Она появилась из-за кустов бесшумно, словно охотящаяся кошка. Подтянутая брюнетка лет сорока, в отличной форме, но с несколько неприятным лицом, на котором будто оставила свой отпечаток порочность ее души. Эллен Сикорски, типичная «черная вдова», мошенница и убийца, получившая три пожизненных срока и два смертных приговора.
Самое неприятное, что у нее пистолет, а я оружием обзавестись не сумел, и она это сразу поняла.
- Так, так, так, кто тут у нас? – проворковала она голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Малыш, подвернувший ножку? Какая жалость…
- Да уж, меня не предупредили, что посадка будет настолько жесткой, - ответил я. - Слушай, Эллен, убив меня, ты не получишь никаких очков вообще. Ты – опытная уголовница и вооруженный игрок с хоть каким-то рейтингом, а я – безоружный паренек с вывихнутой ногой. Рискуешь потерять даже тех немногих зрителей, что у тебя есть.
- О, так я все-таки хоть немного, да известна? – держа меня на мушке, она подошла ближе и забрала мой рюкзак, я остался сидеть у валуна неподвижно.
- Боюсь, что нет. Я просто знаю поименно и в лицо всех игроков, которые еще живы. Видишь ли, твой стиль – ошиваться по периферии и охотиться на новичков – позволил тебе выживать несколько месяцев, но ты не набрала ни рейтинга, ни популярности. Когда меня упекли за решетку, у тебя было всего шестнадцать очков. Прошло три месяца – сколько у тебя сейчас?
- Восемнадцать, - призналась она. – Только, видишь ли, в долговременной перспективе моя стратегия может дать какие-то плоды, когда основная масса игроков перебьет друг друга и у меня появятся шансы.
Я хмыкнул:
- А, то есть, про «корсаров» и «апачей» ты не в курсах, да?
- О чем ты?
- Две банды образовались в центральной части острова, и общая интенсивность игры слегка того… снизилась. Более того, игроки все время новые прибывают. Твои шансы остаться последней выжившей – нулевые.
- Эх-х, - вздохнула Сикорски, села на камень в полутора метрах от меня и подтянула к себе мой рюкзак. – Надо накопить очков на телевизор, чтобы быть в курсе событий… А как ты их накопишь, если за таких, как ты очков не дают?
- Вот и я о том же. Тебе совершенно необязательно меня убивать.
Она хихикнула:
- Оставлять тебя в живых – тоже довольно глупо. Ты же можешь ночью на меня напасть, к примеру… Впрочем, ты можешь попытаться убедить меня не убивать тебя, пока я посмотрю твои пожитки…
Кажется, происходящее ей определенно нравится. Я медленно, не совершая резких движений, достал из нагрудного кармана шоколадный батончик.
- Хочешь «сникерс»?
- Боюсь, маловато будет за твою жизнь, - снова улыбнулась она. – Впрочем, давай сюда. Пока я ем, у тебя есть время подумать.
- Ага. Только ты ешь помедленнее, смакуй. Возможно, это последний «сникерс» в твоей жизни.
Она содрала обертку и вонзила в шоколад зубы.
- Слушай, ты знаешь, что такое «рука мертвеца»? – спросил я.
- Две черные восьмерки и два черных туза, - ответила она, не прекращая жевать.
- Чего-чего? – удивился я. – Какие еще тузы?
- Именно эти карты держал в руках «гроза Дикого Запада» Билл Хикок, когда был застрелен. А ты что-то другое имел в виду?
Я кивнул:
- Да. На сленге военных «рука мертвеца» - это средство нанести ответный удар по противнику даже после своей смерти. Например, русская автоматическая система ответного ядерного удара – классическая «рука мертвеца».
- Не знала, - сказала Сикорски. – Но от «сникерса» осталась половина. Быстро заканчивается – аж плакать хочется…
- И не говори. Слушай, достань мою аптечку, пожалуйста. Тем есть кое-что очень полезное. В боковом кармашке рюкзака.
Не спуская с меня черного дула, она полезла в кармашек и вынула аптечку.
