И влюблены, и женаты, но...

Аннотация, Обложка и визуалы

Аннотация:

Пролог (начало)

Пролог

В коридоре Безвременья пространство просто существовало… Равномерно залитое мягким, холодным свечением, не имеющим ни начала, ни конца. Пол, стены, потолок – если это можно было назвать полом, стенами и потолком – казались сотканными из мерцающего тумана, который рассеивался под шагами, но тут же смыкался вновь, не оставляя следов. Здесь не было эха, не витали запахи, не дул ветер… Время здесь не имело направления – оно дышало, клубилось, как пар над рекой, меняя форму, но оставаясь неуловимым.

Пандора и Ганимед шли вперёд, стараясь не обращать внимание на то, что под их ногами нет привычной опоры, а границы окружающего их пространства расплывались, превращая всё вокруг в бесконечное мерцание света и теней. Странным было не только окружение, но и то как они себя ощущали: их шаги то казались лёгкими, словно их нес на себе незримый и неосязаемый поток воздуха, то неожиданно тяжёлыми, будто некая невидимая сила тянула их назад. Воздух не холодил кожу, но оставлял ощущение прохлады, проникающей куда-то вглубь, под самое сердце.

Ганимед мрачно оглядывался по сторонам, его пальцы были сжаты в кулаки, готовые в любое мгновение отразить угрозу. Он терпеть не мог, когда что-то, что не поддавалось четкому определению, а здесь всё вокруг будто бы издевалось над его стремлением к стабильности, разрушая даже намёки на ориентиры, превращая каждое движение в шаг в неизвестность.

Пандора же, напротив, чувствовала странное волнение – лёгкое, едва уловимое, похожее на ощущение перед пробуждением, когда граница между сном и реальностью ещё не до конца размылась, позволяя существовать сразу в двух мирах, ни к одному из них не принадлежа полностью.

Неожиданно пространство впереди дрогнуло, словно отразив невидимую волну и в зыбком свечении на грани видимости из переливов серебристого тумана проступила фигура, колеблющаяся подобно зыбкому миражу, но постепенно обретавшая чёткость и весомость.

Пандора и Ганимед ожидали увидеть Русала, но вместо него им навстречу шагнул ослепительно красивый эльф.

Его серебряные волосы ниспадали лёгкими волнами, глаза сияли мягким, столь гипнотически-завораживающим светом, что в них можно было утонуть, потеряв счёт времени и самое себя.

Черты лица – тонкие, безупречные, совершенно неземные – поражали столь совершенной гармонией, что дыхание Пандоры перехватило и…

Если бы это чудо совершенства не заговорило первым, она, пожалуй, не сумела бы сдержать восхищённое:

– А-а-а-ах!..

– Надеюсь, ты хорошо помнишь все мои инструкции? – поинтересовался лже-эльф.

Пандора, всё ещё зачарованная его обликом, моргнула несколько раз, приходя в себя. Затем хмыкнула, сощурившись, и, сложив руки на груди, обошла серебристого по кругу, нарочито-оценивающе прицокивая языком.

– А ты ничего так перышки почистил! – протянула она с явным удивлением в голосе, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, продолжая оценивать его с разных ракурсов. – Ни за что бы тебя не узнала, если бы не твой… хм… неординарный голос, – начала она тактично, но затем не удержалась и добавила. – Та-А-кое чарующее скрипение с лёгким оттенком томно вздыхающей ржавчины ни-ии с чем не спутаешь!

Любой другой на месте Русала бы сдулся, он же наоборот раздувался подобно сияющему облаку благородства, всем своим видом показывая, что его божественный образ просто не может быть предметом насмешек. Он величественно вздёрнул подбородок, его серебристые волосы слегка взметнулись от воображаемого порыва ветра (которого, конечно же, здесь не было), а осанка приобрела ещё большую надменность.

– Здесь, в коридоре, меня видят таким, какой я в душе! – вдохновенно-гордо-«чарующе» проскрипел он, тем тоном, которым пророки вещают непреложную истину.

Пандора постаралась сохранить серьёзное выражение лица. Искренне постаралась.

– Ты имел в виду, что здесь ты такой, каким сам себя видишь в душе? – поправила она его, прикрыв рот ладонью, чтобы скрыть улыбку. – Потому что при всем моем уважении и симпатии к тебе, – она многозначительно-скептически выгнула правую бровь, – в душе ты скользкий пройдоха, расчетливый делец и интриган!

– Злая ты! – проворчала всемогущая сущность, изящно скрестив руки на груди. Его безупречно тонкие черты оставались непроницаемыми, но в глубине сияющих, завораживающих глаз вспыхнуло лёгкое раздражение.

– Кстати, по поводу инструкций. – Пандора откинула прядь волос назад и склонила голову чуть набок. – Я подумала, что раз уж мы всё равно отправляемся в 1219 год, то почему бы нам заодно не разобраться также и в том, по какой причине в зеркало вместо Микаэля вошёл Невлин?

Страж замер, будто громом пораженный, его ослепительно прекрасное лицо на мгновение потеряло свою безупречную гармонию, вытянувшись подобно

рыбьей морде. Глубокие и завораживающие, бездонные омуты его раскосых глаз, округлились и тоже стали напоминать рыбьи.

– Что-что? – переспросил он таким тоном, будто услышал нечто настолько абсурдное, что его сознание отказывается это серьёзно воспринимать.

Пролог (окончание)

Пандора открыла было рот, чтобы озвучить свою идею повторно. Сложно ей, что ли? Но Страж резко поднял и выставил перед собой правую руку раскрытой ладонью вперед. При этом голову он повернул в сторону и немного наклонил вниз.

– Не может быть и речи! С меня более, чем достаточно Невлина! – категорично заявил он.

– Но… – начала было возражать Пандора.

– Мой проход. Мои правила, – спокойно и ровно и от этого особенно весомо и непоколебимо сказал Страж. Голос его не повысился, не усилился, никак не изменил интонации. В его словах не прозвучали ни гнев, ни раздражение, ни упрёк, только абсолютная уверенность всемогущего существа, которое не нуждается в том, чтобы доказывать свою власть.

О он был очень убедителен. Прям-таки устрашающе-угрожающе убедителен. Вот только он забыл с кем имеет дело.

На лице Пандоры не дрогнул ни один мускул. Её взгляд оставался ровным, спокойным.

– Русал, поверь мне, если бы это не было важно, я бы даже не заикнулась, – скрестив на груди руки, заметила она. – И я, и Им с гораздо большим удовольствием отправились бы домой, но…

– Не пущу! Не пущу и всё! Я всё сказал! – Все три фразы прозвучали отрывисто и окончательно, подобно щелчку запирающего дверь замка.

Но не для Пандоры.

Она медленно улыбнулась, в её глазах вспыхнул лукавый огонек. Она переплела перед собой пальцы и, покачиваясь на носках, елейным голоском уточнила:

– Вообще не пустишь? То есть, на этом всё? Мы с Имом совершенно свободны? И можем отправляться домой?

Русал нарочито тяжко вздохнул, закрыл глаза, несколько раз покачал головой, затем закрыл лицо ладонями, снова повторил жест и, наконец, открыл глаза. Смерив «занозу в его мягком месте» страдальческим взглядом, он перевёл его на её спутника и устало попросил:

– Ганимед, вразуми её!

Но сегодня точно был не его день.

Призванный вразумить, чуть склонив голову набок, приподнял бровь, посмотрел с выражением лёгкого удивления и ответил:

– А я как бы с ней согласен.

Широко раскрыв глаза, серебристый красавец изумленно уставился на того, кого считал в этом вопросе своим союзником. Воздух вокруг него едва заметно завибрировал, как будто сама ткань реальности не понимала, что происходит, вместе с ним.

