? А тут сиди рядом с Грачкиным и слушай его скучные разглагольствования о том, что привезли на свалку.
Между тем, тетя Люся смягчилась по отношению к надоедливому кавалеру, и начала заговаривать с Асей о будущем.
- Да, Николай, конечно, ещё тот жук, но где других-то взять? Всё-таки работает. Опять-таки «просрочка». Скажешь, гроши? Однако мы-то знаем, что родители на этой «просрочке» ему отдельный дом построили. Не здесь – в Екатериновке, подальше от любопытных глаз и от мусорки. Чем не жених? Ты, девонька, как свою жизнь дальше-то представляешь? Не сердись и не обижайся – я только добра желаю, но за душой у тебя ничего нет, и не предвидится перемен к лучшему. Ведь лишней кофточки позволить себе не можешь, и эти старенькие брючки постоянно носишь, потому что на другие денег нет. Пока молоденькая и хорошенькая - парни ещё заглядываются. Может, что и сложится. Ну а потом? Уехать тебе отсюда некуда и не на что. Да и здесь что тебя дальше ждёт? Вечно будешь по чужим углам скитаться да копейки считать?
Очень не любила Ася эти разговоры, хотя и не сердилась на хозяйку.
Часто, лежа в постели после «отбоя», она думала о будущем, но вовсе не о Грачкине - девушка пыталась представить, как вообще должен выглядеть и чем заниматься парень, с которым она захотела бы связать свою жизнь.
В библиотеке было немало глянцевых журналов с фотографиями красавцев на любой вкус, и Ася, иногда пролистывая приятно пахнущие типографской краской страницы, любовалась точеными чертами заграничных чернобровых и синеглазых мачо в костюмах от известных кутюрье на фоне роскошных яхт и дворцов. Может, они и были неотразимы, но у Аси не хватало духа даже представить их рядом с собой.
И пусть она не грезила о миллионерах, но всё же хотела связать свою жизнь с человеком, который никогда не имел дел с «просрочкой». Товары с истекшим сроком годности в огромном количестве свозили на свалку, а Грачкин и ему подобные продавали их за бесценок односельчанам, делая на этом хорошие деньги.
Та же тетя Люся кормила «просрочкой» трех котов и собаку, но Ася знала, что во многих семьях охотно ставят её на стол. Может и травился кто-то, но до смертельных случаев пока не доходило, хотя об этом не уставала предупреждать односельчан местная фельдшерица.
Надо сказать, что свалка для жителей Васильевки была своеобразным супермаркетом: односельчане и обои оттуда приносили, и мыло, и мебель, и игрушки, и одежду. Нужно было только отремонтировать, постирать, исправить, но иногда на свалке и впрямь оказывались хорошие вещи, непонятно почему выброшенные прежними хозяевами.
Зная, что его капризная зазноба любит книги, Грачкин как-то принёс ей в подарок толстенный том сказок в сильно потертом, зато из настоящей кожи переплете. Непередаваемый запах старинной бумаги защекотал ноздри Аси, когда она раскрыла коричневую, отлакированную временем обложку.
- «Легенды и сказки народов Европы», - очарованно пробормотала она, прочитав титульный лист, судя по «ятям», ещё дореволюционного издания, и в кои-то веки благодарно улыбнулась Николаю. – Спасибо. Хороший подарок.
Грачкин ухмыльнулся в ответ и сразу же полез обниматься, но отступил, когда девушка сердито сунула книгу назад.
- Ты чё… это я так… сглупил. Бери, там картинки красивые.
Будь это какая-нибудь другая вещь, Ася всё равно вернула бы, но почему-то сердце девушки сразу же прикипело к этой книге. Она бережно перелистывала страницы с неожиданно яркими и реалистичными картинками, на которых были изображены остроухие красавцы эльфы, феи и ведьмы, гномы и великаны. Сердце сладко и печально замирало, и странное ощущение сопричастности к какой-то неведомой тайне околдовывало душу.
Особо нравилась девушке легенда о королеве эльфов. На картинке рядом с белоснежным единорогом был изображен украшенный колокольчиками прекрасный юноша, и Ася невольно улыбалась, читая, как отважная девушка всё же не отдала своего возлюбленного коварной королеве эльфов. Приятно было перечитывать эту сказку перед сном.
- Только я, наоборот, ушла бы вслед за юношей в Страну Вечной Юности, - горько вздыхала девушка, выключая настольную лампу. - Как знать, может, со временем Картехогский лес также превратился в свалку, охраняющий его рыцарь королевы эльфов в Грачкина, а его розы и колокольчики в «просрочку».
Сны после чтения сказок были легкими, празднично красивыми, и она просыпалась с хорошим настроением. Выходила на крыльцо, натыкалась взглядом на кружащихся над свалкой ворон, и улыбка сразу же таяла на губах.
И всё же в девушке крепло какое-то непонятное убеждение, что в её жизни вскоре что-то случится – необычное, волшебное, феерически прекрасное. Правда, когда это необычное всё-таки произошло, до прекрасного ему оказалось далеко.
