Их безумие

1. Керри.

Уокер молчит.

Керри, собственно, и не ждет душевной беседы после секса. Только не от него.

Он молчит, закуривая, выдыхая дым в потолок ее маленькой комнаты, и Керри думает, что запах опять впитается намертво в занавески на окнах, и тете нужно будет что-то врать…

Но, само собой, эти проблемы не заботят Уокера.

Его вообще, похоже, не заботит ничего, связанное с ней.

Кроме секса, конечно.

Он докуривает, поворачивается к ней, все так же, молча, тянет на себя.

Он жесток.

Не целует - кусает, оставляя приметные следы по всему телу, которые с трудом удается скрывать. Пока удается.

Не ласкает - мучает. Поворачивает подчиняющими грубыми движениями так, как ему удобно, не заботясь о том, что она чувствует, хорошо ли ей, плохо ли? Больно или сладко?

Ему плевать.

Керри уже давно не задумывается над тем, кто она для него. Незачем ломать голову.

Зато она прекрасно знает, кто он для нее.

Ее кошмар.

Ее непрекращающийся кошмар.

Последние несколько месяцев она живет в таком кошмаре.

С таким кошмаром.

Иногда только вспоминая, с чего все началось, удивляясь самой себе.

Как она позволила? Как допустила?

Ведь чувствовала, ведь понимала…

Хотя…

Что она понимала тогда, оглушенная новой смертью в своей такой короткой жизни, новой реальностью, новым домом, новыми людьми?

Она автоматически улыбалась, вяло и извиняющееся, как будто была виновата в том, что случилось. Как будто она могла вылечить бабушку, но не сделала этого почему-то…

Как будто это она сидела за рулем того грузовика, что три года назад унес жизни ее родителей.

Как будто это она, а не опека и родственники, приняла решение и подкинула ее мертвым грузом на плечи вечно занятой тетки, дальней родни, до этого виденной лишь единожды.

Конечно, лучше бы жить в общежитии, но среди года… О чем вы вообще?

Да и восемнадцать ей только исполнилось, до двадцати одного далеко, и дотация на содержание сирот неплохая, поэтому тетка возражать не стала и комнату в своем доме освободила.

Керри не противилась, потихоньку подбирая себе пути отступления, ведь для сирот и места в университетах могли быть. Хотя в тот, куда она хотела, поступить совсем не просто. Даже и по льготе.

Поэтому пока надо пересидеть и хорошенько подготовиться.

Она приходит в новый колледж, спокойной серой тенью, никого не заинтересовав, не вызвав ни в ком каких-либо эмоций. И радуется этому. Ей не нужны новые отношения с людьми. Ей нужно только спокойствие. Возможность выдохнуть.

Конечно, поначалу однокурсники недоуменно косятся, но, занятые учебой и личной жизнью, очень скоро перестают обращать на нее внимание.

Керри учится, записывается на несколько дополнительных занятий, в том числе и спортивных, потому что, увлекаясь когда-то в другой, счастливой жизни, художественной гимнастикой, соскучилась по интенсивной физической нагрузке.

В библиотеке колледжа, где она стала частой гостьей, висит объявление о поиске помощника.

Теперь у нее есть свой уголок, куда можно забиться и тихонько посидеть, наслаждаясь любимыми книгами. Улетая в другой иллюзорный мир.

Загрузив себя всем, чем можно, Керри возвращается в свой новый дом только ночевать, что всех полностью устраивает.

Занятая собой, своими переживаниями, Керри не особо обращает внимание на происходящее вокруг, не замечая никого.

Зато ее все-таки замечают...

В первый раз натолкнувшись во время обеда в столовой на тяжелый изучающий взгляд Уокера (она тогда не знала, кто это такой), Керри даже не задумывается. Даже не отмечает для себя ничего.

Все, как всегда, проплывает мимо.

Мыслями она там, в маленьком библиотечном закутке, где ждет ее недочитанная книга.

На следующий день Керри сталкивается с Уокером возле шкафчиков. Она, мимолетно все-таки удивившись тому, что раньше никогда его здесь не видела, достает учебники, осторожно косясь на темную мрачную фигуру, застывшую неподалеку. Он ковыряется с дверцей. Никак не может открыть?

Керри идет на урок, так и не увидев, что парень, бросив возню с замком, шагает за ней.

***

- Мне книгу, - Керри поднимает глаза на посетителя, вопросительно изогнув бровь, ожидая продолжения заказа.

Но Уокер молчит.

И смотрит. Тяжело смотрит, выжидающе.

От всей его фигуры, высокой и худощавой, упрятанной в безразмерное грязноватое худи с надвинутым до глаз практически капюшоном, веет чем-то непонятным, никак не осознаваемым.

Керри только много позже понимает, чем.

Опасностью.

Молчание затягивается, натягивается, как готовая лопнуть нить, и Керри, чуть вздрогнув неизвестно отчего, решает уточнить:

2. Рэй.

Кукла.

Вот что Рэй думает, когда впервые видит ее в столовке.

Большеглазая анимешная кукла с короткими растрепанными волосами и тонкой, изящной фигуркой.

Она сидит за столом, о чем-то задумавшись, уставившись в пространство перед собой.

Хрупкая и одинокая.

Ее хочется приласкать.

Странное слово, возникшее в мозгу. Слово, никак не подходящее к его жизни.

Рэй смотрит, смотрит, не может взгляд отвести.

Худое, бледное лицо, светлые огромные глаза, какая-то болезненная изящность, как у сломанной куклы. Он представляет, как бы она дрожала в его руках, как расцветали бы на белой коже красные следы от грубых пальцев, как налились бы кровью губы от поцелуев…

В этот момент девушка поднимает глаза и встречается с ним взглядом.

Рэй чуть не дергается, словно на горячем поймали, словно она его мысли могла прочесть.

И прочитала. И, испугавшись зверя, резко вскакивает и, подхватив сумку, бежит прочь.

А он так и остается сидеть, провожая глазами немного угловатую, грациозную фигурку, худенькие ножки в красных кедах…

Затем резко поднимается и выходит, не замечая, как испуганно расступаются перед ним однокурсники. Привык за столько лет.

Мысли о девчонке-анимешке не оставляют ни на секунду.

