Нина
— Зачем тебя сюда вставили, чудо прогресса, если ты халтуришь тридцать пять дней в месяц? У-у, сволочь окаянная!
Лифт опять не работает, а я устала как собака. Сил нет! Сурово грожу кулаком бесполезной жестяной банке, строя максимально грозную физиономию. Я ж на последнем живу, ну сколько ж можно-то?
Вздыхаю горестно, но всё-таки поднимаюсь по пролётам простой пятиэтажной хрущёвки. На третьем вымученно морщусь. И не оттого, что устала, нет. А оттого, что сверху опять грохочет музыка и слышен громкий мужской смех и напутствия.
— Спасибо, что пригласил, Мих! Давай, может, в выходные махнём ко мне на дачу, девчонкам задницы вениками подерём, а?
— Не вопрос, Костян! Драть девчонок — это вообще моя тема.
От этих чудесных слов вынуждена остановиться и изобразить рвотный позыв. А ещё воскресить в уме простую истину: все мужики — козлы.
— Ай, красава! Я аж молодость вспомнил!
— Давай, на созвоне.
— Ага...
Спустя минуту мимо меня пробегает, слегка покачиваясь из стороны в сторону, здоровенный детина с бородой, в косухе и бандане на, очевидно, лысой башке. Подмигнул, почти изловчился, чтобы ущипнуть меня за задницу, но я горной козой отпрыгнула сразу на две ступеньки выше.
— Клешни прочь!
Подмигнул. Заржал. Кивнул наверх и скабрезно улыбнулся.
— Шевели булочками, красивая, там тебя уже голодный дядя Миша заждался.
Я же только закатила глаза и потопала дальше. Ну а зачем мне вести пикировку с каким-то отбитым на голову и нетрезвым качком? Смысл? С виду же всё понятно — дубина обыкновенная. Считайте, что сорняк.
Но вздохнуть второй раз горестно всё-таки пришлось. Потому что всё: накрылся мой спокойный, ванильный вечер медным тазом. Опять в квартире напротив пати у дяди на кровати намечается.
А ведь как раньше было хорошо. Жилось мне в этом доме тихо и мирно аж целых пять лет, а потом случилась хоба! Соседи мои по площадке на юга переехать решили и квартиру свою сразу же на продажу выставили. И можно было бы подумать — ну кому она нужна? А нет, купили.
А потом нате.
Год! Целый год я с ума сходила. То стучат, то сверлят, то всё вместе. Думала, на стенку полезу. И вот закончились мучения, я даже перекрестилась и клятвенно пообещала, что зайду в церковь и свечку поставлю за упокой всех в мире ремонтов. Не успела...
Неделю назад началось.
Районы, кварталы, жилые массивы,
Я ухожу, ухожу красиво.
Признаться честно, я сама чуть красиво на тот свет не отошла, потому что меня эта милейшая композиция разбудила в мой законный выходной. И неважно, что на часах половина первого дня. Важно, что на дворе суббота!
Встала, умылась, оделась, ещё пару раз нервно дёрнулась от громких визгов-писков за стеной, а потом всё-таки вышла за дверь и принялась наяривать к соседям. Минут десять пыталась достучаться, не меньше! Пока из недр квартиры наконец-то не послышался женский голос и мужской смех.
— Кто там?
— Сто грамм! — рычу я.
— А нам не надо. У нас уже есть, — и снова гомерический хохот.
— Открывайте немедленно! — дуксанула я в дверь ногой.
Но в ответ мне был только громкий стон из глубины квартиры, говорящий о том, что обо мне давно забыли. Развратники!
— Нина, ты чего это тут буянишь? — с пролёта ниже окликнула меня соседка: старушка — божий одуванчик Прасковья Ильинична.
— Это они буянят, — указала я на ненавистную дверь, — спать не дают.
— Там Мишенька живёт.
Кто? Мишенька? Пф-ф-ф...
— И что?