В тот субботний вечер бушевала метель, и в доме тети Люси собралась теплая компания: пришли после бани выпить чаю две соседки, приплелся откуда-то и подвыпивший Грачкин.
Вот уже третий месяц он без особого успеха крутился возле Аси. Случай небывалый в Васильевке, и все деревенские наперебой судачили, гадая, когда же библиотекарша либо окончательно «отошьет» настырного кавалера, либо выйдет за него замуж.
Обсудив за чашкой чая кое-какие деревенские новости, тетя Люся предложила сыграть в лото. Разделили карты, достали мешочек с «бочонками» и принялись неспешно играть, забавляя друг друга немудрящими шутками. Особенно изощрялся Николай, сопровождавший каждый «бочонок» какой-нибудь дурацкой присказкой.
Ася больше помалкивала. Она недомогала. Тетя Люся выделила ей байковый халат, укутала в большой пуховый платок, на ноги натянула шерстяные носки и низко обрезанные валеночки, но всё равно девушка жалась поближе к раскаленной каменке, то и дело глотая из большой кружки лечебные травки, заваренные заботливой хозяйкой.
И тут с улицы донесся звук подъехавшей машины.
- Кого же это принесло в такую-то погоду? – удивилась тётя Люся и подозрительно покосилась на Грачкина. – Небось, кто-нибудь из твоих дружков примчался? Они мне в доме не нужны.
Тот только плечами пожал, продолжая выкрикивать цифры. Но вскоре ему всё-таки пришлось замолчать.
В сенцах послышались шаги. Кто-то ругнулся, наткнувшись на звякнувшее пустое ведро, распахнулась дверь и на пороге показалась девушка в запорошенной снегом норковой шубке.
- Здравствуйте! – громко поприветствовала она собравшихся за столом женщин. – Ася Груздева здесь живет?
Но никто не успел и рта раскрыть: она сама заметила закутанную в пуховый платок девушку.
- А, вот где ты. Аська, привет! Я к тебе в гости.
И, не дожидаясь приглашения, гостья прошла на середину комнаты, сняла шапку и, машинально поправив модную стрижку, предстала перед ошеломленными взглядами присутствующих.
Ася лишилась дара речи, узрев под яркой медной челкой искусно подведенные глаза бывшей сокурсницы – Эммы Терехиной.
- Эмма? Как… откуда… что ты здесь делаешь? – в конце концов, растерянно залепетала она, наблюдая, как ополоумевший от восторга Грачкин вьется вокруг городской красавицы, принимая у неё шубку и предлагая стул.
- В гости к тебе приехала. Не ждала? – улыбнулась Эмма. – Я не с пустыми руками. Гульнём?
И, поставив на стол пакет, она достала из него коробку хороших конфет, бутылку ликера, кусок какого-то мудреного сыра, палку сырокопченой колбасы и ананас.
Тётя Люся, смекнув, что теперь у них появилось новое развлечение, быстренько убрала со стола лото, достала из буфета стопки и тарелки под нарезку.
- Чего же не погулять, если угощают, - покладисто согласилась она, - только ликёр я не уважаю. Сладкий он чересчур.
- И то, - оживился Грачкин и вытащил из кармана пальто початую бутылку водки.
- «Просрочка»? – сурово полюбопытствовала тётя Люся.
- В магазине купил, - обиделся Николай.
- Ну, к водке и закуска другая нужна, - засуетились соседки, и мигом обернулись с солеными помидорами, квашеной капустой и крупными ломтями нарезанным салом.
В общем, все вокруг радостно хлопотали, совместными силами организовывая застолье, и только Ася не могла прийти в себя от изумления.
Терехина никогда не была с ней дружна - Ася даже хорошей знакомой и то затруднилась бы её назвать. Для всех студенток библиотечного факультета осталось тайной, что забыла эта заносчивая девица в КПУ. Книг она не читала, занятия посещала редко, экзамены всегда сдавала отдельно от остальных студентов, и злые языки говорили, что она их просто покупает.
Черноволосая кареглазая Эмма была из обеспеченной семьи. Ася не знала, чем именно занимались её родители, но девушка одевалась в дорогие шмотки модных брендов, каникулы проводила за границей и посещала самые известные салоны красоты в городе.
Уже на первом курсе по училищу пронесся слух, что Эмма встречается с высокопоставленным «папиком», и её в училище привозит его личный шофер. Так или иначе, но уши и пальцы похожей на Люси Хейл барышни украшали настоящие бриллианты. Её однокурсницы, затаив дыхание от завистливого возмущения, подсчитывали, сколько может стоить этакое богатство, клятвенно заверяя друг друга, что уж они-то за все деньги мира не стали бы торговать собой.
Когда Эмме исполнилось восемнадцать лет, у неё появился белый «опель», и как-то на этой машине она подвезла Асю до студенческой поликлиники, когда у той прямо на лекции поднялась высокая температура. Вот этим эпизодом, собственно говоря, и ограничилось общение двух девушек за четыре года совместного обучения.
