Во мне клокочет дикая обида и злость. Всего два вопроса: зачем и нахуа?
Зачем жена спуталась с моим лучшим, и, по сути, единственным настоящим другом, Пашей? И нахуа Маринка выходила за меня замуж всего два месяца назад? Внезапно вспыхнула любовь к Паше?
И ведь если бы не вернулся за забытыми документами, так бы и жил с развесистыми рогами, целуя гадюку. Въехал во двор, когда… скажем так, сожительница, садилась в такси.
Кольнула тень тревоги и подозрения, вроде никуда не собиралась, но может к маме? Поехал следом, она привезла к частному дому, точнее, дворцу, Паши – парень из мажоров, отец – зам прокурора нашего муниципального образования. Облапал и засосал Маринку прямо на входе, возле калитки. Кровь ударила мне в голову, с визгом покрышек торможу около них и выскакиваю из авто - увидев мою машину, у Паши аж лицо посерело – дёрнул мою уже бывшую сожительницу за руку к себе во двор, и успел перед носом захлопнуть калитку.
Твари!
Но может и к лучшему, в тот момент я явно был не в лучшем состоянии, могло случиться всякое нехорошее, не зря у меня со школьных времён была «подпольная» кличка Псих – если я вспыхивал, включался «режим берсеркера», и тогда остановить меня становилось очень сложно. Один раз в старших классах только заступничество отца Паши спасло от серьёзных проблем с законом.
Но доберись я сейчас до «друга», давняя услуга его отца не сыграла бы никакой роли, рожу бы расквасил капитально! И это самый минимум.
Бесполезно постучав ногой по калитке в высоченных кованых воротах, и пройдясь взглядом по столь же высокому кирпичному забору, я понял, что на Паше спустить пар не получится, во всяком случае, не сегодня, ведь Земля круглая, а город Новороссийск не такой уж большой, двести шестьдесят тысяч населения насчитали.
В упадке сил, как всегда бывает после вспышки, поехал домой. Увидев на столе вазу с цветами – только вчера подарил – у меня начался новый приступ активности: собрал в мусорные пакеты абсолютно всю одежду сожительницы и вынес на помойку.
Паша богатый, купит новое, если, конечно, после сегодняшнего не выкинет саму Маринку. Вместе с одеждой в мусор улетела всякая хрень, которой сожительница «украсила» мою квартиру: пара статуэток, картинки, магнитики, фоторамки. Поверх всего этого легли цветы – словно на могилу наших отношений.
Через час приехал «дядя Толя» - отец сожительницы:
- Андрей, мне позвонила дочь, попросила забрать вещи. Что у вас произошло?
- У нас произошла измена вашей дочери. А её вещи я успел вынести на помойку, хотите – пошарьтесь там. И прошу больше не приезжать и не звонить, в ближайшее время подам на развод.
- Андрей, может всё не так…
- Прощайте, незнакомый человек, - обрываю речь тестя, естественно, бывшего, закрывая дверь квартиры. Человек он может и хороший, но дочь ведь явно роднее зятя, будет на её стороне.
А мне ведь с Пашей ещё фирму делить. Помимо дружбы со школьной скамьи, уже долгое время работаем вместе. Город и край у нас южный, жаркий, поэтому занялись климатической техникой.
Точнее, как? Я решил подработать установщиком кондиционеров, узнал всё изнутри, понял, сколько там зарабатывают, и уже затем вышел с предложением к Паше: с него деньги, с меня руки. Не только мои, но и парочки бригад, которые увёл за собой в новую фирму. Начали с демпинга, выдавливая конкурентов, оставляя себе самый минимум. Тогда ещё сам продолжал работать установщиком – жил с этого.
Друг отца Павла оказался не последним таможенником из порта, через некоторое время товар из Европы, Турции и Китая потихоньку пошёл в наш магазин без уплаты доли государству.
