– Настя – тридцать три несчастья! – прокричали дворовые тринадцатилетние мальчишки, когда я отправилась в университет ко второй паре.
Они всегда так делали, стоило нам повстречаться во дворе. Пашка и Леха, будущие местные хулиганы, которых уважала вся малышня, любили обзываться на меня и никак не понимали, почему я не реагирую. Уж очень им хотелось хоть какого-то отклика. Не говорить же им, что я была в курсе их тайной влюбленности? Конечно, нет. Вот поэтому я и махала рукой, улыбаясь, а затем шла дальше.
Разве я могла спорить с их словами? Они ведь, в сущности, были совершенно правы.
Меня с самого рождения преследовал то ли злой рок, то ли свет несчастливой звезды. В четыре года в садике я сломала руку, и перелом на ней никак не мог зажить. В шесть – загремела в больницу с сильным воспалением легких, и снова меня там продержали непозволительно долго. Страшно даже говорить, сколько техники ломалось рядом со мной. Я была настоящим магнитом для неприятностей. Училась, разве что, вполне сносно.
Если меня отправляли в магазин – на обратной дороге обязательно рвался пакет. Для большей эпичности еще и картошка могла рассыпаться по тротуару. Хорошо, если не на дорогу! Проблема была решена, когда мама сшила неубиваемую авоську. Правда, из-за нее меня стали задирать еще больше. Но что мне было делать? Кушать хотелось, а значит, нужно было ходить и в магазин.
Со временем я привыкла и просто стала обращать меньше внимания на творящийся вокруг меня беспредел. Пакеты – неубиваемые, одежда – непотопляемая. Возможно, нужно было просто изменить отношение к ситуации. Правда, от большого волнения я все ещё могла взрывать лампочки. Мама со смехом гладила меня по голове, когда это снова случалось, и говорила, что я просто неудачная волшебница. Да, пожалуй, окажись в этом мире хоть немного магии, этим можно было бы объяснить все, что со мной происходило. А так, увы, я продолжала носить свое гордое прозвище.
Это, однако, не мешало мне успешно поступить в университет и даже доучиться до второго курса. И отметить двадцатилетие, конечно. Даже у Насти-несчастья завелась лучшая подруга по имени Лена. Что еще было нужно для счастья, как бы каламбурно это ни звучало?
– Любовь... – мечтательно вздыхала Ленка, но я от нее всегда отмахивалась.
Пока не доучусь – знать никакой любви не желаю. Это у Ленки перспективы после учебы, а мне, помимо диплома, нужно было получить билет в будущее. В моем случае это означало еще и то, что работу нельзя было взрывать ни в коем случае.
Однако разные взгляды на жизнь нисколько не мешали нам дружить. Ленка была, как золотая осень вокруг: теплая, солнечная, добрая. Я часто думала о ней, когда шла в университет через рощу. Сейчас было самое красивое время года: сухие желтые листья опадали в лучах осеннего солнца, и их можно было собирать носками ботинок. Шуршали они так заразительно!
Охранник на входе посмотрел на меня с прищуром: не буду ли я чудить на этот раз. Сделав виноватое выражение лица, я приложила карту к считывателю и с облегчением выдохнула, когда меня пропустили без проблем. Из зеркала рядом с гардеробом, куда я сдала джинсовку, мне с улыбкой подмигнула симпатичная румяная золотистая блондинка. Пора было бежать на пары.
Ленка помахала мне с подоконника, и я пошла к ней.
– Чуть не опоздала, – она показала мне язык.
– Мальчишки дворовые опять оды пели, а я заслушалась, – хихикнула я.
Это замечание не укрылось от стоящих рядом парней из нашей группы.
– Вот, Настенька, не пошла со мной на свидание, теперь только на малолеток и осталось рассчитывать! – язвительно засмеялся Вовка Бровкин, который и правда пару раз звал меня гулять.
– Видимо, не судьба нам с тобой встречаться, Вовочка, – не стала уступать я, прекрасно зная, что Бровкин такое прозвище не переваривает. – Дождусь, когда мои рыцари вырастут.
– Состаришься! – гаркнул Вовка и громко рассмеялся собственной шутке, а приятели рядом его поддержали.
Я пожала плечами – ничего страшного. И отправилась вслед за Ленкой в аудиторию, поскольку прозвенел звонок на пару.