К восемнадцати годам Терехина здорово изменилась: на смену девчоночьей пикантной хрупкости пришли подчеркивающие тонкость талии крутые бедра и довольно большие груди – про такие фигурки говорят «аппетитные». И действительно, на женственную Эмму было приятно смотреть: щеки у неё тоже слегка округлились, а губы и без ботокса были пухлыми.
Ася изумленно смотрела на ловко (несмотря на диковинный дизайн ногтей) нарезающую колбасу сокурсницу, и не могла поверить собственным глазам – даже инопланетяне выглядели бы на кухне тёти Люси более органично, чем холеная, благоухающая дорогими духами Эмма.
- А ты, Аська, что жмёшься, - недобро сверкнула карими глазами гостья, – вечно пытаешься со стенкой слиться.
- Болеет она, - заступила за квартирантку тетя Люся. – А ты, девонька, кем приходишься нашей Асе?
- Учились мы вместе.
- Так ты тоже библиотекарша?
- Я в городском отделе культуры методистом работаю. Узнала, что Аська в Васильевке, – решила посмотреть, как она здесь устроилась.
- Это ты правильно сделала.
Все уселись за стол. Со вкусом выпили, закусили, разлили ещё. Водка с ликером разрумянила лица женщин, и тетя Люся с соседками задушевно затянула «Напилася я пьяна», чтобы после выдать весь годами накапливаемый репертуар застольных песен.
Грачкин тем временем принялся на свой лад ухлестывать за Терехиной, но стоило ему отпустить пару «крутых» комплементов, как у девицы изумленно округлились глаза.
- Ты что, клоун, совсем берега попутал? Я по субботам в цирк не хожу. Аська, это кто?
- Николай Грачкин, - пробормотала Ася. – Он тут…
- Твой бойфренд, что ли?
- Ухаживает Николай за Асенькой, - пояснила гостье захмелевшая тетя Люся.
- А, - понятливо кивнула головой Эмма, – Аське он в самый раз. Ну, живи… пока. Только подальше от меня держись: у меня на портянки аллергия.
Уж на что не любила Ася Грачкина, но в тот момент даже пожалела своего навязчивого кавалера. От унижения парень побагровел.
- Я носки ношу.
- Не может быть, – нарочито округлила глаза девица, – ни за что не поверю, пока сама не увижу.
Грачкин не был совсем уж дураком, но, видимо, настолько растерялся, что не понял «прикола».
- Да вот же… - и, вытащив ноги из-под стола, задрал вверх, показав всем носки.
Вид у парня стал настолько глупым и потешным, что женщины расхохотались. Натянуто улыбнулась и Ася.
- Шёл бы ты, Николай, домой, - сочувственно посоветовала она. – Час уже поздний.
Обиженно ворча под нос ругательства, Грачкин опрометью выскочил из комнаты, на ходу напяливая шапку и пальто. Вслед за ним потянулись и соседки. В комнате остались только прибиравшая со стола тетя Люся и девушки.
Ася помогла хозяйке помыть посуду и навести порядок и только потом обернулась к курившей у открытой форточки Эмме.
- А теперь рассказывай, что тебе нужно? - жестко потребовала она.
Столь ледяной тон был не характерен для обычно приветливой Аси, и тетя Люся удивленно покосилась на квартирантку. А вот Эмма отнеслась к неприязни бывшей сокурсницы равнодушно.
- Да на что ты мне сдалась? - с брезгливым презрением ответила она. - Мне печь ваша нужна.
Тут уже пришла очередь нахмуриться хозяйке дома.
- На кой тебе, девонька, именно моя печь понадобилась?
Эмма выкинула окурок и захлопнула форточку.
- Не именно ваша, просто нужна печь. У меня нет никого из знакомых, дом которых отапливался бы именно русской печью. К тому же Аська живет ближе всех к городу - не надо мотаться по всей области. Погода совсем дрянь: того и гляди, застрянешь где-нибудь в сугробе.
- Погода действительно не для дальних поездок. Только у меня не русская печь, а «голландка», - настороженно возразила разом протрезвевшая тетя Люся.
Девушка подошла к раскаленной печке, осмотрела чугунную плиту, зачем-то засунула голову вовнутрь.
- Отсюда же дым выходит? – сосредоточила она взгляд на дымоходе.
- Допустим. И что с того?
Терехина деловито наморщила лоб.
- Я вам хорошо заплачу, если позволите мне кое-что сделать.
- Что-то ты темнишь, - рассердилась тетя Люся. – Не надо мне твоих денег. Прямо говори, что задумала.
Гостья вновь полезла в сумку за сигаретами, но пожилая женщина неодобрительно покосилась на пачку.
- Хватит дымить. Ты мне весь дом выстудишь, а Ася болеет. Не дергайся, сядь и расскажи всё по порядку: что там у тебя стряслось? Парень, что ли, бросил?
Девушка недовольно прикусила губу.
- Как вы догадались?
- Тут большого ума не надо: если девка принялась чудить, значит, какой-то ухажер замешан. Рассказывай всё по порядку, и не бойся: мы болтливостью не отличаемся.