Благодаря этому, даже несмотря на откаты «таможне», у нас появилась дополнительная прибыль с каждой единицы, и мы всегда могли сделать технику чуть дешевле, чем у конкурентов, при этом не обижая установщиков, а даже держа плату за установку выше, чем у других. Таким образом, постепенно переманили к себе лучших работников, чем ещё больше ухудшили положение соперников. Ведь когда покупатели пишут гневные отзывы про косорукость их установщиков, а потенциальные клиенты затем читают – поневоле доверие подрывается. Тогда как у нас всё на уровне.
Мысли вновь непроизвольно вернулись к вопросу: «зачем? ». Наверное, всё случилось из-за денег: Марина несколько раз попрекала, что мало выделяю на её «хотелки» и не покупаю машину. Она ведь выходила замуж за богача. Но у меня деньги вложены в имущество: выкупили несколько помещений под магазины, чтобы не платить аренду, а сейчас строим собственный торговый центр. Все средства там.
Получается, выходила замуж не за меня, а за красивую жизнь. Предали все вокруг. Так паршиво, что выть хочется!
Внезапно резко заболела голова, до зубовного скрежета, головокружение и туман в глазах. Не на шутку перепугавшись инсульта – у меня от него умер отец – хочу вызвать скорую, но сознание покидает меня, и я падаю на кровать.
Очнулся от того, что основательно подмёрз, лежу в футболке и джинсах. Приподнимаюсь… Что за нахрен? Вокруг тёмная ночь без единого проблеска света, стен квартиры не наблюдается, а звуки такие, как будто я в степи. Откуда степь в Новороссе?
Концентрируюсь на том, что помню последним. Головная боль, я куда-то падаю. Ну, куда-то, это на кровать, она подо мной, а вот всего остального положенного к ней почему-то нет!
Хотел попытаться нащупать стены, но укол камешка и стеблей сухой травы в ступни остановил этот порыв найти логическое обоснование происходящему. Чего уж точно нет в моём жилище, это растительности на полу. В сознание потихоньку начинает закрадываться страх и отрицание того, чем очень легко объясняется всё вокруг. «Этого не могло произойти со мной! Нет, только не со мной! »
Голова всё ещё достаточно сильно болит, поэтому делаю единственное разумное, что возможно в темноте – заворачиваюсь в два одеяла и засыпаю в глупой надежде, что утром всё вернётся к тому, как было.
Утром, естественно, ничего не поменялось, кроме того, что на небосвод взошло светило красного оттенка, увеличенного относительно Солнца видимого размера, а вокруг меня действительно показалась степь с небольшими пригорками. Не видно ни поселений, ни деревьев. Сильно напоминает Калмыкию, куда один раз ездил по делам фирмы, договориться о поставках сплитов.
Много раз, смотря фильмы про Великую Отечественную войну, невольно представлял себя на месте героев, попавших в окружение. В юности, по горячности, недоумевал, зачем сдаваться в плен, если тебя всё равно убьют? Чуток повзрослев, понимание пришло. Во-первых, это я знаю, как фашисты будут обращаться с пленными, а во-вторых, человек всегда НАДЕЕТСЯ на лучшее. Побудет в плену, а потом вернётся домой. Ну, разве что «царь» сменится на немца, так они уже сидели на троне Российской империи.
Вот и я сейчас ПОНАДЕЯЛСЯ, что всё будет хотя бы не плохо. Никакого сигнала из будущего: «не сдавайся, из этого мира нет пути домой! » я не получил. Потому повёл себя ничуть не лучше баранов, своими ногами идущих на убой – сдался на милость судьбы.
Отбросил «палку», отошёл в сторону, сел на землю. Всадник понял, что разговаривать со мной бесполезно, общаемся пантомимой.
- Пить, - снова показываю жестом.
Абориген положил невдалеке кожаный бурдюк, к которому я немедленно присосался.
- Тар, тар! – заволновался конник. Боится, что выпью всё?
