Инверсия психа

Предисловие.

Ну здравствуй, о судьбоносный электронный лист. Этот момент точно войдёт если не в мировую историю, то точно в русскую. Сегодня четвёртое декабря две тысячи двадцать четвёртого года. И я пишу первые строки своего первого по-настоящему серьёзного проекта, который в будущем планирую напечатать и пустить на полки самым, простите за мою тавтологию, первым. Инверсия психа, господа и дамы!
Я думаю, что это безумие. То, что я напридумывал к сегодняшнему времени не поддаётся здравому смыслу и нормам морали. И в этом прелесть сюжета, который я напишу. Напишу, будучи под давлением с трёх сторон, в раздоре с родителями и непонимании, что мне делать. Я просто надеюсь, что всё образуется, меня кто-то крепко обнимет и скажет, что я молодец, что я держусь за эту жизнь железной хваткой и что он верит в меня. Ха-ха. Не в моём случае. Со всем навалившимся на меня дерьмом я буду справляться сам. Справлюсь ли – не тот вопрос, который нужно выдвигать на рассмотрение в рамках коротенького предисловия.
О чём книга? Скажем так, она – частичное отражение моей жизни с четырнадцати по шестнадцать лет со всеми вытекающими. Она основана на реальных событиях, но интерпретирует их по своему в истории, в которой будет место несправедливости, предательству, гневу, слезам и крови. И шизофазии. Ведь главный герой, моё отражение, Алекс Пенбер, едет кукушкой и на этом строится сюжет. Название книги полностью отражает её содержание – она показывает обратную сторону настоящего психопата: как он стал таким, почему, и только вам, читателям, решать, достоин он прощения или нет. Алекс – крайне неоднозначный персонаж, но на протяжении первой книги (а я на данный момент замахиваюсь на целую трилогию) вы будете в основном сопереживать ему, хотя и поводов для сомнений тоже будет предостаточно.
Не хочу слишком затягивать. Этот текст я пишу сейчас в основном для того, чтобы сравнить мои сегодняшние мысли с теми, которые у меня будут на момент написания послесловия. Всё нужное я уже написал, ненужное растянуло бы электронную бумагу страниц на сто, поэтому томить мне вас, дорогие читатели, больше ни к чему.
Хотя нет, кое-что ещё я всё же скажу.
Спасибо, что вы есть.

Ваш:
Алекс Пенбер

Пролог: Не пойманный – не мёртв.

— Сдохни, сука!
Удар.
— Сдохни, сука!!
Удар.
— Сдо...
Удар.
— хни...
Удар.
— су...
Удар.
— ка!!!
Удар, удар, удар, удар.
Мужчина был давно мёртв и больше походил на неаккуратно выпотрошенную свинью, но Алекс всё продолжал наносить удар за ударом. Теперь истеричное "сдохни, сука" сменилось осипшими воплями, которые спотыкались каждый раз, когда лезвие ножа погружалось в тело. Алекс наваливался на маленький складничок всем весом, поэтому даже смог перебить несколько рёбер. Он и сам понимал это – остатки выглядывали сквозь десятки дыр, и его рука периодически касалась их. Алекс понимал, что мужчина больше ничего не чувствует, но его сжигала изнутри всепоглощающая ярость, побуждая к действиям. К кровавым и ставшими бессмысленными действиям. Звуки ударов смешивались с хлюпаньем пропитанного кровью мяса, кожи и ткани некогда белой футболки. Пятна от блевотины на ней потонули в крови. В крови потонуло всё. Она была и на Алексе – на его трясущихся руках, на искажённом звериным гневом лице и даже на его некогда жёлтой толстовке, валявшейся неподалёку. Другие цвета будто были стёрты из палитры мира – даже тёплый свет люстры казался Алексу красным, подобным тому, который излучают полицейские сирены. Они звучали в его голове, раз за разом напоминая о том, что наделала эта тварь, от которой теперь осталась лишь телесная оболочка.