Эмма так тяжело вздохнула, что Ася с удивлением поняла, что даже эта ухоженная заносчивая девица способна испытывать сердечную боль.
- Бросил он меня, как надоевшую игрушку…
Её рассказ не отличался пространностью и был полон недомолвок, но всё же они поняли, что Эмме было пятнадцать лет, когда кто-то свёл её с Арсением Григорьевичем – мужчиной далеко за сорок. Этот «кто-то» был, скорее всего, из семьи девушки, потому что впоследствии никто не задавался вопросами: где она ночует, откуда берутся дорогие вещи и машина? Арсения Григорьевича можно было упрекнуть в чём угодно, только не в жадности – Эмма ни в чем не знала отказа. Девушка так привыкла к роскошной жизни, что выпустила из виду - время идет, и она уже не соответствует извращенным вкусам своего «папика». Впрочем, он и здесь оказался на свой лад честным: устроил свою восемнадцатилетнюю метрессу в местный отдел культуры на «непыльную» работу с хорошим окладом и необременительными обязанностями. Последним аккордом их романа стала подаренная любовником однокомнатная квартира.
- Всё, - сказал он на прощание заливающейся слезами молоденькой любовнице, - за три года наших отношений ты заработала больше, чем иные за всю жизнь. Но всё когда-нибудь кончается. Учись теперь выживать без меня. Не будешь дурой - очень быстро найдешь достойную замену, и ничего в твоей жизни не изменится.
Арсений Григорьевич был по-своему прав, не учел только одного – за годы их сожительства Эмма по-настоящему к нему привязалась, сумев даже полюбить своего «папика», и проституткой себя не считала.
А он на прощание (наверное, из лучших побуждений) оставил на столе номер телефона некоего Виктора Андреевича, который был не прочь занять его место.
Этот телефон окончательно добил самолюбивую Эмму. Проплакавшись, она навела справки и выяснила, что новой зазнобе Арсения Григорьевича ещё не исполнилось даже пятнадцати.
- Бледная и хилая, как поганка, ножки тоненькие, руки – лягушачьи лапки, груди – кнопки калькулятора, но хитрющая стервочка. Сюсюкает с ним, в глаза заглядывает, умильно улыбается, а мне знающие люди рассказали, что она уже не раз гименопластику делала, чтобы наивных «папиков» обманывать. С тринадцати лет таким образом бабки рубит.
- Чего? – округлили глаза слушательницы
Когда Эмма разъяснила суть операции, Ася брезгливо поморщилась, а тетя Люся с досадой сплюнула.
- Да зачем тебе - такой красивой девушке - понадобился этот сластолюбивый козёл? По нему давно тюрьма плачет и, помяни моё слово, в конце концов, он там и окажется.
- Мне с ним было хорошо, - внезапно захлюпала носом Эмма и, несмотря на водостойкую тушь, её лицо очень быстро превратилось в грязную маску, - я хочу, чтобы он вернулся.
Тетя Люся, бормоча ругательства, насильно вытерла её лицо большим носовым платком и утешающе похлопала рыдающую девушку по спине.
- Ну, ну… не стоит этот хрен с горы и одной твоей слезинки. А от моей печки ты чего хочешь?
И тут выяснилось следующее: увидев, насколько непрезентабельная у неё соперница, Терехина решила бороться за свою любовь. Наведя справки на соответственном форуме, девушка узнала, что на Алтае практикует прославленный шаман, который творит нечто невообразимое (по крайней мере, на форуме все слюнями захлебывались, описывая совершенные им чудеса).
Оформив отпуск «без содержания» по «семейным обстоятельствам», Эмма отправилась в дальнюю дорогу. Сначала на одном самолете летела, потом на другом, на автобусе доехала до Бийска, и в нескольких километрах от города оказалась в этнографическом парке. Но пристально понаблюдав за камланиями нестарого и красивого шамана, Эмма сразу же поняла, что зря потратила деньги – это просто туристический аттракцион, к настоящему колдовству никакого отношения не имеющий.
Однако, узнав о разочарованиях туристки, обрадВ тот субботний вечер бушевала метель, и в доме тети Люси собралась теплая компания: пришли после бани выпить чаю две соседки, приплелся откуда-то и подвыпивший Грачкин.
Вот уже третий месяц он без особого успеха крутился возле Аси. Случай небывалый в Васильевке, и все деревенские наперебой судачили, гадая, когда же библиотекарша либо окончательно «отошьет» настырного кавалера, либо выйдет за него замуж.
Обсудив за чашкой чая кое-какие деревенские новости, тетя Люся предложила сыграть в лото. Разделили карты, достали мешочек с «бочонками» и принялись неспешно играть, забавляя друг друга немудрящими шутками. Особенно изощрялся Николай, сопровождавший каждый «бочонок» какой-нибудь дурацкой присказкой.
