Искушение глубиной

1.

- Я не хочу отвечать на этот вопрос, - говорю я, и отец смотрит на меня пристально, словно пытается просветить рентгеном.

- Почему?

- Потому что на него нет ответа, который тебя устроит, - отвечаю я упрямо и застегиваю ремень безопасности в кресле самолета.

- Зря ты так, - он тоже щелкает замком ремня безопасности. - Ты же знаешь, я хочу для тебя только лучшего.

Я смотрю на отца искоса. Конечно, я это знаю. Он - мой самый преданный фанат, опора и защита. У меня лучший отец на свете. Наверно, иначе и быть не может, раз мы с ним на свете вдвоем.

- Пап, я обещаю, что все расскажу. Попозже, когда будет подходящее время. Поверь, у меня были основания так поступить.

Мать ушла, когда мне было семь. Так бывает. Это только в книжках мама - самый близкий человек для каждого. А в моем случае самый близкий - это папа. Потому что женщина, которая меня родила, развелась с отцом и уехала за границу, где и живет уже шестнадцать лет. Отец растил меня с моих семи лет совершенно один.

Ну, в формальном смысле.

Конечно, у него были женщины.

Не просто были, я бы сказала, что они не переводились. Только это никак не влияло на нашу жизнь.

Папа у меня красавец. И даже сейчас, когда ему уже под пятьдесят, поклонниц меньше не становится. Внешне он офигенный - стройный, подтянутый, всегда загорелый, в темных волосах поблескивают яркие нити седины. Думаю, если бы он не был врачом, он мог бы работать моделью - даже сейчас, когда он уже не молод. Но он врач. Хозяин собственной клиники.

Папина специализация - кардиология. Он хирург от Бога. А некоторые больные всерьез считают его самого живым божеством. Только я знаю, что он обычный человек, который устает и грустит, как и все остальные. Просто очень талантливый и очень сильный.

Отец достает из изящного кейса папку темно-синего цвета с выпуклым штампом, изображающим яблоневое дерево. В переплетениях узловатых веток - человеческое сердце. Внизу лаконичным шрифтом с легким наклоном написано “Сердце Авалона”. Когда мать от нас ушла, я думала, что папа переименует клинику - потому что именно она придумала использовать в названии образ из легенды о Короле Артуре. Авалон - дивный остров вечной молодости, обещающий исцеление и покой. Там живет Фея Моргана, залечившая смертельные раны героя. Но название осталось. Наверно, менять его было слишком поздно.

Не уверена, что больные, стремящиеся попасть на прием к отцу, вообще врубаются, что такое Авалон и почему на логотипе клиники изображена именно яблоня. Но как правило, папины пациенты настолько больны, что готовы поверить не только в молодильные яблоки, но и вообще во что угодно.

Отец раскрывает папку и начинает читать распечатки статей из медицинских научных журналов на английском языке. Эту папку подготовила для него секретарша Валечка. Она чудесная женщина, а главное - достаточно пожилая, ей не меньше пятидесяти лет. Хотя бы она не охотится за моим отцом.

И так отбою нет от баб.

Вот и стюардесса, затянутая в небесно-голубой костюмчик с юбкой выше колена, улыбается отцу так, что у меня сводит зубы.

- Что я могу вам предложить? Шампанское, вино, крепкие напитки?

- Вы можете приготовить кофе? Натуральный, черный, без сахара? - отвечает отец вопросом, и под его спокойным взглядом стюардесса превращается в сахарную вату.

Он всегда так на них действует. Ненавижу. Как же они задолбали.

- Конечно, с радостью приготовлю вам натуральный кофе, - кивает она, растягивая в улыбке ярко накрашенные губы. Если бы я так ярко намазала рот, помада обязательно отпечаталась бы на зубах. Бееее… Но у стюардессы все в порядке.

- Оль, ты хочешь чего-нибудь? - спрашивает отец, и я вдруг понимаю, что смертельно хочу есть. Я проспала и не успела позавтракать, потом ехала по пробкам в аэропорт, а теперь нам еще часа три лететь. И когда я смогу поесть сегодня, вообще не понятно.

- Да. Я хочу салат.

Стюардесса старательно кивает, запоминая все мои указания по поводу салата. Отец отказывается от еды, он заказывает только кофе.

Когда стюардесса удаляется, он осторожно поправляет мои рассыпанные по плечам волосы и берет меня за руку.

- Олька, ты как?

- Нормально, - говорю я.

- Мы славно отдохнем, - говорит отец.

- Сомневаюсь, - парирую я.

Он смеется:

- О - оптимизм!

- Там будет жара, скука и как я поняла, какие-то посторонние люди.

- Там будет классно. Подумай, как давно мы никуда не выбирались, дочь!

- Ну ты мои вкусы знаешь. Ненавижу жару. Ненавижу пляж. И терпеть не могу, когда вокруг тебя вьются какие-то посторонние личности.

- С такими вкусами, дочь, нам с тобой пришлось бы всю жизнь отдыхать на даче и кормить комаров.

- Между прочим, комарам тоже нужно что-то жрать. Почему ты не хочешь купить дом в лесу?

- И отдыхать все время в одном и том же месте? - задумчиво говорит отец, глядя своими светлыми глазами куда-то мимо меня.

- Да я готова даже жить в этом лесном доме! Лишь бы не видеть всяких твоих прихвостней…

- И все же у вас с Николаем что-то произошло, - констатирует отец.

Но я ни за что не хочу ему ничего рассказывать об этом. Не сейчас. Попозже. Сначала отцу нужно хорошенько отдохнуть.

- Пап, давай просто приедем, хорошенько отдохнем и потом поговорим. В спокойной обстановке.

- А может, нас наоборот, ждут приключения, - возражает отец, и мое сердце екает от тревоги. Он какой-то странный сегодня. Точнее, с того момента, как объявил мне, что мы летим на юг, на побережье. – Знаешь, я тут подумал, может, ты захочешь научиться плавать?

Салат, который я уже начала жевать, застревает в горле, и я закашливаюсь.

Сердце колотится, как бешеное.

Плавать?! Я?!!!

2.

Отец напряженно всматривается в толпу встречающих и наконец слегка улыбается, видимо, разглядев того, кого искал.

Я безразлично торчу рядом с ним, перелистывая треки в айфоне. Мне все равно, кто нас повезет - какой-нибудь бывший папин стажер, или местный бизнесмен, чью маму вылечили в “Сердце Авалона”, или просто водитель такси бизнес-класса в белоснежной рубашке.

Я часто езжу с отцом и привыкла к тому, что его обслуживают и встречают по высшему разряду. Это нормально, так относиться к медикам. Ведь они спасают жизни. Тем более, у моего отца к таланту врача прилагается еще и солидный коммерческий успех. Я не думаю, что я избалована. Просто - понимаю, что к чему в этой жизни.

