Это был скромный, не очень инициативный парень. Не очень разговорчивый, ненаходчивый, не талантливый, без каких-либо связей, не подлый и не лживый. Словом, не способный на плохие или какие-то необдуманные вещи. Будь он большим человеком, то непременно передал бы власть тому, кого считает более достойным.
Сам из не очень богатой семьи. Из-за этого все детство учился экономить, считать копейки, от чего и не считал себя достойным какой бы то ни было власти. Он думал о равноправии всех и во всем, так как считал высшим критерием характера именно отсутствие стремления властвовать над иными.
Тот, кто управляет, – считал он. – должен обладать необыкновенным интеллектом и свойством к запоминанию, чтобы самолично контролировать все. А потому этот парень никогда не любил блестать умом перед другими, не хотел выделяться. Любил юмор, особенно в отношении самого себя, но никогда не выставлял себя посмешищем. Никогда никого не наравил выставить клоуном перед другими, так как для этого нужен был повод, а любой повод поиздеваться он категорически отказывался воспринимать. Мы все одинаковые – считал он. Мы все верим в одни и те же вещи, подлежим одним и тем же привычками, а потому любой может оказаться на месте того бедолаги, которого не гнушаются унижать целыми компаниями. Толпа мыслит стереотипами коллективов. И толпа сильно ослабевает, если ее поделить на отдельных людей. Но те, кто вызревает в одиночестве, морально сильнее сколь-либо численной группы.
Он никого не боялся. Никого не просил о помощи, но сам отзывчиво и участливо реагировал на любую просьбу. Так поступит каждый – твердо верил он. Верил. Не честно было бы кому-либо уделять больше внимания, усерднее оказывать помощь, платить больше налогов, класть кафель ровнее и так далее, нежели другим. Чувствуя ноль по уровню материального богатства, он ощущал при этом великую силу помогать и отдавать что-то другим. Робин Гуд – это не про него. Ему и на ум не приходило отбирать что-то у богатых и давать бедным. Богатство, считал он, само в нужное время перейдет в руки достойного. Считал ли он себя богатым в любом из смыслов? Скорее, ему нехватало для этого слишком многого, чтобы называть себя духовно или интеллектуально, нравственно или материально богатым. Счастливым? Никогда об этом он не думал. Равенство двух отдельных государств и их нежелание конфликтовать между собой он мог назвать пожалуй главным их богатством и счастьем.
Особенно равенство среди народов планеты, он считал великим достижением землян, но на него целыми днями из телеящика лились тонны бессмысленного и показушного вранья, убийств, покушений, а потому он со временем стал считать это достижение утопическим. Он и сам от рождения был особо восприимчив к эмоциональному давлению, хоть и не показывал этого, а лишь таил, поначалу и не подозревая, что накапливает негативную психическую силу. Бесконечная ссора родителей, дурость в школе, стычки на улице, чуждые ему самому бесконечные понты окружающих и многие невростеничные вещи, которые из любого нормального ребенка сделают психически и морально неуравновешенного человека, все больше превращали его открытую и добрую развивающуюся личность в закрепощенную и критикующую. Он мог лишь наблюдать со стороны как течет жизнь, если где-то она действительно текла, а не сыпалась. Благо, эта наблюдательность делает из быдла начитанных и философски мыслящих молодых людей. Сами того не замечая, они находят нужные абзацы в нужных книгах, в нужное время пересекаются с нужными людьми, заводят умные разговоры, при том поражая самих себя умением слушать. Со временем интегрируясь в круги начитанных и искренних людей, вырабатываешь в себе почти брахманскую созерцательность, интеллигентность и осторожность в словах. Однако у него она была скорее аутсайдерская и ретроградская, а потому не смогла бы привести к осмыслению чего-либо в жизни. Проще говоря, он отказывался принимать все меняющийся мир. Он не видел и не слышал ничего, что могло бы прервать его однообразную рутину и натолкнуть на нечто новое. Его это злило, иногда так сильно что он начинал терять надежду. «Когда-то же что-то необычное должно произойти – приходила ему на ум мысль, – а то ведь мне уже почти шестнадцать. Скоро заберут в армию и тогда точно ничто не повлияет на мышление, чтобы то хоть как-нибудь прогрессировало».