— И то, Нина. Мужчина порядочный, работящий. Вчера мне полку прибил и бесплатно с друзьями старый рояль из гостиной на помойку вынес. Карловне из тридцать седьмой бывшего мужа-пьяницу шуганул. А Борисовне из соседнего подъезда вообще, знаешь, что сделал?
— Не знаю и знать не хочу.
— Зря ты так, Нина.
— Святой значит, да? — скептически скривилась я.
— Святой! — кивнула соседка. — Так что ты тут смуту нам не наводи, Нина.
— Ну вы ещё помолитесь на него!
— Так мы уже...
Я же на эти слова только фыркнула, закусила губу, чтобы не сболтнуть лишнего, да домой потопала. А потом неделю вот эту срань господню терпела. И день и ночь за стенкой гуляли. Почему ночь? Да потому что очевидно, что спальня Святого Михаила находилась точнёхонько за стеной от моей собственной кровати.
Короче, наслушалась я. Чуть уши в трубочку не свернулись.
Но самое эпичное меня ещё ждало впереди...
И вот, спустя неделю Ада очередная вечеринка. И покой мне только снился...
Понуро плетусь по последним ступенькам лестничных пролётов, проклиная чёртов неработающий лифт и обдумывая план мести для неугомонного соседа. А может дверь ему валерианой облить? Или лучше сходить завтра в строительный магазин и прикупить перфоратор. А что, пусть тоже год заунывные рулады слушает, посмотрим потом, сколько останется от его святости. И да, там же куплю и суперклей или, может, даже монтажную пену и зафигачу этим делом замочную скважину. И пока святой Михаил будет всю эту гадость выковыривать, я спокойно порелаксирую на своём балконе с бокальчиком полусладкого.
Нина
Никогда прежде я не выуживала ключи из сумки так быстро, как это случилось сегодня. Врезалась в замочную скважину, прокрутила два оборота и за порог. А там заперла дверь на все засовы и облегчённо привалилась к ней, с тихим скулежом опускаясь на пол и пряча горящее лицо в ладонях.
Ну ни фига себе!
Весёлые старты прям, вашу ж маму.
Последнее препятствие только не прошла — на козла напоролась.
Подняла голову и с сомнением вгляделась в собственное отражение в висящем напротив меня зеркале.
— Ну и в каком месте я на путану похожа, кто-то может мне сказать? — надула я губы и покрутила головой туда-сюда.
Хотя...
Вот именно сейчас, растрёпанная, помятая и с обглоданными святым Михаилом губами, было небольшое сходство. Ах, ещё и на чулках расползлась уродливая стрелка. М-да...
Прикрыла глаза и откинула голову назад, врезаясь затылком в обшивку двери. Облизнулась, до сих пор чувствуя вкус соседа на губах. Сволочь! Но надо отдать ему должное — он умел целовать.
И трогать правильно умел.
Вон, предательские мурашки до сих пор по телу ползают, ожидая, когда умелые пальцы запустят очередную волну тока по коже. Эх, жаль, все эти качества и умения принадлежат отъявленному мудаку.
— Я плачу — ты делаешь мне приятно, — скривилась я и передразнила уверенный баритон соседа. — Ага, бегу — волосы назад.
Покряхтела и поднялась с пола, оглядывая мимоходом свою фигуру.
— Аппетитная девочка? Сладенькая булочка? — улыбнулась я отражению и подмигнула. — Ну, тут не соврал. Всяко лучше, чем все эти сушёные воблы, бродящие по улице с табличкой подсчёта калорий в уме.
О, точно!
Хмыкнула и потопала на кухню, вспоминая, что именно там, в холодильнике стоит мой любимый «наполеон» и ждёт, когда же Нина придёт и заест им свои стрессы.
Клацнула кнопкой чайника, достала на свет божий тортик и выстаивал его на стол. В пузатую кружку щедро насыпала растворимого кофе и почти приготовилась пировать, как услышала звонок в дверь.
