Игрушка ветра

Глава 1

– Эту.

Вот и всё. Её выбрали, и теперь не остаётся ничего другого, кроме как подчиниться послушно, безмолвно. Аверил знала, что однажды день этот настанет, поэтому нет ныне смысла ни бояться, ни сопротивляться. Разве в борделе бывало иначе?

Только всё равно не могла избавиться от ужаса, нахлынувшего волной ледяной, сковавшего путами железными по рукам и ногам.

– Иди, деточка, – матушка Боро взяла за руку, на минуту заслонив своей давно располневшей, но на удивление юркой, подвижной фигурой чёрный силуэт клиента. – Все девки через это проходят рано или поздно, кроме разве что непорочных божьих служительниц, но эти избранные богами вроде как, а так-то всё для всех едино, никому этого не миновать. И не смотри, что из проклятых, девочки вон, не жалуются, даже хвалят. Сама знаешь, и много хуже бывает.

Бывает. За четыре месяца в заведении матушки Боро Аверил всякого наслушалась, особенно про первый раз. И о жадных руках, что шарили лихорадочно по телу, и о грубом вторжении, что не вызывало ничего, кроме омерзения и желания поскорее закончить. О боли, крови и стыде, что оставался после налётом грязи, ощущением гадливости. А иной раз – и о последствиях закономерных, но всё одно нежданных, неприятных, заканчивавшихся визитами к знахаркам и колдуньям да новой болью, новой кровью.

Может, и есть толика везения в решении отчима.

Всё лучше, чем так, как девочки рассказывали.

Всё лучше, чем с отчимом или с иным деревенским мужиком, решившим, что яблочко от яблоньки недалёко падает.

– Да и девки от проклятых не брюхатеют, – добавила матушка Боро, словно догадавшись, о чём думала Аверил. – Можешь не пить того снадобья, что я тебе дала. И ежели что сверх подкинет, то себе оставь. Только девочкам не проболтайся, а то совсем от рук отобьются, паршивки.

Аверил кивнула едва заметно.

До комнаты матушка провожала лично. Дорогой гость, особый клиент, его желание – закон, любой каприз исполнялся вмиг.

Комната обычная, что всяко радовало. Широкая кровать под чёрным покрывалом, небольшой стол с фруктами в расписной вазе, сладостями на посеребрённом блюде, напитками в стеклянных графинах и бокалами на тонких ножках, пара стульев, кресло, камин, в нутре которого весело потрескивало пламя. Ни ремней, ни костюмов специальных и приспособлений странных, ни прочего инвентаря, коим любили баловаться иные клиенты. Повсюду зажжённые свечи, оттеняющие вечерний сумрак за окном с неплотно задёрнутыми портьерами, в воздухе разлит лёгкий – совсем чуть-чуть, ненавязчиво – аромат восточных благовоний. Рассыпавшись в наилучших пожеланиях, матушка Боро удалилась, и Аверил осталась наедине с проклятым. Замерла посреди комнаты, глядя в пол, не решаясь посмотреть на стоящего рядом клиента. Не человек вовсе – бессмертное существо из ордена проклятых, называвшего себя братством круга, члены которого лишь выглядели подобно обычным людям. Мало кому ведомо, кто они на самом деле, а кто знал, тот не распространялся благоразумно. Свои тайны орден хранил строго, и даже такая провинциалка как Аверил понимала, что лучше и не быть посвященной в его тайны.

Себе дороже.

Клиент прошёлся неторопливо по комнате, словно ни разу не бывал здесь прежде, словно ему, а не Аверил, всё в новинку. Судя по звуку, расстегнул куртку, снял, бросил на стул, а сам опустился в бордовое кресло, вытянул ноги – начищенные носки чёрных сапог попали аккурат в поле зрения Аверил.

Больно будет только раз. А после она потеряет прежнюю ценность и сможет работать наравне с другими девочками матушки Боро. Скопит постепенно денег и на выкуп себя, и на будущее, и, даст то божиня, начнёт однажды новую жизнь. Уедет в другой город, где никто не узнает ни о прошлом её, ни о происхождении, купит домик. Лавку свою откроет, книжную, как мечтала всегда. Или вовсе переберётся в другое королевство, подальше от этого княжества с его противными богам и всякому разумному человеку законами.