Ася больше помалкивала. Она недомогала. Тетя Люся выделила ей байковый халат, укутала в большой пуховый платок, на ноги натянула шерстяные носки и низко обрезанные валеночки, но всё равно девушка жалась поближе к раскаленной каменке, то и дело глотая из большой кружки лечебные травки, заваренные заботливой хозяйкой.
И тут с улицы донесся звук подъехавшей машины.
- Кого же это принесло в такую-то погоду? – удивилась тётя Люся и подозрительно покосилась на Грачкина. – Небось, кто-нибудь из твоих дружков примчался? Они мне в доме не нужны.
Тот только плечами пожал, продолжая выкрикивать цифры. Но вскоре ему всё-таки пришлось замолчать.
В сенцах послышались шаги. Кто-то ругнулся, наткнувшись на звякнувшее пустое ведро, распахнулась дверь и на пороге показалась девушка в запорошенной снегом норковой шубке.
- Здравствуйте! – громко поприветствовала она собравшихся за столом женщин. – Ася Груздева здесь живет?
Но никто не успел и рта раскрыть: она сама заметила закутанную в пуховый платок девушку.
- А, вот где ты. Аська, привет! Я к тебе в гости.
И, не дожидаясь приглашения, гостья прошла на середину комнаты, сняла шапку и, машинально поправив модную стрижку, предстала перед ошеломленными взглядами присутствующих.
Ася лишилась дара речи, узрев под яркой медной челкой искусно подведенные глаза бывшей сокурсницы – Эммы Терехиной.
- Эмма? Как… откуда… что ты здесь делаешь? – в конце концов, растерянно залепетала она, наблюдая, как ополоумевший от восторга Грачкин вьется вокруг городской красавицы, принимая у неё шубку и предлагая стул.
- В гости к тебе приехала. Не ждала? – улыбнулась Эмма. – Я не с пустыми руками. Гульнём?
И, поставив на стол пакет, она достала из него коробку хороших конфет, бутылку ликера, кусок какого-то мудреного сыра, палку сырокопченой колбасы и ананас.
Тётя Люся, смекнув, что теперь у них появилось новое развлечение, быстренько убрала со стола лото, достала из буфета стопки и тарелки под нарезку.
- Чего же не погулять, если угощают, - покладисто согласилась она, - только ликёр я не уважаю. Сладкий он чересчур.
- И то, - оживился Грачкин и вытащил из кармана пальто початую бутылку водки.
- «Просрочка»? – сурово полюбопытствовала тётя Люся.
- В магазине купил, - обиделся Николай.
- Ну, к водке и закуска другая нужна, - засуетились соседки, и мигом обернулись с солеными помидорами, квашеной капустой и крупными ломтями нарезанным салом.
В общем, все вокруг радостно хлопотали, совместными силами организовывая застолье, и только Ася не могла прийти в себя от изумления.
Терехина никогда не была с ней дружна - Ася даже хорошей знакомой и то затруднилась бы её назвать. Для всех студенток библиотечного факультета осталось тайной, что забыла эта заносчивая девица в КПУ. Книг она не читала, занятия посещала редко, экзамены всегда сдавала отдельно от остальных студентов, и злые языки говорили, что она их просто покупает.
Черноволосая кареглазая Эмма была из обеспеченной семьи. Ася не знала, чем именно занимались её родители, но девушка одевалась в дорогие шмотки модных брендов, каникулы проводила за границей и посещала самые известные салоны красоты в городе.
Уже на первом курсе по училищу пронесся слух, что Эмма встречается с высокопоставленным «папиком», и её в училище привозит его личный шофер. Так или иначе, но уши и пальцы похожей на Люси Хейл барышни украшали настоящие бриллианты. Её однокурсницы, затаив дыхание от завистливого возмущения, подсчитывали, сколько может стоить этакое богатство, клятвенно заверяя друг друга, что уж они-то за все деньги мира не стали бы торговать собой.
Когда Эмме исполнилось восемнадцать лет, у неё появился белый «опель», и как-то на этой машине она подвезла Асю до студенческой поликлиники, когда у той прямо на лекции поднялась высокая температура. Вот этим эпизодом, собственно говоря, и ограничилось общение двух девушек за четыре года совместного обучения.
К восемнадцати годам Терехина здорово изменилась: на смену девчоночьей пикантной хрупкости пришли подчеркивающие тонкость талии крутые бедра и довольно большие груди – про такие фигурки говорят «аппетитные». И действительно, на женственную Эмму было приятно смотреть: щеки у неё тоже слегка округлились, а губы и без ботокса были пухлыми.
Ася изумленно смотрела на ловко (несмотря на диковинный дизайн ногтей) нарезающую колбасу сокурсницу, и не могла поверить собственным глазам – даже инопланетяне выглядели бы на кухне тёти Люси более органично, чем холеная, благоухающая дорогими духами Эмма.
- А ты, Аська, что жмёшься, - недобро сверкнула карими глазами гостья, – вечно пытаешься со стенкой слиться.
- Болеет она, - заступила за квартирантку тетя Люся. – А ты, девонька, кем приходишься нашей Асе?
- Учились мы вместе.
