Денис
— Папа, что случилось? — врывается в кабинет девчонка. — У тебя всё нормально?
И я, привыкший ко всему в этом мире, вдруг понимаю, что я ничего не знал и не видел до этого самого момента.
Эта девчонка — как фарфоровая кукла тонкой ручной работы. Она стоит, как сияющая свеча посреди этой тяжёлой комнаты в багровых тонах, и мне кажется, что я могу разглядеть каждую голубую венку, проглядывающую под её прозрачной белоснежной кожей. Могу увидеть, как тонкими реками течёт кровь по этим тонким невидимым глазу рекам.
Сапфировые глаза редкого зеленоватого оттенка с ужасом смотрят на Ивана Доронина, её отца, она переводит взгляд на нас. Я тону в них на долю секунды, когда её непонимающий, полный испуга взгляд равнодушно скользит по мне, будто я пустое место. Просто тень, не заслуживающая внимания.
И останавливается на Молохе.
И я её понимаю. Тут есть чего бояться.
Огромный, здоровый Молох с уродливым шрамом во всё лицо, рассекающим скулу и уголок рта, с нескрываемым удовольствием рассматривает девчонку. Он сидит, развалившись, в высоком кожаном кресле, как будто он здесь хозяин, широко раздвинув ноги, как истинный альфа, который демонстрирует всем своим подданным и гарему свои яйца, а его ладонь расслабленно лежит на бедре. И я буквально читаю его мысли.
И никакие дизайнерские итальянские шмотки не могут замаскировать его дикую сущность. Какую бы дорогую рубашку он не напялил на свою волосатую бычью шею, она не сделает из него респектабельного бизнесмена, в которых поголовно переделались сейчас все бывшие бандиты.
Джентльмена и бизнесмена из него можем сделать только мы: братья Медведевы.
Перекидываюсь взглядом с Лёхой. Мы ведь братья, и мы отлично знаем, чем это всё может закончиться.
А девчонка тем временем стоит посреди кабинета, кутаясь в огромное махровое полотенце, и мокрые струи стекают с её длинных золотых волос прямо на дорогущий иранский ковёр ручной работы.
Мы ведь её выдернули прямо из душа.
Точнее, Молох.
И вот сейчас она пытается замотаться посильнее в свою тряпочку, которая не способна скрыть её обалденное юное тело.
Длинные ноги, которые она ставит носками внутрь, чуть косолапя, как маленькая девочка, пойманная за воровством конфет…
Вот сзади полотенце провисло, и я вижу её спину с камушками позвонков, убегающих тонкой дорожкой вниз, где приоткрывается её круглая подтянутая попка.
Ах, моя маленькая феечка. Если бы полотенце только могло спасти тебя от этого жестокого мира! Хотя, я уверен, девчонка уже взрослая и знает уже побольше многих. Они ведь сейчас во сколько начинают трахаться и рожать? В тринадцать? Пятнадцать?
А судя по документам, которые мы, конечно же, предварительно изучили, нашей Валерии Ивановне Дорониной уже восемнадцать, скоро будет девятнадцать. Вполне себе зрелая девушка.
Я, конечно, всё понимаю, и её отец Иван Доронин — полный мудак и гондон, он сам во всём виноват.
Но как он мог вообще так подставиться?!
А теперь, глядя на эту маленькую хрупкую девчонку, я понимаю, что он всё делал ради неё. И только. Да вот теперь я даже боюсь представить, что с ней сделает Молох, когда заберёт её себе.
А он это точно сделает. Я вижу это по выражению на его мерзкой дряблой роже, по которой чуть ли слюни уже не текут от предвкушения. Как будто мало ему его многочисленных блядей и шлюх, которые пасутся вокруг него огромными табунами.
— Какая у тебя красавица дочка, — с наслаждением маньяка-извращенца произносит Молох, и я вижу, как он облизывает свои масляные пухлые губы сластолюбца. Как у бабы.
— Только не Лера! — вдруг рыпается Иван, который до этого момента послушно сидел за своим дорогущим столом за десять тысяч долларов и не возникал. — Прошу! — искажается от боли его лицо, но дуло пистолета, приставленное к его затылку одним из ребят Молоха, лучше любого аргумента усаживает его обратно.
— Папа! — вскрикивает это фарфоровой ангел с коралловыми губками, с ужасом уже озираясь по сторонам.
И я вдруг чувствую, что мне хочется подойти к этой девочке. Обнять её, укутать в свой английский кашемировый пиджак, спрятать на своей груди и унести отсюда.
Подальше от этих сраных бандитских разборок.
Но я лишь переглядываюсь со своим братом, Лёхой, и деловым ровным тоном настоящего джентльмена произношу:
— Итак, господа, давайте обсудим суть претензий нашего клиента по существу, и затем уже каждый из вас примет взвешенное решение.
И я вижу, как девчонка смотрит на меня.
Как на мессию. Как на спасителя.
И тут я вдруг понимаю, что я и хочу спасти её. Во что бы то ни стало. Даже с уроном для моей репутации.
Нашей с братом репутации. Ведь мы, братья Медведевы — одни из самых высокооплачиваемый адвокатов мафии.
Подъезжаю к дому: у крыльца стоят какие-то незнакомые машины. Огромные, тонированные внедорожники.
Рядом с одним стоит здоровенный амбал, больше похожий на бандита из девяностых. Не хватает только спортивных штанов Абибас и золотой амбарной цепи на шее, но современные бандиты одеваются стильно и модно.