Даже дома, привычно нарычав на собутыльников папаши, устроивших веселье на грязной кухне, так же привычно увернувшись от пустой бутылки, которую старый мудак очень прицельно запустил ему в голову, он думает о ней. Завалившись на старую кровать в комнате и закурив, Рэй нашаривает под матрасом заначку, банку пива, открывает, отхлебывает, морщась от мерзкого вкуса теплого пойла, выдыхает и закрывает глаза.

Девчонка стоит перед ним, соблазнительно одетая, прямо как сегодня в колледже, в блузку с юбкой до колен и красные кеды. Стоит и смотрит. Улыбается. И медленно расстегивает пуговички на строгой блузке.

Охренеть…

Рэй глубоко затягивается и дергает болты на джинсах.

***

Девчонку зовут Каролина. Керри. Она учится полный день и потом оставается на факультативы. Еще на гимнастику ходит.

Он все про нее узнает, особо напрягаться не требуется. Спросить там, послушать здесь.

Приехала недавно, живет у тетки, больше родных нет.

Он знает, где она живет, знает, что подрабатывает в библиотеке. Любит читать, остается там иногда даже после закрытия. А потом идет домой в темноте. По их не самому благополучному району. Хрупкая девочка-тростинка.

Рэй все чаще ходит на занятия, даже папаша удивляется и ржет, что недоумок решил мозги у себя найти.

В автомастерской, где Уокер подрабатывает, чтоб было на что покупать жратву, неожиданно с пониманием относятся к его тяге к знаниям. По крайней мере, соглашаются перенести часы работы на вечер.

Выясняется, что у них с Керри есть парочка совместных уроков. Это хорошо. Рэй садится на заднюю парту и все занятие не сводит с нее глаз. И не может понять, что такого в ней? Что так цепляет?

Почему только о ней думает?

Почему ее в снах видит?

Почему ее хочет?

До боли, до темных пятен перед глазами?

Словно с ума сошел в одну секунду. Помешался.

Может, по наследству его поганому какая зараза передалась? Может, он в мать? Говорил же старый скот, что порода у него не уокеровская, что на мать похож и лицом и характером.

В отличие от брата, Шона.

Тот да. Тот, бл*, Уокер. Натуральный. Самой херовой, первой прогонки.

Бросил его, гад, одного.

Мысли о брате привычно будят зверя.

Рэй опускает глаза, стараясь унять себя, не пугать учителя и однокурсников бешеным, диким взглядом.

А затем опять упирается в худую напряженную спину девушки с темными, короткими волосами, непослушными кудряшками падающими на острые плечи.

Наваждение, бл*. Одержимость.

***

Как-то в автосервис к нему забегает Мисси, привычно лапает за задницу, подмигивает на продавленный диванчик в углу мастерской.

Но Рэй, ни слова не говоря, вышвыривает девку прочь, хотя раньше от бесплатного секса не отказывался. А здесь как отрезало. Только блевать тянет от одной мысли о том, что засунет член в эту потаскуху.

Дома все так же весело, и даже еще веселее, потому что папаша решил остепениться и привел на постоянное место жительства известную всему городу шалашовку.

И даже каркнул, что она теперь Рэю вместо матери будет. За что тут же огреб от взбешенного сына ремнем с металлической пряжкой по роже.

Уокер стоит над матерящимся скулящим телом, дышит, успокаиваясь, смотрит на визжащую подстилку так, что та затыкается моментом, а затем уходит к себе.

Отца он давно уже не боится, лет с тринадцати, когда впервые дал ему сдачи. Смотрит с омерзением, как на таракана. Сдерживается, чтоб не раздавить, прекрасно понимая, что пойдет тогда к Шону в тюрягу.

3. Керри.

На следующий день у нее болит прикушенная губа и нервно дергаются руки при каждом хлопке открывающейся библиотечной двери. 

Она не может понять, что это было, что ему надо от нее. 

Она не самая красивая, не самая веселая… 

Она - совершенно не та, что нравится парням. Наоборот, она - средоточие всего, что может парня отпугнуть. Она - типичный синий чулок, мечтающая быть как можно более незаметной и тихой. Может, тогда мироздание отведет от нее свое око и перестанет испытывать?

И неожиданное и ненужное ей внимание этого пугающего парня она тоже воспринимает, как испытание. 

Керри уже выяснила, что он такой, Рэй Уокер. Она все знает про его неблагополучную семью, про брата, даже  не окончившего старшую школу, потому что его прямо в школьном дворе арестовали за распространение наркотиков.

Про его неуспеваемость и непосещаемость. 

Про драки.

Про приводы в полицию.

Про то, что учится он здесь исключительно по дотации от штата, потому что сирота, как и она. Живет с отцом, давно лишенным родительских прав. 

Про дикий, опасный, непредсказуемый нрав, из-за которого даже отпетые драчуны и задиры предпочитают с ним не связываться. Ведь  никто не хочет неожиданно получить кастетом по лицу, или табуреткой по голове ( и это только из известных случаев!).  Людей, бешеных и непредсказуемых, таких, как он, обходят десятой дорогой. 

Керри полностью с этим согласна. И готова обходить десятой дорогой.

Только Уокер не из тех, кто спрашивает разрешения, прежде чем приблизиться. 

Он исправно ходит в колледж пугая этим учителей и однокурсников, ест в столовой, один за столом, никто не решается подсаживаться. 

Он возникает на ее пути подозрительно и жутко часто. 

Он смотрит. 

Не отрываясь, внимательно, без улыбки, без усмешки. 

Так, что дрожь продирает. 

Так, что губы, словно вспомнив его вкус, начинают ныть. 

Керри предусмотрительно старается сократить до минимума любую возможность его приближения к ней. Отворачивается, когда видит его возле шкафчиков или в коридоре. 

Упорно не смотрит в ответ, когда он сверлит ей спину взглядом на совместном уроке современной литературы. 

Не обязательном уроке, Керри уверена, что он записался специально, из-за нее. 

Она старается с ним не пересекаться.

Жаль только, что у него другие планы. 

                                                                               ***

Он заступает ей дорогу на выходе из спортзала, резко тянет за руку с темную нишу под лестницей. 

Керри не успевает крикнуть. 

В этот раз он позволяет себе больше, не просто целуя, жадно и напористо, но и забираясь грубыми руками под юбку, подхватывая, впечатывая в стену, трогая ее везде настолько бесцеремонно, что становится совершенно невозможно дышать, сопротивляться, думать. 