За стеной послышались негромкие голоса. Звуки смутно воспринимались Алексом, но он услышал что-то вроде "вот этот дом" и "хоть бы он не успел смыться". Оказалось, что звуки сирен были всамделишными, и теперь прямо возле дома околачивались несколько полицейских. Вызвать их – последний крысий поступок, который успел совершить мужчина перед тем, как отдал концы.
Руки Алекса остановились сами собой. Он поднял голову и окинул взглядом лестницу. Высокий силуэт человека без лица в чёрном фраке, как обычно, сверлил его невидимым взглядом.
Я вздрогнул и еле удержал крик страха, вертевшийся в глотке. Последний кадр кошмара, промелькнувшего в голове, вырвал меня в реальность. То ли опухоль так действовала на потрёпанный мозг, то ли в процессе накручивания себя перед сеансом сами собой оживали старые воспоминания, но их определённо доставал не я. Будто кто-то чужой запустил руку в чашу мыслей и выудил самые потаённые. Те, которые я бы сам хотел стереть из памяти.
— Эй, мужчина! – я очнулся, когда раздражённый голос окликнул меня. Я открыл глаза. Перед моим носом маячили пальцы, сложенные в щепоть и издающие негромкие щелчки. Выпады из реальности были нередким явлением, поэтому я не особенно удивился.
— Да, извините, что-то призадумался – начав оправдываться, я вспоминал цель своего визита в регистратуру небольшой районной поликлиники. Наконец отряхнувшись от последних крох забвения, когтями цеплявшихся за бытие, я озвучил её:
— Я к психологу по записи. В каком она кабинете?
— Ваши документы – сквозь зубы потребовала женщина в привычной манере для работниц такого пошиба.
Подавив желание заткнуть жирной тётке рот, я нащупал в кармане поддельный паспорт и протянул его сквозь стекло.
— Вот.
Она, достав из белого халата, который грозился треснуть на ней каждую секунду, небольшую лупу, стала изучать документ. Факт того, что фото в нём не совпадает с моим реальным лицом, я решил, нацепив нелепую медицинскую маску. Уж здесь вопросов, а уж тем более требований снять её, точно не последует. Вдруг я болен какой-то дрянью, передающейся воздушно-капельным путём с невероятной скоростью. А глаза у меня, благо, более-менее совпадали с ненастоящим мной, хотя и их я прикрыл декоративными очками с толстенными дужками, чтобы не было видно несовпадение цвета бровей. Возможно, у меня бзик на конспирацию и безопасность, но именно благодаря ей я сейчас жив и на свободе. Я никогда не рисковал убирать хотя бы одну составляющую маскировки, ведь кто знает, какая деталь влияет на мой успех больше всего. И внешний вид – лишь один из пунктов.
Тем временем женщина закончила вбивать данные в компьютер и вернула мне паспорт.
— Ваш кабинет 4.16 – бросила она – следующий!
А вдруг у меня были ещё вопросы? Следующего она вызывает. Такими темпами следующим станет кулак, сломавший тебе крючковатый нос.
Что-то я злой сегодня. Нет, этот кошмар совсем выбил меня из колеи. Подобных ему, реалистичных, вплоть до привкуса собственной слюны во рту, видеть мне ещё не доводилось. Обычно эти жуткие картины, где я как бы смотрел на себя со стороны, представляли собой как будто записаное видео, в которое я переместился, надев шлем дополненной реальности. То есть ничего не ощущал, а просто видел и слышал, как "я" кромсаю очередное исчадие Ада в человеческой коже. Вернее, саму человеческую кожу, потому что эти подобия душ, что я освободил, наверняка улетали обратно вниз, ждать реинкарнации. Как иначе объяснить то, что на свете так много ублюдков, которые не хотят меняться?