Объективно Бровкин был хорош собой: голубоглазый блондин, спортсмен и гордость университета. Он начал играть в футбол в местной команде с самого первого курса, и после этого наш факультет стал занимать первые места в товарищеских матчах. Бровкин, ожидаемо, воспрянул духом, возгордился и перепробовал половину девчонок с нашего первого курса. А когда дело дошло до меня, обломался и затаил злобу. Шел второй курс, а Бровкин все никак не мог успокоиться. Я могла ему только посочувствовать. Но, в общем, мне не было никакого дела до нашей местной звезды. Тем более, после моего отказа он быстро нашел утешение. Ну а я поправила футболку под лямкой рюкзака, мельком оглядела джинсы и зашла в аудиторию.
Занятие по философии на техническом факультете – та еще умора. Но что поделать, специализация у нас начиналась только с третьего курса, а сейчас еще было время общих дисциплин. Хотя и у технарей встречались интересные случаи. Сашка Вдовин на какой-то из контрольных ответил нашей Маргарите Викторовне одним предложением вместо сочинения. Преподавательница настолько изумилась глубине мысли в нескольких словах, что поставила Сашке пятерку. Мы с Леной интеллектом не отличались, поэтому предпочитали усидчиво записывать конспекты.
Тот же Вовка выезжал за счет своих футбольных заслуг. Ну и симпатии со стороны преподавателя, конечно. Приятная невысокая женщина со светлым оттенком коротких волос всегда была одета с иголочки, поэтому любила внешнюю красоту и в других людях.
Сознание возвращалось рывками. Сначала мне чудилось, что тот странный, но красивый мужчина куда-то несет меня. Затем в нос ударил запах нашатыря, на фоне которого телефон разрывался маминой мелодией. Трубку снял тот мужчина и коротко обрисовал ситуацию. А потом меня везли на каталке, и я снова отрубилась.
Окончательно я очнулась на больничной койке. За окном стояла ночь, а в помещении горел рассеянный свет от ночника, вмонтированного внизу стены. Я обнаружила себя переодетой в больничную сорочку. Но, судя по обстановке, это была явно не наша районная больница. Новенькие белые стены, большие окна с аккуратными рольшторами, отдельная палата на одного пациента. И бледная мама, сидящая рядом с моей кроватью на кожаном белом диване. Когда она увидела, что я открыла глаза, сразу же оказалась рядом.
– Настя, как ты? Как ты себя чувствуешь? Водички хочешь?
Я попробовала сглотнуть, но горло обожгла лютая боль, и я даже застонала. Мама сразу же метнулась к тумбочке рядом с кроватью и протянула мне стакан воды, помогая приподняться.
– Сильно не шевели шеей. Врачи сказали, что порез серьезный и глубокий и будет долго болеть.
– Порез?.. – поначалу не поняла я.
– Да, милая. Тебя доставил в больницу какой-то добрый человек. Он же поговорил со мной по телефону, когда я забеспокоилась и стала тебе звонить. Он даже оплатил лечение. Я спросила, сколько это будет нам стоить, но он отказался от денег. Сказал, что любой на его месте поступил бы также.
Пока мама частила со словами, я пыталась осознать то, что произошло. Меня не убили – уже хорошо. Человек в черном явно сошел с ума, раз привез меня в платную клинику и даже обеспечил лечение. Или…его слова о белой ведьме имели какой-то смысл. Маме он сказал, что меня пытались порезать. Что рана, хоть и глубокая, но совместимая с жизнью. Отлично! Значит, сострадание ему тоже не чуждо, раз позаботился о маминых нервах.
– Мам, можно я тебя обниму?
Я говорила довольно тихо, но мама, убрав стакан, кивнула со слезами на глазах и осторожно заключила меня в объятия.
– Ты не представляешь, что я испытала, когда ответил незнакомый мужской голос. Я думала, все…что-то страшное случилось! Слава Богу, что все обошлось!
– А ты его видела, мам?
– Кого, Настенька?
– Того мужчину, что с тобой разговаривал.
– А-а-а, нет, милая. Он предупредил, что к моему приезду в госпиталь уже уедет. Только оставил номер телефона на самый экстренный случай. Но просил не звонить без надобности. А здесь меня встречал уже врач.