Керри только тихо и жалобно стонет, когда он, не прекращая терзать ее губы, просто рывком сажает к себе на талию, опять больно прикладывая спиной о стену, и ритмично вжимается  пахом, рыча сквозь поцелуй.

Эти животные грубые движения отзываются чем-то непонятным и диким внутри нее, по телу, и так взбудораженному непрошенными ласками, проходят волны дрожи, низ живота каменеет болью.

Уокер, легко  держа ее на одной руке, другой дергает ремень своих джинсов, и Керри кричит внутренне от ужаса, понимая, что еще чуть-чуть и он возьмет   ее в этой грязной темной нише, силой возьмет, не давая даже шанса на побег!

Но мироздание как-будто отвернуло от нее прищуренное око, потому что Керри сквозь грохот крови в ушах слышит голос учителя физкультуры, зовущего ее по имени. 

Кажется, она что-то забыла в зале. 

Уокер тоже это слышит, поэтому останавливается, тяжело дыша, не выпуская ее из рук. 

Керри, воспользовавшись его промедлением, открывает рот, чтоб позвать на помощь, но не успевает. Крепкая широкая ладонь намертво запечатывает ей губы, глаза в темноте горят дико и страшно. 

Уокер жестом приказывает ей молчать.

Керри молчит. 

Молчит и резко дергается из его рук, вырывается, бежит прочь, спотыкаясь, оправляя на ходу юбку, пытаясь привести в порядок перекрученный напрочь лифчик, приглаживая встрепанные короткие волосы. 

Она уверена, что выглядит сейчас невероятно дико, с глазами, полными слез, горящими от ужаса и стыда щеками... 

И насквозь мокрыми  от возбуждения трусами. 

Эта последняя деталь выносит ей мозг окончательно, и девушка, не отзываясь на голос учителя, несется прямиком к выходу из колледжа, забыв там и сумку, и учебники.

Плевать, на все плевать! Главное, поскорей! Главное, подальше! Главное, не оглядываться!

Вечером дядя находит ее сумку и вещи возле двери,и, громко удивляясь разгильдяйству, приносит ей в комнату. 

4. Рэй

На следующий день  после  неслучившегося секса в библиотеке, Рэй с огорчением понимает, что все его догадки подтвердились. 

Керри морозилась, пряталась от него, опускала глаза, сворачивая за угол сразу, как только он показывался на горизонте. 

На совместных занятиях старалась быть как можно тише и незаметнее. 

А вот Рэя уже несет. И неслабо так несет. 

Глаз от нее оторвать он просто  неспособен. Постоянно ищет с Керри встречи, отслеживает ее передвижения по колледжу. И это, похоже, начинают замечать. Вот только комментировать боятся. Ну, само собой, этому он не удивляется. 

Что Рэй, что Шон в свое время, сумели выступить в этом вшивом городишке так, что только стекла звенели. Уокеров здесь помнили, знали и справедливо обходили десятой дорогой. 

И в целом, такая слава всегда была младшему из семьи на руку. Не приставали, лишний раз не трогали, тихо радовались, что спокойно сидит на занятиях и не отсвечивает. 

Лишь мистер Джефферсон, учитель английской литературы еще со средней школы, переведшийся затем в колледж, прекрасно помнивший не только Шона, но и самого старшего Уокера, подошел  к Рэю перед очередным занятием и похвалил, что за ум взялся, колледж решил закончить. Хоть кто-то из семьи с мозгами. 

Уокер не стал разочаровывать учителя и рассказывать, что ходит он на занятия исключительно потому, что одна худая кукла покоя не дает, что стоит на нее каменно уже который день, что мысли все только там, у нее в трусах, а не в учебнике. 

Отмалчивается, короче, как всегда. 

Многозначительно так получается, вдумчиво даже. Мистер Джефферсон, похоже, остался доволен. 

А Рэй продолжает ломать голову над исправлением ситуации. Керри от него шарахается, как от прокаженного. Даже не подойдешь, не поговоришь с ней. Как будто он раньше мог просто так это сделать! 

Да он и пары слов не придумал бы! 

Остается только смотреть. 

И ловить подходящий момент, а вдруг в критической ситуации язык развяжется?

Ждать долго не приходится. 

После уроков Рэй заглядывает в спортивный зал, чисто на автомате, не ожидая ничего такого. И застывает, завороженный. 

Керри летает по ковру, легко вскидывая ноги, завихряя ленту вокруг себя, высоко подбрасывая, ловя, изгибаясь так, что, казалось, позвоночника нет у нее. 

Она нереальна. Видение, бл*. 

Рэй зажмуривается даже, мотает головой. Неловко переступает с ноги на ногу, успокаивая стояк. 

Но бесполезно, конечно же. 

Обтягивающее трико не скрывает ровным счетом ничего. Крепкая попка, тонкая талия, небольшая грудь. Затылок с забранными наверх волосами. Изящные движения ломких рук. Возбужденно горящие глаза в пол лица. 

Сука! 

Ну вот как можно терпеть? Никак. 

Ниша рядом с залом была удобной. Темной и глубокой. 

А Керри не успевает пискнуть. 

Рэй рассчитывал поговорить все-таки. Для начала. Может, пригласить куда-нибудь. Как все нормальные люди делают. Но девчонка опять дергается, роя себе этим яму. Возбуждение от увиденного в зале накладывается на ощущение желанного доступного тела в руках, и крыша уезжает, не прощаясь. 

Остается только жажда. Ее кожи под пальцами, ее распахнутого рта, ее тихих стонов. И Рэй погружается в эту жажду, утоляя ее неистово и горячо. И не обращает внимание на беспомощные протесты, и не думает ни о чем. Просто пьет, захлебываясь и сходя с ума окончательно. Плевать на все, пока она рядом, пока дрожит в его руках, пока стонет от его губ. Плевать. 

Когда успел посадить девчонку себе на бедра, так потом и не может вспомнить. Как и не помнит, что конкретно делал с ней. Тело само реагировало, руки сами сжимали, гладили, обхватывали. Губы сами впивались, оставляя следы, до боли, до вскриков. 

Каким образом он за всем этим мороком умудряется услышать голос учителя, зовущего Керри, непонятно. Но слышит. Останавливается. Ослабляет захват, немного приходя в себя. 

И в очередной раз упускает свою добычу. 

Херовый из него охотник! 