Боевыми искусствами он не занимался. И не потому что боялся драться, на самом деле он даже не знал с чего можно начать. В драках не участвовал, хотя и мог дать сдачи, если это было необходимо, тем более если необходимо было за кого-то заступиться.
За кого же?
Список девочек, которые ему нравились, все рос, а связей и даже визуальных контактов с ними не наблюдалось. В исключительных случаях это могло быть беглое «привет», не глядя в глаза и не ожидая ответа.
Потом его компанией были двое его хороших друзей, с которыми он мог беспределить, гуляя по ночам и совершенствуя навык владения абакумычем. Надо-ж было куда-то проецировать накопившиеся за детство обиды, а еще накопленную и не выплеснутую на половые акты энергию.
Харьков.
Когда начался военный конфликт на Донбассе, Марк уже учился в ХНУСА, и потому не участвовал в «антитеррористической операции», хотя и сохранил злость на политиканов за то, что первые продали, а вторые купили его город. Купили землю вместе с людьми и с тем мясом, которое до поросячьего визга обрадовалось приходу России, пойдя голосовать за сецессию на референдум.
Он шел по книжному рынку и осматривал бегло обложки книг, которые не собирался покупать. В его рюкзаке уже грохотали две пахнущие типографией книжонки, за одной из которых Марк гонялся третий месяц.
И вот наконец нашел. И купил.
Его ухо уловило название одной из книг, что он только что взял. Естественно, он обернулся на того, кого обогнал в покупке буквально на сорок секунд.
Это был парниша, младше его самого.
— Скажите, у вас есть «Тараумара», Антонен Арто?
— Нет. Уже отдал.
Паренек расстроился.
— Эй! — к малому подошел Марк. — Ты часом с квасом не это ищешь?
— Ого! Круто. Дашь почитать? — поднял он нос. — С сайтов не люблю.
— А когда ты сможешь мне ее вернуть? Я тоже долго искал.
— Когда буду дочитывать – а это через недели три – то тебя сразу наберу.
Ну что дашь?
Я оставлю тебе че-небудь в залог.
Пацан протянул Марку наручные часы, которые стоили в девяносто три раза больше книги.
— Не. Котлы не надо.
Запиши мой номер. Наберемся.
— Офигеть! Тебе респект, — он достал телефон. — Скину вызов.
— Давай.
Паренек пожал ему от всей души руку и весело зашагал в сторону метро, а Марк еще какое-то время бродил по полаткам, пока не решил взглянуть на время. Было уже порядочно поздно. О знакомстве он и забыл через несколько минут, когда ушел с книжного. Забыл и то, что отдал бесплатно новенькую книгу, которая стоит триста рексов, и которую он давно желает прочитать.
Что-ж. Все возможно и к лучшему.
Парень вспомнил, что даже не узнал имя того пацана.
Даже потерял номер, который фигурировал у него в списке вызовов около недели.
Книга-то не то что дорогая, но редкая... почти инкунабула, — улыбнулся он как-то раз, говоря про себя.
Прошел месяц.
Марк уже давно после окончания Строительного Университета работал в мебельной мастерской, не совсем по специальности. Девушки у него не было. Какие-то мимолетные симпатии, а за ними знакомства и иногда даже двух-трех разовые встречи, но полное отсутствие отношений, что казалось навсегда отбило у него давно потерянный навык любить. И все же алчба к этому состоянию не давала ему покоя в жизни. Двадцать пять лет. У многих из его знакомых, одноклассников, с которыми он не общался почти восемь лет, в этом возрасте уже есть подрастающие дети, а у его одногруппников, со многими из которых он порой пересекается в городе, крутая работа, даже свой бизнес.
Сегодня он был свободен и решил наведаться на книжный.
Туда же.
— Добрый день. Я брал у вас «Тараумару» четыре недели назад.
— А, да. Помню, — пожилой мужчина поднял глаза, сырые как и погода вокруг. — И?
— Может, у вас есть еще такая?
Мужчина улыбнулся одними глазами, оставив седину на лице бездвижной.
— Она прибыла не так давно, — он полез на одну из верхних полок в своей палатке.
— Вот. Та самая.
Марк получил свою книгу обратно.
Видно, что уже пользованную, с измусоленными страницами, но это она.
Да. Та самая.