Не то чтобы я собиралась ему звонить. Но эта информация могла мне пригодиться. Станет получше, обязательно возьму у мамы телефон. А пока, откинувшись на подушки, я прикрыла глаза, убаюканная спокойным маминым голосом. Только успела сказать ей напоследок:
– Собирайся домой, мам. Тебе на работу, выспаться надо. А я потом сама доберусь. Не волнуйся.
В голосе мамы послышалась улыбка:
– Это ты не волнуйся, ребенок. Дома меня никто не ждет. А тут мягкий диванчик, мне разрешили остаться. Отсюда и поеду.
– Хорошо… – согласилась я, засыпая.
Дома нас действительно никто не ждал. Даже кошку мы заводить не пытались. Боялись за ее психологическое здоровье. Это только в присутствии мамы мои беды отступали, а со всеми остальными не всегда получалось контролировать себя. Отца я не знала, а мама не любила о нем вспоминать — слишком тяжело для нее все это проходило. Да, была когда-то сильная любовь, но он пропал почти сразу после того, как мама забеременела. А искать его не было ни сил, ни времени. Тогда еще была жива бабушка. Помогала, чем могла. Ее не стало, когда мне исполнилось восемь лет. И сразу пришлось взрослеть. А учитывая то, что со мной постоянно происходило что-то непонятное – взрослеть приходилось очень быстро. Но я пыталась не добавлять маме больше проблем, чем было нужно. Мои странности и так доставляли кучу неприятностей.
Отчасти я понимала желание мамы остаться со мной. Но я ведь выросла. Скоро закончу университет. Что, если меня потянет куда-нибудь далеко? Что тогда будет с мамой?
Искать отца – это, конечно, было не вариантом. Если за все это время он не подал ни единой весточки, значит, ему наша семья была ни к чему. Банальная ситуация, о которой даже не стоило переживать. В общем, недолго думая, я оставила маму в палате. А потом, глядя, как она устроилась на диванчике, заснула и сама.
Сон ко мне пришел страшный. То ли это было результатом переживаний, прожитых днем, то ли я решила сойти с ума, но мне снилась до жути реалистичная картина. Как будто я оказалась посреди города, объятого огнем. Но это был не тот пожар, к которому мы привыкли в новостях. Город словно обволакивало защитное пламя, а я была его коренным жителем. Люди здесь внешне ничем не отличались от нас, разве что одежда была замысловатой, а цвет волос – более ярким, даже у мужчин. Платья женщин были или длиной в пол, или ультракороткими. Они не стеснялись висеть на локтях мужчин, провожающих их по улицам. В улыбках женщин мелькали острые белые клыки, словно они вышли на охоту, но их спутников это нисколько не пугало.
В огненном городе стояла почти ночь. Подсветка улиц осуществлялась за счет огней кафе и ресторанов, кинотеатров и ночных клубов. Откуда я все это знала – понятия не имею. Однако я уверенно шла по широкой каменной мостовой.
Сказать, что слова доктора повергли меня в шок, значило бы очень сильно преуменьшить. У меня в голове не укладывалось то, что я узнавала с каждой новой минутой. А Василий Николаевич смотрел с доброй насмешкой, ожидая, будут ли от меня еще вопросы.
– Вы шутите, да?
– В каждой шутке есть доля шутки, – усмехнулся доктор и наложил вместо повязки пластырь. – Сегодня все гораздо лучше, Настя. Но мы вас пока оставляем. Посмотрим завтра – если все будет хорошо, то будем выписывать. Кстати, к вам сегодня должен подойти человек из органов. Задать несколько вопросов насчет произошедшей с вами неприятности.
– Из каких органов?
– Они придут и сами вам все расскажут. А ваша задача – поправляться и возвращаться в строй.
– Василий Николаевич?
– Да, Настя?
– А от того, что во мне…столько всего перемешалось, я не превращусь в какого-нибудь уродца?
– Что? – снова вытаращился на меня доктор, а потом рассмеялся. – Нет, не бойтесь, Настя. Теперь уже точно все будет хорошо.
– Тогда спасибо.
– Спасибо, что доверили «Контакту» свое спасение.
– И Бальфуру.
– И Бальфуру, – согласился с улыбкой врач. – Все, Настенька, бегите в палату, я вас больше не задерживаю.
– Хорошо.
И я в смешанных чувствах действительно отправилась к себе. И очень вовремя, поскольку на тумбочке меня ждал второй завтрак. Только он был немного необычный: без подноса и очень горячий, как будто только что из кофейни. Но посуда снова оказалась одноразовой, так что я, улыбнувшись, принялась за румяную пышную булочку и ароматный капучино. Хотя, вроде бы, в больницах такое не должны были давать.