Керри убегает, как вспугнутая косуля, забыв обо всем. Даже сумку свою бросает. 

Рэй сидит, дышит, успокаивается. 

В очередной раз удивляется, как так ее бережет ангел-хранитель. Не дает девчонку в обиду. Да и его от тюряги спас. Ведь никакого, бл*, самоконтроля!

Все-таки, наверно, гены матери-шизофренички сработали. Хотя, то, что она шизофреничка, он знал только со слов отца, а тому верить вообще последнее дело. 

Может, все же по их линии, по уокеровской эта хмарь идет. Деда-то своего он не помнил и не знал. А вдруг тот маньяк со стажем? 

Не зря же они с Шоном такие дикие. Но брат, сколько Рэй его помнил, всегда себя контролировал. Если не под дозой, само собой. Но даже тогда соображал хорошо. И таких диких вспышек Рэй за ним не замечал. Конечно, Шон тот еще говнюк, и творил совершенно отмороженные вещи, за что и сел в итоге, но того черного страшного зверя, что сидит в младшем, у старшего не было. Не было такого, чтоб голова отключалась, чтоб в ярости себя забывал, чтоб потом удивлялся, когда рассказывали, чего творил. 

5. Керри.

Неделю после жуткого происшествия возле спортзала ничего не происходит. 

Керри, понимая, что надо что-то делать, тем не менее, никому не решается ничего сказать. 

Ей страшно и стыдно. 

И ночами мучают кошмары, наполненные грубыми, настойчивыми тактильными ощущениями. 

Как будто он здесь, с ней, рядом. И от этого болит грудь, немеют губы и ноет низ живота, наливаясь каменной тяжестью. 

Керри просыпается в поту, словно наяву ощущая на себе дикий темный взгляд. 

И да, она совсем не хочет знать, что было бы, если б его не остановил тогда учитель. 

Как это было бы.

Она делает успехи в спорте, поэтому на  длинный уикэнд  ее приглашают  на соревнования в соседний город. 

Живут и тренируются спортсмены  эти несколько дней в специальном хостеле, что сняла Федерация. 

Он в нескольких часах пути от города, на берегу прекрасного озера. Купаться еще рано, но вот гулять в свободное от тренировок время очень приятно. 

Кругом почти нетронутая дикая природа, и на озеро прилетают дикие гуси.  

Керри вылетает с соревнований в предпоследнем туре, но не огорчается. Она понимает, что недостаточно старалась, и вообще чудо, что ее заметили и пригласили. Ну не будет она чемпионом штата по художественной гимнастике, и ладно. 

Вечером озеро особенно тихое. Луна горит, отражаясь в воде, и создавая невероятный сюрреалистичный пейзаж. 

Керри кажется, что она в сказке, в каком-то другом, волшебном мире, и вокруг все ненастоящее. 

Может, именно поэтому она не сразу реагирует, когда видит неподалеку от себя знакомую высокую темную фигуру. 

Керри какое-то время просто смотрит, как Уокер приближается к ней, все еще, похоже, искренне считая его частью пейзажа, или частью своей фантазии, ведь из головы он у нее ни на секунду не выходит, даже во время соревнований. 

Уокер застывает на секунду, смотрит на нее, как и она на него, как на привидение, похоже, совершенно не веря, что она настоящая. Одет он в темную куртку, в руках винтовка, на поясе куча всяких необходимых охотнику мелочей. 

Керри внимательно и даже с удовольствием изучает его крепкую жилистую фигуру, широкие плечи, взлохмаченные волосы, думая о том, что она никогда его не видела ни в чем другом, кроме его грязного худи. Странно, что он ей привиделся в другой одежде…

О Боже! 

Он ей не привиделся! 

Он реально здесь! 

Они идет к ней! 

Прямо к ней! 

Прямо сейчас!

Керри явственно ощущает, как дрожат ноги, как бьется быстро и заполошно сердце, разворачивается и бежит к корпусу. Быстрее, быстрее назад! 

Ощущает резкий рывок, и, уже падая на землю, понимает, что не успела. 

Уокер наваливается сверху, тяжело дышит, жадно и радостно разглядывает ее испуганное лицо. 

Керри понимает, что кричать бесполезно, место довольно безлюдное, и на помощь к ней никто не придет, поэтому  решает попытаться уговорить его, образумить. 

Открывает рот, мимолетно удивленно понимая, что это будет первый раз практически, когда она сама с ним заговорит, шепчет тихо и умоляюще:

- Уокер, Уокер, отпусти! Отпусти пожалуйста, не надо так, слышишь? Не здесь, Уокер…

Но, видимо, она не находит нужных слов, потому что Уокер прерывает ее лихорадочный бред в присущей ему грубой манере. Поцелуем. 

Керри, осознавая, что сделать она ничего больше не сможет, чтоб защитить себя, лишь обреченно стонет, когда он отрывается от ее губ для того, чтоб оставить отметины на ее шее, груди, животе, легко высвобождая ее из олимпийки, стаскивая спортивный лифчик. 

Он не особенно торопится, как будто понимая, что искать ее сейчас никто не будет, что им не помешают. 

Ночная трава холодит голую спину, спортивные штаны на резинке улетают в сторону поразительно быстро, вместе с его курткой и футболкой. 

Он ошеломляет Керри внезапно горячей кожей тела, прижавшись голой твердой грудью, перехватывая над головой пытающиеся оттолкнуть его руки. 

Ткань его джинсов, грубая и жесткая, неприятно царапает нежную внутреннюю поверхность бедер, он замирает на секунду, пытливо и пристально вглядываясь в ее глаза, и не отводит взгляда, делая внезапное резкое движение навстречу. 

Боль оглушает, боль разливается по телу неконтролируемо и неожиданно. Керри кричит ему в ладонь, выгибаясь, кусая до крови, и неосознанно, на инстинктах, пытаясь избавится от источника боли, делает попытку выползти из-под тяжелого торса Уокера, но безуспешно. 

Он убирает окровавленную ладонь, не закрывает ей рот, незачем, никто не услышит, а руки и губы можно занять более приятными вещами. Он пережидает чуть-чуть, понимая, что ей надо привыкнуть, что-то тихо шепчет на ушко, словно пытаясь успокоить. 

Керри не слышит, уже не крича, а лишь жалобно плача под ним. Она не хочет смотреть, не хочет слышать. Она хочет только, чтоб он прекратил, чтоб оставил ее в покое, наконец. 