Я ещё даже не родилась в девяностые, но прекрасно знаю, что тогда творилось.
— Добрый день, — вежливо здороваюсь с ним.
Я воспитанная девочка, и меня учили здороваться первой, если ты хозяйка, и у тебя гости.
— Здорово, — кидает мне этот детина, с нескрываемым любопытством и вожделением разглядывая мою фигуру.
Я только что приехала со спортивной тренировки по йоге и не стала переодеваться, поэтому на мне сейчас обтягивающие розовые леггинсы и спортивный топик под грудь. И всё это больше оголяет и подчёркивает, чем скрывает моё тело.
— Вы к папе? — ещё раз вежливо интересуюсь я, поёживаясь под его скользким взглядом и запахивая поплотнее на себе кардиган.
— Ага, к папе, — сплёвывает этот мудак, продолжая пялиться на мою грудь.
И мне хочется поскорее сбросить с себя его липкий мерзкий взгляд, как прилипшую помойную муху.
Ладно, каких только посетителей не бывает у отца, поэтому я стараюсь поскорее пройти в дом. Явно, что это просто чей-то не очень воспитанный водила. Мой папа влиятельный человек. И поэтому у нас в доме бывают совершенно разные люди.
Я уже привыкла. Ну, если не считать вот таких «приветиков» из прошлого.
Всё-таки сейчас время цивилизованных переговоров, а не бандитских разборок.
Прохожу в дом, и не кричу, как я обычно это делаю: «Папа, я дома!», а быстро шмыгаю к себе по лестнице наверх, чтобы не отвлекать отца от важных дел.
Время позднее, в дальней комнате в конце коридора, где кабинет, горит свет, и я уверена, что раз у нас до сих пор гости, значит, дело действительно того стоит.
Я подожду. Одно я знаю точно: что бы не случилось, все важные дела подождут ради меня.
Я ведь единственная дочь Ивана Доронина, и мне кажется, что после того, как восемь лет назад умерла мама, он остался жить только ради меня одной.
— Пойми, Лера, всё, что я делаю, я делаю только для твоего будущего, — постоянно твердит он мне.
И ещё мне кажется, что глядя на меня, он видит её.
Я помню свою маму. Молодой, улыбающейся, счастливой, а не худой, умирающей и опутанной трубками капельниц.
И хотя её образ понемногу расплывается в моей голове, я знаю, что я очень похожа на неё.
Захожу в свою ванную комнату и стягиваю с себя спортивную одежду. Поёживаюсь, вспоминая мерзкую ухмылку детины у авто.
Встаю под горячие обжигающие струи и смываю с себя всю приятную усталость после тренировки, весь прошедший день и этот липкий взгляд.
Уверена, что сейчас папа закончит все свои важные переговоры и мы будем ужинать. Потому что для него нет ничего важнее меня.
Мне даже иногда кажется, что он чересчур меня опекает. Но я уже закончила школу и учусь на первом курсе, так что даже не сомневаюсь, что он уже присматривает выгодную партию для меня.
Только меня это мало волнует.
Я сначала хочу закончить институт и построить карьеру, а потом уже думать о каком-то там браке. И то, если захочу. А если честно, я просто пока не встретила никого, кто меня вообще заинтересовал бы как мужчина.
Ну не эти же сопливые ровесники с моего курса! Или, ещё лучше — папины пузатые партнёры по бизнесу. Так что я пока даже не задумываюсь об этом.
И тут меня отвлекает от моих мыслей громкий стук в дверь. Выключаю воду, и до меня доносится:
— Лера, скорее! Выходи быстро! Иван Андреевич! — бешено колотится в дверь Валентина, наша домработница.
Моё сердце останавливается на секунду, я мгновенно выскакиваю из душа и быстро схватив первое попавшееся под руку полотенце вылетаю из ванной:
— Что произошло?! Что с папой? — кричу я, уже несясь вниз по лестницу в сторону кабинета.
Я так боюсь, что с ним что-то случилось, иначе бы Валя не стала бы так меня дёргать, что, залетев в папину библиотеку, не сразу соображаю, что здесь вообще происходит.
Я замираю в центре комнаты, и понимаю, что мой отец сидит за столом. Живой. Но такой бледный, что я даже не сразу узнаю его.
— Папа… — тихо бормочу я, обводя взглядом незнакомых людей, собравшихся здесь, и понимаю, что случилось на самом деле что-то страшное.
Только не с папой.
А со всей нашей жизнью.
Рядом с моим отцом стоит ещё один мордоворот, как будто брат близнец того, кого я уже встретила на улице. И я вижу, как в его руке что-то поблескивает.
Ствол!
На нас напали бандиты? Это ограбление?!
— Папа, отдай им всё, что они просят! Забирайте всё, только отпустите его! — выкрикиваю я, и тут слышу клокочущий звук.
Оборачиваюсь.
— А она у тебя бойкая выросла. И красивая, — произносит со смехом скрипучим низким голосом какой-то мужчина, развалившийся в любимом папином кресле.
Огромный. Он еле помещается в нём всей своей гигантской тушей, а всё его лицо, когда-то, возможно, даже привлекательное и волевое, сейчас портит уродливый шрам.
Я смотрю на него, не в силах отвести взгляда, и могу даже разглядеть мелкие бисеринки пота на его лбу и лысой голове.