- Теперь открой. Видишь три разные ампулы с соскобленной маркировкой?
- Что это?
- «Волчий» наркотик. Все три – разные.
- Волчий – это как?
- Попавший в капкан волк отгрызает себе лапу. С этим наркотиком ты можешь отрезать себе руку и не почувствовать боли. В каждой ампуле безопасная доза, но любые две – стопроцентная смерть от передозировки…
- Я таким не балуюсь, но учту, - она отправила в рот последний кусочек батончика. – Ну что, придумал причину?
Я улыбнулся:
- Да, придумал. Видишь ли, «сникерс» в нагрудном карманчике – это и есть моя «рука мертвеца». Расчет на то, что убивший меня обязательно его найдет и съест… вместе с нейротоксином, который я ввел в него с помощью шприца.
С ее лица враз сошла улыбка.
- Блеф!
- На обертке ты можешь найти дырочку от иглы.
- Я ничего не чувствую, ты блефуешь.
- Ты и не должна. Это нейротоксин, который медленно убивает твой мозг, а в мозгу нет болевых рецепторов. Если тебе повезет – ты останешься калекой-идиоткой и даже не поймешь, что с тобой что-то не так.
- Ах ты ж мелкий ублюдок! Знаешь, я хотела убить тебя быстро, но теперь…
Я остался спокоен.
- Спасение есть. Один из препаратов является антидотом к нейротоксину. Но только один, понимаешь? Принять два нельзя. Ошибешься – конец. Кстати, для того-то я и соскоблил маркировку с ампул. Твои шансы – три к одному.
Она уперла в меня недобрый взгляд.
- Ты скажешь мне, какая ампула.
- Конечно. После того, как ты отдашь мне пистолет.
- Ты меня совсем идиоткой считаешь?
- Пока еще нет, но скоро ты ею станешь. У тебя нет выхода. Либо рискнуть и отдаться на мою милость либо рискнуть и принять наркотик наобум.
Над нами завис с негромким жужжанием дрон с видеокамерой, чтобы снять все крупным планом.
Я улыбнулся:
- Решайся. Если отдашь мне пистолет – я скажу верную ампулу. А потом, когда ты оклемаешься от дозы, дам возможность убедить меня сохранить тебе жизнь. Тик-так, тик-так. Через пару минут начнутся необратимые изменения в твоем мозгу.
Это был очень рискованный момент. С одной стороны, она могла бы убить меня, предпочтя один шанс из трех, и тогда либо ничья, либо выигрыш с вероятностью в тридцать три и три в периоде. С другой стороны – некий непредсказуемый шанс остаться в живых, возможно, большой, а возможно – маленький.
Все время, пока я толкал речь, из-за полога за моей спиной доносилось сопение Макса. Кольер сохраняла молчание – то ли шок, то ли страх, то ли благоразумие. Ладно, пока есть время – можно чего-нибудь сообразить на ужин.
Я развел маленький огонь в миниатюрном очажке: благо, у Робинсона под рукой были заготовлены наломанные сухие ветки в качестве дровишек. На огонь поставил жестяную кружку из хозяйства покойного капитана, отыскал в его припасах несколько пакетиков чая. Сахара нет – ну, что поделать. Так, галеты есть, сушеные фрукты есть, сушеное мясо есть. Поглядим, как тут жить по-робинсоновски.
Некоторое время спустя Макс выбрался из-под навеса, заправляя рубашку в штаны.
- Я все, - сказал он, - твоя очередь.
Я покачал головой:
- Пас. Старовата она для меня, и не в моем вкусе. Но в следующий раз, когда встретим кого-то моложе – я буду первым в очереди.
- Справедливо… Так что?
В вопросе Макса я уловил некоторое беспокойство: его напрягает, что сейчас придется принимать тяжелое решение. Порядочные люди дичают и звереют дольше непорядочных, но обычно это все равно случается, если только порядочность не угробит досрочно. Макс Вогель за почти год в условиях, не способствующих сохранению человечности, всю ее еще не растерял.
