— Алиса!!! — взревел Руслан так, что, казалось, задрожали не только стекла на кухне, но и стены.
Мой внутренний партизан, только что торжествовавший победу в идеально проведенной диверсии, мгновенно капитулировал. Я ринулась на кухню — не бегом, а каким-то комичным, паническим спринтом на полусогнутых. Юркнула за стол — мою старую добрую крепость. Этот бегемот в пике ярости испортил мне свидание в самый пиковый момент! Ну, держись, «братец».
А виноват-то был он! Я всего лишь ответила ему его же оружием. Только если он ломился в дверь, как мамонт в припадке, то моя месть была тихой и изящной. Пока он в ванне устраивал цунами с пеной и воплями из сериала, я стащила его телефон. Нашла в чатах эту Светку с губами, надутыми как у золотой рыбки, и одним ловким движением отправила ей голосовое. Изобразив его натужный, менторский баритон, я просипела: «Света, привет. Это Руслан. Наше свидание отменяется. Безнадёжно. В смысле, ты. Мне скучно. Не пиши. Пока». И отправила. Сообщение стёрла — пусть поломает свою буйную голову.
Но Светка, видимо, ответила мгновенно. И очень, ОЧЕНЬ гневно. Судя по рёву, который теперь напоминал звук взлетающего истребителя.
На кухню ворвался он сам. Руслан. С лицом пунцового цвета, сжимая в лапе телефон так, будто это не айфон, а единственная граната на всех врагов. Я прижала руки к груди, изобразив лицо невинной овечки, которую вот-вот растопчут копыта разъярённого быка.
— Ты... Ты в своём уме?! — выдохнул он, тряся телефоном перед моим лицом. Казалось, от его ярости воздух закипает. — Это что было?!
— Что было? — пропищала я так сладко и невинно, что у самой заложило уши от фальши. — Я ничего-преничего не делала. О чём ты?
Он сделал резкий выпад, как разъярённый фехтовальщик. Я отпрыгнула, ловко лавируя между стулом и табуреткой. Мы замерли в нашем коронном танце — «атакующий горилла против увертливой обезьянки».
Вся эта война началась с того дня, когда в мою уютную, пахнущую пирогами вселенную ввалился этот нескладный гигант. Помню тощего, угловатого гномика, который прятался за спиной отца и бросал на меня колючие взгляды. Я тогда закатила истерику уровня «Оскар». А он... взял и вырос. Вымахал в громилу с плечами шкафа и взглядом, который мог испортить настроение на раз-два. Он бесил меня ВСЕМ. Тем, как чавкал за завтраком, как занимал единственную розетку в ванной для своей электробритвы, как смотрел на мои наряды с немым укором, будто я явилась в пижаме на королевский приём.
— Боишься? — вдруг спросил он, но уже без прежней ярости. В его глазах читался скорее азартный, спортивный интерес.
— Еще чего! — фыркнула я, и в этот миг он рванул ко мне, одной левой сдвигая мой стол-крепость в сторону.
Вот же неуправляемый трактор! Но я — юркая. Ловко увернувшись, я проскользнула под его вытянутой рукой и рванула в коридор.
— Попробуй, догони! — крикнула я, не оборачиваясь, несясь к спасительной двери своей комнаты.
Главное — успеть. Главное — захлопнуть дверь прямо перед его огромным, негодующим лицом!
Но не успела. Буквально на мгновение! Пальцы уже коснулись холодной ручки, как его здоровенные лапищи обхватили меня за талию и рванули на себя.
— Ай! — взвизгнула я, затрепыхавшись как пойманная воробьиха. — Отстань, дурище!
Он вжал меня в свое тело, больно сжимая талию. Его мышцы были твердыми, как камень.
—Попалась, — его низкий, яростный шёпот прозвучал прямо у уха, и от горячего дыхания по коже побежали мурашки.
— Выпусти! — я попыталась откинуть голову, чтобы ударить его затылком, но он уклонился.
Он лишь сильнее прижал меня, и мы, сплетённые в один бесформенный клубок, с грохотом повалились на пол.