— Лера, — произносит он, причмокивая своими чересчур пухлыми для такого лица губами. — Поедешь со мной, лялька? — с недоброй усмешкой спрашивает он меня, и я только смотрю на папу в поисках помощи и ответов.
Но я понимаю, что он мне сегодня не сможет помочь.
— Только не Леру, — вдруг решительно произносит он, но огромный мужик вдруг рявкает на него:
— Завали хлебало! Тут я решаю, что делать с тобой и с твоей девкой! И поверь, ты ещё легко отделался за то, что натворил! Скажи спасибо, что твои мозги до сих пор не размазали по этой сраной стенке!
Я застываю, как муха в янтаре, не в силах пошевелиться, и чувствую, как на пол стекают струи воды.
Алексей
Смотрю на эту испуганную девочку, которая секунду назад вбежала в комнату, и вдруг понимаю, что я здесь не для того, чтобы отстаивать интересы этого давно разжиревшего криминального авторитета Молоха, и даже не этого нагадившего от страха в штаны Ивана, который сам виноват во всём случившемся, а лишь для того, чтобы присвоить себе это чудо.
Мягкое, воздушное и ванильное.
Стоя в дальнем углу, рядом с братом, я чувствую её аромат. Её дикий терпкий запах молодой самки.
Лесной земляники, первой травы и желания.
Моего желания, которое сейчас пульсирует у меня в штанах отбойным молотком.
Бросаю взгляд на Дениса. Я же знаю своего брата. Косового взгляда мне достаточно, чтобы понять, что он тоже заметил эту девчонку.
Захотел её.
И хотя по нашему виду даже и не скажешь, что мы оба запали на одну и ту же девку, я спинным мозгом чую его вздыбленную шерсть на лобке.
А вот наш дорогой клиент Молох, пожалуй, совсем разучился держать себя в руках. И теперь готов на всё ради того, чтобы запустить свои грязные жабьи лапы между двух прелестных белоснежных бёдер, которыми Лерочка сейчас неосознанно трёт друг об друга, переминаясь с ноги на ногу…
Ах ты моя сладкая земляничка. Моя Лолиточка.
Искоса посматриваю на Дэна: он уже принял охотничью стойку. Ну что же, мы с ним часто не прочь покувыркаться втроём. Или вчетвером. Мы ведь всё с детства делим пополам.
Дом. Учёбу. Работу.
Женщин.
Это только с виду мы с ним — респектабельные дорогие юристы, но внутри мы те же самые дворовые пацаны из банды, которые просто сумели пробиться наверх. Получить диплом престижного вуза.
А потом наша банда подросла, обзавелась всевозможными дорогими бизнесами, которые надо оберегать и защищать.
И теперь мы представляем интересы респектабельных бизнесменов, которые крышуют все те же подпольные бордели, нелегальные казино и дурь. Отмывают бабло. Только и всего.
Могу поспорить, что бедная девочка, выросшая в этом пряничном замке даже и не подозревает о том, чем занимается её папаша.
А папаша влип. Очень сильно влип…
И всего каких-нибудь пять минут назад я был бы готов первым подтвердить Молоху законность его притязаний. Но теперь я вижу эту дрожащую под нашими взглядами принцессу, и понимаю, что ведь у неё тогда ничего не останется.
А ведь я прекрасно знаю Молоха, на что он способен. Сам видел его гарем. И не раз.
А этот жирный боров уже распалился.
Поднимает свою тяжёлую тушу с кресла, подходит к девчонке, словно обнюхивая её, и я вижу, как она вся сжимается в розовый нежный комочек от одного его вида.
— Какая лялька, — сладострастно бормочет он, и вижу, как его лапа уже готова сорвать с неё её жалкое полотенчико, которым она пытается прикрыть своё божественное тело.
По правде говоря, я и сам застыл в ожидании. Ловлю себя на мысли, что отдал бы всё, что угодно, лишь бы самому сейчас подойти к этой девочке, прикоснуться к её нежной атласной коже, провести пальцами у неё между полных торчащих грудок, обхватить их ладонями…
Но сейчас мне до боли невыносимо видеть, как эта горилла пытается присвоить себе то, что не принадлежит никому.
Точнее, должно принадлежать мне.
— Господа, предлагаю обсудить по существу все ваши взаимные претензии и вынести справедливое решение, — вдруг подаёт голос мой брат.
Пронырливый, точно действует на опережение.
Хочет остановить этого Молоха.
Я же чувствую его терпкое желание. Ведь оно у нас с ним одно на двоих.
Что-то придумал.
— Итак, поскольку Иван Доронин задолжал нашему клиенту Андрею Юрину шестьсот миллионов двести тридцать две тысячи и пятьдесят рублей, — важный тоном адвоката произносит Дэн, — и поскольку в настоящий момент у него нет всей необходимой суммы для покрытия долга, а также возмещения ущерба в виде штрафов и морального ущерба, то мы, адвокаты Медведевы, предлагаем выступить в качестве досудебных арбитров в вашем споре и удержать в качестве залога по сделке дочь Ивана Доронина – Валерию Доронину.
— Что значит в качестве залога? — вдруг выкрикивает наша сладкая девочка, пока Молох выслушивает наше предложение. — А если я не соглашусь?! Как живой человек может быть залогом?! — возмущается наша птичка.
Чирикает, как испуганный воробушек.
Но она просто не понимает, как она увязла. Точнее, как её папаша попал.