6. Рэй

После его срыва в спортзале прошло несколько дней. Рэй все так же ходит в колледж. Не мог не ходить. Очень хотел. Но не мог. Там была возможность увидеть ее. Попытки начать нормально общаться он уже оставляет. Не с его удачей. Но хотя бы смотреть-то можно? Просто смотреть. Больше ничего. Ну, и потихоньку убирать всех, кто, как ему кажется, может неровно дышать к Керри. Расчищать пространство вокруг нее. Потому что мысль, что она может захотеть быть с кем-то, приносит физическую боль. Зверь внутри поднимает шерсть на загривке и рычит. И бьет хвостом. 

Рэй надеется, что все пройдет само собой. Пока не проходило. 

Только острее все становилось, только яростнее. 

Но не может же так быть постоянно? 

Нехило отвлекали  от задурманившей голову одержимости семейные дела. 

Старый говнюк допился до того, что заложенный дом пошел с молотка. 

Рэй осознает, что вскоре придется искать себе угол. Пока что временно переезжает в автомастерскую, хорошо, что хозяин пускает. Добрый мужик. Денег не взял. Ну, так, урезал зарплату в половину. И все. Святой человек. 

Папаша свалил к новой бабе. И где он их только находит, марамоек этих? И, самое главное, что они все в нем находят? 

Не иначе, хваленое уокеровское обаяние срабатывает. 

Шон, помнится, про это всегда заливал, особенно по пьяни. Типа, бабы любят говнюков. И  чем говнянее говнюк, тем больше любят. И примеры приводил из личного опыта. Обычно Рэй в этот момент старался свалить, уж очень мерзко было. 

Тем более, что на нем, судя по всему, природа отдохнула, семейной харизмы не досталось, иначе не бегала бы от него куколка, как от огня. Наоборот, после первого поцелуя потекла бы и ножки раздвинула свои. 

Красивые. Точеные. Как бы они у него на плечах смотрелись, ух! 

Он бы языком ступню пощекотал, прикусил мягкое местечко рядом с пяточкой, придерживая за тонкие щиколотки, чтоб не дергалась. 

У нее щиколотки легко можно обхватить двумя пальцами, и еще место останется. 

А потом провел бы языком по гладкой вкусной коже к коленям, бедрам, вдохнул бы ее запах… И дернул на себя, так, чтоб охнула, закусила губы свои нежные, закатила глаза, когда почувствует его в себе первый раз… 

Со стояком - неизменным приятелем таких фантазий, приходилось разбираться по-старинке, потому что на шлюх Рэя по-прежнему не тянуло. 

                                                                                      ***

Длинный уикэнд был к месту. Работы в автомастерской не было, и Рэй рванул в лес на три дня. 

Охоту он любил. Тишина, запах леса, полное ощущение отключки от внешнего мира. И мысли как-то выглаживаются что ли. На место в голове все становится. Рэй очень рассчитывал, что и в этот раз поможет. 

Вообще, в последнее время ему жилось спокойнее. От папаши не было ни слуху ни духу, может, сдох уже где-нибудь под забором и избавил младшего сына от необходимости помогать ему в этом и приятной встречи  с братом в тюрьме. 

Хозяин автомастерской отдал Рэю за просто так остов старого байка, из которого вполне можно было сварганить нормальное железо. Обещал после колледжа оставить его работать у себя и добавить деньжат к зарплате. Жизнь однозначно налаживалась. 

Вот бы еще одна кукла несговорчивая в его сторону посмотрела… 

Рэй как раз думает об этом, не может выкинуть из головы мысли о ней, как ни старается, когда вечером, черти за сколько миль от родного города, прошагав два дня за косулей, он видит Керри. Она стоит на берегу небольшого гладкого озера и смотрит прямо на него. 

Рэй даже не задумывается, откуда она здесь. 

Он вообще сначала не понимает, что это реальность. Решает, что продолжение его мыслей, фантазий. Может, болезнь прогрессировала и сейчас активно жрет его мозг, выдавая желаемую картинку. 

Вот Керри стоит, смотрит, как он подходит. Глазищи в пол лица, светлые, испуганные. Соблазнительные. 

Сейчас побежит. Конечно, побежит. А он догонит. И трахнет, наконец-то. Хотя бы в фантазиях. 

Керри действительно разворачивается и бежит. А он действительно догоняет. И валит на траву, прижимая обе тонкие руки над головой ладонью. 

И смотрит, жадно и недоверчиво, только теперь осознавая, что это не бред, не фантазия. Реальность. Реальность, бл*! 

И она лежит под ним, реальная! 

Теплая, испуганная, дрожащая. Говорит что-то, губки шевелятся. В глазах огромных слезы, умоляющее выражение. Невозможно заводит. А куда уж больше заводиться? 

И Рэй, посылая нахер все здравые мысли в голове, все намерения держаться подальше, все прогнозы о счастливом тюремном будущем, делает то, что хотел всегда. О чем думал, о чем вспоминал. Отсекая себя чертой от всего. Просто шагая за грань, из-за которой, он это точно знал, возврата не будет. 

Керри еще пытается упросить его, уговорить, слабо и уже с какой-то обреченностью дергаясь под горячим тяжелым телом, а Рэй уже знает, что сегодня будет с ней делать. 

Уже все решил для себя. 

7. Керри

Он приходит к ней практически  каждую ночь, развлекается так, как ему хочется, особо не интересуясь ее мнением и все-таки каждый раз доводя ее до финала. 

Они почти  не разговаривают, только иногда,  во время секса. Не обсуждают их отношения (даже представить смешно), но все-таки то, что это именно отношения, и что Уокер к ней как-то по-особому  относится, Керри знает.

Он по-прежнему при каждой встрече прожигает ее темным бешеным взглядом, и в глубине его зрачков она видит обещание следующей ночи. 

Он отваживает от нее всех, кто мог ее заинтересовать. 

Хоть Керри и было это смешно. 

Кто ее мог заинтересовать? 

И, самое главное, кого она может заинтересовать? 

Правда, одна ситуация немного меняет угол обзора на этот вопрос.

Керри на занятии особенно хорошо выполнила сальто, услышала поощрительный свист со скамейки. 

В перерыве к ней подошел Джек Райн, звезда местной футбольной команды. 