Мир кувыркнулся. Я оказалась прижатой спиной к прохладному полу, а он навис сверху, всем своим весом, блокируя меня. Его дыхание было горячим и частым. Одной рукой он всё ещё сжимал мои запястья, прижатые над головой, другой уперся в пол рядом с моим лицом.
Мы замерли. Нос к носу. Грудь вздымалась в унисон от напряжения и ярости. Его глаза, ещё секунду назад полные гнева, вдруг потемнели, стали глубже. Дыхание перехватило. Его взгляд скользнул по моему лицу, задержался на губах, а потом снова вонзился в мои глаза. Искра. Та самая, опасная и неизбежная, проскочила между нами, опалив воздух, наполнив его густой, наэлектризованной тишиной.
Он не двигался. Я тоже. Всё внутри замерло в трепетном, пугающем ожидании.
— Ты спятила? — первым очнулся он, и его голос потерял металлическую ярость, став низким, хриплым. Дыхание, по-прежнему частое, обжигало мою щёку. — Что за догонялки?
Искра не погасла, а разожгла внутри странный, противный трепет. Злость смешалась с чем-то другим. Опасным. Непредсказуемым.
— Ты... — я зашипела, как кошка, пытаясь вырвать руки. Мои усилия лишь заставили его мышцы напрячься под моими пальцами.
— Говори, Алиса! — ярость вновь вспыхнула в его глазах, но теперь в ней была какая-то отчаянная нотка. — Что я сделал?
Его дыхание, горячее и прерывистое, обжигало мои губы. Пальцы, сжимающие мои запястья, чуть ослабли, но не отпустили.
— Ты испортил мне свидание! — вырвалось у меня с яростным шёпотом. — Так что да, мы в расчёте! — я впилась в него взглядом, полным вызова. — Я отомстила. И мне плевать, что ты думаешь! А теперь — слезь с меня! Немедленно! — взвизгнула я в отчаянье.
Он замер на мгновение, и тень насмешки промелькнула в его глазах.
— Свидание, — его губы искривились в усмешке, а низкий голос прозвучал почти как рычание. — С этим... червяком?
Последнее слово он выдохнул с таким ледяным презрением. Его пальцы не ослабли — напротив, хватка стала почти болезненно твердой. Он не отпускал, а будто вновь заявлял свои права. Воздух снова наэлектризовался, и уже не злостью, а чем-то другим — густым, тягучим и опасным.
— Он тебе не пара, — прошипел он, и его дыхание смешалось с моим. — Смотрел бы на тебя своими масляными глазками и думал, как бы поскорее залезть к тебе под юбку. А ты... ты этого даже не заметила бы.
Утром следующего дня на кухне царила обманчиво-идиллическая картина. Вся наша «дружная» семья была в сборе. Воздух был густым и сладким от запаха свежезаваренного кофе и подрумяненных тостов.
— Доброе утро! — мой голос прозвучал неестественно бодро и громко, сорвавшись с губ раньше, чем мозг успел проконтролировать его тон.
Я скользнула на свой стул, стараясь не смотреть в сторону Руслана. Мама, сияющая утренней энергией, тут же засуетилась вокруг меня.
— Выспалась, солнышко? — она поставила передо мной кружку с ароматным кофе, от которого поднимался парок, и тарелку с идеальными золотистыми тостами. — Кушай, пока горяченькое.
— Спасибо, — улыбнулась я, и мама нежно поцеловала меня в макушку. Её ласковость сегодня казалась особенно яркой на фоне ледяной тишины, исходившей от противоположного конца стола.
Руслан сидел, сгорбившись над своей тарелкой, уткнувшись взглядом в крошки. Он не просто не смотрел на меня — он делал вид, что я часть стула или потока утреннего света.
Его поза была напряжённой. Да, мы определённо перешли в стадию полномасштабной холодной войны. Воздух между нами был таким густым, что его, казалось, можно было резать ножом.
Сергей, отец Руслана, сидел рядом с ним, уткнувшись в газету. Он нервно перелистывал страницы, и его брови были сведены в одну сплошную тёмную линию. Он хмурился так, будто читал о государственном перевороте, а не о курсе доллара.