– Что? – на всякий случай переспросил он. Не то, чтобы Страж жаловался на слух. Как раз, наоборот, слух у него был преотличнейший. Но ответ блондина был настолько не в его стиле, что Русал просто не мог поверить своим ушам.

– Я с ней согласен, – повторил Ганимед, разведя при этом руками, мол, прости, но так уж вышло.

Русал раздражённо выдохнул и, не зная, что ещё предпринять или сказать, случайно посмотрел на Невлина.

– Я тоже с ней согласен, – уведомил тот.

– И я! – поддакнул, поддержав всеобщее настроение согласия с Пандорой, призрак.

Не то, чтобы Стража волновало мнение этих двоих, но… возможно, он всё-таки спит? Не может быть, чтобы он был здесь единственным здравомыслящим существом! Вообще-то, конечно, может… всё же он наимудрейший и вообще надсущность! Но вопрос же элементарный!

Страж несколько раз моргнул, пытаясь осознать, что творится в головах его собеседников, но его гениальной мозг отказывался ему в этом помогать.

Он перевёл взгляд с Невлина на призрака, подумав о том, что надо бы уточнить, что тут делает эта неприкаянная душа, затем снова на Ганимеда, надеясь, что кто-то из них одумается и скажет, что это был глупый розыгрыш. Но… нет.

Лица всех четверых его собеседников оставались совершенно серьёзными, и в глазах их не было даже тени сомнения в принятом им решении. Они действительно это всерьёз.

Таки всерьёз. Вынужден был смириться он и…

Чуть не подпрыгнул на месте, поймав себя на мысли, что ему ведь и самому чрезвычайно интересно, что пошло не так? Почему в портал, которой мог быть активирован кровью только князя Мешко Грифича, вошел не он, а его писарь Невлин Сташкевич. И это если забыть о манке, который ну никак, просто никак не мог приманить никого другого, поскольку был настроен на ауру Мешко.

Но сдаться вот так просто. Не-эээт.

– Другими словами, плевать вы хотели на судьбу человечества? Вам главное настоять на своём! – тоном обвинителя констатировал побежденный, но не сломленный Страж.

Пандора цокнула языком, закатила глаза и вздохнула.

– Ты прекрасно знаешь, что нет, нам не плевать! – в её голосе звенели явная досада и раздражение. – Просто мне сон приснился…

– Очень нехороший сон, – авторитетно поддакнул призрак. – Очень!

Страж насмешливо вскинул бровь, кивнув на призрака.

– Он, что сновед? Или как его сноходец? – фыркнул он.

– Я Гордон, – спокойно, уверенно и даже несколько надменно ответил ему призрак. – Просто Гордон, – выпрямив спину и гордо задрав подбородок повторил он. – И я был рядом со Спасительницей, когда её навестила Мара[1], – многозначительно посмотрел он на Стража, взяв паузу, дабы дать тому осознать важность того, что он только что услышал.

В воздухе повисла напряжённая пауза.

Пандора нахмурилась, несколько раз недоуменно моргнув.

– Мара? – переспросила она, и в её голосе сквозило искреннее недоумение. – Но с чего ты взял, что меня навестила Мара? И почему сразу ничего не сказал? Я точно помню, ты просто сказал, что «сон очень плохой».

– Я просто не знал тогда ещё, что это была Мара. Точнее, знал, но не сразу понял. За несколько тысяч лет блуждания по коридорам Эльвиндира многое забылось, еще большее подзабылось, – объяснил призрак. – Но я точно знал, что то, что я почувствовал и увидел, очень плохой знак. И еще само ощущение мне показалось знакомым… Словно я видел, чувствовал или наблюдал нечто подобное раньше… Как же вам объяснить… – на мгновение задумался он, – ощущение было такое, как если бы время вдруг остановилось, а пространство вокруг меня уплотнилось. Мне не бывает холодно, но тогда… я почувствовал, как чьё-то ледяное дыхание пронизывает воздух. Однако и порывом воздуха это тоже не было. Затем комнату вдруг наполнили тени. И снова же я не видел их, а словно бы ощущал. А затем Ора вдруг закричала… И я всё никак не мог добудиться её. Долго не мог.

Глава 1.1

Глава 1

Вспоминая, что именно ей приснилось, Пандора нахмурилась, затем провела ладонями по лицу, будто хотела стереть с лица появившееся на нем обеспокоенное выражение:

– Я снова была в Сандер Бей[1], – начала она, её голос звучал ровно, но взгляд её оставался напряженным. – Я готовила какое-то зелье в лаборатории. Всё казалось таким же, как в всегда: запах трав, книг, магии. Разбросанные свитки, кипящее зелье, полки с банками, заполненные всевозможными снадобьями и ингредиентами к ним. И… Рози.

Она замолчала на мгновение и задумчиво посмотрела куда-то в сторону. Губы её тронула легкая улыбка.

– Она подпрыгивала на месте, трепеща от предвкушения, – покачав головой, шире улыбнулась она.

«Ну же, Пандора! Ещё чуть-чуть, и у нас всё получится!» – убеждала она меня. А я… я посмотрела на котёл, на взбесившую жижу, на летящие во все стороны искры и поняла, что «дело пахнет керосином», но было уже поздно, – криво усмехнулась она. – В ту же секунду раздался взрыв и всё заволокло чёрным дымом.

Я нащупала дверь, но не смогла её открыть. Окно было единственным выходом. Я позвала Рози, велела ей бежать к окну, но… её нигде не было.

Пандора тяжело вздохнула. Она знала, что это был всего лишь сон. Но страх, который она испытала, не найдя Рози, был реальным. И он так и не отпустил её.

– Я звала её и звала, но никто не отвечал. И тут... я увидела тень.

Русал едва заметно напрягся, но промолчал.

– Сначала я подумала, что это Рози. Но нет. Это была… – Пандора запнулась, но снова не решившись, кого она, по её мнению, видела, продолжила: – просто тень.

Она понимала, что опускает довольно важную деталь. Но, когда она рассказывала Ганимеду о своем сне сразу после того, как он пришел в себя после болезни, она просто не решилась упомянуть Эллину. Слишком нестабильным ей казалось его эмоциональное состояние, чтобы бередить его раны. Возможно, если бы прошло больше времени… Но прошло всего несколько часов, за которые его душевное равновесие вряд ли успело восстановиться. Не говоря уже о том, что расскажи она об Эллине сейчас, ей пришлось бы объяснять, почему она промолчала о ней в первый раз. А ей по какой-то не до конца ей самой понятной причине делать этого совершенно не хотелось.

– Просто тень? – словно почувствовав, что от него что-то скрывают переспросил Ганимед, при этом испытывающий взгляд его глаз нашел её – слегка смущенный.

– Да, – как ни некомфортно было ей, лгать ему прямо в глаза, подтвердила она. – Просто тень и она сказала, что мы с тобой в большой опасности и что Керт будет ждать вас, то есть, нас ТАМ, чтобы помешать.

– И где ТАМ тень эта, разумеется, тебе не сказала? – понимающе хмыкнув, уточнил Страж.

– Нет, не сказала, – отрицательно покрутив головой, снова подтвердила Пандора, на сей раз, говоря уже чистую правду. – Я знаю, как это звучит, – поспешила добавить она, упреждая возможный скепсис и иронию. – Но это не было «какое спит, такое и снится», я вот здесь, – прикоснулась она пальцами к центру своей груди, – чувствую, что, если мы попытаемся произвести замену Невлина на Мешко согласно твоему плану, Русал, у нас ничего не получится. И дело вовсе не в том, что я излишне демонизирую Керта, просто… – она замолчала, кусая губы, – просто не знаю как… но мы с ним связаны. Он каким-то образом всегда знает, где я, а я… я всегда чувствую его приближение. Нет, – снова отрицательно замотала она головой, предваряя возражения. – Я говорю не о расстоянии. Точнее, не только о расстоянии. Но и о времени. В какой-то момент я просто знаю, что скоро его увижу. Как, например, сейчас. Точнее, практически с того самого момента, как я переступила порог этого коридора. Не знаю, как он меня в это раз нашел, ведь меня еще не было ни в Кракове, ни в 1219 году…

– Он не тебя нашел, – отрицательно покачал головой Страж – Он запеленговал пространственно-временную аномалию и, поскольку обо мне ему неизвестно, а ты, единственная из потомков Кроноса[2], кто унаследовал его дар, он предположил, что причиной этой аномалии стала ты.

