Инсайт

-1-

Саундтрек: polnalyubvi - Чужой среди своих

Все началось как в самом банальном и дешевом фанфике с просторов Интернета.

Передо мной стояла женщина на вид лет тридцати с небольшим. Крашенные блондинистые волосы с отросшими темными корнями были уложены на правый бок и завиты в крупные локоны, надутые губки выражали наигранную восхищенную улыбку, а голубые глаза в обрамлении пышных накладных ресничек с легким прищуром разглядывали моего отца.

Рядом, словно ее маленькая собачонка, стоял парень, кажется, немногим старше меня. Совершенно незаинтересованным взглядом он рассматривал помещение, в которое его привели, и не обращал никакого внимания на всех нас. Его выражение лица выдавало лишь скуку и даже некое разочарование. Паренек не спеша оценил обстановку и вдруг резко повернул голову в мою сторону, чего я никак не ожидала. Уголок его губ еле заметно дернулся вверх после того, как увидел мои круглые от удивления глаза.

Он ухмыляется! Я тут же нашлась и окинула его презрительным взглядом, после чего не придумала ничего лучше, чем просто отвернуться, скрестив руки на груди.

Мне не нравится. Мне все это очень не нравится!

А женщина все что-то говорила моему отцу, что тот теперь напоминал больше мышь, которую гипнотизирует змея, нежели человека. Однако очень счастливую мышь. Пока я разглядывала парнишу, то упустила тему речи этой змеи. А мальчик, кажется, все еще смотрит на меня: я чувствую, что он скоро прожжет во мне дыру. Странный он. Я решила это, как только его увидела. Странно выглядит. Он весь странный.

— Пап, кто это? — не выдержала я и громким голосом обратила на себя внимание всех присутствующих.

Все трое уставились на меня, словно я привидение.

Но, спустя мгновение, взгляд папы забегал, заерзал, он начал нервно теребить пальцы и опустил глаза.

К нам вообще очень редко приходили гости. Чаще я приводила школьных подруг, а папа сутки напролет сидел в своей комнате и занимался очень важными делами. Тестировал видеоигры, иногда занимался их созданием. Лишь раз в неделю он делал себе выходной, и это была пятница. Отец вставал рано утром и уходил на весь день, какая бы ни была погода. К друзьям или на рыбалку, я не знаю. Уже как несколько лет я перестала спрашивать у него, куда он уходит, ибо его ответы повторялись из раза в раз.

Да и он не спрашивал, как я провожу свое время. Когда я училась в школе, то он временами все же интересовался, как у меня дела с оценками, уточняя, что при необходимости наймет мне репетитора. Но школьные дела у меня в целом были неплохи, и каждый раз его ждал один и тот же ответ: все нормально, я справляюсь, пап. И он возвращался к компьютеру.

Моя мама сбежала от нас, когда мне было четыре месяца. По словам папы, не выдержала возросших обязанностей и ответственности. И за все девятнадцать лет моей жизни ни разу не дала о себе знать. Видимо, ей на меня плевать. Впрочем, точно так же, как и мне на нее.

До моих двенадцати лет я жила с бабушкой в Москве. Ей пятьдесят три, и она бизнесвумен. Просит называть ее по имени Жаннетт, хотя на самом деле она Евгения Леопольдовна. Молодая, энергичная и требовательная глава крупной рекламной фирмы. Бабушка растила меня по своему идеалу и подобию: я изучала языки, играла на фортепиано, рисовала, училась в престижной частной школе. Меня готовили к тому, что однажды я заменю ее на посту президента агентства «ОУПЕН Групп» и продолжу ее дело.

Я была еще слишком мала, но уже тогда понимала, что не хочу быть главой агентства. Мне осточертели вечные репетиторы по английскому, французскому и фортепиано, надоели эти школьные учителя, боявшиеся наказывать маленьких богатеньких хулиганов, которые вечно меня доставали.

В эти времена я мало видела папу. После маминого ухода он недолго печалился. Слил меня своей матери и тут же волшебным образом женился на какой-то пятидесятилетней миллионерше. Он был молод и обаятелен, и именно его внешняя красота и умение угождать женщинам сделали из него отличного альфонса. За двенадцать лет, будучи женатым на той первой, он сменил около восьми богатеньких, но старых любовниц, которые старались ему угодить, словно это какой-то конкурс.

Одна дарила ему машины, другая возила на курорты, третья купила ему пакет акций какой-то дорогой фирмы, который до сих пор приносит нам хорошие дивиденды, а четвертая подарила виллу на берегу Индийского океана.

Уверена, он жил припеваючи, а меня навещал не чаще, чем раз в месяц.