Взгляд его из-под очков время от времени тяжело скользил на сына, и в нём читалось явное недовольство. Да, они определённо снова поругались.
Тишина за столом была не мирной, а взрывоопасной, готовая в любую секунду разорваться от первого же неосторожного слова.
Я решила немного разрядить обстановку. Сидеть в такой атмосфере было все равно, что пытаться завтракать на минном поле — один неверный взгляд, и взрыв неминуем. А мне совсем не улыбалось заработать несварение желудка с утра пораньше.
— Мам, а что на ужин сегодня планируется? — спросила я слишком сладким голосом, намеренно разламывая кусочек тоста с преувеличенным интересом.
Мама, помешивая сахар в своей кружке, удивлённо подняла на меня глаза. Обычно по утрам я была молчаливой совой.
— Котлетки, твои любимые, с картошечкой, — ответила она, и в её глазах мелькнуло лёгкое недоумение. — Ты же сама вчера просила.
— Ах, точно! — сделала я вид, что только сейчас вспомнила, и широко улыбнулась. — Я уже предвкушаю!
Из-за газеты послышался тихий, но отчётливый фырк. Это фыркнул Сергей. Его газета нервно дрогнула.
Руслан же не пошевелился, продолжая изучать узор на своей тарелке с таким видом, будто там была записана великая тайна мироздания. Но я заметила, как сжались его пальцы на вилке. Моя наигранная жизнерадостность явно действовала ему на нервы.
Что ж, хоть какая-то реакция. Уже прогресс.
Но этого было мало, и я решила пойти ва-банк. Нужно было что-то радикальное.
Я сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами перед прыжком в ледяную воду, и обвела взглядом всех присутствующих.
— Знаете, а мне вчера такой странный сон приснился, — начала я с лёгкой, наивной улыбкой, откладывая вилку. — Будто мы все превратились в персонажей старого диснеевского мультика. Мама — фея-крёстная с дуршлагом вместо волшебной палочки.
Мама фыркнула, невольно тронув свой аккуратный пучок.
— Сергей — благородный рыцарь, но в пижаме в единорожках и с газетой вместо меча.
Сергей медленно опустил газету, и в его глазах мелькнуло недоумение, смешанное с заинтересованностью. Уголки его губ дрогнули.
— А Руслан... — я сделала театральную паузу, глядя на его неподвижную спину. — Руслан у меня был большим, мохнатым и очень вредным гремлином, который ворчал и всё ломал, но в итоге спас всех от дракона, испекши ему гигантский блин.
Наступила секунда напряжённой тишины. И тут Сергей не выдержал первым. Из его груди вырвался сдавленный смешок, больше похожий на клокотание. Он попытался прикрыться газетой, но плечи уже предательски тряслись.
Мама рассмеялась открыто, звонко и заразительно, положив руку мне на плечо.
— Ох, Алиска, фантазия у тебя! Гремлин... — она снова залилась смехом, качая головой.
И тогда... случилось невероятное. Руслан. Он медленно поднял голову. Не улыбался, нет. Но его взгляд уже не был ледяным. В его глазах читалось крайнее изумление, смешанное с лёгким, едва уловимым недоумением. Он смотрел на меня так, будто я только что призналась, что прилетела с Марса.
— Блин? — наконец произнёс он своим низким, утренним голосом, который был ещё хриплым от сна.
Один-единственный, глупый вопрос. Но его было достаточно.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, — пронеслось у меня в голове, и внутри всё затрепетало от странного, щемящего облегчения. Это было даже не чувство победы, а скорее — спасения. Словно я разминировала ту самую мину, на которой мы все сидели, и вместо взрыва получила лишь этот нелепый, хриплый вопрос про блин.
Воздух на кухне наконец-то потеплел, стал обычным, пригодным для дыхания.
Миссия выполнена. Уголки губ Сергея всё ещё подрагивали, а мама вытирала смеющиеся глаза. Атмосфера была спасена.
Я быстро допила остатки кофе, которое уже успело остыть, и поставила кружку со звонким стуком о блюдце.