– Приступай, – велел проклятый лениво.

Аверил шагнула к клиенту, помедлила в нерешительности. Чего он хочет – чтобы она забралась на колени к нему или прежде опустилась на колени сама? Матушка Боро порою устраивала теоретические занятия, показывала новенькой, как девочки работают, – через потайные глазки, скрытые в некоторых комнатах дома, – поясняла сухо, что да как делать придётся. Да и сельская жизнь не способствовала взращиванию тонкой душевной организации истинной леди, тут уж волей-неволей многое узнаешь об интимной стороне отношений. Однако ж девственниц покупали не за руки опытные да ротик умелый, и Аверил не понимала, почему проклятый выбрал её, если желает, чтобы его обслужили как должно?

Не выбрал бы – и получила бы Аверил ещё неделю-другую отсрочки. А может, и месяц.

– Я жду, – клиент подтянул, наконец, ноги, расставил их недвусмысленно.

Всеблагая Гаала!

Ещё шажочек.

Опуститься на колени, неловко, неуклюже, путаясь в длинной юбке вызывающе откровенного платья. Потянуться к застёжке на чёрных кожаных штанах. Пальцы дрожат, справиться с пуговицами не получается и прикасаться к тому, что натягивает материю, противно.

Отчиму нравилось хватать её за руки, накрывать трясущейся девичьей ладошкой бугор, скрытый грубой тканью штанов. Заставлять гладить, пока всё внутри сжималось от страха и отвращения.

Глава 2

Казалось, прошла вечность. Вечность в томительном, липком от страха ожидании неизбежной расплаты, в заполнившем комнату полумраке, в оглушающей тишине, разбавляемой лишь далёкими, чужими звуками. Хотя умом Аверил понимала, что едва ли минуло больше нескольких минут.

Первой прибежала Шерис.

– Аверил? – суккуба обошла кровать и опустилась на край постели, положила тёплую ладонь на кольцо напряжённых рук, обхвативших колени. – Что случилось?

Дура, как есть дура. Верно отчим говаривал: безмозглое отродье, глаз дурной есть, а использовать себе на благо не научилась, бестолочь.

Подумать только – ударила проклятого! Будто ему сделается что от её силы, слабой, неумелой. Зато её накажут, наверняка накажут.

– Аверил? – повторила Шерис. – Он тебя обидел? Был груб? Ударил?!

Аверил мотнула головой, не поднимая, впрочем, глаз на суккубу. Шерис напоминала ей мать: высокая, статная, светловолосая, зеленоглазая. Она по-своему заботилась об Аверил, оберегала, насколько вообще возможно в публичном доме проявлять участие по отношению к невольнице. Поди, и сейчас всё бросила, включая клиента, если таковой уже имелся, и пришла на шум, зная, какую комнату обычно предпочитает проклятый.

– Ох ты ж, деточка, и что же ты сотворила-то, а? – скрипучий голос матушки Боро донёсся с порога и непонятно, жалеет она Аверил или потерянного клиента?

– Я слышала звук удара и эхо всплеска силы, – с вызовом ответила Шерис. – Сдаётся, мессир собрат в этот раз был менее обходителен, нежели обычно.

Матушка Боро переступила порог, закрыла дверь. Поцокала языком, комнату оглядывая, – Аверил подсматривала тихонько сквозь упавшие на колени пряди волос. А матушка неожиданно сгорбилась, схватилась за пышную, в корсет затянутую грудь, заохала громче, по-старушечьи.

– Вот как чуяла я, не кончится это дело добром, ох, не кончится, – запричитала матушка Боро, прохаживаясь по комнате походкой тяжёлой, шаркающей. Словно Аверил не доводилось видеть, как хозяйка одним махом по лестнице взлетала, едва ли не быстрее иной молодки. – Прямо с порога и завёл: знаю я, разлюбезная моя Сюзанна, есть у тебя девица новенькая, свеженькая да невинная. И подай мне её немедленно сюда, даже если это посудомойка распоследняя, а о цене не думай, сочтёмся. Будто у меня когда посудомойки молоденькие водились.

Посудомоек в борделе и вовсе не было. Были три рабыни, немолодые уже женщины, выполнявшие всю чёрную работу вроде уборки и жившие в тесной комнатке в подвале.

