Искажатель

Пролог

«Не каждый, кто приходит с плащом и посохом, — вестник Света. Но если тень идёт впереди него — слушай землю. Она знает, кого несут ноги»
— из Писания третьего круга, гл. IX, «О следах, оставленных без свидетелей»

перевод на Lingua Veria:

«Non omnis qui venit cum pallio et baculo est nuntius Lumae. Sed si umbra ante eum ambulat — ausculta terram. Ipsa novit quem portant pedes.»
— ex Fragmentis Tertii Circuli, cap. IX, “De vestigiis relicti sine testibus”

______________________________________

За стойкой, в мутном свете масляной лампы, корчмарь Харлон протирал вторую по кругу кружку. Воздух в трактире был тёплый, вонял мясом, влажной одеждой и подкопчённой капустой. За ближайшим столом Викар, местный мясник, поедал хлеб, макая его в миску с остатками похлёбки.

— ...ну я ей и гаркнул: «Марта, если эта сука-коза ещё раз в капусту полезет — порежу на гуляш!» А она мне в ответ — «Ты ж её любишь!» Люблю, мать её… с луком, в сметане и чтоб мягкая! — сказал Викар.

Смех раздался с другого стола. Кто-то чокнулся кружками, кто-то уже пьяно орал про баб на ярмарке. Шум стоял — добродушный, но дикий.

Дверь со скрипом открылась. Все как по щелчку — стихли.

Вошёл он. Высокий, тёмный, хрен пойми кто. На плече — посох с железным навершием, весь перемотан кожей, какие-то тряпки болтаются. То ли хранитель, то ли разбойник в рясе. Весь в грязи, но движется уверенно. Под накидкой блеснул металл — кольчуга. Волосы в тонкие косы, борода — как у лешего.

— Супа, — сказал он глухо. — И чего попить. Простого.

Харлон кивнул, налил воды, махнул на кухню. Незнакомец забрал еду, прошёл к углу зала, сел спиной к стене.

— На плащника, мать его, смахивает. Видал, как уставился? Волосы как у тех, северных, — наклонившись к Харлону, прошептал Викар.

— Да хрен его знает. Щас каждый второй в рясу лезет, — буркнул Харлон.

— Притворяется, думаешь? — спросил Викар.

— Ну а чё? В посла — не верят. А в светителя — ещё можно. Хлеба не просит, глаз добрый — и иди спасай, — ответил Харлон.

— Ага… спасай. Я слыхал, тот Дом Тишины, что за перевалом — сгорел нахер. Ни один не выжил. А этот тут сидит, сука, весь из себя живой и важный, — сказал Викар.

— Волосы те же, говоришь? Ну-ну. Надо бы было таких сразу в петлю. Пока язык не успел шевельнуть, — кивнул Харлон.

— Ага… А люд у нас тупой. Придёт такой — рясу натянул, бороду отрастил, и всё — святой, блядь. А то, что под рясой может быть нож — никто не думает, — оглядываясь, произнёс Викар.

Незнакомец ел молча, почти не шевелясь, глядя в тарелку так, будто пытался вспомнить, зачем вообще ест.

Харлон тёр ладонью тёплую кружку, в зале снова царил гул — Викар что-то ржал, встал и вышел на улицу по малой нужде, кто-то чокался, но тут вновь приоткрылась дверь. Прохладный ветер донёс с улицы запах влажной земли.

Вошла женщина — лет сорока с лишним, крестьянка по виду, но на ней были вещи, давно вышедшие из обихода: домотканая накидка, холщовая рубаха с потёртым орнаментом на рукавах, какие носили лет тридцать назад. Волосы собраны в неаккуратный пучок, руки натружены, лицо строгое, сдержанное. Харлон не удивился — видел в жизни всяких.

— Доброго света тебе, господин... — сказала женщина.

Харлон приподнял бровь, от неожиданной вежливости кашлянув в кулак:

— Кхм... доброго... сударыня.

Женщина чуть склонила голову, будто прислушиваясь к чему-то, затем повернула её набок и пристально посмотрела в глаза Харлону:

— Нам в деревне — лекарь нужен. Дети болеют. Плохо им...

Харлон сглотнул, взгляд женщины был слишком спокойным, почти звериным — как у лисицы, прежде чем та кинется. Ему вдруг стало зябко.

Харлон быстро отвел взгляд, кашлянул, выпрямился, скрестил руки на груди:

— Ну... знающих людей нынче днём с огнём не сыщешь. Прям лекарей нет. Но… вон тот хранитель, может, чем подсобит...

Он кивнул в сторону незнакомца. Мысленно дал себе подзатыльник: Соберись, дубина!

Женщина поглядела в сторону хранителя, затем вновь на Харлона, с лёгкой тенью иронии во взгляде:

— Благодарю, господин. Сойдёт и этот... если он не пустой внутри.

Харлон уже открыл рот — хотел было предложить похлёбки или вина, но женщина плавно развернулась и пошла к незнакомцу. Тот как раз застыл, глядя в ложку — будто в глубины смотрел. Харлон провожал её взглядом, хмыкнул про себя: Вот же... странная. А взгляд-то какой... звериный, будто нутро разглядела. Ну-с… сейчас поглядим: хранитель он али шарлатан. Откажет — сдам страже, может, медяков насыпят. А пойдёт — так пусть идут оба… подальше от моего трактира.

Незнакомец, сидевший подальше от стойки, поднёс ложку ко рту. Тёплый, густой, с привкусом серого хлеба, кислой капусты и… тмина. Тмина. Точь-в-точь как в том отваре…

Память, точно шип с кровоточащего корня, выдернулась из глубины. Мир вокруг как будто сдвинулся. Ощущение трактира рассыпалось, словно оно было лишь обёрткой.

Запах тмина из супа слился с запахом травы, что они несли в вёдрах… Солнечный луч в высоком окне трапезной стал ярче, ослепительнее… Шум корчмы сменился звонким смехом и плеском воды…

Запахло мылом, ветром с лугов и тем редким солнцем, что пробивалось сквозь пыльные стёкла трапезной. Трое — юный веснушчатый, высокий с насмешливыми глазами и третий, с серьёзным взглядом и чуть сгорбленной спиной — ворвались в каменный коридор хранилища. Вёдра в их руках плясали, расплескивая воду. Пучки травы для отвара вываливались из фартуков. Они неслись, спотыкаясь на неровных плитах, будто за ними гнался сам император с огненной розгой.