Но однажды папа забрал меня из школы, мы впопыхах собрали самые необходимые вещи и улетели ближайшим рейсом из столицы в провинциальную Пермь, а оттуда за двести километров в какой-то захолустный городишко с населением в тридцать тысяч человек. Это была его малая родина.

А я не расстроилась. Я впервые вздохнула полной грудью, ощущая наконец-то свободу действий. Больше никакого расписания, никаких нудных репетиторов и давления со стороны Жаннетт! Я была счастлива от того, что пошла в самую обыкновенную школу, от того, что я могла сама решать, с кем мне дружить и в какие кружки ходить. Поистине для меня этот переезд оказался дорогой в Рай.

Жаннетт посчитала, что вскоре мне надоест эта деревня, и я сама попрошусь к ней обратно. Но прошло уже семь лет. Я закончила школу, поступила в Пермский политехнический университет, отучилась два курса. И все еще счастлива. Бабушка не стала предпринимать попыток вернуть меня. Возможно, она все еще ждет, что я сама приеду. А, может, смирилась и подыскивает другую преемницу.

-2-

После переезда я долго привыкала к новой обстановке. Резкий переход от общества богачей и их не менее противных детишек к окружению людей, в котором было не принято меряться толщиной своего кошелька, стал для меня сколь радостным, столь и сложным. Я была замкнутым и необщительным ребенком, а привитые с детства Жаннетт привычки жить на широкую ногу поначалу сыграли со мной злую шутку. Мои новые одноклассники посчитали, что я какая-то мажорка и не считаю их себе равными. А я просто по-другому не умела.

Бабушка распределяла весь мой досуг, и, как не банально звучит, мне пришлось с нуля учиться развлекаться. Но для начала я поставила себе цель добиться расположения одноклассников. Папа с легкой руки каждый месяц выдавал мне по пять тысяч на обеды и всякую мелочь, а к ним прибавлялась сумма, равная, кажется, средней зарплате по городу, от Жаннетт. Их политика насчет меня была не совсем схожа, хоть и скатывалась к слепому денежному обеспечиванию.

И первой моей идеей было подкупить одноклассников. Я подумала, что если стану покупать им сладости, различные журналы и мелкие безделушки, то они полюбят меня. Но это лишь усугубило мое положение. Мне не хотелось быть изгоем и терпеть издевки до конца школьных дней, и я решилась на отчаянный, как мне казалось, шаг. Разговор с психологом.

Я думала, что психологи нужны лишь тем, кто не в силах самостоятельно справиться со своими переживаниями и проблемами, кто слаб и не способен на решения и поступки. Отчасти это мнение было навязано Жаннетт. Да и не я сама сделала первый шаг. Наша классная руководительница однажды после уроков попросила меня к ней зайти.

Помимо нее в кабинете находилась еще одна женщина. Как оказалось, школьный психолог. Она была молода, на вид не старше двадцати пяти, в строгом сером брючном костюме и белой блузкой с кружевным воротником. Как сейчас помню, при виде меня она широко улыбнулась и поздоровалась приятным нежным голосом. Классная представила ее как Эмму Вячеславовну, но психолог разрешила мне называть ее на «ты» – просто Эмма.

Она мне поведала все прелести жизни в провинциальном городке, здешние правила и законы, дала несколько советов о том, как завести друзей, и как лучше всего себя вести среди своих ровесников. Естественно, после знакомства с ней мое отношение к представителям ее профессии изменилось в лучшую сторону.

Но в ситуации, в которой я оказалась сейчас, психолог мне бы едва помог.

Катерина была женщиной из моей прошлой жизни. Из жизни с Жаннетт. Фифа, которая выполняла роль декоративного украшения при богатом мужчине. Впрочем, как и некогда мой отец – ручным дрессированным песиком у дамочек подмышкой. Не удивительно, что у них когда-то были отношения: они так похожи.

Отца я любила и делить его с какой-то бывшей и новым сыночком не собиралась.

Я все еще желаю его внимания к себе. Хоть немножко. Мы слишком мало общаемся, слишком мало видимся, хоть он и редко выходит из дома. Он не обращает на меня внимания, когда я рассказываю ему о своих достижениях. Я думала: вот, окончу школу с золотой медалью – он заметит и оценит. Вот, сдам экзамены на высокие баллы – похвалит. Поступлю в ВУЗ на бюджетное обучение – будет мной гордиться.

А он лишь отвечал сухое «молодец, так держать» и вновь отворачивался к монитору компьютера. Но и эти слова для меня были очень важны. Были важны все те моменты, когда он смотрел мне в глаза и произносил мое имя. Ведь он тоже меня любит.

Теперь он смотрел только на Катерину и ее сыночка.

— Мой… Кто? — я не верила своим ушам.