— Подожди, родной, сейчас вернусь, — подмигнула я «наполеону» и двинула в сторону прихожей, на ходу думая, что пора бы уже завести себе кошку или собаку, чтобы выглядеть не совсем придурочной и разговаривать хотя бы с кем-то живым.
Прежде чем открыть нежданному гостю, глянула на себя ещё раз критично в зеркало, поправила волосы и блузку, да сняла с ног испорченный чулок. Вздохнула тяжко и провернула все замки, распахивая дверь.
И выпала в нерастворимый осадок.
— Шерше ля фам!
Ну капец!
Святой Михаил собственно. Стоит во плоти. Рубашку напялил и улыбку на бородатое лицо. Щерится так, будто бы не он только что надо мной в собственной прихожей планировал надругаться. Но самое удивительное во всей этой картине маслом было то, что держал сосед в своих руках бутылку вина.
На вскидку — красное, сухое.
У-у-у, супостат! Я люблю белое, полусладкое!
— Же сви пердю, — хмыкаю я и складываю руки на груди, но тут же опускаю их, так как вижу, как голодно и по-мужски жарко на меня зыркнул этот недоделанный француз.
— Моя твоя не понимать, — широко улыбнулся сосед, обнажая белоснежные зубы с ярко выраженными клыками.
— Квартирой ошибся? Прасковья Ильинична живёт этажом ниже, — говорю, а сама не могу оторвать взгляда от сильных рук, которые сжимают чёртову бутылку. Ещё совсем недавно они точно так же сжимали меня. Везде!
— Кусаешься сразу? — и состряпал обиженный вид.
Ну конечно, ему после всех выкрутасов только за пострадавшую сторону косить. Бесстыжий, бессовестный!
— А я поговорить пришёл. Пустишь?
Прищурилась. Просканировала этого качка переростка подозрительным взглядом и максимально величественно кивнула.
— Поговорить?
— Да, — отвечает святой Михаил и я даю ему знак проходить внутрь, сама тут же двигая в сторону кухни и получая в спину слишком самодовольное, — а дальше уж как пойдёт.
— Чего?
— Шутю, шутю! — поднимает он руки с бутылкой вверх и подмигивает мне.
— Ты сохранился, что ли? Предупреждаю на берегу, я владею чёрным поясом по битью чугунной сковородкой невоспитанных мужланов.
— Я воспитанный.
— Вот и не беси.
Садимся за мой кухонный стол. Предварительно приходится поставить перед гостем чайную пару и отпилить ему кусок торта.
Молчим. Сосед оглядывает мои владения. Я оглядываю его. Под ложечкой сосёт — не люблю я таких мужиков. Весь прям полыхает самоуверенностью и, положа руку на сердце, ему есть за что. Фигура — бедный Арнольд нервно курит в сторонке. Внешность — скандинавский бог. Татуировки, красивые руки, мощные запястья, глаза голубые...
Теперь понятно, почему Прасковья Ильинична причислила этого персонажа к лику святых.
Нина
Я всегда думала, что мужики делятся на три категории: мудак, дурак и редкая, почти никем не встречаемая форма жизни — принц на белом коне.
Так вот, сегодня я поняла, что есть ещё и четвёртая категория — олень волшебный, подвид загадочный. Угадайте с одного раза, кого именно я к этому вымирающему виду отнесла?
Но!
Надо отдать должное, сверкать пятками этот персонаж умел знатно. Ну и соображал тоже шустро. Стоило мне только как следует замахнуться на его бородатую башку сковородкой, как тут же святой Михаил, аки горный козёл, подскочил с места и кинулся спасаться бегством.
— Сумасшедшая!
— Беги, Мишаня, беги! — постукивая днищем сковороды по ладони, приговаривала я, а затем рассмеялась как самое настоящее зло во плоти.
— Ничего вы бабы не цените! — громыхал он своим басом уже из прихожей.
— Вот же дуры, да?
— Да! Врём — плохие. Правду-матку рубим — ещё хуже.