Я поправляю браслеты на левой руке. Я ношу их сразу много, кожаных и металлических, гладких и с подвесками. Они хорошо сочетаются с простой белой рубашкой и джинсами, которые болтаются на мне, подчеркивая стройность длинных ног. На самом деле, секрет прост: если не надевать одежду в обтяжку, выглядишь стройнее, круче и дороже.

Но женщина, которая приближается к нам с взволнованной улыбкой, кажется, этого не знает. Застряла в моде двухтысячных. На ней белые скинни и белые кеды, чуть полноватый торс с объемистой мягкой грудью обтянут черной футболкой. Стрижка каре. Наверно, она чуть моложе отца. Но выглядит… простовато. Воплощенная банальность. Я бросаю недоуменный взгляд на отца и вижу на его лице волнение и радость.

Он смотрит на женщину, не отрываясь. И на его загорелых скулах вдруг вспыхивает румянец.

Женщина кивает ему и снимает темные очки непонятного бренда.

- С приездом!

- Здравствуй, Настя, - отец делает шаг вперед и слегка обнимает ее, но женщина, мимолетно прижавшись к нему, почти сразу отстраняется и протягивает мне крепкую маленькую ладонь.

- Я Настя, рада познакомиться.

От шока я не произношу ни слова.

Настя?

Что за гребаная Настя?

Откуда она здесь взялась?

Под внимательным взглядом отца я неохотно пожимаю пальцы с розовым шеллаком на ногтях.

Охренительный, похоже, у нас получится отпуск.

***

… В Настиной машине на зеркале заднего вида болтается игрушечный дельфин.

В салоне пахнет сладковатыми духами. Запах, вроде бы, не противный, но мне кажется, что меня сейчас стошнит.

Отец усадил меня сзади, а сам плюхнулся на пассажирское место. Настя, продолжая натянуто улыбаться, выруливает за шлагбаум аэропорта и выезжает на блестящее от жары, гладкое черное шоссе с яркой новенькой разметкой.

Навигатор показывает стремительное перемещение стрелки по шоссе, проложенному вдоль моря. До конечного пункта остается тридцать минут езды.

- Ну, как здесь дела? - бодро спрашивает отец и смотрит на Настю так, что у меня от ненависти холодеет сердце.

Что здесь, на хрен, вообще происходит?

- Погода хорошая, море уже прогрелось, дождя в ближайшее время не обещают, - отвечает Настя, и мне кажется, что ее голос слегка подрагивает от напряжения. С заднего сиденья я не вижу ее лица, но руки на руле лежат спокойно, ноги в ужасных белых скинни бодро жмут на педали.

- А как называется наш отель? - говорю я, стараясь, чтобы голос звучал не слишком капризно.

Настя заметно дергается.

И тут отец кладет левую руку на ее колено!

Она сразу обмякает, а я стараюсь не заорать.

Какого хрена?!!

- Ты не сказал? - тихо спрашивает она у отца. И он так же тихо, как близкому человеку, отвечает:

- Сказал, но без подробностей, - он разворачивается ко мне и, не снимая руки с обтянутого белой джинсой колена Насти, произносит: - Мы поживем у Насти.

- Что, блин?!

- Оля, выбирай выражения! - взгляд отца становится суровым, но руку с колена этой провинциальной стервы он убирает. - Я сказал, что мы остановимся у Насти.

- У нас большой дом, на самом берегу моря, - примирительным тоном уточняет Настя.

- В смысле, прямо в этой глуши? - саркастически уточняю я. За окном с одной стороны дороги мелькают темно-изумрудные свечки кипарисов и бежевые скалы, затянутые металлическими сетками от камнепада. С другой, на пару десятков метров ниже шоссе, расстилается безграничное море, в котором уже отражаются первые отблески будущего заката. От вида водной глади мне становится нехорошо, и я закрываю глаза, чтобы погасить начинающееся головокружение.

- До развлечений от нас далековато, - говорит Настя кротко. - Но всегда можно вызвать такси. Тебе интересны рестораны, ночные клубы, дискотеки?

- Вообще-то мне уже давно не пятнадцать, чтобы вы мне тыкали, - грубо отвечаю я.

- Оля! - не помню, когда отец в последний раз повышал на меня голос, но сейчас он одергивает меня, как первоклашку.

- Извините, вы совершенно правы, - отвечает мне Настя. - Я буду обращаться к вам на вы.

- С каких это пор тебя интересуют ночные клубы и дискотеки? - ироническим тоном замечает отец. Но я знаю его лучше, чем себя. Он только притворяется беззаботным, на самом деле в кои-то веки реально разозлился.

Из-за этой Насти?!

- Вообще-то, интерес к тусовкам - это естественно в таком возрасте, - изрекает Настя достойную ее имиджа банальность и лихо выворачивает руль, направляя машину по сложной, хоть и небольшой развязке. Авто ныряет под шоссе, потом закручивается по спирали вниз, и вот уже шины хрустят по разноцветному, усыпанному кипарисовой хвоей гравию. - Саша будет вам обоим очень рад.

Она щелкает кнопкой на брелоке, и ворота перед носом автомобиля неспешно разъезжаются, открывая вид на двухэтажный дом, отделанный диким камнем.

На дорожке стоит высоченный парень. Весь в белом, как и Настя.

Охренеть.

3.

- Привет, милый! - елейным тоном произносит Настя, выскочив из машины.

Верзила в белом наклоняется к ней и чмокает в щеку. Несколько пуговиц на его рубашке расстегнуты, и я невольно замечаю загорелую гладкую кожу на мускулистой груди.

И сразу отворачиваюсь.

У парня в белом ярко-зеленые глаза и темные брови. Он кидает взгляд на моего отца и старается приветливо улыбнуться, но улыбка получается скорее холодная. Потом переключается на меня - буквально полсекунды оценивающего сканирования, и ни малейшего проблеска интереса.

Ха.

Интересно, почему он на меня не отреагировал?

У меня нет мании величия, и вообще, по большому счету, мне пофиг, как на меня реагируют парни. Но вообще-то обычно на меня смотрят не так. Не в смысле с восторгом, а в смысле все же подольше, чем полсекунды. Я стараюсь как можно незаметнее осмотреть одежду, чтобы убедиться, что все в порядке. Машинально прикасаюсь к волосам, которые, как обычно, стянуты сзади в небрежный узел. И вдруг спохватываюсь: блин, я что, прихорашиваюсь от неуверенности?

Как я зла, черт побери.

Верзила протягивает руку отцу, и тот пожимает ее. По их лицам невозможно понять, что они чувствуют друг к другу. Я вспоминаю, как папина рука лежала на колене противной Насти, и пытаюсь вычислить расклад.