— Мы с Катенькой были вместе, — начал объяснять мне папа, — еще до знакомства с твоей матерью. А потом она уехала…

— Ну что ты несешь? — засмеялась Катерина, — Да я уехала только потому, что ты начал бегать за Дашкой, — она поморщилась и одарила меня таким же презрительным взглядом сверху вниз.

Имя моей мамы ей определенно не нравилось произносить. Но на это мне было все равно. Меня не волнует, с каким выражением лица вспоминают человека, которого никогда в моей жизни не было. Однако мои чувства определенно задевает, что, смотря на меня, Катенька видит кого-то другого. И этот кто-то другой – моя мать.

— И зачем вы вернулись? — ядовито кинула я. — Вас никто не звал.

— Катенька не слушай ее, мы очень рады тебя видеть! — залепетал папа, повернувшись ко мне спиной. — Андрей! Какой статный молодой человек! — он развел руки в широком жесте и медленно приблизился, чтобы обнять.

— Мне тоже очень приятно с вами познакомиться. Мама много о вас… то есть о тебе… много о тебе рассказывала, — подал голос парниша в ответном объятии.

В порыве ненависти и удивления я даже открыла рот. Мне было одновременно и мерзко, и обидно от этой жалкой сцены воссоединения отца и сына.

Меня он так не обнимал.

В памяти всплыл момент из детства, когда я спросила у Жаннетт, почему меня зовут мужским именем.

— Потому что твой папашка хотел сына, — не отвлекаясь от перебирания важных бумажек, ответила бабушка. — Зато, — она неожиданно подняла на меня голову и легко улыбнулась, — ты носишь имя великого писателя и поэта России! — она сидела на стуле, но даже в этой позе было заметно, как она выпрямилась и вытянулась. — Александра Сергеевна – это звучит гордо!

И я гордилась. Гордилась ровно до того самого момента, когда на глазах чужие люди уводили у меня моего собственного отца!

— А где доказательства, что это его сын! — в сердцах воскликнула я на Катеньку, тыкнув пальцем в Андрея. — Может, вы его непонятно, где нагуляли, а сейчас заливаете нам всякую чушь!

— Саша, замолчи! — рыкнул папа.

Он злился. Я видела это по его складкам на лбу, сдвинутым бровям, суженным зрачкам, вздутым ноздрям и плотно прижатым друг к другу губам. От его раздраженного возгласа я на секунду опешила, не желая верить в то, что он на меня накричал.

— Она что тебе дерзит? — вскинула брови Катерина. — Вот уж не удивительно. Вся в мать.

Отец, кажется, успел пожалеть, что поднял на меня голос, но слова его бывшей любовницы заставили его сделать иначе.

-3-

— Ленка! — я вбежала в свою комнату, захлопнув дверь, и плюхнулась на кровать, после чего первым делом начала записывать голосовое сообщение подруге. — Тут такое! Такое! — я шмыгнула носом, который начало почему-то закладывать, и в порыве эмоций пыталась членораздельно объяснить ситуацию. — У меня появился брат. Сводный брат. Понимаешь? Это просто катастрофа.

Я отправила сообщение, не найдя более слов. Только сейчас поняла, что нос заложило не просто так, а по щеке скатилась слеза. Я не хотела плакать. Грудь раздирали чувства злости, обиды и негодования. Но никак не слезы.

Я быстрым и неаккуратным движением вытерла краешком кофты щеку и снова несколько раз шмыгнула в попытках добиться свободного дыхания. Откинулась на спину, вытянув руки вверх. Тяжело и громко вздохнула. А тяжесть из груди не хотела пропадать, придавливая к кровати и заставляя чувствовать себя ненужной.

Закрыла глаза. В желании успокоиться снова глубоко вздохнула и попыталась вспомнить все моменты, проведенные с отцом.

Он сутки напролет сидел за компьютером, на экране которого отображалась вечная война. Свой единственный импровизированный выходной папа проводил без меня. Ложился спать поздно, вставал тоже поздно. В школьные годы я только и видела либо его спину за компьютерным креслом, либо еще спящего, когда уходила на учебу. Сейчас же я учусь в Перми, но стараюсь приезжать каждые выходные в надежде пообщаться с ним. Если и удается завести с ним разговор, то он ни в коем случае не отрывается от игры, что меня раздражает. Он только делает вид, что слушает меня. Я же думаю, что разговаривать со стеной намного приятнее. Нарисовать рожицу, которая будет смотреть на тебя заинтересованным взглядом и никуда не отвернется.

А ради общения с Андреем он не просто встал из-за стола, он выключил компьютер. Он вышел из своей комнаты. Он сам задал вопросы и внимательно слушал.

Просто потому что Андрей – мальчик?

В порыве ярости я вскочила и швырнула телефон в противоположную стену. Тот брякнулся, отскочил и упал экраном вниз, издав жалобный писк, оповещающий о приходе сообщения. Наверное, это Ленка ответила.