— Ты только не сдохни от разочарования, Мишань, — поравнялась я с ним, когда он уже открыл дверь и одной ногой стоял за порогом.
— Я прозрел! — вперил он в меня свои голубые глазищи и улыбнулся. Ласково так, что я даже замешкалась, раздумывая убивать его сегодня или всё-таки отложить удовольствие на завтра.
— Чего?
— Пригляделся и...
— Ну?
— Перехотелось.
— Ах, ты! — замахнулась я чугуном и ринулась в сторону супостата, чувствуя, как глаза наливаются кровью от бешенства.
А этот только хохочет и к себе бежит, улюлюкая и подначивая меня на все лады.
— Теперь сама меня уговаривай...
— Идиот! — заорала я уже в его, закрытую перед моим носом, дверь.
— Истеричка!
— Ещё слово и я тебе всю дверь валерианкой оболью!
— Я ждал от тебя большего...
— У Прасковьи Ильиничны три кошки, Мишань. Не доводи до греха.
— Всё, ты окончательно пала в моих глазах. И куда я вообще смотрел?
Пробубнил этот гадский гад из-за двери и мне неожиданно стало так обидно, что грудь резко заходила ходуном. А через мгновение дыхание и вовсе спёрло. Ну всё!
Подняла руку, врезала сковородой по ни в чём не повинной двери и проорала напоследок:
— Ходи и оглядывайся теперь, смертник!
— Ой, да ладно тебе горло драть. Так и скажи: влюбилась с первого взгляда, а ты мне, нехороший сосед, все надежды на романтику обломал. А не вот это вот всё.
— Влюбилась? — вспыхнула я с ног до головы и, кажется, даже из ушей пар повалил.
— Скажи, нет?
— Нет!
Ржёт, придурок бородатый. Весело так, аж захлёбывается.
— У меня...
— Ну?
— Вообще-то...
— Так-так?
— Парень есть! Ясно?
— А твой парень нормально реагирует на то, что его благоверная в дом незнакомых соседов водит вино пить?
— Козёл! — выпалила я и вконец расстроилась.
Сильно! Даже подбородок задрожал. Развернулась и под весёлый смех святого гамадрила я потопала себе в квартиру, а там села за кухонный стол и принялась глушить ненавистное красное сухое, закусывая его любимым «наполеоном».
Под занавес бутылки не выдержала и расплакалась. Вспомнила покойного мужа Степку, который с первой встречи носил меня на руках и пылинки сдувал. А ещё он неизменно называл меня «моя королева» и каждый божий день заставлял верить в то, что я исключительная. Любимая. Незаменимая. И вообще, самая-самая лучшая девочка на свете.
Восемь лет прошло, как муж ушёл от меня на небо, а я так и не смогла никем его заменить. Потому что он был мужчиной с большой буквы, а не гамадрилом в бородатом обличье качка-переростка.
Ну ничего-ничего, мы ещё ему покажем!
На этой минорной ноте я и потопала смывать макияж и приводить себя в порядок перед сном. А после, раздевшись и облачившись в до одури красивую шелковую пижаму ярко-алого цвета, я легла на скрипучий диван и принялась моститься на нём до бесконечности долго.
Сон не шёл.
В голове фантомными вспышками мелькали картинки минувшего дня, а по коже струились афтершоки от прикосновений грешного Михаила. За рёбрами тоскливо заныло. И не по соседу — нет. По счастью. Обычному такому женскому счастью, где дом — полная чаша, а в нём детский смех. И сильные руки ежедневно страхуют, позволяя ошибаться, рисковать и быть просто его женщиной.
Потому что он — стена. А я за ней.
И по ночам наступает магия — любовь вспыхивает и укутывает в своё мягкое одеяло. Он рядом — и больше ничего не надо.
Но жизнь моя к тридцати трём годам сложилась так, что всё у меня было как у людей: квартира, работа, пару кредитов, отпуск раз в год и дача в розовых мечтах. А вот с любовной любовью так и не сложилось.