- Так ты тоже библиотекарша?
- Я в городском отделе культуры методистом работаю. Узнала, что Аська в Васильевке, – решила посмотреть, как она здесь устроилась.
- Это ты правильно сделала.
Все уселись за стол. Со вкусом выпили, закусили, разлили ещё. Водка с ликером разрумянила лица женщин, и тетя Люся с соседками задушевно затянула «Напилася я пьяна», чтобы после выдать весь годами накапливаемый репертуар застольных песен.
Грачкин тем временем принялся на свой лад ухлестывать за Терехиной, но стоило ему отпустить пару «крутых» комплементов, как у девицы изумленно округлились глаза.
- Ты что, клоун, совсем берега попутал? Я по субботам в цирк не хожу. Аська, это кто?
- Николай Грачкин, - пробормотала Ася. – Он тут…
- Твой бойфренд, что ли?
- Ухаживает Николай за Асенькой, - пояснила гостье захмелевшая тетя Люся.
- А, - понятливо кивнула головой Эмма, – Аське он в самый раз. Ну, живи… пока. Только подальше от меня держись: у меня на портянки аллергия.
Уж на что не любила Ася Грачкина, но в тот момент даже пожалела своего навязчивого кавалера. От унижения парень побагровел.
- Я носки ношу.
- Не может быть, – нарочито округлила глаза девица, – ни за что не поверю, пока сама не увижу.
Грачкин не был совсем уж дураком, но, видимо, настолько растерялся, что не понял «прикола».
- Да вот же… - и, вытащив ноги из-под стола, задрал вверх, показав всем носки.
Вид у парня стал настолько глупым и потешным, что женщины расхохотались. Натянуто улыбнулась и Ася.
- Шёл бы ты, Николай, домой, - сочувственно посоветовала она. – Час уже поздний.
Обиженно ворча под нос ругательства, Грачкин опрометью выскочил из комнаты, на ходу напяливая шапку и пальто. Вслед за ним потянулись и соседки. В комнате остались только прибиравшая со стола тетя Люся и девушки.
Ася помогла хозяйке помыть посуду и навести порядок и только потом обернулась к курившей у открытой форточки Эмме.
- А теперь рассказывай, что тебе нужно? - жестко потребовала она.
Столь ледяной тон был не характерен для обычно приветливой Аси, и тетя Люся удивленно покосилась на квартирантку. А вот Эмма отнеслась к неприязни бывшей сокурсницы равнодушно.
- Да на что ты мне сдалась? - с брезгливым презрением ответила она. - Мне печь ваша нужна.
Тут уже пришла очередь нахмуриться хозяйке дома.
- На кой тебе, девонька, именно моя печь понадобилась?
Эмма выкинула окурок и захлопнула форточку.
- Не именно ваша, просто нужна печь. У меня нет никого из знакомых, дом которых отапливался бы именно русской печью. К тому же Аська живет ближе всех к городу - не надо мотаться по всей области. Погода совсем дрянь: того и гляди, застрянешь где-нибудь в сугробе.
- Погода действительно не для дальних поездок. Только у меня не русская печь, а «голландка», - настороженно возразила разом протрезвевшая тетя Люся.
Девушка подошла к раскаленной печке, осмотрела чугунную плиту, зачем-то засунула голову вовнутрь.
- Отсюда же дым выходит? – сосредоточила она взгляд на дымоходе.
- Допустим. И что с того?
Терехина деловито наморщила лоб.
- Я вам хорошо заплачу, если позволите мне кое-что сделать.
- Что-то ты темнишь, - рассердилась тетя Люся. – Не надо мне твоих денег. Прямо говори, что задумала.
Гостья вновь полезла в сумку за сигаретами, но пожилая женщина неодобрительно покосилась на пачку.
- Хватит дымить. Ты мне весь дом выстудишь, а Ася болеет. Не дергайся, сядь и расскажи всё по порядку: что там у тебя стряслось? Парень, что ли, бросил?
Девушка недовольно прикусила губу.
- Как вы догадались?
- Тут большого ума не надо: если девка принялась чудить, значит, какой-то ухажер замешан. Рассказывай всё по порядку, и не бойся: мы болтливостью не отличаемся.
Эмма так тяжело вздохнула, что Ася с удивлением поняла, что даже эта ухоженная заносчивая девица способна испытывать сердечную боль.
- Бросил он меня, как надоевшую игрушку…
Её рассказ не отличался пространностью и был полон недомолвок, но всё же они поняли, что Эмме было пятнадцать лет, когда кто-то свёл её с Арсением Григорьевичем – мужчиной далеко за сорок. Этот «кто-то» был, скорее всего, из семьи девушки, потому что впоследствии никто не задавался вопросами: где она ночует, откуда берутся дорогие вещи и машина? Арсения Григорьевича можно было упрекнуть в чём угодно, только не в жадности – Эмма ни в чем не знала отказа. Девушка так привыкла к роскошной жизни, что выпустила из виду - время идет, и она уже не соответствует извращенным вкусам своего «папика». Впрочем, он и здесь оказался на свой лад честным: устроил свою восемнадцатилетнюю метрессу в местный отдел культуры на «непыльную» работу с хорошим окладом и необременительными обязанностями. Последним аккордом их романа стала подаренная любовником однокомнатная квартира.