Предложил бутылку воды, похвалил ее технику, пошутил, не смешно и глупо, обшаривая ее говорящим взглядом.

Керри, поежившись, быстро свернула разговор. 

Одного маньяка с говорящим взглядом в ее жизни было достаточно. За глаза просто. 

Керри шла к выходу, в очередной раз  думая о том, почему она это все допустила? Почему не рассказала никому?

Тут ее грубо подхватили под локоть и втолкнули в уже знакомую темную нишу. 

Когда она через десять минут вышла оттуда, поправляя одежду подрагивающими руками, то непроизвольно усмехнулась, понимая, что нашла ответ на свой незаданный вопрос. 

Почему не рассказала?

А как о таком рассказывать? 

Как рассказать о том, что он творит, не сгорев при этом от стыда? 

Какими словами можно описать, как он сейчас , жадно и зло оглядывая ее лицо поблескивающими от гнева глазами, задал только один вопрос:

-  Райн, значит?

И затем зарычал, силой опуская ее на колени, и дергая молнию на своих джинсах.

И как рассказать, что потом он , подхватив ее под локти, целовал заплаканные щеки, проникая требовательным языком в рот, словно стремясь достать до тех же глубин, что и членом  до этого?

И как передать его взгляд, все такой же мрачный, угрожающий, как и его слова, с которыми  он отпускал ее:

-  Никакого, бл*ть, Райна!

Как это все рассказать и не признать себя полной бесхребетной дурой?

Дурой, у которой до сих пор трясутся от возбуждения коленки и мокнут трусики, едва она подумает о том, что сейчас произошло?  

На Райна в тот  же день в столовой опрокидывается небрежно поддетый проходящим Уокером поднос, а последовавшая за этим жестокая драка упаковывает звезду футбольной команды на две недели в больницу, а зачинщика на те же две недели в полицию. 

Выйдя, Уокер  первым делом лезет в окно Керри. 

И она, впервые за все время их недоотношений, сама кладет руки ему на плечи. 

8. Рэй

С недавних пор Уокер четко осознал, что боится. Давно уже такого не испытывал. Раньше, мальцом, боялся остаться один, без мамы. Потом мать умерла. 

Потом боялся остаться один на один с отцом. Без Шона. 

Шон сел. 

Потом боялся отца, боли боялся. 

Первая же лихорадка от исполосовавшей спину  пряжки ремня решила вопрос. 

И первый удар, от которого папаша улетел под стол и так там и вырубился в пьяном обмороке. 

А Рэй понял, что в жизни страха нет. Есть способность преодолевать его. 

Это ощущение было настолько острым, что, казалось, перепрошило его, как робота, обновило систему. 

И все окружающие именно с того момента стали обходить стороной угрюмого и жесткого парня, опасались вставать на пути, словно понимая, что там, где нет страха, нет и границ дозволенного. 

А вот теперь вернувшееся ощущение поражает своей новизной. 

Рэй стал бояться. 

Потери. 

Того, что однажды выпустит свою куклу из рук, и она улетит прочь, как бумажная танцовщица из детской сказки. 

И неважно, сколько ночей они провели вместе, сколько раз она кричала от удовольствия под ним, как крепко он ее обнимал. 

Ощущение скорой потери нарастало. 

Потому что не могло быть в жизни все хорошо. Только не у него. 

Не могло быть так. Как было сейчас. 

Чтоб нормально вздохнуть можно, только если она рядом, только если ее видишь, только если знаешь, что с ней все хорошо, что скоро, совсем скоро… 

Вот оно, окно, уже привычный путь по раскидистому дереву. 

Она сидит за столом, печатает реферат, такая хрупкая, такая нежная. Рассеянно подкручивает пальчиком выбившийся из узелка на макушке волос. 

Ее кудри отросли за время их общения. Общения? Да уж, общаются они по-полной. Организмами, бл*. 

Рэй соскакивает с подоконника, бесшумно подходит, протягивает руки по обе стороны от ее плеч, ловит ладошки, прижимает к столешнице, наклоняется, втягивая одурманивающий запах волос. 

Керри, сначала испуганно вздрогнув, затем расслабляется и даже еле заметно трется макушкой о его грудь. 

Этого маленького шага навстречу хватает, чтоб свести с ума. 

Рэй приподнимает за талию, стаскивая с сиденья, ногой отпихивая стул в сторону и укладывая замершую от неожиданности девушку прямо на столешницу. Сдергивает легкие домашние штаны, несильно шлепает по белоснежной коже, любуясь моментально появившимся красным пятном. 

-Рэй, - Керри возится, пытаясь встать, но он надавливает на шею, заставляя лечь обратно, - дверь, Рэй… 

-Лежать. 

Он идет к двери, запирает,  затем возвращается обратно, прихватив по пути подушку с кровати. 

Просовывает под животик, заставляя зад с влекущим красным пятном приподняться так, как надо. 

Любуется, чувствуя, что надо поторопиться, иначе спустит в штаны, как девственник от такого зрелища. 

И привычно закрывает куколке рот широкой ладонью, делая резкий рывок. И моментально дурея, срываясь на быстрый, жесткий ритм, и радуясь, что стол привинчен к стене, а значит биться и трястись не будет. Потому что сдерживаться было нереально. Вот как тут сдержаться, если она уже мокрая? Если она мокрая стала сразу, как только уложил ее на этот гребаный стол задницей вверх? Если она выгибается так, что, кажется, что поясница переломится сейчас, и стонет ему в ладонь, и каждый стон такой вибрацией по всему телу отдает, что  самоконтроль летит к чертям! 

И Рэй кончает, резко рванув податливую девушку к себе, впившись зубами в тонкую шею, сжав хрупкое тело в лапах так, что как только не хрустнуло ничего, непонятно. 

Пару секунд  дышит, на раз-два, а затем, аккуратно опустив Керри обратно на стол, поворачивается и стаскивает уже привычно матрас на пол. Сегодня будет долгая ночь, очень долгая. 

Потому что надо, чтоб из головы у куклы выбились полностью мысли о ком-либо другом, кроме него, Рэя. 

Потому что один только взгляд сегодня на нее, весело разговаривающую с очередным мажориком, разозлил так, что в глазах темно стало. 

Мажорика спасло только неостывшее воспоминание о двух неделях без Керри, проведенных в местной богадельне. Если опять нажалуются, то Рэй сядет уже на полгода, так судья обещал. 