Может, этот в белом - Настин молодой любовник? От этой внезапной мысли в моей груди радостно подпрыгивает пузырек надежды. Может, все не так плохо? Парень в белом просто начистит отцу морду, и мы с позором уберемся домой, в свою прежнюю счастливую жизнь?

Но мои надежды рушатся, когда Настя говорит верзиле:

- Сынок, помоги Алексею Петровичу и Оле с багажом.

Значит, верзила - ее сын. И при этом он вообще внешне не похож на эту Настю.

Наконец, сынок открывает рот, и я против воли замечаю, что зубы у него отличные, белые и блестят, как у хищника.

- Здравствуйте, Алексей Петрович, - произносит верзила неожиданно бархатным голосом. Не мужик, а какой-то оживший рекламный плакат с озвучкой. Откуда у этой нелепой Насти такой сын?

- Привет, Саша, - отвечает отец и делает широкий жест в мою сторону: - Познакомься, это моя дочь Оля.

В смысле, “здравствуй, Саша”?!

Да что здесь творится, в конце концов?!

Я заранее решила, что не подам верзиле руки. Если он неотесанный болван, который не имеет представления о правилах хорошего тона, сам протянет мне руку. А я не отвечу. Собью с него спесь.

Но он просто коротко кивает мне:

- Александр, можно Саша, - и берется за багажник мамочкиного авто. - Я помогу с багажом.

- Ольга, можно Ольга Алексеевна, - отвечаю я, и верзила, усмехнувшись, бросает на меня насмешливый взгляд.

Он легко подхватывает два чемодана, из которых по крайней мере один заставил бы закряхтеть самого опытного грузчика. Я всегда беру в поездки огромный чемодан - чтобы не думать о том, что надену, где буду стирать. И еще всегда вожу с собой кучу книжек, на любые случаи и настроения. Все равно мы всегда летаем бизнес-классом, так какой смысл себе отказывать?

У верзилы только бровь взлетает высоко, когда он берет мой чемоданище. Но он ничего не говорит и упруго шагает к дому, словно багаж ничего не весит. Джинсы на нем слегка потрепанные, но безупречно белоснежные. Незаправленная рубашка свободно свисает с широченных плеч. Никакой обтяжки, ну надо же. Не то, что маменька.

Настя смотрит на моего отца со слегка растерянной улыбкой:

- Проходите в дом, - и делает жест в спину удаляющегося сына.

- Не волнуйся, все будет хорошо, - отвечает ей отец и решительно берет ее за руку.

Я с отвисшей челюстью смотрю, как они вместе направляются к дому.

- Ольчик, не отставай! - отец повернулся ко мне практически сразу, но я уже знаю, что никогда в жизни не забуду этот момент. Когда он взял за руку эту кикимору, а меня оставил одну на этой мудацкой гравийной дорожке, среди кустов гортензий и веерных пальм.

- Конечно, папочка! - карамельным голосом отвечаю я. - Иду, иду!

Вот это подстава!

Что же делать?

Смотреть на этот фарс просто невыносимо.

Теперь нужно придумывать, как не отдать отца этой козе… Или лучше просто забить на все и позволить ему одуматься самому?!

Наверно, лучший вариант был бы - тупо сбежать.

Тогда у них все мысли будут только о том, куда я подевалась.

А с отцом я потом разберусь.

Но как отсюда выбраться?!

4.

Еще дома я удивлялась, что отец не взял обратного билета. Он так не поступал никогда. Если меня он еще мог отправить на отдых на длительный срок, то у него самого всегда было все расписано. И максимум отдыха, который он себе позволял - это неделя раз в полгода. Остальное время - это операции, консультации, симпозиумы и конференции. Его время посчитано, взвешено и тщательно распределено не только по дням - по часам и минутам.

Он всегда предельно собран, сосредоточен и внимателен.

А сейчас… Мы впервые улетели из дома без определенных планов насчет возвращения.

И он ведет себя так, словно ему совершенно некуда спешить.

Отец устроился за большим столом из струганого дерева, подпер худую щеку рукой и наблюдает, как Настя хлопочет с сервировкой. Он никуда не спешит, не смотрит ни в телефон, ни в бумаги, и наблюдает за этой женщиной так ласково, что у меня сердце уходит в пятки. А она тихо сияет, расставляя тарелки, блестящие бокалы, раскладывая приборы и салфетки.

Я настолько ничего не понимаю, что мне кажется, сейчас разревусь.

Я совершенно не была готова к тому, с чем столкнулась.

Мы летели отдыхать.

На мои возражения, что я не люблю море, папа реагировал неопределенно. И я решила, что в любом случае поеду с ним, ведь мы давно никуда не выбирались вместе.

Но обычный отпуск превратился в какой-то балаган.

Даже не так.

Филиал ада!

Вместо того, чтобы сидеть в уютном кресле на балконе, или нежиться в отельном спа, или пить кофе в стильном кафе, почитывая интересную книжку, я сижу в чужом доме и смотрю на то, как рушится мой мир.

Как мой отец любуется какой-то непонятной бабой, которой еще два часа назад не существовало.

Точнее, не существовало для меня.

Для него, похоже, Настя существует уже давно.

Или нет?

Может, это мимолетная связь?

Честно говоря, я понятия не имею, как отец устраивал свою личную жизнь после ухода матери. Мы никогда не обсуждали с ним ничего такого. Для меня он был свободен всегда - когда не был занят. Если я звоню, а он не отвечает - значит, он оперирует или ведет прием. Он часто брал меня с собой в командировки - конечно, когда позволяла школа, а потом университет. Никогда не приводил своих подружек домой, хотя иногда я каким-то шестым женским чувством ощущала, что он не один, что вернулся не из клиники…

Но мы никогда не обсуждали этого вслух.

Мы вдвоем, и точка.

А теперь…

- Саша, как вкусно пахнет! - обращается Настя к верзиле, который возится у плиты.

Он неопределенно мычит, не оборачиваясь.

От настольного гриля поднимается ароматный дымок, посередине стола уже красуется огромная миска с овощным салатом, и вот верзила снимает фартук и направляется к одному из стульев.

Он берет стул за спинку и, слегка отодвинув его от стола, обращается ко мне:

- Ольга Алексеевна?

Вот придурок!

- Я сяду сюда, - указываю я на другой стул.

- Но оттуда не будет видно моря, - удивленно говорит верзила.

- Мне подойдет, - отрезаю я. Не собираюсь ему объяснять, что при виде моря мне становится физически плохо.

Настя не соврала. Проклятый дом находится прямо у берега, и стена столовой - это по сути одно огромное окно, за которым расстилается бесконечная масса воды. Для меня это все равно, как если бы за окном находилась безмятежное, залитое закатным золотом и пурпуром минное поле.