Вытираю одеялом рот:
- Что у вас то «хар! », то «тар! », - с сожалением откладываю бурдюк, затем показывая, что засовываю в рот еду. Не ел примерно сутки, и для организма, не привыкшего к такому, это большой стресс.
Всадник начал следующий раунд пантомимы: указывает на меня пальцем, произнося «ур» - как я посмотрю, шепелявым в их обществе чрезвычайно сложно, а затем поднимает руку с пальцем в небо – «танды окран? », именно с вопросительной интонацией.
«Считает меня посланником богов? Или попаданцы в их мире достаточно частое явление? » - других объяснений не вижу. Последняя мысль не лишена логики: ведь если в нашем мире ежегодно бесследно пропадают десятки тысяч людей, то наверняка – уж я теперь знаю с абсолютной достоверностью на собственном примере – какая-то часть попадает в другие миры. И почему бы не предположить, что в некоторые по неизвестной причине мироздания они «сыплются» чаще. Если, конечно, обитаемых миров много. Впрочем, в этом я тоже уже почти уверен.
Как дать ему ответ? «Ур», надо понимать, с вероятностью в девяносто с лишним процентов, местоимение «ты» - первое слово в копилку русско-аборигенского словаря. Кивать или говорить «да» - сомнительная затея, здесь это может означать совершенно другое.
Прикладываю ладонь к груди, а затем пальцем указываю в небо – думаю, понятно.
- Ахшы! – кивает(! ) всадник, доставая из заплечного мешка что-то съедобное, отрезает кусок и кидает мне в руки, видимо, не всегда попаданцы бывают безобидными.
Пока я пытаюсь что-то сделать с куском жёсткого мяса, баранины или вовсе конины, всадник, не выпуская меня из вида, пошёл обследовать мою палку. Она ему очень понравилась, наглаживает полированный слой лака, цокая языком.
- Ок, ок! – начинает приговаривать он, жестом показывая подниматься и двигаться в южном направлении. – Тады ок!
- Да нихрена не окэй! – возражаю я его заверениям на английском, что всё хорошо или в порядке.
Угрожает плёткой, вот это сразу прекратить. Показываю на него, плётку, себя, снова на себя, на него, изображаю удар кулаком в челюсть: «Ахшы? » - спрашиваю у него, надеюсь это «понятно» или «хорошо».
- Ахшы! Тады ок! Тунир! – снова указывает рукой на юг.
- Ну раз ахшы, то ахшы! – по всей видимости, мне «предлагается» пройти к месту его обитания.
Спустя полчаса ходьбы, когда всадник сопровождал меня позади, вышли к поселению из подобия до боли знакомых юрт.
Встречать выбежало всё население, реально краснокожие, высокие, худощавые, но на лицо не монголоиды. Лицо у них вообще немного странное на мой взгляд: чуть вытянуто вперёд, а затылочная часть черепа у тех, у кого могу видеть – назад вверх, на Земле подобные черепа кое-кто относил к пришельцам.
Вот и «пахан»! – вперёд выдвинулся надменного вида мужик, обходит по кругу, щупает одеяло в уже грязном от лежания на земле пододеяльнике, пытается приподнять его.
- Хар! – говорю ему, вырывая угол одеяла из руки. «Прогнёшься – сделают вечным терпилой», я и так уже нахожусь в положении полу-раба.
Один из стоящих возле «пахана» «шестёрок» стегает меня плетью, не больно, но показывая «моё место» в иерархии. Ах ты шавка, тявкать вздумала? Зря, ой зря, отдал свою палку, с одной стрелы, скорее всего, всадник меня не убил бы, а там я уже мог достать его, завладеть лошадью – другой вопрос, что мне с ней делать?
«Унижение» спускать нельзя, резко подскакиваю к ударившему, залепляя в морду, пончо несколько мешается, удар выходит смазанным. Крики, гвалт, на меня кидаются несколько краснокожих, одному успеваю врезать лбом в лицо, и тут по голове прилетает ножкой моей кровати, занавес.