— Вы не понимаете суть, — наконец-то подаю голос и я. — Речь не идёт о стандартных судебных разбирательствах. Тогда всё было бы для вас слишком легко, поверьте, — тонко усмехаюсь я. — Речь идёт о жизни и смерти вашего отца. И всё зависит от того, согласитесь ли вы выступить добровольно в качестве живого залога, или нет. Дело ваше. Решать только вам.
— Как это понимать? — дрожит уже капризно её нижняя пухлая губка, которую мне хочется сейчас попробовать на вкус, прикусить… — Моего папу… Убьют? — наконец-то произносит она страшное слово, и её сапфировые прозрачные глаза наполняются хрусталём слёз.
— Можно и так сказать, — уклончиво отвечаю я. — Но суть вы уловили верно. Поэтому последнее слово за вами. И чтобы урегулировать конфликт мирным путём и дать шанс вашему отцу погасить долг, мы готовы удерживать вас в качестве живого залога, но только при вашем добровольном согласии, — тонко улыбаюсь я, — до того момента, как вся сумма будет перечислена на счёт господина Юрина.
— Но у нас нет таких денег! — я вижу, как отчаяние плещется во взгляде моего розовокрылого ангела.
Она уже даже забыла, что стоит в одном сраном полотенце среди толпы разгорячённых мужиков, и оно сползло, обнажив её идеальную бесподобную грудь.
Я смотрю мимо неё.
Блядь.
Это просто невыносимо.
Оставаться бесстрастным адвокатом.
— Тогда я заберу тебя себе, — ухмыляется Молох, который уж точно всё правильно понял, жирный мудак.
И на которого мы работаем.
— Времени нет, — рявкает мне один из этих самых адвокатов, хватая меня крепко за руку и утягивая за собой.
— Мне больно! — пищу я, но кажется, он меня не слышит, продолжая тащить меня из кабинета, прочь от моего папочки.
Я бросаю последний взгляд на него, я так боюсь, что я больше не увижу его, что я просто бью со всей силы пяткой по колену этого хлыща и, вырвавшись из его цепких рук, бегу обратно, к моему отцу.
Я должна хотя бы попрощаться с ним.
Потому что у меня ужасное, просто очень страшное предчувствие.
Я бросаюсь к нему на грудь, пока горилла рядом с ним стоит, не зная, что со мной делать, а я крепко обнимаю своего папочку.
— Пожалуйста, папа, — реву я, и мне уже плевать, что я выгляжу маленькой сопливой девчонкой перед всеми этим бандитами. — Папа, я не могу тебя потерять, — обнимаю я его крепко за плечи, и он судорожно хватает меня в ответ. — Папа, пожалуйста… — плачу я, чувствую, как чьи-то руки буквально отдирают меня от него.
Вижу размазанное сквозь слёзы бледное лицо моего папочки, я слышу его последние слова:
— Лера, я люблю тебя. Всё будет хорошо, Пуговка, — и вижу, как он обращается ещё к кому-то за моей спиной:
— Пожалуйста, позаботьтесь о моей девочке, — и сильные руки снова берут меня в свой плен, уводят за собой, пока я стараюсь насмотреться ещё раз на своего самого лучшего в мире папу.
— Всё будет хорошо. Я найду деньги, — последнее, что я слышу, когда дверь за нами закрывается, и эти двое уводят меня за собой.
— Где твоя комната? — жёсткий голос продирается ко мне сквозь пелену слёз.
— Что? — поднимаю я на него своё заплаканное лицо.
— Иди оденься и возьми самое необходимое, — рявкает второй, уже нетерпеливо посматривая на часы. — Или ты собралась ехать прямо так? Голой? В полотенце? — с насмешкой бросает он мне.
Я ведь даже не чувствую холода. Я забыла, что я без одежды.
— У тебя ровно десять минут, — чеканит его напарник. — Быстро, я иду с тобой, — уже поднимается он по лестнице, утягивая меня за собой.
И по тому, как он слегка прихрамывает, я понимаю, что это именно ему я заехала сейчас по ноге.
Он с грохотом распахивает дверь в мою розовую нарядную спальню, с усмешкой рассматривая плакаты на стенах с Тейлор Свифт и Билли Айлиш.
— А что, мальчики нынче не в моде? — с издёвкой спрашивает он меня, и я лишь кривлюсь в ответ.
— Десять минут, детка, и если ты не будешь готова, то пойдёшь прямо так. В трусах, — жёстко повторяет он мне.
И я понимаю, что он не шутит.
— Чемодан в гардеробе, — дерзко отвечаю я ему, и вижу, как его бровь приподнимается от удивления.
— Ты сам сказал, десять минут! — выкрикиваю я. — Вот и помоги мне! — Просто бери чёртов чемодан и набивай его шмотками, пока я переодеваюсь! — командую я ему, и вижу, как он начинает багроветь, желваки ходят на его лице под кожей, кулаки сжимаются, и мне кажется, что он сейчас залепит мне пощёчину.
Но он слушается меня.
Этот надменный бандитский ублюдок.
А кто же он ещё?
Поворачивается и идёт в мою гардеробную. Дверь за ним закрывается.
Так, мне надо что-то надеть. Я недолго буду с этими уродами, я уже для себя решила, поэтому мне нужно что-то максимально удобное. И пока этот придурок роется в моих шмотках в гардеробе, я быстро отодвигаю книги с полки, где у меня тайник, вытаскиваю оттуда крошечный дамский пневматический револьвер, который мне подарил папа, и пачку долларов, которые я копила себе на машину. Быстро засовываю всё это в рюкзак.