- Ну и как вы познакомились? - спрашиваю я, глядя не на отца, а прямо на Настю. - Мне кажется, я тут одна еще не в курсе, что к чему, да?

Она смущенно опускает глаза и откашливается, расстилая салфетку на коленях. Но отвечает мне отец:

- Мы действительно знакомы давно. Настя - моя коллега.

- Врач? Вы врач? - переспрашиваю я с преувеличенным удивлением. Это звучит почти грубо, и вдруг вижу, что Александр как-его-там-весь-в-белом смотрит на меня в упор, а его длинные сильные пальцы как-то слишком плотно сжимают нож. Похоже, он приготовился защищать от меня свою мамашу.

Чтобы не сорваться и не закричать, я с силой втыкаю нож в кусок жареного мяса на своей тарелке, и капли ароматного сока бегут, сливаясь в ручеек.

- Мы познакомились очень давно. Потом я консультировал… - отец внезапно как будто спотыкается, и Настя решает ему помочь.

- Алексей консультировал Сашиного папу… мой муж…

- А, так вы замужем? - радостно кричу я, и вдруг слышу голос Настиного сына:

- У отца было больное сердце, и он погиб, - он бесстрастно смотрит мне прямо в лицо своими ярко-зелеными глазами.

Меня прошибает холодный пот.

- Погиб? - произношу я еле слышно.

- В море. У него случился сердечный приступ, и он его не стало, - парень чеканит каждое слово. - Это было четыре года назад.

В комнате повисает огромная, невыносимая тишина.

Все еще хуже, чем я думала.

Настя - трагическая вдова. Женщина с прошлым. Да еще к тому же коллега отца.

Это совсем не похоже на мимолетный роман.

И судя по лицу моего отца, он настроен решительно.

Настя, наконец, собирается с силами и говорит:

- Оля, вы не переживайте. Для нас это горе уже привычное, мы с Сашей… приняли эту потерю.

Саша очень медленно режет мясо на белоснежной тарелке.

Я не знаю, куда деваться от неловкости, и машинально беру со стола стоящий передо мной стакан с водой. Он сделан из мутно-зеленого стекла и покрыт пупырышками.

Как жабья кожа, думаю я.

И слышу голос отца:

- Оля, я думаю, будет правильно сразу расставить все точки над i. Мы с Настей любим друг друга и собираемся пожениться.

Стакан выскальзывает из моей руки и падает на каменный пол… Миллион зеленоватых стеклянных брызг разлетается по плитам.

Я с силой наступаю на осколки босой ногой и поворачиваю ступню так, чтобы острое вонзилось глубже…

5.

Белоснежные брюки Александра испачканы моей кровью, но его это, кажется, совершенно не смущает.

Именно он подхватил меня на руки и отнес на кушетку в стороне от стола и от огромного окна, за которым быстро темнеет море. Он положил меня так, что если открыть глаза, я смотрю прямо в темную бездну.

От этого вида меня начинает тошнить.

- Я так не могу, - произношу я, и быстро переворачиваюсь на кушетке, пачкая кровью его одежду.

- Ничего, ничего, - хлопочет надо мной Настя.

Вот что значит полный дом медиков! Кровью истечь не получится. Настя мухой метнулась куда-то, притащила вату, бинты и перекись водорода. И уже обрабатывает мою раненую подошву, не поднимая головы: вытаскивает осколки стекла пинцетом, обеззараживает.

Двое мужчин стоят по обе стороны от нас, и я вдруг думаю, что они чем-то похожи. Оба худые, загорелые и рослые. Но выражения их лиц отличаются диаметрально.

Александр смотрит на меня спокойно и изучающе, как биолог на лягушку, которую разделал на обитом металлом столе. На самом деле, это понятно. Он меня впервые в жизни видит. И наверно, считает грубиянкой и истеричкой, которая троллит новых знакомых, каждый вечер бьет стаканы и гуляет по осколкам до крови.

Но отец реагирует совершенно иначе. Он, похоже, реально потрясен моей выходкой. Я вижу это по сетке морщин, которую вдруг словно набросили на его лицо. Вся его моложавость разом куда-то подевалась, он выглядит старым и безнадежно усталым человеком.

Мне вдруг становится стыдно почти до слез.

- Простите, - бормочу я, стараясь не дергаться от того, что дезинфекция щиплет мои ранки. - Сама не понимаю, как так вышло…

- Ничего, Оля, не волнуйтесь, - отвечает Настя, не поднимая глаз, и внезапно наклоняется пониже, чтобы подуть на мою ступню. Так делала мама… Я чувствую, как слезы сами собой брызжут из глаз, и зажмуриваюсь. Господи, да что со мной сегодня творится! - Тебе нужно было предупредить Олю, - говорит Настя ровным тоном, и отец мелко кивает несколько раз подряд.

- Да, наверно, я немного не рассчитал.

Охренеть. Он слушается ее, как ребенок.

Мне хочется выть. Но нет. Хватит. Я уже достаточно показала свою слабость.

На самом деле, эксцентричные поступки - вовсе не мой стиль. Я всегда держу себя в руках. Я хорошо воспитана. Я дочь выдающегося хирурга, выпускница престижного вуза, я даже отцовской клиникой какое-то время управляла. Ну, почти - замещала отца, пока он был в длительной командировке. С помощью этого мудака Николая…

- Простите. Спасибо, все уже отлично, - вежливо говорю я Насте, и ее теплые маленькие руки, наконец, отпускают мою ступню.

- Саша, принеси Оле тапочки, - командует Настя. - Вы пока полежите, я все уберу.

Лежа, откинувшись на спину, я ловлю встревоженный взгляд отца.

- Не люблю сюрпризов… ты ведь знаешь, - говорю я ему, и он, наконец, подходит ко мне и бережно гладит меня по волосам.

- Все наладится, дочь.

Я очень хотела бы ему верить.

Но я не представляю, как теперь что-то может наладиться.

***

… Полчаса спустя я одна в своей спальне. Комната одновременно уютная и просторная, оформлена в светлых и чистых тонах. Минимум декора - только монохромные картинки на морскую тему на стенах. Огромная кровать, накрытая белоснежным покрывалом. Просторный шкаф. Комод с прикольными ручками в виде раковин. Есть даже полка с книгами и письменный стол. И собственная ванная с душем и угловой джакузи, зеркалом в пол и кучей шкафчиков. Если бы не обстоятельства, я бы с радостью прожила в такой комнате не неделю, а хоть всю жизнь. Но увы, я на вражеской территории. Огромное окно закрыто плотными шторами, и я решаю, что не буду сейчас проверять, что за вид открывается из него. Если там опять это проклятое море, я наверно закричу.

На низком столике лежит мой чемодан.

В нем моя одежда, мои книги. Осколки прошлой жизни.