Керри удалось в этот раз невредимой упорхнуть домой, даже без немедленного наказания минетом, а красавчику, забывшему, чья она, тоже повезло. 

Обоссался только от страха. 

Зато теперь куколка получит по-полной. Чтоб не только в голове, но и в теле отпечаталось, что она - его, Уокера. Была, есть и будет. 

Что все вопросы со всякими уродами, школьными звездами и тому подобными тварями всегда решатся именно так - быстро и жестко. 

9. Керри

Уокер шарит вокруг себя в поисках тарелки, которую она приспособила ему под пепельницу, и натыкается на приглашение от университета, небрежно скинутое до этого со стола. 

Керри отводит глаза, стараясь не встречаться с мрачным вопросительным взглядом.

- Я… Не уверена, что поеду, - вздохнув, говорит она, чувствуя почему-то потребность объясниться. 

Как будто должна ему что-то. Обязана чем-то. 

Дура бесхребетная. 

Он молча гасит окурок, тянет ее на себя уже привычным властным движением. 

В этот раз он особенно груб и нетерпелив.

Обхватывает так, что кости трещат, целует так, что засосы прямо на глазах расцветают и наливаются синевой, берет так, что Керри несколько раз бьется больно головой о пол. 

Уже уходя, поворачивается, чего раньше не бывало, словно сказать что-то хочет. 

И не говорит. 

И на следующий день приходит отчего-то раньше, словно желая побыть с ней подольше. 

И когда ее дядя, в последние две недели полюбивший почему-то желать ей спокойной ночи, заходя перед сном в ее комнату, Уокер тихо отходит в дальний угол, становясь практически невидимкой, сливаясь с темнотой.

А Керри, страшно нервничая и пугаясь, вяло отвечает на очень родственный, практически отеческий ( “Я же тебе теперь вместо отца, малышка”) поцелуй дяди, пытаясь спровадить его из комнаты побыстрее, позволяет приобнять себя, тоже, очень по-родственному. 

Она боится, что Уокера увидят.

Дядя уходит, она облегченно выдыхает, чуть не попались! 

Потом смотрит на Уокера и опять напрягается. 

Очень уж у него знакомо-говорящий темный взгляд. 

-  И часто он так? Укладывает спать тебя? - внезапно спрашивает он каким-то излишне хриплым, ломким голосом.

-  Каждый день, - пожимает плечами Керри, не понимая причины такого интереса. 

-  А раньше?

-  Раньше нет… 

Она замолкает, растерянно смотрит на него. 

И потом до нее доходит. 

-  Нет! Нет, нет, нет, нет! Ты что? Ты думаешь, что он?..

Рэй не отвечает, все так же молча, выразительно глядя на нее  чуть прищуренными от ярости глазами.

Керри обессиленно садится на кровать, вспоминая все случайные касания дяди, его взгляды, его предложения съездить вместе в магазин, купить ей каких-нибудь вещей, а то, бедняжка, совсем пообносилась…

Все так на поверхности, что даже странно, как она не догадалась…

Вот уж и правда, дура беспросветная…

Уокер подходит, садится рядом на пол, перетаскивает ее к себе , на колени, запуская руки под футболку. 

Керри привычно уже выгибается, откидываясь ему на плечо, закусывая губу, чтоб хоть немного болью охладить пылающую кожу, так легко теперь отзывающуюся на его касания.

Стаскивая с нее пижамные шорты и усаживая прерывисто дышащую девушку на себя, Уокер бормочет сквозь зубы:

-  Ниче, разберемся…

На следующий день у дяди сгорает его автомастерская, при разборе находят некоторые детали , снятые с краденных машин. 

Дяде, занятому общением с полицией, резко становится не до племянницы.

Керри не задает Уокеру глупых вопросов. 

И не говорит, спустя еще две недели, перед выпускным, что уже приняла решение насчет университета Атланты. 

У нее очень хорошие баллы, и ей предлагают повышенную стипендию и место в общежитии. 

Она уедет, конечно уедет. Ее здесь ничего не держит. Ну не Уокер же, в самом деле?

Ему, с его баллами и биографией, не светит ничего, кроме автомастерской в пригороде, где он, оказывается, и работает в свободное от учебы время. 

Уокер узнает все сам. Случайно. 

Опять смотрит на нее, жадно и зло. 

Так, как будто она его предает. 

Керри, не глядя ему в глаза, не считая нужным оправдываться, просто подтверждает это. 

Да, она приняла решение. 

Да, она уезжает через две недели.

Да, она собиралась сказать ему. 

Они стоят во дворе колледжа, разговаривают на глазах десятков людей, и ему плевать на это. И ей плевать. 

Она понимает, что все точки над i надо расставить, что она ему ничего не должна, что вообще он во всем виноват, он это начал, он это продолжает, что ей это все не нужно было никогда, что…

Она все правильно понимает. 

У нее в голове все звучит логично и правильно. 

Безэмоционально. 

Уокер смотрит так, что подкашиваются ноги, а все выстроенные конструкции в голове рушаться со звоном, отдающимся в ушах. 

Он молчит, как всегда, молчит. 

10. Рэй

Рэй смотрит в темные огромные глаза своей анимешной девочки и в который раз не знал, что сказать. Как убедить. 

Он хочет сказать, что скопил за полгода  денег на первоначальный взнос за маленький домик, работая, как проклятый в автомастерской, а на выходных гоняя за деньги на старом, но очень шустром байке. 

Хочет сказать, что переговорил с хозяином, и тот предложил ему долю. И что все теперь будет хорошо. Не сразу, но точно будет. 

Сказать, что хочет быть с ней, прожить с ней жизнь, родить детей… Что он сможет, обеспечит, выкрутится. Зубами будет рвать ради их будущего. 

Он много чего хочет сказать. Крикнуть, чтоб не уезжала, даже не думала, что он же… Как же он?.. 

Но проклятый язык отказывается ворочаться. И  выдавливает только:

- Останься. 

И сил хватает только глаза не опускать, вцепиться в нее взглядом, хотя хочется схватить, утащить, привязать к кровати. Рэй отслеживает в себе это дикое животное желание, застывает, борясь. Зверь внутри воет и бросается на прутья решетки, требуя свою добычу. Забрать, укрыть от всех, только его, только ему, только так! 

И, если бы Керри сделала хотя бы маленькое движение навстречу, то так бы и было. 