Лена Колысова первая захотела со мной общаться, когда еще только начинался учебный год после моего переезда. Это был шестой класс, мы еще маленькие, и подростковый возраст только начинался. Поначалу и она не часто начинала со мной разговор, когда я неудачно пыталась влиться в коллектив. Ленка со мной здоровалась, изредка говорила привычные девичьи комплименты, но идти против всего класса не смела. Какое-то время я была самым настоящим изгоем, которого никто не воспринимал всерьез, и Лена не спешила начинать со мной тесное общение. Наверняка понимала, что тогда тоже рискует стать объектом насмешек. Потом я пыталась подкупить одноклассников, некоторые соглашались на бесплатные подарочки от меня, но исключительно из чувства жадности и наживы. Лена тоже была в их числе: она принимала от меня пирожные, наклейки и журналы. Иногда мы вместе после школы ходили ей что-то покупать, и тогда мне это очень нравилось. Мы общались, смеялись, нам было весело вместе, но при одноклассниках Ленка снова будто охладевала ко мне. Так продолжалось ровно до тех пор, пока я не поговорила с психологом, которая мне помогла найти со всеми общий язык.

Я стала скромней. Перестала показывать свое состояние, как это было принято в Москве. Даже сменила гардероб и большинство аксессуаров, ведь раньше у меня в большинстве своем была дорогая брендовая одежда, которую покупала мне Жаннетт. Со временем избавилась от московского акцента. И, как ни странно, к седьмому классу я потихоньку начала вливаться в коллектив, и Ленка больше не стеснялась со мной разговаривать при всех.

Мы стали лучшими подругами. Даже поступили в один университет и один факультет, правда, на разные специальности. Она учится на менеджера, а я – на государственного и муниципального управленца. Вместе живем на съемной квартире. По возможности вместе ездим в университет и обратно. Я уже и не могу представить жизнь без моей подружки.

— Что? Что?! Что?! Что?! — завопил на меня динамик, когда я взяла покрывшийся паутинками трещин телефон и открыла ответное голосовое. — Сашка, расскажи все по порядку! Что еще за брат? Откуда? Почему катастрофа? Я хочу знать все!

Ее голос был очень звонкий и оживленный, от чего я даже улыбнулась, правда не надолго.

В дверь постучали.

— Что? — злобно рявкнула я, словно дикая голодная псина.

Мне сейчас не хотелось никого видеть, особенно кого-то из незвано пришедших гостей. Даже папу.

— Саша? — дверь медленно открылась и из-за нее высунулась голова Андрея.

Светло-русые волосы почему-то слегка топорщились, хотя в первый раз были прилежно уложены. Наверно, папа потрепал его. От этой мысли мне стало противно. Его голубые глаза искали меня по комнате и нашли сидящей на полу у левой от двери стены. Густые брови незаметно дернулись вверх и тут же вернулись в исходное положение. Поразительно, как он похож на папу! Точно так же, как и на меня. У всех одинаковые светлые волосы оттенка пшеницы, большие голубые глаза и средней пухлости губы. Похоже, он и правда его сын. И мой брат. Сводный брат.

— Убирайся, — рыкнула я, сжимая в руках телефон.

Но он ослушался и вошел в комнату, остановившись у порога. Вновь медленно оглядел комнату. Провел рукой по волосам и потер щеку. Неожиданно уголки его губ поползли вверх, и он подошел к моему письменному столу.

— Чего ухмыляешься? — раздраженным голосом продолжила я, но уже без криков.

— Доберман? — парень взял со стола одну из фигурок собак и повертел ее в руках.

Этими фигурками у меня были заставлены три полки в шкафчике со стеклянной дверцой, который находился рядом со столом. И еще несколько стояли на столе. Все доберманы в различных позах и окрасках. Люблю эту породу. Она для меня символ стойкости, мужества и уверенности в себе. Ощущения, что любые преграды и невзгоды мне по плечу. Как только обзаведусь собственным жилищем – обязательно куплю себе щеночка. А сейчас папа не разрешил, ссылаясь на то, что эта порода требует большой ответственности, внимания и сил, и я к этому не готова.

-4-

Это было лето две тысячи пятнадцатого года. Мы с Ленкой гуляли по городу и наслаждались каникулами. Не обращая ни на кого внимания, мы громко смеялись и обсуждали последние новости от наших одноклассников, вспоминали прошедший школьный год и придумывали планы на дальнейшее времяпрепровождение.