— Всё, пора собираться! А то опоздаю — объявила я, стремительно поднимаясь из-за стола.
Нагнувшись, я чмокнула маму в ещё теплую от смеха щёку и, не задерживаясь, рванула в свою комнату.
Пока этот дурище доедает свой тост и размышляет о философской глубине моего сна про блины, у меня есть окно. Десять, ну максимум пятнадцать минут, чтобы привести себя в порядок и исчезнуть, не пересекаясь с ним.
Забежав в нашу смежную общую ванную, которую мне вынужденно приходилось с ним делить. Воздух здесь всё ещё пах его мужским гелем для душа — каким-то древесным, резковатым и навязчивым. Как и он сам.
Я судорожно набрала в ладони холодной воды, плеснула себе в лицо. Капли покатились по коже, заставляя вздрогнуть и окончательно проснуться.
На крыльце школы меня уже поджидала Дашка, мой верный оруженосец и единственный сообщник во всех зло начинаниях. Увидев меня, она удивленно вскинула брови. Выражая немой вопрос вселенной.
Потом взгляд зацепился за мои губы, и на лице расцвела медленная, довольная улыбка, от которой щёки превратились в румяные яблочки.
— Алиска… — протянула она, смотря на меня с придыханием, будто я только что спустилась с небес на розовой ракете. — В тебе сегодня победила бунтарская нотка! Прямо с утра пораньше!
Я сначала не поняла, о чём она, а потом мысленно вернулась в ванную к нашей с Русланом дуэли. Ах да, помада! Та самая, ядовито-алая, которую я нанесла с таким вызовом.
— Это не бунтарская нотка, — фыркнула я, поправляя ремень рюкзака. — Это боевой раскрас. Для устрашения местной фауны.
Времени стирать, его в своей комнате не было, да и, если честно, желания тоже. Пусть этот идиот видит последствия своего «бальзама для губ». Поэтому, махнув рукой на приличия, я выпорхнула из дома как есть — в образе дерзкой сороки, которая только что стащила всё самое блестящее из маминой косметички.
— Ну что, — подмигнула Дашка, заходя со мной в школу. — На кого сегодня будем охотиться с таким макияжем? Или это просто униформа для дня неповиновения?
— Охота? — фыркнула я, с лёгкостью переступая порог школы. — Милая, это не охота. Это акция устрашения. Пусть местная фауна знает, что сова может быть не только мудрой, но и с ядовито-алыми коготками.
Я игриво щёлкнула замком своего рюкзака.
— А униформа... — продолжила я, с насмешливой серьёзностью оглядывая школьные стены. — Это стратегический камуфляж. Помада — мой боевой раскрас. Учительница по химии, например, точно трижды подумает, прежде чем ставить мне тройку. Вдруг я её съем?
Дашка фыркнула, прикрывая рот рукой.
— А директор? Он вроде как тигр, его ярким цветом не напугаешь.
— Директор? — я сделала задумчивое лицо. — С ним сложнее. Для него у меня припасён особый вид оружия — идеально выученное домашнее задание. Это шокирует его сильнее любой помады.
В этот миг мимо нас, словно тёмная туча, прошёл Руслан. Его плечо едва не задело меня, а взгляд — холодный, презрительный — скользнул по моим алым губам и тут же отвернулся, будто увидел что-то неприличное. Он громко, на весь коридор, фыркнул — короткий, уничижительный звук, полный такого откровенного пренебрежения, что у меня даже дыхание перехватило.
Дашка замерла с открытым ртом.
Но я лишь подняла подбородок выше, чувствуя, как закипает кровь.
— Видишь? — тихо прошипела я Дашке, не сводя глаз с его удаляющейся спины. — Первый трофей уже пойман. И даже фыркает, как лисичка. Жаль, шкурка не подходит под цвет моей новой помады.
Дашка рассмеялась в голос, а я лишь улыбнулась. Но это была не та улыбка, что бывает от хорошей шутки. Скорее — оскал волчицы, почуявшей кровь.