– Запеленговал пространственно-временную аномалию и переместился во времени, но каким образом? Ты ведь только, что сказал, что Ора единственная, кто обладает даром Кроноса перемещаться во времени? – нахмурившись уточнил Ганимед.

– В том-то и дело, что Змеёныш переместился не во времени, – сокрушенно покачал головой Русал, – а по шву между реальностями, который на данный момент представляет из себя пространственно-временную петлю. И поскольку петля эта не статична, а колеблется между двумя вероятными исходами, она создаёт зону неопределённости, в которой оба исхода существуют в состоянии суперпозиции[3]. Это значит, что до момента окончательной фиксации событий каждая из вероятностей остаётся равноценной, и перемещение внутри этой структуры возможно как в пространстве, так и во времени. Керт не пересёк границу времени, как это сделал бы кто-то со способностью к хронопереходам. Он попал в зону резонанса, где временная структура ещё не устоялась, местом которого является мой портал, а временем – момент исчезновения Невлина из вашей реальности, который я зафиксировал своей властью.

[1] Сандер-Бей (Thunder Bay) – реальный город в Канаде, расположенный в провинции Онтарио на берегу озера Верхнего.

[2] Кронос (Крон) – один из титанов в древнегреческой мифологии, сын Урана (Неба) и Геи (Земли), отец Зевса и других олимпийских богов. Его основной сверхъестественной способностью – было манипулирование со временем, он мог его замедлять, останавливать, обращать вспять и ускорять. Кроме этого, он также мог кого угодно переместить во времени, как в будущее, так и прошлое.

[3] Состояние суперпозиции – это квантовое явление, при котором система одновременно находится в нескольких возможных состояниях до момента измерения.

Глава 1.2

– Но это получается… – начал было говорить Ганимед, проводя ладонью по волосам. Его лицо побледнело, взгляд метнулся сначала к Стражу, затем к Пандоре, словно он надеялся, что кто-то из них скажет ему: «Нет, ты всё неправильно понял». Но они молчали, напряженно смотря на него. – Нет! Я даже думать об этом не хочу!

– И я тоже! – вздохнув, согласилась с ним Пандора.

– Прошу прощения, за то, что я здесь один такой далекий, но может вы объясните и мне, о чем вы даже думать не хотите? – с виноватым видом поинтересовался Гордон.

– И мне! – подняв вверх руку, словно ученик на уроке, поддержал призрака Невлин. – Я тоже далёкий.

Страж, Пандора и Ганимед переглянулись.

– Объяснить доступно – это не ко мне! – первым открестился Страж.

– И не ко мне. Я вообще не умею объяснять! – для пущей убедительности, выставив перед собой обе руки ладонями вперед, отказалась вслед за ним и Пандора.

Ганимед раздраженно вздохнул и закатил глаза.

– Кто бы сомневался, что объяснять придется мне! – проворчал он и кивнул. – Ладно, попробую, – снова вздохнул он. – Представьте, – начал он, – что обе существующие на данный момент реальности, та, в которой у Невлина есть дочь, и та, в которой дочь у него не родилась – это два рукава одной реки, которые пересеклись и закрутились в мощный водоворот, который и есть наша пространственно-временная петля. Так вот обе реальности существуют одновременно, пока воды двух рукавов находятся в водовороте, как только же вода минует водоворот и оба рукава сольются в одну реку, одна из реальностей растворится в другой. И то, что Керт, запеленговав пространственно-временную аномалию, смог переместиться к ней по пространственно-временной петле с помощью самого обычного квантопорта[1], говорит о том, что нестабильной является именно наша реальность, а не новая.

– Почему? – не понял призрак.

– Потому что иначе сам факт его перемещения во времени стал бы невозможен – реальность с устойчивой временной структурой его просто не выпустила бы из себя! – раздраженно объяснил Ганимед. – А если ему это удалось, то значит временная структура нашей реальности не просто нестабильна, а уже начала совмещаться с новой реальностью и ею поглощаться. Пока, к счастью, только в точке бифуркации[2]… Собственно, то, что Керта выбросило в неё тоже, в некотором роде, хорошая новость. Поскольку это указывает на то, что система всё еще нестабильна и процесс растворения нашей реальности в новой всё ещё можно повернуть вспять.

– Но это же указывает и на то, что времени очень мало, – добавил Страж.

– Теперь более или менее понятно? – уточнил Ганимед.

– Мне, в общем, да, – кивнул Невлин.

– Мне тоже, – кивнул вслед за ним Гордон. – Но, если можно, ещё один вопрос? Что такое квантопорт?

– Это портативное устройство, которое позволяет мгновенно перемещаться из одной точки пространства в другую. Это что-то вроде вот этой штуковины и принцип передачи тоже где-то тот же, – Ганимед достал из кармана смартфон и показал. Только эта штуковина передаёт голос по радиочастоте, а квантопорт целиком твоё тело, но по туннелю искривлённого пространства, который существует лишь доли секунды. – Ганимед покрутил гаджет в руке, подбирая дальнейшее объяснение, но призрак его остановил, поняв вверх две руки.

– Главное я понял! А всё остальное, боюсь, пойму не скоро. Если вообще, когда-нибудь!

Невлин на это лишь усмехнулся. Он знал, что всё остальное он точно никогда не поймет. Как не понимал он и того… Нет, он всё-таки спросит!

– Подозреваю, что вам мой вопрос покажется глупым, – вновь поднял он вверх руку, как на уроке в школе, – но чем вам мешает ещё одна реальность? Ведь существуют же реальность эльфов?

Страж, Пандора и Ганимед снова переглянулись. Точнее, Русал и Пандора сначала переглянулись между собой, потом синхронно повернулись к Ганимеду и посмотрели на него взглядом-квинтэссенцией хитроумной манипуляции и чистой невинности в одном флаконе. Глаза их расширились, выражение лиц стало трогательно-надеющимся, а в воздухе повисло безмолвное: «Объясни, а? У тебя же это так хорошо получается. Ну пожалуйста!»

Ганимед выразительно закатил глаза, покачал головой и цокнул языком, мол, вообще у вас совести нет. Затем тяжело вздохнул и кивнул.

– Ладно, – проворчал он, взяв паузу, чтобы собраться с мыслями. – Разница, Нев, в том, что реальность эльфов была создана отдельно, как независимая система. Для её формирования были произведены все необходимые расчёты и проведены особые ритуалы. Поэтому она существует параллельно нашей, но не является её частью. Это как две разные дороги: они могут идти рядом, могут порой пересекаться, но у каждой свой собственный путь.

Новая же реальность возникла спонтанно – это не самостоятельный мир, а искажённый дочерний вариант материнской реальности, появившийся из-за расхождения одной из линий событий. Другими словами, это не параллельная дорога, это река, русло которой изменили.

Реальность эльфов имеет свою отдельную временную линию, которая не зависит от нашей и не вмешивается в ход событий нашей реальности. В то время как дочерняя реальность существует в том же временном континууме, что и материнская, поэтому при всем её желании, просто не может не вмешиваться в её события.

По большому счёту, материнская реальность перестаёт существовать в тот же момент, как только образуется дочерняя. Поэтому на данный момент той реальности, из которой мы пришли с Пандорой, уже не существует. Осталось лишь её хроноэхо в нашей с Пандорой памяти. И, если мы не вернем тебя в то же мгновение и в то же место, в которые ты исчез из нашей реальности, хроноэхом она и останется.