Я включаю торшер и падаю в удобное кресло. Отец должен прийти с минуты на минуту. Мы не договаривались, я просто знаю, что он придет. Не может быть, чтобы после всего произошедшего он не поднялся со мной поговорить.

Он молча проходит и садится в соседнее кресло. Кивает на мою забинтованную ногу:

- Как ты?

- Ничего, - морщусь я. Ступня немного зудит и ноет под повязкой, но это на самом деле ерунда, мне не хочется это обсуждать. - Что это было, пап?

- Я то же самое хотел спросить у тебя, - его голос звучит непривычно отстраненно, даже жестко. - Не ожидал такого поведения.

- Ну, знаешь…

- Я понимаю, что не предупредил тебя, что поставил перед фактом. Но я это сделал сознательно.

- Чтобы не объясняться? Смело!

- Не хотел лишних разборок и нервов. Оля, ты знаешь, как я тебя люблю. И мы с тобой прожили шестнадцать лет только вдвоем. Но ты уже взрослый человек. Тебе пора строить свою жизнь. А мне - свою. И хотя мы с тобой самые близкие люди, я не обязан отчитываться перед тобой за свои решения в личной жизни.

Я смотрю на отца, сжавшись в кресле. Но я совсем не хочу быть взрослой! Только не с ним! Он - мой папа, мой единственный, моё всё! Я хочу всегда быть его маленькой девочкой!

- У тебя есть образование, профессия, свой круг интересов. Честно говоря, я думал, что и в личной жизни у тебя уже появился…

- Николай? - догадываюсь я. - Ты думал, что у меня роман с твоим подчиненным, и решил, что на этом фоне можешь потихоньку жениться и сам?

Отец вскидывает голову и смотрит на меня жестко.

- Я могу жениться, потому что я так решил. Без согласований с тобой. И я это сделаю. Просто, если бы ты была кем-то увлечена, эти изменения, возможно, и тебе были бы в радость.

- Пап… Слушай… Но ведь так нельзя… Ты просто ставишь меня перед фактом, что ли?

- А ты хотела бы, чтобы я спрашивал у тебя разрешения, жениться мне или нет?

Я в растерянности молчу.

6.

Я так и сижу в кресле, обхватив руками колени.

События ушедшего дня разворачиваются в памяти, как кино. Вот мы с отцом сидим рядом в самолете - и он уже знает, что будет дальше, а я еще нет. Вот появляется Настя. Машина бежит по яркому южному шоссе между морем и скалами. Вот высокая, одетая в белое фигура Саши удаляется к дому, а мы идем за ним. Ужин, пристальный взгляд ярко-зеленых глаз, осколки стекла, пятна крови на белых джинсах. Вот Настя склонилась над моей ногой, чтобы подуть на ранки…

Сразу после того, как Настя сделала мне повязку, Саша извинился и поднялся “к себе”. Мы остались с отцом и Настей втроем, и я так остро почувствовала, что мешаю им, что вскоре тоже решила уйти.

Оказалось, что моя спальня - на втором этаже.

- Там есть все необходимое, но если что-то будет нужно, Оля, не стесняйтесь, спрашивайте, - Настя изо всех сил старалась говорить спокойно, но получалось у нее плохо. Смущается, как девчонка. В ее возрасте это просто смешно. Я едва скрывала свое раздражение, когда прощалась с ними и поднималась по лестнице.

Я так надеялась, что мы с отцом обо всем поговорим, и весь этот дурной спектакль получит какое-то объяснение. Вот только этот разговор ничего не изменил.

Даже интересно, отец что, действительно надеялся, что я переключусь на этого недоделанного Николая, начну устраивать свою личную жизнь и спокойно переживу его женитьбу?

Как можно быть таким наивным?

Николай работал в папиной клинике. Пришел туда из университета, где отец читал курс лекций. Как-то зацепился, понравился, прошел практику в “Сердце Авалона” и остался там работать. Отец считал его одаренным врачом и говорил, что у Николая есть профессиональная перспектива. Мы встречались периодически, и в какой-то момент этот перспективный кадр начал подбивать ко мне клинья.

До этого я была влюблена в первый и в последний раз на втором курсе универа. Роман был страстным, но коротким - мой избранник оказался расчетливым мудаком, который собирался жениться на мне, а пока свадьбы не случилось, “для души” радостно потрахивал свою давнюю подружку. Когда я поняла, что я у него не одна, порвала с ним сразу. Конечно, рыдала, тосковала и вообще не хотела жить, но слава богу, пришла в себя. С тех пор я больше не чувствовала необходимости крутить романы. Какой в этом смысл, если мне не бывает скучно с собой, а доверять мужчинам я не склонна?

Но внимание Николая мне было приятно. Он был неглупый и обаятельный, и в конце концов, я была не против иногда ходить в ресторан и в кино с мужчиной, который старается быть со мной милым. Но ничего серьезного между нами не было, и я как-то не задумывалась, что во всем этом видит отец. Неужели он всерьез хотел выдать меня замуж за этого…

Я вспомнила последний эпизод, связанный с Николаем, и горько усмехнулась.

Да ни за что на свете!

Интересно, я сегодня вообще смогу уснуть?

Нервы звенят, как натянутые струны, но сколько можно провести в таком состоянии? Нужно лечь и постараться заснуть. Ну или хотя бы подвигаться, чтобы тело могло справиться со стрессом.

Когда мы приехали сюда днем, я думала убежать, чтобы меня искали. Но это было так по-детски! Бегство ничего не решит. Судя по тому, что мне наговорил отец, свалившаяся на нас проблема довольно серьезна. И чтобы понять, как бороться с этой Настей, мне нужно сначала ее получше изучить. Не может быть, чтобы в их отношениях с отцом не было той зацепки, потянув за которую, я смогу все разрушить.

Но подойти к этому нужно серьезно. Без спешки.

Я выдвигаю ящик комода, раскрываю дверцы шкафа, откидываю крышку своего чемодана и начинаю одну за другой доставать свои вещи и размещать их в ящиках и на плечиках.

Монотонное занятие успокаивает. Я не спеша раскладываю купальники и белье, встряхиваю и развешиваю рубашки, сарафаны и юбки. Снимаю с рук многочисленные браслеты и кольца и раскладываю их на мягкой ткани, которой обита внутри верхняя узкая секция комода. Неприятно это признавать, но эта спальня была организована с большим вкусом и явно предназначена для женщины. Интересно, если Настя так разбирается в дизайне интерьеров, почему хороший вкус не распространяется на гардероб? Внешне она, можно сказать, ничего… Но совершенно не умеет одеваться, да и держится, как типичная серая мышка. Такая не пара моему отцу!

Уже заканчивая разбор вещей, я вынимая блокноты и ручки, расставляю свои книги на полке и любовно пробегаю пальцами по корешкам.