Когда в палату зашла знакомая с утра медсестра, она очень удивилась пустой тарелке и стаканчику, но вслух ничего не сказала. А я не стала уточнять, потому что было действительно вкусно. Когда мне выдали запас таблеток на день и строго-настрого предупредили ничего не спутать, я поблагодарила девушку и решила прилечь. Чувствовала я себя сносно, но слабость еще давала о себе знать. А если вчера со мной действительно был вампир, то, теоретически, на основе моих знаний о них из фильмов, было понятно мое состояние. Василий Николаевич еще этот… Только посеял во мне зерна сомнения! В любом случае, оставаться здесь надолго я не планировала.
А до завтра можно списать все странности на спутанное сознание.
Представитель «органов», о котором предупреждал врач, действительно появился. Случилось это ближе к обеду. В палату зашел симпатичный блондинистый молодой человек в белом халате, накинутом на обычные брюки и свитер, и бахилах поверх черных кожаных ботинок. Мужчина сиял добродушной улыбкой и поздоровался с порога:
– Анастасия, здравствуйте! Меня зовут Егор Ветров, я зашел к вам, чтобы справиться о вашем самочувствии и задать несколько вопросов о вчерашнем происшествии. Я из особого отдела МВД.
– Тогда «корочку» покажите, – настороженно посмотрела на него я.
Или меня до сих пор клинило, или на месте этого Ветрова я откуда-то увидела неповоротливого медвежонка, который пытался протиснуться в дверной проем. Если же меня не клинило – меня точно пора было забирать в «психушку»!
– Конечно!
Ветров с готовностью протянул удостоверение красного цвета, внутри которого было просто написано «Главное управление МВД России по N-ской области». Честно говоря, я не представляла, как должны выглядеть документы из органов, но постаралась успокоить себя. В любом случае, о визите меня предупреждали, а посылать кого-то левого вместо полицейского ради меня было бы уже чересчур.
– Спасибо. Только я боюсь, что не сильно смогу вам помочь, Егор.
– Почему вы так считаете? – искренне удивился молодой человек.
Он был приятным на вид. Пшеничный зеленоглазый блондин, по масти очень напоминающий меня. Но он казался…чище, что ли. А если уж вспомнить медведя, который мне почудился, то и вовсе хотелось улыбаться рядом с этим Егором. Удобно устроившись на диване, молодой человек с готовностью принялся слушать меня. А еще достал альбомный лист. Видимо, думал, что я расскажу много интересного.
– У меня очень обрывочные воспоминания. А то, что я помню, не соответствует показаниям, которые дал спасший меня человек.
– А спас вас кто? – склонил голову набок Ветров.
– Некто Бальфур.
Признаюсь, наблюдать замешательство на лице Ветрова мне было забавно. Кажется, имя Бальфура в этом «Контакте» и за его пределами было на слуху. Или у них тут обосновалась целая банда, а он был главным мафиози. Но я развеселилась. Мое сумасшествие приобретало все новые и новые грани.
– И что, по мнению этого Бальфура, с вами произошло? – наконец, взял себя в руки Ветров.
– Он сказал докторам, что меня пытались порезать ножом по шее. А он меня спас.
– А куда делся нападающий?
Я пожала плечами.
– Понятия не имею. По идее, должен был сбежать.
– А теперь давайте перейдем к самому интересному.
– К чему же?
Утром меня покормили завтраком, сводили на перевязку и, вручив выписку со справкой, отправили домой. В коридоре «Контакта» я столкнулась с Аней, которая тоже собиралась домой после суточного дежурства. До автобусной остановки мы дошли вместе.
– Не влипай больше в неприятности, Настя! – сказала мне она, подмигнув добрыми серыми глазами.
А я только сейчас поняла, что цвет волос у нее очень похож на беличий окрас. Но спрашивать больше ни о чем не стала – мы же обо всем вчера договорились. Только кивнула на прощание, посмеявшись. Чтобы я – и никуда не влипала? Невозможно.