Но она опускает глаза, вырываясь из плена его взгляда, и отворачивается. 

И Рэй рвет прочь, задыхаясь от ярости и боли. 

И уже поздно вечером, очнувшись в каком-то шалмане, с бутылкой в руках и размалеванной девкой на коленях, он отчетливо понимает, что все. 

Все. 

Керри сделала свой выбор. 

У нее начинается новая, хорошая жизнь, в большом городе. У нее будет все, о чем она мечтала. Все. 

Рэй, с омерзением столкнув шлюху с колен, встает и выходит на воздух. 

Луна светит вовсю, прямо как в ту ночь, когда он первый раз взял ее. Силой взял, как скот, как животное. 

Конечно, чего он после этого хотел? На что рассчитывал? На любовь до гроба? Дебил, конченый дебил. Получил то, чего заслуживал. 

У нее учеба, у нее планы, у нее будущее. Подальше отсюда. От этого завшивленного городка, от местных дегенератов, с ярчайшим представителем которых ее свела судьба. 

У нее жизнь только начинается. 

У него жизнь закончилась. 

11. Керри и Рэй

Керри.

- Останься.

Его голос хриплый и тихий. Она знает, чего ему это стоит - вот так стоять и просить. 

Она понимает, что неверно оценила его отношение к ней, его чувства. 

Понимание это захлестывает с головой, кружит голову, мутит. 

Она смотрит в его глаза и, не выдержав, отворачивается. 

Ее обдает ветром, когда он стремительно проходит мимо. 

В этот вечер он не приходит. 

И в последующие вечера до ее отъезда - тоже. 

Она знает, что он делает. Город маленький, все про всех знают. 

До нее доходят слухи о драках, дебошах, пьянках. 

Женщинах.  

Керри не ищет с ним встреч, никогда не искала и сейчас не собирается. Она утешает себя тем, что все правильно, все так, как должно быть. 

Что он - балласт, агрессор, кошмар,не отпускающий ее даже ночью, даже во сне. 

Керри каждую ночь, несмотря ни на что, чувствует его горячие руки на себе, его властные поцелуи, тяжесть его тела. 

Это как фантомная боль после ампутации.

Это пройдет. Ону думает, что пройдет. Она практически уверена. 

На вокзале ее провожает только тетка. Наскоро целует, прощается. 

Керри уже практически садится в автобус, когда замечает темную фигуру в стороне.

Он стоит, опираясь на свой старенький байк, и не сводит с нее глаз. 

Уокер далеко, Керри не видит его взгляда, но чувствует, чувствует его всем телом, обжигаясь и горя. Он словно трогает ее, опять трогает, так, как всегда грубо, жадно и бесцеремонно.

Она наклоняет голову и заходит в автобус.

                                                                           ***

Рэй.

Ломка проходит болезненно. Бесконечная круговерть притонов, шлюх, дешевой выпивки, легкой дури пережевывает и выплевывает жестким осознанием конца. От этого хочется сдохнуть. И он подыхает. 

Часть бабла, что успел скопить на будущую счастливую (дебил, какой дебил!) жизнь, спускает на выпивку и шмаль. 

Основную сумму забирает силой хозяин автомастерской. Он вообще  единственный человек, хоть как-то переживающий за вконец осатаневшего Уокера. 

Именно он отлавливает его по притонам, вытаскивает  пару раз из участка, запирает в мастерской, чтоб пришел в себя. 

И пытается разговаривать. 

Битый жизнью, суровый мужик, счастливо женатый третий раз на женщине, моложе себя в два раза, он сначала убеждает бледного изможденного интоксикацией Рэя, что все пройдет, и будут у него другие телки. 

Затем, задумчиво ощупывая разбитую губу, с чувством вкатывает Уокеру ответку, постояв над неподвижным телом, сплевывает. 

- Из-за бабы подыхать - последнее дело, парень. 

Подумал, кряхтя и жалуясь на возраст, подтаскивает Уокера к кушетке, плещет воды в лицо. 

- Что, никак? 

Рэй утирает мокрую от воды и крови рожу ладонью, молча переворачивается на спину, впираясь в потолок. 

- Говорить пробовал? - косится хозяин на неподвижно лежащего работника. 

Тот молчит. Только щекой дергает неопределенно.

- Ну и дурак. Бабы любят ушами. С ней надо разговаривать, слушать ее надо. А уж потом еб*ть. Если ты бабу слушаешь, еб*шь и обеспечиваешь, никуда она от тебя не побежит. Давай, рассказывай, недоумок. Или язык отсох, нахер? 

Рэй, с трудом ворочая разбитой челюстью (приложил, скот, знатно, удар, как у боксера-супертяжа), скупо рассказывает. 

- Да… - глубокомысленно тянет хозяин, - а ты, парень, дурак-то редкий… Раз упустил. И не коси на меня своими бельмами кровавыми, я нихера вас, Уокеров, не боюсь. И папашу твоего бил, и брата-придурка, и теперь тебе, видишь, перепало. Хорошо перепало, а? Болит? Ну ничего, заживет. К девке своей съездишь через неделю. Она там, в городе, уже учится, наверно. Куча друзей, куча новых приятелей, а? Чего, зацепило? А нехер было все лето куролесить. Мог бы раньше все решить, если б в штопор не ушел. Короче говоря, слушай, дебил. Нравишься ты мне. Вполне мог бы моим сыном быть, если б тогда твоя мать… Ну да чего теперь. Не смотри так, ты - чистый Уокер, и не надейся даже. Ничего у меня с ней не было никогда. Просто… Могло бы. Если б дураком не был. Но я был. Молодой, глупый, все казалось, чего-то не видел, все впереди. А вот ты не будь. Если уж так у тебя с ней все. Не будь. Я расширяться планирую, пара соседних местечек уже охвачены. Надо Атланту глянуть, чего там да как. Поедешь смотреть место. И к девочке своей заодно заскочишь, мудаков местных попугаешь. У тебя это пи**ец, как хорошо выходит. И не затупи там, дебила кусок. Последний шанс у тебя. Не будет такого больше. У меня вот и этого не было. Так что цени, придурок малолетний. 

Рэй провожает взглядом массивную фигуру супертяжа, моргает, приходя в себя. Ничего он, оказывается не замечал. Никого не видел вокруг. Думал, все люди - скоты. Звери. 

В самом деле, придурок.