Игрушка Дикого

1 глава

В офисе у отца пахнет дорогим деревом, деньгами и проблемами. Запах, от которого у меня всегда сводит скулы. Я стою перед его монументальным столом, чувствуя себя на десять лет младше, и жду разбора полетов.

Он не смотрит на меня, изучая какую-то бумагу.

Театральная пауза — это его любимый прием.

— Макс, на тебя жалуются!

Фраза повисает в стерильном воздухе, будто хирургический скальпель, готовый к трепанации моего черепа. Желудок непроизвольно сжимается в комок, но лицо остается каменным. Нельзя показывать свою слабость и зависимость.

Непроизвольно фыркаю. Звук получается резким и презрительным.

— Валентина?

Отец молчит. Он медленно откладывает ручку, складывает пальцы домиком и наконец поднимает на меня недовольный многозначительный взгляд.

В его серых, выцветших от постоянного напряжения глазах я читаю всю палитру его чувств: разочарование, усталость, злость.

Ясно. Она. Конечно, она. Кто же может быть еще?!

— Это потому что она страхолюдина, — говорю я, растягивая слова и наслаждаясь их грубостью. — На такую и на необитаемом острове стоять не будет, а она меня хочет.

— Прекрати! — его голос не просто повышается, он взрывается.

Лицо отца багровеет: краска медленно, от шеи, заполняет его щеки, лоб, даже уши.

Я почти физически ощущаю, как у него сейчас подскочило давление. И мне… черт побери врача, что засел внутри... хочется дать ему таблетку.

— Ты и так своими похождениями стал звездой всей клиники!

Понимаю, что разговор затягивается, а в ногах правды нет, разваливаюсь в кресле напротив, демонстративно забрасывая ногу на ногу. Поза неуязвимого наглеца, но это мой способ не подпускать к себе никого близко.

— И что?! — бросаю ему с вызовом. — Это вообще твоя была идея пристроить меня Айболитом к себе под крылышко. «Семейное дело», «династия». Бред сивой кобылы.

— Это был лучший для тебя вариант! — он хлопает ладонью по столу так, что звенят стеклянные пресс-папье. — После той твоей истории! Ты думал, вариантов было много?

— Лучший для меня вариант, — говорю я медленно, подчеркивая каждое слово, — снова укатить куда-нибудь во Вьетнам или Таиланд, а не морозить сопли в этом сером городе, где солнце выходит раз в месяц.

— Хочешь быть паразитом? — цедит он сквозь зубы. — Прожигать жизнь?

— Хочу жить в свое удовольствие, — парирую я, — потому как бабушка, в отличие от некоторых, предоставила мне такую возможность. Понимаешь? Возможность. Выбор. А не условия, где я заключен в четырех стенах этой клиники добровольно-принудительно.

Его лицо застывает. Мы оба знаем, о чем речь.

— Этому не бывать, — голос отца становится ледяным, багровый цвет спадает, сменяясь мертвенной бледностью. Это еще хуже. Это тон человека, который не спорит, а выносит приговор. — Ты здесь. И ты будешь работать на благо клиники, как мы с тобой условились.

— Отличная отцовская любовь! — смеюсь я, и смех получается горьким. — У тебя не получится заставить меня быть тобой. Это нереально.

— Я вытащил тебя из той передряги с одним условием, — напоминает он, и его палец упирается в полированную столешницу, будто вбивая гвоздь. — Ты помнишь его?

— Помню – до тридцати я твой раб.

— Не раб, Максим, а штатный сотрудник этой медицинской клиники. И ты будешь вести себя как отличный специалист, а не как цирковой клоун.

В воздухе снова повисает пауза. Но теперь она заряжена другой, более тяжелой консистенцией — угрозой.

— И вообще, — отец откидывается в кресле, и в его глазах вспыхивает тот самый огонек, который я ненавижу больше всего. Огонек администратора, решающего сложную кадровую проблему. — Я хочу добавить тебе нагрузку. Нам из университета прислали практикантов.

Ошарашенно смотрю на него, не веря услышанному, а время будто замирает, после чего с грохотом обрушивается на меня.

Практиканты?

Эти ботаны с горящим глупым светом в глазах, вечно путающие инструменты и задающие идиотские вопросы?

Ну нет!

Я не нянька.

— Нет! — эмоционально сотрясаю я воздух.

— Максим!

— Я против, ты слышишь? Я не буду нянькой для этих ботанов. Они мне скальпель в печенку воткнут, пока я им буду показывать, как шов накладывать! Сам с ними возись, если тебе так приспичило социальную ответственность проявлять.

Отец смотрит на меня без единой эмоции. Как на неудачный эксперимент.

— Один твой в любом случае. Ты назначен руководителем на период практики, и это не обсуждается. Это шанс проявить…

Не дослушиваю. Просто разворачиваюсь и иду к двери. Каждая мышца в теле напряжена до боли. Слышу его срывающийся голос за спиной:

— Максим, я с тобой не закончил!

Моя рука сама находит массивную латунную ручку. Я дергаю дверь на себя с такой силой, что стена, похоже, вздрагивает, и тут же припечатываю ее обратно.

Глухой, оглушительный хлопок, похожий на выстрел, эхом раскатывается по приемной. Секретарша вздрагивает, роняя папку. Я прохожу мимо, не видя ее. В ушах — белый шум ярости.

Меня просто БОМБИТ!

Немыслимо! Отец с его манией контроля, с его попытками сделать из меня «приличного человека» и «отличного врача» просто достал. Я и так послушно отбываю здесь наказание – больные, а теперь… практиканты.

Это же ответственность. Надзор.

Он что, правда думает, что это меня перевоспитает и сделает удобным, ручным?

Мчу по коридору, не замечая приветственных кивков, улыбок администраторов. Они все — часть этого мира. Мира, в котором я не хотел и не хочу находиться.

Кривлю физиономию в оскале, от которого одна санитарка шарахается в сторону.

Усмехаюсь.

Да, я такой! Неуправляемый. Почти. И дикий!

Но я не мог быть другим! Априори! Отец при рождении наградил меня не просто фамилией, он выдал мне приговор. Пророчество.

Дикий.

Это же не фамилия, это диагноз, клеймо, выжженное на лбу.

Дикий — значит неприрученный. Значит, с клыками и когтями. Значит, я буду царапать эти стены, пока они не рухнут, или пока не сдохну. Вот только он этого не понимает.