Хотя мне всего двадцать три - но я люблю книги куда больше любых тусовок. Это мой мир, который я вожу с собой, как улитка возит свой собственный домик.

Бросаю взгляд на часы - стрелка подбирается к четырем утра.

И вдруг слышу, как где-то совсем рядом открывается дверь.

Потом она закрывается.

И тихие шаги звучат мимо моей комнаты.

Я мгновенно гашу свет и неслышно, на цыпочках проскальзываю к двери. Приоткрываю ее на пару сантиметров…

И вижу в проеме коридора, на фоне высокого светлеющего окна, силуэт Александра.

Широкие плечи, узкие бедра, слегка склоненная гордая голова. Одет только в джинсы, рельеф мышц на руках и торсе виден даже в призрачном предрассветном свете.

Он спускается по лестнице, и я невольно любуюсь его фигурой и движениями. В его походке есть что-то дикое, вольное…

Всего несколько часов назад он подхватил меня, как пушинку, и положил на кушетку. А сейчас оказалось, что всю эту странную ночь нас с ним разделяла лишь тонкая перегородка стены.

Я тихо прикрываю дверь и уже забравшись в мягкую белоснежную постель, гадаю, куда он мог отправиться в такое раннее время…

7.

Я открываю глаза и не сразу понимаю, где нахожусь. Несколько долгих секунд уходит на то, чтобы мозг вызвал в памяти все последние события. Самолет, шоссе, чужой дом, новые люди. Странная Настя. Изменившийся почти до неузнаваемости отец. Невозмутимый Александр, его фигура на лестнице в призрачном предрассветном свете. Повязка на моей ноге.

Да уж. Денек выдался нестандартный.

На часах почти десять. В доме стоит абсолютная тишина.

Никто не пришел меня будить. Может быть, отец решил дать мне выспаться после вчерашнего стресса. А может, просто забыл о моем существовании?

Я снимаю повязку с ноги и осматриваю ступню. Ерунда, все уже почти зажило. Захожу в душевую кабину и открываю воду на полную мощность. С наслаждением чувствую, как теплые струи бьют по сонной коже, пробуждая ее. Закидываю голову назад, чувствуя, как намокает масса длинных волос. Долго мою волосы, скольжу ладонями по всем уголкам своего тела. Пузырьки ароматной пены, ускользая, оставляют ощущение чистоты и обновления.

Какой кайф, что здесь есть именно душевая кабина. В любом месте, где мы останавливаемся с отцом, обязательно должна быть возможность принять именно душ, а не ванну - для меня это принципиальный момент. И хотя здесь тоже имеется большая ванна, стоящая на стилизованных львиных лапах, я в ее сторону даже не смотрю.

Собираю волосы в большой тюрбан и не одеваясь, выхожу из ванной в номер.

Что мне надеть?

Я еще раз прислушиваюсь - из-за двери не доносится ни звука. Дом как будто вымер.

И у меня нет никаких идей, что сегодня будет происходить.

В задумчивости смотрю в шкаф, набитый одеждой, и наконец выуживаю из него белый сарафан на широких бретельках. Надеваю тонкие кружевные трусики телесного цвета, разматываю тюрбан, расправляю влажные волосы пальцами и оценивающе смотрю на себя в зеркало. Краситься не буду, достаточно легкого крема с защитой от солнца. Я же, видимо, окажусь сегодня на солнце? Натягиваю через голову сарафан, надеваю всю свою коллекцию браслетов и остаюсь довольна своим видом: непринужденно, но стильно.

Надеваю золотистые сандалии из одних тонких ремешков и, еще раз взглянув в зеркало и поправив волосы, выхожу из комнаты.

Огромная комната, в которой вчера проходил незабываемый ужин, залита солнечным светом. На листьях пальм за окном играют солнечные зайчики, шапки гортензий красуются всеми оттенками голубого и розового, и даже огромная панорама моря выглядит не такой пугающей.

Но, похоже, что я здесь совершенно одна. В незнакомом и чужом месте. Мне вдруг становится тревожно. Куда все подевались?

Я машинально прикасаюсь к чайнику - он еще хранит остатки тепла, но похоже, его грели давно. На столе стоит большая ваза с фруктами, в посудомойке девственная чистота - получается, еще никто не завтракал?

Я очень хочу кофе, но рыскать по чужим шкафам - такое себе.

Может, эти голубки еще в спальне?

Я тихонько выхожу из гостиной и иду по коридору в ту часть дома, куда вчера не попала. Дверь Настиной спальни распахнута, в ней никого нет. Постель смята и не заправлена, отцовский чемодан стоит с откинутой крышкой - меня передергивает от этого, словно я увидела его самого раздетого в объятиях женщины.

Стараясь не беситься, набираю сообщение:

“Привет, ты где” - и отправляю отцу.

“В дайв-центре”.

Блин, что?! Он что, отправился… нырять?

“А мне что делать?”

В ответ он присылает точку на карте. До дайв-центра оказывается 500 метров.

“Приходи сюда”.

Окей, хорошо. Значит, я должна одна переться в какой-то идиотский дайв-центр, в котором папа развлекается со своей Настей, притворяется морским волком и любителем морских погружений?

Охренительно, думаю я в который раз за последние сутки.

С тех пор, как мы вышли из самолета, ярость стала моей привычной эмоцией.

Ярость и бессилие.

8.

Но то, что я вижу в дайв-центре, мгновенно меняет мое настроение.

Дайв-центр оказывается небольшим домиком с просторной террасой со стороны моря. На террасе, на ярком полосатом диване сидит ненакрашенная, бледная до синевы Настя, которую нежно обнимает мой отец. Она так сжимает в руках кружку с кофе, что костяшки ее пальцев побелели от напряжения.

- Не переживай, — говорит отец Насте. И похоже, что он говорит ей это уже давно.

- Ты не понимаешь… - она упрямо мотает головой.

- Я все прекрасно понимаю. Но ты ведь сама говорила, что с Сашей так бывает.

- Да! Бывает! Но сейчас уже почти десять!.. В это время он уже всегда дома! Или здесь!

Настя выглядит такой жалкой и испуганной, что моя ярость утихает. Невозможно злиться на человека, которому так очевидно тяжело.

- Вот увидишь, он вернется.

Я терпеливо слушаю их диалог, хотя, вообще-то, все это не очень вежливо с их стороны. Могли бы со мной хотя бы поздороваться.

- Доброе утро, - с интонацией пай-девочки говорю я.

- Привет, дочь, - отец отрывается от своей зазнобы. - Как спала?

- Нормально. А у вас что-то случилось?

- Саша пропал! - восклицает Настя и смотрит на меня с таким отчаянием, что мне становится не по себе. Я вообще не понимаю, как можно по собственной воле сесть в лодку и отчалить от берега. А тут человек вообще исчез!