Я достал ПЦП и взглянул на экран:
- Ну-ка… Ха, шесть очков. Макс, глянь, что у тебя?
- Плюс семь… Откуда?
- Видимо, ты не слышал, что я говорил болельщикам нашей мадемуазели… Неважно. Давай ее сюда, тут и чаек поспел…
Он вытащил Кольер из-за полога и посадил рядом, набросил ей на плечи ее же плащ.
- Руки-то развяжи, - сказал я, - как ей чаевничать со связанными?
- Думаешь, стоит?
- Ты что, не справишься, если наша гостья не будет благоразумной? – Я повернулся к Кольер: - взгляни вон туда. Дрон висит, видишь? Передай привет своим зрителям, поблагодари: они спасли тебе жизнь… в этот раз.
Ее глаза лихорадочно бегают по сторонам: то ли не понимает, что происходит, то ли просто не верит, что в месте, где брать пленных противопоказано, ее возьмут да отпустят.
- Чаю? Без сахара, но тут уж не до жиру. Галетики, фрукты… Покойный Робинсон угощает.
- Нет, я… я… не голодна. – Голос приятный, мелодичный. – Вы правда меня отпустите?
- Угу. Возможно, потом пожалеем об этом, но договор есть договор… «Выкуп» за тебя мы получили. Но ты же не будешь нам мстить, а?
- Ой, да что вы? Никаких обид, ладно? Это вообще по ошибке было, знай я, что вас двое – сама бы обошла десятой дорогой, что я, дура, что ли? – поспешно затараторила она. – Так это… я пойду, хорошо?
- Твое логово в какой стороне?
- Там, - указала рукой Кольер.
- Далеко?
- Километра полтора.
- Тогда сейчас ты пойдешь к себе домой и больше сюда не вернешься. И не вздумай подбирать свой лук и стрелы, ага?
- Конечно-конечно! – закивала она.
- Ну, тогда не поминай лихом, счастливого пути.
Кольер, все еще недоверчиво глядя на нас, встала, сделала несколько шагов, кутаясь в плащ, и поспешно выбралась наружу. Ушла как есть, оставив у нас всю свою одежду, кроме плаща, и ПЦП, дрон улетел следом.
Я разлил чай в кружки.
- Вот так. Мы заработали тринадцать очков рейтинга и при этом никто не сжег свои перки.
- Здорово ты это провернул, - сказал Макс. – Только сдается мне, что нас ждет вторая встреча. Я не заметил, чтобы ей понравилось… Так что кроме обычного желания очков и имущества к ее мотивации прибавляется еще и месть… Уверен, она побежала за луком… С другой стороны, второй раунд так второй, не привыкать… Тогда уж, если дойдет до этого, меня совесть мучить не будет. Но вот лук ты зря просто так выбросил. Надо было забрать или сломать…
В этот момент справа донесся очень короткий вскрик – и снова воцарилась тишина.
- Слыхал?
- Угу, - кивнул я. – Как мы с тобой и предполагали, она сразу же побежала за луком. Но я кинул его между кустом и ловушкой. Не зная про эту ловушку, Кольер никак не могла ее избежать. Надо было соблюдать уговор. Самое забавное, что этот фраг мне, к счастью, не засчитали: ловушка ведь покойным Робинсоном сделана. «Рука мертвеца» в действии.
***
Мы замечательно выспались: и кров над головой есть, и укрытие, к тому же Макс снова разжился спальником и кое-какой бытовой мелочевкой, что ранее принадлежали Робинсону, взамен собственного утраченного добра. Для пущей безопасности я выключил «радар» и включил «антирадар»: если некий игрок находится в одном месте на протяжении нескольких часов – то там, скорее всего, его лежбище. Для сигнализации Макс купил перк «пеленг», который замечательно работает вместе с «антирадаром»: теперь мы узнаем, если кто-то приблизится к нам ближе, чем на сто метров: от «пеленга» иммунитета не дает ни один перк, хотя сам «пеленг» куда менее функционален, чем «радар».