Сидя на скамейке у аллеи драмтеатра, мы облизывали мороженое и разгоняли ногами приставучих голубей, которые выпрашивали у нас и всех отдыхающих вкусности. И тут я вижу его. Он стоял в компании еще двух парней, но был выше всех и отличался такой широкой и лучезарной улыбкой, что не сравнить и с Брэдом Питтом в лучшие годы. Светло-каштановые коротко подстриженные волосы, миндального оттенка сияющие глаза, ямочки на щеках – всемогущий, я влюбилась с первого взгляда!

Его зовут Миша Поляков. Он старше меня на год, и на момент нашего знакомства закончил десятый класс гимназии номер три, когда как я только получила аттестат зрелости в школе номер один. Даже не знаю, как развились наши отношения. Я познакомилась с ним в тот же день, и мы сразу же нашли общий язык. Начали общаться в социальных сетях, звонили друг другу по телефону, ходили гулять.

Он не предлагал мне начать встречаться, это произошло самой собой. Просто в один прекрасный день мы начали называть друг друга своим парнем и своей девушкой. Он был моим первым и единственным.

Миша точно так же, как и я, поступил в политехнический ВУЗ на маханнико-математический, поэтому все дорогие мне люди были рядом со мной. Я считала себя счастливым человеком, чем может похвастаться далеко не каждый житель этой планеты. Я ценила это. И была уверена, что они тоже ценят меня.

Миша порой озвучивал свое желание создать со мной семью. Но не сейчас. А тогда, когда придет время. Ленка тешилась, придумывая имена моим и ее будущим детям. Подругу это занятие забавляло, хоть и у нее не было постоянного парня. Она вечно с кем-то гуляла, общалась, иногда даже доходило до официальных отношений, но ненадолго. Ленка очень ветреная натура, она часто кем-то увлекалась, говоря, что вот она – та самая любовь. Правда, через некоторое время подруга знакомилась с новым мальчиком, абсолютно забывая предыдущего, и история повторялась из раза в раз. Как ни странно, саму Лену такое положение дел ничуть не расстраивало. Подруга любила жизнь во всех ее красках и ни при каких обстоятельствах не унывала.

Я смотрела на свой покарябанный телефон, все еще сидя на полу, и думала, что нужно ответить Ленке, а также стоит ли позвонить Мише. Но в голове крутился лишь крик папы, высокомерный взгляд Катеньки и раздражающее поведение Андрея.

А ведь он совсем не похож на свою мать. Я тут же сравнила парня с Феликсом из французского мультсериала о супергероине Леди Баг. Черт возьми! Да он же копия этого мультяшного героя! Такая же прическа – зачесанные назад пшеничные волосы, – голубоватая выглаженная рубашка, поверх которой надета темно-серая жилетка в тон брюкам. Да какой подросток в наше-то время так одевается? То ли дело его мать. Обтягивающее белое платье до середины бедра с глубоким вырезом, на плечах бледно-розовая косуха, ножки обуты в белые босоножки на шпильке. Понятное дело, в воспитании сына эта женщина явно не участвовала.

Полная решимости я вскочила и широкими шагами направилась прочь из дома. Находиться там у меня больше не было ни сил, ни желания. Но я вернусь. Вернусь, и тогда все будет по-моему.

Уходя, я действительно надеялась, что по возвращении не увижу ни Катеньки, ни ее сыночка. Проходя мимо гостиной, я заметила их сидящими на диване и мирно попивающими чаек. Катерина копалась в телефоне, а папа с вниманием слушал Андрея так, как никогда меня.

Я злостно хлопнула дверью, выходя из дома. На улице было пасмурно: по небу гуляли серые тучи, ветер шелестел кронами деревьев. Я поежилась, пожалев, что не взяла джинсовую курточку, но возвращаться за ней было глупо. Поэтому я ускорила шаг, чтобы успеть до того, как совсем замерзну или промокну от дождя, который может начаться в любую минуту.

До нужного мне дома надо было пройти практически через весь город, однако это составляло всего около полутора километров. Всего-то небольшая пешая прогулка по меркам Москвы. Из-за плохой погоды людей было не так много, вот-вот грозящийся начаться дождик заставлял остаться в теплой квартире и найти занятие, не требующее физических движений. Я бы тоже хотела так поступить, но злость во мне рвала и метала, требуя действий.

Экран телефона перестал реагировать на прикосновения, поэтому я больше не могла ни позвонить, ни написать Ленке, которая до сих пор ждет ответа. Но шла я не к ней, а к Мише. Не знаю, почему. Просто ноги сами меня несли, выбрав пунктом назначения квартиру моего парня, а не подруги.

Набрав номер квартиры и обняв себя руками, я ждала, когда из домофона раздастся знакомый голос. Миша не заставил себя долго ждать. Тяжелая железная дверь тут же открылась, как только парень услышал в ответ мое нечленораздельное мычание. Я буквально забежала на четвертый этаж, перешагивая две ступеньки, и, запыхавшаяся, влетела в его квартиру.