Я поспешно кинул работнице "до свиданья" и направился по любезно выводящим к лифту стрелочкам. Надеюсь, эта психолог окажется приятным человеком, которому я смогу рассказать всё. Наверное, хорошая практика. Её мне советовали другие психологи, с которыми я связывался онлайн, хотя, по правде, они все никуда не годились, будто психологию по книжкам изучали. Но чисто логически опустошить голову реальному человеку мне казалось неплохой идеей. А таких на примете у меня не было, поэтому я здесь. Проведём пробный сеанс, а там уже как пойдёт. Если пойдёт, конечно.
Глянцевая кабина лифта встретила меня пристальным взглядом прямо в глаза. Или...я встретил себя пристальным взглядом. В общем, когда я подошёл, на меня, будто выжидая, когда я появлюсь, смотрела моя зеркальная копия. Карие глаза с еле заметными синеватыми кругами сверлили мои, необритые бакенбарды, чуть выглядывающие из-под маски выдавали зрелость, разлохмаченные ветром светлые волосы с еле видимым пробором служили площадкой для игр солнечных зайцев. Остальную часть лица закрывал спасительный голубой материал, но его отсутствие не сильно бы поменяло что-то в восприятии меня самим собой. Под ним была побледневшая кожа, усеянная розовыми бугорками, треснувшие посередине от холода выцветшие губы, почти по-детски пухловатые щёки (тут и розовизна свою роль сыграла), остальные бакенбарды и тщетные попытки организма в козлиную бороду – с десяток волосков упрямо торчали из подбородка, и ещё один, почти прозрачный, запутался в собственной длине. Никогда не понимал таких.
— Что ж тебе, друг, неймётся? – спросил я у волоска.
Если я сейчас начну строить аналогии и проводить параллели волос с людьми, я точно из этого здания в своём уме не выйду. Упрямец, в свою очередь, ответил мне, легонько ткнувшись в шею от движения головы. Я от такого аж дёрнулся. Мелочь, а так раздражает. Вырвать его дома надо наконец. Да что только его – побриться целиком. Не забыть. Я достал телефон и, спешно его разблокировав, нащупал на экране приложение с заметками. Создал новую, никак её не назвав, и записал "после психолога побриться". Вообще ещё раз я сюда гляну только затем, чтобы удалить текст, но, если ты куда-то записываешь мысль, она гораздо дольше остаётся в голове, поэтому я сделал это постоянной практикой.
Копаясь в заметках, я даже не заметил, как приехал лифт, откуда вышла какая-то девушка. Я оторвался от экрана, быстро проскользнул мимо неё и нажал кнопку четвёртого этажа.
— Растёшь быстрее остальных раза в четыре – продолжил я монолог к волосу – зачем бежать впереди паровоза? Наслаждайся моментом, расти постепенно. А так для тебя всё закончится, не успев начаться. Если бы ты сейчас меня не потревожил, я бы не принял решение побриться, обретя тебя и твоих товарищей на верную смерть.
А ведь он так похож на меня. Я, когда был маленький, тоже мечтал поскорее вырасти, быстрее сверстников. А в итоге точно так же заплатил за это высокую цену а люди вокруг меня начали помирать, как мухи на липучке...
— Всё-таки аналогия сама собой напросилась – тихо вздохнув, я вышел из лифта. Я очутился в конце коридора, ибо кабинеты располагались от лифта в порядке убывания. Всего дверей было восемнадцать, поэтому, пройдя две из них, я очутился у пункта назначения...
— ...более важным новостям. Полиция закончила расследование по исчезновению девятилетней Лили Грей... – еле слышный голос ведущей новостей заставил меня, не замедляя шага, пройти мимо кабинета. Я слышал об этой девочке. Она – очередная пропавшая без вести бедная душа, пропажу которой обнаружили неделю назад. И всю эту неделю я с надеждой следил за новостями, надеясь, что браться за это дело мне не придётся.
— ...пропавшей без вести восьмого марта две тысячи тридцать первого года...