- Он не пропал. Он просто ушел в море, - настаивает отец.

Из-за моей спины, со стороны рецепции дайв-центра, вдруг появляется невысокая черноволосая девушка в ярких шортах и майке с надписью «Дайв-центр «Афалина».

- Настя Сергевна, ну не надо так переживать, - говорит она Насте. - Саша опытный дайвер, он прекрасно плавает и управляется с лодкой, знает всю технику безопасности. С ним совершенно точно все будет в порядке.

Голос у брюнетки чуть глуховатый и какой-то очень взрослый, хотя сама она вряд ли вышла из студенческого возраста. Загорелая до черноты, темные густые волосы коротко пострижены. Ноги и руки у нее крепкие и мускулистые, в невысокой фигуре чувствуется ловкость и сила. Она держится так уверенно, что выглядит здесь практически хозяйкой.

Я растерянно молчу, чувствуя себя совершенно чужой, словно пришла в театр ко второму действию и пытаюсь понять, кто из персонажей кто и что вообще происходит.

- Я видела его утром, - неожиданно для себя самой я произношу это вслух, и все сразу поворачиваются ко мне.

- Да?! Когда? Олечка, милая! - Настя подскакивает на диване и чуть не разливает кофе. А брюнетка впивается в мое лицо колючим взглядом карих глаз.

- Было около четырех, - говорю я.

- Что он сказал? - спрашивает Настя, но я не успеваю ответить, потому что в этот момент брюнетка восклицает:

- Вот он!

И показывает рукой вдаль. Там, на золотистой от солнца глади воды, и правда появилась темная точка, которая быстро приближается к берегу.

- Господи, какое счастье!

Настя вскакивает с дивана и бежит на пристань, отец с радостной улыбкой направляется за ней. На меня он едва взглянул. Я не знаю, что сильнее сейчас: обида на отца или облегчение от того, что с этим их Сашей ничего не случилось? В принципе, мне пофиг, просто не хватало еще оказаться замешанной в трагедию на море.

- Я Вика, работаю здесь с Сашей, - негромко говорит мне брюнетка.

- Оля, - коротко отвечаю я.

- Понятно, - кивает она и огладывает меня с головы до ног быстрым оценивающим взглядом. - Ныряете?

- О господи, нет! - я чуть не вскрикиваю, и Вика мгновенно становится приветливой:

- Может, хотите воды? Или чаю? - краем глаза она следит за лодкой, которая быстро приближается к берегу. Уже видно, что там находится один человек.

- Нет, спасибо. А что случилось, вообще?

- Да ничего особенного. Просто Сашка иногда уходит в море один, - рассказывает Вика, не отрывая взгляда от приближающейся лодки. - У него там есть свое особенное место, он туда не берет никого, даже меня. А его мама каждый раз сходит с ума. Когда узнает об этом.

- А она не всегда узнает? - удивляюсь я.

- Ну, я всегда в курсе, а от Насти Сергевны нам иногда удается это скрывать, - говорит Вика с улыбкой человека, который посвящен в важную тайну.

Саша причаливает лодку, набрасывает петлю каната на столбик на краю пристани. Вика широко улыбается и машет ему рукой. Саша кивает ей, и я внезапно чувствую укол злости.

У них тут свой мир, свои отношения.

И зачем только отец меня сюда притащил? Приспичило ему жениться - ну и пусть, в конце концов, при чем тут вообще я?!

9.

- Все, все, успокоились, - отец радостно взмахивает руками. - Видишь, зря ты волновалась!

- Конечно, зря. Все хорошо, - поддакивает Настя. - Просто я знала, что мы утром планируем дайвинг, и заглянула к Саше, чтобы разбудить его вовремя. А его в комнате не оказалось… И я сразу подумала…

- Что мы планируем?! - громко спрашиваю я.

- Дайвинг, - как ни в чем не бывало отвечает отец.

- Ну да, это же наш дайв-центр, мы хотели бы вам его показать, - лепечет Настя, и я чувствую, что меня предали еще раз.

Даже больше, чем предали.

Ну хорошо, отец решил влюбиться в постороннюю тетку из другого города. В конце концов, это его личное дело.

Но дайвинг?!

Тащить меня на воду, зная, что у меня талассофобия!

Это уже просто подлость!

Чего он добивается?

- Пап, ты серьезно?! - говорю я с яростью, краем глаза замечая ироничную улыбку, с которой на меня смотрит Вика.

- Ольчик, я уверен, все будет хорошо!

Выбор у меня не очень большой: устроить истерику и потребовать отмены идиотского дайвинга; запереться в комнате, и пусть делают, что хотят, только без меня; или пойти с ними.

Хотя бы из любопытства.

Естественно, что я ни за что на свете не полезу в воду. Не бросят же меня туда насильно?

С другой стороны, если я сейчас дам слабину, то уже не смогу отыграть позиции.

- Я никуда не пойду, - заявляю я упрямо.

- Как же? - у Насти вытягивается лицо, и она смотрит на меня с искренней печалью. - Погружение - это ведь так интересно!

- Мне - не интересно, - отрезаю я.

- Оля, на минутку, - произносит отец, и за руку отводит меня к рецепции дайв-центра.

Остальные остаются сидеть на диване. Вика уже успела заварить для Саши чай, и теперь он пьет из огромной кружки с изображением все того же дельфина. Мать смотрит на него с обожанием и что-то говорит. А Вика улыбается спокойно, как сфинкс. Как человек, уверенный в своем положении, как незаменимый элемент слаженно работающего механизма.

- Я хочу, чтобы ты собралась и пошла с нами. Твои капризы сейчас неуместны.

- Па, ты же знаешь, что я ненавижу море.

- Знаю. Но это - просто слабость. Для нее нет оснований.

- Для тебя нет, а для меня - есть!

- Перестань! Ты что, думаешь, я не понимаю, почему ты отказываешься?

- В смысле? - я даже задохнулась от возмущения.

- В смысле тебе не понравились мои отношения с Настей, и ты сознательно хочешь все испортить!

- Ты с ума сошел?

- Не смей говорить со мной в таком тоне, - бросает отец, и я вижу на его губах неприятную, злую гримасу.

Мало того, что он привез меня сюда, к чужим людям, которых я не желаю знать, он еще и решил повоспитывать меня на глазах у всех?!

- Тебя словно подменили, - говорю я отцу, стараясь, чтобы голос звучал максимально презрительно. - Делаешь все, чтобы Настеньке понравилось? Может, даже потащишь меня в воду, чтобы все порадовались?

Его глаза сверкают недобрым блеском. В последний раз он так смотрел на меня, когда в бюджете клиники образовалась дыра… в чем, вообще говоря, был виноват папин драгоценный Николай.