- Всё, - сказал он на прощание заливающейся слезами молоденькой любовнице, - за три года наших отношений ты заработала больше, чем иные за всю жизнь. Но всё когда-нибудь кончается. Учись теперь выживать без меня. Не будешь дурой - очень быстро найдешь достойную замену, и ничего в твоей жизни не изменится.
Арсений Григорьевич был по-своему прав, не учел только одного – за годы их сожительства Эмма по-настоящему к нему привязалась, сумев даже полюбить своего «папика», и проституткой себя не считала.
А он на прощание (наверное, из лучших побуждений) оставил на столе номер телефона некоего Виктора Андреевича, который был не прочь занять его место.
Этот телефон окончательно добил самолюбивую Эмму. Проплакавшись, она навела справки и выяснила, что новой зазнобе Арсения Григорьевича ещё не исполнилось даже пятнадцати.
- Бледная и хилая, как поганка, ножки тоненькие, руки – лягушачьи лапки, груди – кнопки калькулятора, но хитрющая стервочка. Сюсюкает с ним, в глаза заглядывает, умильно улыбается, а мне знающие люди рассказали, что она уже не раз гименопластику делала, чтобы наивных «папиков» обманывать. С тринадцати лет таким образом бабки рубит.
- Чего? – округлили глаза слушательницы
Когда Эмма разъяснила суть операции, Ася брезгливо поморщилась, а тетя Люся с досадой сплюнула.
- Да зачем тебе - такой красивой девушке - понадобился этот сластолюбивый козёл? По нему давно тюрьма плачет и, помяни моё слово, в конце концов, он там и окажется.
- Мне с ним было хорошо, - внезапно захлюпала носом Эмма и, несмотря на водостойкую тушь, её лицо очень быстро превратилось в грязную маску, - я хочу, чтобы он вернулся.
Тетя Люся, бормоча ругательства, насильно вытерла её лицо большим носовым платком и утешающе похлопала рыдающую девушку по спине.
- Ну, ну… не стоит этот хрен с горы и одной твоей слезинки. А от моей печки ты чего хочешь?
И тут выяснилось следующее: увидев, насколько непрезентабельная у неё соперница, Терехина решила бороться за свою любовь. Наведя справки на соответственном форуме, девушка узнала, что на Алтае практикует прославленный шаман, который творит нечто невообразимое (по крайней мере, на форуме все слюнями захлебывались, описывая совершенные им чудеса).
Оформив отпуск «без содержания» по «семейным обстоятельствам», Эмма отправилась в дальнюю дорогу. Сначала на одном самолете летела, потом на другом, на автобусе доехала до Бийска, и в нескольких километрах от города оказалась в этнографическом парке. Но пристально понаблюдав за камланиями нестарого и красивого шамана, Эмма сразу же поняла, что зря потратила деньги – это просто туристический аттракцион, к настоящему колдовству никакого отношения не имеющий.
Однако, узнав о разочарованиях туристки, обрадованная щедрыми чаевыми горничная местной гостиницы подсказала, где обитает настоящий шаман.
Эмма чуть зубов не лишилась на выбоинах дрянной дороги, когда в допотопном автобусе добиралась до деревеньки где-то за Кош-Агачем.
Шаман оказался вонючим, грязным стариком в никогда нестираном халате, расшитом нелепыми засаленными ленточками. Постучав в облезший от старости бубен с примитивным изображением оленя пожелтевшей берцовой костью, он что-то забормотал себе под нос, а потом затих. Его то ли внук, то ли зять, ловко выманив у Терехиной за эту нехитрую процедуру приличную сумму денег, смутно пояснил: «Шаман сказал, что дорогу тебе укажет печной дым. Пойдешь вслед за ним и обретешь свою судьбу».
Ася и тетя Люся недоуменно переглянулись.
- Куда может привести печной дым? На небо, что ли? Так мы все там будем, но только вам с Аськой пока рановато о смерти думать. Шарлатан какой-то твой шаман. Людей только дурит да на деньги разводят.
Эмма нервно передернула плечами.
- Не знаю. Там женщина была… со мной на автобусе назад ехала, так она пояснила, что у них в деревне при помощи дыма потерявшихся мужиков приманивали.
Если Ася только захлопала ресницами, тётя Люся тяжело вздохнула:
- И надо было за таким-то приворотом за тридевять земель ездить? У нас в деревне об этом каждая баба знает. Раньше, когда мобильников не было, уедет куда-нибудь в чужие края на заработки мужик и пропадет. Может, письма писать заленится, а может, у какой-нибудь молодки под боком пригреется и забудет про законную половину. Вот женщины и растапливали печь, сжигали что-нибудь из его вещей и звали в трубу мужика по имени, чтобы про родной дом вспомнил.