Не суждено было девочке поздравить маму с праздником. По телу бегло прокралась дрожь. Наконец, подойдя к настенному телевизору, я стал молча лицезреть экран:
— ...по предположительным данным, неизвестный похитил девочку утром, когда она уходила в школу. За ней всю дорогу ехал чёрный фургон, и когда Лили хотела свернуть за угол, похититель выскочил из фургона, схватил девочку и увёз в неизвестном направлении...
Ага, значит, кое-какие данные всё-таки раздобыли. Но я не выдыхал. Копы частенько не могли пройти дальше этапа сбора базовой информации. Не просто частенько – такие случаи только на моей памяти исчислялись сотнями. Я наблюдал каждое похищение, и, когда свиньи¹ не справлялись (а это почти всегда было так), за расследование брался я. Чаще всего эти люди оказывались просто маньяками-насильниками, которых я вычислял и чинил достойную расправу. Меня не раскрыли до сих пор.
— ...спустя неделю безуспешных поисков девочка так и не была найдена. Передаю микрофон майору полиции А́ртуру Вилонову.
Женщина и студия пропали с экрана. Вместо них на нём появился мужик в полицейской форме. Поджарый, бородатый, с напомаженными волосами и взглядом гиены, он, пряча эмоции за маской, серьёзно смотрел в объектив камеры.
— Ну...мы временно прекратили расследование – начал майор – у нас нету совершенно никаких улик и...м-м...зацепок. Мы обязательно сообщим, если по этому делу появится что-то новое...
Этот мужик смотрел мне в глаза. Даже нет – он сверлил их своим скользким, лживым взглядом, и эта ложь смертельным раствором отравила мне душу. Спустя неделю. Они прекратили расследование спустя грёбаную неделю! Я едва удержал ярость, булькающую в горле, в пульсирующих ладонях. Из пасти готовы были водопадом литься проклятия, сжатые кулаки умоляли меня расколошматить через телевизор наглое свиное рыло.
— Сука – из пасти шипящим свистом вырвалось только одно слово. Нельзя давать волю ярости. Её надо использовать как оружие, а не для геноцида местного интерьера.
— ...но, знаете, как говорят у нас в участке "не пойманный – не мёртв", и девочка вполне может найтись...
"Не пойманный – не мёртв".
Эти слова отпечатались у меня в мозгу. Изнутри обожгло калёным железом, а снаружи – настоящим. Я сжал рукоять складного ножа в кармане так, что задел предохранитель, а потом и кнопку, из-за чего лезвие с негромким щелчком выбралось на свет, пропоров карман джинсов. Задело указательный палец. Я вздрогнул от секущей боли, выдернул руку из кармана и осмотрел порез. Вроде небольшой, но крови из него текло прилично. Я положил его в рот и всосал её в себя, после достал из другого кармана целлофановый пакетик с бинтом (я всегда носил его с собой на такие случаи), и, постепенно разматывая рулон, запеленал фалангу слоёв в пятнадцать. Чтобы не было видно красного, а то может вызвать подозрения.
— "Не пойманный – не мёртв" – прорычал я – не пойманный – не мёртв, сука? Это от создателя "Нету тела – нет и дела"?! Я бы на тебя посмотрел, продажный петушара, окажись ты на её месте!!
ТИХО!
Тихо! Тихо, тихо...Нельзя, чтобы меня кто-нибудь услышал, а то объясняться потом, рисковать раскрыться. Мне лишнего внимания точно не надо, но и высвободить гнев я не могу. Ну да ничего. Осядет внутри и смерть очередной твари будет более мучительной. Успокоив себя этой мыслью, я повернулся спиной к экрану, который уже вовсю показывал рекламу, и зашагал.
Дверь шестнадцатого кабинета была на удивление чистой. Даже белая краска, которой она была выкрашена, казалось, отдавала цветом больше, чем остальные. Оно и неудивительно – наверное, даже владелец этой шарашкиной конторы понимает, что кабинет психолога должен производить приятное впечатление с порога. Правда, по-хорошему так должны делать все кабинеты. Отбросив мысли о том, до чего здесь воняет кабинет уролога, я постучал в дверь четыре раза.