– Да уж, – вздохнул Страж. – Я таки накосячил… И знатно…

– Ты это только что понял? – иронично уточнила юная богиня.

– Нет, – отрицательно покачал головой Ганимед. – Только что он понял не это, а то, что Керт не только ради тебя переместился в точку бифуркации. Русал опасается, что цель Керта не позволить нам восстановить материнскую временную линию. Я прав? – уточнил он у Стража.

Глава 2

Глава 2

Страж кивнул и задумчиво подтвердил.

– Да, именно этого я, исходя из слов Мары, и опасаюсь. Сами посудите, она не сказала: «Керт будет вас там ждать и может вам помешать, она сказала: «Керт будет вас там ждать, ЧТОБЫ ПОМЕШАТЬ!»

– Но это возможно, только в том случае, если Керт знает причину возникновения пространственно-временной аномалии! А это невозможно! – взволнованно возразила Пандора. – Ты ведь сам сказал, – напомнила она Русалу, – сам сказал, что я единственная, кому достался дар Кроноса…

– Он сказал, что ты – единственная из ПОТОМКОВ Кроноса, – напомнил уже ей Ганимед. – Однако у Кроноса, как все мы знаем, есть еще и предок. И этот предок легко мог не только почувствовать пространственно-временную аномалию, но и просмотреть сценарии возможного будущего.

– Легко мог БЫ, ты имел в виду, – поправила юная богиня. – Ему ведь закрыт доступ к нашему миру. Или я что-то пропустила?

Ганимед отрицательно покачал головой.

– Нет, ты ничего не пропустила, но с Офионом[1] возможно всё. Для того, кого не смог удержать в себе даже сам Тартар, абсолютно непреодолимых препятствий и преград просто-напросто не существует. Я вообще думаю, что его не столько изгнали, сколько он позволил себя изгнать. Ради Реи. Своей любимой дочери. Мне кажется, заглянув в будущее он увидел, что она либо серьезно пострадает, либо и вовсе перестанет существовать в результате Титаномахии[2] и поэтому уступил.

– Хммм… То есть, он не такое уж и абсолютное холоднокровное чудовище, как ты о нем говорил и его интересуют не только власть и месть? – заметила Пандора.

Ганимед криво усмехнулся.

– Не делай ошибки. Офион именно такой и есть. Абсолютное холоднокровное чудовище. И, кроме Реи, его интересуют только и исключительно власть и месть! Он одержим желанием вернуть её себе. И лютой ненавистью ненавидит всех тех, кто его с ней разлучил. Кроноса, конечно, в первую очередь, но и всех остальных титанов и богов ненамного меньше.

– И его можно понять, – пожала плечами Пандора. – Я бы тоже ненавидела тех, кто не просто разлучил меня с моим ребенком, но и готов скорее пожертвовать моим ребенком, чем позволить мне остаться при власти.

Ганимед тяжело вздохнул.

– Ора, ты не понимаешь. У Офиона не просто любовь, у него пунктик на Рее. Он хотел её только себе. И, разумеется, это не устроило Кроноса. Который был ей мужем. И не могло устроить остальных титанов и богов: все они тоже хотели жить.

– А-аа, – кивнула Пандора. – Вот оно что…

– О-оора, – усмехнувшись, закатил глаза Ганимед. – Это не то, что ты подумала. И вы тоже, – прошелся он насмешливым взглядом по Гордону, Невлину и Русалу. – Насколько я знаю, Офион любил Рею только как дочь. Просто он хотел, чтобы она всегда оставалась его маленькой девочкой. А она выросла и у неё появился муж и дети. И…

– Понеслось, – резюмировала юная богиня. – С этим понятно. А вот зачем ему стирать с лица земли Европу – этого я понять не могу. Что это ему даст? Уничтожение греков и римлян? И вместе с ними веру в богов олимпийцев? Но в 1219[3] году греки и римляне уже не поклонялись им, они уже восемьсот лет как верили и молились другому богу! Я бы еще поняла, если бы он уничтожил греков и римлян в тот период, когда у каждого их города был свой покровитель среди олимпийцев, жрецы ежедневно приносили им жертвы, басилевсы[4] строили храмы в их честь, чеканили монеты с их ликами и каждую победу или поражение объясняли их волей. В этот период да, подобная месть имела бы смысл! В тысячу же двести девятнадцатом – никакого! Разве что он проникся какой-то особой любовью к татаро-монголам, что решил им помочь? – усмехнулась она. – Или к тому же Бату-хану[5]?!

Ганимед криво усмехнулся и покачал головой, «в такт» каким-то своим мыслям.

– Как по мне, так всё гораздо проще. И, к сожалению, намного-намного масштабней, – нахмурившись проговорил он. – Я думаю, что Офион пытается выловить тебя, Русал, – посмотрел он на Стража.

– Меня? – искренне удивился тот. – Но…

– Поверь мне, он знает о тебе, – предупредил его возражения Ганимед. – О твоем существовании многие догадываются. Не о тебе конкретно, а о том, что у коридора Безвременья есть Страж. И не реши ты поиграть в сводника, так бы и продолжалось: о тебе продолжали лишь догадываться. Но ты засветился и Офион тебя почувствовал. И это не было случайностью. Он предвидел твой, так сказать, душевный порыв и ждал тебя. Точнее, момента, когда ты дашь о себе знать. Как именно он вмешался в настройку твоих чар и портала я не знаю, но мы знаем, что он это сделал и тем самым взял «в заложники» существование нашей реальности. Как именно он планирует заставить тебя высунуть нос из коридора Безвременья, я снова же не знаю. Как один из вариантов, он рассчитывает на то, что Керт переиграет нас с Пандорой и у тебя не останется другого выхода, кроме как в обмен на восстановление временной линии, согласиться на сделку с Офионом.

– И что же это будет за сделка? – озадаченно уточнила Пандора.

– Вероятней всего, ему нужен доступ к знаниям эльфов по части создания альтернативных реальностей, – предположил Ганимед.

– Ух ты! Значит, я в опасности! – присвистнул Страж. Глаза его радостно сверкнули. Он даже и не пытался скрыть того, что мысль о том, что ему грозит опасность вызывает в нем восторг.

– Не столько ты, сколько знания эльфов, – сухо напомнил ему не разделявший его энтузиазма Ганимед. – И, прежде всего, я говорю о тех знаниях, которые позволили им создавать альтернативные реальности. Вот только если их получит Офион, он не станет довольствоваться созданием альтернативной реальности лишь для одной планеты, как это сделали эльфы. Я полагаю, что он попытается создать совершенную новую реальность целой Вселенной. Свою собственную реальность, в которой не будет ни Эвриномы, ни Кроноса, ни Зевса, ни Тартара, ни других богов и титанов. Только он, смертные и Рэя.

Русал нахмурился, азарт в его глазах угас, уступая место осознанию масштаба угрозы.

Глава 3

Глава 3

Страж медленно выдохнул, прежде чем заговорить.

– Но… – повторил он и снова вздохнул, – 21 апреля 1219 года на Агнешку и Тадеуша нападут разбойники, и они погибнут. Они отправятся в гости к Мешко с небольшим сопровождением, рассчитывая на быструю и безопасную поездку. Однако в лесу неподалёку от Калиша на них устроят засаду наёмники, подосланные Острожанами и…

– И кто такие эти Острожане? – нахмурившись, дрогнувшим голосом уточнила Пандора. Она не знала ни Агнешку, ни Тадеуша, но её сердце всё же болезненно сжалось. Одно дело играть роль, а совсем другое изображать тех, кого уже нет, после их смерти.