Открываю комод с нижним бельём и вытягиваю первые попавшиеся трусики и бюстгалтер. Времени нет.
Вот он уже выходит из комнаты с моим чемоданом, из которого торчат куски одежды, и рявкает на меня:
— Ты что, до сих пор не оделась?! Я неправильно выразился, Лера? — называет он меня по имени, и я вижу, как бешеные огоньки уже начинают плясать в его глазах.
— Сейчас, — недовольно бормочу я. — Отвернитесь, — прошу его.
И этот взрослый грозный самец лишь ухмыляется, скрестив руки на груди:
— Ещё чего! Чтобы ты мне всадила нож в спину? Переодевайся так. Мне плевать. Думаешь, ты мне нужна?! — с издёвкой выплёвывает он мне в лицо. — У меня таких как ты миллион. Не думай о себе слишком много, лялька. Осталась одна минута, или пойдёшь голой. Я не шучу, — зло выплёвывает он мне в лицо, и я понимаю, что он говорит правду.
Ну хорошо, раз так, я просто глубоко вздыхаю и представляю, что я на приёме у своего гинеколога. К тому же, мне намного приятнее раздеваться перед этим брутальным красавчиком в дорогом костюме, чем перед тем страшным бандитом, который хотел меня забрать себе…
Меня передёргивает от одной только мысли, что я могу достаться ему, и что он со мной сделает, поэтому я слушаюсь адвоката.
Скидываю с себя полотенце, и остаюсь как есть, совершенно голая перед ним.
Машинально прикрываю низ животика одной рукой, а второй — остро торчащие груди с затвердевшими от холода сосками, но вдруг понимаю, как это всё глупо и нелепо выглядит.
Я ведь полностью в их власти. И что я пытаюсь сделать? Прикрыть свою наготу?
И я отпускаю руки… Смотрю ему прямо в глаза…
Вижу, как на мгновение темнеет его взгляд, задерживаясь на мне, но он снова принимает равнодушное выражение, пока я, стоя перед ним, натягиваю на себя свои розовые трусики с шёлковым сердечком прямо на лобке.
Кто вообще придумал такое бельё!
Всё моё тело пылает под его изучающим равнодушным взглядом, пока я натягиваю на себя бюстгалтер.
Чёрт, сама не застегну!
И я подхожу к адвокату, поворачиваюсь к нему спиной:
— Помогите, пожалуйста.
Ну что же, надо отдать ему должное: его тёплые пальцы ловко застёгивают на мне хитрый замочек, и я про себя думаю, а сколько же лифчиков за свою жизнь он уже расстегнул?
Но отгоняю эту мысль прочь. О каких глупостях я сейчас думаю! Какая мне, на фиг, разница?! Да хоть миллиард!
Денис
Нервно посматриваю на часы, пока Лёха с нашей конфеткой наверху собирают её вещи.
Я вообще считаю, что это чудо, что Молох не передумал. Повёлся на умные речь моего брата, которую он так красиво задвинул про живой залог и прочую хрень.
Я-то отлично понимаю, что всё это просто блеф.
У Доронина нет нужной суммы, это и так понятно.
Но мы захотели потянуть время. Дать ему шанс.
Да кому я вру! Мы всё это делаем только ради этой сладкой сахарной девочки.
Как только я увидел, что этот охреневший Молох тычет в нашу девчонку своими толстыми пальцами, я готов был сломать их. Прямо там.
Но мы же не зря самые высококлассные адвокаты, красиво пиздеть — наша работа.
Мы просто выиграли время.
Поэтому я стою сейчас на шухере и жду, когда же мой брат наконец-то выйдет с нашей девочкой, чтобы поскорее увезти её отсюда.
Потому что в этом доме для неё становится слишком опасно. И мы это прекрасно понимаем.
А ещё я осознаю, что не могу прекратить думать о том, что же сейчас они делают наверху, вдвоём. Как самый последний мудак. В её розовой девичьей комнатке. У неё ведь наверняка розовая кукольная спаленка, как у Барби.
Как внутренность её влажного пухлого ротика. Как её сочная ароматная плоть между нижних, чуть припухших губок, которые я отчётливо себе представляю, стоит мне прикрыть глаза.
Моя фантазия не на шутку разыгралась, стоит признаться, стрелки часов ползут невыносимо медленно, и я представляю, как сейчас Лерочка, встав на колени перед моим братом, обхватывает своими пухлыми коралловыми губками возбуждённый хен моего братца.
Я же видел, как он на неё пялился. Я всё понял.
Мы вообще друг друга понимаем без слов. И даже стоя здесь, на другом этаже, я через стены чувствую его бешеное желание, пульсирующее в штанах.
Да я и сам сейчас готов подняться наверх к ним и присоединиться к их маленькой грязной оргии. Хотя прекрасно понимаю, что всё это просто бред затуманенного сознания. Ну что можно вообще так долго делать в этой ароматной земляничной комнатке?!
Мне бы хватило и десяти секунд, чтобы кончить в этот сладкий вкусный ротик, а потом ещё десять — чтобы, перевернув её к себе упругой круглой попкой, засадить ей по самые помидоры, которые, к слову сказать, у меня сейчас лопнут от невыносимого желания.
Блядь, давно я так никого не хотел и ни о ком так не думал. Точнее сказать, никогда.
Надо себя держать в руках, а то разволновался тут, как прыщавый подросток. Озабоченный тинейджер, мать его… А нам уже надо делать ноги. Ещё минута, и я сама побегу за ними наверх.