На следующий день мы провели инвентаризацию и пришли к выводу, что провианта нам хватит не на две недели, а дней на десять. Проблема только в воде, но ручей неподалеку есть.
Мы сделали ходку к ручью, набрали воды во все емкости, которые были: наши фляги и несколько баклажек, найденных в хозяйстве Робинсона. Затем обследовали местность на пятьдесят метров вокруг нашего нового убежища и обнаружили все ловушки, составили схему, главным образом для Макса.
- И какой у нас план дальше?
- У тебя хватит рейтинга на телевизор?
- Хватит. А зачем он нам? Все равно трансляции идут с задержкой в час, чтобы игроки с телевизором не могли иметь преимущества.
Я хмыкнул:
- Самое интересное – это обстановка в лагерях «пиратов» и «апачей». Если не происходит никакого «экшена» - эфир заполняют событиями в лагерях и всякой аналитикой. Мне необходимо понимать, как обстоят внутренние дела обоих кланов и кто в них верховодит.
- Что ты задумал?
- Присоединиться к более организованному клану. Ты же не думал, что мы выиграем в эту игру своими силами? Кстати, четыре месяца назад одним из главарей «пиратов» стал некто Джейсон «Блекджек» Шрайвер – помнишь такого?
Мы взяли провианта по минимуму и за полдня прошли пятнадцать километров, разделяющих наше убежище и внутреннюю прибрежную область. До покинутой полуразрушенной деревни, ставшей базой «пиратов», осталось несколько километров.
- Засядем на скале у ручья и понаблюдаем, - сказал я. - Только не на ближней, а на той, что повыше и подальше. На ближней может находиться пост наблюдения.
- Ты, похоже, ориентируешься на местности? – спросил Макс.
- Ага. Я три года смотрел трансляции Игры. Этот ручей – ближайший к лагерю источник пресной воды, потому туда будут ходить часто. И как раз по этой причине я подозреваю наличие поста на скале у самого ручья. Засядем чуть подальше и посмотрим. У тебя как со зрением?
- Сто десять процентов.
- Прям снайпер, хотя чего я удивляюсь. Значит, у нас может возникнуть проблема, если ходить будут группами. Брать двоих сразу рискованно, да?
Макс кивнул.
- Тогда нам придется провернуть хитрую комбинацию. Я из винтовки грохну одного, а ты возьмешь второго в момент отступления и проведешь допрос. С учетом того, что я буду стрелять издали, а ты поймаешь второго вскоре после выстрела – он может подумать, что ты не имеешь отношения к стрелку.
- А потом?
- А потом, если все будет хорошо, мы пошлем его с письмом Шрайверу.
Макс нахмурился.
- Но Шрайвер догадается, что стрелком был ты.
- Это уже не будет иметь значения. Я предложу ему сделку, от которой он отказаться не сможет, и с радостью простит мне одного убитого… Хотя отчасти ты прав. Без необходимости не стоит начинать с убийства члена группы, которую мы пытаемся сделать своей командой. Но нам нужен «язык», если придется брать со стрельбой – значит, придется.
- Ладно. А что именно ты собрался предложить Шрайверу?
Я улыбнулся:
- То же, что и тебе, Макс. Свободу.
***
Проторчав на скале несколько часов, мы убедились, что на скале у родника действительно сидит снайпер, но всего один.
- Думаю, я смогу его взять незаметно, - сказал Макс. – Забраться туда нетрудно, вон тропинка, а у самой вершины только подтянуться – и я там. Правда, если там сидит толковый человек – может и не выгореть, и тогда я оттуда ноги уже не унесу.
Я отыскал пучок длинной пожухлой травы и принялся крутить из нее нечто вроде веревочки.