— Ты сегодня без предупреждения, — Миша был как всегда в домашних шортах и футболке, на два размера больше.

Наверняка, он как обычно стоял, оперевшись о дверной косяк соседней комнаты, наблюдая за мной, чуть склонил голову набок и согнул колено. Но я на него не смотрела. Неаккуратными движениями я стянула кроссовки и прошла до кухни, чтобы сделать глоток воды. Руки почему-то тряслись, я даже немного пролила на себя и стол, откуда тут же вытерла рядом лежащим полотенцем. Миша наблюдал, но я на него не смотрела.

В голове вертелись лишь обидные слова отца. Надменное лицо Катеньки. Косая полуулыбка Андрея.

Как только я поставила стакан на место, Миша вплотную подошел ко мне и обхватил ладонями мое лицо, намереваясь подарить приветственный поцелуй. Как он это всегда делал.

Он пах персиками и корицей. Это его неповторимый запах, который я очень люблю. И сейчас я чувствую на его шее нотки фрукта, пока он прижимал меня к себе. Его губы уже коснулись моих, но я отвернулась, прильнув к плечу Миши. Почувствовала его легкое недоумение, ведь я каждый раз принимала его поцелуи, но тут же парень опустил ладони на мою спину, обнимая.

-5-

Я вернулась домой, когда часы показывали полпервого ночи.

Миша просил меня остаться с ним, но я, немного успокоившись и приведя мысли в порядок, решила, что оставлять отца надолго наедине с его новым ребенком, не стоит.

В доме было тихо. Впрочем, как всегда. Обычно в это время папа еще сидел за компьютером, поэтому я без промедлений постучалась в его комнату.

— Пап? — негромко позвала я его и снова постучала чуть громче.

Он не отзывался, и я потянула за ручку.

— Саша! — тут же из-за двери шикнул на меня отец и буквально выпихнул из комнаты в коридор.

Он был в своем банном халате, который поспешно завязывал поясом на талии. Очень странно, ведь папа надевал его лишь в баню, а по дому всегда ходил в спортивных штанах. Только если они не топили ту самую баню. Я внимательно рассматривала его с головы до ног, будто хотела убедиться, что моего отца не растащили по частям тела. К счастью, он был цел, но почему-то раздражен.

— Тебе чего? — грубовато выплюнул он шепотом.

Я снова почувствовала то разъедающее чувство обиды.

— Ты злишься? Почему ты злишься? Что я сделала? — не с этого я хотела начать разговор, но слова сами вырвались из комка сдавленных дневных чувств.

Отец вздохнул и оглянулся на закрытую дверь его комнаты, но раздраженность не прошла. Он схватил меня за руку и оттащил подальше, как будто боялся, что нас кто-то услышит.

— Не спрашивай, Александра! — уже громче произнес он все тем же ядовитым голосом. — С каких пор ты устраиваешь сцены? Да, это мое прошлое, и я не собираюсь от него отворачиваться. А свои выходки оставь при себе. Андрюша и Катенька останутся здесь, и ты либо примешь их, либо я дам тебе деньги, и можешь съезжать.

Я выпучила на него глаза, пытаясь переварить все то, что сказал мне папа.

— Ты… выгоняешь меня? — мой голос дрогнул, и вновь заложило нос.

— Я этого не говорил, — закатил глаза папа. — Я сказал, что ты должна найти с Катей и Андрюшей общий язык. Решай сама. Я приму любое твое решение.

Вот эта настоящая родительская любовь! Эти золотые слова о том, что он примет любое мое решение, должны свидетельствовать о цивилизованности, лояльности и, конечно, заботе. Вот только отец только что поставил мне ультиматум, и никакого выбора на самом деле у меня нет.

Я открыла рот в немом вопросе, никак не веря своим ушам.

— Решай, — повторил он и развернулся, сделав несколько шагов в сторону комнаты.

— Пап, — остановила я его, вспомнив, зачем, собственно, пришла. — Можно мне собаку? Добермана. Я давно живу самостоятельной жизнью, я готовлю, оплачиваю счета, у меня хорошие оценки в универе, я ответственный человек. Ты говорил пару лет назад, что я не готова. Но сейчас я уверена, что справлюсь. Пожалуйста, — сглотнув все то, что отец сказал мне до этого, я решила действовать по своему плану, — я… я подружусь с Андреем. И с Катериной. Добермана. Пожалуйста.

Абсолютно точно, я была похожа на кота из Шрека. Мне так казалось. Однако боль от его слов терзала грудь изнутри, а я терпела из последних сил, чтобы не сделать хуже.

— Нет! — бросил он и захлопнул дверь прямо перед моим носом.

Из комнаты послышались приглушенные голоса папы и Катеньки.