Мы с Дашкой двигались по коридору, как два корабля в бушующем море школьной формы и рюкзаков. И тут мой взгляд зацепился за знакомую фигуру у стеклянных дверей.
Руслан. Он стоял, прислонившись к стене, а та самая Светка с надутыми губами висела у него на шее, пытаясь достать до его губ своим ботоксным безразличием. Со стороны это напоминало не столько поцелуй, сколько попытку реанимации — неэффективную и немного жалкую.
Я непроизвольно скривилась, будто укусила лимон.
— Смотри-ка, — толкнула я Дашку локтем, — наше местное недоразумение пытается поглотить другого. Надо же, идёт естественный отбор: один организм с неработающей мимикой пытается заразить своим состоянием другого. Думаешь, он после этого тоже перестанет улыбаться?
Дашка фыркнула, прикрывая рот учебником по литературе.
— Может, они просто обмениваются секретами выживания в дикой природе? Она учит его, как не выражать эмоции, а он ей — как занимать всё пространство вокруг себя.
— О, тогда это не поцелуй, — сделала я круглые глаза. — Это мастер-класс! Надо было взять блокнот и конспектировать. «Как стать невыносимым за три урока». Жаль, расписание не позволяет.
Господи, ну и за что мне такое наказание? — мысленно взвыла я, провожая взглядом эту сюрреалистичную картину. Вот серьёзно, что я сделала вселенной? Неужели заслужила, чтобы в мои шестнадцать, в самый расцвет десятиклассницы, мне подселили этого... этого ходячего нарушения правил противопожарной безопасности?
Он на год старше, учится в одиннадцатом, а ведёт себя как обезьяна с гранатой — только и ждёт, чтобы взорвать мой привычный уклад. Целуется с этим творением косметолога у всех на виду, словно выставляя напоказ свою плохую вкусовую ориентацию. И после этого он ещё смеет фыркать на МОЮ помаду!
Вот честно, иногда кажется, что я живу в скрытой камере. Скоро приедет команда психологов и признает меня героем реалити-шоу «Как не убить сводного брата за 365 дней».
И самое противное, — продолжала я мысленно, глядя, как он наконец-то отлепился от Светки, — что он, кажется, искренне считает себя правым. Во всём. Стоит там, возлежит у стеночки, одиннадцатиклассник божий, и смотрит на всех свысока, будто мы, десятиклассники, — это так, мелкие назойливые букашки, которые отвлекают его от великих дел. Вроде целования искусственных губ.
Я незаметно, но выразительно скривилась.
Нет, ну правда, кто дал ему право? Год разницы — не век, а он ведёт себя, будто уже получил Нобелевку по физике, а не просто перешёл в выпускной класс. Хотя, если он и получит какую-то премию, то только по части умения бесить меня. Тут он, несомненно, гений.
Дашка, заметив моё выражение лица, одобрительно подмигнула.
— Что-то я проголодалась, — громко сказала она, бросая многозначительный взгляд в сторону «влюблённых». — Пойдём, возьмём булочку. Надо же подкрепиться перед... э-э-э... дальнейшими наблюдениями за живой природой.
Я согласно кивнула, бросая последний оценивающий взгляд на демонстрирующих брачное поведение приматов. Интересно, она понимает, что её губы при поцелуе напоминают два надутых спасательных круга?
Дверь в мою комнату захлопнулась с таким грохотом, что, кажется, по стене поползли трещины. Я швырнула рюкзак в угол, и он жалко шлёпнулся о пол, расплескав по ковру невыученные уроки и остатки самообладания.
— А-а-а-а! — я зарычала в подушку, чтобы не орать на весь дом. Подушка пахла моим шампунем и дикой злобой. — Этот... этот... ИДИОТ!
Я металась по комнате, сжимая кулаки. Перед глазами стояло её лицо — это надутое, самодовольное лицо Светки с её «Руслан мне всё сказал».
— Всё сказал! — я передразнила её сиплый шёпот, ловя своё отражение в зеркале.
Я пнула ногой ножку кровати, больно стукнув палец, отчего злость только усилилась.