Куда было податься вернувшейся в строй студентке? Отлеживаться дома? Вот еще! Я рванула в деканат, чтобы показать справку об отсутствии в течение целых двух дней, а затем решила дождаться окончания пары у своей группы, подпирая подоконник рядом с аудиторией. Правда, когда проходила мимо доски объявлений нашего факультета, заметила одну странность: студенты всех курсов столпились у необычного блестящего объявления и смеялись, пытаясь его прочитать. Пользуясь тем, что сегодня еще могу филонить, я тоже подошла ближе и сначала прислушалась.
– .. на что похожа эта абракадабра?
– Это буква «зю» – не иначе!
– Фигню не болтай, желторотик!
– Мамой клянусь, она самая!
Из общего гомона напрашивался логичный вывод: никто из присутствующих не мог прочитать объявление. Заинтересовавшись, я протиснулась сквозь толпу и тоже решила попытать удачу.
«Всем будущим студентам Института Магических Парадоксов просьба посетить аудиторию номер тринадцать для прохождения теста на зачисление. Если вы прочли это объявление – вы, возможно, наш будущий студент. Ждем вас!»
Прыснув от смеха, я привлекла внимание ближайших любопытных.
– Что, Иванова, решила еще что-нибудь взорвать?
– Буквы незнакомые насмешили?
– Ага, – я не стала вдаваться в подробности и снова хмыкнула.
Напишут же всякое!
И мне бы пойти обратно к аудитории, в которой находилась наша группа. Дождаться бы Ленку. Но ноги сами понесли меня на первый этаж. В тринадцатую аудиторию.
Вообще это было помещение, отданное под компьютерный класс. Места там были исключительно за компьютерами, и всего, если не ошибаюсь, их насчитывалось штук пятнадцать. То есть кабинет явно не предполагал много народа. А еще колоритной особенностью (по крайней мере, сегодня) для него оказалась теть Люся.
Теть Люся была чем-то вроде гардеробщицы, помощницы в буфете и специалиста документ-центра одновременно. На вид ей было около шестидесяти лет, и внешне она часто повергала студентов в неконтролируемый страх. Нрава она была крутого, и короткая стрижка-ежик на седых волосах этому только способствовала. Ну а подтянутая спортивная фигура, скрытая под широкими брюками-палаццо и яркой блузкой с неизменной брошью на груди — и подавно. Не знаю, как остальные, а я теть Люсе откровенно завидовала и не считала нужным скрывать этого. Хотя сама не принадлежала к числу добродушных фитоняшек. На почве моего восторженного отношения мы с ней и сошлись. И теть Люся меня иногда даже жалела.
Сегодня, однако, она не была рада моему появлению.
— Иванова, занятие по математическому анализу этажом выше.
— Я знаю, теть Люсь. Я сегодня еще на больничном. С завтрашнего дня учиться начну.
— Тогда чего приперлась заражать остальных? — недовольно хмыкнула на меня она и только тогда заметила пластырь на шее после утренней перевязки. — Или ты не простудная? Я же тебя позавчера вроде видела.
— Я пострадавшая. Порезали меня в сосновой роще, — неловко улыбнулась я. — Слава Богу, что не очень удачно.
И показала на шею.
— Тем более, дома бы сидела!
— Учиться хочу, — пожала я плечами. — Только здесь дела закончу.
— Какие дела?
— Мне в тринадцатую аудиторию. Объявление на доске прочитала, решила попробовать.
Теть Люся сразу как-то сдулась:
— Так ты, что же, тоже из этих?
— Из каких? — спросила я и поняла, что немногим ранее задавала похожий вопрос медсестре Анечке.
— Скрытых, — понизила голос теть Люся. — Хотя понятно теперь, почему ты такая невезучая.
— Почему?
Странный у нас с теть Люсей выходил разговор.
— Не наша ты, Иванова. Иди, раз пришла, — мазнула она в сторону кабинета номер тринадцать. — Может быть, там тебе повезет больше.
Пожав плечами, я сделала, как просила теть Люся. Зашла в кабинет, то есть. Народа там было немного — человек десять. Каково же было мое удивление, когда среди знакомых и не очень лиц я разглядела Ленку! Радостно взвизгнув, я метнулась к ней, и мы обнялись так, словно не виделись сотню лет. Заметив пластырь на моей шее, она спохватилась:
— Сильно болит, Наська?
— Да нет, — я помотала головой, — сегодня уже значительно лучше. Видишь, даже выписали с самого утра.
— Я думала, ты завтра будешь. И всю комедию пропустишь.