— Нет? — шепотом повторила я, круглыми глазами уставившись на закрытую дверь.

Слишком грубо. Безразличность – да. Незаинтересованность, равнодушие, холодность. Но не злость и грубость. Мне восемнадцать, но таких слов в таком тоне я от папы еще ни разу не слышала. Да что же может сделать с человеком внезапное появление какого-то сына? И почему при этом я должна отходить на второй план. Впрочем, я и до этого была не первым делом папиной жизни, но сейчас я чувствую себя надоевшей игрушкой. Старым потрепанным плюшевым медведем с пуговицей вместо правого глаза, заплаткой на пузе и торчащим из дырки в левой ноге наполнителем. А вокруг сплошные заводные современные куклы и машинки на радиоуправлении.

Я зашла в свою комнату и, не включая света, опустилась на кровать. Однако, напоровшись на что-то большое выпуклое и твердое под моим одеялом, я скатилась на пол с нелицеприятными словами негодования и возмущения. Вскочила, потянулась к выключателю.

— Ты вернулась?

На кровати сидел, закутавшись в одеяло, Андрей и щурился от зажженного света. На моей кровати. На моей синей простыне. Под моим синим одеялом. Рядом, на моей тумбочке, лежал его телефон. У моего стола находился его черный чемодан. На моем кресле висели его брюки, рубашка и жилетка.

— Эм… — он потер щеки, — папа сказал, что ты не вернешься. И я могу расположиться здесь.

От переизбытка эмоций и гневных чувств я не могла сказать даже слова, хотя и очень хотелось. Папа просто взял и отдал ему мою комнату? С моими вещами? Не спросив меня? Я с полуоткрытым ртом молча развела руки в стороны.

— Это… — я широко заулыбалась словно обезумевшая, — какого черта? — хотелось смеяться.

Но получилось лишь несколько раз хихикнуть и издать короткие звуки мычания и рева.

— Саш, ты только не обижайся. Я тут на правах гостя, куда скажут, туда и лягу, — начал оправдываться Андрюша, пока я пыталась хохотать. — Я могу уйти или… — он оглянулся, — ты можешь лечь на диване.

Я покосилась на диван у противоположной стены от кровати, а потом на Андрюшу. Парень был без футболки и старался прикрыться одеялом, как обычно делают девушки. А я говорила, что он странный?

— Это ты будешь указывать, куда мне лечь? — заулыбалась я. — Ты?

— Саш, я…

— Да пошел ты! — рявкнула я неожиданно появившимся звонким голосом. — Это моя комната! И делить ее с тобой я не собираюсь! Понял? — я сорвалась на крик.

Хотелось рвать и метать. Хотелось разнести ко всем чертям эту комнату, разбросать его вещи по улице. Или лучше сжечь их. Сжечь даже мое любимое синее постельное белье, на котором он лежит. Но я просто захлопнула за собой дверь собственной комнаты и зашагала вниз по лестнице в гостиную, чтобы лечь там на диван.

-6-

— Саша!

Я проснулась от громкого голоса папы. Потерла ладонями заспанное лицо, потянулась. Отлежала руку в неудобной позе, согнутые колени затекли. Такое ощущение, что меня в прямом смысле слова переехали катком. Снова протерла глаза, зевнула. Часы, тиканье которых я уже не различала, показывали половину десятого. Ни разу не видела, чтобы папа вставал раньше одиннадцати.

— Александра! — снова его раздраженный голос. — Почему это Андрюша стоит у плиты? Готовить – это твоя обязанность.

«С каких пор?» — с возмущением подумала я. Никто не возлагал на меня никаких обязанностей, тем более по готовке. Я это делала только потому, что больше некому: прислугами обзаводилась лишь Жаннетт, а папа закрылся в своей комнате, оставив весь дом на мне.

Я не спеша встала, снова потянулась, заправила покрывало, поправила подушки. Из кухни доносился голос папы, но обращенный не ко мне.

— Поразительно! — наигранно удивилась я, пройдя до кухни и оперевшись о дверной косяк.

Андрюша в его парадном костюмчике и с фартуком поверх что-то жарил у плиты. Повернув голову, я наткнулась на недовольное лицо отца.

— Что? — я сложила руки на груди.

— Саша, я тебе вчера дал право выбора. Что ты решила? Не нравится? Я тебя не держу. Не нужно вести себя, как маленький ребенок. Приготовь нам завтрак, позаботься об обеде и ужине, — он задумался, — приберись. Веди себя как девочка.

— Вести себя «как девочка» отлично получается и у Андрея, — я покосилась на парня. — А я в служанки не нанималась.

— Саша!

— Пап, не нужно на нее злиться, — подал голос Андрей, — Саше нужно время, чтобы свыкнуться. Я взрослый и могу сам позаботиться о завтраке, обеде и ужине для всех нас. Мне не сложно, — он улыбнулся.