– Один из старейших и наиболее влиятельных родов Великопольши, – ответил Русал. Его голос звучал ровно. Но по его чуть искривленным губам чувствовалось, что род этот он явно недолюбливает. – Они претендовали на ведущую роль при княжеском дворе в Познани, но всё изменилось, когда Грифичи поддержали Владислава Одонича[1] в его притязаниях на власть…

– А Грифичи – это… получается… – задумчиво протянул Ганимед, слегка наклонив голову и потирая подбородок.

– Мешко, – закончила за него Пандора. – Наш Мешко, получается из рода Грифичей? – добавила она и вопросительно посмотрела на Стража.

Тот кивнул.

– Да, Мешко и Агнешка последние из рода Грифичей – одного из самых влиятельных и богатых в Польше. Но власть и богатство, как известно, всегда притягивают врагов. Когда Мешко открыто поддержал Владислава Одонича, да еще при этом и породнился с ним, отдав за его младшего брата Тадеуша свою сестру Агнешку, Грифичи стали врагами не только Владислава III Ласконогого, но и его союзников, и, прежде всего – Острожан, которые, пока Одонич был в изгнании, чувствовали себя хозяевами Познани.

Ганимед угрюмо кивнул, скрестив руки.

– Мотивы Острожан более чем понятны, – задумчиво проговорил он, слегка поморщившись, – но как в таких обстоятельствах Тадеуш и Агнешка могли рассчитывать на безопасную поездку?

Русал грустно усмехнулся, покачав головой.

– Подозреваю, что они просто недооценили беспринципность, жестокость и решительность врагов их старших братьев, – сказал он одновременно философским и исполненным горькой иронии тоном. – В 1219 году конфликт между Одоничем и его дядей ещё не перерос в военное противостояние, поэтому дорога из Познани в Краков казалась им относительно безопасной, и они не видели необходимости в большом сопровождении, посчитав, что отряд из двадцати всадников – это более, чем достаточно, – он снова вздохнул, на какое-то время замолчал, затем, продолжил: – В их оправдание могу сказать, что в Польше, да и в Европе, в целом, в то время политические убийства были относительной редкостью, а орудовавшие в окрестностях Познани и Кракова разбойничьи шайки были недостаточно велики, чтобы атаковать кортежи княжеских родов. Да и чреваты для них были такие нападения. Это у купцов вся их армия – та, что охраняет обоз в дороге, а князья могли поставить под копьё и тысячу, и десять, и пятьдесят тысяч, и тогда… прощай не только вольная, но и вообще жизнь.

Ганимед мрачно усмехнулся, глядя куда-то в сторону, явно вспоминая что-то своё.

– Ясно, – сухо проговорил он.

Пандора тяжело вздохнула. Ей тоже было ясно. Самой большой ошибкой людей, да и богов тоже – является то, что они судят по себе. Те, кто сами не замышляют убийства, не думают, о том, что кто-то замышляет убить их.

Тадеуш и Агнешка прекрасно знали, что дворцовая жизнь – это сплетённая из интриг паутина, что каждое слово, жест или даже молчание могут быть использованы против них. Они наверняка умели читать между строк, различать подлинную симпатию и лживую учтивость, улавливать скрытый подтекст в кажущихся безобидными фразах. Они понимали, что обещания могут быть пустыми, а союзники – временны и потому никому не доверяли до конца, но…

Но при этом они были уверены, что их враги добиваются своих целей, как и они, подковерными играми, сказанным к месту или ко времени острым словцом, дипломатическими манёврами, посулами, подкупами, шантажом, судебными поединками[2] или, на худой конец, открытым объявлением войны.

А не кровавой расправой в глухом лесу.

– Нападение на кортеж будет, точнее, было произведено превосходящими силами и было быстрым и жестоким, – продолжил меж тем рассказывать Русал. – Острожане не оставили Агнешке и Тадеушу ни шанса. Засада была тщательно спланирована: узкое место на дороге в густом лесу, лишавшее карету возможности развернуться, поваленное дерево, перекрывшее путь вперёд, засевшие по кругу два десятка лучников и, столько же всадников, поджидавших в зарослях. У них не было шанса, – сокрушенно покачав головой, повторил он и добавил, чуть тише: – Ни у кого, из попавших в засаду, не было ни единого шанса.

– И Мешко, как я понимаю, следующая цель Острожан? – скорее констатировала, чем уточнила Пандора.

– Да… После заупокойной мессы в память о сестре Мешко решит провести несколько дней в своем краковском доме. В один из вечеров к нему придут в гости ближайшие соратники и друзья, и среди них будет предатель, который впустит в его дом наемников. Мешко убьют во сне кинжалом в сердце. После чего, дабы скрыть следы этого преступления, подожгут его особняк. И подожгут настолько «старательно», что от него останутся лишь обугленные развалины.

– Хммм! Так это же отлично! Просто отлично! Лучше и не придумаешь! – воодушевленно воскликнула Пандора, очень удивив этим Гордона и Невлина, и совершенно не удивив, а скорее напугав Ганимеда и Русала.

– Н-ееэээт! – тут же завопил последний, отрицательно замотав головой. – Не может быть и речи! Даже и не заикайся!

– Ну почему же нет?! – возмутилась юная богиня. – Почему для Мешко ты можешь сделать исключение, а для его сестры и шурина – нет?! Мы же с Имом в любом случае немного изменим реальность, оставив их, так сказать, в живых на лишние несколько дней? Так почему бы не оставить их в живых на самом деле?! И почему бы не переместить их потом вместе с Мешко в реальность эльфов? Почему нет? Какая разница?!

Глава 4

Глава 4

Пандора и Ганимед переглянулись, с опаской покосились на уже однажды пойманную на сводничестве древнюю сущность, но всё же послушно сделали шаг вперёд.

Расплывшийся в, ни дать, ни взять отеческой улыбке, Страж поочередно дотронулся до их лбов и объявил:

– Объявляю вас мужем и женой, дети мои! Можете скрепить свой союз поцелуем!

Лёгкий холодок прошелся по телу Пандоры, будто тонкая плёнка воды окутала её кожу.

Что-то изменилось…

Сначала это было похоже на лёгкую дрожь, пробежавшую по позвоночнику, но затем сердце вдруг забилось рвущейся на свободу пойманной и посаженной в клетку птицей… Её дыхание сбилось, а взгляд сам собой метнулся к стоящему рядом мужчине.

Который вдруг стал ещё красивее, еще обаятельней и намного более притягательным… Настолько что дух захватывало!

Окружающий мир словно подернулся дымкой – четким и ярким остался только он. Разворот его плеч, блеск его глаз, изгиб губ…

Пандора не могла отвести от него взгляда.

Казалось, если он отвернётся – она задохнётся, если он уйдёт – её сердце просто остановится.

Жар разлился по щекам, по шее, по запястьям, побежал мурашками по коже…

Ей нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, ощутить тепло его кожи, услышать его голос, почувствовать, как его дыхание смешивается с её собственным. Каждая клеточка её тела проснулась и затрепетала, жаждая его прикосновения.

Где-то в глубине сознания Пандора понимала, что с ней что-то не так. Что эти чувства не её собственные. Но они были столь сладостны и чудесны, что у неё не было ни воли, ни желания им сопротивляться.

Если бы он протянул руку – она бы пошла за ним без колебаний. В огонь. В бездну. Куда угодно…

«Ого!» – мысленно сама с себя офигела она.

Губы её сами собой раскрылись, и она растерянно выдохнула.

– Что?.. Что со мной?..

А вот Ганимед сразу понял, что с ним не так.

Мгновенно.

Его совершенные черты исказились, мышцы напряглись, а в глубине глаз разгорелся огонь ярости, почти такой же неистовой и сокрушительной, как охватившая его сознание паника. Параллельно с этим, он неосознанно сделал резкий шаг в сторону от Пандоры, словно бы пытаясь разорвать связывающие их теперь незримые оковы.