Нина
В свой салон красоты я вбежала запыхавшаяся как марафонец. Чёртовая «чёрная магия» поглотила меня целиком, и я проехала аж две остановки, пока до меня не дошло, что дело пахнет керосином. Администратор Эдик посмотрел на меня укоризненно и покачал головой, а я лишь шикнула на него и повелительно наказала сварить мне большой и забористый капучино.
— Слушаюсь, моя госпожа!
— Вот! — тыкнула я в него пальцем и прищурилась. — И никакая я не Любовь.
— Что?
— Ничего Эдичка, работай, — встряхнула я своей белокурой гривой и припустила в зал, где уже трудились мои девочки.
Салон у меня был небольшой, но за много лет раскрученный. На первых порах опускались руки, и хотелось всё бросить, но потом, мало по малу, я обросла постоянными клиентами и вышла в плюс. Конечно, мама моя на старте крутила пальцем у виска, когда я решила переделать, оставшуюся от бабушки, квартиру на первом этаже спального района, в бьюти-салон, но я была неумолима.
Да и новое дело помогло мне выбраться из зыбучих песков депрессии после смерти любимого мужа. Я врубила режим «электровеник» и пахала, как не в себя. А вечерами заедала стрессы вредной едой и мороженым, потихоньку превращаясь из стройной лани в то, что показывало моё отражение сейчас.
Поначалу я грустила. А потом решила, что с сиськами третьего размера и офигенной задницей мне живётся гораздо лучше и проще, чем доской с двумя сосками.
И я словила дзен. И существовала с ним душа в душу, пока в моей жизни не появился святой гамадрил. Чтоб его черти отодрали во все священные отверстия! Аминь!
— Нинк, а Нинк? — окликнула меня топ-мастер ногтевого сервиса Карина, запиливая своей клиентке «кошачьи коготки».
— Ну?
— А чего это у тебя на лице маска Фредди Крюгера?
— Мужика с утра встретила, — буркнула я и шлёпнулась в пустующее кресло, принимаясь крыжить остатки реагентов.
— Симпатичного? — уточнила бровист Камила, орудуя горячим воском.
— Допустим, что да.
— Вау! — подала голос парикмахер-стилист Асемгуль, которую все мы звали просто Сёма.
— Требуем подробностей, — отозвалась её коллега по роду занятий Мария.
— Да нечего особо рассказывать, девочки, — тяжко вздохнула я.
— А чего так? — показался в зале Эдик и поставил передо мной чашку с капучино.
— Да потому!
— Давай колись, — тыкнула в мою сторону пинцетом Камила.
— Очередной балабол, — скатилась я в кресле и театрально приложила ладонь ко лбу.
— Ой..., — потянули все дружно, а я решила опустить некоторые щекотливые подробности, где меня хотели купить, как проститутку, и сразу перешла к жареному.
— Да, да. Самый худший мужской подвид, не в обиду тебе будет сказано, Эдичка, — пояснила я, а парень переспросил, перекидывая длинную чёлку с одного бока на другой манерным движением прожжённой дивы.
— Это который?
И я решила пояснить для особо одарённых, парадируя звучный баритон святого Михаила.
— Детка, послушай, как я тебя сейчас трахну!
— Лан, трахни, — хором потянули Сёма и Маша, а я щёлкнула пальцами и продолжила.
— Нет, ты всё-таки послушай!
Все в помещении дружно расхохотались. Одна из клиенток вообще от смеха хрюкнула. И только Эдик остался стоять и недоумённо смотреть на всеобщее веселье.
И тут мы дружно поймали стёб-волну. Девочка на маникюре потянула, пытаясь басить тоненьким голоском:
— Хэй, бэйба, ща я тебя так оттрахаю, что ты забудешь своё имя. Спустя две минуты: «ты как?».
— Я всё ещё Нина, — ухахатываясь, поддержала я.