- Смотря кого ты называешь толковым человеком. Если спецназов всяких – то на Острове три месяца назад было «тюленей» - две штуки, один ты, второй Шрайвер. Представителей иных спецназов – одна штука, и он сейчас с «апачами». Военнослужащих обычного типа – четыре штуки всего лишь. Из них – у «пиратов» двое, у «апачей» двое. Еще есть несколько продажных копов из нескольких стран, осужденных за убийства. И есть один охотник-сибиряк – но он тоже у «апачей». Правда, я не знаю, кто мог попасть на остров за последние три месяца. Ну а все остальные – это люди, не являющиеся профессиональными снайперами и стрелками. Вероятность того, что наш «часовой» из профи – невелика, потому что все такие люди в «пиратах» составляют костяк, который редко утруждает себя рутиной. Шрайвер не ходит за водой лично и в надежном часовом не нуждается. И вообще, тут за водой ходят группами по десять человек, ты сам видел. Часовой – либо для галочки, либо это враг «пиратов», ждущий одинокого «фрага».
- Тогда может выгореть. Выдвигаемся?
- Сейчас.
Я достал зажигалку и поджег кусочек травяной веревочки. Она вспыхнула, источая белый дымок. Хороший фитиль.
Допиваю воду из фляги, вставляю под крышку «фитиль» и завинчиваю.
- На крайний случай, если он тебя просечет заранее – забрось ему наверх. Он подумает, что бомбочка, и спрыгнет. Только забрасывать надо в паре метров от него, чтоб не успел дотянуться.
- Хм, оригинально, - одобрил Макс.
Скрываясь в кустах и под кронами, мы добрались до подножия холма, на краю которого возвышалась скала, здесь я остался с нашими пожитками, дробовиком и винтовкой, а Макс, взяв мой пистолет, налегке двинулся за «языком».
Ждать мне пришлось минут двадцать, а затем он вернулся, ведя перед собой пленника и неся на плече его винтовку – модифицированную М39 с большим оптическим прицелом.
M39 Enhanced Marksman Rifle (M39 EMR) — полуавтоматическая снайперская винтовка.
Калибр: 7,62×51 мм НАТО.
Скорострельность: 60 выстрелов в минуту
Начальная скорость пули: 865 м/с
Прицельная дальность: 750 метров
Боепитание: 20-зарядный магазин
Оптический прицел: 6-кратный дневной
Получение: находится в контейнере первого ранга с вероятностью 10%
- Есть проблема, - сказал Макс. – Он по-немецки говорит, а по-английски – ни уха ни рыла.
Я кивнул:
- Угу. Фридрих Бунстер, он же «мюнхенский стрелок». Палил из окна по проезжающим автомобилям. Владеет только родным. Wie geht es Ihnen, Herr Bunster?[1]
- Vor zwanzig Minuten war alles in Ordnung[2], - ответил Бунстер с ноткой мрачного юмора.
- Так ты еще и по-немецки горазд, Профессор…
- Я говорю на двадцати шести языках, помимо двух родных.
- Охренеть…
Я велел Максу посадить Бунстера на землю возле дерева, сам сел на поваленный ствол и приступил к допросу, переводя Максу и таким образом создавая впечатление, что допрашивает Макс, а я только переводчик. Вскоре я уже знал, что Шрайвер стал единоличным «пиратским капитаном»: Бергофф был зарезан ночью, ван Грааф обвинил Шрайвера и дело закончилось поединком на ножах. Шрайвер победил, заработав больше ста очков и пару легких ран, а затем принялся укреплять свою власть и дисциплину.
Одним из ноу-хау Шрайвера стало решение «женского вопроса». В лагере пиратов оказалось, не считая суперзвезды Острова Ильзы фон Айзенштайн, всего две женщины, причем обе принадлежали покойным главарям, и из-за них ранее уже лилась кровь. Шрайвер не стал присваивать обеих на правах главаря, а установил определенный порядок, при котором каждый «пират» получал доступ к телу одной из них, которая постарше и попроще, примерно раз в месяц, если не имел никаких выговоров и взысканий. При активной и добросовестной «службе» это могло происходить и чаще. Верхушка же, включая самого Шрайвера, пользовалась второй девицей, молоденькой и куда более «товарной» на вид докторшей-азиаткой, которая заработала четыре электрических стула, травя своих пациенток ради их наследства. За особые заслуги рядовые «пираты» могли получать в награду и докторшу тоже.