– Ты что сейчас со мной сделал, тварь ты древняя, мерзопакостная?! – тоном «тебе не жить, спасайся пока можешь», риторически уточнил он, сделав шаг по направлению к Стражу. Пальцы его судорожно сжались в кулаки с такой силой, что побелели костяшки. На щеках заиграли желваки.

– Что?! Что?! – снисходительно-насмешливо передразнила его «тварь древняя, мерзопакостная», ничуть не испугавшись его грозного вида. – А как ты думал изображать влюблённого мужа, о любви которого к своей жене слагались легенды? – без тени раскаяния в голосе, ехидно поинтересовался Страж. – Уу-м? Как? – скрестив руки на груди и вопросительно изогнул он бровь, уточнил он.

– Я эмпат! Я бы справился! – зарычал взбешенный блондин.

– Да, неужели?! – с явным скепсисом в голосе уточнил Страж, высокомерно приподняв бровь. – Ты?! Ты справился бы?! Ты, который смотришь на Пандору так, словно она призрак?! Да ты до сих пор в глаза ей смотреть избегаешь! И, если бы только в глаза! Ты в принципе стараешься как можно реже на неё смотреть!

Ганимед дернулся как от пощечины. Но уже в следующий миг он упрямо вздернул подбородок и, сжав челюсти так, что на скулах вновь заиграли желваки, процедил сквозь зубы:

– Ничего подобного! Ты… ты сволочь, жабрами дышащая! Ничего не смыслящая в человеческих чувствах! – зло выплюнул он и потребовал: – Верни всё назад! Сейчас же! Немедленно! Или… Или я не знаю, что с тобой сделаю!

– Ну так, если не знаешь, то и не говори! – фыркнул древний сводник.

Ганимед возвел очи к потолку. «Боги, дайте мне силы!»

– Русал! Я не шучу! Я серьезно! – прорычал он.

Страж ответил ему усталым взглядом просветлённого гуру, который вот уже третий век объясняет прописные истины полному тупице.

– Я тоже, мальчик мой, НЕ ШУ-ЧУ, – слогораздельно с неожиданной властностью и суровостью в голосе спокойно заверил он. – Дело сделано. Можешь топать ногами, рычать, ругаться, кидаться на меня с кулаками – НИЧЕГО НЕ ПОМОЖЕТ. Я сделал то, что должно было быть сделано для успеха миссии! Для успеха миссии, от которой зависит не только ваше будущее, но и будущее реальности! Мы не для веселья это затеяли. Вы не в кино снимаетесь. У нас один шанс. И если вы облажаетесь – еще одного дубля не будет! Я все это говорю для того, чтобы вы поняли: вы отправляетесь в 1219 год не играть Агнешку и Тадеуша, а быть ими! Иначе вы не только не обманете Керта, который наверняка будет крутиться поблизости, но и обратите на себя его пристальное внимание! Он не идиот. Я думал мы все понимаем это?! – перевел он взгляд с Ганимеда на Пандору.

Пожав плечами, кивнула она.

– Я понимаю. И стою молчу. Как видишь.

– Вот это-то и странно, – подозрительно покосился на неё Ганимед. – Слишком ты покладистая.

Юная богиня широко улыбнулась ему и часто-часто заморгала, мол, не понимаю о чем ты?

– Ты видел?! Видел это?! – возмущенно посмотрел он на Стража. – Она играет, а не влюблена!

Тот закатил глаза и тяжко вздохнул.

– Всё она влюблена, – без тени сомнения возразил он. – Просто, в отличие от тебя, она не эмпат, а логик. Ты чувствуешь всё сразу, ярко и неистово! А она свои чувства анализирует, сортирует, раскладывает по полочкам и только потом уже выдает реакции. Ну и, кроме того, у неё за плечами нет несчастной любви…

– И я не напоминаю ей её покойного мужа и поэтому ей весело, – ворчливо закончил за него Ганимед.

– Я бы не сказала, что мне весело, – чисто в пику ему возразила Пандора, которой таки да, было немножко весело. – Просто познавательно. Как это надолго, кстати? – уточнила она и тут же обеспокоенно добавила: – Это ведь временно?

Страж жуликовато усмехнулся.

Глава 5

Глава 5

Пандора просыпалась медленно – с томной, тягучей негой, словно бы выныривая из медового озера. Тело её блаженствовало в непривычном ощущении абсолютного покоя и уюта. Она плыла на облаке из взбитых сливок, завернутая в кокон из солнечных лучей, согреваемая их теплом…

Она чуть потянулась, выгибаясь как довольная кошка, и её рука наткнулась на чьё-то плечо и, судя по очертаниям, мужское. Пальцы машинально скользнули по рельефной поверхности внушительного бицепса… Определенно и точно не её. А кого, тогда?

«Что?!» – вспыхнула в её мозгу, подобно искре мысль. Той самой, к слову, искре, из которой возгорается пламя. Ну или, в её случае, паника.

Сердце забилось испуганной птицей в клетке. Сладкой полудремы как и не бывало.

Пандора широко распахнула глаза.

«Неэээт. Не может быть! Он не посмел бы!»

Затаив дыхание, она начала поворачивать голову – миллиметр за миллиметром, с осторожностью сапера, обезвреживающего особо капризную бомбу, молясь всем известным и неизвестным божествам, чтобы у неё под боком оказался кто угодно – хоть медведь, хоть дракон, хоть кто! Только не...

Ощутив сквозь сон теплое прикосновение к своей спине, Ганимед блаженно улыбнулся.

– Эллина... – выдохнул он с такой нежностью, что даже камни расплакались бы. – Любимая...

Привычным, отточенным годами супружеской жизни собственническим движением, он развернулся и обвил руками лежащее рядом с ним женское тело и прижал его к себе. Ладони тут же нашли все интересные им изгибы, а губы – нежную кожу шеи.

– Ты так сладко пахнешь... – пробормотал он, зарываясь носом в растрепанные волосы и делая глубокий вдох. – Медом и корицей... и чем-то ещё...

Губы его начали выписывать неспешные узоры на обнаженном плече, а руки... руки явно направлялись в места, куда им было категорически нельзя. По мнению Пандоры. Но не по его.

– ИМ! – взвизгнула Пандора. – ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО!

Она попыталась вырваться, но объятия Ганимеда были крепче тисков Гефеста. Этот… мужлан, что б его, только довольно заурчал и прижал её ещё крепче, явно принимая сопротивление за игривое кокетство.

– Прекрати, я сказала! – извиваясь в его объятиях как уж на сковороде, потребовала она. – И вообще, ПРОСНИСЬ УЖЕ!

Но всё было безрезультатно!

Её не слышали, а продолжали целовать, прокладывая дорожку по подбородку к губам. И это было так приятно, что ей прям ну очень-очень захотелось позволить ему продолжать, но…

«Только этого не хватало! – одернула она себя. – Это насколько ж низко надо пасть, чтобы позволить целовать себя мужчине, который принимает тебя за другую!»

Мысль эта предала ей злости и она, забыв о жалости, со всей силы пнула Ганимеда локтем в живот.

– О-оох!

Ганимед закашлялся, согнулся пополам, прижимая руку к животу, и открыл глаза… Он не сразу проснулся и поэтому сперва взгляд его был затуманен и расфокусирован.

Но вот взгляд его прояснился…

Он замер. На него смотрела женщина. Очень красивая. И совершенно ему незнакомая.

И, если бы просто смотрела!

С растрёпанными волосами, упрямо сжатыми губами, сверля его раздраженным взглядом, она сидела на той же постели, в которой проснулся и он.

Он моргнул. Потом снова. Нахмурился. Снова моргнул.

– Что-о… за-а?.. Какого цербера! – потрясённо выдохнул он, резко подскакивая на постели и одновременно неосознанно отодвигаясь от незнакомки в сторону.