Очухиваюсь ближе к вечеру, лежу на земле, руки-ноги связаны. Голова деревянная, не иначе передоз от близкого контакта с частью мебели. Увидев, что я очнулся, верещит подросток, из юрт выползают местные. Начинается суд. Выносят приговор – растягивают верёвками, пять ударов плетью по голому телу. Больно, но не смертельно, без просечки кожи, лишь показать власть.
- Гондурасы, я вам ещё покажу! – сдача в плен и в моём случае не принесла ничего хорошего, «надо было сражаться» - немного запоздало сожалею я.
В наказание на ночь оставляют на улице, на той же «площади». Связали, но хитрым узлом, без нарушения кровообращения, предварительно дав одеться.
Ночёвка на холодной земле – занятие не из приятных, это не на матрасе, лежащем на ортопедическом основании. Ранним утром, на восходе, новый раунд воспитательной работы: стращают всеми мыслимыми карами, в том числе типа саблей-шашкой «пахана». Затем указывают на стадо баранов, на меня (говорят, что я баран? ), двумя пальцами изображают ходьбу, после чего палец «толмача» указывает на бурдюк с водой и кусок мяса в руке.
Предлагают мне работу за пропитание? Хорошо, это шанс узнать округу и сбежать.
Так и начались мои будни «барановода». Без наблюдения не оставляли, первое время вообще был на подхвате у двух мальчишек. В принципе, правильно, я же ничего не знаю.
Плавание продолжалось не сильно долго, около недели, но честно говоря, считать дни совсем не хотелось. Лежу на свободном от баранов пятачке, «думаю» - стоило ли надеяться на доброту чужих людей? На будущее: никогда никому не верить, действовать только в своих интересах.
У кого другого в моей ситуации могли бы опуститься руки, появиться мысли о суициде, но не у меня. Стоит вспомнить последний день на Земле, калитку перед домом Паши – внутри бурлит злоба, дающая сильную мотивацию жить. Надо вернуться, набить морду бывшему другу, и чтобы сожительница не пользовалась чисто моим имуществом. Никакого вклада в благосостояние нашей «ячейки общества» с её стороны не было.
Сначала похитители пытались кормить рыбой. Такого отвратного приготовления, что даже не пытался есть. И так у меня не самое лучшее отношение к ней, ну не нравится, и всё тут! Могу… мог немного поесть филе, а уж если с костями – проще остаться голодным.
Видя, что рыба остаётся нетронутой, донесли капитану или хозяину корабля, тот пришёл «поговорить». Сразу пантомима: показывает на рыбу, и как будто ест.
Криво усмехаюсь: раб смеет не есть, понижая свою стоимость или вообще решив умереть – нельзя такое допустить! В ответ указываю на рыбу, и делаю вид, что меня тошнит. Тыкаю в барашка:
- Ахшы? – и откидываюсь на спину.
Ценен для них, покормят. А на нет и суда нет, жить рабом, как уже сполна понял – для слабых духом.
Покормили, хотя повар у них не умеет готовить и мясо – спалил. Однако есть всего два выхода – есть и жить для продолжения борьбы либо сложить лапки и сдохнуть. Выбор очевиден - я иду к далёкой цели!
Хотелось бы сказать, что выспался на год вперёд, но сон на деревянном полу во время качки в окружении стада блеющих баранов – удовольствие своеобразное, отлежал все бока, несколько раз на волне врезавшись в столб, к которому привязан. Пока позволяет время и кормёжка – попытался привести тело в минимально-удовлетворительные кондиции, выполняя различные упражнения. Экспресс-курс: «Попытка надышаться перед смертью».
Через боль мышцы вспоминали о своём предназначении. Главное для меня – не перенапрячься, иначе на время стану не готовым к драке за жизнь. А ничего другого впереди не предвижу.
Куда-то приплыли, корабль совершает несколько поворотов, морячки носятся по палубе с громкими криками и ругательствами – куда уж без них? Швартуемся.