– Я-то сразу смекнула, что речь о тебе, хотя как проклятый узнал, лишь Ловкачу Крылатому и ведомо.

Так и узнал – по запаху.

Неужели он, запах, и впрямь настолько силён, настолько привлекателен, что член ордена бессмертных способен почуять его даже на улице?

– Говорила я ему, говорила, что рано тебе, что новенькая ты, ничегошеньки ещё не знаешь и не понимаешь, но проклятый упёрся, подай, дескать, и всё. Уж я-то ему лучших своих девочек предлагала, а он ни в какую…

Аверил всё же подняла голову.

Вечер только начинался… и прежде ей не разрешали спускаться в зал, можно было лишь наблюдать через те же потайные глазки. Аверил не любила подсматривать за клиентами, не нравилось ей увиденное, эти мужчины, одетые лучше, дороже отчима, однако столь мало от него отличающиеся. Но сегодня вдруг велели выйти, и Дейзи, принёсшая Аверил платье, туфли и помогавшая одеться, поглядывала сочувственно да испуганно чуточку. А она, Аверил, всё удивлялась, почему сегодня, почему не предупредили заранее… матушка Боро раньше ни разу не упоминала, когда конкретно новенькую выпустят к клиентам. Или к первому клиенту, ежели найдётся особый покупатель на девственницу.

А оно вон, значит, как.

С проклятыми не спорят. Им не возражают. И все и всегда предпочитают брать пряник прежде кнута, особенно если предлагают. Особенно если предлагает член братства. Может ведь и не предложить.

– Сама знаешь, деточка, не было у меня выбора и заменить тебя некем, – матушка Боро смахнула слезу, то ли настоящую, то ли притворную – в рассеянном свете камина и не разобрать, – и отвернулась. – Сейчас вылетел, точно следом сам ихний чёрный бог гнался, да велел тебя за ним оставить и упаси божиня к тебе ещё кто притронется.

– То есть он Аверил за собой зарезервировал? – уточнила Шерис недоверчиво. – Несмотря на… произошедшее?

– Шерри, я женщина старая, в словечках твоих новомудрых не разбираюсь, – в голосе матушки пробилась сталь. – Но пока милорд Герард не велел иного, Вери – только для него. А ты, деточка, иди к себе и чтоб до утра носу не казала без моего ведома.

Аверил кивнула, и матушка Боро удалилась.

– Старая шалава, – процедила суккуба презрительно. – Небось, как проклятый тебя потребовал, так она сразу сумму ему назвала и округлила поосновательнее. И разве что хвостиком от радости не виляла и задницу ему не вылизывала, когда он всё и выложил беспрекословно. Жаль, меня там не было, я бы…

– Не надо, Шерис.

Демонов боятся не меньше, чем бессмертных. Но Шерис сбежала из своего клана, а беглых суккуб стремятся вернуть обратно и назначают за них награды. Нет нужды переходить ту грань, за которой заканчивается страх перед демонами и зреет желание избавиться от слишком наглой выскочки.

Глава 3

Во сне было лето, солнце и пёстрое многоцветье луга за деревней, того самого, где Аверил бегала несмышлёной девочкой и собирала полевые цветы. Душистую охапку относила маме, сидевшей на старом поваленном дереве на краю луга и наблюдавшей за дочерью, и мама плела для них обеих венки, настоящие цветочные короны, что Аверил были дороже корон золотых, каменьями драгоценными усыпанных. И так легко было тогда вообразить, будто мама и впрямь королева, прекрасная сказочная королева, она, Аверил, маленькая принцесса, а луг да лесная опушка вдали – всё их королевство, пусть и крошечное совсем, но мирное, привольное и нет в нём никого, кто обидел бы его правительницу или дочурку её. Нет злых детей, нет презрительных взрослых и нет чудовища, в которого превращался отчим.

Глупые детские мечты.

И сны глупые.

Тем больнее после них, светлых, радостных, словно вырванных из жизни, никогда Аверил не принадлежавшей, возвращаться в мир настоящий. Холодный, крикливый, с грязными улочками маленького города, с равнодушными людьми, с борделем, затихшим к утру.

К мужчине, что прижимался со спины, касаясь дыханием шеи, к непривычно тяжёлой руке, возлежащей на талии хозяйским напоминанием о том, кто Аверил такая на самом деле и что ничегошеньки у неё нет, даже права решать за себя.