Угу, если бы еще в этой стороне было куда отодвигаться…

А посему под тяжестью собственной филейной части, он потерял равновесие и с коротким, недоуменно-возмущённым «А-а!» вместе с одеялом свалился с кровати, нелепо махая при этом руками и ногами.

Само собой, смешок Пандора не сдержала.

– Ты там, как? – подавшись вперёд и опершись на ладони, виновато улыбаясь, поинтересовалась она у лежащего, подобно выброшенному на берег тюленю, тяжело дышащего Ганимеда.

– Великолепно! – саркастично буркнул он, глядя в потолок. – Просто великолепно! С каких пор мы, кстати, на «ты», не подскажите? И что вы делаете в моей постели?!

Пандора закатила глаза и ехидно предложила:

– Догадайся с трех раз! И, КСТАТИ, а с чего ты взял, что это ТВОЯ ПОСТЕЛЬ?! Ещё скажи, что и комната тоже твоя!

Ганимед в очередной раз ошарашенно моргнул и, приподнявшись на локтях, огляделся.

Украшенные резными узорами и скобами высокие дубовые потолки, покрытые тёмной лаковой морилкой. На стенах тканые панно с изображенными на них охотничьими сценами. Пол устилал толстый ковёр с замысловатым восточным орнаментом. У окна – резной стол с чеканным кувшином и кубками, у стены – добротный сундук с резьбой по дубу и рядом с ним обтянутая гобеленовой тканью трехстворчатая ширма.

– Ора?.. – пораженно выдохнул он.

– Угу, – кивнули ему в ответ.

– Я его убью! – процедил он сквозь зубы.

– Запишись в очередь, – фыркнула Пандора и вдруг увидела это… бедро. Мужское. Рельефное. И обнаженное по самое… Нет. Слава богам, самое это самое было прикрыто одеялом.

У неё перехватило дыхание и обдало жаром.

– Ох, цербер!

Глаза её резко опустились на собственную грудь.

К её огромному облегчению прикрытую одеялом.

Фу-уух!

Демонов приворот лишь её мозг заставил не беспокоиться о приличиях, а на рефлексы не повлиял.

– Если вдруг ты не в курсе, извещаю, ты совершенно голый, поэтому… получше следи за своим… одеялом, – посоветовала она, кивая на оголившееся бедро, – а то…

Она не договорила, задумавшись вдруг, каково это провести рукой по этому бедру. В животе запорхали бабочки, дыхание сбилось, а в ушах зашумело…

– А то что? – искренне заинтересовался Ганимед, чуть наклоняя голову и даже не пытаясь скрыть провоцирующую полуулыбку. Бедро, правда, при этом всё-таки прикрыл.

– Ничего! – резко отводя взгляд в сторону, отрезала Пандора, мысленно ругая себя за идиотские фантазии. – Просто… помни, что ты не один в комнате!

Глава 6

Глава 6

Как только за Ганимедом закрылась дверь, Пандора выдохнула и, как и была в одеяле, направилась… к зеркалу.

– Ох ты ж... – выдохнула она.

Из отражения на неё смотрела незнакомка.

Красивая молодая женщина с нежными, выразительными чертами лица, аккуратным подбородком, лёгким румянцем на щеках и спадавшими на плечи густыми, волнистыми волосами цвета гречаного меда. Большие, ясные глаза были цвета летнего неба – чуть серовато-голубые, с умным и почему-то немного печальным взглядом.

– Ну здравствуй, Агнешка… – пробормотала Пандора.

Поизучав своё новое лицо еще с пару минут, она хмыкнула и отступила от зеркала. Надо было одеваться. И процесс этот, насколько она помнила, в эпоху жизни Агнешки был тем еще квестом с элементами акробатики.

– Ладно, как-то справлюсь, – пробормотала она, подумав, что в крайнем случае она всегда сможет использовать в качестве камеристки Ганимеда. Он, конечно, постенает и поизображает из себя жертву для приличия, но в итоге сделает всё как надо.

Нырнув за ширму она замерла перед вешалкой. Платье было… настоящим произведением искусства.

Тяжёлый, струящийся бархат глубокого винного оттенка, корсаж был приталенным, с изогнутым швом, подчёркивающим фигуру, а рукава – съёмными, на мелких пуговках. Вдоль узкого ворота и длинных, узких манжет тянулась тончайшая золотая вышивка с филигранной точностью изображавшая виноградные лозы, стилизованные листья и миниатюрных грифонов. Юбка распускалась плавным колоколом до самых пят, переливаясь мягкими тенями при каждом движении. Подол был обшит бархатной тесьмой и дополнительно укреплён тонким кружевным кантом.

Рядом на отдельном крючке висел пояс – широкий, парчовый, с тяжёлой застёжкой в виде изогнутого клюва грифона, украшенного мелкой чеканкой. Немного в стороне аккуратно сложенные на лавке, покоились подъюбники из тончайшего отбеленного льна и нижняя рубашка с мягким кружевным воротом.

Пандора уставилась на всё это великолепие с тяжким вздохом приговоренного к пыткам.

– Так, сначала, кажется, нижняя рубашка… – пробормотала она, беря в руки тонкий, почти невесомый предмет одежды. Надеть который оказалось, слава богам, несложно – рукава были широкими, а кружевной ворот сам улёгся на плечи. Но вот дальше…

Совершенно безобидные на первый взгляд подъюбники оказались теми еще орудиями пыток!

Особенно первый – лёгкий и пышный, как облако, из-за многочисленных оборочек и с тесьмой, вшитой по подолу, для того, чтобы держать форму, оказался тем еще кровопийцей с садистскими наклонностями.

Начал он с того, что, явно нарочно испытывая её терпение, при малейшем движении то норовил задраться, то сползти набок, а оборочки при этом топорщились во всевозможные стороны в полный разнобой.

Пандора, в прямом смысле слова, вспотела, пока ей, наконец, удалось расправить тесьму и оборочки дабы более или менее равномерно распределить складки. Она со счета сбилась, сколько раз ей пришлось накланяться, поворачиваться и приседать!

И все это лишь для того, чтобы затем проделывать это снова и снова…

Сначала при попытке натянуть второй, гораздо более плотный и тяжелый подъюбник через ноги. Именно при попытке, ибо натянуть его через ноги ей так и не удалось: первый, тот который типа легкий и воздушный – категорически отказался под него укладываться. Он топорщился оборочками, вздымался, словно парус при встречном ветре, собирался в комки, путался между ног, закручивался вокруг талии и сползал набок… Более того, в какой-то момент она оступилась, потеряла равновесие и едва не рухнула на пол вместе с ширмой и вешалкой, за которую ухватилась.

– Будь ты неладен! – процедила сквозь зубы Пандора, нахлобучивая тяжелый и плотный подъюбник на голову.

Утяжеленный, грубообработанный край тут же зацепился за волосы.

– А-а-ай-йа-й! – взвыла Пандора, одной рукой удерживая баланс, другой – судорожно вытаскивая пряди из злополучного канта.

После нескольких минут возни, выдранного клока волос и лёгкой клаустрофобии ей всё же удалось освободить волосы и натянуть второй подъюбник на первый, и… приступить к приседаниям, наклонам и поворотам, дабы заставить нижний подъюбник лечь как положено. Он само собой сопротивлялся. Отчаянно.

И хотя в конце концов он проиграл, он мог быть собой горд: противницу свою он измотал так, что мало ей не показалось: она тяжело дышала, щеки её пылали, голова болела, волосы искрили, а спина и мышцы ног ныли от усталости.

Следующим было тяжелое бархатное платье.

В которое Пандора нырнула, в прямом смысле слова, как в омут. Бархатный купол накрыл её с головой, после чего, согласно её плану, он должен был под тяжестью своего веса сам устремиться вниз. Её же задачей было лишь нащупать проймы и, просунув в рукава руки, лишь немного помочь ему.