Впятером выводят на палубу, вижу первый город этого мира. Ну да, средневековье, как его любят рисовать историки, однако далеко не такое помпезно-вычурное, как «античные» города Земли. Стена – так просто стена из почти необработанных каменюг. Дом – так чисто утилитарное жилище, без потолков высотой в пять метров, ведь местные понимают, что такое никак не протопить в холодную погоду.
Про запашок ничего сказать не могу, так как от самого смердит после недельного пребывания в вонючем трюме. Там, конечно, два раза в день проходились с деревянными лопатами, убирая какахи, но всё не почистишь, а уж тем более не выведешь аромат.
Спускаемся по трапу. Другие люди, внешним видом не похожие ни на морячков, ни на барановодов – вполне можно обозвать «арийцами»: высокие, белая кожа, светлые волосы - встречают внизу, заковывают в кандалы. Пиндец! Как говорится: «всего лишь бросил оружие» при первой встрече с аборигенами.
Отводят в одноэтажное здание – загон-тюрьма для живого товара с небольшого размера камерами за крепкими дверьми с решётками. Служитель тюрьмы, пока я в кандалах, демонстрирует две «приспособы». Первую прямо на мне: двузубец на среднем длины «черенке», зубцы которого обмотаны тканью – берёт шею в захват орудия, слегка поднимает вверх, зубцы ложатся на плечи, рычаг в действии, голова задирается, тело тянет вперёд, попав в этот захват - сопротивляться уже не получится. Вторая: деревянная палка, также обтянутая в средней толщины слой материи. Изображает удар по своей руке, после чего начинает её тереть и трясти, приговаривая нечто вроде: «уфь, уфь, уфь». Актёр из него так себе.
Ясно, не проданный товар сильно портить не станут, но меры против буйных давно выработаны. Первым делом запускают в помывочно-постирочную комнату: когда стражники вели сюда, то морщили носики от амбре. Ну ладно, хоть не как европейцы в том же Средневековье и период Возрождения, когда люди могли помыться всего пару раз за жизнь, а вонь скрывали «кёльнской водой» - одеколоном (eau de Cologne).
У них даже есть нечто, похожее на мыло! Цивилизация! Выдали небольшой кусок, показав пантомиму по применению: смочить, намылиться, смыть. Воду набирать из этого крана - он у них есть!
Кандалы, наконец, снимают.
- Терза! – приказывает служитель, делая взмах кистью руки. Видимо: «Дерзай! Давай! Приступай! Вперёд! »
Приступаю. Водичка из крана слегка тёплая, даже не скажу, каким образом. Где-то с той стороны стоит дровяная печь?
Первым делом застирываю джинсы, ходить голозадым непривычен. Что делать с одеялом-пончо, которое до сих пор со мной. Постираешь – будет долго сохнуть, не постираешь – противно использовать. Стирать! Как-нибудь высушу.
Из деревянной бадьи омываю пол, укладываю одеяло без пододеяльника, встаю и начинаю мыться сам, одновременно топча стираемое, служитель только хмыкнул, увидев мой приём – наблюдает, чтобы я помылся?
С выжимом ожидаемо возникли проблемы, но неожиданно выручил тюремщик:
- Ракшан! – прокричал он куда-то вдаль по коридору.
Прибежал мужичок не-ариец, который после короткого указания подержал один край. Сил у него маловато, но кое-как отжали. Показываю надзирателю, мол, повесить бы. Мужик попался не злой, или я впечатлил его своим «умом и сообразительностью» - позвал второго тюремщика, сопроводили во двор, позволили вывесить на солнышко. Джинсы с футболкой высохнут на теле.
Я опять поневоле начинаю верить в хорошее. Подавить! Я тут никто, звать никак, кратковременная доброта не означает, что меня не отправят на каменоломни, или не съедят на званом ужине. И не надо про цивилизованность, вдруг у них религия говорит о том, что есть немытое – вредно, а вот мытое – полезно!