И снова все заразительно заржали.
— Да все они на словах Львы Толстые, — закатила глаза подолог Маринка, которая всё это время молча обрабатывала фрезой запущенные стопы у своей клиентки.
— Ага, — кивнула я, — а на деле толстые львы.
— Ой, всё! — махнул на смеющихся нас Эдик и обиженно побрёл за своё рабочее место.
— И где ты повстречала такой образчик мужественности и чести, Нина? — спросила Камила.
— Сосед мой. Сначала год мне мозги перфоратором делал, теперь перешёл на более забористые предварительны ласки.
— У-у-у...
— Опиши его.
— Уф, — стушевалась я, а затем оглянулась на себя в зеркало: покраснела с ног до головы. — Ну такой, знаете ли, махровый качок.
— Ой, Нина, не вздумай, — заголосила с педикюрного кресла клиентка, — были у меня тут пару раз бодибилдеры эти сраные, до сих пор отмыться не могу от позора.
— Всё так плохо? — выпучила я глаза.
— Плохо — это мягко сказано. Лучше сказать — катастрофа. Там писюлька как у мальтийской болонки и стоит она на половину шестого.
— Ой, — скривилась я и подумала, что бедному святому Михаилу никакая «чёрная магия» уже не поможет. Так что, пусть живет со своей полувялой второй чакрой дальше.
Нина
Мой единственный за десять дней выходной, а я, вместо того чтобы провести его культурно, зачем-то решила учинить ревизию в собственном шифоньере. Достала из его глубин свадебное платье и тяжело вздохнула, а затем всё-таки сняла с него чехол и уставилась на облако белоснежного тюля.
В тот день я хотела быть похожа на принцессу, и платье выбрала под стать этому образу: с пышной юбкой и расшитым стеклярусом лифом. Ещё здесь когда-то были невесомые рукава-фонарики из органзы, но я их сорвала всего за полчаса до регистрации. И всё потому, что на выкупе невесты тамада порезала палец о край бумажного листа и капля её крови попала мне на манжету.
Мама тогда тут же чуть в обморок не шваркнулась, без умолку твердя о страшных суевериях. А я, не верящая в приметы, взяла и просто оторвала рукава к чертям собачьим. Думала, что всё уладила. Верила, что обойдётся.
Не обошлось. И Стёпы не стало. Был человек и нету.
И рука не поднимается сделать в этой квартире новый ремонт, хотя деньги есть. Заменить пожелтевшие обои, которые мы клеили вместе со Стёпкой. Поставить новый кухонный гарнитур, а старый, который когда-то собственными руками собирал покойный муж, выбросить на помойку. И избавиться от ветхого, скрипучего дивана, на котором мы провели бессчётное количество счастливых минут, я тоже была не в силах.
А теперь вот.
Ещё вчера каждое прожитое мгновение рядом со Стёпой переливалось в голове яркими гранями и заставляло меня с щемящим сердцем нырять в прошлое, забывая обо всём на свете. А сегодня, я замерла за шторой со свадебным платьем в руках и украдкой начала подглядывать за соседом, который с утра пораньше вышел на балкон и принялся тягать своё мощное, идеально вылепленное тело на турнике туда-сюда-обратно.
В одних боксерах, ладно облегающих его задницу и...и передницу.
Громко сглотнула и прижала ладонь к колотящемуся сердцу.
И уже нет дела до того, чем я занималась и о чём думала всего несколько минут назад. Глаза выпучила и смотрю, считая сколько раз святой Михаил сделает своё неприличное упражнение. Насчитала двадцать и выдохнула.
Но рано я радовалась.
Мишаня, будто бы с утра пораньше возымел цель меня извести. Ухватился левой рукой за перекладину турника, а правую убрал за спину и снова принялся изгаляться над моей психикой. Спустя десять подтягиваний, поменял руки и опять за дело.
А я смотрю на него, и меня трясёт. И низ живота заливает красноречивым жаром.