— Да-да? – послышался женский голос.
— Я по записи – ответил я.
— Входите.
Кабинет оказался таким же чистым, как и дверь. Белые стены, небольшой стол, заваленный делового рода волокитой, два аккуратных стульчика с тонкими подушками под мятую точку.
— Вы же Брайан Томас? – осведомилась девушка.
Я посмотрел на неё и тут же врос в землю. Мозг отказывался верить глазам. По звонку у меня складывался совсем другой образ. Её мелодичный, успокаивающий голос никак не мирился со слегка тучной девушкой лет двадцати шести с рыжими длинными кудрями и кожей, усыпанной заветренными веснушками. Даже глаза смотрели как-то не так, не перекликаясь с песнью горловых связок.
— Мужчина? – окликнул меня голос.
Я тряхнул головой, отгоняя навязчивую, нарисованную мозгом внешность, и ответил:
— Да, это я – она назвала имя из поддельного паспорта.
— Ну тогда проходите, присаживайтесь – тепло улыбнулась девушка – я Меган.
— Рад знакомству, Меган – не соврал я, примостясь на стул. Мои ожидания – это мои ожидания, несовпадение голоса и внешности – нередкое явление, так что я постарался закопать эту мысль поглубже.
Меган торопливо стала отгребать бумаги в сторону. Их было по-настоящему много, и, когда она это сделала, я увидел у неё едва заметные следы на разрезах, будто бы разрывах щёк.
— Итак, Брайан, я не отниму у вас много времени. Так как это вступительный сеанс, мне необходимо лишь понять, с чем мне придётся иметь дело и уже после принимать меры – объяснила она.
Я опешил. Все психологи, с которыми я созванивался до этого, не начинали с далей, а эта иррациональная какая-то. Может, это и к лучшему.
— Эм...и как вы собираетесь...
— Для начала скажите мне, что с вами. Тремя словами.
Я опешил ещё больше. Но моё удивление рассеяло сначала осознание больного для меня вопроса, а потом и ответ на него, простой, как пять копеек:
— Я в заднице.
Меган будто прочитала эмоции по губам за секунду до того, как слова с них сорвались. Её взгляд казался оценивающим, понимающим. Анализирующим. Всё-таки слишком много у неё различий с теми некомпетентными трюфелями², даже на час разговора по видео с которыми я отваливал немаленькую сумму.
— Поняла... – пробормотала девушка, мысленно договорившись сама с собой – теперь давайте обобщённо, но уже не слишком стесняясь в словах.
— А нельзя было сделать так сразу? – слова сами собой вырвались изо рта, и на середине фраза ускорилась спазмом в глотке. Договорив, я еле успел поднести ладонь с забинтованным пальцем к лицу до того, как мучительно закашляться, оросив кровью марлю и телес руки. Кашель сам собой задерживался и начинался снова с силой, в два раза превышающей прошлую. На третий цикл дешёвенькая маска слетела с лица, на четвёртый мне показалось, что я чувствую, как вверх по пищеводу вылезает моя кишка, а на пятый Меган, едва не опрокинув стул, подбежала ко мне и схватила за спину. Выпнула сиденье из-под меня и перевернула на бок, положив на пол. Её не заботило, что он вмиг стал напоминать современное искусство, ценящееся в сотни миллионов долларов (а, быть может, она просто захотела его продать в таком виде). Более того, она сама стала напоминать картину, получившуюся в результате опрыскивания её халата кровью из горла. Нет, оставив меня лежать на боку, она рысцой шмыгнула к окну и поставила на максимальное проветривание. Вернулась ко мне. Начала гладить по спине.
— Мистер Томас, потерпите, главное, потерпите, всё будет хорошо – приговаривала она. Её ладонь не была тёплой. Казалось, её обожгло холодом страха, из-за чего она стала чуть холоднее моего тела. Но, в любом случае, её выверенные круговые движения успокаивали, и, когда я, хорошенько выхаркавшись, начал судорожно тянуть воздух, она продолжала водить рукой мне по спине. Через минуту дыхание более или менее восстановилось, и она встала. Протянула мне руку.