Эта малышка — как сладкий дурман, которым невозможно надышаться. Её запах залез мне под кожу, в подкорку, я и сейчас ощущаю его, как охотничий пёс. Я чувствую запах моей девочки.
А то, что она будет нашей рано или поздно, я даже не сомневаюсь.
Кто вообще отказывает братьям Медведевым? Да никто.
Нет таких тёлок.
Сейчас главное поскорее увезти её отсюда.
Ну вот дверь наконец-то открывается, и я вижу Лёху с глумливым виноватым выражением на роже.
Ну так вот, дать-то она ему не дала, я это вижу сразу, но что-то он не в себе, мне ли не знать. Тащит какой-то бабский розовый чемодан, пока наша ягодка сбегает вниз, перескакивая через ступеньки.
В джинсах и какой-то бесформенной кофте, под которой двумя упругими мячиками подпрыгивают её круглые грудки.
Я тоже видел их там, в кабинете, когда у неё сползло полотенце. Да я сам там охренел на месте. Мягкие, высокие, обалденные.
Сразу видно, что свои, а не эти надутые силиконом сиськи, которые сейчас вставляет себе каждая овца.
Так и хочется облизать их, засосать, поцеловать нежно-нежно, чтобы моя девочка начала таять в моих лапах, как мятная конфетка… Потекла своим сладким ядом из своей тугой вкусной дырочки…
Но она лишь проходит мимо меня, встряхнув своей головкой. Обдав меня своим клубнично-земляничным ароматом, а Лёха, поравнявшись со мной, только ухмыляется мне в лицо:
— Ты хоть рот закрой. Слюни капают. Идём скорее.
Я вообще до сих пор удивляюсь, как этот туподрочер Молох так легко согласился отдать нам такую сладкую девочку.
Уверен, что через пять минут до его резиновых мозгов дойдёт, что он всё проебал, и он захочет всё переиграть.
Но Лёха уже заводит машину, и мы выруливаем на дорожку, поскорее увозя наше сокровище к себе в берлогу. В берлогу братьев Медведевых.
Подальше от этих грязных бандитских разборок.
Как-будто мы белые и пушистые дядьки, мать его.
Мы ничем не лучше, но я чувствую сейчас только одно — надо поскорее спасать нашу детку.
— Скажите, а с моим папой ничего не случится? — вдруг спрашивает она меня, и я вижу, как в её огромных глазищах плещутся озёра.
Только не плачь, только не плачь моя детка. Я этого не переживу. Я не вынесу вида её детских слёз.
Да с каких пор я стал таким сентиментальным?!
— Всё будет хорошо, не бойся, — успокаиваю я мою деточку, пока Лёха ухмыляется в сторонку.
Ага, как же, её папаша ещё тот гондон, но сладкой малышке лучше не знать этого. Пусть наша девочка спит спокойно и верит, что её папочка самый лучший.
Мы её точно не дадим в обиду.
Главное, отвезти её к нам, а там я уже представляю, что мы с ней сделаем… Наверняка она и сама будет не против. Ещё никто из баб нам не отказывал.
Интересно, какие у Лерочки были мальчики? И тут я вдруг понимаю, что уже ненавижу всех мужиков, которые прикасались к моей малышке своими грязными похотливыми лапами!
Готов убить её первого. Отрезать ему яйца и засунуть в глотку. Потому что до меня доходит, что это я хотел бы быть её первым.
И я сделаю всё, что угодно: убью, разорву в клочья, но никому не отдам нашу маленькую принцессу.
— Вы же никакие не адвокаты! — бросаю я этим двоим.
Что они думают, если нацепили на себя дорогие костюмы, то уже могут выступать в суде?
Я прекрасно знаю, какие бывают юристы.
А эти двое ничем не отличаются от тех же самых бандюков. Ну, может быть, говорят более красиво и правильно, но суть это не меняет.
Тем более я уже успела разглядеть их татуировки, выглядывающие из-под рукавов и в прорезь расстёгнутых на груди рубашек.
И выглядит это, если честно, очень даже сексуально…
Вроде бы строгие костюмы, но эти их слишком накачанные прессы, которые не скрыть никакими твидовыми пиджаками, и эти их татухи — просто гремучая смесь. И ещё этот дикий запах, который исходит от них.
Мы сидим в замкнутом пространстве их внедорожника, и никакой кондёр не может выветрить этот дух диких хищных зверей, чуть терпкого пота, вперемешку с ароматом кубинских сигар, и какого-то дорогого мужского парфюма…
И я вспоминаю, как один из них рассматривал меня, пока я стояла там перед ним голая в своей спальне.
И тут я чувствую тепло, которое разливается у меня между ног. Как раз прямо там, где сейчас алеет шёлковое сердечко на моих атласных трусиках…
Ловлю хищный взгляд водилы в зеркальце заднего вида и вспоминаю слова, которыми он полоснул меня: «Думаешь, ты мне нужна?! Да у меня таких как ты, миллион!».
Но почему мне так больно от этих слов? Мне же на них совершенно плевать! Пусть трахаются со своими шлюхами, а я подожду своего единственного.
— Ещё какие адвокаты, малышка, — ухмыляется второй, обернувшись на меня.
Разглядывает.
Нагло. Дерзко. Даже не стесняется.
— Думаешь, если бы не мы, ты бы смогла спастись от Молоха? — спрашивает он меня.