— Сволота! — рявкнула я и нахмурилась, но глядеть на него прекратила только тогда, когда сосед всё-таки скрылся со своего балкона.
А я ни петь, ни свистеть целый день не могу. Мою посуду, а перед глазами, как приклеенная, мужская упругая задница соседа стоит.
— Это всё потому, что секса у меня давно не было, — пробурчала я сама себе, — и телеса святого Михаила тут совершенно ни при чём.
Но время шло, сосед продолжал щеголять на балконе в одних труселях. А я, каюсь, всё чаще обнаруживала себя на посту за занавеской, рассматривая этого супостата и мечтая всадить ему в зад вилку для мяса. За неделю капитально озверела и отчаялась, а потому всё-таки согласилась сходить на свидание с одним из клиентов, который вот уже три с лишним месяца обивал пороги моего салона в надежде на то, что я скажу ему «да».
— Нинк, а Нинк? — окликнула меня Карина, когда мужчина, лучезарно улыбаясь от успеха, всё-таки вышел за дверь моей «Ласточки».
— Ну?
— А ты чего это Леониду свидание пообещала? Он же тебе не нравится?
— Так заметно? — скривилась я, и все мои девчонки дружно закивали.
— Да и не подходит он тебе, Нинусь, — потянула Сёма. — Ты у нас женщина шикарная, а этот Леонид... ну ни рыба ни мясо.
— Простоват, — согласилась Машка, — и коротковат.
— Зато смотрит на меня с восхищением, а не как..., — начала я и замолкла.
— Как кто? — хором потянули девчонки.
— А не как на Одинокову Любовь Возбуждёновну, — буркнула я и вконец расстроилась.
— Это тебе кто такое ляпнул?
— Качек с полувялой чакрой, — призналась я.
— Нашла кого слушать, — отмахнулись девчонки.
Но я слушала и бесконечно вспоминала обидные слова соседа, потому что он был прав. За долгие восемь лет в статусе вдовы, я так и не смогла встретить родственную душу. Мужчины приходили в мою жизнь и уходили из нее. Были и такие, из-за которых я грустила, что не получилось. Но в остальном даже была рада, когда отношения рвались, едва начавшись.
А потом и вовсе решила, что серьёзные романы — не моё. И полностью посвятила себя работе в салоне.
Конечно, мама твердила:
— Роди для себя! Поторопись, Нина, тебе уже тридцать три, а иначе в старости некому будет стакан воды принести. Да и я, знаешь как, хочу внуков понянчить?
Но меня от таких «дельных» советов неизменно коробило и тошнило, правда, в полемику я не вступала — себе дороже. Мама не поймёт, что не только её желания священны в этом мире, но и ещё обидится.
Нина
— Нин, ну и чего это ты сегодня такая молчаливая, а? — вырывает меня из смога тухлых мыслей маникюрша Карина, но я игнорирую её вопрос и продолжаю планомерно подбивать чеки за прошедшую неделю. Монотонная, однообразная работа всегда меня успокаивала.
Всегда, но почему-то не сегодня.
— Колись давай, как свидание прошло, — настойчиво дёрнула меня за плечо Машка.
— Мы же ждём, — нахмурилась Сёма, — и очень переживаем за тебя.
И я сдалась, не забывая пропитать свой образ драматизмом, а голос заунывными нотками полнейшего разочарования.
— Да что рассказывать, девочки. Квартира у него тоже маленькая...
И тут же перед глазами промелькнула картинка вчерашнего вечера. Ещё вполне себе ничего такое тело Леонида, без ужасного пивного животика или неаппетитных наетых вредной едой бочков. Но я смотрела на него и думала, что смогу сделать это всем святым Михаилам назло! А потом поняла, что нет.
Не моё, и всё тут.
И даже на поцелуй ответить не смогла. Извинилась и дала дёру.
Вот и сказки конец!