Ага! Размечталась одноглазая.

Платье плевать хотело, что у неё там было по плану, у него был свой! Оно доползло до плеч и категорически отказалось двигаться дальше.

– Чудесно, – извиваясь, словно змея, прошипела Пандора. – Просто чудесно! Если Ганимед меня так застанет, он же со смеху помрет!

Минуту‑другую она, задыхаясь в бархатном мраке, отчаянно работала плечевыми суставами, предплечьями и локтями. Наконец платье подалось и, ворча и скрипя, неохотно уступило пару сантиметров. Затем новый вдох, брейк-дэнс, изгиб и через минуту еще сантиметр и так с десяток раз, пока наконец не случилось чуда… юбка вдруг тяжёлой волной хлынула на подъюбники, а лиф обнял грудь и талию.

– Ф-уууух! – выдохнула тяжело дышащая богиня, только сейчас заметив, что если бы она чуть больше распустила шнуровку по бокам, то могла бы влезть в платье с гораздо меньшими жертвами. – Что б тебя, Агнешка! Или кто там тебя раздевал! – проворчала она, делая себе заметку на будущее: прежде чем нырять в платье – проверять шнуровку.

Завершив сим действом очередной раунд этого долгого, яростного, изнуряюще-потопролитного, но зато ПОБЕДОНОСНОГО боя, Пандора выпрямилась и, тяжело и шумно дыша, подошла к зеркалу.

Глава 7

Глава 7

Точнее, один зритель.

Который, уютно устроившись в дверном проёме, явно уже какое-то время за ней наблюдал.

Пандора замерла на месте с широко распахнутыми глазами и поднятыми вверх руками.

– Не обращай на меня внимания! Продолжай! – разрешили ей с широкой улыбкой.

Пандора опустила руки, скрестив их на груди. Глаза её сузились, превратившись в две враждебно поблескивающие щелочки.

– И как долго ты уже здесь, то есть, там, – указала она пальчиком на дверь, – стоишь?

– Достаточно долго, – радостно заверили её.

– Ыыыыы! – «красноречиво» прокомментировала она и, будучи достойной сестрой богини военной стратегии, перешла в наступление: – Тебя, кажется, за завтраком посылали, ну так и где он?

– Так внизу, – все с той же широкой ухмылкой ответили ей и показали пальчиком, где это «внизу». После чего еще и объяснили: – Я попросил нам стол накрыть.

– Ну что ж, сам напросился! – сладким голоском уведомила его достойная дочь своего скорого на расправу отца и тоже объяснила: – Если не хочешь, чтобы тебе там, внизу, – указала она пальчиком вниз, – было за меня стыдно, помоги мне!

Ганимед прищурился, скользя по её фигуре нарочито томным взглядом, и усмехнулся еще шире.

– И чем, собственно, тебе помочь?

– Че-ээм?.. – широко и задорно улыбнулась Пандора, делая шаг к мужчине навстречу и с удовольствием наблюдая затем, как в его глазах начинает зарождаться тревога. – Ты же сам сказал, что давно стоишь и наблюдаешь… Неужели совсем никаких идей?.. – разведя руками, часто захлопала она ресницами.

Взгляд Ганимеда из томного стал растерянно-недоуменным, брови сошлись на переносице, улыбка медленно сползла с его лица.

– Волосы расчесать и собрать в прическу, шнуровку подтянуть, подъюбники уложить, как следует… одним словом, привести меня в порядок, – продолжала тем временем Пандора.

Ганимед медленно моргнул. В глазах его уже отчетливо отразился ужас осознания.

– Подожди. Ты хочешь, чтобы я… чтобы я…

– Именно, любимый! – радостно-безжалостно заверили его. – Был со мной не только в любви и радости, но и в горе и страданиях! Как сейчас, например.

– Но я… никогда… – развел он руками.

– Все когда-то бывает в первый раз! – заверили его.

– Но я не умею…

– Научим! – отвергли и этот его «веский» довод тоже.

Он моргнул ещё раз. Медленно. Как человек, до которого начинает доходить, что ему не оставили выхода.

– Ладно… – обречённо выдохнул он и обвёл ищущим взглядом комнату, но… спасти его от домашнего «насилия в особо извращенной форме» было некому.

Пандора просияла и прижав руки к груди с нарочитой театральным восторгом и пафосом воскликнула:

– Любимый! Ты у меня такой… ну прям самый лучший муж на свете!

– Угу… Если бы еще и мне с женой повезло… А то… Пойди туда! Принеси это! – мрачно бурчал Ганимед, погружая гребень в каштановую гриву волос.

– Ай! Осторожней! – тут же шикнули на него. – Или не обессудь, если я вдруг случайно заеду тебе локтем под дых.

– Размечталась! – фыркнул Ганимед. – Я не из тех мужей, которые молча терпят побои от жены, я из тех, кто с первыми же синяками идет в суд и требует развода! Потому, милая, придется тебе быть со мной нежной и ласковой! Или я ославлю тебя на весь Олимп и тебя больше никто и никогда не возьмет замуж! Разве что, может, мазохист какой!

Пандора вскинула брови и смерила его через плечо насмешливо-надменным взглядом.

– Угу! Отлично! Сделай это! Мне как раз такой и нужен. Послушный, терпеливый, с пониженным болевым порогом.

– Великие боги! Русал, кого ты мне подсунул в жены?! – нарочито страдальчески простонал Ганимед и тут же уведомил: – Так. Всё. С волосами я закончил. Дальше что?

Пандора подняла вверх руки.

– Шнуровка.

– Скажешь, если туго, – предупредил Ганимед, берясь за тонкий плетёный шнур, проходивший сквозь петли на правом боку котты.

Пандора кивнула, придерживая широкие рукава, чтобы не мешали.

Он опустил взгляд, сосредотачиваясь на петлях. Пальцы двигались осторожно, почти с благоговением. Вроде бы простое дело – затянуть шнуровку, но сейчас оно казалось почти священным. Кончики пальцев жгло, словно он прикасался не к толстому слою ткани, а к её горячей коже. Оголенное плечо Пандоры было всего в ладони от его лица. Он задержал дыхание, стараясь не думать о том, насколько близко она сейчас к нему, насколько приятно от неё пахнет – лимонной вербеной, можжевельником, мятой, каплей мёда и чем-то еще лёгким, чуть терпким, возможно, лавандой.

– Вот так? – справившись наконец со шнуровкой, уточнил Ганимед охрипшим голосом.

Пандора, все это время напоминавшая себе, что её чувства не более, чем приворот, и, тем не менее, не сводившая глаз со склонившегося над ней мужчины, нашла-таки в себе силы перевести взгляд на свое отражение.

– Да, в самый раз, – кивнула она. – Теперь с другой стороны, – повернулась она к нему другим боком.

Ганимед скользнул взглядом по мягким складкам тёмно-красной бархатной котты, вздохнул с преувеличенным страданием, расправил ткань и вновь взялся за шнур.

– Дальше, надеюсь, сама? – ворчливо уточнил он у неё, закончив со шнуровкой.

Искушение продолжить испытывать на крепость мужскую выдержку было велико, вот только дразня Ганимеда, она и сама не оставалась безучастной: ей было жарко, тесно в груди и вообще, нечем было дышать!

Старательно избегая встретиться с ним взглядом, она, нервно сглотнув, повернулась к зеркалу, сделав вид, что очень занята разглаживанием складок на рукавах.

– Так сама или нет? – раздраженно переспросил Ганимед, устав ждать ответа.

– По большому счету, да, справлюсь сама, – ответили ему наконец.

Отлично, – облегчено выдохнул Ганимед и… поспешил.

– Со всем справлюсь сама, – сладким, певучим голоском добавила она. – Ты только, пожалуйста, поправь сзади юбки, чтобы они лежали красивыми ровными волнами, если, конечно, тебя это не затруднит.