От того ужасного монстра со шрамом. И меня всю передёргивает от одной только мысли о нём.
— Хотя, детка, о вкусах не спорят, — ржёт его напарник. — Ты нам только намекни, и мы тебя сразу вернём на базу. Хочешь, крошка? — смотрит он на меня.
И я только молча смотрю в окно на проносящиеся мимо вдоль трассы деревья.
Лучше уж с кем угодно. С этим двумя, чем с той потной похотливой гориллой.
Я даже не представляю, как он занимается сексом. Да он же раздавит меня, как мышь! Лучше уж умереть, чем вообще достаться такому.
И я вдруг неожиданно для себя понимаю, что мне повезло.
Потому что сейчас эти двое красавчиков меня увозят прочь, подальше от того страшного бандита.
— А вы что, братья? — спрашиваю я их. Они ведь очень похожи.
Что-то там они говорили про адвокатское бюро братьев Медведевых.
А что, так и есть. Два медведя.
Хотя нет, они — волки. Поджарые и хищные. Я это чувствую в каждом их движении. Взгляде. Манере разговаривать.
— Да, мы братья, — отвечает тот, что сегодня собирал мой чемодан. — Я — Алексей, но ты можешь звать меня просто Алексеем, — представляется он.
Надо же, как изысканно.
— А я — Денис, но для тебя Дэн, — милостиво разрешает мне второй. — И мы тебя отвезём сейчас к нам домой. Ты должна понять, Лера, что ты в большой опасности, — уже очень серьёзным тоном объясняет он мне. — И мы сделаем всё, чтобы защитить тебя. Но ты должна беспрекословно слушаться нас, поняла? — смотрит он на меня, не отводя взгляда своих хищных янтарно-карих глаз.
— Поняла, — натянуто улыбаясь, бурчу я в ответ.
Я-то знаю, что в моём рюкзаке у меня пистолет и деньги. Так что при первом же удобном случае я сбегу от этих двоих.
Надо только усыпить их бдительность. А в этом я мастер.
— Приехали, — паркует внедорожник Алексей, и мы поднимаемся на крыльцо большого загородного особняка. — Не дворец, конечно, к каким привыкло ваше величество, но это лучше, чем ничего, — продолжает он, открывая дверь.
Я переступаю порог. Эти двое стоят по обе стороны меня, как стражи.
Мне тесно от их близости.
Мне одновременно хочется и убежать от них, и чтобы они прижали меня к себе. Смяли. Укрыли своими хищными телами.
Я не знаю, что со мной. У меня кружится голова от их запаха, от ощущения близости к ним.
В низу живота пусто и горячо одновременно.
— Я что, пленница? — дерзко смотрю в глаза Дэну.
И вижу, как вспыхивают его глаза:
— О нет, малышка. Как можно. Ты наша гостья. Чувствуй себя как дома.
И тут у меня звонит телефон.
Не буду брать трубку.
Но тут Алексей рявкает мне:
— Ответь!
Я уже собираюсь отойти в сторонку, но он останавливает меня:
— Говори при нас. По громкой связи. Мы должны всё знать, чтобы защитить тебя.
Тоже мне, защитничек нашёлся.
Звонит Элина.
— Алло, — беру я трубку, и она, даже не дав мне ничего сказать, начинает тараторить в ответ:
— Лера, ты не забыла про вечеринку?! Ты обязана быть! Ты обещала! Я нашла тебе такого парня! Просто закачаешься! Отвал башки! С таким не грех и девственности лишиться, а то сколько можно целкой ходить! Тебе вообще перед подругами не стыдно?! — не затыкается она, и я проклинаю всё на свете.
Чувствую, как начинают пылать мои щёки.
Ещё чего не хватало: теперь они знают, что я девственница! Неопытная девчонка! Кому вообще нужна такая!
Хотя, какая мне разница! При чём здесь они вообще? Эти чёртовы братья Медведевы!
Я же хотела всегда заняться в первый раз любовью со своим любимым…
— Не забыла, я перезвоню, — пищу я в телефон, злая на свою лучшую подругу. — Немного занята.
Вешаю трубку и вижу, как эти двое рассматривают меня, словно видят какое-то чудо.
А что, чудо и есть: попробуй ещё найди восемнадцатилетнюю девственницу в нашем городе!
Алексей
Смотрю на нашу сладкую девочку. Что это вообще такое, на хрен было?!
Это что у них, приколы такие?!
Не могу поверить, что у нашей принцессы ещё никого не было. В голове просто не укладывается.
Как же она вообще дожила до этих лет нетронутой?! Чистой… Целочкой…
Я еле сдерживаюсь, чтобы не схватить в охапку мою душистую девочку и не отнести её прямо сейчас в свою спальню… Навалиться на неё всем своим телом, зацеловать до одури мою конфетку…
Сорвать с неё всю одежду, налюбоваться на её тело обалденное, животик плоский, бёдра стройные, попку круглую, грудь мягкую, обхватить её губами, облизать, обсосать её каждую сладкую сахарную косточку: от розовых пяточек до макушки.
Зарыться в её волосы шёлковые светлые, утонуть в них, как в одеяле.
Хочу, чтобы стонала и плакала она от наслаждения и от моих ласк нежных. Осторожных. Бесконечных. Хочу, чтобы было ей так хорошо, что она сама меня просила и умоляла целовать и ласкать её ещё и ещё…
Чтобы сама просила трахнуть, порвать её.