Где-то в коридоре скрипнула дверь его комнаты. Тяжёлые, мерные шаги. Он шёл мимо моей двери. Безразличный. Спокойный. Как будто ничего и не произошло.
Это спокойствие стало последней каплей.
Я резко распахнула дверь и выскочила в коридор, перегородив ему дорогу.
— Ну что, доволен? — я пыхтела, скрестив руки на груди, словно разъярённый дракон, готовый выпустить пламя. Всё тело дрожало от ярости.
Он остановился, медленно поднял на меня взгляд. Его невозмутимость бесила ещё сильнее.
— О чём ты?
— О чём?! — я фыркнула, и мой голос сорвался на визг. — О твоей губастой дуре! Если она хоть пальцем меня тронет, я за себя не отвечаю! Понял? Я её лицо об асфальт вымою!
Я уже не говорила, а орала на него, и эхо разносилось по всему коридору.
Он не шелохнулся. Не отшатнулся от моего крика. Только его глаза стали холодными, как лед в январе.
— Закончила? — его голос прозвучал тихо, ровно и обжигающе спокойно. Он не повышал тон, и от этого моя истерика казалась ещё более жалкой. — Во-первых, опусти тон. Со мной не надо так разговаривать.
Он сделал маленькую паузу, давая мне прочувствовать вес этих слов.
— Во-вторых, — его взгляд скользнул по моему лицу, — Светка никого трогать не будет. Я с ней поговорил. А вот если ты... — он едва заметно наклонился ко мне, — если ты продолжишь эту истерику, разбираться придётся уже со мной. И тебе это не понравится. Ясно?
—Нет. Не ясно. Я бросила эти слова ему прямо в лицо, не отводя взгляда и быстро развернулась, громко хлопнув дверью в свою комнату.
Но она тут же открылась, будто и не была закрыта вовсе. Руслан стоял на пороге, заполняя собой весь проём. Его спокойствие было пугающим.
Я развернулась к нему, и новая вспышка ярости не заставила себя долго ждать.
—Выйди отсюда. Сейчас же.
Он не двинулся с места. Только слегка склонил голову, изучая меня, словно редкий, но весьма надоедливый вид насекомого.
— Это мой дом тоже, — произнёс он без единой нотки эмоций. — Ты повела себя как ребёнок. Как испорченный, истеричный ребёнок. Со Светкой разобрались. С тобой — следующий на очереди.
Он сделал шаг вперёд, и я невольно отступила.
— Успокойся. Перестань метаться и орать. Или я найду способ тебя успокоить. Понятно?
— Оставь свои угрозы для своей Светки, — выпалила я, чувствуя, как ярость придаёт мне дурацкую смелость. — Меня твоими пугалками не возьмёшь.
Я знала, что бужу спящего зверя. Видела, как тень пробежала по его лицу. Но я не могла остановиться — яростный демон внутри меня требовал толкнуть его ещё, заглянуть за грань его контроля. Я сама сделала шаг навстречу, задирая подбородок, хотя сердце колотилось где-то в горле, бросая ему безмолвный вызов: «Ну же, покажи, на что ты способен».
Тишина взорвалась.
— ХВАТИТ! — его рёв был таким оглушительным, что я инстинктивно отпрянула. В следующее мгновение его руки, сильные и неумолимые, схватили меня. Одна обхватила запястья, скрутив их за спину, другая — сомкнулась на моем плече. — Ты прямо сейчас остынешь!
Я затрепыхалась, пытаясь вырваться, но он был невероятно силён. Он не просто вёл — он буквально потащил меня через комнату, к двери, ведущей в нашу смежную ванную.
— Отпусти! Руслан! Что ты делаешь?! — я пыталась упираться ногами, но мои ноги скользили по паркету.
Он не отвечал. Его дыхание было тяжёлым и громким. Он распахнул дверь плечом и втащил меня внутрь. Холодный кафель обжег босые ноги.
— Я покажу тебе, как устраивать истерики! — прорычал он, одной рукой удерживая мои скрученные запястья, а другой хватая душевую лейку.