— Сам – отклонив помощь, я попытался встать, но живот тут же скрутил спазм, и она схватила меня. Я не стал противиться, и через силу поднялся на ноги. Она усадила меня на стул, достала из ящика стола пачку бумажных салфеток, протянула мне.
— Спасибо – пробормотал я, утирая кровь с лица – спасибо. Вы врач?
Её взгляд обеспокоенно следил за моими пальцами, сжимавшими белый платок:
— Нет, что вы. Просто моя мать тоже болела раком и я знаю, что делать в таких ситуациях – её голос даже не дрогнул, но прозвучал смиренно. Такой тембр я слышал часто – люди изображают его, когда пытаются отразить голосом отсутствие эмоций при явном их наличии и неумении скрывать. Я понял, что за её словами кроется старый шрам.
— Выходит, вам и говорить-то ничего не надо – сказал я и нервно улыбнулся.
— Ваш организм сказал всё за вас – кивнула она – сейчас всё нормально?
— Да, вроде устаканилось. Только слюна солёная.
— Это ничего – она грустно улыбнулась – кровь сладка лишь для вампира, мистер Томас.
Я вздрогнул. С непривычки. "Мистер Томас" резал мне по ушам и я каждый раз при его упоминании готов был поправить девушку: "Мистер Пенбер". Вот и сейчас у меня отверзся рот, чтобы провалить миссию по скрытию личности, но я вовремя опомнился и не издал не звука. Я не сразу понял, почему Меган так странно на меня пялится и тут же осознал, что моя маска лежит на полу на красном пятне.
— Не обращайте внимания, задумался – поспешил я объясниться.
Та еле заметно и недоверчиво кивнула. Но и не обвиняюще, а всё ещё обеспокоенно.
— Эм...в общем, давайте перейдём на ты, ладно? Прост...
— Хорошо, Брайан – недослушав моё объяснение, она легко согласилась.
С души слетел небольшой груз:
— Слава судьбе.
Она вопросительно подняла бровь:
— Ты атеист?
— Атеист ни за что бы не стал славить судьбу, Меган. Для него её не существует, есть только наука, логика и полное отсутствие необъяснимых вещей – пояснил я.
— То есть ты не веришь в Бога и при этом считаешь, что всё, что мы делаем, должно было случиться изначально? – спросила она с интересом.
Я пожал плечами:
— Я не отрицаю, что некое подобие высшего существа может обитать там, наверху. Я просто не верю в то, что тот, кто нас сотворил, может быть таким беспощадным садюгой, потому давно для себя решил, что его и не существует.
— Что ж, в этом есть доля истины – согласилась Меган.
Что-то слишком мы отошли от сути разговора.
— Пора возвращаться к нашим баранам – я обозначил тот факт, что мы не просто тут языками чешем, а выясняем мои проблемы – помимо рака я владею целым букетом различного рода психических заболеваний и расстройств, которые опухоль только усиливает. Но, чтобы в этом разобраться, придётся зайти издалека. Понимаешь?
— Да, конечно – последовал ответ.
— Я углублюсь во время незадолго до того, как этот букет начал расцветать в моих руках. Рассказ будет долгий, сразу предупреждаю, что слушать его придётся несколько сеансов. Я сам не знаю, хочу ли разобраться в себе или просто выговориться.
— Я вся внимание, Брайан. Можешь начинать.
Почуял я в тот момент искренность в её словах. И тут же понял, что для неё психолог – не просто работа. Это занятие, в которое она вкладывает частичку своей души, и я знал, что она действительно внимательно меня слушает. Значит, я не прогадал с выбором реального психолога. Ей можно рассказать всё. Я с облегчением выдохнул.
Наконец-то о моей истории узнает кто-то ещё.
— Это началось пятнадцать лет назад...