Ощутив себя на мгновение блатным, которому не нужно платить за покупки, из-за крыши, Марк пошел с рынка неторопясь и не оборачиваясь. Этот «бук-кроссинг» снова воодушевил его во что-то верить. Но ему ничего не хотелось больше. Только читать.
Тем же вечером он открыл книгу.
Зная, что строки в ней недавно читанные, он решил перелопатить страницы.
Как в воду глядел! Из книги выпал конверт.
Парень очень удивился, обнаружив его пустым.
Но что-то было в нем: какие-то цифры. Мобильный на внутренней стороне.
Знакомый номер.
Марк на всякий случай набрал его. Потом нехотя прождал пару гудков.
Тот самый плохо знакомый голос гнусавил где-то там.
— ... Алo. Марк?
А еще этот наивный энтузиазм в тоне.
— Говори.
Его звали Матвей. Он был на семь лет младше Марка и учился в ХНУСА, который тот закончил в девятнадцатом году. Как и Марк, малой был из Донецкой области и приехал в Харьков впервые в самом конце лета. Он так же обзавелся здесь хорошими друзьями, единомышленниками и попал в хорошую компанию, от чего мог отталкиваться в верном направлении.
А именно, добиться успехов в учебе и спорте, найти хорошую работу, завести отношения и жить в пользу социума, думая о семье и карьере. Чего еще может пожелать счастливый и ни чем не обеспокоенный молодой человек?
Только он был другого сорта.
Его раздражало все что банально и массово, без намека на оригинальность и творческий аспект.
Он был немного скрытным и своеобразным.
Но безусловно, его качества были лидерскими.
И его поэтому могли принять не все.
Не всем нравилась здесь позиция быть вторыми на его фоне, поэтому шантрапа с его потока, кому он не нравился, кто ему тайно завидовал, сбивалась в кучки и люто косилась на него из-за спины.
Здесь у каждого свои интересы и каждому хочется в той или иной степени быть популярным среди сверстников.
Он же не гнался за этим.
Он знал, что он «α» среди своих и ему не комильфо да и не к чему использовать все свои полномочия, чтобы утвердить свою позицию за счет других. Пусть даже это и было бы правильно. Обычно свои полномочия во всю используют и даже завышают те, кто занимает самое низкое положение в обществе или инфраструктуре: диспетчеры в метро, охранники в секонд-хендах, кондукторы, дворники, полубомжеватые мусорщики и макулатурщики – обычно самые грозные и обозленные, в особенности на нарушителей порядка. Ни дай Бог не заплатить за проезд в трамвае вовремя – скорее всего поднимется такой шум, что на миг покажется будто он сошел с путей.
Матвей был КМС по тайскому боксу и ему некому было здесь что-то доказывать.
А если бы и нашелся какой-то блатырь, то бить его нужно точно не в стенах универа.
Блатные. Они все крутые и смелые.
И только когда разбиваешь или ломаешь им нос – ныкаются сразу за мусоров, поднимают кипиш – используют все свои гражданско-правовые возможности, чтобы только показать кто тут главный.
Парень прекрасно это понимал.
Таскать баб для него здесь тоже было как-то слишком банально. Тем более ему было чем удивить здесь противоположный пол, так как Матвей много раз был за границей на мастер-классах и соревнованиях.
Из-за этого он знал английский на разговорном уровне, так что на парах мог дурачиться и не париться в отношении своих оценок. Он просто помогал друзьям и, в частности, миловидной одногруппнице, по которой тайно и крепко сох.
Она же, как он мог заметить, и сама глаз с него не сводила.
Но все это уж слишком изи.
Матвея тянуло не к тем знаниям, которые мог дать ему ВУЗ, а к чему-то большему, чтобы не стать одной из этих самых заряженных и безотказных батареек в тигеле гигантского механизма, который ворует ресурсы у планеты, у своих потомков.
Где-то услышал однажды:
«...Терзаем чрево Матушки-Земли,
Но на земле теплее и надежней...»
...А чья песня и кто поет, он так и не прогуглил за длительное время, ссылаясь условно на «когда-нибудь потом».
Они с Марком договорились встретиться для разговора. Матвей не знал, на какую тему, но решил не упускать возможности пообщаться с бывшим выпускником своего института.
Они встретились как и согласовали возле танка Mark V, так как Площадь конституции в четыре гектара или здание Исторического музея слишком банальное место, и там все время полным полно народу, так что глаза от всех этих людей устают.