— Что? — заорала Маринка, выпучив на меня глаза. Хорошо хоть в салоне сейчас не было посетителей и можно было не беспокоиться, что от подобных воплей кого-то хватит апоплексический удар.
— Нина! — охнула Машка.
— Ты с ним переспала? — недоверчиво скривилась Камила.
— Признаться честно, я была настроена решительно, — кивнула я и поджала губы, немножечко подгазовывая от этого раздувания из мухи слона. А через секунду сорвалась и требовательно предъявила всем и каждому. — А ну-ка, все сняли с себя белые пальто. Живо!
— Да при чём тут это, Нинусь? — заломила руки Машка, — Просто ты же у нас всегда была скалой и всё такое. На первом свидании «ни-ни».
— Да не было там ничего, — отмахнулась я и ещё больше расстроилась. Даже бросила своё занятие и ринулась к кулеру, чтобы выпить пару стаканов ледяной воды.
Внутри меня бурлила иррациональная обида на весь этот несправедливый мир, а ещё отчего-то разбухли глаза и подбородок предательски подрагивал.
— Фух! — послышался дружный выдох.
— Просто настроение вчера у меня было предельно решительное и максимально романтичное. Настрой, так сказать, на любовь и счастливое будущее.
— Так и что? — высунулся из своего угла Эдик, жуя бутерброд и смотря на меня во все глаза с величайшим любопытством.
— Что, что? — фыркнула я, вспоминая матерным словом свои герберы и тот шикарный веник, коим одарил святой Михаил свою очередную постельную грелку. — Сначала был ресторан. На минуточку, рыбный.
— Ой, Нина, — в помещении послышался равномерный неодобрительный гул, но я шикнула и погрозила всем пальцем.
— Ну откуда ему было знать, что я рыбу на дух не перевариваю?
— Леонид, тьфу, — скривилась Машка.
— Да нет, в общем-то, было вкусно. Я заказала себе сырную тарелку и бокал отменного белого вина, а потом полтора часа пыталась сделать так, чтобы меня не вытошнило.
— Пронесло?
— Пронесло, — кивнула я.
— Ну хорошо, с этим мы разобрались, — прищурилась Карина, — но объясни мне, недалёкой женщине, как после такого провала, ты оказалась в квартире этого жалкого карася?
— Ведомая упрямством, — пожала я плечами, а затем всхлипнула и выдала, как на духу. — Любви хочу, девочки! Чтобы мужик аж повизгивал от чувств ко мне. Чтобы на руках носил. Чтобы у него крышу рвало от страсти. Понимаете?
— Понимаем, — вздохнул Эдик и посмотрел на меня с такой великой грустью в глазах, что мне тут же захотелось обнять парня и плакать.
— Нинк, а Нинк? — в своей излюбленной манере потянула Карина, задумчиво натирая пальцами подбородок.
— Ну?
— А не имеет ли к этому странному марш-броску на Леонидовы маленькие квартиры отношение твой новый сосед?
— Самая умная, да? — фыркнула я и отвернулась, чтобы не выдать себя с головой.
Признаваться, что я форменно взбесилась из-за роз, которые подарили не мне, было смерти подобно. Да и вообще, это была банальная бабская зависть, потому что никто и никогда за всё тридцать три года моей жизни не дарил мне таких великолепных веников.
Да, да, мне просто хотелось так же. Вот и всё!
А вообще, я девушка самостоятельная. Если никто не дарит, то я их сама себе подарю. Ободряюще кивнула я своему отражению в зеркале, а после работы прямоходом отправилась в цветочный салон, где выбрала себе огроменный букетище с чайными розами, эустомами и лимониумом. Подхватила красоту и пошагала в сторону дома, уговаривая себя в том, что мне неважно, встретится ли на моём шагу святой гамадрил или нет.
Плевать!
Вот вообще до фонаря и точка!
Но уже во дворе я заметила чёрную гробовозку соседа на привычном парковочном месте и пропустила разочарованный вздох, а потому подъездную дверь дёрнула на себя с особой прытью.