- И помогало? – недоверчиво осведомилась Ася.
- Да леший его знает. Может, кому-то и удавалось вернуть гуляку. Иначе бы поверье не прожило столь долго. Тебе-то что конкретно сказала та женщина? – спросила тетя Люся у Эммы.
- Мол, сожги его фотографию, и когда дым пойдет, вслед ему надо прокричать в трубу: «Иди ко мне!» и поманить рукой.
- И всё?
Терехина смутилась.
- Ну… ещё кое-что прошептать. Но об этом никому нельзя говорить – иначе ничего не получится.
Тетя Люся осуждающе покачала головой.
- Видимо, непростая тебе попутчица попалась. Может, и поможет. Кто знает? Только зачем тебе к моему-то дому мужика приваживать?
- А куда же мне ехать? Своей печки нет, а на дачах у знакомых одни камины стоят, да и те в основном электрические.
Женщина присела за стол и, машинально вытирая руки о передник, задумчиво произнесла:
– Всё равно придётся тебе печку в других местах искать: в Васильевке колдовство затевать не стоит.
- Почему? – удивилась Эмма. – Сами же говорите, что раньше…
- Оно и всегда-то… лучше жизнь прожить без этого греха, прямо скажу. Но в Васильевке сейчас чересчур опасно стало. Ты к нам затемно приехала и не видела, что с недавних пор село с двух сторон словно клещами сдавило: с одной стороны - кладбище, а с другой – городская свалка. Наверное, скоро прямо на крыши мусор скидывать будут, а могилы уже между грядок копают. Шевельнёшь этакое соседство – неизвестно, во что выльется.
Эмма недоверчиво сморщила нос.
- Мертвецы, что ли из могил вылезут?
- Мертвецы, где им положено, там и останутся, а вот всякая нежить, что возле могил обретается, может и всколыхнуться. Но эти-то хоть и испугают до полусмерти, но исчезнут, а вот со свалкой шутить не стоит.
- А мусор чего бояться? – не поняла Ася. – В каждом доме есть.
Тетя Люся тяжело перевела дыхание и, встав из-за стола, распахнула шифоньер. Придирчиво перебирая на полках стопки чистых постельных принадлежностей, она подобрала комплект белья для гостьи, и только потом глухо пояснила.
- Вот Ася смеется надо мной, что много времени у телевизора провожу. А я все сезоны «Битвы экстрасенсов» проглядела, и РЕН-ТВ постоянно смотрю. Там умные люди выступают: академики, доктора наук, профессоры. Не нам чета! Они и говорят, что мусор мусору рознь. Иные вещи созданы настолько опасными, что атомная бомба пукалкой покажется. Однако рано или поздно все попадают на свалку. Одни, потому что пришли в негодность, а другие, потому что люди, которым они попали в руки, не знали их истинного предназначения. И всё это «добро» покоится в кучах мусора до тех пор, пока кто-нибудь по глупости его оттуда не извлечет. Мало ли, что наши сельские бестолочи могут в дом приволочь? Догадаются каким-нибудь сакральным камнем капусту в кадке придавить или додумаются из чаши древнего жертвенника куриц во дворе поить. Опять же, кладбище рядом. Я так думаю, что достаточно даже хиленького заговора, чтобы пробудить все эти силы, а тогда уже как пойдет цепляться одно за другое – никто не остановит. Так что ты печку в другом селе поищи, а ещё лучше - забудь об извращенце. Если его только девочки прельщают, рано или поздно он всё равно возьмется за старое, пока в тюрьме его распутничать урки не отучат.
Женщина разложила диван, принесла подушку и одеяло из своей спальни и, взглянув на часы, зевнула:
- Всё, девчата, засиделась я с вами: двенадцатый час. Спать давно уже пора. Вы тут поболтайте, но не засиживайтесь за полночь. Голова наутро болеть будет.
Ася проводила хозяйку растерянным взглядом: о чём им было разговаривать с Эммой? Уж слишком чужими были они друг другу для обыкновенных девчоночьих сплетен.
- Вот рукомойник, тазик, а если что понадобится - за занавеской ведро с крышкой.
- Угу, - насмешливо согласилась Эмма. - Слава Богу, XXI век на дворе – как не сообразить, зачем за занавеской ведро с крышкой стоит. Живете, как дикари.
- В Васильевке нет канализации, - коротко ответила Ася, и направилась в свою комнату. – Спокойной ночи.
Она хотела сразу же улечься спать, но присутствие в доме Эммы мешало расслабиться, и девушка чутко прислушивалась к происходящему в соседней комнате.
«Дождусь, пока она угомонится, - решила Ася, взяв в руки любимую книгу, - а потом сама лягу».
Пробило полночь. Как назло, Эмма всё чем-то шуршала, ходила, бормотала, гремела тазом, стучала. Да тут ещё настолько сильно разболелась голова, что девушка решила выпить таблетку аспирина. Она села на кровати, сунула ноги в валеночки, когда дрогнули занавески, отделяющие кухню от комнатки Аси, и появилась Эмма.