Отец смотрел на него восхищенным взглядом, пока парень накладывал еду на тарелки. Кажется, там была яичница-глазунья с отваренными овощами. Андрей поставил тарелки на обеденный стол для троих, и я убедилась, что не ошиблась насчет их содержимого. Папа с чеширской улыбкой сел за стол и тут же начал уплетать за обе щеки. Андрей повесил фартук и сел рядом.

— Саша, я и для тебя приготовил. Присоединяйся, — снова его широкая улыбка и светящиеся голубые глаза. Ненавижу.

Я покосилась на свою порцию. Выглядело аппетитно. Живот потянуло: во мне проснулся утренний голод, а запах яичницы лишь усиливал желание.

— Пап, — я решила даже не отвечать на предложение Андрея, — почему мне нельзя собаку? Ты вчера не ответил.

Для меня этот вопрос был принципиальным. Я должна была обратить на себя внимание папы, понять, что ему не плевать. Ведь он же меня любит. А Андрей просто новая игрушка. Да, крутая, современная, на радиоуправлении. Но в душе он на самом деле любит того старого потрепанного мишку, которого не заменят никакие другие машинки и пистолетики. Я знаю.

— Не начинай, — отмахнулся папа сквозь набитый рот.

Странно было видеть его вот таким. Сидящим за обеденным столом, с удовольствием уплетающим еду в десять утра, а не в зашторенной темной комнате за компьютером среди кучи немытых кружек и тарелки с остывшим завтраком.

— Андрюш, очень вкусно! Ты такой молодец!

Я фыркнула. Он его похвалил?

— Андрюш, — язвительно начала я, — ты гордись. Он тебя похвалил. Мне за обеды он не говорил даже спасибо.

За эти слова отец одарил меня озлобленным взглядом и, кажется, не сказал ничего только потому, что активно жевал яичницу с овощами. Братец же абсолютно точно чувствовал себя не в своей тарелке: искоса поглядывал то на отца, то на меня и копался в тарелке, медленно слизывая с вилки маленькие кусочки моркови и зеленого горошка. Ей богу, жалко выглядит.

Я поморщилась. Папа покрутил головой, словно смеялся, но продолжил молчать.

— Почему мне нельзя собаку, — настойчиво повторила я.

Смешно, не так ли? Мне восемнадцать, я могу позволить себе жить в отдельной квартире, но вынуждена выпрашивать у отца разрешения завести пса. Я понимаю, что могу совершенно спокойно пойти и купить кого угодно – хоть морскую свинку Клаву, хоть пони Джеральда, хоть крокодила Хоррхи. Но… Мне нужно его одобрение. Я натренирую щенка, и, может, тогда он заметит?

— Зачем тебе собака? — равнодушно.

— Он будет моим другом.

— У тебя нет друзей?

— Будет защищать.

— Этот город слишком тихий, чтоб от кого-то нужно было защищаться.

— Я хочу питомца.

— Саша, хватит, — он даже перестал жевать и положил вилку. — Тебе не нужна собака. От нее шерсть и грязь. А у меня аллергия.

— У тебя нет аллергии, — фыркнула я.

— Хочешь, чтоб я здесь задохнулся от соплей? — строго посмотрел.

Не знаю. Он никогда не говорил, что у него есть аллергия. Хотя это все объясняет. Он не сказал, потому что заботился обо мне. Не хотел, чтобы я думала, что из-за него я не могу завести пса.

— Ладно. Я поняла.

Я в последний раз взглянула на мою остывающую порцию и развернулась прочь. Не буду я есть то, что приготовил Андрей. Принципиально!

Я зашла в свою комнату и только сейчас вспомнила, что вчера меня из нее выгнали. Волна ненависти тут же прокатилась по всему моему телу. Однако о былом присутствии Андрея напоминал лишь стоящий черный чемодан и идеально заправленная кровать. Сразу видно – не моя рука это сделала. Я рывком сорвала одеяло, затем простыню, наволочку, стянула пододеяльник, распахнула окно и выкинула белье во двор. Уж точно не пожалею – сожгу. Выставила его чемодан за дверь. Окно оставила открытым. Пахло, вроде как, мятой. Наверное, это его парфюм или освежитель для белья. Не важно, я не люблю мяту. Я люблю персики.

Достала новое постельное белье. Тоже синее, но тот комплект был любимым. Даже не знаю, почему. Заправила кровать. Подошла к письменному столу. И вот снова я вижу его присутствие – ту фигурку сидящего черного добермана с сиреневым ошейником, которую парень вчера брал в руки, поставил криво. Не так, как ставлю я. Он мог спать на моей кровати, но к доберманам больше не притронется.