Раздался металлический скрежет — он резко повернул кран. На секунду воцарилась тишина, а потом хлынул ледяной поток. Он направил его прямо на меня.
Первая струя ударила в лицо, заставив захлебнуться и отшатнуться. Ледяная вода хлынула за воротник, насквозь промочила футболку, заставила судорожно вздрогнуть.
— Остыла? — его голос прозвучал прямо над ухом, заглушая шум воды. Он продолжал держать меня, не давая вырваться. — Или нужно ещё?
Я пыталась вырваться, отворачивала лицо, но ледяные струи били по шее, по спине, заливали глаза. Шок от холода и его ярости парализовал.
Вдруг он отпустил лейку. Она с грохотом упала в ванную. Он всё ещё держал меня, повернул к себе. Его рука вцепилась в мой мокрый подбородок, заставляя поднять голову.
— Успокоилась? — он дышал неровно. Его глаза пылали, но теперь в них читалась не только ярость, но и что-то ещё... что-то дикое, первобытное, от чего у меня перехватило дыхание. Искра между нами не погасла — она трещала на мокрой коже, в каждом вздохе, в каждом взгляде.
И я поняла, что пора отступать. Схватка с этим непробиваемым идиотом явно была не в моей весовой категории. Собрав остатки своей показной невозмутимости, я выдохнула, заставив голос звучать ровно, почти отстранённо:
— Успокоилась, — выдохнула я. Вода стекала с подбородка и ресниц, заставляя моргать. — Теперь отпусти.
Его пальцы всё ещё впивались в мою кожу, но хватка ослабла. Он изучал моё лицо, выискивая следы обмана в моих глазах. Казалось, секунда длилась вечность.
Наконец, он медленно, почти нехотя разжал пальцы. Его рука опустилась, оставив на моем запястье горячий след, который тут же начал леденеть от холодной воды и воздуха.
Весь следующий день Дашка терпеливо выслушивала мои яростные тирады о поведении этого бесчувственного гориллы. Я живописала во всех подробностях его тиранию, ледяной душ и диктаторские замашки, щедро сдабривая рассказ язвительными комментариями.
Единственное, что я сознательно вычеркнула из повествования, — та самая проклятая искра. Та опасная молния, что проскочила между нами. Я не сказала ни слова о том, как его взгляд из яростного стал... другим. Как его пальцы, сжимавшие моё запястье, оставили на коже не только синяк, но и память о почти болезненном напряжении, вибрировавшем между нами.
— Алиска, да оставь ты его уже в покое, — вдруг выдала Дашка под конец моего душе раздирательного рассказа, ловко отделяя котлету от макаронов. — Пусть он встречается со своей надувной уткой, а ты займись, наконец, своей жизнью.
Её слова прозвучали так неожиданно и так буднично, что из моих рук выпала ложка. Она с оглушительным лязгом ударилась о кафельный пол, подпрыгнула и закатилась под соседний стул.
И — как по команде — вся столовая, ну или её подавляющая часть, синхронно обернулась в нашу сторону. На секунду воцарилась тишина, нарушаемая лишь этим жалким позваниванием металла о пол. Десятки пар глаз уставились на нас: кто с любопытством, кто с раздражением, кто с немым вопросом о том, не пора ли вызывать охрану.
Я застыла с раскрытым ртом, чувствуя, как горячая волна стыда заливает меня с головы до ног. Дашка же, напротив, лишь вздохнула и невозмутимо продолжила, есть, как будто только что не устроила этот внезапный публичный скандал.
— Вот чёрт, — прошипела я, нагибаясь под стол, чтобы подобрать злополучную ложку, стараясь при этом стать как можно меньше и незаметнее. Мои щёки пылали.
— Что? — бровь Дашки поползла вверх. — Я же правду говорю. Ты слишком много нервных клеток на него тратишь. Он того не стоит.
Из-за соседнего столика донёсся сдавленный смешок. Я выпрямилась, сжимая в руке холодную ложку, и метнула в лучшую подругу убийственный взгляд, который я обычно приберегала для Руслана.