- Ну, так как насчет дайвинга? - лукаво спрашивает Вика, подходя к стойке. Готова поклясться, что она слышала весь наш разговор, хотя помещение огромное, а мы старались говорить негромко.

- Да! Все готовы, идем! - отвечает отец бодрым тоном и смотрит на меня так, что я понимаю: лучше не спорить.

Александр изучающе смотрит на меня, и я выдаю с лучезарной улыбкой:

- О, я так хочу осмотреть ваш дайв-центр! Это безумно интересно!

- Серьезно? - спрашивает он, и я вдруг понимаю, что это первое слово, которое он адресует мне после вчерашнего эпизода с порезанной ногой.

- Серьезно.

- Тогда я вам все здесь покажу, - говорит Саша и поднимается во весь свой исполинский рост. Отец тут же берет Настю за руку.

- Я могу провести экскурсию, - встревает Вика, но Саша отрицательно мотает головой:

- Нет, я сам.

Вика на секунду поджимает губы, но потом опять улыбается:

- Конечно, времени у нас сколько угодно. Клиенты будут только завтра, сегодняшний день мы специально освободили.

Саша проходит к боковой двери дайв-центра с табличкой “Staff only”, и манит меня рукой:

- Пойдемте, Оля!

Слегка пригнув голову, он скрывается за дверью, и я шагаю за ним, мгновенно ослепнув от темноты.

10.

Я судорожно вдыхаю воздух, насыщенный какими-то техническими запахами, и чуть не падаю. Сильные руки обхватывают меня, поддерживая. Я слышу мягкий смех и запоздалое предупреждение:

- Осторожнее. Сейчас я включу свет.

Объятие разжимается, и мое сердце ухает куда-то вниз… мне жаль, что он перестал меня обнимать!

Вспыхивает свет, и я вижу внимательный взгляд Александра. В его изумрудных глазах играют веселые искорки, губы слегка подрагивают в едва заметной улыбке - или мне кажется?

- Это техническое помещение, в котором мы храним двигатели для лодок, детали к ним, всякие технические штуки и жидкости.

- Ага, - говорю я, потому что совершенно не знаю, как реагировать.

- Следующее помещение - это склад для баллонов. Там у нас компрессоры для воздуха и для нитрокса… Это обогащенная смесь, на которой ныряют продвинутые дайверы, мы его делаем сами. На каждом баллоне ярлыки со всеми необходимыми данными…

- Это очень круто, - рассеянно говорю я, и Александр опять смотрит на меня так пристально, что мне становится не по себе.

Человек-рентген, блин. Наверно, я выгляжу полной дурой, но что я могу поделать, если я реально не понимаю, что здесь к чему.

- Дайвинг - это не спорт и тем более не экстрим, как его часто изображают, - говорит он, открывая передо мной дверь и гася свет за нашими спинами. - Это вид активного отдыха. Но чтобы он был безопасным, нужно тщательно готовить и технику, и людей.

Наконец-то я могу хоть что-то спросить!

- А как готовят людей?

- Есть стандартные курсы подготовки для разных ступеней, утвержденные международной организацией инструкторов дайвинга. У нас сертифицированный центр, в котором можно пройти обучение, начиная с десятилетнего возраста. Но есть вариант и для необученных, это называется интро-дайв.

Мы стоим под навесом, под которым на десятках вешалок болтаются на ветру костюмы для дайвинга. Комбинезоны длинные и короткие, какие-то массивные жилеты, сбоку в ячейках стеллажей видны маски, трубки и ласты. Александр стоит совсем близко, как будто его притиснула ко мне какая-то невидимая сила, и мне приходится задрать голову, чтобы смотреть в его лицо.

- Что-то вроде прыжка с парашютом в тандеме? - спрашиваю я.

- Наверно, - он улыбается.

Я жду предложения попробовать дайвинг - оно так и напрашивается после всего сказанного.

Но он молчит.

Ждет инициативы с моей стороны?

После паузы он продолжает:

- Я прыгал с парашютом, это интересный опыт, но дайвинг мне ближе.

- Но это правда безопасно? Ведь ваш отец… - я обрываю себя, но уже поздно.

Улыбка сбегает с Сашиного лица.

- Отец… это особый случай. Это не относится к тому, что мы сейчас обсуждаем.

Хрупкий контакт, который был между нами всего минуту назад, разрушен. Он больше не кокетничает и не старается произвести на меня впечатление.

Несколько секунд мы молчим, и у меня вдруг возникает ощущение какой-то животной тяги к Александру. Я стою так близко, что могу почувствовать тепло его кожи… Мне вдруг страшно хочется прижаться к нему, ощутить его силу, его запах… Весь мир словно отодвигается, покрывается призрачной дымкой и остаемся только мы вдвоем…

Резкий окрик возвращает меня к реальности:

- Ну как, все посмотрели? Одеваемся?

Конечно, это Вика. Кто же еще.

- Ты пойдешь? - отвечает Александр вопросом на вопрос. - Тогда подбери костюм Алексею.

- А Оле?

- Оля не пойдет.

- Как это? - вмешиваюсь я.

- Я вам не разрешаю, - отрезает Александр и развернувшись, уходит по направлению к рецепции. Когда я догоняю его, он уже спорит с моим отцом.

- Алексей Петрович, это не обсуждается. Ольга нырять не будет.

- Но почему?

- Потому что я вижу, что она не готова.

- Но есть же какие-то опции для новичков? - не сдается отец. - Есть вариант нырнуть за ручку с инструктором, на небольшую глубину, просто попробовать?

- Конечно, есть, - говорит Александр невозмутимо, но его красиво очерченные губы слегка кривятся, выдавая раздражение человека, которому приходится объяснять очевидные вещи. - Такие варианты есть. Но для них необходимо одно условие.

- Какое?

- Человек должен хотеть. Сам хотеть нырять.

- Но если она боится?

- Если боится - под воду не пойдет, - отрезает Александр.

- Но это какой-то абсурд! - горячится отец. - Как же ей преодолеть страх, если она так и будет все время ему уступать?!

- Алексей Петрович, здесь я отвечаю за безопасность, понимаете? Я не психолог, не коуч и не врач. Я никого не лечу и не уговариваю. Мне важно, чтобы человек был здоров физически и готов морально. Дело не в том, что Ольга чего-то не умеет. Это дело поправимое. Она не хочет, понимаете? А дайвинг - это как секс. Если есть желание - все получится, а если его нет…

Я вдруг вспыхиваю, как будто услышала что-то необыкновенно возбуждающее. Дайвинг - как секс…

- Когда желание будет больше, чем страх, тогда и попробует. Но не раньше, - говорит Александр таким тоном, что становится ясно: дискуссия завершена. - Кто идет под воду, одеваемся!