Ищу няню. Интим не прелагать!

Пролог

Все события, герои, названия организаций, заведений и иных объектов являются вымышленными. Любое совпадение с реально существующими людьми или местами — случайность.

В тексте присутствуют откровенные сцены, эмоциональные моменты и нецензурную брань.

Автор подчеркивает, что произведение является художественным вымыслом.

Лифт бесшумно скользит вверх, и я нервно поправляю воротник блузки, рассматривая свое отражение в зеркальных стенах кабины. Двадцать третий этаж. Еще никогда в жизни я не поднималась так высоко — ни в прямом, ни в переносном смысле.

«Элитный жилой комплекс "Панорама"» — гласила табличка на входе. И это не преувеличение. Даже холл первого этажа выглядел как вестибюль пятизвездочного отеля: мрамор, живые растения в огромных кадках, консьерж в строгом костюме, который смерил меня оценивающим взглядом, прежде чем позвонить наверх.

Двери лифта расходятся, и я делаю глубокий вдох.

«Соберись, Женя. Это просто собеседование. Ты справишься».

Только вот мое сердце со мной категорически не согласно и колотится где-то в горле.

Квартира — если это можно назвать квартирой — занимает весь этаж. Двери уже открыты, и на пороге меня встречает мужчина лет тридцати в очках с тонкой оправой и с планшетом в руках. Аккуратная стрижка, безупречный серый костюм, вежливая улыбка.

— Евгения Соколова? — уточняет он и, дождавшись моего кивка, отступает в сторону. — Проходите, пожалуйста. Я Андрей Викторович, личный ассистент господина Ермакова.

Я переступаю порог и на мгновение забываю, как дышать.

Это не квартира. Это просто космос. Панорамные окна от пола до потолка, за которыми расстилается весь город — крошечный, игрушечный, нереальный. Гостиная размером с мою однушку, светлая мебель, какие-то дизайнерские штуки, в которых я ничего не понимаю, но которые явно стоят как моя годовая зарплата в садике.

Каждая штука.

И лестница. Широкая, с коваными перилами, уходящая на второй этаж.

Двухуровневая квартира. Разумеется.

— Присаживайтесь, — Андрей Викторович указывает на светлый диван, и я опускаюсь на краешек, боясь лишний раз пошевелиться. А вдруг испачкаю? — Чай? Кофе?

— Воду, если можно, — мой голос звучит чуть хрипло.

Он кивает кому-то невидимому — господи, тут еще и персонал есть — и садится напротив, пролистывая что-то в планшете.

— Итак, — его голос становится деловым, — Евгения Александровна, двадцать шесть лет, педагогическое образование. Работали в детском саду номер сто восемнадцать… — он поднимает глаза, — почти четыре года, верно? Что заставило уйти?

Я принимаю из рук появившейся женщины в форменном фартуке стакан с водой и делаю маленький глоток, собираясь с мыслями.

— Состояние здоровья, — отвечаю честно. Врать смысла нет, да и не умею я. — Проблемы со спиной, врачи рекомендовали снизить нагрузку. Двадцать пять детей в группе — это… — я замолкаю, не зная, как объяснить этот постоянный гул, бесконечный бег по кругу, дни, когда голова раскалывалась так, что хотелось выть.

— Понимаю, — Андрей Викторович кивает и, кажется, действительно понимает. — Поэтому решили попробовать себя няней?

— Да. Один ребенок — это совсем другое. Я могу полностью сосредоточиться на нем, дать максимум внимания, заботы… — я осекаюсь, понимая, что начинаю частить. Нервы.

Он листает что-то в планшете — наверное, мое резюме — и время от времени задает вопросы. Про методики раннего развития, про подход к капризам, про готовность к ненормированному графику. Я отвечаю, стараясь говорить спокойно и уверенно, хотя внутри все трясется.

Наконец он откладывает планшет и впервые улыбается по-настоящему.

— Что ж, Евгения Александровна, должен сказать, ваша кандидатура весьма интересна. Опыт работы с детьми, рекомендации от директора — все это говорит в вашу пользу.

Сердце подпрыгивает.

— Правда?

— Мы с вами свяжемся в ближайшие дни, — он поднимается, и я понимаю, что собеседование окончено. — Позвольте, я…

Он не успевает договорить.

Шаги на лестнице. Тяжелые, уверенные.

Я поднимаю глаза — и мир на секунду замирает.

Он спускается неторопливо, одной рукой скользя по перилам, и каждое его движение — как кадр из какого-то дорогого фильма. Высокий, широкоплечий, в рубашке с закатанными рукавами, открывающими загорелые предплечья. Темные волосы чуть растрепаны, будто он только что провел по ним пальцами, а линия челюсти такая резкая, что об нее, наверное, можно порезаться.

Но главное — глаза. Серые, холодные, оценивающие.

Он смотрит на меня так, будто видит насквозь, будто считывает каждую мою неуверенность, каждый недостаток, каждый лишний килограмм.

И их немало. Этих лишних килограммов. Я знаю.

Резко мне стало не по себе.

— Господин Ермаков, — Андрей Викторович чуть склоняет голову, — это Евгения Соколова, претендент на позицию няни. Я как раз...

— Я слышал.

Голос низкий, чуть хрипловатый. Он спускается до конца и останавливается, сложив руки на груди. Взгляд скользит по мне — оценивающий, цепкий, неприятно внимательный.

Я поднимаюсь с дивана, чувствуя себя до нелепости неуклюжей. Рядом с ним — особенно.

— Здравствуйте, — выдавливаю я, ненавидя себя за этот дрожащий голос.

Он сперва не отвечает. Просто смотрит.

— Боюсь, она нам не подойдет, — наконец произносит он, обращаясь к помощнику, а не ко мне, будто меня тут нет. — Нужен кто-то… другой. Маша носится по дому как угорелая, няня должна за ней успевать. Требуется мобильность и… определенная физическая форма.

Слова вежливые. Интонация — нет.

Я чувствую, как горят щеки. Как к горлу подкатывает ком. Как хочется провалиться сквозь этот чертов дизайнерский паркет.

Он не сказал «толстая». Он даже близко этого не сказал. Но мы знаем, что он имел в виду.

«Мобильность и определенная физическая форма».