Аверил не знала, сколько она лежала неподвижно, страшась шевельнуться и лишь глядя широко распахнутыми глазами на светлый прямоугольник окна. Что ей должно делать? Поутру клиенты завсегда уходили, даже те, кто девочку на всю ночь брал, а ежели кто задерживался, так матушка Боро не стеснялась зайти и ласково о времени напомнить.

На крайний случай и охрану звала.

– Ты опять боишься, – голос проклятого прозвучал неожиданно ясно, без капли сонливости, и слышалось в нём разочарование, непонятная досада.

– Я не… не боюсь, просто я… – начала Аверил и умолкла в растерянности.

Не скажешь же, что она ведать не ведает, что клиент может потребовать с утра.

– Просто ты боишься, – со вздохом отметил Герард и руку убрал, отодвинулся от девушки, перевернулся на спину.

Аверил тоже перевернулась, приподнялась на подушке, придерживая одеяло на груди. Огонь в камине погас и в слабом, рассеянном свете, проникающем через неплотно задёрнутые портьеры, Герард, взлохмаченный, с глазами тёмными, что небо в поздний час, казался безмерно усталым, будто не спал всю ночь, но трудился без перерыва.

– Сюзанна сказала, двадцати тебе ещё нет… а сколько есть?

– Девятнадцать, ми… Герард.

– Девочка из деревни, – протянул проклятый негромко, задумчиво, словно сам с собой разговаривая. – За её пределы выезжала когда-нибудь?

– Только в детстве несколько раз, когда мама с собой на ярмарку брала, да когда отчим… сюда привёз.

А прежде города она и не видела. Ни петляющих тесных улиц, ни домов в два-три этажа, что поднимались по обеим сторонам, лепясь друг к другу наподобие крепостной стены, ни столько экипажей, лошадей и людей за раз, в отличие от деревенских удостаивающих отчима и закутанную в поношенную накидку Аверил разве что мимолётными брезгливыми взорами.

– Читать и писать ты, полагаю, не умеешь.

– Умею! – Аверил ещё выше поднялась, села, опёршись спиной на подушку, глядя на Герарда сверху вниз.

– Правда? – проклятый посмотрел удивлённо, недоверчиво чуть.

Неужели решил, будто обманывает?

– Я ходила в школу при храме Гаалы Всеблагой, что рядом с нашей деревней, жрицы там всех детей учили и читать, и писать, и считать немного.

– Только в большинстве своём детишки там выучиваются в лучшем случае читать по складам односложные предложения, писать исключительно собственное имя и считать на пальцах до десяти, – поправил Герард снисходительно. – Да и кто вообще в детстве любит учиться?

– Наш храм маленький, тихий, – Аверил отвернулась от проклятого, избегая пытливого его взгляда. – Службы проходили только пятого дня каждой недели, а занятия – трижды в неделю до полудня. В остальное время там почти и нет никого, лишь иногда женщины заходят попросить божиню о милости какой или вознести ей хвалу.

И храм – укрытие надёжное, верное, сладко пахнущее благовониями. Под сводами земного дома Гаалы маму не привечали особо, шептались, что среди честных женщин нет места падшей, той, что позволила Керит, тёмной богине похоти, совратить себя и опорочить недостойной страстью, но маленькую Аверил жалели, помня, что дитя, при каких бы обстоятельствах оно ни было зачато, невинно в глазах Всеблагой.

– Я ходила на все уроки несколько лет кряду, хотя уже всё знала и каждое слово наставниц выучила наизусть. И старшая жрица позволяла мне читать книги из храмовой библиотеки.

– При храме была библиотека?

– Да, с настоящими книгами, и я все перечитала не по одному разу, даже богословов.

– Хм-м… любопытно, и сколько в этой вашей библиотеке было книг?

– Дюжина священных книг и шесть обычных, – отчего-то Аверил произнесла это с гордостью.

Пусть она всего-навсего жалкая невольница, но вовсе не безграмотная дурочка.

– Восемнадцать книг? Целых восемнадцать книг? – Герард вдруг рассмеялся с весельем искренним, однако всё равно обидным, царапающим терновыми шипами. – Дирг побери, ты права, это настоящая библиотека!