Стою, словно пыльным мешком ударенный, ничего не вижу и не слышу.
Чувствую, как меня в бок Дэн тычет локтем.
Просыпаюсь. Прибалдел, блядь.
Я же на хрен взрослый мужик, адвокат, а сам сейчас стою и слюни на эту девчонку пускаю.
Правда, смотрю и у Дэна взгляд какой-то ошалелый. Явно тоже не контрактах и офшорах сейчас думает.
Но мы же не насильники какие-то.
Как мы такую крошечку волшебную обидеть можем.
Только если она сама захочет.
А она точно захочет, наша лапочка. Рано или поздно.
Все бабы нас хотят.
Мы мужики модные, красивые, при баблосах. Тачки крутые под жопами.
Бороды в барбершопе стрижем, в качалку ходим регулярно. Здоровый образ жизни ведём.
Всё как полагается. Модные чуваки. Адвокаты, на хрен.
Да всё тёлки текут сразу и к нам в постель прыгают пачками.
Но только не эта девочка.
Смотрит на нас испуганно, как будто мы на неё сейчас набросимся.
Хотя, если честно, очень хочется. Яйца ноют, аж пипец.
Но мы себя сдерживаем. Я уж точно.
Дэн тоже челюсть свою подобрал, я смотрю, и переспрашивает нашу принцессу, как будто и не услышал главного:
— И что это за вечеринка, позволь узнать? — такой важный, вежливый. — Мы представляем интересы нашего клиента, и мы должны быть уверены, что с тобой ничего не произойдёт.
Заботливый адвокат прямо. Ага, Брэд Питт, на хрен.
Но девочка ведётся. Вскидывает на нас свои глаза бездонные, а я только и вижу, как стояла она там передо мной вся голенькая. Там, наверху, в своей розовой бархатной спаленке.
Прозрачная вся, тёплая. Светилась вся словно насквозь.
Не могу забыть её животик атласный, и эти трусики её с сердечком, аж скулы сводит. Хочу сорвать её эти тряпочками зубами.
Впиться засосом в губки пухлые, мягкие, между ножек её бесконечных.
Снова меня несёт, туман в голове. Делаю глубокий вдох. Как нас там на йоге учат? Да, мы модные хипстеры, и на йогу ходим. Тёлок клеить.
Надеюсь, хер мой не сильно из штанов выпрыгивает. Потому что как его засунуть обратно в трусы, нас так и не научили на наших пилатесах-зумбах.
У меня такого стояка лет с тринадцати не было… Хочу это девочки до рези в животе.
Не отдам её никакому Молоху. Лучше его жирное брюхо вспорю собственными руками.
— Вы же сами сказали, что я не пленница, — дерзко отвечает Лера. — Это день рождения моей подруги, Элины. Или теперь мне всё отменять? — смотрит на нас вопросительно.
— Ну отчего же, — отвечаю я, и очень надеюсь, что голос у меня такой же спокойный и уверенный, как и у Дэна. — Конечно не отменять. Просто мы пойдём с тобой, — ухмыляюсь я. — Мы же несём за тебя ответственность. Это очень серьёзно. И это не обсуждается, — строгим голосом отвечаю я.
Вот мудила.
Так бы и сказал ей, что боишься, что её там кто-то оттрахает.
Нашу шёлковую волшебную девочку. Всунет ей грязный хер в её сладкую волшебную щёлочку.
Да я готов отстрелить каждый член, который попытается сделать это.
Перегрызть горло.
— Очень интересно, — скрещивает Лерочка руки на своей груди.
Раскраснелась вся, порозовела от гнева.
— И что же я скажу своим друзьям?!
— А ты им скажешь, что мы твои дяди, правда, Лёха? — ржёт Дэн. — Да ты не бойся, все твои девочки только рады будут. Вот увидишь, — объясняет он Лерочке. — У тебя подружки красивые? Мы не против, — ухмыляется мой брателло прямо в её гневное личико.
— Только не хватало, чтобы вы к моими подругам приставали! — вскидывает свою головку золотую, губки сладкие блестят.
Так бы и запечатал их сейчас засосом.
Но я — кремень. Ещё немного, отправим нашу принцессу в её башню, в спальню для гостей наверху, а сам уже готов пойти дрочить, чтобы снять это напряжение.
Ещё десять минут, и меня разорвёт.
Еле сдерживаю себя. Теперь понимаю всех насильников. Тут действительно очень сложно держать себя в руках. Такого у меня никогда не было.
Так все бабы сразу передо мной на колени и вставали.
— Да пошли вы! — кричит нам прямо в лицо.
Чуть слёзы сдерживает.
Сладкая. Желанная. Наша Лерочка…
Сделаю всё, что угодно, лишь бы она меня захотела. Моя лялечка.
Так захотела, как я её сейчас хочу. До потери сознания, до умопомрачения.
Чтобы шептала мне на ушко моё имя. Умоляла трахнуть её. Войти в неё…
— Хорошо, на этом и закончим нашу содержательную речь, — с умным видом отвечаю я, хотя внутри меня всё пылает адским пламенем. — А сейчас мы тебя проводим в твою комнату, где ты и будешь жить следующие две недели, пока твой отец не возместит ущерб нашему клиенту.
Только мы с Дэном отлично знаем, что ни хрена он не возместит.
Жалко девочку.
И мы её точно не бросим. Сделаем всё, чтобы она осталась с нами. Чтобы никто неё не обидел. Для этого мы и привезли её сюда.