— Спасибо за совет, доктор Фрейд, — проскрежетала я сквозь зубы. — В следующий раз предупреди, когда захочешь устроить мне публичную лекцию о моей личной жизни. Я подготовлю микрофон.
Я наклонилась к ней так близко, что наши волосы почти соприкоснулись, и прошипела прямо в ухо, чтобы никто не услышал:
— Ты предлагаешь мне сдаться? Просто так? После всего, что было?
Дашка отодвинула тарелку и посмотрела на меня не с жалостью, а с какой-то усталой мудростью, которая вдруг сделала её старше.
— Нет, дура, — она покачала головой, и в её глазах читалось не раздражение, а забота. — Я предлагаю тебе перестать тыкаться лбом в бетонную стену. Это не сдача. Это — стратегическое отступление для сохранения собственного рассудка.
Она обвела взглядом полную столовую, где уже вовсю кипели свои драмы.
— Зарыть топор войны — не значит признать его правоту. Это значит перестать тратить силы на бессмысленную войну, которую ты всё равно не выиграешь. Он старше. Он сильнее. Он... мальчик. У них мозги устроены иначе.
Она ткнула вилкой в свой компот.
— А ты тем временем пропустишь всё веселье. Всех нормальных парней, все тупые тусовки, все прикольные моменты. Ради чего? Ради того, чтобы доказывать что-то этому... гремлину?
Её слова висели в воздухе между нами, тяжёлые и неудобные, как та самая ложка на полу. И самое противное было то, что в них была чёртова правда.
— Что там с твоим Пашкой? — не унималась Дашка. — Он тебе вроде нравился, и у вас было аж два свидания. Где он?
Я нахмурилась, делая вид, что это меня совершенно не волнует.
—В чёрном списке он, — пожала я плечами с наигранным безразличием. — Сбежал как трус, испугавшись, что его... э-э-э... растопчет местный гремлин.
Именно в этот момент дверь в столовую распахнулась, и в проёме, словно сама судьба, возник тот самый «гремлин». Руслан. Он замер на пороге, его взгляд скользнул по залу и... зацепился за нас. Точнее, за меня.
Я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Он стоял неподвижно, и в его обычно холодных глазах читалось что-то новое — не ярость, не презрение. Скорее... оценивающее любопытство. Словно он только что услышал последние три слова моего предложения и теперь пытался понять, при чём тут он.
Дашка резко кашлянула в кулак, пытаясь скрыть смешок. Я же старалась сохранять каменное лицо, хотя внутри всё переворачивалось. Он слышал. Он точно слышал.
Руслан медленно направился к столу со старшеклассниками, но его взгляд ещё на мгновение задержался на мне. И в уголке его губ дрогнула едва заметная тень чего-то, что можно было принять за... усмешку?
Отлично. Просто замечательно. Теперь у него есть ещё и повод для сарказма.
— А этот... как его... Антон из 11-Б? — не унималась Дашка, перебирая варианты. — Вы же вроде флиртовали на физ-ре, когда он тебе мяч подавал.
Я тяжело вздохнула, смахивая крошки со стола. Этот разговор начинал напоминать попытку найти жениха на срочном аукционе.
— Напоминаю: он учится в одном классе с гремлином, — я чуть выделила прозвище, бросив взгляд в ту сторону, где сидел Руслан. — Там без вариантов. Это как пытаться флиртовать с охранником в банке, где твой брат — главный кассир. Бесполезно и чревато осложнениями.
Дашка фыркнула:
—Ну, может, он храбрый? Может, он как раз ищет приключений с риском для жизни?
— Он ищет не приключений, а спокойной жизни, — парировала я. — А с Русланом в радиусе километра спокойной жизни не бывает. Он как магнит для катастроф. Только вместо металла притягивает проблемы и разбитые надежды.
В этот момент из-за соседнего стола донёсся громкий хохот — как раз той самой компании одиннадцатиклассников. Руслан, откинувшись на спинке стула, что-то рассказывал, жестикулируя. И, как будто почувствовав наш взгляд, он медленно повернул голову. Его глаза встретились с моими на секунду — и он едва заметно поднял бровь, словно спрашивая: «Что, опять замышляешь?»